Текст книги "Королевская кровь"

В комнатке Денизы на стене под простыней висели юбки – все наглаженные, шелковые и атласные, нежнейших расцветок. Жилло решил, что ему вполне трех вещей хватит – юбки, шали и чепца, потому что корсаж ему в одиночку все равно не осилить. Взял все это, не спросясь. Но брал по совести – не самое лучшее. А на выходе из погребка столкнулся с хозяйкой. И, пока она стояла, руки разведя, так и чесанул по улице. Во всю прыть, сколько позволяло колено. Чтобы все прохожие видели – это болезная убогая старушка к лекарю ковыляет.

Были у него к Лизе и Маго такие вопросы. Во-первых, как там господин лекарь. Во-вторых, что с графом. В-третьих, не нужны ли деньги. У него же имелся для таких расходов капитанский кошелек. В-четвертых, хотелось еще раз услышать историю про перстень с золотым цветком. А потом уж свести в голове все вместе и крепко задуматься.

Чем ближе к лекарскому дому подходил Жилло, тем медленнее ковылял. И голову ниже плеч повесил. И губу нижнюю на волю выпустил – чтобы отвисла и оттопырилась. Словом, стал безумно хорош собой. И только удивлялся – почему прохожие красномундирные гвардейцы ему под чепец не заглядывают? Молодым девчонкам так и норовят, а бабушкой пренебрегают. Неравноправие получается! Наконец добрался, вполз на крыльцо и постучал чугунным кольцом о дверь.

Открыла Лиза.

– Ох, доченька, красавица, дома ли господин лекарь? – прошамкал Жилло, стараясь глядеть ниже шилообразного носа. – Скрючило меня, сил нет, помираю! Совсем уж померла!

Лиза втащила покойницу в дом, дверь на засов заперла и хорошенько бабушку-старушку за плечи встряхнула.

– Ты, – говорит, – раньше смерти не помирай, бабуленька! Лекаря дома не случилось, да я сама тебе помогу, я знаю, где у него главная микстура стоит!

И хватает с ближайшей полки бутыль. Жилло сам в замке служил и порядок наводил, он эту микстуру по запаху признал, ею два раза в год старая графиня заставляла мебель натирать от жучков и плесени.

Шарахнулся Жилло от лекарства, а Лиза уже и крышку открутила, и в горло эту дрянь влить норовит! А руки у девчонки сильные, она уже и голову Жилло запрокинула, и бутыль к губам ему подсунула – пей, бабуля, на здоровье! Еле Жилло вырвался.

– Ну что за свинство! – говорит. – Одна сегодня чуть кочергой не приласкала, другая с мебелью перепутала! Того гляди, тараканью отраву какая-нибудь третья поднесет!

И стащил с головы чепец и шаль.

– Наверно, заслужил и кочергу, и все остальное! – смеется хитрая Лиза, которая, конечно же, узнала его сразу. – Давай сюда свой маскарад. Это ты правильно сделал, что переодетый пришел.

Протянул Жилло шаль с чепцом, а Лиза сразу не взяла.

– Гляди, колечко у тебя появилось. Где такое взял?

– Обручился, – усмехнулся Жилло. – С удивительной красавицей. Косы у нее до пят. Она их утром срезает и волосы по ветру пускает, а к вечеру они опять вырастают. Она мне волосок подарила, я из него колечко смастерил.

– Так уж и подарила? – не поверила Лиза. Ну, всюду ей нос сунуть требуется – благо вид у него подходящий…

– Ну, в горах на сосенке нашел. Все равно считаю, что обручился. Она кочергой не размахивает, полировку в моих кишках не наводит – на ней и женюсь, – уверенно пообещал Жилло. – Теперь, девчоночка моя ненаглядная, давай говори, что с господином лекарем и что с графом.

– А я-то думала, ты ради меня вернулся… – кисло протянула Лиза.

– Ага! – возмутился Жилло. – Ради отравы твоей вернулся! Ты, Лиза, через вредность характера сорок лет замуж не выйдешь, помяни мое слово! Разве что какой совсем отчаянный найдется…

– Вот совсем отчаянный мне и нужен! – обрадовалась она. – Его-то я и ищу вот уже добрых триста лет. Так что спасибо на добром слове, Жилло, утешил ты меня! Всего-то сорок лет ждать осталось! Да это же – как полчасика! Обидно, правда, что не за тебя выйду. Ты-то будешь уже совсем пенек трухлявый. Жаль – прямо плакать хочется!

