Текст книги "Бердолька Чарли и Гертруды Богранд"

Д.В. Мицкис
Бердолька Чарли и Гертруды Бо́гранд

Главное – не забудьте про воспоминания

«Там так красиво!»

Томас Эдисон, американский изобретатель

«Отправляюсь на встречу с великим Может Быть».

Франсуа Рабле, французский писатель

«Я так и знал! Я так и знал!..»

Юджин О’Нил, американский драматург

«Жаль уходить в такой интересный момент».

Жозеф Луи Гей-Люссак, известный французский химик и физик

«Теперь я смогу пересечь Зыбучие Пески».

Франк Баум, писатель, автор «Волшебника страны Оз»

Ангелу-Хранителю, верному спутнику, Тебе, его младшему брату, и Анне – за то, что веришь до самого конца

© Мицкис Д. В., 2015

© ООО «Антология», 2015

Глава 1
С Днём Появления!

Если бы Мистеру С. несколько лет назад сказали, что его ждёт переезд в Дом-Номер-Тринадцать на Райской улице в Гластонбери[1]1
  Один из древнейших городов Англии.


[Закрыть], – он покрутил бы пальцем у виска, назвав сумасшедшим каждого болтуна. Жить в обычном доме? Рядом с обычными людьми? Неслыханно! От одной только мысли об этой «обычности» Мистеру С. становилось не по себе.

К тому же Дом-Номер-Тринадцать принадлежал мистеру и миссис Пипкин. И они уж точно не собирались никуда переезжать.

Впрочем, мнения двух мистеров и одной миссис не особо влияли на события, которые вскоре должны были произойти.

Миссис Эндора «Стрекоза» Пипкин с самого предрождественского утра безумно суетилась. Она носилась по первому этажу своего дома в поисках любимейшего ядовито-зелёного платья «для особых случаев». И, бросая взгляд на часы, проклинала секундную стрелку. Ведь именно из-за неё миссис Пипкин опаздывала на очень важное мероприятие. А ещё нужно вспомнить, где лежат конспекты с торжественной речью!

Прозвенел телефон. За окном просигналило такси.

Миссис Пипкин сказала неприличное слово, которое часто произносили соседские дети, сапожники и сиделка мистера Пипкина (когда думала, что её никто не слышит)… И ахнула: конспекты лежали в лотке Патиссона – кота мистера Пипкина.

За окном снова просигналило такси – уже пора выходить.

Так не хотелось надевать голубое платье «для случаев не столь особых». Надеть пришлось.

Кот топтался у ног хозяйки, телефон звонил, а соседский мальчик сидел на крыше Дома-Номер-Тринадцать, ел яблоки и пускал разноцветные мыльные пузыри.

По ступенькам со второго этажа с грохотом спустился мистер Гордон «Обжора» Пипкин – в меру упитанный мужчина с длинным-длинным-длинным носом и невысоким-невысоким-невысоким ростом. Мистер Пипкин не обратил внимания на странное поведение жены. Собственно, его интересовал завтрак:

– Эндора, милая, почему-то мой нос не может учуять запах вкуснейшего омлета и трёх… нет! Четырёх кусочков бекона! – Мистер Пипкин сел за кухонный стол. Ему на колени заполз (не без помощи мистера Пипкина) кот. Оба мечтательно наблюдали, как за окном падал снег; хотя Патиссон больше следил, как бы миссис Пипкин не решилась вынуть свои конспекты. Мистер Пипкин хлопнул в ладоши. – Эндора! Милая! Тот славный малыш снова на нашей крыше! Я же говорил: он не свернёт себе шею!

Безумия в Доме-Номер-Тринадцать продолжались даже после появления мисс Хапуги – сиделки мистера Пипкина. Она вошла без стука, воспользовавшись своим ключом:

– В путь-дорогу? – отозвалась та, увидев мечущуюся словно белку без колёс миссис Пипкин. – Вечером обещают настоящее чудо! День Нерождения! Вы слышали?

– Почаще проверяйте, чтобы Гордон не взорвал кухню, – только и ответила миссис Пипкин. Эту прощальную речь она говорила каждое утро, так как мистер Пипкин несколько раз кухню таки взрывал. – Ёлку не трогайте. Наряжать её будем сами. И вызовите полицию – чтобы назойливый парень больше не пачкал мою крышу!

