Текст книги "Наследница тамплиеров"

Глава вторая

Мир понемногу обретал четкость.

Сперва мутное пятно из бледно-серого стало желтоватым, потом – круглым, на нем обозначились трещины, после минутного изучения этих трещин оказалось, что это угловатые ветки, и даже с цветами, и даже название вспомнилось – сакура. Память, значит, тоже возвращалась.

Следующий шаг проснувшейся памяти – она определила круг с сакурой как плафон, в котором имеется пока незримая электрическая лампочка. Значит, над головой – потолок. Вряд ли на том свете имеются потолки. Выходит, жизнь продолжается.

Старик пошевелил пальцами – пальцы рук двигались и чувствовали ткань. Насчет пальцев ног он не был уверен.

Он чуть-чуть повернул голову влево. Плафон поехал вправо. Значит, шея у него еще была и действовала. Тогда он приоткрыл рот, отважился почмокать губами. Получилось.

Кончился нудный серый сон, в котором старик мыкался среди стен, медленно взлетая и падая, взлетая и падая. Память подсказала – перед тем как попасть в узкие пространства между стенами, был страх от невозможности дышать. А сколько времени старик провел между жизнью и смертью – даже память не знала.

Он улыбнулся – значит, есть надежда все успеть и рассказать! И ощутил на лице что-то непонятное. Это была приклеенная к щеке и вставленная в нос гибкая трубка, и заволновался. Нужно было позвать на помощь. Сразу не получилось – он смог издать только почти беззвучное «а-а-а», приправленное шипом и хрипом. Но, видимо, этого звука ждали.

Старик услышал быстрые шаги, потом увидел лицо – женское, немолодое, странной формы. Он не сразу понял, что отсутствие лба – это всего лишь белая низко надвинутая шапочка, которая сливалась с потолком.

– Ле-о… – выговорил он.

– Да, господин Вернер, Лео, – согласилась женщина. – Она обрадуется, когда узнает, что вам полегчало.

– Ле-о…

– Да, да, Лео. Позвонить ей, позвать ее?

– Да…

– Сейчас, сейчас!

Лицо пропало.

– Лео, – еще раз произнес старик. Получилось уже громче и отчетливее.

Память показала лицо – изящное женское лицо, с большими темными глазами, с белозубой улыбкой. Волосы, коротко подстриженные, обрамляли его, падая на лоб вьющейся челкой.

Старик вспомнил – ему никогда не нравились короткие стрижки, но правнучка Лео занималась спортом, просто жить не могла без спорта, и клялась, что длинные волосы будут ей мешать. Он вспомнил еще, что Лео не любила свою работу, что спорт был единственной радостью. Причину нелюбви тоже вспомнил – отец девушки, муж его внучки Инессы, хотел приучить Лео к своему бизнесу, потому что с сыном не повезло – добрые люди снабжали его наркотиками, врачи уже ничего поделать не могли, оставалось ждать естественного конца. Был еще один сын, младше Лео, тот учился в техническом институте и собирался стать авиаконструктором; когда ему предложили заняться семейным бизнесом, он пообещал уехать в Австралию или в Аргентину навсегда и больше в родительский дом не возвращаться. Оставалась Лео…

Вспомнилось ощущение – ему было очень жаль девушку, вынужденную заведовать операционным залом банка и поддерживать склочный коллектив в рабочем состоянии. А ведь она мечтала о своем бизнесе – связанном с техникой, с дорогими байками, с экипировкой высочайшего класса.

Этой девушке он был многим обязан.

Началось с того, что, когда во внучкином семействе случился грандиозный разлад (измена мужа, проблемы со старшим сыном, финансовая ловушка, которая казалась тогда чуть ли не смертельной), Лео, четырнадцатилетняя, взбунтовалась и ушла жить к прадеду. Тогда прадеду было всего восемьдесят шесть, он жил один, практически сам вел хозяйство, только трижды в неделю приходила женщина, чтобы сделать уборку и заполнить холодильник домашней едой.