С преогромным недоверием посмотрел на Лизу Жилло – это чтобы она замуж за него попросилась? Впрочем, не плачет, хотя и спрятала мордочку в передник. Нос бы передника не прорвал…

– Ты, Лиза, сажу со щек отмой, – посоветовал Жилло. – И платок размотай, дай посмотреть, есть у тебя косы, или одни крысиные хвостики. На крысиных хвостиках я жениться не охотник.

И потянул за краешек платка.

– Не тронь! – отскочила Лиза. – Я, Жилло болела сильно. Меня господин лекарь еле на ноги поставил. А когда в лихорадке лежала, волосы лезть стали, пришлось остричь. Они у меня теперь ненамного длиннее твоих. Вот… Если тебе нужны длинные косы – тут ты их не найдешь. Но если тебе нужны только длинные косы…

– Нет, конечно, – серьезно ответил Жилло. – Просто не везет мне с этим делом. Хоть в петлю лезь! Вроде и собой ничего, а не нравлюсь я девчонкам!

– Это дело поправимое, – загадочно сказала Лиза. – Помяни мое слово, и года не пройдет – отбоя от красавиц не будет. Если только проживешь ты этот год.

– Ты бы еще меня почаще микстурами угощала! – поддел Жилло.

– А ведь я не шучу, Жилло.

Посмотрела Лиза ему в глаза – и понял Жилло, что так оно все и будет.

– Не иначе, как чудо случится… – буркнул он.

– А почему бы и нет? Я тебе даже сейчас могу сказать, что это будет за чудо, – тут Лиза принюхалась и запах с кухни ей явно не понравился. – Ты наконец поймешь, чего ты в женщине ищешь и чего от нее требуешь. А они поймут, что ты им можешь дать. Вот и начнется катавасия!

С тем Лиза и кинулась на кухню – сдвигать на край плиты чугунный котел.

– Будь ты неладен! – говорит, отпихивая сунувшегося помочь Жилло. – Я господину лекарю обед и ужин варю, через час передачу нести, а ты мне зубы заговариваешь!

– Тут на трех лекарей хватит, – отвечает Жилло, заглянув в котел. – И мне еще останется.

– Поварешкой по лбу тебе достанется! А господина графа твоего кто покормит? А Кабироля? Уж он-то совсем тут ни причем, а за вас, дурных, страдает! Там у них, в подземелье, тоже равноправие, коли не кормят – так уж всех! Варю, чтобы на семерых или восьмерых хватило.

– Так мало узников в подземелье?

– Это же только одна камера… – вздохнула Лиза.

Тут у двери черного хода ручка завертелась. Лиза подбежала, скинула засов и впустила Маго с парнишкой.

– А-а, это ты, – сказала Маго. – Хорошо, что пришел. А я внука привела. Пока господина лекаря и Кабироля дома нет, пусть здесь поживет. Все-таки ночью не так страшно. Знаешь, как это – двум женщинам одним дома ночевать? Когда гвардейцы той ночью с обыском приходили, я мышкой в мышеловке себя чувствовала…

Лиза сразу Маго и парнишке поесть на стол собрала.

– Иди уж и ты, – говорит Жилло. – А то от злости, гляди, кусаться начнешь.

И вовремя она это сказала, потому что сядь Жилло за стол всего лишь четвертью часика позже – остаться бы ему в этот день вовсе голодным.

Он как раз ложку облизывал, когда в дверь забарабанили.

Послали парнишку выглянуть в окошечко.

– Женщина какая-то колотится, – доложил он, вернувшись. – А лица не разобрать, закутанная.

– Должно быть, к господину лекарю, – решила Маго. – Не иначе, рожать у нее кто-то собрался. Они все с перепугу прямо за думским лекарем посылают. Успокоятся – сообразят, что тут повивальная бабка нужна.

Судили-рядили Маго с Лизой, открывать или нет, лекарь-то все равно сейчас в подземелье проживает, а дверь входная так и тряслась от ударов.

– Надо объяснить, что господина лекаря нет, – решил наконец Жилло, – а то эта дура весь дом разнесет.

