Текст книги "Грани безумия. Том 1"

– И что говорит синьор разумник?

Лучано снял шэнье и разлил шамьет еще по двум чашкам. Одну поставил перед боевиком, вторую забрал и присел на подоконник. Флориморд, муркнув напоследок, спрыгнул с коленей Аластора и, примерившись, взлетел на окно, усевшись рядом с итлийцем.

– Разумник утверждает, что капитан Гартинг шел на дуэль с твердым намерением убить полковника, что и сделал. И вызывал он Райнгартена с тем же самым намерением, ясным, четким и недвусмысленным. А вот что было до этого и какова причина дуэли, он сказать не может, потому что капитан что-то такое сделал со своим разумом, что не позволяет проникнуть в его память достаточно глубоко. Лорд Саграсс, а такое разве возможно?

– Да, ваше величество, – уверенно кивнул боевик. – Если знать – как, можно защитить память и разум от чтения. Во-первых, есть особые защитные артефакты. Ну, их у Гартинга наверняка не было. Во-вторых, можно выпить специальное зелье, которое определенным способом мутит сознание. Только принимать его надо во время тех событий, которые хочешь скрыть. И в крови оно сохраняется надолго, а потом легко определяется алхимическим анализом. И в-третьих…

Он чуть замялся, и Лучано подхватил:

– Да-да, в-третьих?

– Пить не просыхая, – честно признался боевик. – До беспамятства. А уж это егеря точно умеют. Если Гартинг перед дуэлью налакался от души, причем карвейна, у него рисунок мыслей сильно исказился, и последние события не стерлись из памяти, но как бы… потускнели. Сам он их наверняка помнит, а вот разумнику прочитать затруднительно.

– Понятно… – протянул Аластор. – Ну что ж, милорды, мое величество желает разобраться в этой истории. Опять же, родственник умоляет! Вон, прошение о продолжении расследования с применением пыток. А у меня, признаться, душа не лежит пытать человека, который честно дрался с демонами и вообще ни в чем плохом, по мнению людей лорда Аранвена, не замечен. Ну, кроме этой несчастной дуэли.

– Желаете сами с ним поговорить, монсиньор? – проницательно спросил Лу.

– Желаю! – кивнул Аластор, отпив еще шамьета. – Лу, отправь за ним людей в королевскую тюрьму. И за этими четырьмя – тоже. Я, правда, не знаю, где их искать…

– Найдем, – сверкнул итлиец улыбкой.

– Первый егерский вернулся в столицу, – почтительно подсказал Саграсс. – Офицеры либо в казармах, либо в «Красных Панталонах», самое известное сейчас место. Если ваше величество позволит…

Он вскочил, вопросительно посмотрев сначала на Аластора, потом на Лу.

– Действуйте, Саграсс, – разрешил Аластор. – Лу, а ты вызови во дворец магистра Дункана. Разумник нам не помешает. Нет, ну надо же, карвейн – средство от чтения мыслей!

Откинувшись на спинку кресла, он проводил взглядом выскочившего за дверь боевика и с наслаждением допил шамьет. Лучано соскочил с подоконника, но вместо того, чтобы исполнять приказ, обошел кресло Аластора, положил руки ему на плечи и принялся умело разминать мышцы. Аластор едва не застонал от удовольствия! Проклятое сидение за бумагами! Хуже, чем дрова рубить!

– Магистр Дункан во дворце, – тихо сказал Лу. – У них с месьором вашим наставником тренировка через час после полудня. Я попрошу его задержаться… Кстати, дворец гудит от восхитительной новости. Тебя можно поздравить, Альс?

– Поздравишь, когда ребенок родится, – блаженно закрыв глаза, проговорил Аластор. – Что, правда все уже знают?

– Ее величество светится от счастья, – бесстрастно прозвучал голос друга. – И все, кто шептался, будто она не сможет тебе родить, прикусили языки. Теперь у Риккарди нет причин для отсрочки кредита.

