Текст книги "Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона"

Так река несла нас, по нашим подсчетам, около двухсот миль. Затем она стала быстро сужаться и достигла ширины Темзы в окрестностях Виндзора 9494
  Виндзор – старый английский город на Темзе, приблизительно, на середине течения.


[Закрыть]. И еще через день добрались мы до изрядно перепугавшего нас великого водопада или падунца. Вся масса воды, как мне кажется, падала разом с отвеса, примерно, в шестьдесят футов высоты, с таким шумом, что можно было от него оглохнуть. Мы слышали этот шум еще за десять миль до того, как добрались до водопада.

Здесь пришел конец пути. Теперь наши пленные впервые все вышли на берег. Поработали они очень много и охотно, сменяя друг друга; усталых сажали на барк. Будь у нас каноэ или лодки, мы могли бы в маленьких судах при помощи людской силы пройти еще двести миль вверх по реке. Наше же судно дальше идти не могло.

Окрестность все время была в зелени и приятна глазу и полна скотом, но людей мы видали очень мало. Теперь мы заметили, что местные люди понимали наших пленных не лучше, чем нас. Очевидно, они принадлежали к различным народностям и языкам. До сих пор мы не видали хищных зверей, по крайней мере, поблизости, если не считать случая, произошедшего за два дня до достижения нами водопада. Тогда мы увидели трех чудеснейших леопардов; они стояли на самом берегу реки по северной стороне, в то время как все наши пленные находились по другую сторону. Пушкарь первый заметил хищников, побежал за мушкетом, забил в дуло лишнюю пулю сверх заряда 9595
  В мушкет, сверх полагающейся по заряду пули, можно было заколотить шомполом еще одну, а подчас и несколько пуль. Жеребеек – отлитая по калибру (диаметр дула) ружья стопочка, заменяющая пулю.


[Закрыть] и подошел ко мне:

– Ну-с, капитан Боб, где ваш князек?

Я вызвал его.

– Ну, – сказал ему пушкарь, – передайте, чтобы ваши подданные не пугались. Они увидят, как эта штука у меня в руках заговорит огненным языком с одним из этих зверей и заставит его погибнуть.

Бедные негры, несмотря на все объяснения князька, глядели так, точно их сейчас убьют. Они только уставились глазами, ожидая, чем все это кончится. Внезапно пушкарь выстрелил. Будучи отменно метким стрелком, он двумя жеребейками угодил зверю в голову. Леопард же, почуявший ранение, взметнулся на задних лапах, прыгнул вверх и, растянувши широко в воздухе передние лапы, упал навзничь, ревя и содрогаясь, и немедленно издох. Остальные два, испуганные огнем и шумом, бежали и вмиг скрылись из виду.

Но испуганные леопарды и наполовину не так перетрусили, как наши пленные. Четверо или пятеро из них упали, словно подстреленные; многие попадали на колени, протягивая к нам руки, то ли молясь нам, то ли прося не убивать их, – не знаем. Мы сделали князьку знаки, чтобы он приободрил их, но привести их в разум удалось ему только после долгих хлопот. Да и сам князек, несмотря на то, что мы его подготовили, подскочил на месте, точно хотел прыгнуть в реку.

Увидевши, что хищник убит, я захотел заполучить его шкуру и знаками приказал князьку послать людей снять ее. Как только он произнес одно слово, четверых, добровольно вызвавшихся, отвязали; они тут же прыгнули в реку, переплыли ее и взялись за работу. Князек изготовил ножом, который мы подарили ему, четыре деревянных ножа так искусно, что я в жизни подобных не видел. Меньше, чем через час, люди принесли мне шкуру леопарда. Она оказалась чудовищно большой: от ушей до хвоста в ней было около семи футов, да в спине, в ширину, – около пяти футов; пятна на ней были расположены чудесно. Шкуру этого леопарда я много лет спустя привез в Лондон.

