Текст книги "Дух любви"

Глава восьмая

– Джозеф, оставь брата в покое! Ты мучаешь его, как дьяволенок.

– Нет, не оставлю. Он взял мою лодку и не хочет отдавать обратно, – твердо сказал мальчик.

– Я только хотел посмотреть на ее форму, – плакал Сэмюэль, вытирая слезы с лица. – Я ничего с ней не сделал. Отстань от меня, Джо, мне больно. – Мальчики сражались на полу, младший подмял старшего, Сэмюэля, под себя.

Джо, с рассыпавшимися по лицу черными волосами, поднял голову и улыбнулся, в его карих глазах горел опасный огонек.

– Отдай, или я раскрою́ тебе лицо, – вкрадчиво сказал он.

– Ну уж нет, приятель, этого ты не сделаешь, – вмешался Томас и, вскочив с кресла, в котором сидел у камина, растащил дерущихся мальчиков. Сэмюэль был бледен и весь дрожал, Джо смеялся как ни в чем не бывало.

– Так-то вы ведете себя в Светлое воскресенье? Разве в школе вас ничему лучшему не научили? Стыдитесь. Сэмюэль, ты отправишься в свою комнату и ляжешь спать без ужина, а ты, Джозеф, получишь хорошую взбучку.

Плача про себя и стыдясь своего поведения, Сэмюэль спокойно отправился в кровать, и Томас остался наедине со вторым сыном.

Хотя Джо было только семь лет, он был слишком высок для своего возраста, ростом он уже почти догнал Сэмюэля, которому исполнилось одиннадцать. Он стоял пред отцом, гордо приподняв подбородок, закинув голову и не сводя с его лица прямого, открытого взгляда; он был так похож на мать, что Томас на мгновение отвернулся, затем собрал всю свою твердость и спросил:

– Тебе известно, что ты дурной, злой мальчик?

Ребенок не ответил.

– Ты что, не желаешь отвечать, когда тебя спрашивает отец? Сейчас же попроси прощения, слышишь?

– Я попрошу прощения, когда ты отдашь мне лодку, и никак не раньше, – холодно ответил мальчик, после чего засунул руки в карманы и попробовал засвистеть.

Томаса поразило вызывающее поведение сына. Ни Сэмюэль, ни два младших сына, Герберт и Филипп, так себя никогда не вели. Только Джозеф всегда стремился настоять на своем, словно было в нем что-то такое, что отличало его от остальных братьев. Он и внешне не походил на них: в глазах, в лице что-то буйное, непокорное, одежда вечно порвана, башмаки в дырах.

Два-три раза в неделю он прогуливал школу или его наказывали, как правило за драки. Казалось, Томас не имел над ним никакой власти. Одна Джанет могла совладать с ним. С самого своего рождения холодной октябрьской ночью семь лет назад он был главной фигурой в доме. Он больше нуждался в уходе, чем Сэмюэль и Мэри, и первые месяцы его существования все вокруг звенело от его воплей. Более шумного ребенка просто невозможно было себе представить. И лишь когда мать крепко прижимала его к груди и что-то шептала ему на ухо, он успокаивался. Но через некоторое время он окреп и превратился в сильного, здорового мальчика. Тишина и покой покинули Дом под Плющом, теперь в нем постоянно звучали смех или яростные крики. Джозеф не был избалованным ребенком, никто не пытался излишне ему потакать или идти у него на поводу, просто сама личность мальчика выделяла его среди остальных, и было трудно в чем-либо ему отказать.

С годами его характер все более и более становился похож на материнский. С момента его появления на свет Джанет очень изменилась. Куда девалась покладистость, с какой она отвечала на все желания Томаса в первые годы замужества? А с ней и меланхолическое настроение, которое часто посещало ее впоследствии. Она стала сильнее, отважнее, обрела полную независимость ума и тела; она уже не довольствовалась желанием угождать мужу, заботиться о домашнем очаге; ее душу уже не тревожили неосознанное томление и смутные порывы. Теперь это была не смятенная девушка, которая с удивлением смотрит на открывающийся перед ней мир; это была женщина, перешагнувшая за тридцать и давшая этому миру пятерых детей.

