Текст книги "Синон"

Средиземное море

Пока Рейчел Папо была в сознании, она не давала отчаянию взять верх над собой и усилием воли заглушала его голос.

Разведчица скорчилась в углу тесной, похожей на кладовую каморки, расположенной сразу за передним подъемным краном. Похоже, это помещение было предназначено для хранения спасательной шлюпки. Но куда она подевалась, для Рейчел так и осталось загадкой. Тем не менее стены каморки защищали беглянку от холодного ветра и сырости. Кроме того, здесь не было духоты и невыносимого запаха дизельного топлива, как в машинной секции, которую ей поначалу предложил Зафер.

Ночью ей захотелось выйти под открытое небо, на свежий воздух. Папо еще раз пробежала глазами распечатки из Интернета. Никосия – международный аэропорт в восьми километрах западнее одноименного города, пригорода Лакатамии. Он был построен в начале тридцатых годов для британских ВВС, но постепенно разрастался, пока наконец не стал государственным кипрским аэропортом. Пятнадцатого июля семьдесят четвертого года, когда греческие правые националисты свергли законно избранного президента Макариоса, турки бомбили аэропорт пять дней. После этого он больше не использовался, разве что в единичных случаях, для самолетов ООН.

Рейчел изучала два распечатанных из «Гугла» панорамных снимка. Длинную посадочную полосу, в северной части которой располагались терминалы, пересекала более короткая. На фотографиях из Сети это место походило на город-призрак. Просторные залы ожидания, магазины «Такс-фри» и салоны супермаркетов – все было заброшенно и безлюдно. На взлетном поле все еще стояли ржавые пассажирские самолеты – с зияющими пустотой черными иллюминаторами и поникшими крыльями. Где же планируется обмен? Где будет Тара? Удастся ли Рейчел проследить за сестрой, одновременно удерживая в поле зрения Акима? Она ведь совсем одна, а похитители, конечно же, вооружатся до зубов… Это будет трудно – женщина избегала слова «невозможно». Задача упростилась бы, будь у нее помощники. Но Папо, как выразился Аким, была совсем одна.

За спиной послышалась возня, и по железу застучали чьи-то тяжелые шаги. Рейчел погасила фонарик, запустила руку в рюкзак, где лежал «Глок», и затаила дыхание.

– Ты здесь? – произнес хриплый мужской голос. – Похоже, ты просто сумасшедшая.

Папо расслабилась. Огромная, темная фигура штурмана Зафера проступила в лунном свете. Рейчел тряхнула головой и опустилась на груду брезента у нее под ногами.

– Что ты можешь видеть в такой темноте? – поинтересовался моряк.

Тайная пассажирка замигала фонариком.

– А… – кивнул Павлу. – Только будь осторожна. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из команды заметил на борту безбилетницу. Мои работодатели этого не одобрят. Вот, смотри…

Он чем-то потряс в воздухе. Рейчел посветила фонариком и улыбнулась. Бутылка узо[13]13
  Узо – разновидность анисовой водки.


[Закрыть] и багет.

– Надеюсь, ты составишь мне компанию, – сказал штурман.

Женщина молчала. Зафер отломил кусок багета и протянул ей. Рейчел видела лишь освещенную луной половину его лица, остальное утопало во мраке.

– «Преломить хлеб» – так это, кажется, называется? – спросил моряк.

Папо кивнула и взяла ломоть. Она не чувствовала голода, но понимала, что есть надо, хотя бы для поддержания сил. Зафер протянул ей бутылку. Рейчел взяла и ее, но не сразу. До операции оставалось меньше шестнадцати часов, и гудящая с похмелья голова – последнее, что ей нужно.

Аким Катц лежал в машинном отсеке, среди токарных станков, сварочных аппаратов и насосов. Зафер уже понял, что накачанный наркотиками мужчина – пленник Папо. Он не стал допытываться, что да как, а просто помог ей привязать его к батарее. Какой же он замечательный, этот Зафер! Рейчел очень повезло, что она его встретила.

– А чего ты ждала? – повернул штурман к ней ухмыляющееся лицо. – Или греческая выпивка не для таких утонченных особ, как ты?