Пошла к дверям Маго. Она в скважину замочную кричит, что господин лекарь в Коронном замке, а ей оттуда в скважину отвечают, что к господину лекарю – срочное дело. И длится такой содержательный разговор довольно долго.

– Да впусти ты ее, Маго! – крикнула, не сдержавшись, Лиза. – Пусть убедится, что господина лекаря дома нет! Пусть в спальне поищет! И отхожее место отворить не забудь!

Влетела в распахнувшуюся дверь женщина, скинула капюшон темно-синего плаща и ахнул Жилло.

– Дениза?…

– Дениза! – сердито отвечает хозяйка кабачка. – Ты чего это натворил, мошенник?!.

– Ничего не натворил! – попятился от нее Жилло. А тут и Лиза с кухни выскочила, прихватив на всякий случай кочергу. Шагнула она к Денизе – и от неожиданности кочергу выронила, Жилло еле отскочить успел. Смотрит Лиза на Денизу – и лицо у нее такое, будто они когда-то встречались, но где, когда, и как зовут – напрочь из головы улетело. Но, видно, встреча была радостная, потому что по живой физиономии кухонной девчонки улыбка растекается – ну, прямо до ушей!

– А раз ты ничего не натворил, – продолжает Дениза, не обратив внимания на кухонную девчонку, – то почему, стоило тебе в моей юбке удрать, за тобой городская стража заявилась?

– Ювелир! – воскликнул Жилло. – Выследил! Вот мерзавец!

– Ювелир там или не ювелир, а удирать тебе надо, – правильно сказала Дениза.

– Удирать! – подтвердила Лиза. – А что, хозяйка, если и за тобой следили? Что, если видели, как ты в нашу дверь колотилась?

– Не такая я дура, чтобы за собой стражников водить! – ответила довольная собой Дениза. – Когда они весь мой погребок обшарили и на всякий случай двух бездельников у меня оставили, будто бы пьяные в углу спать завалились, я потайным ходом вышла. В том сводчатом зале, где ты, Жилло, ночевал, у меня ведь не только кровать для проезжающих имеется и сухие дрова хранятся. Там, за дровами, еще и маленькая дверка есть. Раньше-то во всех замках потайные ходы были.

Смотрит Лиза на хозяйку погребка и радость у нее на лице такая – будто среди ледяной зимы вдруг майский день наступил. Маго тоже смотрит – с уважением. Она и раньше Денизу, видно, знала – женщины, закупаясь на рынке, все друг про дружку проведают, а Дениза все-таки не чья-то кухарка, сама себе хозяйка, и когда закупаться приходит, за ней парень с двумя преогромными корзинами следует. Если берет она кроликов – то дюжину, если кур – две дюжины, а что до овощей – так зеленщица, у которой товар получше, сразу торговлю сворачивает и с тележкой вслед за парнем к кабачку направляется.

Смотрит и Дениза на Лизу. Та по сравнению с ней – девчонка неумытая. Ну, как может смотреть взрослая, да еще нарядная женщина, с настоящими золотыми серьгами в ушах, на девчонку? Однако улыбка Лизы и ей по душе пришлась.

– Предупредила я тебя, Жилло, а теперь делай, как знаешь, – говорит Дениза. – Хочешь – в погребок ко мне возвращайся, со стражниками про хорошую погоду побеседовать. А лучше всего уйти бы тебе из Кульдига куда подальше. Вещи твои мне принести не удалось, их стражники забрали, но вот тебе кошелечек. Много дать не могу, у меня дело все-таки, все деньги в обороте, да еще дрова на зиму закупить надо, а сколько под рукой было…

Подошла Лиза к Денизе.

– А что, хозяюшка, – говорит, – по душе тебе этот гость пришелся?

– По душе, не по душе, а влип в какую-то дрянь, – сурово отвечает Дениза. Не нравится ей, что девчонка прямо в душу лезет. Маго тоже на Лизу покосилась.

– Уймись, заноза, – приказывает. – Вот уж кому он по душе пришелся, так это тебе самой! Так и липнешь…

Стоит Лиза, взгляд переводит с Жилло на Денизу и с Денизы на Жилло, а улыбка – совершенно неистребимая! Хоть ты ее кипятком поливай – не уйдет с губ эта шалая улыбка.