Томаса, который до того правил и домом, и делом, нисколько не сомневаясь в своей власти, мягко, но твердо отодвинули на второй план. В Доме под Плющом первое и последнее слово было за Джанет, теперь так стало и на верфи. Именно Джанет предлагала кое-что изменить здесь, кое-что исправить там; именно Джанет приказывала одно и отказывалась от другого. Главой фирмы был, конечно, Томас, приказания отдавал он, но и его работники, и жители Плина знали, что за ним стоит его жена. Любой работник, позволивший себе на минуту расслабиться, мгновенно с замиранием сердца хватался за инструмент, когда на верфи появлялась Джанет в сопровождении маленького Джозефа.

– Так-так, Сайлас Типпет, – говорила она, – не слишком ли много времени уходит у тебя на обшивку этой части? В чем дело?

– Не знаю, что и сказать, миссис Кумбе, – бормотал красный как рак рабочий. – Мы здесь здорово заняты, если спросите мистера Кумбе, то он…

– Вздор, приятель, – резким тоном обрывала Джанет, – эту лодку обещали к первому июня, и готова она должна быть ни днем позже. Этой доске нужны гвозди, а не капли пива с твоей бороды, так что смотри мне!

И с видом правящей королевы она стремительно уходила, держа Джозефа за руку.

Не приходилось сомневаться, что к первому июня лодка будет готова.

В Доме под Плющом и на верфи только два человека имели вес – Джанет и Джозеф. Всегда и неизменно эти двое вели дом и руководили делом: Джанет и Джозеф.

Но в 1842 году Джозеф был всего лишь семилетним мальчиком с «буйным нравом», а Джанет славилась в Плине красотой и характером.

Итак, Томас стоял в гостиной Дома под Плющом с тростью в руке, его сын стоял перед ним.

– Подойди и получи, что заслужил, – строго сказал отец.

– Не подойду, – ответил мальчик и скрестил руки на груди.

Томас сделал шаг в сторону сына и схватил его за воротник, затем заставил ребенка нагнуться и три раза сильно ударил его тростью.

Вырываясь, как чертенок, Джозеф вцепился зубами в запястье отца и до крови укусил его.

Томас выронил трость и вскрикнул, но не от боли, а в ужасе от поступка сына.

Томас был потрясен, он страшно побледнел: никто из его детей никогда не позволял себе ничего подобного.

– Бог найдет способ наказать тебя за это, – спокойным голосом проговорил он.

Джозеф схватил со стола заветную лодку и с торжествующим воплем выбрался через окно, предпочтя его двери.

Наверху несчастный Сэмюэль стоял на коленях у кровати, спрятав лицо в ладони: «Господи, сделай так, чтобы я стал хорошим мальчиком».

Расстроенный Томас сидел у камина. Когда же вернется Джанет и что она скажет?

Она ушла на чай к Саре Коллинз, захватив с собой Мэри, Герберта и маленького Филиппа.

Томас протянул руку за Библией, в которой всегда находил утешение; книга, к несчастью, открылась на Заповедях, и его взгляд упал на строчки «ибо грехи отцов падут на детей до третьего и четвертого колена…».

Он вздохнул и закрыл книгу. Он всегда любил Бога и верил в Него, за всю свою жизнь он не мог вспомнить ни одного поступка, который заслуживал бы боли, причиненной ему Джозефом. К тому же он всегда гордился своей семьей. Добрый, трудолюбивый Сэмюэль, нежная, кроткая Мэри, славный, надежный Герберт, даже тихий малыш Филипп, с мелкими, точеными чертами лица, – никто из них никогда не перечил ему, никто, кроме Джозефа.

