Текст книги "Чжуан-цзы"

Глава 3
Главное для долголетия

Наша жизнь ограниченна, а знания неограниченны[46]46
  Признание возможности познания объективной истины, которое не позволяет относить Чжуан-цзы к релятивистам, как это делают некоторые ученые.


[Закрыть]. Ограниченному следовать за неограниченным опасно. [Поняв это], совершенствовать знания опасно. Совершая добро, избегай славы, совершая зло, избегай наказания. Если взять за основу главное, можно сохранить [свое] тело, сберечь целостность жизни, можно поддержать родителей, можно дожить до предельного возраста.

Повар царя Прекрасномилостивого[47]47
  Прекрасномилостивый (Вэньхой) – комментаторы отождествляют его с царем Милостивым (Хойваном), который правил в Лян с 370 по 335 г. до н. э.


[Закрыть] принялся разделывать [тушу] быка. Каждый взмах руки и наклон плеча, каждый шаг ноги и сгибание колена сопровождались треском отделяемой от кости кожи, стуком ножа. [Работа шла] в четком ритме, точно танец «В тутовой роще» или «Цзин шоу»[48]48
  Сведений о содержании упоминаемых произведений, не вошедших в «Книгу песен», не сохранилось.


[Закрыть].

– Ах, как прекрасно! Как совершенно [твое] мастерство! – воскликнул Прекрасномилостивый.

Опустив нож, повар сказал:

– [Я, ваш] слуга, привержен пути более, чем [своему] мастерству! Когда [я, ваш] слуга, стал впервые разделывать быка, то видел лишь тушу, а через три года перестал замечать животное как единое целое. Теперь же я не смотрю [на него], а понимаю [его] разумом[49]49
  Здесь представлена попытка Чжуан-цзы объяснить процесс познания как переход от чувственных наблюдений к рациональному обобщению ‹(ср. «Лецзы», стр. 94–95, гл. 5, прим. 60›.


[Закрыть], не воспринимаю [его] органами чувств, а действую лишь разумом. Следуя за естественными волокнами, режу сочленения, прохожу в полости, никогда не рублю то, что слишком твердо, – центральные жилы и связки, а тем более – большие кости.

Хороший повар режет, [а поэтому] меняет нож раз в год. Посредственный повар рубит, [а потому] меняет нож раз в месяц. Ножу [вашего] слуги ныне девятнадцать лет, [я] разделал им много тысяч бычьих туш, а лезвие у него словно только что заострено на точильном камне.

Между сочленениями есть щели, а острие ножа не имеет утолщения. Когда вводишь в щель тонкое лезвие, места, где погулять ножу, находится с избытком. Поэтому и через девятнадцать лет его лезвие словно только что заострено на точильном камне. Но, несмотря на это, каждый раз, подойдя к сложному сплетению, вижу, как трудно с ним справиться, страшусь и остерегаюсь, не отвожу глаз, веду нож медленно, едва шевеля. И вдруг так быстро заканчиваю разделку, точно рассыпаю ком земли. Подняв нож, я постою, оглянусь по сторонам, пройдусь в нерешительности и, удовлетворенный, оботру нож и спрячу.

– Отлично! – воскликнул Прекрасномилостивый. – Услышав рассказ повара, я понял, как достичь долголетия[50]50
  Средство для достижения долголетия, по признанию царя, – познание законов объективного мира (здесь – анатомии) и умение ими пользоваться для покорения природы, других существ, а также самого себя. Герой притчи – повар, простой человек, умелец.


[Закрыть].

Увидев Правого Наставника, Гунвэнь Высокая Колесница[51]51
  Правый Наставник (Ю Ши), Гунвэнь Высокая Колесница (Сянь) – персонажи с прозвищем, образованным от ранга или присвоенных ему регалий.


[Закрыть] с удивлением спросил:

– Что [ты] за человек? Почему одноногий?[52]52
  В древнем Китае преступника, которому отрубали ногу, обращали в раба. Говоря о «внешнем виде», одноногий, по мнению комментаторов, указывает на целостность духовную (собственное достоинство), которой свободный, даже калека, отличался от порабощенного.


[Закрыть] От природы или от [руки] человека?

– От природы, не от [руки] человека, – ответил Правый Наставник. – От рождения только одна [нога]. Но по внешнему виду уже можно понять, что это не от [рук] человеческих, а от природы.