– Они все равно обещали первую выплату только через месяц, – с досадой вздохнул Аластор, совершенно расслабившись под сильными чуткими пальцами, мнущими ему плечи. – Говорят, что не рассчитывали на такую сумму и отправят деньги после осеннего сбора налогов. А лорд Аранвен считает, что они просто выжидали и смотрели, удержусь ли я на троне. Ну и наверное, хотели посмотреть, как я буду обращаться с Беатрис…

«Беатрис…» Даже не произнесенное, имя привычно отозвалось где-то внутри теплой волной. Его Беатрис, милая, желанная! Сейчас, после двух месяцев семейной жизни, наваждение первых дней супружества схлынуло, и Аластор понимал, что женат не на богине, а на живой женщине.

У Беатрис бывали приступы дурного настроения, которое она пыталась скрывать, но было видно, что ее терзают сомнения и страхи. Она отчаянно хотела как можно скорее забеременеть, хотя Аластор заверял, что все понимает и готов ждать, сколько нужно. Порой она бывала резка со слугами и фрейлинами, ее раздражали Флориморд, Перлюрен и даже лошади, на которых Аластор учил ездить Алиенору и Беренику. Беатрис будто ревновала его к каждому живому существу, которое оказывалось рядом! Кажется, по-настоящему она была счастлива и спокойна только с ним наедине, разве что дочерям позволяя делить с ней внимание мужа.

Иногда это начинало раздражать, но Аластор всякий раз напоминал себе, что Беатрис годами чувствовала себя брошенной и униженной, неудивительно, что сейчас она хочет возместить себе всю не полученную от прежнего супруга любовь. Но теперь, когда она носит их ребенка, ее страхи должны исчезнуть, а сомнения – развеяться.

– Ты прекрасно с ней обращаешься, – так же тихо сказал Лу. – Но Риккарди давали кредиты даже Малкольму, хотя все говорят, что от него королева натерпелась. Думаю, они действительно хотели посмотреть, насколько крепко ты сидишь на троне.

– Всей задницей, и еще руками в подлокотники вцепился, – усмехнулся Аластор и услышал, как Лу тихонько фыркнул. – А из Итлии нет вестей? От твоего… мастера?

– Я отправил уже три донесения, – отозвался Лу. – Мастер несомненно их получил. Если он молчит, причин для беспокойства нет. Иначе я бы уже знал о его неудовольствии.

– Понятно, – вздохнул Аластор. – Есть еще новости?

– Я посоветовал начальнику твоей охраны перевести четверых гвардейцев куда-нибудь подальше от дворца, – так же негромко и размеренно уронил Лу. – Двое – заядлые игроки по уши в долгах. Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь оплатил им эти долги, взамен попросив пару незначительных услуг…

– Тебе виднее, – согласился Аластор. – А еще двое?

– Третий неумеренно пьет и позволяет себе даже на службу являться навеселе, – тихо плыл по комнате голос итлийца. – Помнишь, я говорил про шамьет с амарильей? Так вот, люди делятся на тех, кто выпивает чашку шамьета с каплей горячительного, а потом спокойно идет на пост, и на тех, кто принимается искать, где достать еще. Кухня, припрятанная в караулке бутылка, паж, которого можно послать за выпивкой… Такой охранник тебе точно не нужен, Альс. А четвертый… Признаюсь, он мне просто не нравится. Парень из тех, кто молча ненавидит весь мир, а такими людьми слишком легко управлять, и верными они быть не умеют. Я объяснил это грандсиньору Аранвену, и он меня поддержал.

– Тебе виднее, – повторил Аластор. – Спасибо, Лу.

– Рад быть полезным, Альс. – Итлиец, судя по голосу, улыбался. – Ну, мелкие сплетни тебе вряд ли интересны… Или рассказать? Лорд Астер, уволенный с должности хранителя постельного белья, недавно в дружеской компании болтал, что твоя любовь к итлийской красоте заходит несколько дальше спальни ее величества. Мол, неважно, кто там у короля в постели, лишь бы при этом болтал по-итлийски, так что не зря фаворит ночует рядом со спальней его величества…

– Что?! – Осознав сказанное, Аластор мгновенно очнулся, но Лу надавил ему на плечи ладонями, не позволяя встать. – Он с ума сошел?