Джанет и Джозеф, Джозеф и Джанет – всем заправляют эти двое.

Тут Томас услышал в саду шаги и голоса.

Семья возвращалась домой. Джанет вихрем влетела в комнату, дети следом за ней. Они болтали и смеялись, довольные проведенным днем.

Джанет улыбалась, ее глаза сияли, лицо разрумянилось.

– Ты, наверное, думал, что мы никогда не вернемся? – весело спросила она. – Дети так разыгрались, что мне было жаль останавливать их.

Но вот она заметила беспорядок в комнате, валяющуюся в углу трость, мрачное лицо Томаса и его перевязанную руку.

Она закусила губу, вскинула подбородок, совсем как ее сын в приступе злобы, и в глазах ее появилась жесткость.

– Где Джозеф? – быстро спросила она.

Томас поднялся с кресла и весь подобрался.

– У нас был не слишком удачный день, – медленно проговорил он. – Сэмюэль и Джозеф подрались из-за лодки Джозефа, и мне пришлось их разнимать. Я очень рассердился оттого, что они так плохо ведут себя в светлый день воскресенья. Сэмюэля я отправил в кровать, сказав, что он останется без ужина, а Джозефа, который отказался просить прощения, наказал тростью. Посмотри, что он сделал с моей рукой – он меня укусил.

Томас снял повязку и показал руку жене, словно то была ее вина. Мэри выскользнула из комнаты и побежала наверх, Герберт опустил нижнюю губу, и на глазах у него появились слезы, один маленький Филипп оставался невозмутим. Он пересек комнату, открыл шкаф, где держал свои игрушки, и уселся играть в углу.

– Где Джозеф сейчас? – осведомилась Джанет.

– Не знаю, – угрюмо ответил Томас. Он был обижен тем, что на его руку не обратили внимания. – Выпрыгнул в окно и, наверное, побежал на берег.

Джанет вышла из гостиной и поднялась в комнату, в которой жили все три мальчика. Сэмюэль сидел на кровати, Мэри рядом с ним.

– Мама, он очень жалеет, что так плохо себя вел, – поспешно сказала она.

Сэмюэль и Мэри были очень привязаны друг к другу.

– Сэмюэль, скажи мне, что случилось, – спокойно попросила Джанет. Она знала, что сын скажет правду.

– Я взял лодку Джо, посмотреть, как она сделана, – шмыгая носом, ответил бедный Сэмюэль. – Я тоже хочу сделать такую. Я не причинил ей никакого вреда. А тут подскочил Джо, ударил меня по голове и закричал: «Не трогай ее!» Я даже не успел попросить, чтобы он мне ее показал, как он повалил меня на пол. Мы стали драться, и папа нас растащил.

– Джозеф ничего тебе не повредил? – спросила Джанет, ощупывая сына.

– Нет, кажется.

– Нет, повредил, противный мальчишка! – крикнула Мэри. – У Сэмми шишка на голове. Пощупай, мама!

И действительно, на голове у Сэмюэля была небольшая припухлость, так, ничего особенного.

– Вставай, Сэмюэль, и пойдем вниз. Ты растешь, тебе вредно отправляться спать на голодный желудок. Я вижу, что драку затеял не ты. А ты, Мэри, будь хорошей девочкой и, если можешь, присмотри за ужином. Ну а я пойду поищу Джозефа.

Она знала, где его искать. Внизу, на скалах под развалинами Замка, где он пускал в широкой заводи лодку, которую она ему подарила. Был отлив, и, чтобы добраться до заводи за скалами, ей не пришлось подниматься, а затем спускаться по крутой тропе.

Конечно, Джозеф был там и, стоя по пояс в воде, подталкивал лодочку длинной палкой.

Увидев Джанет, он вскрикнул от радости и помахал ей рукой.

– Иди посмотри, – крикнул он, – как красиво она плывет!