Миссис Пипкин схватила зелёное пальто (любимого оттенка «вырвиглаз») и яблочного цвета дорожную сумку. Ничего больше не сказав, она вылетела из дома.

Миссис Пипкин громко запела, чтобы не слышать поздравления от мальчика. Тот всё ещё сидел на крыше Дома-Номер-Тринадцать, пускал разноцветные мыльные пузыри и что-то бубнил про настоящее чудо.

Никто не замечал, как по городу вместе со снегом кружили белые перья и пух.

Через мгновение миссис Пипкин уже направлялась в такси по Райской улице к центру Гластонбери. В этом году фейерверки рано вспыхнули, – подумала она, проехав возле Монастыря Святой Марии.

Заснеженные улицы были украшены гирляндами и серпантином. Вокруг радовались горожане, бросаясь снежками и запуская в небо жёлтые шары. То тут, то там раздавались взрывы салютов и хлопки петард. Через дорогу перебегали весёлые подростки, выкрикивая радостные приветствия.

Миссис Пипкин всё время подгоняла водителя, заставляя сигналить туристам. Десятки! Сотни туристов! Они заявились в Гластонбери в хитонах[2]2
  Одежда у древних греков.


[Закрыть] – совершенно ненормальных костюмах для праздника. И все как один кричали о предстоящем чуде.

– Необходимо запретить таким людям пользоваться гостиницами. Они портят облик нашего славного города. Вы не могли бы их объехать? Я уже пять минут как должна выступать с речью! – Миссис Пипкин достала из сумочки карандаш и постучала таксисту по фуражке. Тот послушно вырулил на тротуар. Но и здесь, как назло, прогуливались ещё с десяток таких же странно разодетых туристов. Видимо, они уже отметили праздник, так как направлялись в противоположную от центральной площади сторону. Таксист вырулил обратно на дорогу и, воспользовавшись временным замешательством других водителей, проехал через перекрёсток.

Спустя несколько минут автомобиль оказался на центральной площади Гластонбери, которую уже заполнили несколько тысяч горожан. У ратуши установили сцену, откуда вещал круглолицый мэр в мятом костюме. И он явно тянул время, так как начал произносить слова по второму кругу:

– Потому что повторение – младший брат учения!

А увидев долгожданную гостью, мэр закричал:

– Друзья! Я рад, наконец, приветствовать Эндору Пипкин, главу Комитета по сохранению исторического достояния Гластонбери!

Несколько человек даже зааплодировали.

Мэр помог миссис Пипкин подняться на сцену; не скрывал удивления: она впервые появилась на публике без традиционных заготовок речи. Даже вслух предположил, что её конспекты наверняка съел кот:

– И ещё сегодня туристы шепчутся о каком-то Дне Нерождения! Удивительный праздник – День Появления?!

Миссис Пипкин улыбнулась мэру и обратилась к толпе. Она говорила и говорила. Говорила и говорила. Говорила, говорила и говорила. А когда заканчивала говорить, – снова говорила. Горожане слушали её с открытым ртом – многие зевали. А мэр был занят делом: теперь он считал воронов. Пятнадцать. Двадцать. Тридцать пять. Он сбивался и начинал считать заново. Двадцать пять. Семнадцать. Четыре. Шесть. Он сердился на себя. Тринадцать. Сорок. Пятьдесят. И всё же посчитал. Ведь недаром же он – мэр. Итог: шестьдесят восемь чёрных воронов и один белый:

– Друзья! – закричал мэр, когда миссис Пипкин завершила выступление. – В этот замечательный день даже белый ворон мира посетил наш чудесный город! Гип-гип ура!

Горожане ответили жидкими аплодисментами.

– А теперь – то, чего все так долго ждали, – снова прокричал мэр. – Выпустить всех собак!

– Шары! – мигом подхватили помощники мэра.

– Шары! – повторил мэр. – Не выпускать собак!

Горожане ахнули. В небо выпустили сотни тысяч разноцветных шаров. Фиалковые взмыли над ратушей, зелёные – над садом, пурпурные – над Монастырём Святой Марии. Несколько шаров запустил сам мэр.

А после – зажглись яркие прожекторы. Начался концерт. Но миссис Пипкин решила не оставаться после торжественной части. Дела, дела, дела. Площадь она покинула в тот момент, когда мэр начал подпевать известной рок-группе.