– Нисколько, – отозвался Лучано. – Просто таким образом выразил обиду. Ну неужели ты думал, что избежишь грязных слухов? Сиди, не дергайся. Лорда Астера уже отправили в поместье, канцлер об этом позаботился. Но на каждый болтливый рот кляпов не хватит. Особенно теперь, когда статут придворных должностей ты сократил на две трети, зато ввел новые. Будь уверен, вскоре тебе начнут приписывать не только меня, но и этих двух маэстрино, которым ты выписал наставника, и северное посольство, и даже Перлюрена.

Голос Лу звучал так шутливо и спокойно, что Аластор возмущенно засопел, но все-таки усидел в кресле. Правильно он выгнал этого Астера, которого даже в лицо не знал! А знал бы – сопроводил бы пинком! Грязь какая… Мерзость!

– Прости, – буркнул он, помолчав. – Представляю, каково тебе было это слышать.

– Мне было лестно, – тихо рассмеялся Лучано. – Альс, ты забыл, что я… принимаю от Всеблагой любые дары? И будь это правдой, поверь, я бы себя оскорбленным не почувствовал. Вниманием такого мужчины, как ты, следует гордиться. – Его руки ни на миг не замедлились, продолжая разминать, тереть и гладить. Шея и плечи Аластора приятно горели, а теперь краска бросилась еще и в уши. А Лу задумчиво продолжил: – Пожалуй, вне подозрений разве что грандсиньор Дункан. Зато про него ходит другой забавный слух, никак с тобой не связанный.

– Какой? – поспешно спросил Аластор, желая уйти от скользкой темы.

– О, видишь ли, грандсиньор продолжает носить помолвочное кольцо… То самое, да. И господа придворные жаждут узнать, с кем и почему магистр Белой гильдии заключил тайную помолвку. Они даже догадались, что платок из ярко-зеленого шелка грандсиньор носит в честь чьих-то прекрасных глаз. Такой романтичный арлезийский обычай! Но чьи это глаза, пока никому не пришло в голову.

– И очень хорошо, – пробормотал Аластор.

К стыду своему, он понятия не имел про значение зеленого платка и вообще не замечал его на Роверстане. Ну, носит разумник шейный платок – что в этом такого? Может, ему белоснежные мантии и светлые камзолы надоели, вот и добавил к ним яркое пятно! А язык цветов и веера, запахи, букеты и всякие прочие глупости – это для придворных пустозвонов, не знающих, чем заняться!

Но если Роверстан носит зеленый платок, чтобы помнить об Айлин… Аластору до боли в сердце было жаль этого сильного, умного, верного человека, который получил от судьбы такой удар!

– Еще как хорошо, – согласился Лу, который теперь просто гладил ему плечи от основания шеи до ключиц. – Но, видишь ли, при дворе имеется одна зеленоглазая дама. Совершенно одинокая! И весьма… горячая. Она, правда, долго не выезжала, тоскуя о погибшем муже, но недавно они случайно встретились в чьем-то доме, и грандсиньор… мм-м… недостаточно быстро ускользнул от ее внимания. – В голосе итлийца снова послышалась лукавая усмешка. – Дама решила, что это знак судьбы, и начала искать новой встречи, а когда ей это удалось, она увидела на грандсиньоре Роверстане платок, в точности повторяющий цвет ее глаз. На самом деле, конечно, не ее! Но как объяснить это женщине? В общем, она снова стала появляться при дворе, и бедный грандсиньор одарен женским вниманием немного больше, чем ему хотелось бы. Во всяком случае, от этой женщины.

– Да кто она такая? – не выдержал Аластор. – Лу, говори уже!

Итлиец наклонился к самому его уху и прошептал:

– Не поверишь… Матушка нашей синьорины!

– Леди Ревенгар?! – и вправду не поверил Аластор. – Но… как? Почему? Всего лишь из-за какого-то платка?! Лу, скажи, что это шутка!

