Текст книги "Грани безумия. Том 2"

– У вас хороший дом, ваше величество, – сказал итлийский принц примерно часом позже, когда им подали шамьет в гостиную, и матушка сама его разлила, а девочки по мере сил помогали ей.

На новоявленных родичей они по-прежнему поглядывали не без опаски, но в злодейских замыслах вроде бы уже не подозревали, так что благовоспитанно предлагали гостям пирожные, согласились показать котят, которых им разрешили держать в спальне, и простодушно заверили, что братец Аластор – самый лучший братец на свете.

Правда, временами они словно забывали, что нужно быть радушными, и тогда внутренний огонек, освещавший их глаза и лица изнутри, гас, а девочки замирали, помрачнев и сжавшись на своих стульчиках, как нахохлившиеся от мороза птички. Тогда матушка мягко переводила разговор на что-то другое, и спустя несколько мгновений Алиенора с Береникой снова оттаивали.

– У вас хороший дом, – задумчиво повторил Риккарди, когда дамы – одна взрослая и две юные – удалились, а мужчины остались в гостиной.

После шамьета подали карвейн, вино и ликеры – уж здесь точно знали вкус Аластора относительно напитков. Впрочем, карвейн пил только отец, да и то едва пригубливая бокал. Все три итлийца предпочли вино, однако пили тоже мало, цедя по глоточку.

– Это заслуга моих родителей, – честно сказал Аластор, и оба Риккарди кивнули.

– Вы правы, что привезли их сюда, – отозвался старший. – Они еще успеют научиться, как быть принцессами. А вот быть просто детьми – это слишком большая роскошь в их положении. Пусть хотя бы немного…

Он осекся, но Аластор понял несказанное. Он и сам часто думал, как же ему повезло! Трусость Малкольма и мудрость канцлера Аранвена подарили ему чудесную семью и счастливое детство. Да, в нем не было балов и придворных праздников, но были куда более важные вещи. Побеги из комнаты через окно и сидение с книгой на дереве в саду, купание в реке, щенки и котята, а потом и своя лошадь, на которой следовало не только кататься, но и ухаживать за ней самому. Уроки порядочности, мудрости и доброты, которые отец с матушкой давали ему каждый день… Пусть Аластор усвоил из них меньше, чем мог бы, но Алиеноре с Береникой это точно не помешает.

– Я постараюсь навестить внучек еще хотя бы пару раз этой зимой, – сказал Риккарди и откровенно добавил: – Чаще – вряд ли получится. И жду их на Солнцестояние. Не пренебрегайте моей просьбой, ваше величество. Обещаю, что не задержу их у себя, но им не помешает познакомиться с родственниками. По крови они Риккарди, я никому не позволю это забыть.

И почему-то глянул на сына, невозмутимо тянувшего вино.

– Я и не думал разлучать вас, ваше высочество, – ответил Аластор, стараясь смириться с тем, что держать Риккарди в стороне от девочек не получится. – Вы правы, родственники – это слишком важно!

В наступившем молчании они допили каждый свой бокал. Аластору было досадно, что долг гостеприимства не позволяет ему оставить Риккарди, чтобы поговорить с родителями, но он понимал, при гостях разговора тем более не получится. И лишь попросил разрешения попрощаться с сестрами. Алиенору с Береникой снова привели в гостиную, и молчунья Береника, исподлобья глянув на Риккарди-старшего, вдруг сказала:

– А я помню… Матушка говорила, что те большие книги сказок с картинками нам присылал дедушка из Итлии. Мы по ним учились читать и писать по – итлийски.

– Так и есть, моя дорогая! – воспрянул торговый принц. – Это ведь там вы читали сказку про людей-воронов?

– Там, – кивнула Береника. – Только это матушка нам ее читала. Она иногда… сидела с нами вечером перед сном. Читала что-то или рассказывала… – Ее голос дрогнул, и девочка повернулась к Аластору. – Братец, а если очень сильно попросить Претемную Госпожу, она не отпустит матушку к нам?

– Хотя бы повидаться, – тихонько продолжила за ней Алиенора.