Через полчаса миссис Пипкин уже сидела в своём рабочем кабинете (по нему летало несколько белых перьев) и готовила рекомендации на тему «Внешний облик туристов Гластонбери». Такой вопрос должен решаться немедленно! Несколько чашек кофе. Два чая. Плитка шоколада.

К вечеру текст всех рекомендаций отправился в печать.

Добираться обратно домой было невероятно сложно. Горожане толпились на проезжей части, а над головами туристов вспыхивали огни ярких петард и фейерверков. Все шептались о предстоящем чуде.

Миссис Пипкин снова оказалась на Райской улице около пяти вечера. Город замело снегом, но соседский мальчик продолжал сидеть на крыше Дома-Номер-Тринадцать и пускать разноцветные мыльные пузыри.

– ОДИН ИЗ НИХ СКОРО ПОЯВИТСЯ!!! – крикнул он.

Миссис Пипкин хотела отругать мальчика и отправить его домой, но её взгляд уже был прикован к открытому окну – по гостиной Дома-Номер-Тринадцать расхаживала незнакомая женщина в бордовом хитоне. Жестикулируя, та явно кому-то что-то объясняла.

Когда же миссис Пипкин вошла в дом, она удивилась не меньше. Незнакомка продолжала давать кому-то распоряжения о перепланировке Дома-Номер-Тринадцать (зеркало в прихожей уже исчезло); теперь она ходила по кухне, не обращая на миссис Пипкин никакого внимания.

В гостиной звонил телефон, в кухне громко играло радио, мисс Хапуга – сиделка мистера Пипкина – готовила ужин, а сам мистер Пипкин сидел за кухонным столом, будто продолжая ждать омлет с беконом на завтрак.

Безумие продолжалось лишь несколько секунд. Пока не раздался крик миссис Пипкин.

В ответ незнакомка только задумчиво произнесла:

– Хм. Как странно. Как странно, что вы всё ещё здесь, – и тут же кому-то добавила, что на кухне необходимы новые шторы. – А шкафчики можно оставить. И мне только что подтвердили: стол привезут из Бельгии.

– Эндора, милая! – радостно закричал мистер Пипкин, будто только сейчас увидел жену. – Ты не представляешь! У этого дома скоро будет новый владелец!

Миссис Пипкин выходила из себя и вот-вот могла взорваться. Как вдруг о себе дала знать сиделка мистера Пипкина. Она произнесла:

– Без паники! Индейка будет готова к девяти. А вот суп я сварила без моркови. Мне снова не нравится всё оранжевое.

За окном что-то прогремело. Казалось, мальчик таки упал с крыши и сломал себе шею. Мистер Пипкин тихо произнёс, что, судя по всему, понадобится ещё один мальчик.

Телефон продолжал звонить. Радио транслировало праздничный рок-концерт; и миссис Пипкин могла поклясться, что слышит подпевающий голос мэра.

– Я сейчас вызову полицию! – закричала миссис Пипкин. – Покиньте дом! Все! Да не ты, Гордон!

Мистер Пипкин направлялся к выходу:

– Хочу проверить, жив ли мальчик.

Незнакомка вышла, гордо задрав нос. А мисс Хапуга – сиделка мистера Пипкина – по дороге прихватила с собой кофейник, но миссис Пипкин заметила это и вернула кофейник на место.

Только когда все ушли, миссис Пипкин выключила радио и направилась на веранду – проверить состояние мальчика.

Но мальчика не было. Точнее – он по-прежнему сидел на крыше, болтая ногами. При этом раздобыл откуда-то ещё несколько яблок.

Упал, как оказалось, Патиссон. Да не один. Жирный довольный кот загнал в угол веранды белого ворона. Видимо, кот повредил ему крыло: тот не мог взлететь. Виляя хвостом, Патиссон будто играл, протягивая ворону лапу. В ответ получал клювом по носу.

Миссис Пипкин крикнула на Патиссона. Затем крикнула на мальчика – за то, что не отогнал кота. А потом – на мужа: за то, что тот вышел на веранду без штанов. После чего схватила ворона (помогли ядовито-зелёные перчатки) и вернулась на кухню, посадив птицу в умывальник.

Снова зазвонил телефон. На сей раз миссис Пипкин подняла трубку. Сквозь ужасный шум и невыносимые помехи ей прокричал знакомый голос:

– Бренди!

– Алло! – ответила миссис Пипкин, одной рукой отгоняя Патиссона от ворона.