– Да если бы, – фыркнул итлиец. – Насколько я понял, грандсиньор в юности ухаживал за этой дамой, но она предпочла отца синьорины Айлин. А теперь, после нескольких лет траура, разглядела, какого мужчину когда-то потеряла, и решила вернуть воду в сухой колодец, как у нас говорят. Вот только грандсиньор не слишком счастлив. Я его понимаю, дама роскошная, но после нашей синьорины…

– Бедный Роверстан! – с чувством отозвался Аластор, потягиваясь и с наслаждением ощущая, как по разогретым мышцам плеч и спины бежит кровь. – Кстати, сходи за ним все-таки!

– Будет исполнено!

Выскользнув из-за кресла, Лу шутовски поклонился, приложив руку к груди. Присев на подоконник, лихо крутанулся на нем, перекинув ноги через Флориморда, и спрыгнул в сад. Аластор только хмыкнул: и это – серьезный человек! Бывший наемный убийца, а ныне дворянин, правая рука короля и глава тайной службы, хоть и состоящей всего из одного мага-боевика. Да еще енота! Впрочем, даже с такими небольшими силами Лу как-то умудряется знать все, что происходит во дворце и в городе, а если ему больше людей дать?!

* * *

До возвращения Саграсса Аластор успел вернуться в кабинет и обнаружить, что канцлер только что прислал список лордов, просящих отсрочку по налогам. После каждой фамилии в этом перечне Аранвен пунктуально и бесстрастно комментировал, насколько обоснованы просьбы и в какой мере их можно исполнить.

Получалось, что у некоторых аристократов даже из Трех Дюжин задолженности накапливались из года в год, потому что лорды расплачивались с казной частично или не в срок, на просрочки набегала пеня, и в конце концов род оказывался должен больше, чем стоило все его имущество, как было, например, с Эдаланами. Новый глава, которого Аластор лично выбрал по совету канцлера, получил в наследство не только разоренные поместья, но и огромные долги, так что род оказался на грани назначения королевской опеки и конфискации изрядной части этих самых поместий.

Аластор поморщился, понимая, что драть с бедолаги последнюю шкуру просто бесчеловечно, однако и полностью простить недоимки нельзя, это станет опасным примером для остальных, что примут подобный поступок короля за слабость и глупость.

Он вчитался в рекомендации Аранвена, который советовал на три года освободить поместья лорда Эдалана от налогов, но взамен обязать его предоставить работников для новых королевских мануфактур, которые уже начали возводить на землях короны. По расчетам канцлера за это время новоиспеченный глава рода сможет восстановить поголовье скота и вернуть в оборот пахотные земли, которые обнищавшие крестьяне перестали обрабатывать лет десять, а то и двадцать назад. Конечно, забирать у Эдалана слишком много людей тоже нельзя, но лорд в любом случае не сможет сейчас прокормить всех, а для работы на мануфактурах годятся и женщины, и подростки, и немолодые уже мужчины, так что пусть сам выбирает, кого на эти три года отдаст короне. А основную сумму долга, замороженную на это время, Эдалан сможет выплатить позже в рассрочку.

Согласившись с канцлером и сделав нужную пометку в документе, Аластор принялся читать дальше, невольно выглядывая знакомые имена. Среди должников не было ни Бастельеро, ни Ревенгаров, ни Кастельмаро, ни дражайших родственников Райнгартенов, ни, разумеется, Аранвенов – о последнем странно было даже подумать. Зато в нем ожидаемо нашлись Сазерленд и Логрейн.

Первого канцлер сухо посоветовал проверить при помощи королевских налоговых эмиссаров – была, оказывается, в его ведомстве такая служба, имеющая широкие полномочия, но только по личному приказу короля.

Второй должен был в этом году передать права главы рода племяннице, и требовать уплаты задолженности следовало уже с нее, но только после отчета лорда Логрейна Опекунскому Совету. До этого момента вопрос налогов повисал в воздухе, потому что по бумагам геральдической коллегии девица считалась уже совершеннолетней, но в наследство официально не вступила, а будучи профанкой, и вовсе не могла распоряжаться родовым имуществом в полной мере.

До замужества юной леди следовало найти управляющего, которым мог остаться ее дядя, но только после тщательной проверки на должное исполнение обязанностей опекуна. После замужества имущественные права переходили к супругу леди, но, опять же, с ограничением, касавшимся земель майората. Насколько понял Аластор, если Опекунский Совет решит, что Логрейн управлял имуществом племянницы недобросовестно, опека над юной леди переходила к короне.