Женщина зажмурилась и сделала глоток. Кровь сразу побежала по жилам быстрее, и Рейчел вернула Заферу бутылку. Он молча отхлебнул из нее и взглянул куда-то поверх перил. Папо откинулась на брезент и тоже посмотрела на море. Ее преследовала лучшая разведка в мире, но она знала, как стать невидимой для их радаров. Отныне – никаких контактов. Никаких звонков, мобильников и кредитных карт. Никаких видеокамер, туристов с фотоаппаратами и Интернета. Главное – не оставлять следов. Это и значит стать невидимкой в цифровой вселенной.

– Дельфины, – Павлу кивнул на море.

Рейчел увидела мелькающие в волнах черные спины, а потом снова взяла бутылку и на этот раз жадно припала к ней. Женщине хотелось забыться и, может, даже поспать пару часов.

Поначалу они со штурманом говорили немного – больше просто сидели рядом, погруженные каждый в свои мысли. Но никакой отчужденности между ними не возникло – напротив, с каждой минутой они странным образом все больше сближались друг с другом. Когда бутылка опустела, Зафер достал сигару, и они затягивались ею по очереди. Слово за слово, и моряк рассказал о своей несостоявшейся семье. О дочери, которая умерла, и о сыне, которого он так редко видел. О несчастной любви к первой жене и о злокачественном узелке на его затылке.

А потом Рейчел рассказала ему о себе. Сначала – о тоске по одному шведскому профессору. Она встряхивала головой и смеялась про себя над собственной глупостью, но потом, неожиданно для себя, вдруг открыла собеседнику, кто она такая, кто тот человек, что лежит связанный в машинном отсеке, и зачем ей надо на Кипр. Папо призналась Заферу, что жить ей, по всей видимости, осталось меньше суток, и он внимательно ее выслушал. Сигара к тому времени догорела, и Павлу прижал Рейчел к себе. Он ласкал и целовал ее, и она не сопротивлялась…

Потом, когда она свернулась калачиком на белом брезенте, положив голову ему на колени, он гладил ее по волосам шершавой рукой и шептал, так тихо, что она едва ли могла слышать его голос за гулом мотора:

– Я буду с тобой, Рейчел. Я буду с тобой до конца.

Стокгольм, Швеция

На светофоре загорелся зеленый свет, и Эрик продолжил движение по Тегельуддсвеген. Он скосил глаза на Йенса:

– Они угрожали ей, можешь себе представить?

Тот покачал головой:

– Думай что хочешь, но я это предвидел.

– То есть?

– Слишком много непонятного вокруг этой продажи «Крионордика». Я так и не смог найти ни одной внушающей доверия организации или хотя бы физического лица. Все какие-то фиктивные фирмы, дутые фонды и джунгли холдинговых компаний. При этом никого, похоже, не заботит, в чьи руки попадет опаснейший вирус. Мне это не нравится.

– Ханна вне себя от страха. Почему ей нельзя сдать кровь в каком-нибудь другом месте?

– Они боятся, что пробы ее крови будут не только у них. Они хотят быть единственными и, похоже, ради этого готовы пойти на все.

Сёдерквист не отвечал. Он вспоминал, какой потерянной выглядела его жена после того телефонного разговора. Может, стоит перезвонить этому нахалу и отбрить его как следует? Или написать заявление в полицию? Машина въехала на мост Лидингёбрун. Солнце било в глаза, и Эрик попытался нащупать очки в пенале. Но очков на месте не оказалось. Йенс хмыкнул:

– Ты чего?

– Я о нашей сегодняшней поездке. Честно говоря, не понимаю, что я там забыл. Я ведь совсем не знаю ее. Мы и словом ни разу не перекинулись. И потом, у нее такое горе…

Эрик улыбнулся.

– Будешь поддерживать меня морально. Мне это нужно, поверь. Она тебе понравится.

– Но я не хочу поддерживать тебя морально. Только не сегодня. Будет лучше, если я подожду тебя в машине.

– Ради бога, брось! Мы только посмотрим, как она. Заодно я оставлю бумаги по продаже «Майнд серф».