Аластор успел заметить, что его собственная матушка сморгнула слезы. Лучано торопливо отвел взгляд, Риккарди нахмурились.

– Не думаю, – вздохнул он. – Я тоже очень хотел бы этого. Но из Садов не возвращаются. Когда-нибудь мы встретимся с ней там. А пока нужно набраться терпения и жить так, чтобы Претемная Госпожа была рада принять нас. И чтобы ваша матушка там, в Садах, гордилась вами. Понимаете?

Девочки послушно кивнули, на их личиках застыло выражение совершенно не детской серьезности. А отец негромко и очень мягко добавил:

– Помните, что леди Джанет вам рассказывала про цветы? Иногда они спят очень долго, всю зиму или даже дольше. Но они не исчезают насовсем и вернутся к нам, когда потеплеет. Ваша матушка любит вас даже в Садах, вы просто не можете пока что ее увидеть – как цветы, понимаете? Нужно подождать, и все придет в свое время.

…Аластор очнулся, выплывая из воспоминаний. Забор вокруг особняка Вальдеронов уже показался в конце улицы, вот и патрули, которые канцлер отправил присматривать за особняком. Все-таки здесь гостят особы королевской крови, хоть и совсем юные.

«Я обязательно смогу убедить их, что они мне нужны и очень дороги, – подумал он устало. – С дочерями Беатрис я не ошибусь, как ошибся с ней. А потом вернусь во дворец, и все пойдет своим чередом. Мы с Аранвеном обсудим, как использовать преступников на дорожных работах. Сейчас их отправляют в рудники, но Дорвенне нужны дороги. И водопровод! Значит, нужно рыть колодцы и вести воду по городу. Работы столько, что страшно становится, но такова теперь моя жизнь. Сам выбрал – чего жаловаться? Отец Дункана сделает нужные расчеты, а я найду деньги, и через несколько лет каждый бедняк в столице сможет напиться бесплатно! Ради этого стоит потерпеть, правда же?»

Он спрыгнул с Огонька и постучал в ворота раньше, чем это успели сделать гвардейцы. Нужно набраться терпения, просто жить дальше и ждать, когда пустота внутри зарастет и можно будет спокойно вдохнуть при мысли о Беатрис. Ведь когда-нибудь это случится, верно?

Глава 3. Аудиенция у кота

Письмо от мастера Ларци пришло на третий день после похорон королевы. В нем мастер просил передать его величеству глубочайшие соболезнования, выражал надежду, что время залечит раны, а также между делом осведомлялся у «дражайшего воспитанника», не попадался ли ему случайно в Дорвенне некий Фредо ди Вероккья, приказчик уважаемого мастера Тино. Молодой человек, мол, воспользовался свободой вдали от дома и не иначе как загулял, чем еще объяснить, что не отвечает на письма своего покровителя. «Мальчик мой, не знаешь ли ты, куда делся паршивец, работающий на Омута, и причастен ли к этому ты?» – вот как следовало читать этот вопрос на самом деле.

Лучано перечитал послание трижды и написал ответное. Что соболезнования передаст, что время – великий целитель, о чем его величеству говорят все, но пока что это не очень помогает, и что Фредо ди Вероккья ему действительно однажды встречался во дворце, но отвечать на вопросы относительно своей работы в Дорвенанте отказался и вообще вел себя странно. Куда-то очень спешил, вид имел самодовольный, намекал, что вскоре возвысится так, что заткнет за пояс «наглеца Фортунато», и всячески показывал, что дела у него идут крайне успешно. А потом они расстались, и больше Лучано его не видел, хотя осведомиться о его пропаже несложно. Разумеется, лезть в чужие дела он не станет, поэтому просит мастера в следующем письме уточнить, действительно ли грандмастер Ларци желает узнать от своего почтительного воспитанника о судьбе Фредо ди Вероккья. «Куда делся Черный Кот, мне известно, разумеется. А вы предпочли бы это знать или как раз наоборот?» – вот что должен был прочитать мастер.