Он вспомнил, что канцлер уже говорил об этом и настаивал на скорейшем визите леди Логрейн ко двору. Кстати, а самого Логрейна что-то давно не видно. Может, как раз вернулся в Озерный край за племянницей? Надо будет уточнить…

Дальше пошли должники помельче. У кого-то демоны разорили деревню или поместье, кто-то пострадал от непогоды, три семьи лишились главы, а новый по каким-то причинам еще не вступил в права… Дочитав бумагу, Аластор сделал пометки там, где был полностью согласен с Аранвеном, а там, где сомневался, подчеркнул имена и велел Вильмону переписать их на отдельный лист, сохранив рекомендации канцлера.

Секретарь поклонился, забрал документ и сообщил, что мэтр Саграсс вернулся из города и просит передать, что приказ его величества исполнен. Люди, которых он желает видеть, ожидают в караулке под охраной.

– Прекрасно! – возрадовался Аластор. – Вильмон, пошлите за лордом Фареллом, пусть немедленно подойдет в большой королевский кабинет. И Саграсса с егерями зовите туда же!

Он вскочил, снова потянулся и решил, что сегодня точно больше никаких дел. Вот последнее разберет – и все! В конце концов, у него праздник! До ужина еще несколько часов, можно взять Огонька и съездить к родителям, они наверняка еще не знают прекрасную новость. А вечер провести с женой…

Глава 3
Заговор капитанов

Большой королевский кабинет был придуман для так называемых малых приемов. То есть случаев, когда король должен сидеть в тронном кресле и при регалиях, но много людей протоколом не предусмотрено. С утра здесь по обыкновению распахнули окна, чтобы проветрить, и тяжелые, шитые золотом бордовые шторы колыхались от ветра, гуляющего в дворцовом саду.

Кроме тронного кресла – массивного, с высокой спинкой, украшенной гербом Дорвенанта, с подлокотниками и толстыми ножками-лапами – в кабинете стоял у стены небольшой стол для секретаря и пара стульев на случай, если король пожелает оказать кому-то милость, разрешив сидеть в своем присутствии. Ковровая дорожка в цвет шторам багряным росчерком пересекала начищенный паркет от тронного кресла к двери, позолоченные деревянные гербы Трех Дюжин на стенах сияли в солнечном свете, и, хотя Аластор не любил тяжелую вызывающую роскошь большого кабинета, но признавал, что в такой обстановке королевская персона вызывает куда больше почтения, чем в спальне своего фаворита или малой гостиной.

Он упрямо прошагал по дорожке, подавив мгновенное желание обойти ее по паркету, опустился в кресло и поправил обруч древней короны, прихваченной из собственного кабинета, небольшого, обжитого и уютного. Корона Дорве сидела отлично, не давила, и даже ее тяжесть казалась какой-то правильной, придающей спокойствия.

Следом в кабинет тенью скользнул мэтр Вильмон, заняв место за столом, а потом в дверях изволили показаться господа советники, они же королевские фавориты, и они же «эти обнаглевшие южане», как недавно выразился кто-то из придворных дармоедов, не подозревая, какой хороший у Аластора слух. А потом посетовал, что урожденному дорвенантцу хорошей крови и больших талантов никак не пробиться в придворной службе, пока место приличных людей рядом с королем занимают всякие выскочки то итлийского, то арлезийского, то фраганского происхождения.

Ну что ж, Аластор оценил такое горячее желание послужить короне и нашел говоруну дело – отправил на северную границу комендантом в крепость Драконий Зуб. Там лорд вряд ли встретит столь нелюбимых им южан, зато пользу королевству принесет немалую.

– Опаздываете, господа, – шутливо упрекнул он.