Теперь, можно сказать, наше дальнейшее продвижение кончилось. Мы оставались без корабля; наш барк дальше не плыл и был слишком тяжел для переноски. Но так как речной поток продолжался еще на значительное расстояние, мы спросили наших плотников, нельзя ли разобрать барк и из его частей сделать три или четыре маленьких лодки, в которых можно будет продолжать путь. Плотники ответили, что это возможно, но что работа будет очень долгой, да к тому же у нас нет смолы или дегтя, которые необходимы, чтобы сделать лодки водонепроницаемыми, нет и гвоздей, которыми надо скрепить доски. Но один из плотников сказал, что как только доберется до какого-нибудь большого дерева, неподалеку от реки, то в срок, вчетверо меньший, он обещает сделать нам один или два каноэ, которые будут служить нам при всяких обстоятельствах не хуже, чем лодки. К тому же, если мы где-либо наткнемся на водопад, каноэ можно вытащить на берег и милю или две пронести посуху на плечах.

Таким образом, мы бросили всякие помыслы о нашем фрегате и, заведя его в одну бухточку или заливец, где в реку впадал небольшой ручей, оставили его там для первого пришедшего и двинулись дальше. Мы провели почти два дня за тем, что распределяли нашу поклажу и грузили ее на наших буйволов и негров. С порохом и пулями, о которых мы заботились больше всего, мы распорядились вот как: во-первых, мы рассыпали порох по кожаным мешочкам, то есть по мешкам, изготовленным из высушенных шкур, шерстью внутрь, чтобы порох не отсырел. Эти мешочки мы в свою очередь вложили в другие, из буйволовой шкуры, шерстью наружу, так что сырость никак не могла проникнуть внутрь. Это средство оказалось настолько хорошим, что в самые сильные ливни, под которые мы попадали – а некоторые из них были очень обильны и продолжительны – порох у нас всегда оставался сухим. Кроме этих мешочков, служивших нам главным запасом, мы каждому роздали еще по четверти фунта пороха и по полуфунту пуль для ношения на себе. А так как этого количества было достаточно для наших каждодневных потребностей, то мы не хотели в жару носить на себе больше тяжестей, чем необходимо.

Мы по-прежнему все время держались речного берега и поэтому имели мало сношений с жителями окрестностей. К тому же, так как барк наш был обильно нагружен съестными припасами, то нам не приходилось их пополнять. Но теперь, когда пришлось нам двинуться пешком, часто вынуждены мы бывали пускаться в поиски за продовольствием. Первым местом на реке, у которого мы задержались на некоторое время, было негритянское поселение, хижин в пятьдесят, с числом жителей человек в четыреста; они все высыпали из хижин и дивились на нас. Когда появились наши негры, местные обитатели стали хвататься за оружие, думая, что наступают враги. Но наши негры знаками (так как местного языка не знали) объяснили, что они безоружны, связаны по двое, что они сами взяты в плен и что за ними идут люди, которые явились с солнца 9696
  Это суеверие постоянно появлялось у дикарей при первом знакомстве с действием огнестрельного оружия.


[Закрыть], и могут, если захотят, перебить всех и затем снова оживить. Эти люди не причинят им вреда, а идут с миром. Понявши это, жители сложили копья, луки и стрелы, воткнули в землю двенадцать больших шестов в знак мира и поклонились нам, выражая покорность. Но, неожиданно увидевши белых бородатых людей, они в ужасе, с криками, убежали прочь.

Мы держались в отдалении, чтобы вид наш не стал им привычен, и появлялись не более чем по двое, по трое. Наши пленники объяснили туземцам, что нам требуются съестные припасы. Те пригнали нам несколько штук крупного скота, ибо у них в окрестности было множество коров, буйволов и оленей. Наш токарь, у которого имелся теперь большой запас собственных изделий, подарил им разные безделушки, серебряные и железные пластинки, вырезанные в виде ромбов и в виде колец; все это очень понравилось туземцам. Они принесли еще всякие неизвестные нам плоды и коренья, которые наши негры стали охотно есть. Увидевши, что негры едят это, мы последовали их примеру.

