Текст книги "Тридцать миллионов слов. Развиваем мозг малыша, просто беседуя с ним"

И Харт, и Рисли считали, что наука существует «ради общественного блага, которое [она] способна создавать», и помогает «искать решения серьезных человеческих проблем»{23}23
  Glen Dunlap and John R. Lutzker, “Todd R. Risley (1937–2007)”, Journal of Positive Behaviour Intervention 10.9 (2008): 148–149, www.pbi.sagepub.com/content/10/3/148.full.pdf+html. Цитата со с. 148.


[Закрыть]. Однако сами они во многих отношениях были противоположностями. Возможно, как раз непохожесть привела их к новаторской и не всеми принимаемой идее, которая превратилась во всемирно известное программное исследование.

«Прикладной поведенческий анализ» предполагает разрешение социальных проблем с использованием научных знаний о поведении человека. Тодд Рисли, специализировавшийся на возрастной психологии, был одним из его отцов-основателей, посвятивших профессиональную жизнь поиску ответа на вопрос, как формировать человеческое поведение посредством профессионального вмешательства.

«Гениальность Тодда, – уверен его давний коллега Джеймс Шерман, – заключалась в способности увидеть суть проблемы сквозь заросли»{24}24
  James A. Sherman, “Todd R. Risley: Friend, colleague, visionary”, Journal of Applied Behavior Analysis 41.1 (2008): 7–10. Цитата со с. 9.


[Закрыть], чтобы разобраться с ней. Иными словами, Рисли расчищал пути в лабиринтах поведения.

Бетти Харт, по словам Стива Уоррена, была «феноменальной умницей»{25}25
  Из телефонного интервью со Стивом Уорреном 20 февраля 2014 года.


[Закрыть]. Сдержанная, застенчивая, в больших очках, закрывавших ее худое лицо, она заканчивала аспирантуру у Тодда Рисли в 1960-х годах. Их отношения всегда оставались на уровне «преподаватель-аспирант»; даже став соратницей Тодда, Бетти называла его «доктор Рисли». Однако за мягкой академической внешностью таилась непоколебимая приверженность деталям и точным данным – как раз благодаря этим чертам ее характера их исследование трансформировалось из теории в реальность. В 1982 году Тодд покинул Канзас-Сити, вернувшись на «гору Рисли» – семейную резиденцию четырех поколений, и стал преподавателем психологии Университета Аляски в Анкоридже. После его отъезда повседневное бремя исследования пало на Бетти Харт.

Исследование

Для участия были отобраны сорок две семьи из разных социально-экономических слоев. За их детьми наблюдали примерно с девяти месяцев до трех лет{26}26
  B. Hart and T. R. Risley, “American parenting of language-learning in children: Persisting differences in family-child interactions observed in natural home environments”, Developmental Psychology 28 (1992): 1096–1105.


[Закрыть]. Социально-экономический уровень определялся профессиями родителей, образованием матери, наличием высшего образования у обоих родителей и доходом семьи. Таким образом, в исследовании участвовали тринадцать семей «высокого» социально-экономического статуса, десять – «среднего», тринадцать – «низкого» и шесть семей на социальном пособии. Единственным условием для всех было постоянство, или «оседлость», то есть положительные ответы на вопросы: есть ли дома телефон? в собственности ли дом? планируют ли в обозримом будущем оставаться на одном месте?{27}27
  Подробнее см. главу 3, “42 American Families”, в книге Hart and Risley, Meaningful Differences, pp. 53–74.


[Закрыть]

Первоначально отобрали пятьдесят семей, но потом численность сократилась, потому что четыре переехали и еще четыре «пропустили довольно много факторов, так что их данные нельзя было включить в итоговый анализ». В ретроспективе эти семьи могли бы представлять важную подгруппу для анализа данных.

Понимая, что начинают научное изыскание с нуля, Харт и Рисли решили записывать абсолютно все.

«Именно потому, что мы не знали наверняка, какие именно аспекты [повседневного опыта ребенка] способствуют ‹…› росту словарного запаса, и чем больше информации мы [бы собрали], ‹…› тем теоретически больше смогли бы узнать»{28}28
  Подробнее см. главу 3, “42 American Families”, в книге Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 24.


[Закрыть].