– Думаю, ей глубоко наплевать на твои дела. Филиппа Хагстрём – одна из богатейших вдов в Швеции. И она хочет, чтобы ее оставили в покое. Иначе почему не отвечала тебе по телефону?

– Конечно, но ведь мы совсем ненадолго. Не думаю, что Филиппа обидится, если мы ее навестим. А потом пообедаем. Я тебя приглашаю.

Скосив глаза на Йенса, Эрик заметил, что тот как будто повеселел. На Нурра-Кунгсвеген почти не было машин, поэтому до поворота на Эльввиксвеген домчались быстро. Сёдерквист сбавил скорость и стал присматриваться к номерным табличкам на домах.

– Ты нервничаешь, – заметил его спутник.

– Почему это я должен нервничать?

– Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Поверь мне, это нервы.

Вальберг говорил чистую правду. Эрик и сам не понимал, с чего он вдруг так разволновался. Неужели его так пугала встреча лицом к лицу с горем Филиппы? А может, он боялся ее обвинений? Ведь, как ни крути, у фру Хагстрём были основания винить его в смерти Матса, ее мужа.

Вон там, с правой стороны, ее вилла под номером 62. У ворот две машины, серый кроссовер «Порше» и черный «Мазерати». Эрик остановился позади «Порше».

– Думаешь, твоему «Вольво» место на этой парковке? – усмехнулся Йенс.

– Соседи подумают, что прислуга подъехала, – отозвался его друг. – Ну, выходи.

– Нет, я останусь в машине. – Вальберг скрестил руки на груди. – Иди один, так будет лучше. У нее горе, не стоит вламываться к ней такой компанией. В конце концов, у тебя дело.

Эрик покачал головой, перегнулся через спинку водительского кресла и взял с заднего сиденья папку с бумагами и букет цветов.

– Ну, как хочешь.

Затем он приблизился по мощеной дорожке к дверям виллы, почти не заметным с улицы за зарослями березняка. Часть дома стояла на склоне, спускавшемся к реке, поэтому с дороги он казался гораздо меньше, чем был на самом деле. Эрик позвонил в дверь и стал ждать. Поправил рубашку – от волнения по спине у него стекал пот. Никто не отозвался и на второй звонок. Хотя сигнала Сёдерквист, собственно, не слышал – вероятно, звонок был сломан. Эрик хотел было постучаться, но тут заметил, что дверь не заперта. Когда он осторожно приоткрыл ее, до него донеслось отдаленное кошачье мяуканье. В остальном же все было тихо. Мужчина не сразу обратил внимание на стоявший в доме неприятный, затхлый запах.

– Фру Хагстрём! – осторожно позвал Эрик. – Вы дома?

Он оглянулся через плечо. Отсюда было видно только переднее колесо его машины – все остальное скрывали березовые заросли. Собственно, и цветы, и документы можно было бы оставить у входа. Сёдерквист задумался. Нет, он не может войти в чужой дом без приглашения.

Заглянув в прихожую, Эрик положил бумаги и букет на шкафчик у входа, после чего закрыл дверь и зашагал обратно к машине. Однако на полпути его остановило неприятное чувство. Что-то здесь было не так. Два автомобиля у ворот свидетельствовали в пользу того, что Филиппа дома. И потом, эта кошка – почему она так мяукала и скребла когтями?

Эрик тряхнул головой и снова повернул к дому. Открыв дверь, осторожно шагнул в прихожую. Одна стена была целиком загорожена двумя гардеробами, предназначенными, по всей видимости, для верхней одежды и обуви. Между ними висело большое полотно, изображавшее румяную женщину в лодке с веслами. Эрик пригляделся: так и есть, Цорн[14]14
  Андерс Цорн (1860–1920) – шведский живописец, график и скульптор.


[Закрыть].

Он увидел в прихожей три двери и выбрал самую большую. За ней оказалась просторная гостиная с окнами от потолка до пола, за которыми открывался вид на реку и на здание лодочного клуба с пришвартованными возле него лодками. Всю меблировку составляли четыре приземистых кресла. Кроме них, правда, было несколько по-настоящему замечательных гипсовых скульптур и подзорная труба на штативе напротив окна.