– Бренди! Бре-е-енди! – кричал скрипучий голос.

– Гордон! Убери кота! – миссис Пипкин кричала мужу, который что-то жевал у экрана телевизора.

– Бренди! – продолжал кричать голос в телефонной трубке.

– Патиссон! – кричал мистер Пипкин.

– Алло! – снова произнесла миссис Пипкин. – У меня сегодня не день, а какое-то безумие. Вы не могли бы представиться?

– Бренди! – говорил голос. Помехи становились невыносимыми. – Бренди! На субботний бридж!

Миссис Пипкин остолбенела.

– Эндора! – повторил голос. – На субботний бридж захвати бренди!

Не задумываясь, миссис Пипкин бросила трубку. Её сердце безумно колотилось. Какая неслыханная и жестокая шутка. Дикость! Только бессердечному человеку могло прийти в голову разыгрывать её так бестактно.

Конечно, миссис Пипкин узнала этот голос. Помехи и шумы не смогли его исказить.

Телефон прозвенел снова.

– Не звоните сюда больше! – крикнула миссис Пипкин в трубку.

– Стрекозочка моя, – на сей раз это был мистер Пипкин. – Я не могу выйти из уборной. Открой, пожалуйста, дверь. Спасибо!

Действительно, мистера Пипкина у телевизора уже не было.

Поднимаясь на второй этаж, миссис Пипкин вспоминала голос в трубке. Несомненно, он принадлежал Тутси «Ласточке» Фридерман, её давней подруге. Но это не могла быть она. Это невозможно. Миссис Пипкин успокаивала себя. Открывая мужу дверь в уборную, она размышляла: либо это чья-то шутка, либо какая-то ошибка. Да! Ошибка. Ведь на телефонных станциях происходят сбои.

– Это обычный технический сбой, – вслух ещё раз убедила себя миссис Пипкин. – В наше время технике нельзя доверять.

– Просто нужно сменить замок в уборную, милая. А когда будет ужин? – поинтересовался мистер Пипкин. И даже не подал виду, что ему интересны беседы, которые его супруга вела сама с собой.

– Гордон! Ты только что ел!

– Да?

Миссис Пипкин не ответила. Только возвела глаза к потолку, очевидно, имея в виду: «Сколько можно…» Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она спустилась на первый этаж. Послышался грохот.

Миссис Пипкин вздрогнула: она совершенно забыла про ворона; ускорив шаг, влетела в кухню – надеясь, что Патиссон не устроил себе ранний ужин. В кухне был полный бардак: люстра качалась из стороны в сторону, скатерть (как и всё, что было на столе до этого) лежала на полу, а в умывальнике от ворона остался только испуг.

Самих ворона и Патиссона в кухне не было.

На улице снова прогремел пугающий взрыв, раздался громкий смех подростков. Мальчик с крыши прокричал кому-то:

– С наступающим чудом!

Миссис Пипкин не понимала, что ещё могло наступить. По её мнению, всё уже наступило: день подходил к концу, горожане должны находиться в своих домах за праздничными столами.

По телевизору мэр объявил, что через несколько часов со всех концов Гластонбери запустят салют. И радостно добавил: по всей округе летают чёрные и белые вороны мира. А это значит, Гластонбери – самый счастливый город на планете Земля. И снова фальшиво запел с известным рок-музыкантом.

– Неудачный день, – проворчала миссис Пипкин. Она включила на кухне радиоприёмник с «жёлтыми» новостями (репортаж о белоснежных волках в Гластонбери) и проверила в духовке индейку. – Завтра всё изменится, – успокаивала она себя. – Будет новый день. Рождество. Да! Счастливый день! Не может быть иначе!

Но чему быть, того не миновать.

Остаток вечера миссис Пипкин провела за накрытым праздничным столом перед телевизором. Наспех наряженная ёлка переливалась красными и жёлтыми огнями. Пока индейка остывала, мистер Пипкин ел приготовленный сиделкой суп. Прямо из кастрюли. Он называл ужин из кастрюли «экономией времени». Миссис Пипкин никогда не убеждала мужа в обратном.

По телевизору показывали праздничную викторину с глупыми вопросами. Мистер Пипкин произносил ответы с умнейшим видом, но так ни разу и не угадал: потому что правильные ответы – «вещь относительная».

Патиссон вёл себя странно и неподобающе для воспитанного кота. Он мяукал, сидя у окна. И чем громче мистер Пипкин делал звук в телевизоре, тем громче мяукал Патиссон.

