Текст книги "Сладостное забвение"

Глава четырнадцатая

 
Те мелодии, что слышат, могут быть сладки,
Но неуслышанные – слаще…
 

– Джон Китс[43]43
  Английский поэт-романтик (1795–1821). Цитата из стихотворения «Ода к греческой вазе», опубликованного в 1820 году.


[Закрыть] –

Елена

– Папа́, буду благодарна, если в следующий раз ты пришлешь за мной кого угодно – действительно кого угодно, – но только не Николаса. – Я стояла в дверях отцовского кабинета, закинув сумку на плечо. Когда Николас припарковал машину, я немедленно направилась прямиком к папа́.

Я уже чувствовала себя опозоренной случившимся. Я не из тех девушек, которые жаждут быть спасенными или отомщенными, я просто хотела забыть произошедшее как страшный сон. И не могла это сделать, поскольку Николас сжег заправку дотла. Теперь в голову впечаталось вечное напоминание в виде обгоревших обломков – и, возможно, тела. Я не видела, чтобы кассир успел выбежать. Да, он похотливый извращенец, но заслуживал ли он сгореть заживо?

В горле встал ком.

Папа́ отложил ручку и впервые за долгое время одарил меня взглядом, значащим «я вас слушаю».

– И почему?

Я скрестила руки на груди и ответила:

– Папа́, он психопат. – В этот момент по спине пробежали предупреждающие мурашки, а отцовский взгляд переместился куда-то выше моей головы.

Вероятно, Николас гулял по нашему дому, как по своему собственному.

По дороге сюда я не проронила ни слова, однако и он не пытался завести беседу. Что ж, сначала он угрожает мне по поводу Тайлера, потом я его практически целую, а затем смотрю на пожар на бензоколонке в зеркале машины, пока Николас увозит меня прочь… Он жутко бесил меня.

После поцелуя мне захотелось большего, причем еще сильнее, чем когда-либо в жизни, а ведь Николас меня даже не коснулся. Я ненавидела это ощущение. Оно заставляло меня осознавать, что я разрушила жизнь человека из-за бессмысленной, дурацкой прихоти.

Папа́ вскинул брови, переваривая мои слова, и, что удивительно, засмеялся.

– Туз, я ни разу не слышал таких обвинений от дочери. Что скажешь?

Николас стоял так близко, что мои волосы, собранные в хвост, касались его груди. Я с раздражением отметила, что ему вообще не знакомо правило соблюдения личных границ… странно, но одновременно я игнорировала головокружительное желание сделать шаг назад и прижаться к нему спиной.

– Ее облапал кассир, – безразлично ответил Руссо. – Поэтому я сжег его лавку… и, возможно, его самого.

Взгляд отца похолодел.

– И кто может быть настолько глуп, чтобы тронуть мою дочь?

«Оскар Перес, каждый раз, когда ты его приглашаешь…»

– Уже никто, даже если он выбрался оттуда.

– Отлично, – рыкнул папа́, – будем надеяться, что не выбрался.

На что я надеялась?

– Нико, нам надо поговорить, если у тебя есть минута. Елена, загляни к Бенито на кухню, проверь, жив ли он еще.

Я захлопала ресницами.

– Что?

– Его сегодня подстрелили. Хотя, похоже, это тебя волнует меньше, чем то, кто привез тебя домой.

Я нахмурилась.

Задетая отцовской подколкой, я резко развернулась, совершенно забыв про Николаса. Я врезалась в него и оперлась ладонью о твердый живот, чтобы поймать равновесие. Жар просочился сквозь ткань одежды и впитался в мою ладонь. Боже, ну и печка! Я невольно сжала пальцы на его мускулах, прежде чем шагнуть назад.

– Я считаю, тебя надо было назвать Неуклюжей Абелли, – недовольно буркнул Николас.

Я сверкнула глазами.

– Очень мило.

Его губы тронула тень искренней улыбки, однако он схватил меня за локоть, грубо выставил за порог и захлопнул дверь папиного кабинета.

Я передернула плечами, стряхнув щекотное ощущение тепла, которое оставили его пальцы, и направилась по коридору на кухню. Я понимала, что Бенито будет жить. Однако, открыв дверь, я застыла как вкопанная при виде весьма откровенного зрелища.

Бенито облокотился о столешницу и прижал к плечу полотенце, а Габриэлла, которой вообще не следовало находиться здесь в столь поздний час, целовала его в краешек губ, тихонько что-то воркуя. Я расслышала нечто вроде: «Мой бедный мальчик».

Но самым отвратительным оказалось то, что ее рука была у него в штанах. Я крутанулась на месте и кинулась к себе в комнату. Кузену дрочили прямо на кухне, и, хотя это более чем негигиенично, я не могла сказать им переместиться куда-нибудь еще.

Позже я лежала в кровати и пялилась на потолок, на единственную светящуюся звездочку, оставшуюся там с незапамятных времен. Увы, всякий раз, когда я закрывала глаза, перед внутренним взором вспыхивал огонь, отражающийся в янтарном взгляде.

И каждый раз, когда я закрывала глаза, меня целовал не тот мужчина.

* * *

– Повторяю, нам вовсе не обязательно ехать.

– Знаю, Елена, но не волнуйся: все в порядке.

Я вздохнула и откинулась на спинку сидения. Я ждала эту вечеринку, но после вчерашнего уже не была столь уверена, что проводить больше времени с Тайлером является хорошей идеей. Особенно теперь, когда я знала, с какой легкостью Николас Руссо мог уничтожить жизнь другого человека за какие-то пять минут.