Набравши здесь столько мяса и кореньев, сколько можно было снести, мы разделили груз между неграми с таким расчетом, чтобы на человека приходилось от тридцати до сорока фунтов; это был, по нашему мнению, достаточный груз для передвижения по жаркой местности. И негры не протестовали против этого, но подчас они даже помогали друг другу, если замечали, что кто-нибудь из них начинал уставать. К тому же, главная часть нашей поклажи состояла из съестного, и потому с каждым днем убывала в весе, подобно эзоповой корзинке с хлебами 9797
  Эзоп – древнегреческий баснописец (б в. до н. э.), считавшийся создателем басни. Корзина с хлебами – басня о том, как человек за дорогу съел весь свой груз.


[Закрыть], покуда мы не возобновляли запасов. Кстати, нагрузивши негров, мы развязали им руки, но зато связали их по двое, нога к ноге.

На третий день пути наш главный плотник остановил нас и заставил соорудить хижины. Он нашел несколько понравившихся ему деревьев и решил тут же построить каноэ. Мне объяснил он, что, после того, как мы покинем реку, нам будет предстоять достаточно много ходьбы, и потому он решил передвигаться пешком только в случае крайней необходимости.

Не успели мы распорядиться о постройке малого нашего становища и разрешить неграм сложить поклажу, как они сами уже принялись за постройку хижины. Хотя они и были связаны, но все же управлялись так ловко, что просто поразительно. Здесь мы дали части негров свободу, то есть совсем развязали их, имея залогом поруку, данную за их верность князьком. Одних мы приставили помогать плотникам, и они после нескольких указаний работали очень ловко; других мы послали выяснить, нет ли поблизости продовольствия. Трое из них вернулись, принеся вместо еды два лука со стрелами и пять копьев. Не легко было выяснить, откуда они это добыли. Только и удалось понять, что они в каких-то хижинах обнаружили негритянок (мужчин же не было), и в хижинах или домах нашли эти луки и копья; при этом женщины и дети убежали, завидевши наших негров, точно от разбойников. Мы очень разгневались на них и приказали князьку спросить, не убили ли они кого-нибудь из женщин и детей, при чем убедили их, что за это мы их тоже убьем. Но они утверждали, что невиновны, и мы их простили. Тогда они, по знаку их черного князька, подали нам луки, стрелы и копья. Мы же вернули им луки и стрелы, позволивши вновь отправиться поискать какой-нибудь дичи для еды. При этом мы разрешили им обороняться, а именно, если кто-нибудь нападет на них, выстрелит или захочет применить насилие, они в праве убить его. Но они не должны пытаться убить или ранить того, кто предложит им мир, или кто сложит оружие; не должны также ни при каких обстоятельствах трогать женщин и детей. Таков был наш воинский устав.

Не прошло трех-четырех часов с момента ухода этих трех парней, как один из них прибежал без лука и стрел, еще издали крича и зовя нас: «Окоамо! Окоамо!» – что, как видно, обозначало: «Помогите! Помогите!»

Остальные негры торопливо поднялись и по двое, как могли, побежали к товарищу узнать, в чем дело. Ни я, ни кто-нибудь из наших ничего не понимал. Князек глядел так, словно приключилось что-то недоброе, а часть наших взялась за оружие, чтобы на всякий случай быть наготове. Но негры вскоре догадались, в чем дело, – мы увидали, как четверо их тащат большой груз мяса на спине. Оказалось, что вышедшие с луками и стрелами повстречали на равнине большое оленье стадо и изловчились убить трех оленей. Один из негров прибежал просить помощи, чтобы перенести добычу. Это была наша первая лесная добыча за весь путь, и мы досыта наелись. Тут впервые убедили мы князька поесть мяса, приготовленного по-нашему. После этого подданные последовали его примеру; до этого они ели мясо почти сырым.

Мы жалели уже, что не захватили с собой больше луков и стрел, когда имели возможность к тому. Мы стали так доверять нашим неграм и так привыкли к ним, что часто отпускали их, или большую их часть, несвязанными. Мы были уверены, что они нас не оставят, и что без нас они не сумеют разыскать нужное направление. Только одно дело мы решили не доверять им: заряжение мушкетов. Они по-прежнему думали, что в мушкете сидит небесная сила, которая посылает огонь и дым, производит ужасающий шум и убивает на расстоянии, – стоит нам только ей это приказать.