Ответ отправился с курьером в Итлию – порталом, конечно, и Лучано приложил к нему несколько подарков: носки из козьего пуха и пару бутылок можжевеловой настойки для мастера Ларци, кувшин лучшего карвейна для Фелиппе и старинный фехтбук для мастера Лоренцо. Если Тино сунет нос в послание, пусть до темноты в глазах ищет в нем скрытые смыслы или зашифрованные строки, ничего действительно важного обычной почте Лучано доверять не собирался. Ему ли не знать, как это работает!

Лучано мечтательно представил, как мастер Тино, перехвативший письмо и подарки, долго ищет подвох в носках. Проверяет их на всевозможные контактные яды, прикладывает к страницам фехтбука, растягивает и проглядывает на свет, возможно, даже осторожно пробует на зуб, а потом пропитывает карвейном письмо и нагревает над огнем – и с проклятием отдергивает пальцы от вспыхнувшей бумаги. Эх, как было бы славно!

Он вздохнул, выныривая из приятных грез. Тино, конечно, на такую простую приманку не поймать, и вскоре Темный Омут всерьез обеспокоится пропажей своего младшего мастера. Возможно, даже вызовет Лучано на допрос в гильдии. Но требовать применения пыток у него никаких оснований, поить зельем правды мастера ядов – откровенная глупость, а как защититься от беседы с разумником, Лучано теперь знает – спасибо Саграссу и капитанам егерей.

А если даже правда выплывет на свет, ну что ж, старший мастер волен в жизни и смерти младшего собрата, если сумеет оправдаться перед гильдией. Заказ Беатрис угрожал не только Айлин, но и королю Дорвенанта, и самому Лучано – через их связь. Будь у него тогда больше времени, может, он просто обратился бы напрямую к своему грандмастеру и добился отмены заказа. Нечасто, но такие случаи у Шипов бывали. Увы, не получилось. Но Фредо не та фигура, чтобы из-за него возникли действительно серьезные сложности. Не старший мастер, даже не возможный преемник Тино, что бы сам Фредо об этом ни думал. Еще немного, и Темный Омут убрал бы слишком ретивого претендента на свой перстень, и все об этом знают. По сути, Лучано ему услугу оказал, хоть Тино в этом никогда не признается.

Так что с этой стороны беды можно не ждать.

И все-таки что-то грызло Лучано изнутри, не давало спокойно жить после смерти Беатрис и наслаждаться свершившейся местью. Конечно, он знал, что это. Вина перед Аластором. Не перед взбесившейся гадюкой в женском облике, а лишь перед ним – другом, королем, возлюбленным. Неважно, что сам Аластор о последнем не подозревает, Лучано с каждым днем все яснее и сильнее осознавал свои чувства к нему и Айлин, учился прятать их надежно от всех на свете, но от самого себя не спрячешься. Что ж, не он первый и не он последний безнадежно влюбляется в кого-то, кто никогда не ответит взаимностью. Айлин недоступна, Альс, напротив, всегда рядом, и неизвестно, что тяжелее, но жить-то надо, и раз уж он выбрал целью жизни служение им, нельзя допустить, чтобы друзья отшатнулись от него, узнав, что дружба, которой они связаны даже теснее, чем арканом, для Лучано гораздо больше, чем просто дружба. Это его собственные награда и проклятие, ему их и нести.

Аластору, между тем, становилось все хуже. Он метался ночами, бормоча имя Беатрис, признания в любви, обещания и просьбы. Услышав это, Лучано просыпался у себя в спальне, пробирался к Альсу, садился на край постели и клал руку ему на лоб. Аластор затихал, иногда просыпался и благодарил за избавление от кошмаров, но утром наотрез отказывался об этом говорить, барготов упрямец.

Дункан только вздыхал и однажды объяснил, что глубокое воздействие на чувства и память произвести не может, потому что Альс отчаянно сопротивляется любым попыткам вмешаться в его разум. Он, извольте видеть, вообразил, что должен справиться самостоятельно, иное будет слабостью и недостойно его любви к Беатрис и великой вины, которую он взвалил на себя сам. По мнению Лучано, глупость полная, что подтвердил и Дункан, но Аластору разве докажешь! У него в гербе должен быть не лев, а баран, упирающийся лбом в ворота!