Фазан на болоте клюнет [лишь] через десяток шагов, напьется [лишь] через сотню шагов, [но] не хочет, чтобы [его] кормили в клетке. И все же не ценит, что [он] – сам себе хозяин.

[Когда] умер Лаоцзы[53]53
  Во фрагменте опровергается известная легенда о том, что Лаоцзы ушел на запад и больше не возвратился.


[Закрыть], явился оплакать его Цинь Свободный от Суеты[54]54
  Цинь Свободный от Суеты (И) – прозвание и взгляды героя указывают на его принадлежность к даосам.


[Закрыть], трижды возопил и вышел.

– Разве [вы] не были другом учителя? – спросил ученик.

– Был, – ответил Цинь Свободный от Суеты.

– И так [мало] плакали?

– Да. Сначала я думал, что там его ученики, а теперь понял, что нет. Когда я вошел попрощаться, там были старые, вопившие над ним, словно над родным сыном; были молодые, плакавшие над ним, словно над родной матерью. [Все] они собрались для того, чтобы говорить [там, где] не нужно слов, плакать [там, где] не нужно слез. Это означает бегство от природы, насилие над чувствами, забвение доставшегося [от природы]. В старину это называли карой за отступление от природы[55]55
  Инвектива против Конфуция и конфуцианцев.


[Закрыть].

Когда наступило время, учитель родился; пришло время уйти, учитель покорился. К тому, кто спокойно следует за временем и обстоятельствами, нет доступа ни печали, ни радости. В старину это называли независимостью от природы.

Для рук, заготавливающих хворост, [наступает] предел. Но огонь продолжает разгораться, и есть ли ему предел – неведомо.

Глава 4
Среди людей

Янь Юань явился к Конфуцию и попросил разрешения уйти.

– Куда? – спросил Конфуций.

– В Вэй, – ответил Янь Юань.

– Зачем?

– [Я], Хой, слышал, что вэйский царь, находясь в расцвете сил, вершит дела самовластно, бездумно расходует силу страны и не видит собственных ошибок. Он легко посылает людей на смерть, убитых в царстве – точно хвороста на болоте, народу не к кому обратиться. Ведь [я], Хой, слышал от [вас], учитель: «покинь то царство, где порядок, иди в то царство, где смута». Ведь больные стекаются к воротам лекаря. Мое желание – с помощью услышанного [от вас, учитель], придумать для них [какой-то] выход. Может быть, и удастся излечить это царство.

– Ах! – воскликнул Конфуций. – Боюсь, что там тебя казнят. Ведь учение не допускает [объединения] разнородного. Разнородное ведет ко множеству, множество – к беспорядку, беспорядок – к скорби, а от скорби нет спасения. Совершенный человек древности берег [учение] сначала в самом себе, а затем в других. [Пока] сберегаемое еще не утвердилось в [тебе] самом, разве можно идти действовать к деспоту? А понимаешь ли ты, от чего расточается добродетель, откуда появляются знания? Добродетель расточается [из-за] славы, знания появляются [из-за] соперничества. [Ради] славы друг друга вытесняют; знание же – орудие соперничества. Это – зло, и прибегать к этому нельзя. Даже обладая великой добродетелью и твердой верностью, [ты] еще не умеешь распознать характер человека; даже не споря из-за славы, [ты] еще не умеешь распознать намерения человека. [Если] станешь настойчиво выступать перед деспотом с прямой, точно линия отвеса, речью о милосердии и справедливости, то [твои] достоинства возненавидят и [тебя] назовут недобрым человеком. На недоброго человека люди и обрушивают беду. Боюсь, что тебя загубят.

Если же [царь Вэй] притворится, что любит добродетельных и ненавидит порочных, то как его излечить? Тебе останется лишь молчать, и государь воспользуется [своим] преимуществом, чтобы одержать победу в споре. Ослепит [твои] глаза и покорит [твое] лицо. Станешь подделываться к нему в речах, приспосабливаться к нему в поведении, утверждаться в его мыслях? Ведь это то же, что спасать огнем от пожара, водой – от наводнения, значит, лишь увеличивать беду. [Стоит лишь] начать с уступок и не будет конца.