Джанет смотрела на сына и улыбалась.

Всю его одежду придется сушить и снова, уже в который раз, чинить, да и башмаки надо будет залатать. Она с закрытыми глазами, на ощупь отличила бы его вещи от любых других. Он подбежал к ней с раскрасневшимся лицом и обнял мокрыми, покрытыми песком руками. Он нетерпеливо прыгал вокруг нее, и темный локон то и дело падал ему на лицо.

– Она называется «Джени», как и ты, – смеясь, сказал мальчик. – Я выцарапал название на корме пером Мэри. Правда, здорово? Смотри, такой лодки еще никогда не было, так ведь?

Испачканной в иле ногой он подтолкнул лодку к воде.

Но в этот момент порыв ветра подхватил великолепную «Джени», и она отплыла на более глубокое место, докуда ему было не дотянуться.

– Эй, вернись! – закричал Джозеф во всю силу своих легких. – Вернись, слышишь! – Он стал плескать на лодку водой, но она только отплывала все дальше и дальше.

– Джозеф, сейчас же иди сюда, – сказала Джанет. Она знала, что там глубоко, а Джозеф еще не умел плавать.

Едва услышав голос матери, мальчик тут же подбежал к ней.

– Мама, я потеряю лодку, – прошептал он.

Джанет подняла палку, которую он отбросил в сторону, подобрала юбки и вскарабкалась на выступ скалы.

– Слушай, Джозеф, ты стой там, где мелко, а я подтолкну ее к тебе.

Мальчик повиновался.

– Опусти палку где поглубже! – крикнул он, дрожа от нетерпения. – Смотри, начинается зыбь. Мы еще можем ее достать.

Одной рукой цепляясь за выступ скалы, другой Джанет пыталась дотянуться палкой до лодки.

– Подожди, – взволнованно крикнула она, – у меня растрепались волосы.

Мальчик весело рассмеялся:

– Не беда, мамочка, потом поправишь. Плыви, «Джени», плыви, моя лодочка. Не бойся, мы все равно тебя достанем.

– Не шуми так, – сказала Джанет, трясясь от смеха, – ты накличешь на нас береговую стражу. Ну, плыви же, «Джени»! Сколько нам тебя ждать? – Она еще раз подтолкнула лодку палкой. – Готово, хватай ее, Джо! Она подходит.

Лодка вплыла прямо в поджидающие ее руки Джозефа.

– Ура! – закричал он. – Я знал, что твоя тезка тебя спасет.

Джанет уселась на скале и стала приводить в порядок волосы.

Но едва она скрутила их на затылке, как Джо снова их распустил.

– Вот так, теперь ты лошадь с гривой, – сказал он и потянул за распущенные пряди. – Пойдем-ка, сегодня базарный день.

Джанет попробовала ухватиться руками за его ноги, но он приплясывал вокруг нее и все время увертывался.

– Осторожно, стража! – крикнул он.

– Господи помилуй, где? – спросила Джанет, поднимая глаза к скале.

Там никого не было. Корчась от смеха, Джозеф катался по земле, Джанет бросилась на него и принялась в шутку тузить и щекотать его, пока он не запросил пощады. Затем он обнял ее и слегка укусил за шею.

– Я буду дикий конь и растерзаю тебя на части, – сказал он.

– Ничего такого ты не сделаешь, сын мой, – сказала Джанет, ставя его на ноги. – Помоги маме привести себя в порядок.

Стоя рядом с ней, он наблюдал, как она отряхивает платье и поправляет волосы. Вдруг она вспомнила, с какой целью пришла сюда. Она взяла сына за руки и привлекла его к себе.

– Ты подрался со своим братом Сэмюэлем и укусил отца, – строго сказала она, глядя ему в глаза.

Он кивнул и тяжело сглотнул.

– Твоя жестокость их очень огорчила. Сэмюэль не имел в виду ничего дурного, и твой отец поступил справедливо. Я накажу тебя, Джо.