Осталось надеяться на время, которое и впрямь иногда лечит, поэтому Лучано не сводил с Альса глаз почти неделю, и лишь на седьмой день отлучился, чтобы навестить Айлин. Кроме желания увидеть и ободрить синьорину, была у него еще одна цель. Похоже, попытки Саграсса объясниться с возлюбленной ничем хорошим не закончились. Боевик об этом говорить не желал – еще один благородный дорвенантский баран! – но на службу являлся грустным, на шутки Лучано улыбался через силу и вообще вел себя так, словно у него тоже умер кто-то близкий.

Между прочим, Лучано за эту неделю очень добросовестно обдумал свое обещание самому себе отравить Саграсса-старшего! Даже узнал его любимый трактир, откуда благородный синьор каждый день вываливался за полночь пьяным, как винная бочка, и полз домой, нечленораздельно угрожая кому-то невидимому, что «покажет им всем». Отправить его за Грань было бы легче легкого, работа не для старшего мастера, а для ученика, выпущенного из казармы поразмяться. Сначала Лучано подумал, что даже травить не надо, только на пару мгновений вынырнуть из темноты, поставить подножку, проследить, чтобы виском синьор приземлился на подходящий камушек – и снова исчезнуть во тьме. Ни один целитель ничего не распознает!

Но потом он вспомнил, что хотя Саграсс – боевой маг, однако некромантов среди знакомых у него тоже полно. Вдруг вызовет папеньку из Садов и расспросит об обстоятельствах смерти? Поди разбери, что там эта пьянь разглядит и запомнит? Нет, яд все-таки надежнее. Переодеться на один вечер, пройти мимо в трактире, задеть Саграсса-старшего рукой с зажатой между пальцами иголкой… Ну кого удивит, что у человека, хлещущего карвейн как воду, отказало сердце? Даже сам Лионель вряд ли что-то заподозрит. Пустяковое дело!

Почему он с этим тянул, Лучано и сам не мог понять, а потом вдруг сообразил, и его замутило от странного чувства беспомощности и вины. Он ведь и с Аластором хотел как лучше! Без раздумий убрал Беатрис руками Бастельеро, потому что хотел не только безопасности для себя с Айлин, но и свободы для Альса. Который вот-вот должен был прозреть и понять, в кого влюбился! Лучано хотел уберечь Аластора, помочь ему избежать разочарования и ужасной необходимости казнить Беатрис, если правда о покушении на Айлин выплывет наружу. И не жалел об этом! Даже не собирался!

Но сейчас, глядя на безутешного Альса, из которого будто вынули душу, не мог чистосердечно сказать самому себе, что поступил правильно. Да, нужно было защитить синьорину! И то, что Беатрис сделала с самим Лучано, прощать никак не следовало. Но Аластор… Если у него в сердце останется рана, которая так и не заживет, сможет ли он простить это? А если никогда не узнает, сможет ли это простить себе Лучано?!

И потому, пожалуй, с благородным синьором Саграссом-старшим торопиться не следовало. Нужно еще раз все обдумать, как бы не сделать хуже. Побольше разузнать про их семью, вдруг матушка Саграсса так искренне и сильно любит своего мерзавца-мужа, что его внезапная смерть способна погубить и почтенную синьору?! А если даже она его ненавидит, сердце, надорванное многолетними лишениями, способно разорваться как от внезапного испуга, так и от внезапной радости.

Так что Лучано решил подождать еще немного, а пока заняться действительно неотложным делом – узнать сердечные склонности синьорины Иоланды! Если эта милая девица тверда в своей привязанности, нужно попросить Альса оказать Лионелю протекцию. Уж королю в качестве свата ни один дворянин не откажет. А если и найдется такой безумец, Альс ведь может пожаловать Лионелю дворянство! Даже наследное, если пожелает. О, да Лучано ему собственный титул подарил бы, будь это возможно! Увы, только в Арлезе дворянство можно выиграть или проиграть в карты, а в Дорвенанте этого не поймут… Но сначала – Иоланда. Что она думает о Лионеле Саграссе?