– Ты, Маго, меня не обижай почем зря, – не глядя на кухарку, отвечает Лиза. – Ты лучше помоги мне корзинку для господина лекаря, графа и Кабироля собрать. А потом принеси платье свое старое, плащ свой зимний с капюшоном, который ты на тряпки пустить собиралась, парик покойной госпожи лекарши. Пора Жилло в Коронный замок снаряжать.

– Почему это вдруг Жилло? – вскидывается Дениза. – Прямо в пасть Равноправной Думе?

– А потому, – усмехается Лиза, – что спокойнее всего ему будет прямо в этой беззубой пасти. Посуди сама, хозяйка – ведь его видели в Коронном замке, когда там вся заварушка была, когда господина графа и лекаря нашего схватили. Значит, это – последнее место, где его искать станут.

– Вот оно что! – ахнула Дениза. – Ну, я же говорила – мошенник!

– Если сообразят, что он в Кульдиге, то прямо сюда к нам за ним и явятся – больше-то ему быть негде! Больше он в городе никого не знает, поскольку приезжий! Так что – чем раньше этот красавец отсюда уберется, тем лучше для нас для всех. А с графом и с господином лекарем лучше повидаться не мне и не Маго, а ему самому. Чует мое сердце, там где мы, две дуры, только хныкать будем, он выход из положения сыщет. Так, Жилло?

– Так, моя прелесть! – отвечает Жилло, глядя на хитрую девчонку прямо-таки влюбленным взглядом. – Где там ваши юбки, где плащ, где парик? Где корзины?

– В замке, Жилло, ты и останешься ночевать, – совсем уж неожиданно продолжает Лиза. – Это проще, чем кажется. Днем туда кто только не приходит! Равноправная Дума время назначила, чтобы с жалобами приходили. Со всех концов государства люди являются, и иным на ночь глядя в дорогу двигаться нет смысла. Для них в форбурге чердак конюшни под ночлежку отвели. Понимаешь мою тонкую и мудрую мысль, а, Жилло? Форбург к Коронному замку с юга примыкает, там раньше замковый огород был, потом службы построили, потом стеной обнесли, потом еще чего-то там понаделали… Умный человек посмотрит внимательно и разберется, что к чему.

– Девчонка права, уж там-то тебя искать не станут, – согласилась Дениза. – Ну, побегу я, Жилло! А то без меня на кухне такое сделается! Увидимся ли, нет ли, не знаю…

С тем забрала Дениза свое лежавшее на скамье имущество – юбку полосатую, шаль и чепчик – смотала их поплотнее, под мышку сунула и к двери направилась.

– Постой, – говорит Лиза. – Я тебя черным ходом выпущу. Так оно надежнее будет.

И, ведя к черному ходу, осторожненько так приобняла.

Высвободилась Дениза, обернулась.

– Ты, Маго, если что, ко мне приходи. Работа тебе найдется. У меня как раз Толстая Грета к дочке уехала, у нее двойня внуков родилась.

И ушла, не бросив более на Жилло ни единого взгляда.

Ну, привели его в старушечий вид. Корзину тяжелую на локоть повесили – с такой не очень-то побегаешь. Выпустили черным ходом. Внук Маго побродил вокруг – вроде не наблюдают за лекарским домом. Так что двинулся Жилло пешком через весь город к Коронному замку.

По дороге очень его одна вещь занимала.

Вышел он в предместье, реку по краснокаменному мосту перешел, стал по дороге-серпантину подниматься. Петля – туда, петля – сюда… И со всех поворотов, вплоть до замка, поглядывал он на протянувшуюся внизу Вентас-Румбу. Понять пытался – когда же это он ее так увидеть сверху успел, что она перед внутренним взором в опасную минуту так и развернулась? Единственно, когда мог – так это с запяток лекарской кареты. Но водопад выглядел совсем иначе – не так расположилась огромная каменная подкова, не так лежали берега, да и далекое устье тогда вроде показалось, а сейчас – нет.

Дошел Жилло до середины серпантина и не удержался – заглянул в корзинку. Чем выше он поднимался, тем тяжелее она становилась. И пришла мысль – Лиза, хотя и отнеслась ко всей истории с подлинным сочувствием, не удержалась от мелкой пакости – сунула туда кирпич или булыжник.