Разумник молча склонил голову, приложив руку к груди в знак извинения, а Лу откликнулся:

– Простите, монсиньор! Видит небо, у нас и в мыслях не было заставлять ваше величество ждать. Ах, эти непредвиденные обстоятельства! Увы, наш дорогой грандсиньор Дункан едва не пал жертвой собственной любезности, пытаясь объяснить одной настойчивой даме, что занят и не может сопровождать ее в прогулке по саду. Если бы не мое своевременное появление…

– Это та самая дама? – заинтересовался Аластор, и разумник с легким вздохом кивнул, а потом добавил с непроницаемым лицом:

– Лорд Фарелл был весьма любезен, позволив мне удалиться, не оскорбив… почтенную леди.

Аластор хмыкнул, понимая, что мать Айлин едва ли старше самого Дункана, если не моложе и звать ее «почтенной» больше похоже на оскорбление, чем на любезность. Наверное, леди Ревенгар изрядно досадила магистру своими преследованиями. И куда только смотрит ее сын? Это ведь он должен хранить семейную честь. Впрочем, если молодой Ревенгар снова уехал в полк, не зная, как ведет себя его матушка, ему можно лишь посочувствовать.

Он украдкой глянул на зеленый платок, о котором шла речь. И правда в точности того же цвета, что глаза Айлин. Как свежая летняя трава…

В коридоре послышалось звяканье амуниции и негромкий голос Саграсса. Секретарь встрепенулся, вопросительно посмотрев на короля, и Аластор кивнул.

– Зовите, – распорядился он. – А вас, господа, прошу! Магистр, можете взять стул.

– Благодарю, ваше величество, – улыбнулся Дункан. – Мне будет удобнее последовать примеру лорда Фарелла.

И он встал за тронным креслом с правой стороны, потому что левую уже занял быстро скользнувший туда итлиец. В дверях показались Вильмон и Саграсс, а за ними – несколько человек в темно-сером. Аластор, который никогда не видел егерей, с интересом к ним присмотрелся, пока пятерка строилась у входа в кабинет.

Вот этот, самый потрепанный и небритый, наверняка Гартинг. Ну, трудно его осудить, в тюрьме не очень-то удобно следить за собой. На выцветшем и потертом грязно-сером сукне капитанской формы темнеют пятна сорванных нашивок, лицо хмурое, с упрямым, заросшим щетиной подбородком и льдисто-голубыми глазами. Коротко подстриженные черные волосы с проседью не скрывают, что правое ухо капитана срезано наискосок, а шею над воротником пересекли несколько жутких поперечных шрамов. Гартинг напомнил Аластору матерого пса, побывавшего во множестве драк, и остальные четверо неуловимым сходством подтвердили это ощущение. Шрамов и отметин хватало у всех, а главное – взгляды.

Молча пройдя половину пути до тронного кресла и остановившись посреди кабинета, капитаны смотрели исподлобья, без всякой лихости, которую Аластор невольно представлял по рассказам Саграсса. В отличие от Гартинга, они успели переодеться, потому что были в такой же серой форме, однако новой, не успевшей обтрепаться, и капитанские нашивки цвета крови ярко выделялись на ней, видные издалека. Блестящие ремни портупей, начищенные сапоги – вполне приличный вид, хотя с гвардейцами не сравнить, конечно.

Аластор про себя хмыкнул и подумал, что в такой невзрачной одежде егерям, пожалуй, удобно прятаться в лесу. Им бы еще зеленых пятен на нее добавить – и в листве вообще не разглядеть. Что там Саграсс говорил про бывших браконьеров? Пожалуй, сторожевого пса напоминает как раз боевик, а эти пятеро скорее похожи на матерых волков, которые стаей и медведя взять не побоятся.

– Капитан Гартинг? – отрывисто спросил он, вернувшись взглядом к первому егерю, за которым бдительно следил вставший у стены Саграсс.

– Так точно, ваше величество! – отозвался провинившийся егерь, отдав честь.

– Я ознакомился с вашим делом, – сообщил Аластор. – Командор Райнгартен уверяет, что в нем очень много непонятного, и я склонен с ним согласиться. Скажите, вы ведь знали, что за дуэль с командиром пойдете под суд, а затем, возможно, на плаху?

– Так точно, ваше величество!

Поймать взгляд капитана никак не получалось, Гартинг упорно смотрел поверх головы Аластора куда-то на спинку кресла, и это неимоверно раздражало.