Именно это он спросил у Айлин, когда чопорный дворецкий, словно проглотивший трость, провел его в гостиную палаццо Бастельеро, и синьорина, радостно встрепенувшись, велела принести шамьет. А потом повернулась к немолодой сухопарой даме, что сидела в той же гостиной с вышивкой, и прохладным любезным тоном сообщила:

– Сударыня Эванс, вы можете быть свободны. Я попрошу лорда Аларика принять гостя вместе со мной, а вам наши разговоры будут неинтересны. Батюшка Аларик, вы же мне не откажете?

– Сочту за честь и удовольствие, дитя мое, – улыбнулся грандсиньор, входя в гостиную. – Доброго дня, милорд Фарелл. Как славно, что вы решили нас навестить. Понимаю, вам не до забот, но хотел рассказать, что мы с Себастьяном выбрали место для вашего дома. Отличный склон холма! Вид на озеро прекрасный, и земля рядом хорошая. Ваши слуги смогут посадить там сад и разбить небольшой огород. Зимой можно купить лес для строительства, а сам дом начать возводить весной. Следующей осенью уже сможете поехать туда на охоту, ну и мы с Себастьяном напросимся, если позволите.

– Лу, ты решил поставить дом на озере? – обрадовалась Айлин. – Как чудесно! Перлюрен будет навещать родню, ты же станешь брать его с собой?

Лучано представил, как Перлюрен приводит в гости толпу родственников, и обреченно кивнул.

– О, советую держать этих родичей подальше! – хохотнул грандсиньор Аларик. – Еноты – бич Озерного края! Один енот – это может быть терпимо и даже мило временами, но если их больше… Мой вам совет, милорд, закажите у стихийников пугалки для животных и окружите ими охотничий дом. Ваш зверь будет только рад, что земли поместья принадлежат лично ему.

– Охотно в это верю, грандсиньор, – улыбнулся в ответ Лучано, краем глаза следя, как синьора, похожая на сушеную воблу, поджала губы и выскользнула из гостиной, прихватив рукоделье. – Перлюрен – ужасный жадина и обжора! Но мне бы не хотелось, чтобы дикие сородичи его покусали или заразили чем-нибудь. Пугалки – отличная идея. Так вот, о синьоре Саграссе…

Он замялся, не зная, можно ли и дальше поднимать эту тему при свекре Айлин. Грандсиньор Аларик выглядит очень добродушным, но разговор весьма деликатный.

– Вас смущает мое присутствие? – проницательно поинтересовался тот. – Если желаете, мы с сударыней Эванс опять поменяемся местами. Увы, оставить вас и мою невестку наедине я не могу, вы же понимаете. Но готов обещать, что все сказанное останется между нами.

– Не надо Эванс! – поспешно вмешалась Айлин. – Лу, я уверена, батюшке Аларику можно доверять! – И пояснила: – Речь идет о чувствах моей подруги Иоланды, вы ее хорошо знаете. Один достойный дворянин за ней ухаживает, и она очень рада его вниманию, но вот родители…

– Его родители или ее? – невозмутимо уточнил почтенный синьор.

– И те, и другие, – вздохнул Лучано. – Так синьорина Иоланда отвечает на чувства Лионеля? Он просил меня узнать об этом, чтобы понимать, на что может надеяться.

– А Иоланда просила об этом же меня, – улыбнулась Айлин, и в гостиной словно просияло крошечное солнышко. – Она надеялась, что услышит от него предложение, но свидание сорвалось…

– Это моя вина, – признался Лучано. – Боюсь, Лионель пожертвовал этим свиданием и надеждой на счастье, чтобы спасти мне жизнь. Я бы очень хотел вернуть этот долг, но не совсем представляю как. Увы, я все еще очень невежественен в обычаях Дорвенанта и этикете благородных синьоров.

– Хм… – Бастельеро-старший откинулся на спинку кресла и в задумчивости повертел в пальцах бокал с вином. – Скажите, милорд, а вы уверены, что у вашего друга исключительно серьезные намерения?

– О, грандсиньор! – Лучано даже привстал в кресле для большей убедительности и пылко заверил: – Я готов за него поручиться! Уж в этом я разбираюсь! Как-никак сам являюсь грандмастером намерений несерьезных!