Исследование заняло три года. Раз в месяц на протяжении часа эксперт записывал на аудиопленку и бумагу все, что «делают дети, что делают с детьми и что делается вокруг них»{29}29
  Подробнее см. главу 3, “42 American Families”, в книге Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 24.


[Закрыть]. Команда, которую собрали Харт и Рисли, была так предана делу, что, согласно записям, никто не брал ни дня отпуска в течение всего срока исследования{30}30
  Подробнее см. главу 3, “42 American Families”, в книге Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 41.


[Закрыть]. После трех лет кропотливого детального наблюдения и еще трех лет анализа данных Харт и Рисли были «наконец готовы сформулировать, что к чему»{31}31
  Подробнее см. главу 3, “42 American Families”, в книге Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 46.


[Закрыть].

В наш век мгновенных ответов компьютеров кажется почти неправдоподобным, что команде Харт и Рисли пришлось провести три дополнительных года – двадцать тысяч рабочих часов, чтобы проанализировать данные{32}32
  Todd R. Risley and Betty Hart, “Promoting early language development”, в The Crisis in Youth Mental Health: Critical Issues and Effective Programs, vol. 4, Early Intervention Programs and Policies, ed. N. F. Watt, C. Ayoub, R. H. Bradley, J. E. Puma, and W. A. LeBoeuf (Westport, CT: Praeger, 2006), pp. 83–88, цитируется по работе Рисли Everyday experiences of American babies.


[Закрыть].

Большая часть работы легла на Бетти. Тодд как-то назвал ее «бригадиром»{33}33
  Интервью с Рисли.


[Закрыть], но для меня она невоспетый герой. Ее преданность точности, как в сборе, так и в анализе данных, сыграла ключевую роль для успешного завершения одного из самых серьезных исследований развития детей в раннем возрасте. Хотя Харт и Рисли, скорее, свидетельствуют, что победа – почти всегда коллективный результат, я в то же время считаю, что без Бетти Харт исследование ни за что не завершилось бы.

Работа Харт и Рисли была направлена на поиск различий, но самым удивительным открытием оказалось сходство семей из разных социально-экономических слоев общества. «Развитие, – пришли к выводу ученые, – делает детей похожими». Когда «мы видели, что в одной семье ребенок заговорил, понимали, что и с другими малышами будет [то же самое]»{34}34
  Hart and Risley, Meaningful Differences, p. 54.


[Закрыть].

Родители тоже были схожи. «Воспитание детей сделало все семьи похожими друг на друга», потому что мамы и папы «прививали малышам общепринятые стандарты». «Скажи спасибо». «Пора на горшок?»{35}35
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 53–54.


[Закрыть] Все родители, из любой социально-экономической группы, по словам Харт и Рисли, хотели все делать правильно, каждый старался изо всех сил в таком непростом деле, как воспитание независимого существа.

«Мы удивлялись ‹…› естественной умелости всех родителей и регулярности создания оптимальных условий для освоения языка»{36}36
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 55.


[Закрыть], – отмечали Харт и Рисли. В итоге все маленькие участники исследования не просто «научились говорить, но и стали нормальными членами своих семей ‹…› со всеми базовыми навыками, необходимыми для дошкольных заведений»{37}37
  Hart and Risley, Early catastrophe, p. 7.


[Закрыть].

Помимо широкого сходства исследование выявило и поразительные различия. Одно наблюдалось с самого начала: объем слов, употребляемых в каждой определенной семье.

«Только через шесть месяцев ‹…› наблюдатели смогли определить количество часов транскрипции, которое им нужно [для каждой] семьи, и начали [чередовать посещения] “говорливых” семей с семьями, где часто случаются периоды молчания»{38}38
  Hart and Risley, Meaningful Differences, p. 60.


[Закрыть]. В ходе часовых сессий они фиксировали, что где-то с ребенком общаются более сорока минут, где-то – в два с лишним раза меньше{39}39
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 64–66.


[Закрыть].

В совокупности эти различия ошеломляли. Так проявлялось социально-экономическое положение.

За один час дети из семей самого высокого социально-экономического статуса (СЭС) слышали в среднем две тысячи слов, а из семей на социальном пособии – около шестисот{40}40
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 132.