Боюсь, что с искренним советом [обратишься к тому, кто] тебе не поверит, и примешь смерть от руки деспота. Так в старину Разрывающий на Части казнил Гуаня Встреченного Драконом[56]56
  Гуань Встреченный Драконом (Лунфын) – (миф.) советник Разрывающего на Части.


[Закрыть], а Бесчеловечный – царевича Щита. Встреченный Драконом и Шит совершенствовались, любили и жалели народ, ради низших противились высшим. За это правители их и погубили, ведь они [пали жертвой] доброго имени. Разве [ты] не слышал о том, как в старину Высочайший ходил походом на [племена] Ветви Терновника и Сюйао, а Молодой Дракон – на Владеющих домами[57]57
  Ветви Терновника (Цунчжи), Владеющие домами (Юху) – названия племен, завоеванных китайцами.


[Закрыть]. От селений остались развалины, людей же казнили. Бросая воинов в бой без конца, ненасытно стремясь к грабежу, все они домогались и славы и поживы. [Жажда] славы и поживы погубила и мудрых, где же [справиться] тебе! И все же попытайся рассказать мне, что ты задумал.

– Можно ли [действовать] со всей прямотой, но скромно; прилагать все усилия, но остаться верным себе?

– Нет, нельзя! – ответил Конфуций. – Ведь [царь] полон энергии и щедро [ее] тратит. Настроение [у него] переменчивое, и обычно [ему] никто не перечит. Подавляя чувства других, он наслаждается собственным произволом. Одним словом, [ему] не овладеть и обычной добродетелью, а тем более – высшей. [Он] не изменится и будет стоять на своем. [Даже если] внешне согласится, то внутренне не раскается. [Нет], так действовать нельзя!

– Тогда внутренне я буду прямым, а внешне – согбенным. Совершенное стану сравнивать с древним. Во внутренней прямоте явлюсь последователем природы. Тот, кто следует за природой, знает, что и Сын Неба и он сам – сыновья природы. Буду говорить свое, не заботясь, одобряют другие или нет. Про такого люду говорят – ребенок. Вот это и называю стать последователем природы. Быть согбенным внешне, значит стать последователем людей. Стоять на коленях, подняв ‹дощечку для записи›, сгибаться в поклонах – таков обряд слуги. Осмелюсь ли я не поступать так, как поступают все! [Если] делать то, что делают все, не сочтут порочным. Это и называю стать последователем людей. Сравнивать совершенное с древним, значит стать последователем древних, хотя в таких словах поучение, по существу же порицание, [но] идущее от древних, не от меня. Таким образом, я не пострадаю, даже будучи прямым. Это и называю стать последователем древних. Можно ли так [действовать]?

– Нет, нельзя! – ответил Конфуций. – Слишком много замыслов. Пусть, обладая [собственным] мерилом, не заискивая, [останешься] твердым и избегнешь осуждения. Все же, оставь это [дело]. Разве можно таким [способом] оказать [на царя] влияние, равносильное [его собственному] желанию учиться?

– Больше мне нечего предложить. Осмелюсь ли попросить совета? – спросил Янь Юань.

– Разве легко осуществить то [желание], которым [ты] обладаешь? Того, кто считает это легким, не одобрит Высокое Небо, – сказал Конфуций. – Постись и я тебе поведаю.

– Семья [у меня], Хоя, бедная, – заметил Янь Юань. – Уже несколько лун [я] не пил вина, не ел мяса и скоромных овощей[58]58
  Скоромными в Китае считаются пряности: лук, чеснок, порей, рута, полевой тмин (Палладий Кафаров и П. С. Попов, Китайско-русский словарь, т. II, Пекин, 1888, стр. 149).


[Закрыть]. Можно ли считать, что постился?

– Таково воздержание перед принесением жертв, а не перед размышлением.

– Дозвольте спросить, что такое воздержание перед размышлением?

– Это [значит], – ответил Конфуций, – сосредоточить свою волю на одном, слушать не ушами, а сердцем, не сердцем, а душой. Когда перестанешь слышать ушами и откликаться сердцем, душа [очистится до] пустоты и будет готова [воспринимать] вещи. Только путь будет стекаться в пустоту[59]59
  Полемический прием: положения даосов вкладываются в уста их противника – Конфуция ‹(ср. «Лецзы», стр. 75)›.


[Закрыть]. [Достижение] пустоты и есть воздержание перед размышлением.