– Тогда нужно дать им поговорить, – посоветовал Аларик. – И желательно без свидетелей. Полагаю, на том свидании все равно должна была присутствовать матушка сударыни Иоланды или компаньонка – хотя бы и наемная. Если у молодого человека серьезные намерения, он не мог ожидать, что достойный отец отпустит с ним дочь без сопровождения. И, конечно, при компаньонке им было бы очень трудно поговорить с полной искренностью, вы меня понимаете?

– Но… разве встреча наедине не скомпрометирует Иоланду? – растерялась Айлин и тут же решительно вскинула голову: – Я готова взять вину на себя! Только как это сделать?

– Успокойтесь, милое мое дитя, – усмехнулся Аларик. – Возложим вину на случайность. Это, конечно, никого не обманет, но если молодые люди придут к соглашению, общество закроет глаза на некоторые обстоятельства. К тому же мы постараемся, чтобы об этом не болтали лишнего. То, что происходит в доме Бастельеро, остается в его стенах. Наши слуги прекрасно понимают, что такое честь семьи. Разумеется, если для счастья влюбленных потребуется самую капельку испортить им репутацию, то… пусть сударыня Иоланда сама решает, приемлема ли для нее эта жертва.

– Батюшка Аларик! – ахнула синьорина и захлопала в ладоши, а Лучано невольно улыбнулся – старший лорд Бастельеро смотрел на нее с такой умиленной нежностью! – Но милорд Грегор наверняка будет недоволен…

– Недоволен? – переспросил лорд Аларик и, усмехнувшись, покачал головой. – О, ну что вы, дитя мое. Он будет в бешенстве!

И улыбнулся с явным предвкушением!

– Грандсиньор Аларик! – торжественно провозгласил Лучано. – Вы меня чрезвычайно обяжете! – И тут же понизил голос: – Но как именно мы это устроим? Привезти сюда Лионеля труда не составит, я просто попрошу его сопровождать меня при следующем визите. Синьорину Иоланду, полагаю, пригласить тоже несложно. Однако нужно оставить этих двоих наедине, причем в таком месте, откуда они не смогут уйти, а кто-нибудь другой – помешать им. И, признаться, я ни за что на свете не хотел бы пропустить такое зрелище.

– Лу! – возмущенно вскрикнула Айлин, и Лучано тут же поправился:

– О, не подумайте плохого! Не из любопытства! Исключительно ради репутации синьорины Иоланды!

– Ну, если ради репутации… – Грандсиньор Бастельеро понимающе усмехнулся. – Моя дорогая невестка пока еще не знает некоторых секретов особняка, мне же они неплохо известны. Библиотека на втором этаже имеет небольшую потайную комнату с выходом на лестницу для слуг. Если двое молодых людей одновременно окажутся в библиотеке, а потом кто-нибудь их нечаянно запрет…

– Как бы Лионель не выбил дверь, – вздохнул Лучано. – Вы не представляете, до чего это щепетильный и простодушный идиотто! То есть, простите, достойный уважения и порядочный человек!

– Двери нашего особняка так просто не выбить, – снова хмыкнул почтенный грандсиньор. – Да и вряд ли лорд Саграсс пожелает испугать свою пассию. Или расстроить. Уверен, хотя бы несколько слов они друг другу скажут, а сударыня Иоланда производит впечатление девушки разумной и…

– Хваткой? – подсказал Лучано.

– Заинтересованной в благополучном исходе разговора! – укоризненно посмотрел на него грандсиньор.

– О, конечно, вы правы, – покаялся Лучано и снова покосился на Айлин.

Она слушала их, блестя глазами, щеки наконец-то разрумянились, почти как прежде, губы чуть-чуть приоткрылись… Прелесть! Ей определенно на пользу шалить, жаль, что это лекарство не получится принимать каждый день.

Во дворец Лучано возвращался в прекрасном настроении – пожалуй, впервые со дня смерти Беатрис. Будущая радость, которую он доставит Лионелю и синьорине Иоланде, а через них и Айлин, грела душу, расцвечивала холодную дорвенантскую осень яркими красками и что-то приятное мурлыкала внутри голосом, похожим на урчание кошек мастера Ларци.