Приблизительно в восемь дней мы закончили сооружение трех каноэ. В них мы погрузили белых, поклажу и черного князька с несколькими пленными. Мы сочли полезным, чтобы несколько наших всегда находилось на берегу, не только для того, чтобы управлять неграми, но и для того, чтобы защищать их от врагов и хищных зверей. Во время этого перехода случилось множество мелких происшествий, описанием которых невозможно перегружать рассказ. В частности, мы теперь встречали больше хищных зверей, чем прежде; мы видели несколько слонов и двух или трех львов, – прежде мы их вовсе не встречали. Наши негры боялись их значительно больше, чем мы, главным образом потому, что у них не было ни луков со стрелами, ни копьев, – обычного их вооружения, владеть которым они обучаются с детства.

Но мы излечили их от страхов тем, что всегда были наготове с огнестрельным оружием. Правда, мы хотели беречь порох, и убивать этих зверей нам было ни к чему, так как их шкуры были слишком тяжелы для переноски, а мясо их в пищу не годилось; мы решили поэтому не заряжать мушкетов, а давать только холостые выстрелы. И стоило пороху вспыхнуть на полке, как хищники, даже львы, вздрагивали, завидевши вспышки, отбегали и немедленно оставляли нас в покое.

Здесь, в верхней части реки, мы прошли мимо многих населенных мест, и при этом через каждые почти десять миль мы подходили к новой народности. У каждой из них был свой язык, по крайней мере, сильно различающиеся наречия, так что друг друга туземцы не понимали. Во всех встречных селениях, особенно в прибрежных, было множество скота. А на восьмой день этого второго речного плавания мы наткнулись на негритянское поселение, обитатели которого выращивали какой-то злак, вроде риса 9898
  Очевидно, какая-нибудь разновидность кукурузы.


[Закрыть], очень сладкий на вкус. Получивши его от туземцев, мы сделали превосходное тесто, развели костер и затем, когда он погас, испекли на углях из этого теста превосходные хлебы. Таким образом, с тех пор мы не нуждались решительно ни в чем.

Негры наши тянули каноэ на буксире, и мы подвигались хорошим ходом, по нашим подсчетам, не меньше, чем двадцать или двадцать пять английских миль в день. Река же все время была широка и достаточно глубока, но на десятый день мы наткнулись на другой водопад. Цепь высоких холмов перегораживала все речное русло, и вода ниспадала по скалам с одного яруса на другой странным образом, так что то была, в сущности, целая цепь водопадов, вроде непрерывной вереницы каскадов, только пороги здесь подчас отстояли на добрую четверть мили друг от друга, и шум был глухой, ужасающий.

Теперь, казалось, нашему речному передвижению пришел решительный конец. Но трое наших, вместе с двумя неграми, взобрались на холмы в сторонке, чтобы осмотреть речное русло, и обнаружили, что всего в полумиле хода русло реки превосходно и судоходно еще на изрядное расстояние. Мы все взялись за работу, выгрузили поклажу и вытащили все каноэ на берег, чтобы выяснить, удастся ли нам перенести их.

Испытание показало, что они очень тяжелы, но наши плотники, потратив на работу целый день, срубили с бортов каноэ столько дерева, что они оказались намного меньше, плавать же в них можно было не хуже, чем прежде. Когда работа была закончена, десять человек подняли одно каноэ на шесты и без всякого труда понесли его. Мы приставили к каждому каноэ по двадцать человек с тем, чтобы один десяток сменялся другим. Таким способом мы перенесли наши каноэ и снова спустили их на воду; затем перетащили поклажу и погрузили ее снова в каноэ; со всем этим мы управились в один день. И на следующий день рано поутру вновь двинулись в путь. После того, как мы прошли еще четыре дня на буксире, пушкарь, бывший нашим лоцманом, стал замечать, что мы идем не совсем точно по выбранному нами направлению; что река несколько отклоняется на север; об этом он, как полагается, сообщил нам. Как бы то ни было, мы не могли лишаться преимуществ водного передвижения, по крайней мере, до тех пор, покуда мы к этому не оказались принуждены. Мы закачались дальше, и река понесла нас еще дюжин на пять миль. Но затем, пройдя устья многих впадавших в нее ручьев и речек, мы заметили, что она стала уменьшаться и мелеть. Под конец и сама она превратилась в ручей.