Кошка все еще мяукала и скреблась. Звуки доносились откуда-то справа. Эрик обошел комнату и обнаружил спиральную лестницу, ведущую вниз. Затхлый запах усилился. Сёдерквист вспомнил, что примерно так пахнет одна разновидность грибов, которая часто встречается в здешних лесах. Он встал на верхнюю ступеньку лестницы.

– Фру Хагстрём, вы дома?

Ответа не последовало. Кошка скреблась все неистовее, и мужчина медленно пошел вниз. Там оказался зал с не менее просторными окнами, которые, однако, были задернуты гардинами. Посередине стоял большой обеденный стол и не меньше двух десятков стульев. И везде на стенах висели картины. Эрик остановился на нижней ступеньке и прислушался. Он знал, что совершает ошибку, чувствовал это всем телом. Ударивший ему в нос тошнотворный запах заставил его поморщиться. Мяуканье доносилось из коридора, в который вела дверь в дальнем конце зала. Проходя мимо стола, Сёдерквист споткнулся обо что-то скользкое. Нагнувшись, он обнаружил айпад. Треснувший дисплей был забрызган кровью. Эрик прислушался. Мяуканье перешло в жалобный скулеж. Теперь было трудно поверить, что эти звуки издает кошка, и мужчина подумал, что непременно должен ее выпустить. Но выходить в коридор не было никакого желания. Подсознательно – а возможно, даже уже сознательно – он знал, что именно распространяет такой ужасный запах.

Эрик прикрыл ладонью нижнюю часть лица и вышел из зала. Здесь обнаружились еще три двери: две по обе стороны коридора и одна в самом его конце. Мужчина заглянул в ближайшую. За ней оказалась небольшая комнатка с застеленной кроватью и креслом, по-видимому, предназначавшаяся для гостей. Жалюзи были опущены. Набравшись храбрости, Сёдерквист заглянул в комнату напротив, где стояла полная темень. Он щелкнул выключателем и в тот же момент отпрянул назад. Это была ванная – с большим зеркалом, двойной раковиной и джакузи как минимум на четырех человек. Но зеркало было разбито, а все помещение забрызгано кровью и еще какой-то коричневой жидкостью. У Эрика закружилась голова от нестерпимого запаха, и он прислонился к стене. В этот момент снова заскреблась кошка, теперь уже где-то совсем рядом.

Эрик взглянул в конец коридора, где оставалась еще одна, последняя дверь. Одним своим видом она будто приказывала ему: «Не ходи. Убирайся прочь. Забудь все, что ты здесь видел». Но он упрямо зашагал вперед, хотя ноги слушались его плохо. Взявшись за ручку, остановился. Ужас сжал его сердце в холодном кулаке. Тем не менее он сглотнул, толкнул дверь и переступил порог последней комнаты.

Все оказалось гораздо ужаснее и одновременно проще самых невероятных его фантазий. Эрик зажал рот обеими руками. Тощая сиамская кошка пробежала мимо него и исчезла в темноте коридора, а сам он замер посредине большой спальни. Окна закрывали задернутые гардины, но солнце пробивалось сквозь щели между ними. Стены, пол и вся мебель в комнате были забрызганы кровью, и повсюду валялась разорванная в клочья и окровавленная бумага. На журнальном столике и на ковре было что-то вроде высохшей рвоты, а на кровати, среди перепачканного постельного белья, лежала Филиппа Хагстрём – почти голая, если не считать трусов серебристого цвета. Ее лицо было синим, выпученные глаза уставились в потолок, нижняя челюсть отвисла, а язык распух и вывалился изо рта. Все тело женщины было покрыто огромными черными волдырями. Эрик попятился. Крик – не то его собственный, не то Филиппы – отозвался эхом у него в голове. Не помня себя от ужаса, он выскочил в коридор, а потом в столовую, спотыкаясь, вбежал по лестнице, пересек гостиную, натыкаясь на гипсовые фигуры, и – через прихожую – выскочил во двор.

– Эй! Ты чего? Разве можно так пугать киску?

Перед ним стоял улыбающийся Йенс с сиамской кошкой на руках. Взглянув в лицо своего друга, он сразу посерьезнел:

– Что там случилось?