Кот не хотел на улицу. Миссис Пипкин в этом убедилась, когда трижды просила мужа выставить его за дверь. Каждый раз Патиссон каким-то чудесным образом пробирался обратно, хотя (миссис Пипкин могла поклясться) все окна были закрыты. Кот не хотел есть – целую гору рыбного паштета он получил полчаса назад.

– Стрекозочка, – улыбнулся мистер Пипкин, доедая суп, – он споёт свою рождественскую песенку и успокоится.

После шоу начались местные новости, в которых весёлые дикторы рассказывали о главных событиях дня. Одно из них – торжественная речь миссис Пипкин. Второе – слухи о предстоящем чуде.

Несмотря на позднее время, за окном дома номер тринадцать не темнело: свет луны словно растекался по Райской улице. Аккуратно касаясь верхушек заснеженных деревьев, он отражался то ли от пышного снега, то ли от пуха и перьев.

С Райской улицы люди не расходились. Видимо, ждали праздничного салюта. При этом (миссис Пипкин была уверена, так как время от времени подходила к окну) улицу заполнили не местные жители, а туристы в старых длинных хитонах – сейчас они пели и танцевали. Наверняка приехали из одной страны. Или даже из одного города. Какого-то невероятно бедного.

Миссис Пипкин не могла понять, почему эти туристы указывают в окна давно пустовавшего Дома-Номер-Четырнадцать.

В Доме-Номер-Четырнадцать, который располагался напротив Дома-Номер-Тринадцать, давно не горел свет – всё семейство Бо́грандов неожиданно исчезло. Соседи шептались: те уехали в дорогой круиз по Средиземному морю.

– С наступающим! – крикнул мальчик с крыши: он увидел миссис Пипкин в окне.

Несмотря на шум, голос мальчика услышали туристы. Они обернулись и теперь уже смотрели в окна миссис Пипкин. Что-то странное и чудаковатое было во взглядах этих людей. Что-то, из-за чего миссис Пипкин… залилась смехом. Лица незнакомцев сияли и были полны такой сильной радости, что, казалось, этой радостью можно даже заразиться. Туристы махали миссис Пипкин руками и приглашали выйти к ним. Несколько раз она даже надевала пальто, но почему-то сразу его снимала.

* * *

Миссис Пипкин не могла сказать, сколько простояла у окна: часы остановились – стрелки замерли на начале второго. Она подошла обратно к мужу. Тот тихо сопел на диване. Кот всё ещё мяукал.

А туристы шумели, радостно выкрикивая слово «Чудо!», добавляя на непонятном языке: «Apolutrosis! Agnizo! Agios!»[3]3
  Спасение! Очистить! Святость! (греч.)


[Закрыть]

По радио в кухне рассказывали местные новости:

«…И ещё одно событие рождественской ночи. Свидетелями уникального явления могут стать жители Гластонбери. Если, конечно, его не скроют яркая луна, праздничные салюты и фейерверки. – Ведущий засмеялся. – Сегодня можно увидеть яркую звезду! Правда, астрологи сначала утверждали, что это астероид и нашей планете грозят разрушения, а человечеству – вымирание. Однако позже пришли к выводу – это яркая звезда. Мэр Гластонбери в связи с таким важным событием официально заявил: «Добрый знак! Наш город в дни Рождения (Рождества) и Нерождения (Появления на свет) будет освещён салютами, шарами и фонарями, которые мы запустим вместе с вами. Гластонбери стал пристанищем для белых воронов – редкого вида птиц, несущих на своих крыльях мир. Этим поистине счастливым знамениям я посвящаю следующую песню, – ведущий снова засмеялся. – После этих слов мэр исполнил несколько композиций на сцене с рок-знаменитостями. Полную версию концерта слушайте сразу после нашей программы».

Патиссон продолжал мяукать. На улице туристов становилось всё больше. Их радостные голоса с жутким акцентом и песни о чуде уже перекрикивали ведущего новостей.

Снова зазвонил телефон. Но миссис Пипкин решила не поднимать трубку. Трубку взял проснувшийся мистер Пипкин. Он молчал, немного мычал, а затем, закончив разговор, повернулся к жене:

– Эндора, милая! Звонила Тутси. Попросила тебя к следующему субботнему бриджу принести бутылочку хорошего бренди. Так и сказала: хорошего, а не «бренди для гостей».