Но оказалось, что напрасно он на девчонку погрешил – две ковриги здоровенные, правда, тянули каждая фунта на три, да горшок с густой похлебкой, да сала пласт, да свежие овощи, да почему-то крошечные, в горсть величиной, мисочки… Как будто для здорового мужчины это и не груз, а вот поди втащи по крутой дороге – взмокнешь! Хорошо, что в давние времена кто-то подумал о таких путешественниках – время от времени площадочки попадались со скамейками, откуда впридачу и красивый вид открывался. Долго ли, коротко ли, прибыл Жилло в Коронный замок.

Вошел он во двор, откуда так недавно вылетел на козлах лекарской кареты, и вдруг вспомнил ту красавицу с длинной косой, что сунула ему сверточек. Не забывая по-старушечьи горбиться, поискал Жилло глазами Девичью башню. Нашел. Пошарил взглядом по зарешеченным окнам. Нет, не было никого в окошке.

Не желая выдавать себя голосом, он не стал спрашивать, где тут можно узникам в подземелье корзинку передать. А завертелся по сторонам, здраво сообразив, что не он же один такой с похлебкой явился. И точно – увидел, как несколько женщин с корзинами жмутся в сторонке, ждут чего-то. Подошел к ним Жилло, в тень забился. И мысль в голове отвратительная – что, если не пустят к графу и лекарю, что, если корзину отберут и пустую потом вынесут, а самого – коленом под зад?

Женщины плели примерно такую же чушь, что и Эрна. Только Эрна жила в отдаленном поселке, до нее новости позже доходили. А женщины пересказывали друг дружке, что утром на городской площади генеральный секретарь Равноправной Думы вслух зачитывал. Так получалось, что слова «господин» и «сударь» со следующей недели напрочь отменялись, вместо них окончательно велено всех называть братцами и сестрицами.

– Мяснику нашему лет этак семьдесят, а мне его братцем теперь называть?… – расстраивалась одна девочка, с такой же, как у Жилло, корзиной. – Да если я его братцем назову, он меня бараньей ногой по лбу треснет…

– Верно, старики не сразу привыкнут, – согласилась та толстуха, что стояла в очереди первой. – Сперва треснет, потом вспомнит… А нам, пожилым людям каково? Это что же, невестка меня сестрицей называть станет? А ну как я забудусь и ей подзатыльник дам?

Словом, одуреть можно было серьезному мужчине от этой болтовни.

Скоро дверь заскрежетала и в сторону поехала. Бородатый дядька, весом и обхватом как три Жилло, велел заходить. Жилло приготовился к худшему, но цепочка женщин втянулась под низкий свод и медленно стала спускаться по витой лестнице с веревками вместо перил. Лазить по такой лестнице с тяжелой корзиной – то еще, доложу я вам, удовольствие!

Подземелье изначально вряд ли под тюрьму строилось. Потому что конуры, где узников держали, были выгорожены толстыми неоструганными досками. Такую доску, пожалуй, не всякое пушечное ядро и прошибло бы, подумал Жилло. Двери были железные, из толстых прутьев, переплетенных в тяжелой раме. Открывались, понятно, со скрипом. Стражники повели женщин темным коридором, куда эти двери выходили, оставляя у каждой двери по женщине. Сами расположились по обоим концам коридора. А женщинам милостиво позволили еду принесенную в мисочки накладывать и сквозь прутья передавать. Теперь только понял Жилло, почему в корзину нормальных, солидных мисок не положили.

– Господин граф! Господин лекарь! – шепотом позвал он. – Это я, старая Маго! Поесть принесла! Господин граф, это я, Маго!

Очень уж боялся Жилло, что молодой граф его по имени назовет. Да еще и громко. Но обошлось. Первым перебинтованный граф к двери подошел.

– Здравствуй, тетка Маго, мы уж заждались, – говорит. – Хорошо ты сегодня выглядишь, тетка Маго, прямо на тридцать лет помолодела.

Услышав это, прямо ошалел от радости Жилло – значит, граф бодрости не потерял, шутить в состоянии. Тут и лекарь к двери сунулся.