Правнучка поселилась в бильярдной и прожила там шесть лет. Потом оказалось, что прадед нуждается в особом уходе – постыдных подробностей этого ухода старик не желал вспоминать. Внучка с мужем и дочка с мужем решили отдать его в пансионат «Светлая осень». Он не хотел выезжать из дома, в котором прошла вся жизнь, его уговаривали, почти уговорили, но однажды ночью Лео, вернувшись с вечеринки, заглянула к нему – и увидела, что он плачет. Да, он стал на старости лет слезлив, он сам понимал, что это дело обычное, но девушка испугалась – она привыкла видеть старика бодрым, занятым научными изысканиями и перепиской, иногда – сердитым, чаще всего – веселым. Правнучка снова взбунтовалась и сказала, что ни в какую «Светлую осень» старика не отдаст, будет с ним до конца, и его денег хватит на двух хороших сиделок. Это была чистая правда – старик умел зарабатывать и обеспечил себе хороший доход, он купил дом и большой земельный участок на окраине очень недорого, но теперь вокруг дома вырос район богатых особняков, землю удалось очень выгодно продать. Старик оплатил правнучке учебу и приобрел все, что требовалось для спорта. Она увлекалась мотоциклами, плаваньем, айкидо – с его точки зрения, все это имело практический смысл. Еще она летом любила покататься верхом, хотя свою лошадь заводить не стала. Так они прожили еще четыре года.

При этом Лео работала в банке, потому что не желала подводить семью, но прадед знал – она охотно бы заложила под этот банк заряд тротила. Родной отец платил ей столько, сколько платил бы любому другому человеку на этой должности. Но родной отец знал, что прадед заботится о правнучке, так что скромный оклад не имеет для нее большого значения.

Более того – прадед предложил девушке взять его фамилию, и родной отец не возражал.

Старик наловчился работать полулежа, Лео заказала для него особые столики, которые устанавливали на постели, привезла великолепный принтер, очень внимательно следила за сиделками – одну даже выгнала за мелкое воровство. Словом, у них сложился хороший и честный союз. Но оба строго соблюдали границы – Лео не совала нос в изыскания прадеда, прадед не задал ни одного вопроса о ее личной жизни.

– Лео… – позвал старик.

Он понимал, что смерть дала всего лишь отсрочку, и нужно многое успеть.

Он смог нажать кнопку вызова сиделки и потребовал усадить себя в постели; ну, не совсем усадить, подмостить под спину и голову побольше подушек, чтобы не лежать пластом. Затем определился со временем. Был вечер пятницы – значит, правнучка уже где-то развлекалась. Сиделка, вызвав Лео, занялась стариком, выполнила все гигиенические процедуры, сделала два укола, он почувствовал себя бодрее.

Завывание крутого байка, несущегося к дому, очень его обрадовало.

Вошла Лео – в самом дорогом байкерском костюме, какой только существовал в природе, подарке прадеда к именинам. На ходу она снимала шлем.

– Наконец-то! – воскликнула девушка. – Фрау Элга, вы можете быть пока свободны.

Сиделка поклонилась ей и вышла.

– Садись, ангелочек, – сказал старик. – Времени у меня мало, а рассказать я должен много.

– Ты еще поскрипишь, – возразила Лео. – Не торопись в рай.

– Ангелочек, я знаю. Так было и с моим отцом, и с дедом. Все прожили довольно долго, все перед смертью вдруг ощущали прилив сил. Наверно, это закон природы. Я сейчас могу говорить, что будет завтра – не знаю. Поэтому – слушай. Ты знаешь, что я изучал историю ордена тамплиеров.

– Да, конечно.

– На самом деле мне требовались лишь несколько тамплиеров, живших в четырнадцатом веке. Я гонялся за ними по всем этим книгам и по всему Интернету.

Книги горничная убрала в застекленный шкаф, и Лео видела лишь корешки.

– Меня интересовали те, кто мог приехать в Икскюльский замок…

– Какой?

– Есть в Лифляндии городок Икскюль. Он вырос вокруг замка, но от замка уже ничего не осталось. Икс… Именно «икс», неизвестная величина. Дай воды, Лео. Я немного отдохну и все расскажу. Это очень важно.

– Хорошо.

Лео сходила за водой, вернулась и выпоила старику примерно полстакана.