– Пока [я], Хой, не воспринял [этого] наставления, существовал [только] как [я], Хой. Лишь начал его применять, [меня], Хоя, не стало. Можно ли считать, [что я достиг] пустоты? – спросил Янь Юань.

– [Да], полностью, – ответил учитель. – [Теперь] я тебе поведаю: ты можешь войти в клетку царя и в ней разгуливать, оставаясь, равнодушным к царской славе. Станет слушать – пой, не станет – умолкни. Без покровителей и без ненавистников, как бы вынужденно, поселись в том же доме. Это почти то, [что нужно]. Легко не ходить, [но] невозможно ходить, не оставляя следов. Действуя, как человек, легко лицемерить; [но] действуя, как природа, невозможно лицемерить. Ведь [все] наслышаны, что летает тот, кто обладает крыльями; но слыханное [ли дело], чтобы летал тот, кто не обладает крыльями. Ведь [все] наслышаны, что мудр тот, кто обладает знаниями; но слыханное [ли дело], чтобы был мудр тот, кто не обладает знаниями. Посмотри на то отверстие [в двери]. Через [его] пустоту в доме появляется свет. Остановится доброе знамение, остановись и ты. Если же не остановится, то, можно сказать, будешь мчаться, даже сидя [на месте]. Если слухом и зрением обратишься к внутреннему, а разумом [сердцем] – к внешнему, то прибудут к тебе не только люди, но даже душа предков и боги. Таково [будет] влияние на [всю] тьму вещей. Это служило основой для Молодого Дракона и Ограждающего; того же до конца жизни придерживались Готовящий Жертвенное Мясо и Опирающийся о Стол[60]60
  Опирающийся о Стол (Цзи Цюй) – по комментарию, правитель, предшественник Готовящего Жертвенное Мясо.


[Закрыть], тем более это необходимо [человеку], не состоящему на службе!

Царский сын Высокий[61]61
  Царский сын Высокий (Гунцзы Гао, или Шэ Чжулян) – этот персонаж встречается и в «Изречениях», где выступает с вопросом другого характера (ср. «Изречения», гл. 7, I, 145).


[Закрыть], готовясь ехать Послом в Ци, спросил Конфуция:

– Не посоветуете ли, как мне быть? Царь посылает [меня], Чжуляна, с весьма важным поручением. В Ци же, вероятно, примут с большим почетом, но [с делом] спешить не станут. Я тревожусь. Ведь и простого человека нельзя торопить, не то, что царя, Вы говорили [мне], Чжуляну, что без учения любое дело – и большое и малое – редко удается благополучно завершить. Если дело не увенчается успехом, [меня] покарает человек; если же увенчается, [меня] настигнут [силы] жара и холода. Избежать беды в том и в другом случае способен лишь добродетельный.

Пищу я ем простую, не изысканную; в жару не ищу прохлады. Но вот сегодня утром я получил приказ, а к вечеру – пил ледяную воду, у меня поднялся жар. Еще не доехал до места, а уже страдаю от лихорадки. Если дела не завершу, покарают и люди. Обе эти [беды мне], слуге, не вынести.

– В Поднебесной существуют две великие заповеди, – ответил Конфуций. – Одну [дает] судьба, другую – долг. Судьбою дана сыну любовь к родителям, от нее не освободить сердца. Долг велит слуге служить государю. Государь всюду, куда бы [ты] ни пришел; нигде в Поднебесной [от него] не укроешься. Таковы эти великие заповеди. Вот почему совершенная сыновняя почтительность в том, чтобы служить родителям и покоить их в любых условиях; а полная преданность государю – в том, чтобы служить ему и покоить его при любых условиях. Служить всеми помыслами, не изменяясь, радость ли перед [тобой] или горе, и даже в безвыходном положении принимать [все] спокойно как судьбу – это высшая добродетель.

Бывает, конечно, что слуга или сын вынуждены, выполняя поручение, забыть о самом себе. У него не найдется досуга для наслаждения жизнью или для страха перед смертью. [Поэтому-то] вы и можете отправляться.