Он тяжело задышал, но не проронил ни слова.

– Я отберу у тебя твою лодку. Видишь вон тот высокий выступ? Там и будет лежать твоя лодка, чтобы ты не смог ее достать. Обратно ты ее получишь лишь тогда, когда на руке твоего отца не останется шрама. Я рассудила справедливо, верно, Джозеф?

Джозеф заморгал. Его лицо сильно покраснело, губы дрожали.

– Да, – сказал он.

– У отца ты попросишь прощения, а Сэмюэлю пожмешь руку. Обещаешь?

– Да.

Джанет аккуратно положила лодку на выступ, так, чтобы ее не мочил дождь. Когда Джо уже не мог ее видеть, он посмотрел на мать мокрыми от слез глазами, уткнулся лицом в ее плечо и нащупал ее руку.

Она дала ему носовой платок, и он долго и громко сморкался. Джанет отвернулась, сделав вид, будто не видит его слез.

– Ну что, пойдем? – сказала она.

– Я испачкал твое платье, – сказал он и попробовал очистить его платком.

Из носа у него текло, а на щеке застыли смешавшиеся с грязью слезы.

Она неожиданно привлекла его к себе и крепко прижала к груди.

Глава девятая

Дети играли на верфи. Сэмюэлю дали сломанную пилу и пару старых досок. Он приложил доски к стапелю и крепко сжал пилу в правой руке.

– А теперь смотрите на меня, – сказал он серьезным тоном.

Мэри с куклой в руках опустилась на колени рядом с ним и уставилась на брата горящими от гордости глазами. Герберт стоял рядом с Сэмюэлем, держа в раскрытой ладони с полдюжины ржавых гвоздей.

– Скажи, когда они будут тебе нужны, и я сразу подам, – сказал он, довольный тем, что может оказаться хоть чем-то полезным.

Вверх-вниз ходила пила, и вскоре аккуратно распиленные пополам доски упали на землю.

– Посмотрите, где я пометил доску мелом! – крикнул Сэмюэль, гордясь верностью своей руки. – Я и на четверть дюйма не сдвинулся ни в одну сторону. Герби, подай мне гвозди, так, хороший мальчик.

Три белокурые головки склонились над досками. Вдруг раздался громкий вопль, и выскочивший из-за сарая Джозеф вклинился между ними.

Дети вскрикнули от испуга.

– Осторожно, Джо, ты все испортишь.

Мальчик небрежно подбросил доски носком башмака:

– Бросьте вы эту ерунду. Слушайте меня. Вы знаете лодку старика Тима Уэста?

Дети кивнули.

– Я перерезал канат и перевел ее за верфь. Не говорите ни слова, никто ничего не заметил. Пойдемте.

– Я думаю, мы не должны… – начала Мэри. – А что скажешь ты, Сэмми?

Сэмюэль был в нерешительности. Он был старший и понимал, что хорошо, что плохо.

– Ты просто боишься, – презрительно рассмеялся Джо.

Это решило дело.

– Хорошо, идем, – поспешно сказал Сэмюэль, и лицо его залилось краской.

Они осторожно сошли по лестнице в конце верфи и плюхнулись на дно старой дырявой лодки.

Опередив Сэмюэля, Джо схватил весла и, хотя они были слишком длинны и тяжелы для него, неуклюже оттолкнул лодку от стенки дока и направил ее ко входу в гавань. На верфи никто не заметил их отплытия. Никто, кроме одного. Маленькая фигурка, выскользнув из-за пустой бочки, наблюдала за тем, как лодка исчезает за скалой.

Это был Филипп. Ростом он был гораздо меньше Герберта, хотя всего двумя годами младше. У него были мелкие, точеные черты лица, русые волосы и, в отличие от остальных детей Кумбе, маленькие, глубоко и близко посаженные глазки.