Главное, хорошо все продумать! А уж когда упрямцы договорятся, можно делать следующий ход и просить Альса повлиять на синьора Саграсса-старшего. С Донованом Лучано решил поговорить сам. Не враг же купец любимой дочери и ее счастью! Человек он трезвомыслящий, наверняка примет во внимание, что лучше почтительный и благодарный зять-дворянин, чем неизвестно кто, если синьорина Иоланда взбрыкнет и назло папеньке учудит какую-нибудь глупость. Конечно, девица она рассудительная, но обида иногда говорит сильнее разума.

Ну а если уж совсем ничего не сладится, есть ведь храм Странника, где позволение родителей для венчания не требуется. Это для сильных духом и уверенных в своей любви, потому что браки, заключенные там, нерасторжимы. И тут уж решать самим Лионелю и Иоланде.

Спешившись и отдав повод Донны подбежавшему конюху, он дружески кивнул сегодняшнему караулу и поинтересовался, что нового. Услышал, что его величество навещал родителей и бедняжек-принцесс, но недавно вернулся и работает у себя в кабинете. Во дворце тихо, оно и понятно – ведь глубокий траур! А для милорда есть письмо – внук магистра Бреннана заезжал и оставил. Вот, ваша светлость, извольте!

Поблагодарив, Лучано торопливо вскрыл конверт. Письмо оказалось не от самого магистра, а от синьора Дилана, который просил о встрече, если лорду Фареллу будет угодно. Встреча? Хм… Наверное, хочет забрать амулет? Уже давно следовало его вернуть, неудобно получилось! А теперь просто отослать синьорам целителям ценную вещицу будет тем более некрасиво, следует, пожалуй, заехать самому и привезти какой-нибудь подарок.

Рассеянно поблагодарив караульных, Лучано взбежал по парадной лестнице, стремительно пересек холл и… едва не столкнулся с каким-то синьором, вылетевшим из бокового коридора! В последнее мгновение он увернулся со всем искусством Шипа, но шляпу, снятую по правилам дворцового этикета, синьор все-таки выронил и гневно воскликнул:

– Кракен побери! Смотреть нужно, куда вас несет на всех парусах!

– О, прошу прощения, – развел руками Лучано. – Позвольте помочь!

И первым быстро поднял шляпу, за которой дернулся синьор. Стряхнул с нее невидимые пылинки, расправил когда-то пышное, но уже изрядно обтрепанное перо и протянул торопливому незнакомцу его собственность.

В конце концов, лучшая ссора – это та, которая не случилась, верно? Яркий выговор и смуглое лицо с аккуратными усами и бородкой выдавали в синьоре арлезийца, а это народ горячий. От Лучано же не убудет, если он первым проявит вежливость.

Расчет оказался верным, синьор смутился и буркнул, в свою очередь резко и нервно отряхивая злосчастный головной убор:

– Мои извинения, благородный дон. Это мне следовало смотреть по сторонам. Если вы чувствуете себя оскорбленным, я готов ответить…

– О, нисколько! – заверил Лучано и сочувственно поинтересовался: – Кажется, у вас была неприятная встреча? Или просто день не задался?

– День? – тихо и зло повторил за ним арлезиец. – Еще как не задался, уж поверьте! Да с того самого проклятого мига, как я сошел с корабля на эту барготову землю, дни все веселее и веселее, кракен их побери! И этот барготов дворец заодно! И его… – Он покосился на караульных, что хмурились, подкручивая пышные усы, явно вспомнил закон об оскорблении королевского величества, сглотнул что-то, рвавшееся на язык, и закончил: – Его обитателей, среди которых попадаются такие мошенники – куда там портовым обдиралам из таможни!

– Мошенники? – поразился Лучано, с интересом разглядывая незнакомца.

Молод, немного старше него самого, и хорош собою: правильные черты смуглого лица, выразительные черные глаза, пылающие гневом, ладная подтянутая фигура. Но дорожный костюм давно не знал стирки, разве что чистку, да и то не слишком тщательную, волосы неровно обрезаны и схвачены простой кожаной лентой, а сапоги для верховой езды пыльные, словно арлезиец пришел во дворец пешком. Что, даже на извозчика денег не было? Очень любопытно!