– Ах, это ты, Маго, ну, выкладывай, чего принесла, а мы тебе выложим, что тут у нас творится…

Только было Жилло рот открыл – а к нему сквозь прутья еще одна миска тянется. Кабироль молча ее подсовывает, да так нахально – отпихивая графскую и лекарскую миски. Жилло полез ложкой в горшок, шлепнул в миску Кабиролю похлебки – мол, жри, негодяй, и дай поговорить о деле.

– Видишь, чем наша затея кончилась? – непонятно зачем спрашивает граф. И еле удерживается у Жилло на губах горькая правда – во-первых, с какой стати «наша», граф сам додумался тайком на вышивальщиц посмотреть, а во-вторых, и без дурацких вопросов видно…

– Положение у нас не такое уж скверное, – вмешивается лекарь. – Во внимание к моим заслугам нас без лишней строгости тут содержат. Но судить будут. Я так полагаю, для того, чтобы у господина графа под этим предлогом имущество в казну конфисковать. Вокруг Кульдига аристократов-то уже не осталось, а про графов оф Дундаг в Коронном замке как-то позабыли. Вот граф и явился о себе напомнить…

– Напомнил… – буркнул Жилло. – Больше-то ничего не грозит? Ни вам, ни господину графу?

– А я им нужен, – даже удивился лекарь. – Лекарь всем нужен, потому что даже у самой что ни на есть Равноправной Думы расстройство желудка бывает, если она на каком равноправном сборище за равноправным столом лишнего себе позволит. Опять же, заседают там почтенные мужи, никого моложе шестидесяти не встретишь. А старый хрен Исидор Талс, хотя и не нуждается в лекарствах, но от массажа головы ни за что не откажется.

– Отчего же это он в лекарствах не нуждается? – удивился Жилло. – Если старый хрен?

– А кто его разберет. Вроде бы и старше всех прочих, а держится бодро. Я бы даже сказал – поразительно бодро… – тут лекарь задумался. – Да, в самом деле, как так получилось, что всю Равноправную Думу я перещупал, а этого только в мантии и видел?

– Вы-то, господин граф, как уцелели? – спросил Жилло, наугад нашлепывая густых комьев из похлебки в чью-то протянутую миску.

– Ох, Жилло, сам понять не могу. Когда ты ушел, мы с гвардейцем как-то странно поговорили…

– Он гвардейца идиотом назвал, – наябедничал лекарь. – Ну, идиот – он, конечно, и есть идиот, но ведь можно было по-латыни, он бы и не понял… Естественно, кулаками размахались. Я чуть не схлопотал, это в мои-то годы…

Жилло очень хотелось сказать господину лекарю, что если бы и схлопотал, то поделом, потому что не надо предлагать молодому графу из самого что ни на есть захолустья полюбоваться тайком на вышивальщиц из Коронного замка. Но сдержался графский слуга, потому что упреки ничего изменить не могли.

– И так получилось, что я в камин влетел, – загадочно продолжал граф.

Подумав, Жилло прямо-таки увидел внутренним взором полет графа в камин от гвардейского кулака.

– А в камин, оказывается, потайная дверца там выходит, – сообщил лекарь. – Еще похлебки и еще хлеба, Жилло! И луковицу. В толстой башенной стене наверняка должна была быть витая лестница. Вот господин граф прямиком на нее и вывалился! Только с какой стати не вниз, а вверх покатился – этого я по сей день понять не могу!

Остальное Жилло знал.

– Значит, сквозь всю башню лестница проходит… – пробормотал он. – Все камины, надо думать соединяет. Наверху – площадка, оттуда вы, господин граф, на карету и прыгали. А вот хотелось бы знать, что внизу…

Переглянулись граф с лекарем – зачем бы Жилло сейчас эта лестница понадобилась? А он опять, в который уже раз, вышивальщицу с длинной косой вспомнил. Ну, не было ему покоя от этой косы в руку толщиной, и все тут! Впрочем, от веселых глаз раскрасневшейся над плитой Денизы тоже покоя не было. И даже белая Лизина шейка тоже запала в какой-то закоулочек его мужской памяти, которая немало подобных картинок накопить успела.

– Ты, Жилло, верно, голову ломаешь, как бы нам побег устроить? – догадался граф.

– Над чем же я еще могу ломать голову? – соврал Жилло, потому что для побега эта лестница пригодиться ну никак не могла. А вот то, что соединяла она верхние опочивальни вышивальщиц с мастерской или с их общей спальней, а потом уходила куда-то вниз, сразу наводило на мысли о той красавице, о той соколице сероглазой. Вывести бы ее отсюда!