– А зачем тогда его вызвали? – хмуро поинтересовался он, чувствуя, как портится настроение. – Что, хотя бы до возвращения в столицу потерпеть не могли?

– Никак нет, ваше величество! – пролаял капитан.

Аластору вспомнились резные солдатики, которыми он любил играть в детстве. Форма у них, правда, была поярче, обычная рейтарская форма, зато лица такие же… деревянные.

– Что было причиной дуэли? – еще мрачнее поинтересовался он, обводя взглядом всех пятерых.

Ну точно болванчики – даже не смотрят на него! И что там интересного за его креслом? Не Лучано же с магистром они разглядывают.

– Не могу сказать, ваше величество, – отбарабанил капитан, и Аластор холодно уточнил:

– Даже по моему приказу? И если речь идет о вашей дальнейшей судьбе? Кстати, капитан, вы знаете, что ваши товарищи всемерно рвутся разделить вашу участь? Неужели вам хочется утащить их за собой даже не на плаху, а на виселицу?

Все-таки он пробил броню Гартинга! Взгляд егеря дрогнул и на миг метнулся к стоящей по другую сторону ковровой дорожки четверке, а потом капитан еще сильнее выпрямился и с отчетливой тоскливой ноткой, но по-прежнему браво отрапортовал:

– Болваны, ваше величество! Не извольте их слушать, сами не знают, что несут!

– Ах, во-от как… – протянул Аластор и злорадно покосился на четверых. – Не знают? Вот так просто взяли и решили попросить о помиловании государственному преступнику? А если не выйдет – прогуляться вместе с ним в петлю? Потому что знаете, капитан, если я не услышу от вас достойную и внятную причину дуэли, мне придется согласиться, что лорд Райнгартен прав и это все-таки было убийством. Вы бы хоть придумали что-нибудь, Гартинг! Например, что речь идет о чести дамы…

На него волной накатывало мрачное веселье, природу которого Аластор сам не очень-то понимал. Он бы никогда не позволил себе издеваться над чьей-то жизнью и смертью, но эти пятеро… Что-то с ними не так!

– Никак не могу, ваше величество! – выдохнул капитан и пояснил, опустив глаза почти застенчиво: – Врать королю? Увольте, лучше на плаху. Если будет на то ваша милость. А если нет, можно и на виселицу. Только эти болваны ни при чем, я вам честью клянусь…

Голос Гартинга дрогнул, и Аластор вздохнул, понимая, что комедия затянулась. Признаваться по-хорошему егерь не собирается, магистр молчит, а значит, нет ни одной причины отказывать Райнгартену в продолжении следствия. И допрос с пристрастием кажется вполне логичным. Мало ли что душа не лежит… Может, капитан только выглядит простодушным честным воякой, а на деле и вправду убил злосчастного полковника из-за какой-нибудь… трактирщицы! Что, кстати, одно другому не противоречит!

И тут его осенило.

– Ну что ж, – зловеще протянул он, немного подаваясь вперед. – Не желаете говорить своему королю правду – как угодно. Тогда и я не вижу никаких причин для помилования. Вам, капитан Гартинг, отрубят голову. После допроса с пристрастием, как требует командор Райнгартен. А этим господам, – глянул он на угрюмо молчащую четверку, – дорога обратно в полк. Ни у меня, ни у командора к ним претензий нет…

– Ваше величество! – не выдержал, как и рассчитывал Аластор, один из четверых, здоровенный вояка со шрамом через все лицо. – Дозвольте сказать…

– Заткнись, Руди! – рявкнул обернувшийся к нему Гартинг.

– Сам заткнись! – огрызнулся тот. – Тебе хорошо, казнят – и все! А нам потом жить с этим?!

«Вот это у них понимание “хорошего”! – молча восхитился Аластор. – И как тут не согласиться с Лу насчет “идиотти”?»

А капитаны продолжали рычать друг на друга, в пылу перепалки напрочь забыв о короле.

– Договорились же! – яростно выплюнул Гартинг. – Какого вы теперь за мной на плаху лезете? Ур-роды тупые!