Сёдерквист не отвечал. Вместо этого он закрыл лицо руками, словно защищаясь, и помчался к машине. Но не добежал – ноги его подкосились, и мужчина опустился на землю, прислонившись к нагретой солнцем дверце кроссовера. Он ничего не видел, кроме расплывшегося лица Вальберга, которое мелькало у него перед глазами белым пятном и что-то кричало.

– Что? Что ты видел?

Эрик вытянул руку в направлении дома:

– Там…

Йенс испуганно посмотрел в ту сторону:

– Что? Что там?

– NcoLV, – тяжело выдохнул Сёдерквист.

Акротири, Кипр

Огромный «Чинук»[15]15
  «Чинук» – американский военно-транспортный вертолет.


[Закрыть] мягко опустился на асфальтированную площадку в конце трехкилометровой посадочной полосы, но от грохота сдвоенных турбодвигателей все так же закладывало уши. Акротири – важнейший аэродром НАТО на Кипре. У пилота не было намерения задерживаться здесь надолго – только высадить пассажира и сразу же вернуться на израильскую базу в Тель-Нофе. «Чинук» – один из мощнейших вертолетов, с общей грузоподъемностью больше двадцати двух тонн, но его сегодняшний груз составлял не более семидесяти килограммов, с учетом сумки, которую пассажир нес на плече.

Авнер Грант спрыгнул на землю и захлопнул за собой дверцу, а потом поправил на плече сумку и, пригнувшись, побежал к джипу, который ждал его на безопасном расстоянии. Машина за его спиной взревела, поднялась в воздух и вскоре скрылась в направлении побережья. Не поздоровавшись с водителем, Авнер прыгнул на пассажирское сиденье и за всю недолгую дорогу до того, что можно было бы назвать залом прибытия, не проронил ни слова.

Спустя тридцать минут он уже сидел за рулем арендованного «Форда Эскорта» и мчал вдоль берега большого соленого озера. Возле Колосси «Форд» повернул направо и покатил вверх по А6.

Снаружи стоял солнечный день – было не меньше тридцати двух градусов. Грант опустил окно, подставляя лицо теплому ветерку. По карте до Никосии было не больше шестидесяти километров, но дорога петляла, обходя горный массив близ деревни Корноса. Авнер взглянул на часы: одиннадцать утра. До начала операции добрых шесть часов, у него куча времени. Машина миновала поворот на Лимассол и повернула на Никосию. Далеко на западе маячила снежная вершина горы Олимп.

Иранская операция, можно считать, провалилась. Он так ничего и не узнал. Принц Абдулла бин Азиз, явно привечавший террористов «Моны», так ни в чем и не признался. Молчал – даже когда лицо его сына растворялось у него на глазах. Возможно, Авнер, как обычно, поторопился вылить кислоту ему в глотку. «Моссад» усиленно ищет спонсоров «Моны», и Абдулла наверняка мог бы назвать хотя бы какие-нибудь имена. Гранту следовало бы проявить больше терпения.

Он выглянул в окно, изучая дорожные указатели. В Никосии его ждут двое помощников. «Подкрепление» – так это называется в 101-м отделении «Моссада». Но Авнер не создан для совместной работы. Поэтому он сделает все, чтобы те двое держались подальше от места проведения операции. В сумке, которая лежит рядом с ним на сиденье, – последняя версия «Галиль снайпер» производства израильского концерна «Ими», полуавтоматической снайперской винтовки с глушителем. Хотя Грант не очень-то жаловал подобное оружие. С ним все было слишком просто. Он любил настоящую охоту – с засадами, ловушками и адреналином в крови. Встретиться с врагом лицом к лицу – вот настоящее дело. А еще он любил использовать кислоту – прекрасно осознавая, до чего смешна его склонность к подобного рода романтике. Кислота была его сигнатурой, отличительным знаком.

Сейчас в кармане Авнера лежало два красных ордера: на бывшую коллегу Рейчел Папо и террориста Акима Катца. Рейчел красива – Грант пересмотрел немало ее снимков в Интернете. Неужели ему так и не представится возможности вылить на нее кислоту? По спине пробежала холодная дрожь, и Авнер еще крепче вцепился в руль. Может, у него все-таки получится только ранить ее из снайперской винтовки?