После этих слов мистер Пипкин, уставившись в телевизор, попытался отрезать ножку праздничной индейки. Подлива сразу оказалась на полу.

Миссис Пипкин не могла проронить и слова. Долгое время она не могла прийти в себя. Значит, это была не ошибка? Тутси «Ласточка» Фридерман действительно звонила? Миссис Пипкин не понимала, как такое возможно.

За окном прогремели взрывы салюта, за ними – радостные голоса туристов. На освещённом яркой луной небе засверкали рубиновые вспышки. Высоко над городом летали тысячи фонариков.

Праздник омрачал только звонок, которого не могло быть.

Это невозможно! Миссис Пипкин убеждала себя, что её муж просто не в себе. Да. Первый звонок был техническим сбоем. Где-то на линии. Второй – её мужу просто почудился. Наверняка он… он просто задремал.

Миссис Пипкин откупорила припрятанную бутылку «бренди не для гостей», налила себе немного и выпила за Тутси «Ласточку» Фридерман, упокой Господь её душу.

* * *

Миссис Пипкин проснулась. Хотя и не помнила, как уснула. Не могла даже понять, где именно сейчас находится. И только спустя несколько минут обнаружила себя на диване в гостиной: телевизор был выключен, огни на ёлке погасли. Бутылка с бренди – опрокинута. Возле неё сидел Патиссон, пытаясь носом пролезть в узкое горлышко. Храп мистера Пипкина доносился со второго этажа.

На улице было светло: яркие лучи пробивались даже сквозь плотные занавески. Миссис Пипкин сначала подумала, что наступило утро (не громыхали салюты; нет радостных криков). Она поднялась с дивана, стараясь не наступить Патиссону на хвост. И, переваливаясь из стороны в сторону, подошла к окну.

С безоблачного неба падал не то снег, не то пух. Звезда, будто путеводная, освещала Райскую улицу и собравшихся на ней туристов. Они молчали, наблюдая за окнами Дома-Номер-Четырнадцать. В одном из них горел тусклый, будто от свечи, свет. Миссис Пипкин сделала вывод: судя по всему, круиз по Средиземному морю для семейства Бо́грандов завершился.

Видимо, бокал бренди раскупорил чрезмерное любопытство миссис Пипкин – настолько сильным было желание узнать, зачем же здесь собрались все эти люди. Нужно узнать подробности и завтра же рассказать соседям! Миссис Пипкин заварила ромашковый чай, надела пальто, домашние тапочки и вышла на веранду. И хотя не удалось тихо закрыть дверь, никто из собравшихся туристов (а их было не менее тысячи, и все – в разноцветных хитонах) не обратил на миссис Пипкин ни малейшего внимания. Казалось, все они чего-то ждут – чего-то настолько важного, словно от этого зависела жизнь каждого из них.

Стояла мёртвая тишина.

Миссис Пипкин взглянула на небо – после бренди ей казалось, что яркая звезда теперь горела прямо над крышей Дома-Номер-Четырнадцать. Спустившись по ступенькам вниз, миссис Пипкин подошла к молодой девушке в длинном бирюзовом хитоне.

– Позвольте поинтересоваться, чего все ждут? – так и горела желанием миссис Пипкин. – Вы меня понимаете? По-ни-ма-е-те?

Девушка лишь прикоснулась указательным пальцем к губам.

Миссис Пипкин услышала тихое шипение: на крыше её дома назойливый мальчик кормил белых воронов и снова пускал мыльные пузыри. Миссис Пипкин не могла понять, почему он не замерзает «как все нормальные дети». И дала себе невыполнимое обещание, что после возвращения домой вызовет полицию.

Незнакомцы зашептались.

– Что случилось? Почему все галдят, а я ничего не понимаю? Тут все – иностранцы? – бесцеремонно спросила миссис Пипкин у девушки, но та снова прикоснулась указательным пальцем к губам.

Шёпот становился всё громче. От волнения или от бренди у миссис Пипкин дрожали руки. А вдруг Бо́гранды выиграли миллион и стали знаменитыми?

И вновь по Райской улице разлилось гробовое молчание. Миссис Пипкин так замечталась, представляя, как с утра будет обходить каждый соседский дом и рассказывать слухи о Бо́грандах, что не сразу заметила: дверь в Доме-Номер-Четырнадцать отворилась.