[Закрыть]. Различия в реакциях родителей на малышей тоже поражали. Родители с высоким СЭС отвечали им около двухсот пятидесяти раз в час, а обладатели самого низкого СЭС – менее пятидесяти раз{41}41
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. xx и 124, рис. 9.


[Закрыть]. В чем самое значительное и наиболее настораживающее различие? В словесном одобрении. Дети в семьях с наивысшим СЭС за час слышали около сорока выражений похвалы. Малыши в семьях на пособии – около четырех{42}42
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 126, 128, рис. 11, 12.


[Закрыть].

Эти соотношения оставались без изменений на протяжении всего исследования. Частотность обращений родителей к ребенку в течение первых восьми месяцев наблюдения указывала, как часто взрослые будут разговаривать с малышом в его три года. Другими словами, от начала до конца исследования родители, разговаривавшие с ребенком, продолжали это делать, а те, кто не говорил, так и не увеличивали общения, даже когда малыш начинал говорить.

Полученные данные отвечали на вопрос первостепенной важности: связаны ли интеллектуальные способности с речью, которую ребенок слышит в первые годы жизни? Три года кропотливого анализа не оставили никаких сомнений. Да, связаны. Вопреки распространенному на тот момент мнению, ни социально-экономический статус, ни раса, ни пол, ни очередность рождения не могут быть ключевыми факторами для способности ребенка учиться, потому что даже в пределах групп, будь то дети высокооплачиваемых родителей или безработных, существует вариативность речи. Принципиальный фактор, определяющий будущую траекторию обучения ребенка, – речевая среда: сколько и как мама и папа разговаривают с малышом. Мальчики и девочки в семьях, где родители много говорят, независимо от образования или экономического положения, учатся лучше. Вот так все просто.

Результаты исследования

C 13 до 36 месяцев{43}43
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 66, 176, табл. 5.


[Закрыть]

В пересчете на год{44}44
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 71; Hart and Risley, Early catastrophe, с. 8.


[Закрыть]

Поразительное расхождение{45}45
  Hart and Risley, Meaningful Differences, pp. 197–198; Hart and Risley, Early catastrophe, p. 8.


[Закрыть]

Количество слов, услышанных к концу трехлетнего возраста{47}47
  Hart and Risley, Early catastrophe, p. 7.


[Закрыть]

Разница в словарном запасе трехлетних детей

• коэффициенте интеллекта (IQ);

• словарном запасе;

• скорости обработки словесной информации;

• способности к обучению;

• способности добиваться успеха;

• способности реализовать свой потенциал.

Жизненно необходимые нейронные связи человеческого мозга, основа мышления и обучения, формируются в основном за первые три года жизни. Теперь благодаря вдумчивым ученым мы знаем, что оптимальное развитие мозга зависит от речи. Слова, которые мы слышим, их частота, звучание (произношение) определяющие факторы нашего развития. Их значимость трудно переоценить, поскольку, если не уделять должного внимания этому отрезку времени, его возможности могут быть потеряны навсегда. Когда Харт и Рисли изучили полученные данные, стало очевидным влияние ранней речевой среды на ребенка, равно как и негативный эффект слабого речевого окружения в первые годы жизни, в том числе и при усвоении новых слов. Еще более вопиющим оказалось доказательство влияния первых трех лет на IQ{48}48
  Hart and Risley, Meaningful Differences, pp. 143–144.


[Закрыть].

«За редкими исключениями, чем больше родители разговаривают с детьми, тем быстрее [растет] их словарный запас и тем выше показатель умственного развития в трехлетнем возрасте и позже»{49}49
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. xx, 144.


[Закрыть].

Однако количественный показатель – только одна часть уравнения. При всей важности численности слов, которые слышит ребенок, способность усваивать язык подавляют, судя по всему, императивы и запреты.

«Мы отмечали мощное угнетающее воздействие на развитие, когда [взаимодействие ребенка с родителем] начиналось с исходящих от родителей указаний: «не надо», «прекрати», «перестань»{50}50
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 147.


[Закрыть].

Еще два фактора, как оказалось, влияют на овладение языком и IQ. Первый сводится к разнообразию лексики, воспринимаемой ребенком. Чем беднее словарный запас, тем менее значительны достижения ребенка в трехлетнем возрасте. Влияние также оказывают разговорные привычки семьи. Харт и Рисли обнаружили, что у родителей, которые меньше общаются, дети также меньше говорят.