– Как бы я хотел, чтобы это было полстакана хорошего коньяка, – пошутил старик. – Так вот, ангелочек…

Менее всего девушка, затянутая в черную кожу, была похожа на ангела. Но он так называл правнучку в любых обстоятельствах – и когда она выкрасила половину головы в лиловый цвет, а вторую в синий, и когда остриглась наголо, и когда назло родителям сделала на лбу зверскую татуировку; правда, у нее хватило ума на временную татуировку, но все равно – вампирская рожа держалась чуть ли не полгода. Была ночь, когда Лео примчалась к прадеду в отчаянии – она не могла решиться на близость с человеком, который совершенно не годился в мужья, но очень ей нравился.

– Ты свободна, ангелочек, запомни – ты свободна, – сказал ей тогда старик. – В любых обстоятельствах ты прежде всего свободна. Все остальное – побрякушки.

После чего он имел шумное объяснение с дочерью и внучкой. Сперва кричали они, потом рявкнул он, а когда по его вызову явился заспанный нотариус, женщины совсем притихли. Но это их не спасло – старик обещал переписать завещание, и он это сделал немедленно. Он тоже всегда был свободен – в том числе и от страха обидеть вопящих немолодых теток.

Лео внимательно смотрела на прадеда.

Она знала, что от старика можно ожидать любых сюрпризов.

– Так вот, ангелочек… Икскюльский замок – очень занятное место. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы в тридцать девятом году уезжали из Риги? Помнишь, рассказывал про епископа Альберта, который якобы в тысяча двести первом году основал Ригу? На самом деле только в этом году Рига впервые упоминалась в документах – тогда Альберт начал строить первый Рижский замок. А Икскюль – старше нее. На пятнадцать лет по меньшей мере. Когда начался крестовый поход на северо-восток, немецкие корабли вошли в устье Двины, поднялись вверх, и монах Мейнхард договорился с тамошними ливами, что поставит на берегу церковь и замок. И он там стал первым епископом. Вторым был Бертольд, а третьим только – Альберт, но ему там не понравилось. В самом деле, для порта этот Икскюль не годился, большие морские суда не добрались бы до него через пороги и перекаты, и ливы тоже не дураки – кто же откажется обчистить купеческое судно, севшее на мель? Потом, полвека спустя, Икскюльский замок отдали в аренду рыцарю Иоганну Бердевису. Род Бердевисов владел замком шесть поколений, при них-то и появился Арно де Бетанкур. Все это ты найдешь в моих файлах, папка так и называется – «Икскюль».

– А зачем мне это? Я же не интересуюсь древней историей, – прямо заявила Лео.

– У тебя, ангелочек, в душе редкое сочетание добродетелей. Ты любишь приключения и любишь деньги. Я так тебя и воспитывал, чтобы ты любила приключения и деньги.

– Да, ты учил: без денег не бывает свободы, – согласилась правнучка. – Ну так чего ты от меня добиваешься?

– Умница, ангелочек. Ты не хочешь, чтобы я тратил на глупости свои последние минутки. Потерпи немного. Ты знаешь, кто такие тамплиеры?

– Это даже я знаю.

Старик улыбнулся:

– Богатейший рыцарский орден, ангелочек, богатейший! Король Филипп Красивый чуть от зависти не помер! Деньги у них росли, как грибы после дождя. Филипп и папа римский обвинили их в богохульстве и почитании демона Бафомета, чтобы прикарманить золото и серебро тамплиеров. Многих арестовали тринадцатого октября тысяча триста седьмого года, но многим удалось скрыться. И они вывезли из Парижа каменную плиту с резьбой. Может быть, таких плит было несколько. Ее доставили в порт, погрузили на судно, а дальше? Нужно было спасать остатки ордена, нужно было все начинать сначала. Они выбрали для этого Ливонию. Видишь ли, у тамплиеров были давние связи с ливонским орденом меченосцев, устав меченосцев скопирован с устава тамплиеров… молчу, молчу!.. Хранителем главного сокровища на кораблях тамплиеров был назначен рыцарь Арно де Бетанкур. Корабли пришли к берегам Эстляндии. Часть сокровищ укрыли в замке Феллин, но тамплиеры отлично знали правила «не клади все яйца в одну корзину».

– Так ты все эти годы искал сокровища тамплиеров? – догадалась Лео.