Все же мы двигались вверх по реке, покуда только лодки в состоянии были плыть. Мы шли так еще два дня, в общем же по последнему участку реки мы подымались около двенадцати дней, облегчив лодки тем, что вытащили из них всю поклажу, которую дали нести неграм. Самих же себя мы старались не утруждать, сколько это возможно. Но к концу этих двух дней воды в реке оказалось столько, что даже лондонский ялик 9999
  Ялик, или ял – двух или четырехвесельная лодка.


[Закрыть] не мог бы в ней плыть.

Нам предстояло теперь сухопутное путешествие, без каких бы то ни было надежд на передвижение по воде. Единственная теперь наша забота о воде заключалась в том, чтобы обеспечить себе запасы для питья. Поэтому мы взбирались на вершину каждого встречного холма, чтобы осмотреть близлежащие местности и возможно лучше выбрать путь, который держался бы низменных мест и возможно ближе к водному потоку.

Вокруг по-прежнему простиралась зеленеющая окрестность, вся усеянная деревьями, обильно пересеченная реками и ручьями и довольно густо населенная. Так продолжалось в течение тридцати, примерно, дней после того, как мы оставили каноэ, и дела наши обстояли вполне хорошо. Мы не связывали себя определенным сроком отправления и отдыха, но располагали их так, как нам было удобно и как требовали того здоровье и благополучие наше и наших слуг.

Приблизительно на середине этого перехода мы вступили в низменную равнину, в которой оказалось больше обитателей, чем в какой-либо из пройденных нами местностей. Но, что было много хуже для нас, эти обитатели оказались свирепым, диким народом. Сначала они приняли нас за разбойников и собирались большими толпами, чтобы напасть на нас.

Наши негры сразу же испугались их и выказывали необычайный страх. Даже черный князек оказался сильно расстроенным, но я улыбнулся и, указав на мушкеты, спросил, неужели он думает, что мы, убившие пятнистую кошку (так они на своем языке называют леопарда), не сможем в один прием убить тысячу этих голышей. Тогда он рассмеялся и ответил, что да, верит этому.

– В таком случае, – сказал я, – передайте вашим подданным, чтобы они не боялись этих людей. Мы скоро дадим им попробовать то, что приготовили для них, если только они захотят связываться с нами.

Но все же мы приняли во внимание, что находимся в самой середине обширной страны, и что нам неизвестно, сколько людей и сколько различных народностей окружает нас. Главное, мы не знали, придется ли нам нуждаться в дружественных отношениях с теми, в чьей среде мы находимся, поэтому мы приказали нашим неграм пустить в ход все возможные средства для того, чтобы сдружиться с ними.

Согласно с этим трое негров, у которых были луки и стрелы, и еще двое, которых мы снабдили копьями князька, и еще пятеро с длинными шестами пошли вперед. За ними выступили к ближайшему негритянскому поселению десятеро наших. Мы же все держались наготове, чтобы в случае надобности прийти им на помощь.

Подойдя довольно близко к постройкам, наши негры во весь голос окликнули обитателей своим обычным пронзительным криком. На этот призыв ответило и вышло несколько мужчин; немедленно следом за ними появилось все поселение – мужчины, женщины и дети. Наши негры с длинными шестами выступили несколько вперед, и, воткнувши все шесты в землю, отступили. Это у них на родине являлось знаком мира, но те не поняли значения этого. Тогда трое наших негров сложили луки и стрелы, вышли вперед безоружными и начали делать знаки мира. Это, наконец, было туземцами понято. В ответ трое из них также положили луки и стрелы, и вышли вперед к нашим. Наши продолжали им делать всяческие знаки мира, какие только приходили им на ум, прикладывая руки ко рту в знак того, что им нужны съестные припасы. Туземцы же, делая вид, что они обрадованы и настроены дружественно, возвратились к своим сородичам, некоторое время разговаривали с ними, затем снова выступили вперед и стали показывать знаками, что до захода солнца они доставят съестное. Итак, наши негры вернулись на этот раз очень довольные. За час до захода солнца наши снова отправились к туземцам тем же порядком, что и в первый раз. Те явились, согласно условию, и принесли с собой оленину, коренья и тот самый злак, похожий на рис, о котором я уже упоминал. Наши же негры дали им безделушки, которыми снабдил их наш токарь, и которыми туземцы были бесконечно обрадованы, так что пообещали на завтра доставить еще больше съестного.