«Мы фиксировали, что малыши по мере взросления начинают говорить и вести себя как члены их семей»{51}51
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 58.


[Закрыть]. Даже «после того, как юные члены семьи научатся говорить и приобретут все навыки, необходимые для более интенсивного словесного общения, чем [принято дома], они не говорят больше; объем их речи [идентичен тому, что они слышат дома]»{52}52
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 59.


[Закрыть].

У Харт и Рисли, возможно, была догадка о влиянии языка на процесс обучения, но даже они поразились тому, насколько точно предсказали исход исследования. Проверяя детей с профессором Дейлом Уокером шесть лет спустя, они обнаружили, что объем речи, характерный для ребенка в возрасте трех лет, предопределяет также его языковые навыки и школьную успеваемость в девять и десять лет{53}53
  Dale Walker, Charles Greenwood, Betty Hart, and Judith Carta, “Prediction of school outcomes based on early language production and socioeconomic factors”, Child Development 65 (1994): 606–621.


[Закрыть].

Невозможно переоценить вывод исследователей, что вовсе не социально-экономические обстоятельства оказывают главное влияние на речь, успеваемость в школе и IQ. Революционное исследование Харт и Рисли со статистической силой показало, что первичный фактор, впоследствии ставший известным как «разрыв в успеваемости», формируется различиями речевой среды в первые годы жизни. И хотя на первый взгляд данные могут показаться связанными с социально-экономическим положением, при более внимательном анализе они напрямую указывают на ранний языковой опыт ребенка, который нередко, но не всегда обусловлен социально-экономическим статусом.

И, пожалуй, самый ценный вывод заключался в том, что гипотетически плохую успеваемость можно исправить с помощью качественно разработанных программ, хотя для таких детей это действительно серьезная проблема.

Верить ли результатам

Я задала этот вопрос моему другу и коллеге Флавио Кунья, доценту кафедры экономики в Университете Райса: Флавио занимается анализом причин и последствий бедности. Он не только блестящий экономист, как его обычно оценивают, но и человек с прекрасным сочетанием качеств. Протеже лауреата Нобелевской премии по экономике профессора Джеймса Хекмана, научно доказавшего огромную социальную выгоду от инвестирования в детей первых лет жизни, Флавио Кунья дал свою оценку исследованию Харт и Рисли{54}54
  Дальнейшее обсуждение основано на личном общении с Флавио Кунья 18 мая 2014 года.


[Закрыть].

Слабое место проекта, по его мнению, заключается в выборке тридцати одного часа записи, на основе которой ученые определяют весь словарный запас ребенка. «Это все равно что я скажу, будто весь ваш лексикон состоит из слов, которые вы используете в этой книге, потому что я-то наблюдаю только эти слова». Хотя все записанные сеансы длились одинаковое количество времени, из-за того, что некоторые дети говорили реже, невозможно точно узнать, сколько слов им известно, считает Флавио Кунья. Еще более важна оценка влияния родительской речи, поскольку в семьях, где родители говорили чаще, малыши и отвечали чаще, а в домах, где родители не любили много говорить, дети были менее склонны к общению. В таком случае записи скорее указывают, как родительская речь побуждает ребенка к общению, нежели на приобретенный словарный запас.

Однако два важных аспекта, как полагает Кунья, внушают доверие к результатам Харт и Рисли: применение зарекомендовавших себя методов оценки интеллектуального развития, в том числе теста на умственное развитие по шкале Стэнфорд-Бине, и, что еще значимее, подтверждение данных долгосрочными наблюдениями. Доказательство влияния ранней речи на готовность к школе и последующие достижения ребенка служит мощным обоснованием состоятельности исследования Харт и Рисли и их выводов.

Но разве можно делать столь категоричные выводы из исследования, охватившего только сорок два ребенка, каждого из которых наблюдали в течение лишь одного часа в месяц на протяжении всего двух с половиной лет? Разве может тридцать один час записи отражать все пятнадцать тысяч часов бодрствования ребенка? И, главное, разве может это время служить индикатором будущего для конкретного малыша?