Очередной дорожный указатель уведомлял, что до Никосии осталось тридцать километров. Грант прибавил газу и выставил из окна правую руку. Он очень сомневался, что шефу «Моссада» захочется разглядывать снимки своей бывшей подопечной после завершения операции.

Никосия, Кипр

Часы показывали двадцать пять минут пятого: до встречи оставалось тридцать пять минут. Рейчел Папо собрала волосы в «хвост» на затылке. Зафер Павлу на соседнем сиденье исходил по́том. Кондиционер при выключенном моторе не работал, и салон старой «Вольво» превратился в духовку.

Зафер бросил мрачный взгляд на Акима Катца, который лежал на заднем сиденье, перевязанный серебристым скотчем по рукам и ногам. Четырьмя часами раньше, в Лимассоле, Рейчел втащила его в телефонную кабину, чтобы дать позвонить по номеру, который Аким, очевидно, помнил наизусть, и тот, с кем он разговаривал, подтвердил намеченный ранее план операции обмена. Время неумолимо приближалось. Папо смотрела в бинокль, который взяла с теплохода. Она опустила окно и наклонилась вперед, выбирая оптимальный угол зрения.

Они припарковались близ старого туннеля, в трех километрах от аэродрома. Зафер сидел тихо – что-то подсказывало ему, что сейчас Рейчел не следует мешать. Он вспоминал ту ночь, когда эта женщина вышла к нему, как русалка, из морской пучины. Она не была похожа ни на одну из его прежних знакомых. В ней чувствовались сила и непоколебимая решимость, какой он мог только завидовать. При этом все в ней дышало отчаянием и безумием – как ни горько ему было это осознавать. Все ее тело покрывали татуировки и шрамы, и моряку оставалось только догадываться, каким испытаниям подвергла ее жизнь.

Любил ли он ее? Мог ли он решиться на подобное утверждение после одной-единственной ночи? Мог. Если Зафер что и знал о себе наверняка, то только это. Поэтому он непременно должен был помочь ей вернуть сестру. В этом его поступке было больше смысла, чем во всех остальных вместе взятых. Возможно, таким образом Павлу подсознательно надеялся искупить неудачи и промахи всей своей предыдущей жизни. И – кто знает? – сблизиться с Рейчел. О том, что операция связана со смертельной опасностью, он старался не думать. Все пройдет благополучно, если только они будут безукоризненно следовать инструкциям похитителей. И Рейчел выглядит спокойной и собранной…

* * *

Она волновалась и никак не могла сосредоточиться. Подозрения мучили Папо с тех пор, как она сошла с трапа парохода. Рейчел ожидала увидеть целую делегацию таможенной полиции или, в худшем случае, «Моссада», но ничего не происходило. Неужели в этом вся причина ее нервозности? Вдали что-то полыхнуло, и она сфокусировала бинокль. Рефлекс, игра света. Вспышка продолжалась миллисекунды, но не ускользнула от ее внимания. Рейчел замерла с биноклем в руке. Там что-то двигалось. Все, что ей было нужно, – запастись терпением.

Окна в терминале были выбиты, а приоткрытые створки ворот почернели от копоти. На парковке виднелись ржавые останки автомобилей.

Рейчел вспоминала инструкции, которые Аким повторил ей после своего телефонного разговора. Она должна въехать в ворота и продолжать движение до парковки возле терминала выхода на посадку. Там она выйдет из машины вместе с Акимом. А потом будет дожидаться их дальнейших указаний.

Ей не нравился этот план. Он грозил обернуться катастрофой и для нее, и для ее сестры, поскольку на парковке у нее не будет ни малейшей возможности контролировать действия противников. Но у нее есть в запасе козырь – возможно, не самый крупный, но тем не менее. Похитители думают, что она одна… Рейчел скосила глаза на Зафера и улыбнулась. Тот улыбнулся в ответ.

– Видишь что-нибудь?

Женщина кивнула:

– На площадке есть люди. Но сколько их, я не знаю.

Павлу сощурил глаза в сторону призрачного аэродрома.

– Мальчишкой я одно время подрабатывал здесь на летних каникулах.