На следующий день они явились опять, но наши люди заметили, что их было много больше, чем накануне. Впрочем, нас не легко было захватить врасплох, так как десять человек, вооруженных огнестрельным оружием, всегда стояло наготове, и все наше войско было на виду. К тому же измена врагов была совсем не так тонко задумана, как это могло бы случиться при иных обстоятельствах, ибо они смогли, прикрываясь мирными намерениями, окружить посланным нами негров, которых было всего только десять человек. Негодяи же лишь только увидели, что наши негры подошли уже к месту, на котором они встретились еще накануне, сразу же схватили свои луки и стрелы и, точно фурии 100100
  Фурии – богини мщения в древнем Риме.


[Закрыть], набросились на наших негров. Десятеро наших белых, завидевши это, приказали неграм возвратиться; этому приказу негры повиновались с величайшей торопливостью и поспешили укрыться позади наших. Туземцы же наступали им вдогонку и выпустили вслед около сотни стрел, которыми двое наших негров были ранены, а третий, как мы решили, – убит. Дойдя до пяти шестов, которые воткнули в землю наши негры, туземцы приостановились и, сгрудившись вокруг них, стали их рассматривать и щупать, точно недоумевая, что они обозначают. В это время мы, стоявшие в отдалении, отправили посланца к десяти нашим с предложением стрелять в туземцев, покуда те стоят так плотно. Мы предложили заложить мушкеты, помимо пуль, также и картечь и сообщили, что тотчас же присоединимся к ним.

Наши изготовились, как было сказано, но лишь только они собрались стрелять, черное войско, бродившее вокруг шестов, стало шевелиться, точно собираясь наступать, хотя вид новых людей, стоявших позади наших негров, несколько смутил его. Они не могли понять, что мы собой представляем, и как с нами поступить. Еще менее могли они понять это тогда, когда наши, видя их продвижение вперед, выпалили в самую их гущу. А залп был дан с расстояния в сто двадцать ярдов, судя на глаз.

Невозможно описать ужас, стоны и вопли этих жалких созданий после первого же залпа. Мы убили шестерых и ранили одиннадцать или двенадцать человек, то есть стольких нам удалось сосчитать; в действительности же картечь рассыпалась по густо стоящей толпе, и у нас были основания думать, что мы поранили также и многих стоявших в отдалении, ибо наша картечь состояла из кусочков свинца, кусочков железа, шляпок от гвоздей и прочего, что изготовил наш трудолюбивый мастер, искусный токарь.

Видя убитых и раненых, остальные дикари были поражены так, что и представить себе нельзя. Они никак не могли понять, что же уложило их товарищей, так как не видели на телах мертвых и раненых ничего, кроме неизвестно откуда взявшихся отверстий. Огонь и шум ошарашили всех их, и мужчин, и женщин, и детей, и испугом отшибли им разум. Дико выпучив глаза и воя, бегали они кругами, точно безумные.

Все же испуг не заставил их бежать, чего мы так добивались. Никто из них также не умер от страха, как то было в первой битве. Поэтому мы решили дать второй залп, а затем продвинуться вперед, подобно тому, как мы поступали прежде. В это время подошли все наши, стоявшие в запасе, и мы решили стрелять по трое в раз, одновременно двигаясь вперед, словно войско плутонгами 101101
  Стрельба плутонгами (взводами) производилась не как описывает Дефо, а так: головной взвод давал залп и расходился вправо и влево, открывая второй взвод, следовавший примеру первого. Затем взвод на ходу заряжал оружие и сходился в затылке наступающей колонны.