Он быстро убежал с верфи и помчался вверх по холму к Дому под Плющом. На полпути его словно осенило, и он резко остановился. В сточной канаве играл мальчик примерно одного с ним возраста.

– Помнишь, я видел, чем ты занимался в церкви в прошлое воскресенье? – шепотом спросил Филипп, говоря почти в самое ухо мальчику.

Тот покраснел и весь съежился.

– Да, – пробормотал он.

– Так вот, тебе надо пойти в Дом под Плющом и сказать, что ты видел, как мои братья и сестра увели с верфи лодку Тима Уэста. А если не пойдешь, я на тебя пожалуюсь.

– Я пойду, – сказал перепуганный мальчик, вскакивая на ноги.

– И запомни, надо сказать, что ты сам все видел. Не говори, что это я тебе рассказал.

Мальчик побежал на холм, а Филипп исчез в другом направлении.

А тем временем Джо и его команда были уже перед самым входом в бухту. Порывистый южный ветер покрывал воду крупной зыбью.

Испуганная Мэри начала громко плакать, бледный как полотно Герберт почувствовал первые признаки морской болезни, Сэмюэль растерянно оглядывался по сторонам.

Только Джозеф был совершенно счастлив. Он сделал неловкое движение веслом, и вода залила ему лицо. Он запрокинул голову и рассмеялся.

– Жаль, что на ней нет мачты и паруса, – сказал он, – тогда мы направились бы прямо во Францию.

– По-моему, нам лучше вернуться, Джо, – сказал Сэмюэль. Впереди он заметил открытое море и уже догадался о том, что их судно мало пригодно для плавания.

– Чушь! – усмехнулся Джо. – Все в порядке.

Он попробовал сделать более широкий гребок, но гнилое весло сломалось пополам, опрокинув его на дно лодки, выскользнуло из уключины и поплыло по воде.

– Ну что, добился своего?! – закричал Сэмюэль.

Мэри вскрикнула и обхватила его руками. Лодку стало раскачивать еще сильнее, и Герберт, который до того мужественно сражался со своим желудком, не в силах более сдерживаться, перегнулся через борт. Его тут же стошнило. Джо посмотрел в сторону берега и понял, что прилив несет их прямо на скалы, о которые разбивались вскипающие белой пеной волны.

– Послушайте, – спокойно сказал он, – перейдите в середину лодки. Я попробую подгрести к берегу.

Он переставил оставшееся весло в затвор на транце[8]8
  Транец – плоский срез кормы шлюпки, яхты или иного судна.


[Закрыть], но оно было слишком большим для него – не удержать. Сэмюэль поспешил на помощь брату, но получилось только хуже: через несколько мгновений и это единственное весло сломалось и волна унесла его.

Мэри горько плакала, Герберт в перерывах между приступами рвоты тоже.

Сэмюэль побледнел и крепко сжал руку сестры. Джо присвистнул и выставил вперед подбородок. «Я все затеял, мне и вызволять их из беды», – подумал он.

Прилив неотвратимо влек лодку к скалам.

Джо ясно видел, что выхода нет. Ему пришло на ум, что если он обвяжет носовой фалинь[9]9
  Фалинь — веревка для буксировки и привязывания шлюпки.


[Закрыть] вокруг пояса и попробует доплыть до пещеры у входа в бухту, то, возможно, и удастся вывести лодку на безопасное место. Отчаянная, безнадежная мысль, но ничего другого не оставалось. Воды он не боялся; прошлым летом он научился плавать. Он скинул с себя одежду и обмотал фалинь вокруг пояса.

– Джо, не делай этого, – сказал Сэмюэль, догадавшийся о намерении брата, – ты утонешь.

Джо подмигнул ему и уже был готов прыгнуть, когда что-то заставило его поднять голову.

Он бросил взгляд на скалу и увидел, что по острым, осыпающимся камням спускается его мать. Должно быть, она сидела на вершине холма с малышкой Лиззи и все видела.