Или это сродни афоризму Марка Твена о том, что «есть ложь, наглая ложь и есть статистика»?

Главной целью исследования Харт и Рисли было выяснить, влияют ли факторы раннего детства на последующую успеваемость ребенка, и если да, то можно ли посредством продуманной программы улучшить его успехи в учебе. Если говорить более конкретно, ученые хотели проверить, есть ли нечто в первые годы жизни детей из семей высшего социально-экономического статуса, что обеспечивает им потом академическое превосходство и чего не хватает мальчикам и девочкам из бедных семей.

Изначально существовали опасения, что широкая интерпретация данных выйдет далеко за пределы их фактического содержания. В статье The Early Catastrophe («Начало катастрофы») авторы отмечали: «Ученые предостерегают от экстраполяции своих выводов на людей и обстоятельства, которых не включали в исследование»{55}55
  Hart and Risley, Early catastrophe, p. 8.


[Закрыть]. Однако в конце концов Харт и Рисли согласились, что их данные отражают прогностическую силу раннего языкового опыта для будущей успеваемости ребенка, даже упоминая программы, которые могли бы смягчить проблемы.

Возможно, Бетти Харт и Тодд Рисли действительно недооценили значимость своих открытий. Ограничив участников исследования критериями «постоянство» и «оседлость», они отсекли часть общества – «самых обездоленных», по определению Уильяма Джулиуса Уилсона{56}56
  William Julius Wilson, The Truly Disadvantaged (Chicago: University of Chicago Press, 2012).


[Закрыть], детей матерей-одиночек, проживающих в муниципальных домах в полном молчании, как описывала их Ширли Брайс Хит в 1990 году{57}57
  S. B. Heath, “The children of Trackton’s children: Spoken and written language in social change”, в Cultural Psychology: Essays on Comparative Human Development, ed. J. W. Stilger, R. A. Shweder, and G. Herdt (Cambridge: Cambridge University Press, 1990), pp. 496–519, цитируется по работе E. Hoff, “How social contexts support and shape language development”, Developmental Review 26 (2006): 55–88, p. 60.


[Закрыть]. Если бы в изучение включили эти слои общества, то Харт и Рисли, наверное, выявили бы разрыв в словарных запасах даже больше тридцати миллионов слов.

Даже без науки мы интуитивно понимаем, что, сказав «заткнись» тридцать миллионов раз, не поможем ребенку развиться в умного, продуктивного и эмоционально стабильного взрослого. Харт и Рисли доказали это. В семьях, где произносилось достаточное количество слов, отмечались и другие существенные факторы, в том числе языковые – многогранность, сложность и разнообразие. Существовала и другая крайне важная особенность: одобрительные отзывы. Язык, который слышали эти дети, был намного позитивнее и гармоничнее. Вероятно, поэтому, признавая совместную ценность качества и количества, Харт и Рисли назвали свою монографию «Значимые различия».

Это исследование ответило еще на один вопрос: можно ли утверждать, что члены семей, где говорят больше обычного, обладают более развитой речью? Результаты показали, что количество действительно переходит в качество и чем больше разговаривают родители, тем богаче словарный запас ребенка. Иными словами, если родители говорят чаще, качество их языка почти неизбежно выше, независимо от социально-экономического статуса{58}58
  Подробнее о зависимости количества и качества общения родителей с ребенком см. Hart and Risley, Meaningful Differences, гл. 6, “The early experience of 42 typical American children”, pp. 119–140.


[Закрыть]. «Не надо ‹…› заставлять родителей ‹…› разговаривать с детьми по-другому, – констатировал Рисли. – Нужно просто помочь им [говорить] больше»{59}59
  Risley, Everyday experience of American babies, p. 3.


[Закрыть], остальное придет самой собой.

Значимость качества речи подтверждают и Кэти Хирш-Пасек, профессор психологии Темпльского университета, вместе с Робертой Голинкофф, профессором педагогики Делавэрского университета, изучающие, как младенцы и маленькие дети осваивают язык. Вместе с коллегами, профессорами Лорен Адамсон и Роджером Бейкманом, они пришли к выводу: качество языка важно потому, что приобщает ребенка к многообразию слов. Это принципиальный фактор при обучении речи в первые годы жизни, Хирш-Пасек называет его «фундаментом общения». Он привязан к «разговорным дуэтам» и состоит из трех важных компонентов общего взаимодействия матери и ребенка, не зависящих от социально-экономического статуса семьи ребенка.