[Закрыть]. Так, выстроившись в один ряд, мы стали стрелять; сперва трое на правом крыле, затем трое на левом, и так далее. И каждый раз мы убивали и ранили по несколько туземцев, но они все же не обращались в бегство, хотя были так перепуганы, что даже не пускали в ход свои луки, стрелы и копья. И казалось нам, что число их растет у нас на глазах, – особенно это казалось благодаря их шуму. Я крикнул поэтому нашим остановиться, приказал дать по ним общий залп, а затем кричать, как мы поступили в первом сражении, наброситься на них и бить их мушкетными прикладами.

Но туземцы оказались слишком умны для того, чтобы дожидаться этого. Как только мы дали первый залп и вскрикнули, они все – мужчины, женщины и дети – побежали прочь с такой быстротой, что через несколько мгновений на виду не осталось ни одного живого существа, если не считать раненых, которые, стеная и плача, валялись там и сям на земле.

Когда мы заняли поле битвы, то обнаружили, что убили тридцать семь человек, в том числе трех женщин, и ранили шестьдесят четырех, среди которых оказались две женщины. Под ранеными я подразумеваю тех, которые были так изувечены, что не в состоянии были уйти. Потом наши негры прикончили их подло и хладнокровно, чем мы были очень рассержены. Мы пригрозили прогнать их, если они еще раз так поступят.

Поживиться тут было нечем, потому что все, мужчины и женщины, были голые, только у некоторых в волосах торчали перья, а у других на шее висело нечто вроде запястья. Но наши негры набрали боевую добычу, которой мы очень обрадовались. То были луки и стрелы побежденных; оружия оказалось столько, что некуда было девать его. Все это оружие, принадлежавшее убитым и раненым, мы приказали подобрать, и оно оказалось впоследствии очень полезным для нас. После боя, после того, как негры оказались вооружены луками и стрелами, мы разослали их отрядами разведать, что здесь имеется, и они принесли нам съестного; но, что лучше всего, они пригнали еще четырех бычков, или буйволов, обученных работе и тасканию тяжестей. Негры узнали это, как кажется, по их вытертым от тяжести спинам, так как в той стране не знают седел.

Скотина не только облегчила нашим неграм труд, но и дала нам возможность захватить большие запасы съестного. Наши негры безжалостно нагрузили их здесь мясом и кореньями, в которых мы сильно нуждались впоследствии.

В этом негритянском поселении мы нашли совсем молоденького леопарда 102102
  Очевидно, речь идет о гепарде, чрезвычайно легко приручаемом хищнике из семейства кошачьих (3-й род – охотничьи леопарды), еще древними египтянами применявшемся в качестве охотничьей собаки.


[Закрыть], ростом в две пядени 103103
  Пядень – мера длины от конца, при растопыренной руке, большого пальца до конца мизинца. Приблизительно 15 сантиметров.


[Закрыть]. Он был ручной и по-кошачьи мурлыкал, когда мы гладили его; очевидно, негры воспитывали его вроде домашней собачонки. Кажется, наш черный князек, обходя покинутые хижины, наткнулся на это создание. Зверь ему понравился, и князек дал ему кусочка два мяса, и зверь пошел за ним, как собака. Дальше я еще расскажу о нем.

Среди убитых в этом сражении негров оказался один, у которого на лбу, на скрученном куске сухожилия, висела тонкая пластинка золота, величиною с шестипенсовую монету. Из этого мы заключили, что то какой-нибудь важный человек среди туземцев. Мало того, этот кусочек заставил нас весьма тщательно искать золото в этих краях. Но золота мы не нашли.