– Не мудри! – приказал лекарь. – Я отсюда никуда удирать не собираюсь. Поругают, поругают и выпустят. Я хочу мирно в Кульдиге век доживать, ремеслом своим заниматься, а не шататься на склоне лет леший знает где! И господину графу то же советую. Ну, конфискуют имение – все равно бы о нем рано или поздно вспомнили. Ну, разжалуют из графов в эти… ну!… В братцы!… Возьму его тогда к себе, подмастерьем. Не пропадем. Жизнью и здоровьем рисковать совершенно незачем. Хватит с него, что с крыши сиганул и цел остался!

Вздохнул Жилло – лекарь, старый черт, рассуждал неглупо. Но только кисло стало слуге от этих рассуждений, да еще нюхом чуял он нависшую над всеми тремя опасность. В чем была эта опасность, Жилло объяснить, естественно, не мог, но висела она, как низкая грозовая туча над землей.

А тут стражники с обоих концов коридора закричали, что время кормежки кончилось. Стал Жилло свои миски как можно медленнее собирать, остальные женщины живенько все в корзинки уложили и к дверям заспешили, а он все с графом расстаться не может. Даже не потому, что сам соскучился, а видит, какими глазами граф на него глядит. А что – благородному Иво оф Дундаг всего-навсего двадцать лет, и вырос он в дикой глуши, и старенькие его родители сейчас далеко, а единственный близкий человек – этот вот слуга, переряженный старухой.

Досиделся Жилло – стражник, торчавший в дальнем конце коридора, мимо протопал с факелом и за плащ его подергал, мол, поторапливайся, старая ведьма. И поспешил слуга за ним в довольно-таки непроглядном мраке.

Вдруг что-то уперлось Жилло в грудь. Такое ощущение, что на стальной прут налетел. А это – рука. И еще рука на губы легла – не крикнуть! И еще рука под коленки подсекла. Откуда из стенки столько рук повырастало, изумился Жилло, а тут и четвертая рука объявилась – подхватила, простите, под задницу.

И был слуга со всеми юбками пропихнут в щель, которая сама собой разверзлась в дощатой стенке. Понял он, что это одна доска лишь сверху была приколочена, а снизу кто-то гвозди повытаскивал и она ходуном ходила. Но легче от этого не стало.

Первая рука на секунду оторвалась ото рта, и тут же в губы Жилло запихнули край его собственной нижней юбки.

– Ты нас, бабушка, извини! – шепнул молодой мужской голос. – Ты не бойся, тебя отсюда скоро выпустят! Ты только скажи правду – как все было. Тебя тут держать не станут! А нам выбраться надо. Это что у тебя, парик? А, бабушка?

Сдернули с Жилло в темноте и плащ, и юбки верхние, и парик впридачу! Более того – повалили на тюфяк и какими-то тряпками спутали. Пока тряпки скидывал и юбку выплевывал – исчезли все четыре руки вместе с голосом. Кинулся Жилло стенку ощупывать – а все доски неподвижные вроде. Видно, с секретом была та доска.

И крепко он задумался.

Конечно же, парни не виноваты, что попалась им фальшивая старуха, думал он. Настоящая старуха, распутавшись, шум бы подняла, поскандалила бы с полчасика – стражники, глядишь, и подошли бы спросить, в чем дело. Ну, обругали старой гусыней, ну, к начальству доставили… И выпроводили бы дуру из Коронного замка коленом под зад. А ему шум поднимать вовсе не с руки. Потому что и парика нет, и плаща, одна нижняя юбка. Кафтана – и того нет, только камзол и штаны. Денег – и тех нет, у Маго остались! И вообще он не старуха… Тьфу, мерзость какая…

Но в кармане штанов что-то нашарилось – с закругленными углами и продолговатое. Вытащил Жилло эту металлическую штуку и сперва не понял, что за дрянь, вроде не в том он возрасте, чтоб каждую железяку в карман прятать. А потом вспомнил – это же бляха, которую ему гвардеец дал! По которой его должны были тогда ночью выпустить из замка и впустить обратно! Когда он успел это сокровище в карман сунуть? Однако, кстати нашлось…

Стал Жилло думать дальше. Ну, допустим, придут его ужином кормить и обнаружат, что случилась в камере смена караула, вместо двух парней – один взрослый дядя. Да еще именно тот, за которым сегодня гонялись. Да-а… Ничего хорошего ждать не приходится.