Дозвольте [мне] повторить то, что [я] когда-то слыхал. С соседними [царствами] следует поддерживать взаимную дружбу, основанную на верности [в делах]; далеким [царствам] следует [высказывать] преданность в речах. Речи должен кто-то передавать, а самое трудное на свете – передавать слова радости или гнева одной стороны другой стороне. В радости изливают друг другу слишком много приятных слов, в гневе обрушивают друг на друга слишком много злых слов. [Но] все чрезмерное безрассудно, безрассудное же не внушает доверия. Подозрения и губят того, кто передает речь[62]62
  Свидетельство об отсутствии принципа неприкосновенности послов, что отличает международные обычаи, вырабатывавшиеся в древнем Китае, от древнейших представлений о «праве гостеприимства» в Греции и Риме – будущего дипломатического иммунитета (см. «История дипломатии», т. I, М., 1959, стр. 32, 61).


[Закрыть]. Поэтому в «Образцовых речах»[63]63
  По толковому словарю – это речи «древних царей», представленные в «Книге песен», «Книге преданий» и других конфуцианских сводах (см. «Цы хай», т. I, разд. сы, стр. 48), с которыми, однако, расходятся цитируемые здесь наставления. Это был, видимо, устный свод. От него, как сообщает комментарий, заимствовал название своего труда Ян Сюн (I в. до н. э. – I в. н. э.). Фрагмент свидетельствует о том, что послы отправлялись не с грамотами, а с речами (ср. Д. С. Лихачев, Возникновение русской литературы, М., 1952, стр. 97–98), а также объясняет причины расхождений в записях одной и той же речи в различных царствах (см. Л. Д. Позднеева, Ораторское искусство и памятники древнего Китая, «Вестник древней истории», 1959, №  3, стр. 25–26).


[Закрыть] и говорится: «передавай неизменной сущность [дела], опускай лишние слова». [Соблюдай это правило] и, возможно, останешься цел.

[Помни], кроме того: искусные борцы начинают мериться силами открыто, а кончают тайным [приемом] – в напряженный [момент] прибегают ко многим хитростям; вино пьют согласно церемониям, соблюдая вначале порядок, кончают же беспорядком – большое возбуждение ведет к чрезмерным наслаждениям. И так во всем. Начинают с извинений, а кончают грубостями. Ничтожное вначале становится огромным к концу. В словах – и ветер и волны ‹буря›, в делах – победа или поражение. Ветер и волны вызвать нетрудно, но к опасности легко приводят и победа и поражение. Поэтому без [особых] оснований [и высказываются] гневные суждения, [полные] резких, пристрастных слов. Рычат, не выбирая выражений, словно дикие звери с клокочущим дыханием в предсмертной агонии. И злоба растет. [Когда] злоба доходит до высшего предела, [с другой стороны] в ответ почему-то также непременно появляется негодование. [Если никто] не сознает, отчего [все] началось, то кто может знать, чем [все] кончится?! Поэтому в «Образцовых речах» и говорится: «не отклоняйся от порученного, не настаивай на решении, превысишь меру – [доведешь] до крайностей». [Ибо| отклоняться от порученного, настаивать на решении – опасно. Ведь благоприятное решение приходит не скоро, а неблагоприятного уже не исправить. Не следует ли быть осторожным?

[Для тебя же] лучше всего пользоваться каждой возможностью, чтобы отдохнуть сердцем и, вверяясь неизбежному, укреплять свои чувства. Как добиться ответа [от Ци]? Самое лучшее – ввериться судьбе, но это и самое трудное.

* * *

Янь Врата Бытия[64]64
  Янь Врата Бытия (Хэ) – уроженец царства ЛУ.


[Закрыть], готовясь [занять пост] наставника наследника вэйского царя Чудотворного[65]65
  Чудотворный (Лингун) – царь Вэй, правил с 534 по 493 г. до н. э.


[Закрыть], спросил у Цюй Боюя[66]66
  Цюй Боюй – уроженец царства Вэй (о нем см. также стр. 274; «Изречения», гл. 14, 15, I, 319, 335).


[Закрыть]:

– Как мне поступить в данном случае? У здешнего человека [царя] природная склонность к убийствам. [Если] его не удерживать, опасность будет грозить [всему] нашему царству; [если] же его удерживать, опасность будет грозить мне. Знаний у него хватает, чтобы понять чужие ошибки; но не хватает, чтобы понять собственные.