Она без особого уважения относилась к тем, кто гоняется за древними кладами. И ей было в диковинку слышать, что благоразумный, хотя и чудаковатый прадед, попался на старости лет в ловушку кладоискательства.

– Одно! Одно сокровище, ангелочек! Так вот, у беглых тамплиеров оказалось достаточно денег, чтобы помочь Ливонскому ордену построить замок Мариенбург. Арно де Бетанкур стал его главным комтуром, но он уже не был Бетанкуром – он стал Арнольдом фон Фитингофом. Потом бароны фон Фитингоф решили считать его своим предком. Хотя эта фамилия и до приезда Арно де Бетанкура была в тех краях отлично известна, хотя тамплиер не мог иметь законных сыновей, ну да ладно. Незаконный-то сын, я полагаю, был, но Арно де Бетанкур отдал его на воспитание кому-то, кто наградил мальчика своей фамилией. Думаю, за хорошее вознаграждение.

Лео улыбнулась.

– В Ливонии стали строить замки, и деньги тамплиеров не иссякали, – продолжал прадед. – А каменную плиту с резьбой укрыли в Икскюльском замке. Ее тайну передавали от рыцаря к рыцарю, но мир менялся, рыцарские ордена стали не нужны. Видимо, в каком-то смутном году тайну было некому передать, и она пропала. А плита осталась лежать в подземельях Икскюльского замка. Но мой дед, изучая историю ордена тамплиеров, откопал довольно странные рукописи, где поминалась Икскюльская плита. Он начал ее искать и познакомился с бароном фон Апфельдорном, тоже большим любителем тамплиерских секретов. Сдается мне, что этот барон как раз числил в предках того мальчика… У деда были деньги – ты же знаешь, умение добывать деньги у нашего рода в крови. А барон жил в тех краях. И даже, чтобы изучать развалины Икскюльского замка, приобрел усадьбу неподалеку. Они объединились – один давал деньги, другой организовал раскопки. И они нашли плиту. Более того, они сумели разгадать ее тайну. Но не всю! У них в руках была половина тайны, ангелочек! Они ставили опыты с плитой, пробовали и так и сяк, что-то получалось, но получалось случайно и необъяснимо. Я читал дневники деда – там все очень подробно описано. Мой отец тоже увлекся этими опытами, он тоже вел дневники. Все это – в нижнем ящике шкафа. Половину я успел оцифровать, ты найдешь сканы в папке «Плита».

– А барон фон Апфельдорн?

– У того своих детей не было, он взял на воспитание племянника, сына двоюродной, что ли, сестры. Мальчик этот, Эрнест, оказался толковый. Дед познакомился с ним и решил о нем позаботиться. Когда барон фон Апфельдорн умер, Эрнест стал главным помощником деда. А потом настал тысяча девятьсот пятый год, бунты, стрельба, крестьяне жгли баронские усадьбы. Дед, мой отец и Эрнест отправились в Икскюль, пытались спасти и вывезти плиту, ничего не получилось, они чудом остались живы. Дед в том же году умер. А отец потом нашел-таки плиту – она попала в запасники рижского исторического музея, хранилась в подземельях Петровской церкви. Во время войны она и оттуда пропала – ведь старый город пострадал и от бомбежек, и от пожаров. Но нашей семьи в Риге уже не было – мы в тридцать девятом году переехали в Данциг… ты ведь слыхала про эту принудительную репатриацию?..

– Слыхала.

– Там умер отец, а матушка – она всегда была очень осторожной, ее интуиция спасла всю семью! – перевезла нас в Швецию, из Швеции мы смогли уехать в Англию. В Англии жилось плохо, но все же лучше, чем в Германии и в Польше, поверь мне! Потом, в пятьдесят третьем, мы вернулись в Германию. Матушка стала искать рижских подруг, писала письма. В шестьдесят пятом появилась возможность съездить в Ригу. Мы поехали втроем – матушка, я и Дора.

Лео поняла – речь о прабабке.

– И мы нашли плиту, но как?! Тогда рижские архитекторы придумали чудной способ сохранить каменные надгробия и барельефы. Они просто вмуровывали их в стены, где было пустое место. Вообрази – старинный резной портал, а вместо двери – голая стена. Вот так и Икскюльскую плиту использовали. Мы ее увидели во время экскурсии… Дизайн, будь он неладен! Мы тогда ничего не могли предпринять, но стали искать способ выкупить плиту. Потом матушка умерла, у нас с Дорой родился Вернер-Отто, потом Леонида-Мишель… Когда наконец я отыскал нужных людей, плита пропала!