Папо не ответила, но остановила на нем задумчивый взгляд, а потом завела мотор и включила первую скорость.

– Я безумно благодарна тебе за все, правда, Зафер. Я не знаю, зачем ты это делаешь, но это так… Кстати, если хочешь сойти с дистанции, пользуйся последней возможностью.

Моряк сунул в рот мятую сигарету.

– Я слишком часто сходил с дистанции в своей жизни. Нет, это дело я доведу до конца.

– Пригнись, чтобы тебя не было видно. Никто не должен знать, что я не одна. Когда машина остановится и я выйду, действуй, как мы договорились.

Зафер кивнул. Он откинул спинку своего кресла и опустился на пол, прикрытый ковриком. Для Рейчел осталось загадкой, как ему удалось втиснуться между сиденьем и приборной панелью. Она бросила взгляд на Акима на заднем сиденье, поморщилась и отпустила сцепление. Машина покатила в сторону ворот.

Гиллиот, Израиль

Меир Пардо сидел в кожаном кресле коньячного цвета посреди своей просторной гостиной. Комната была погружена в полумрак – тяжелые гардины задернуты, оранжевый свет хрустальной люстры на потолке отрегулирован диммером до матового мерцания. Пол покрывал толстый персидский ковер, стены – многочисленные полки с книгами. Меир курил, глядя на старый глобус на журнальном столике. Эту вещицу некогда подарил ему сам премьер-министр. Пардо сосредоточился на невидимой точке в море между Турцией, Египтом и Сирией. Часы с маятником в стиле рококо пробили пять – операция началась. Меир откинулся в кресле и перевел взгляд на крошечный остров в Средиземном море, чьи очертания напоминали каплю. Кипр.

«Мне жаль, Рейчел, мне страшно жаль…»

Никосия, Кипр

Ворота стояли полуоткрытыми, и для Рейчел оказалось достаточно толкнуть их бампером, не выходя из машины. «Вольво» покатил по пыльной гравийной дороге в направлении терминала – высокого трехэтажного здания сине-белой расцветки.

Папо была готова ко всему, но ничего не происходило. Она остановила машину на парковке, в тридцати метрах от полуоткрытого входа в терминал, и выключила мотор, но все было тихо. Стрекот сверчков да непонятные щелчки со стороны летного поля – вот и все звуки, что она слышала. Жара не спала, хотя времени было пять часов вечера.

Рейчел вышла из машины, прекрасно осознавая, что тем самым делает себя прекрасной мишенью для снайпера. Она открыла дверцу рядом с водительским сиденьем, но тут же опомнилась и захлопнула ее снова, а затем распахнула заднюю дверь и помогла Акиму выбраться наружу. После многочасового лежания в машине он передвигался с трудом. Папо достала из кармана перочинный ножик и перерезала серебристую ленту на его руках и ногах, после чего убрала нож в карман, выпрямилась и огляделась. Катц был больше чем на голову выше ее, и сейчас, стоя рядом с ним, Рейчел как никогда чувствовала напряжение его массивного тела. Его глаза беспокойно бегали, а рот все еще был залеплен полоской скотча. В машине рядом с пассажирским сиденьем скорчился Зафер, задачей которого было обеспечить Папо прикрытие. Она оставила ему свой «Глок», хотя совсем не была уверена, что при случае он сумеет им воспользоваться. Ну да черт с ним, теперь уже поздно что-либо переигрывать!

Внезапно двери заскрипели, и на темной от пыли дороге появилось самое прекрасное существо на свете. Тара сильно похудела, и ее спутанные волосы торчали в разные стороны. На ней было платье, которого Рейчел прежде никогда не видела. По отсутствующему взгляду сестры она поняла, что ту накачали наркотиками.

Аким замычал и кивнул в сторону двери. Он хотел идти, но разведчица медлила, вцепившись ему в плечо. За спиной Тары появились двое вооруженных мужчин. Оба были в джинсах, майках и темных очках. Один держал в руке автоматической дробовик, другой – пистолет-пулемет. Первый схватил Тару за затылок и медленно пошел с ней вперед. Второй расставил ноги на ширину плеч и прицелился в Рейчел. Время пришло. Разведчица вглядывалась в лицо сестры, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Чем они ее накачали? Похоже на успокоительное. Но ничего, ничего… все образуется. Сейчас Рейчел обнимет ее и больше уже никогда от себя не отпустит.