– Какой замечательный вопрос! – воскликнул Цюй Боюй. – Остерегайся его! Будь с ним осторожен! Будь точен в своем [поведении]! Лучше всего внешне [с ним] сближаться, а в сердце хранить гармонию. Однако и в том и в другом – опасность. Сближение не должно стать глубоким, а [внутренняя] гармония не должна стать явной. [Если] сблизишься глубоко, упадешь и погибнешь; [если внутренняя] гармония будет явной, составит доброе имя и славу, то [она же] обернется бедой, злом. Станет он вести себя, как ребенок, [и ты] веди себя с ним, как ребенок; не станет соблюдать ранга, [и ты] с ним не соблюдай ранга; будет переходить все границы, [и ты] с ним переходи все границы. Достигнешь этого, сможешь с ним тесно сблизиться и освободить [его] от ошибок.

Видел ли ты, как [кузнечик] богомол в гневе топорщит крылья, преграждая дорогу повозке? Не сознавая, что ему ее не одолеть, он переоценивает свои силы. Остерегайся! Будь осторожен! [Если], кичась заслугами, станешь их переоценивать, совершишь ту же ошибку.

Знаешь ли ты, как [человек] кормит тигра?[67]67
  ‹Ср. «Лецзы», 57–58.› Рассказы об укрощении тигра, об уходе за конем – иллюстрации к диалогу о воспитании наследника, кроме его обличения, подчеркивают и принадлежность человека к животному миру, который необходимо изучать, чтобы подчинить человеку.


[Закрыть] Не решится давать тигру живого зверя, [ибо] убивая его, [тигр] придет в ярость; не решится дать целую тушу, [ибо] разрывая ее, [тигр] придет в ярость. Своевременно кормит голодного, постигая, что приводит его в ярость. Тигр и человек принадлежат к различным видам. Человек потакает тигру, и тигр к нему ластится; перечит – и тигр его убивает.

Вот тот, кто холил лошадей, уносил навоз в корзинах, а мочу – в кувшинах. Но вот налетели комары и оводы, он внезапно хлопнул коня – [а тот], порвав удила, проломил [ему] голову и разбил грудь. Разве не нужна осторожность? Чрезмерная забота и любовь могут привести к гибели.

Плотник Кремень направлялся в Ци и на повороте дороги у алтаря Земли увидел Дуб в сотню обхватов, такой огромный, что за ним могли бы укрыться много тысяч быков ‹целый бык›, высотою же – с гору. В восьмидесяти локтях над землей возвышалась его крона с десятком таких толстых ветвей, что каждой хватило бы на лодку. Зеваки [толпились], точно на ярмарке. А плотник, не останавливаясь и не оборачиваясь, прошел мимо [дерева].

Ученики, вдоволь насмотревшись на Дуб, догнали [плотника] и спросили:

– Почему [вы], Преждерожденный, прошли мимо, не останавливаясь, и не захотели даже взглянуть? [Нам] еще не приходилось видеть такого прекрасного материала с тех пор, как мы с топором и секирой последовали за [вами], учитель.

– Довольно! Замолчите! – ответил им плотник. – От него нет проку. Лодка, [сделанная] из него, – потонет, гроб или саркофаг – быстро сгниют, посуда – расколется. Сделаешь ворота или двери – [из них] будет сочиться сок, колонну – [ее] источат черви. Это дерево не строевое, ни на что не годное, оттого и живет долго.

[Когда] плотник Кремень вернулся [домой], во сне ему привиделся Дуб у алтаря.

– С какими [деревьями] ты хочешь меня сравнить? – спросил Дуб. – С теми, что идут на украшения? [Или] с плодоносящими? Вот боярышник и груша, апельсиновое дерево и памела. [Как только] плоды созреют, [их] обирают, а обирая, оскорбляют: большие ветви ломают, маленькие – обрывают. Из-за того что полезны, они страдают всю жизнь и гибнут преждевременно, не прожив отведенного природой срока. Это происходит со всеми с тех пор, как появился обычай сбивать плоды. Вот почему я давно уже стремился стать бесполезным, чуть не погиб, но теперь добился своего – и это принесло мне огромную пользу. Разве вырос бы я таким высоким, если бы мог для чего-нибудь пригодиться? К тому же мы оба: и ты и я – вещи. Разве может одна вещь судить о другой? Не тебе, смертному, бесполезному человеку, понять бесполезное дерево![68]68
  Притча о Плотнике и Дубе и следующие за ней фрагменты посвящены проблеме относительности субъективного понимания полезного. Заключает раздел атеистический вывод: вредное для богов оказывается полезным для человека.