– Дети Эрнеста фон Апфельдорна? – предположила Лео.

– Я кучу денег потратил на поиски его родни. Да, внучатный племянник барона вмешался уже потом. Сдается, есть и кто-то третий, кому Икскюльская плита необходима. Может быть, он тоже открыл вторую половину тайны – как я… Я даже догадываюсь, кто это может быть. Надо проверить, надо пойти по следу. Лео, ангелочек, найди в папке «Мистерии» файлы «Дневник-один» и «Дневник-два». Я там шаг за шагом описывал, как анализировал дневники деда и отца. Там – тайна, которая может принести миллиарды. Ее знали тамплиеры, теперь узнаешь ты… Но я не успел завершить исследование, чертова латынь совсем меня доконала. Лео, плита в России, в городе под названием Протасов. Ее приобрел владелец банка «Трансинвест». Поезжай туда, забери у него Икскюльскую плиту… это будет твое приданое…

– Ты и так дал мне отличное приданое.

– Не перебивай! Я, кажется, догадался, как действует плита. Ты веди расследование сама. И когда ты придешь к результату – вскроешь файл «Идея». Я не хочу, чтобы мои гипотезы висели над тобой и мешали тебе думать самостоятельно. Запомни – файл «Идея». Поезжай! Плита – наша собственность, сохранилась расписка барона фон Апфельдорна, она хранится в банке, в сейфе, но это не банк твоего бестолкового папаши. Все инструкции – в файле «Лео»… А я прошу – когда у тебя будут дети, дай им наши родовые имена «Вернер» и «Леонида». Это мое завещание. Все остается тебе! Там немало. Недвижимость, ценные бумаги… И пусть твой сын женится на русской девушке. У нас почти все мужчины женились на русских – дед на княжне Леониде Маецкой, моя матушка в девичестве – Леонида Шереметева, тетка твоя любимая – из Давыдовых… так получилось, ее семья успела убежать от большевиков… что еще… Поезжай, Лео! О родителях не беспокойся – все равно этот дурацкий банк обречен. Сделаешь все, как положено, – назначишь им месячное содержание. Не годовое – месячное. Твоему папаше опасно давать в руки большие деньги. У тебя все получится… русский язык ты знаешь, тетка научила… ты же у нее месяцами жила… Но вот мой совет – перед тем как ехать в этот Протасов, поживи месяц где-нибудь по соседству, ходи на рынок, разговаривай с людьми по-русски. Чтобы не вышло так, что при тебе сказали важное слово, а ты не поняла.

– Хорошо.

Лео понимала – старик торопится все рассказать. И не стала обременять его фальшивым оптимизмом. Ее «хорошо» означало – она в точности выполнит все его указания.

– Ну вот, рассказал… скопируй файлы сейчас же… Да! Банковские карты! Я их спрятал, посмотри в коробке со старым железом… Пин-коды, пароли, все, что нужно, – в файле «Лео»… скопируй все, все! И переформатируй диск!

– Все будет сделано.

– Сейчас же, при мне, ангелочек. Отформатированный диск вытащишь и потом уничтожишь. Говорят, есть способы что-то из него извлечь… Флешкарты тоже в коробке с железом. А потом садись на байк и уезжай. Вернешься к похоронам.

– Вбил ты себе в голову эти похороны!

– Я знаю. Мне пора. Надеюсь, ты не будешь плакать. Ну, за работу. Живо!

Компьютер прадеда, моноблок последней модели, стоял на столе.

Лео пододвинула стул и молча взялась за дело. Прадед смотрел на ее стриженый затылок и едва заметно улыбался. Он спас правнучку из операционного зала банка, который ей осточертел. Он дал правнучке возможность весело провести год, а то и два. Это было даже больше, чем деньги. За деньги она, когда постареет, будет покупать себе круизы на роскошных лайнерах, чтобы сидеть на палубе, завернувшись в плед, и созерцать воду. Или даже путешествовать на собственном лайнере, если гипотеза насчет Икскюльской плиты окажется верной. Да, сидеть на палубе, заказывать изысканный обед и с тоской вспоминать любимый байк и хотдоги на автозаправочных станциях…

– Все, – сказала Лео, повернувшись к прадеду. – Карты я взяла.