Стал Жилло опять стенку щупать, сквозь которую его в камеру втянули. Кажется, сколько заноз в ней было – все ладонями собрал! Но повезло – нашел-таки доску, которую хотя и с трудом, но можно было пошевелить и в сторону отвести. Тем-то двум легче было, потому что – двое.

Теперь уже стало повеселее. Жилло начал план действий сочинять. Можно стражника позвать и скрутить его. Можно в его балахон переодеться. А его в конуру эту вонючую затолкать. Много чего потом можно. Только надо бы выждать – пусть хоть те двое подальше уйдут. Может, повезет ребятишкам?

Призадумался Жилло – а не считали случайно стражники, сколько женщин вошло с корзинами в подземелье и сколько вышло? Суда по тому, что никто шума-гама там, за дверью, не поднял – вроде не считали.

Но всякий случай прождал Жилло не менее двух часов. Терять-то ему все равно нечего было. И, как оказалось, правильно сделал.

Открылась дверь. На пороге стражник с фонарем встал.

– Иво из замка Дундаг! Арно Кандав! Райво и Тойво Локсы! Собирайтесь – через десять минут вечерний допрос! Уго Фогель! Эдвин Инкен!…

И пошел перечислять! Понял Жилло, что вот он – шанс! Стараясь не скрипеть, вылез он, присел на корточки, притаился. Пошли два стражника двери отворять и нужных узников выводить. Образовалась в коридоре цепочка. И втерся в нее Жилло – так же легко и просто, как просто бы ему вовсе отсюда убраться…

Повели всю команду по лесенке вверх, во двор, через двор, в двери, через прихожую необъятную, по лестнице, коридором, еще по лестнице, через зал, по третьей лестнице, но уже вниз, коридором с четырьмя поворотами, по четвертой лестнице – Жилло ошалел от этих подъемов и спусков. И ни за каким поворотом не удалось ему отцепиться и сгинуть.

Оказались в большой комнате. Окон нет, только свечи в канделябрах горят. Вдоль стены такая клетка из железной решетки сделана – туда узников загнали. Жилло в самый угол забился, чтобы графу и лекарю на глаза не попадаться. Мало им хлопот – еще и такое чудо!

Под двумя самыми большими канделябрами – длинный стол. Между теми канделябрами сукно зеленое натянуто, на нем перекрещенные топор да мотыга. Без них теперь никуда, подумал Жилло. На столе бумажки стопочками разложены.

И вошли люди – трое в мундирах, четвертый в мантии. Которые в мундирах, вроде военные – парики армейского образца, усы, у одного шпага, у прочих сабли из-под кафтанов торчат. Который в мантии – совсем трухлявый дед, но тоже в парике и нарумянен. Глаза, впрочем, острые, и это ничего хорошего не сулит…

Сели они за стол и стали с узниками разбираться.

Оказалось – попала эта публика в подземелье по пустяковым делам, но связанным с равноправием. Уго Фогель в ткацких мастерских работал и при нем старое доброе время поминали, когда чем больше соткешь, тем больше и заработаешь. Он в порядке аргумента кого-то по уху съездил. Вот теперь и разбирались – за равноправие съездил или против оного.

Оказалось, Уго Фогель хорошо себя зарекомендовал, когда это самое равноправие внедряли. Он хозяина мастерской палкой по улице три квартала гнал. Сообщил об этом приведенный на пять минут свидетель – и Уго отпустили вместе с ним, заставив присягнуть на топоре и мотыге, что больше такого не повторится. А чего не повторится – так никто и не понял.

Позвали к столу братьев Райво и Тойво. Оба были уже мужчинами в годах, с виду – буки, слова из них клещами не вытянешь.

– У вас нашли ведьмовские волосы, – говорят им. – Вы признаете, что хранили ведьмовские волосы?

– Ага, – бурчит один брат. Второй и вовсе мычит.

– Твоя жена, Тойво, утверждает, что тебе их дал Райво. Ну? Дал или нет?