1. Совместное внимание к символам: мать и ребенок используют те или иные слова и жесты в ходе совместной деятельности.

2. Коммуникационная свобода и контактность: поток взаимодействия, соединяющий мать и ребенка.

3. Процедуры и ритуалы: например, игра по правилам «моя очередь, теперь твоя очередь» или структурированные ежедневные события, такие как прием пищи или укладывание спать.

Эти компоненты коммуникации сообща создают оптимальный контекст для освоения языка, отмечает Хирш-Пасек, подчеркивая, что ее исследование подкреплено работами многих других ученых.

В книге Харт и Рисли «Значимые различия» помимо количества слов рассматриваются их функции, которые делятся на «обращение по делу» и «лишние разговоры». Обращение по делу обеспечивает «выполнение жизненных задач» и помогает продвигаться вперед, а к категории лишних разговоров отнесена спонтанная болтовня, так называемая «глазурь на торте»{60}60
  Risley, Everyday experience of American babies, p. 3.


[Закрыть].

Обращение по делу:

Сядь

Обуйся

Ешь

Лишние разговоры:

Какое высокое дерево!

Вкусное мороженое!

А кто у мамы хороший мальчик?

Как раз на лишние разговоры, на пустую болтовню Харт и Рисли обратили должное внимание. До тех пор никто, за исключением пионеров-психологов вроде Кэтрин Сноу из Гарварда, не размышлял, почему мать лепечет двухлетнему малышу «хрум-хрум», когда тот кушает сочное красное яблоко, или фальшиво напевает при смене пеленки: «А кто у мамы сладкая вонючка?» Именно здесь ученые обнаружили значительную разницу в ранней языковой среде. Все дети, из семей любого социально-экономического уровня, должны были выполнять жизненные задачи, то есть слышали «сядь», «ложись спать», «ешь». Но не всем доставалась спонтанная болтовня, шуточки, которые, как выяснилось, оказывают чрезвычайно сильный эффект на развитие ребенка.

Стало очевидным и еще кое-что. Во всех социально-экономических группах разговоры начинались в относительно равных объемах, но продолжение обмена словесными репликами различалось. В семьях с более высоким социально-экономическим статусом общение, как правило, не прекращалось. Малообеспеченные родители, наоборот, быстро умолкали{61}61
  Hart and Risley, Meaningful Differences, pp. 124–125.


[Закрыть]. Одно обращение, один ответ, и больше ничего. Это различие имеет крайне важное значение, поскольку в «лишних разговорах» содержатся необходимые питательные вещества для всестороннего развития мозга. Харт и Рисли назвали устойчивое речевое взаимодействие между родителем и ребенком «социальным танцем», в котором с каждым шагом или ответом повышается вербальная сложность, в дальнейшем способствующая интеллектуальному развитию.

Меня, однако, поразило различие в использовании похвалы и запретов: «Молодец!» против «Прекрати!».

Родители с высоким социально-экономическим статусом проявляли гораздо меньше требовательности к детям, чем родители из низшей социально-экономической группы. Малыши в бедных семьях за час слышали негативные реплики в два с лишним раза чаще, чем у состоятельных родителей. И это различие усугублялось разницей в общем словарном запасе, усваиваемом детьми. Поскольку в общей сложности они слышали гораздо меньше слов, в итоге мальчики и девочки в семьях низкого социально-экономического статуса получали значительно больше запретов и негативных слов, чем позитивных оценок и похвалы{62}62
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 125–126.


[Закрыть].

Исследование Харт и Рисли также показало, что дети в семьях низшего социально-экономического уровня по сравнению с обеспеченными сверстниками намного реже поощряются словами «Правильно!», «Молодец!», «Умничка!». Малышей высокооплачиваемых родителей за час хвалили примерно тридцать раз, то есть вдвое чаще, чем в рабочих семьях, и, что удручает, в пять раз чаще, чем у безработных{63}63
  Hart and Risley, Meaningful Differences, с. 126.


[Закрыть].