Но метрах в пятнадцати от Рейчел мужчина остановился и обратился к ней по-английски. Она ответила, не спуская глаз с Тары:

– Всё в порядке, продолжайте идти, и мы встретимся.

Как бы в подтверждение сказанного Рейчел и сама сделала несколько шагов навстречу, потянув Акима за собой. Когда между ней и мужчиной оставалось всего несколько метров, Тара слабо улыбнулась:

– Рейч?

Сестра улыбнулась ей в ответ и зашагала увереннее, волоча спотыкающегося Катца.

Но в этот момент что-то произошло. Воздух над головой мужчины рядом с Тарой будто бы сжался и разжался со страшной силой. Что-то вспыхнуло, и его голова беззвучно взорвалась. Безголовое тело выплеснуло фонтан крови и рухнуло, увлекая за собой пленницу. Погребенная под ним, Тара сдавленно закричала.

Мужчина у входа в терминал что-то крикнул по-турецки. Рейчел упала на колени, не выпуская Акима. Она пыталась разглядеть сестру под мертвым телом. Что, черт возьми, происходит?! Зафер – вот первое, что пришло в голову. Но он не смог бы учинить такое своим «Глоком»…

– Лежи тихо, милая! – крикнула Рейчел сестре. – Ты меня слышишь?

Она оглянулась на Павлу. Тот сидел за рулем с выпученными от ужаса глазами. Внезапно мотор заработал, и машина сдвинулась с места. Вероятно, они с Зафером неправильно поняли друг друга. Когда Рейчел посмотрела на него, он воспринял это как приказ трогаться с места.

Мужчина у двери начал стрелять в воздух: бах! бах! бах! Рейчел услышала доносившийся из-под безголового трупа крик сестры. Сзади к ней приближался «Вольво», а рядом был Аким, который вдруг начал вырываться. Разведчица повернулась к машине. Она хотела сказать Заферу, чтобы тот остановился, но в этот момент переднее стекло «Вольво» взорвалось фонтаном крови и сверкающих осколков. Машина встала в трех метрах позади Рейчел, хотя ее мотор все еще продолжал работать. Черт, кто стрелял? Сердце женщины бешено колотилось. Она должна была пробраться к Таре, остальное ее уже не интересовало.

В этот момент Аким вырвался и пустился бежать. Рейчел закричала, все еще не решаясь подняться. Тело, под которым лежала Тара, дернулось – в его спине появилась огромная дыра. Он был застрелен еще раз. Кем – этого Рейчел не видела.

Она уже поняла, что здесь работает снайпер, но – как ни вглядывалась – не видела никаких признаков его присутствия. Тем не менее мест, где он мог бы спрятаться, было предостаточно. Разведчица повернулась к сестре – похоже, та не пострадала. Но броситься к ней сейчас было бы неразумно – их разделяло слишком большое расстояние.

Аким решил использовать в качестве прикрытия тело террориста, под которым лежала Тара. Он сел позади него и затих – и казалось, что он молился. Рейчел еще раз прикинула дистанцию – может, стоит все-таки попытаться? Но Катц явно соображал быстрее нее. Решительным движением он оттолкнул в сторону окровавленный труп. Тара приподнялась на локтях и огляделась по сторонам. Внезапно Аким схватил ее за талию, как тряпичную куклу, и рванулся к дверям терминала. Он бежал быстро, петляя зигзагами, и Рейчел, забыв, что она ничем не защищена, вскочила и повернулась к нему, воздев руки к небу:

– Нет, Аким, нет! Остановись!

Но он бежал по направлению к другому похитителю, мужчине с дробовиком. Пуля снайпера могла настичь его в любую секунду. Тот мужчина что-то кричал и размахивал руками, но, не успев встретиться с Катцом, был убит выстрелом в грудь и упал навзничь. Аким споткнулся, чуть не выпустив Тару, но сумел восстановить равновесие. Перепрыгнув через окровавленное тело, он исчез в темном нутре терминала.