В этой местности мы шли еще пятнадцать дней. Тут оказалось, что мы вынуждены перебраться через цепь высоких, страшных на вид гор, впервые повстречавшихся нам по пути. Так как никакого путеводителя, кроме маленького карманного компаса, у нас не было, мы не могли, конечно, располагать сведениями, какая дорога хуже, какая лучше. Мы должны были выбирать путь на глаз и пробираться наудачу. Еще на равнине, до того, как мы добрались до гор, мы встретили несколько различных диких племен, ходивших нагишом; они оказались немногим приветливее и дружелюбнее тех чертей, с которыми мы были вынуждены сражаться. Хотя от этих людей мы могли получить мало сведений, мы все же узнали по знакам, которые они нам делали, где, как говорили наши негры, много льва, много пятнистой кошки (так они называли леопардов). Знаками они объяснили нам также, чтобы мы взяли с собой воды. У последнего из встречных племен мы запаслись таким количеством продовольствия, какое только могли нести, ибо мы не знали, что предстоит нам испытать, и какой длины путь предстоит нам пройти. А чтобы возможно больше знать нам о дороге, я предложил захватить в плен кого-нибудь из жителей последнего встреченного племени для того, чтобы они вели нас через пустыню, помогали нам нести съестные припасы и, если понадобится, раздобывали их. Мой совет был слишком важен для того, чтобы им пренебречь. Итак, узнавши, путем немых знаков, что еще до начала пустыни, у подножия гор по другой стороне имеются жители, мы решили при помощи любых средств, честных или подлых, обеспечить себя там провожатыми.

По умеренным нашим расчетам, мы находились теперь в семистах милях от того морского берега, откуда мы выступили. В этот день черный князек был освобожден от повязки, в которой висела его рука; наш лекарь превосходно излечил ее. И князек показывал своим сородичам совершенно здоровую руку, чему они немало дивились. Стали поправляться и наши негры, – раны их быстро зарастали, так как лекарь весьма искусен был во врачевании их.

С бесконечным трудом взобравшись на возвышенности, мы получили возможность оглядеть расположенную за ними местность, и этот вид мог потрясти самое мужественное сердце. Перед нами расстилалась мертвая пустыня 104104
  Область, пересекаемая героем, в те времена была совершенно не известна европейцам. Рассказ Дефо о пустыне и потому подобном отражает, скорее всего, тогдашние россказни о неведомых землях.


[Закрыть]. Не было видно ни деревца, ни реки, ни клочка зелени. Вокруг, куда ни посмотри, ничего не было, кроме раскаленного песка, который при дуновении ветра носился такими облаками, что они могли ошеломить человека и животное. Конца пустыни мы не видели, – ни прямо перед собой, куда лежал наш путь, ни по правой, ни по левой стороне. Это было такое зрелище, что наши упали духом и заговорили о том, чтобы возвращаться. Действительно, мы не могли решиться вступить в то ужасное место, которое лежало перед нами, и где мы видели только верную смерть.

Зрелище повлияло на меня так же сильно, как и на остальных. Но, несмотря на это, я не мог примириться с мыслью о возвращении. Я сказал, что мы прошли семьсот миль нашего пути, и лучше уж умереть, чем думать о возвращении. А если все уверены, что пустыня непроходима, то лучше переменить направление: пойти на юг и добраться до мыса Доброй Надежды, или взять на север, к странам, лежащим по Нилу, откуда, может быть, нам удастся найти тот или иной путь к западному побережью. Не может же быть, чтобы вся Африка была пустыней.

Пушкарь, который, как я уже сказал, был нашим руководителем во всем, что касалось расположения мест, не знал, что и сказать на предложение пойти к мысу Доброй Надежды. Он сообщил, что мыс Доброй Надежды отстоит от места, где мы находимся, не менее, как на полторы тысячи миль. По его расчетам, мы сделали уже треть пути к берегу Анголы, где мы выйдем к западному океану и найдем пути для возвращения домой. С другой стороны, – заверял он нас, показавши карту, – если идти к северу, то надо учесть, что западный берег Африки выступает в море больше, чем на тысячу миль, так что нам в дальнейшем придется пройти по суше еще добавочную тысячу миль. К тому же мы о тех местах ничего не знаем, и земля там может оказаться такой же дикой, безлюдной и пустынной, как и здесь. Поэтому он и советует пойти через пустыню и, быть может, она окажется вовсе не такой уж большой, как мы опасаемся. Во всяком случае, он советует рассчитать, насколько хватит наших припасов и особенно воды. Мы должны в пустыне зайти не далее половины того расстояния, на которое нам хватит воды. Если тогда не окажется конца пустыни, мы должны в полной сохранности возвратиться.