Джо не мог отвести взгляд от маленькой черной фигуры. Что, если она поскользнется…

Он ждал, готовый броситься в море. Он сорвал фалинь с пояса. Какое ему теперь дело до лодки? До того, что Сэмюэль, Мэри и Герберт могут утонуть и разбиться о скалы?

Теперь лишь одно имело для него значение: чтобы мать благополучно спустилась со скалы.

Он не попытался окликнуть ее, зная, что она спускается к узкой пещере в скале со стороны гавани, где на глубокой воде ярдах в двадцати от берега стоит на якоре лодка одного ловца крабов. Она подплывет к ней, снимет с буя и придет им на выручку.

Джо инстинктивно знал это. Спускаясь по скале, Джанет подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее с носа утлой лодчонки. Она улыбнулась.

Упасть она не боялась, еще девочкой она облазила каждый выступ этой скалы. Единственное, что ей мешало, так это длинные юбки.

– Я иду, Джозеф, – сказала она, зная, что он ждет ее.

Под ней грозно шумело море, ветер развевал ее волосы, камни и земля осыпались из-под ног и рук. Рядом с ней закричала чайка, созывая своих подруг, и те принялись летать над ее головой, издавая пронзительные вопли и шумно хлопая крыльями.

Джанет громко послала им несколько проклятий, нимало не заботясь о том, что кощунствует. Ее сердце пело. То была опасность. Она любила опасность. Джанет была счастлива.

Она была абсолютно уверена в себе, она знала, что вовремя доберется до Джозефа.

Наконец ее ноги коснулись песка пещеры. Она сбросила платье и скинула туфли. Джозеф по-прежнему неподвижно стоял на носу лодки.

– Не бойтесь, дети, я иду к вам.

Она подплыла к рыбачьей лодке и с некоторым трудом забралась в нее; мокрое белье прилипало к телу, волосы струились по спине.

Джанет отцепила якорное кольцо, бросила канат и пробковый буй в воду. Затем взялась за весла и стала грести к беспомощно дрейфующей лодке, которая теперь находилась в каких-нибудь тридцати ярдах от омываемых морем скал.

– Держи фалинь наготове! – крикнула она Джозефу, и тот замер с веревкой в руках, в то время как остальные дети дрожали от страха, сгрудившись на корме.

Когда она подплыла достаточно близко, он бросил ей веревку, крикнув: «Лови!» – высоким, срывающимся голосом. Она поймала ее и быстрыми движениями привязала к своей лодке. Затем снова взялась за весла и, таща за собой лодку с детьми, вывела ее в спокойные воды бухты. Именно тогда Джозеф Кумбе в первый и последний раз в жизни потерял сознание.

Когда они входили в гавань, она увидела, что навстречу им с верфи плывет в лодке Томас и человек шесть работников. У мужа даже губы были белыми.

– Что с вами случилось? – крикнул он, дрожа от страха при одной мысли, что с ней или с кем-нибудь из детей могло произойти несчастье.

– Все хорошо, – спокойно ответила Джанет. – Никто не пострадал.

– Я шел из дома, – крикнул Томас, – и на меня наткнулся малыш Гарри Таббса, который бежал сказать, что Джозеф перерезал фалинь лодки Тима Уэста и вместе с остальными уплыл из гавани. Я бросился со всех ног и вскочил в эту лодку. Как раз когда мы в нее садились, подходит миссис Коллинз с Лиззи на руках. «Я нашла вашу крошку всю в слезах там, наверху, за развалинами Замка, – говорит она. – Боюсь, с ее матерью приключилась беда». Но у меня не было времени ждать.

Вскоре они уже были около верфи, и там все объяснилось.

– Тебе не стыдно, Джозеф? – сердитым голосом спросил отец. – Да и вам тоже, скверные дети, за то, что его послушались?

– Оставь их в покое, – тут же вмешалась Джанет, – думаю, они уже и так достаточно наказаны.