– На себя посмотри! – не остался в долгу Руди, которого Аластору не представили полным именем. – Отрубили бы тебе башку – и Баргот с тобой! А про дыбу и кнут ни разговора, ни уговора не было! И вообще, не тебе за нас решать, барготово дерьмо тебе в глотку!

– Руди дело говорит, – поддержал его коренастый и совершенно седой усач-егерь. – Уговор был про другое! Ты свою часть выполнил, а остальное – наша забота!.. Не лезь поперек всего капитанства, Сэмми!

Лицо Гартинга побагровело, а глаза, напротив, выцвели, став почти белыми. Он сжал кулаки… Между капитаном и тронным креслом вдруг возникла почти прозрачная дымка – Саграсс бросил магический щит. Не обращая на это внимания, Гартинг шагнул к набычившемуся Руди…

«Обнаглели! – изумился про себя Аластор. – Будто меня здесь и нету!»

Остро жалея, что не озаботился принести с собой секиру, – что ни говори, аргумент в любой беседе весомый! – он чуть привстал с кресла, опираясь ладонями о подлокотники, и во весь голос рявкнул:

– Ма-алчать! Смир-рно!

Вздрогнув, капитаны рывком вытянулись, одновременно поворачиваясь к нему. Во взглядах всех пятерых вспыхнул непритворный ужас.

– Простите, ваше величество! – опомнился Гартинг. – Забылись…

– Ты! – ткнул пальцем Аластор в Руди и велел тем же голосом. – Быстро говори, что собирался. Ну!

– Так точно, ваше величество! – Капитан выпрямился еще сильнее, прямо в струнку вытянулся, и выдохнул: – Ваше величество, это мы все вместе придумали! Всем капитанством полка, значит… Когда поняли, что полковник рехнулся и всех погубит. А Гартингу просто жребий выпал. Он всегда везучий был. А может, и передернул колоду…

– Сам ты шельмуешь, стер-рвец… – прошептал злобно Гартинг и осекся под взглядом Аластора.

– Дальше! – велел Аластор, с тем же темным азартом понимая, что след наконец-то начал распутываться. – Что сделал полковник?

– Так трясину велел штурмовать! – едва ли не взвыл Руди. – Рольфстокскую трясину, куда большую часть года вообще хода нет! Разве что летом в самую жару, да и то по краю! Местные крестьяне там деревянную гать положили, чтобы за ягодами ходить, и то постоянно люди топнут, хотя каждую кочку помнят. А полковник велел от этой гати новую стелить и всем полком по ней в болото, значит. За демонами, которые там окопались! Потому что иначе до них не добраться, а истребить-то надо! Они же, стервецы, днем в болоте прячутся, а как ночь – лезут из него и прут в ближние деревни, скотину и людей режут. Вот полковник, поимей его Баргот, и придумал этакое… дивное… Настелить тропу и демонячью лежку разыскать. Мол, раз они там живут, и болото их держит, значит, удержит и людей. Ну и вот… Созвал он нас вечером на совет, а сам сияет, как яйца у кота… Простите, ваше величество!

– Ничего, – кивнул Аластор, и сконфуженный капитан пылко продолжил:

– Говорит, мол, кто-то ему сказал, что посреди болота сухое место имеется, заповедное, только до него добраться надо! Видать, там демоны и прячутся. Разлом, который возле Мервиля открылся, стихийники-то закрыли, новые демоны оттуда больше не полезут, а истребить старых, которые тут остались, это наш святой воинский долг. Оно, конечно, никто не спорит, что долг! Но ведь их истребить, а не самим при этом в болоте потопнуть! Гать эта даже не гвоздями сбита – откуда у крестьян столько гвоздей? Где веревками связана, где – ремнями, где просто на столбах внахлест срублена. Гуляет над болотом, а под ней бездонная трясина. Ступишь – и где по щиколотку в воде, а где и по колено провалиться можно. Ну, полезли бы мы по ней, допустим. Сказать по правде, и не в такие места лазили, служба у нас всякая бывает… Но демонам нас на этой гати подловить – как хвостом вильнуть! На ней же драться толком не выйдет ни оружием, ни магией, а эти твари верткие, как… как…