– Теперь форматируй жесткий диск. Ну, живо, живо…

– Может, что-то еще нужно сохранить?

– Нет, – подумав, ответил прадед. – И беги, пока не налетели стервятники. Через час ты должна быть в дороге. Такова моя последняя воля. О том, что на службу больше не выйдешь, скажешь отцу по телефону. На похороны, впрочем, можешь не приходить. Не хочу, чтобы старые дуры тебя обслюнявили. Ну, лети, ангелочек.

Лео подошла к постели, опустилась на колени и прижалась щекой к прадедовой руке.

– Не вздумай целоваться. Прибереги поцелуи для классного парня с бритой башкой!

Она невольно засмеялась и встала.

– Я люблю тебя, старый черт, – сказала она. – Теперь я знаю, как себя вести, когда придет время.

– Точно. Лети, лети! Ну?! И скажи этой дуре фрау Элге – пусть бежит сюда немедленно. Я, кажется, навалил полный памперс! В последний раз, ангелочек! Ты подумай – у меня больше не будет ни одного памперса! Ну?! Иди!

Лео расхохоталась и стала медленно отступать, пятясь, к двери. Она не сводила глаз с прадеда. Оказавшись в коридоре, она еще смотрела издали на постель, потом захлопнула дверь.

– Фрау Элга, идите к нему! – крикнула она и побежала прочь – на крыльцо и, перескочив две ступени, во двор, где стоял байк.

Во дворе она первым делом отключила смартфон.

Минут сорок ее носило по проселочным дорогам, где человек, не знающий местности, мог бы на такой скорости кувырнуться вместе с байком в канаву. Но ангел-хранитель ее уберег. Потом она взяла курс на Лемдорф, где жил приятель Фред, тоже отчаянный байкер. У Фреда была комната в родительском доме, а над комнатой чердак, где собиралась молодежь. Лео залезла туда и устроилась у окошка с планшетом. Она хотела изучить прадедово наследство – но голова как-то плохо работала. Не то чтобы так уж было жалко прадеда – она понимала, что старик прожил удивительно долгую жизнь, которой пора бы и кончиться, и уходил без мук, просто угасал. Но она осталась в мире одна, без настоящей защиты. Родители умели только требовать, дед с бабкой умели только жаловаться. Прадед всегда был на ее стороне…

Она вызвала на экран карту и нашла город Протасов. Она содрогнулась при мысли, что нужно будет срочно делать российскую визу. Срочно – потому что возвращаться в отцовский банк и отцовский дом она не собиралась. Вдруг память подсунула прозвище…

– Кречет!.. – произнесла она. Смысл слова был ей неизвестен, но звучание нравилось.

Просто счастье, что память сохранила прозвище парня, с которым она два года назад познакомилась на байкерском пивном фестивале. Их было то ли трое, то ли четверо – байкеров из Протасова, прорвавшихся на фест, и Лео говорила с ними по-русски, потому что немецкого протасовцы не знали вовсе.

– Кречет, Кречет… – бормотала Лео, копаясь в своем архиве. Кто-то же должен знать, как связаться с этим Кречетом.

Прадед научил ее быть честной с самой собой. Она честно сказала себе: плакать не может и не будет, потому что когда на небесах раздавали запасы слез, ее порция досталась троюродной сестрице. Так что единственный способ оплакать прадеда – это в точности исполнить все, о чем он просил.

– Фред, Фред! – крикнула она. – Помнишь тот фест, когда тебе на голову надели старый скворечник?! Там был один парень, кажется, из Кракова! У тебя есть его контакты?

Краковский парень подрался с кем-то из протасовцев, потом они даже подружились.

Фред забрался на чердак и полез целоваться. Она его оттолкнула. Он не обиделся, и они вместе понеслись по социальным сетям в поисках польских байкеров, которые могли знать Кречета.

Но в какую-то минуту Лео перестала видеть экран планшета. Она вспомнила прадеда.

Прадед смотрел ей в глаза и улыбался.