– Да что вы говорите, благородный синьор?.. Простите, не имею чести знать ваше достойное имя…

– Мурилья, – раздраженно бросил арлезиец и тут же поправился: – Дон Каэтано Мурилья к вашим услугам! Капитан «Алмазной донны». Да, представьте, мошенники, и еще какие! Свет не видел такого наглого мерзавца! Об одном жалею – не спросил его имени, теперь и найти не смогу. А этот плод любви осьминога с медузой обобрал меня и скрылся! Щупальце кракена ему в задницу до самой глотки! И брам-шкотовым узлом там завязать! А выглядел таким приличным человеком! И это меня здесь называют разбойником и контрабандистом?! Клянусь Пресветлым воином, благородный дон, если и было в моей жизни что-то этакое… не совсем законное… я хотя бы никогда не издевался над своими противниками! А этот… этот…

Возмущение распирало арлезийца изнутри, и Лучано снова сочувственно закивал. А потом ловко подхватил капитана «Алмазной донны» под руку и увлек подальше от караула, превратившегося в сплошные уши. Очень даже вероятно, что какие-то из этих ушей принадлежат не только своим владельцам, но и канцлеру, а делиться Лучано не собирался. Нет уж, это его добыча!

– И как же он вас обобрал, благородный синьор? Расскажите мне все, вдруг я смогу помочь? Мы, южане, должны держаться вместе в этой прекрасной, но суровой стране.

– Стыдно признаться, но я сам повел себя как последний болван, – мрачно выдохнул Мурилья. – Мне сказали, что этот человек может помочь! Устроить аудиенцию у его величества! Только нужно заплатить, вы же понимаете?

– Конечно, – снова кивнул Лучано. – Вполне понимаю! Торговать доступом к самому королю – каков мерзавец!

И очень интересно, кто это такой наглый и глупый, что оказывает подобные услуги?

– Да я же был не против, – с досадой махнул рукой Мурилья, когда они отошли на достаточное расстояние от патруля. – Мое дело настолько важное, что аудиенция нужна немедленно, и скупость тут неуместна! Я выгреб все до последней монетки! А этот скот пересчитал деньги и заявил, что их слишком мало за аудиенцию у короля, но так уж и быть, он устроит мне встречу с королевским котом, а там как повезет. Мол, если дело действительно важное, королевский кот замолвит словечко перед его величеством. Кот! Замолвит! Он же надо мной гнусно посмеялся, этот ублюдок, сын шлюхи и нищего!

– К-каков мерзавец… – подтвердил Лучано, едва сдерживая смех. К счастью, распаленный обидой арлезиец не замечал этого, он размахивал руками, так что шляпа в них гоняла воздух, словно огромный веер, и возмущенно смотрел по сторонам. – Значит, встреча с котом? Это точно?

– С королевским! – рявкнул Мурилья. – С ко-ро-лев-ским ко-том! Благородный дон, меня так оскорбили третий раз в жизни! Первый – когда хотели повесить, хотя я дворянин и заслуживаю плахи, но уж никак не виселицы. Второй – ну, неважно… Поверьте, это было на редкость гнусное предложение. И третий – сегодня! Отправить меня не просто восвояси, как сделал бы обычный мошенник, а к проклятому коту! Я ушам своим не поверил! А этот негодяй увидел мое возмущение и шмыгнул в какой-то коридор. Поверьте, благородный дон, если бы я не растерялся, мерзавец не ушел бы!

– Мерзавец… – повторил Лучано, изнывая от необходимости сохранять серьезное лицо. – Действительно, какое оскорбление!

А неизвестный пройдоха даже наглее, чем сразу показалось! Действительно, легче всего добиться встречи с Альсом через него. Через Итлийского Кота его величества! Но брать за это деньги?! Вот это и вправду оскорбительно! Только не для бравого арлезийского моряка, а для самого Лучано, которым, оказывается, торгует некий поганец, словно сутенер – шлюхой. И при этом даже не делится!