На пороге стояла женщина в малиновом хитоне.

Миссис Пипкин разочаровано вздохнула и уже хотела вернуться домой, когда услышала голос этой женщины. Её сложно было понять. Казалось, она набрала в рот сухую овсянку, жевала её, выплёвывала и одновременно пыталась что-то произнести – при этом с жутчайшим акцентом.

Туристы снова шептались.

А женщина не сдавалась. Она что-то рассказывала. И даже прослезилась от счастья; а когда закончила жевать-говорить, – на её лице появилась улыбка.

– УРА!!! – Взрыв радости прогремел на Райской улице. – ЧУДО!!!

Незнакомцы кричали, улыбались. Они поздравляли друг друга с Днём Появления На Свет, обменивались рукопожатиями. Многие обнимались, танцевали и приглашали друг друга на праздник. И каждый говорил что-то малопонятное, произнося имена Чарли и Гертруды, зачем-то добавляя в адрес миссис Пипкин слово «Pagan»[4]4
  Обитатель сельской местности (лат.)


[Закрыть].

– С ДНЁМ НЕРОЖДЕНИЯ! – крикнула откуда-то мисс Хапуга. – С ДНЁМ ПОЯВЛЕНИЯ НА СВЕТ!

– НА СВЕТ! – поддержали её туристы. Они запели, выстреливая в небо разноцветными огнями. Кто-то даже наливал шампанское. – ЗА ЧАРЛИ И ГЕРТРУДУ!!!

– Что случилось? – Миссис Пипкин брезгливо смотрела по сторонам.

Туристы продолжали обниматься. Они кружились в танце со снегом, перьями и пухом.

Стараясь разобрать слова незнакомцев, миссис Пипкин не замечала: облаками медленно заволокло небо – они закрыли собой сначала звёзды, а затем и луну. Время словно остановилось. Фонари на Райской улице гасли, в окнах больше не горел свет. Один за другим расходились радостные и танцующие люди, будто исчезая под хлопьями белого снега. На крыше уже не было назойливого мальчика. С веток один за другим улетали вороны.

Уходящая ночь умирала.

* * *

Мистер С. оказался у Дома-Номер-Тринадцать на Райской улице в полдень следующего дня – в сером хитоне и в котелке – по традиции, в сопровождении коробок со шляпами и цилиндрами. Уж если и жить в захолустье, думал он, то непременно со шляпами. Осмотрел окрестность. Поразмышлял секунду-другую под ворчание зонта о снеге. И сверился с компасом. Вынужден был признать: к несчастью, он прибыл в нужное место.

Вдохнув холодный рождественский воздух и выдохнув холодный рождественский воздух, Мистер С. открыл дверь своего нового дома.

Здесь всё успели оформить, как ему и обещали: кабинет точь-в-точь как в его старом доме (даже место под половицей для хранения блокнота); кухня – большая и просторная; гостиная – на первый взгляд, удобная. И кот. Мистер С. не сразу решил оставить кота. Но что-то понравилось ему в толстопузом Патиссоне.

Мистер С. приготовил кофе и сел за стол у окна. Через старый пипкинский театральный бинокль он рассматривал облупившуюся черепицу на крыше Монастыря Святой Марии. Патиссон не мешал. Он забрался по ситцевому пуфику на подоконник: его заинтересовала табличка «Продаётся» у Дома-Номер-Четырнадцать и два белых ворона на ней.

По радио играла рождественская музыка.

Райская улица больше не была похожа на место, где произошло самое долгожданное для многих событие.

– Захолустье. Захолустьище, – бормотал Мистер С. – Дыра!

Он снял котелок, поставив рядом, и задумался. Представил улыбки повзрослевшей Гертруды и юного Чарли, которому только предстояло появиться на свет. Мистер С. был счастлив, хотя понимал: Гластонбери – не место для этих детей. Смогут ли они вспомнить?

Мистер С. посмотрел на остановившиеся часы: скоро доставят книги, которые никогда не издавались; выпуски газет, которые никогда не печатались; и радиоприёмник, который никогда не вещал.

Где-то наверху послышались шаги прежнего хозяина дома.

Мистер Гордон Пипкин, громко переваливаясь, спустился по лестнице. Он всё понял без слов, когда увидел Мистера С., и ничуть не испугался. Даже хотел крикнуть что-нибудь на прощание, отправляясь к жене, но к тому моменту был уже слишком далеко.