[Закрыть]

Очнувшись, плотник Кремень стал толковать свой сон, а ученики спросили:

– [Если Дуб] стремился не приносить пользы, почему же он вырос у алтаря?

– Не болтайте! Замолчите! – ответил плотник. – Он вырос [там] затем, чтобы невежды его не оскорбляли. Разве не срубили бы его, не будь здесь алтаря Земли? И все же он живет так долго по другой причине, чем все остальные. Не отдалимся ли [мы от истины], меряя его обычной меркой?

Владеющий Своими Чувствами из Южного Предместья, гуляя на Шан-горе, увидел необыкновенно большое дерево: тысяча колесниц, запряженных четверкой коней, нашла бы приют под его тенью.

– Что за дерево! – воскликнул он. – Вот, должно быть, замечательный материал!

Он посмотрел вверх и увидел, что ветви дерева извилисты, корявы и не могут пойти на балки и перекладины; посмотрел вниз и увидел, что корни так разветвляются, что не могут служить ни для гроба, ни для саркофага. Лизнул лист – обжег и поранил себе язык; понюхал лист и на целых три дня обезумел, точно опьянел. И тогда Владеющий Своими Чувствами сказал:

– Поистине это дерево ни на что не годно, поэтому [оно] и выросло таким огромным. Ах! Ведь прозорливый человек не [показывает, чем он] полезен, так же как и это [дерево]!

[На земле] у рода Терновника в Сун хорошо принимаются орех, туя и шелковица. Вырастут они в одну-две пяди толщиной – их срубают, чтобы вытесать кол для [привязи] обезьян; вырастут в три-четыре пяди – их срубают, чтобы сделать балки в доме знатного; вырастут в семь-восемь пядей – их срубают, чтобы сколотить гроб для человека благородного или богатого купца. Вот такие деревья и умирают под топором и секирой прежде времени, не прожив отведенного им природой срока. Они гибнут потому, что полезны. [Будь они бесполезны], их бы освободили так же, как запрещают приносить в жертву Реке быка с белым лбом, поросенка с рылом кверху и человека, страдающего геморроем. В таких [признаках] колдуны и жрецы видят предвестье беды, прозорливые же люди находят в них предзнаменование великого счастья.

Подбородок Урода Шу[69]69
  Здесь относительность полезного и бесполезного связана с особым героем, человеком с физическими недостатками ‹о значении этого образа›.


[Закрыть] касался пупка, плечи возвышались над макушкой, пучок волос [на затылке] торчал прямо в небеса. Внутренности теснились в верхней части тела, бедренные кости походили на ребра. Склонясь над иглой или стиркой, он зарабатывал достаточно, чтобы набить брюхо; провеивая и очищая зерно, мог прокормить десять человек.

[Когда] призывали воинов, среди них [без опаски] толкался [этот] калека. [Когда] объявляли общую повинность, его, всегда больного, не назначали на работу. [Когда же] производилась раздача немощным, он получал три чжуна зерна и десять вязанок хвороста. [Если] способен прокормиться и дожить до предельного срока тот, у кого искалечено тело, то тем более тот, у кого искалечена добродетель!

[Когда] Конфуций направлялся в Чу, чуский безумец Встречающий Колесницы[70]70
  Вариант см. «Изречения», гл. 18, I, 390, где «Песня безумца» дается в сокращенном виде. В «Книге песен» она отсутствует.


[Закрыть] прошел мимо его ворот и пропел:

 
«О Феникс! О Феникс!
Прощай, добродетель!
Грядущее – в далях.
Прошедшее – где ты?
Есть путь в Поднебесной —
Мудрейших творенье.
Пути не обрящем —
Мудрейший в сторонке.
Ужасное время —
Спасайся от казни!
Пушинкою счастье —
Держи – улетает!
Но тяжести горя
Как скинуть – не знаю!
Оставь, о Мудрейший!
К чему добродетель!
Опасно! Опасно!
Оставь за чертою!
О страшные тернии!
Сгиньте с дороги!
Мой путь так извилист.
Мне ноги не раньте!»
 

Гора грабит сама себя деревьями. Масло сжигает само себя в светильнике. Корицу срубают оттого, что она съедобна. Лаковое дерево срубают оттого, что оно полезно. Все знают, как полезно быть полезным; но никто не знает, как полезно быть бесполезным.