Небольшая компания с трудом побрела вверх по холму.

Филипп ждал в гостиной, держа на коленях раскрытый том «Рассказов о Христе». Рядом, с Лиззи на руках, стояла добродушная Сара Коллинз.

– Бедняжка Джанет, – воскликнула она, – скорее иди-ка сюда и как следует обсохни, дорогая!

– А ты где был, Филипп? – устало спросил Томас.

Дети были для него нелегкой ношей.

– Спокойно читал здесь, дорогой папочка, – кротко ответил маленький Филипп.

– Единственный нормальный из всего выводка, – вздохнул Томас и, посадив Филиппа себе на колени, дал ему кусок кекса.

Остальные дети, жалкие и совершенно несчастные, сбились в кучку перед камином, недоумевая, как это мальчишка мистера Таббса мог заметить их побег.

Во всяком случае, они все равно не утонули бы, мама спасла бы их.

Мама всегда приходила на выручку вовремя.

А маленький Филипп спокойно наблюдал за ними с отцовских колен, слизывая с губ крошки кекса.

– Папочка, дорогой, можно мне еще кусочек кекса? – спросил он.

Наверху добрая миссис Коллинз укладывала Лиззи спать. В комнате мальчиков Джанет, стоя на коленях перед кроватью Джозефа, обнимала рыдавшего от горя сына.

– Я боялся, что ты упадешь, – уткнувшись лицом в ее шею и задыхаясь от слез, говорил он. – У меня просто сердце разрывалось, когда я смотрел, как ты спускаешься по этой скале. Я этого никогда не забуду. Никогда-никогда, до самой смерти! Ты лезешь вниз по голому склону, а чайки кричат и бьют тебя по лицу крыльями.

Она поцеловала его мокрые глаза и откинула волосы с лица:

– Успокойся, мой любимый, с твоей мамой никогда не случится ничего дурного. Я здесь, чтобы заботиться о тебе. Ты знаешь, что нехорошо было брать старую лодку, и твои страдания, когда ты видел, как я спускаюсь по скале, научат тебя усмирять свои буйные и необдуманные порывы.

– Мама, я больше никогда не буду плохим. Но временами на меня нападает какая-то лихорадка, меня так и тянет взять лодку и уплыть – неважно куда, лишь бы в море, где ветер будет дуть мне в лицо. – Он обвил руками ее шею. – Ты понимаешь. Я знаю, только ты можешь понять этот злой, вечно куда-то зовущий дух, который живет во мне.

Тесно прижавшись друг к другу, сидели они в темной комнате.

– Когда я вырасту, ты уйдешь, правда? – прошептал он. – У нас будет собственный корабль, и мы уплывем туда, куда понесет нас ветер. Ты знаешь, что ни о чем другом я не думаю, ведь знаешь?

– Да, Джозеф, – прошептала она в ответ.

– Я не собираюсь оставаться на верфи вместе с отцом, Сэмюэлем и Герби, – сказал он. – Я буду моряком, как много раз уже говорил тебе. И когда я стану капитаном моего корабля – он будет называться «Джанет Кумбе», – ты будешь со мной, вместе со мной встречать опасности и великие чудеса. Обещай, что ты уплывешь со мной, – обещаешь? – Он взял ее за подбородок.

Она закрыла глаза:

– Обещаю.

– Знаешь, мой корабль будет самым быстроходным в Плине, и его нос будет украшать твоя фигура, и весь мир будет восхищаться твоими глазами и улыбкой.

Джанет стояла на коленях, крепко прижимая к себе сына.

Внутреннему взору обоих предстало видение корабля с наполненными ветром белыми парусами. Джозеф смеется, ветер дует ему в лицо, а на носу судна – руки прижаты к груди, голова гордо закинута – вырезанная из дерева фигура Джанет.

– Ты будешь гордиться мной? – шепотом спросил мальчик.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.