Городские постройки, все еще залитые лучами солнца, проносились мимо размытыми пятнами, пока мы стремительно неслись в центр. Бенито вел здоровой рукой, постукивая пальцами в такт и подпевая песне «Как глубока твоя любовь» «Би Джиз»[44]44
  How Deep Is Your Love (англ.) – песня британско-австралийской поп-рок-группы Bee Gees; композиция выпущена в 1977 году – (Прим. пер.)


[Закрыть], льющейся из колонок. Так-то ничего необычного, но всю поездку он был подозрительно молчалив… Я понаблюдала за ним минуту и поджала губы.

– Ты что, на обезболивающем?

Он нахмурился.

– Я принял всего три штуки пятнадцать минут назад.

– То есть как раз перед тем, как мы сели в машину.

– Ну да, с апельсиновым соком, – ответил он, как будто это была самая важная деталь.

Я закрыла глаза. Кузен явно под кайфом. Он должен знать, что обезболивающие таблетки, которые нам поставлял Вито, были в лошадиных дозах, и проглотил целых три.

Я потерла виски.

– Тебе не надо водить.

– И что? – фыркнул он. – Дать тебе порулить? Ты ведь не умеешь.

– Нет, я имела в виду, что нам следовало остаться дома. – Я осеклась, в недоумении глядя, как он сворачивает с автострады. – Бенито, ты чего? Нам нельзя здесь съезжать.

– Можно. Свадьба, Елена.

И как я могла забыть? Впервые оказавшись на улицах, которые были под контролем Руссо, я действительно начала ощущать реальность ситуации. Сестра выходила замуж за Николаса. К горлу подкатил ком.

– Что мы тут делаем? – Я словно попала в другое измерение, хотя мы оказались всего лишь в той части Нью-Йорка, которую я никогда толком не видела. Семья тщательно укрывала меня от мира. Я путешествовала по Италии и Мексике – вот и весь список. В Италии мы навещали маминых родителей и многочисленных родственников, в Мексике всегда проводили ежегодный отпуск, хотя я подозревала, что это только прикрытие для папиных деловых встреч с местными картелями.

– Надо кое-что завезти к Нико.

Я сглотнула и велела себе оставаться спокойной, но так и не смогла сдержать вспышку предвкушения. В итоге с досадой покачала головой. Правда заключалась в том, что меня невероятно привлекал жених сестры, независимо от того, нравился он мне как личность или нет. А он мне не нравился. Мысль, что я увижу Николаса из окна машины ввергала в дрожь. Меня все это напрягало, но каким образом можно отключить взвинченное состояние, я не знала.

Город проносился перед моими изумленными глазами: здесь находилась территория Руссо.

Мы вращались в шикарном обществе Лонг-Айленда. Единственным нашим соседом, чей особняк хорошо просматривался с заднего двора, являлся Тим Фульц: ему принадлежала юридическая фирма, через которую папа́ отмывал деньги (по крайней мере, так мне однажды сказал Бенито). Кстати, он оказался неплохим человеком. В общем, район был тихим и закрытым, и я всегда думала, что и Николас жил в похожем месте. Однако я ошибалась. Он поселился в Бронксе, в доме из красного кирпича с маленьким белым крылечком и личной подъездной дорожкой, ведущей к гаражу.

Бенито заехал во двор и припарковался рядом с машиной Николаса. Дверь гаража была открыта, а внутри стояли две машины, черные, как душа Николаса. Я заметила, что у одной поднят капот. Я не разбиралась в автомобилях – можно ли меня винить? Меня и водить-то не учили, но тут я сообразила, что это классические модели. Я сразу узнала «Гран Торино»: ведь совсем недавно я вместе с Бенито посмотрела одноименный фильм[45]45
  Gran Torino (англ.) – американский драматический фильм 2008 года; режиссер Клинт Иствуд – (Прим. пер.)


[Закрыть]. Кузен тихо плакал, хотя никогда бы в этом не признался, а поскольку плачущий мужчина – самая грустная вещь на свете, то и я к нему присоединилась.

Сердце сделало кульбит, когда Николас вышел из недр гаража, вытирая руки тряпкой. На нем были темные джинсы и простая белая футболка. Никогда не видела, чтобы перепачканный в масле мужчина выглядел так хорошо. Я откинулась на спинку сидения.

– Твою ж мать. Я опять в кровище.

И правда, сквозь ткань белой рубашки Бенито проступило алое пятно. Мы ехали на вечеринку у бассейна, но кузен не собирался плавать или раздеваться. Куда бы он тогда спрятал пистолет?

– Тебе разве не наложили швы?

– Наложили. – Он достал ключи зажигания. – Но часть разошлась.

Я додумалась спросить:

– Это чем же ты таким занимался?

– Сексом с Габриэллой, – усмехнулся он.

– И еще… – Я наморщила нос. – А вы можете держаться с этим делом подальше от кухни?

Кузен прищурился, а потом просветлел и хмыкнул.

– Понимаю, Елена, у всех свои тараканы в голове, но ты все-таки моя кузина. Шпионь за кем-нибудь другим.

Я закатила глаза, открыла дверь и вышла из машины быстрее, чем поняла, что делаю. Сидеть в душном салоне совершенно не хотелось, кроме того, кожа и так была горячее обычного из-за присутствия конкретного мужчины.

Николас облокотился о стенку гаража, держа тряпку в руке. Наши взгляды встретились. Глаза Руссо чуть сузились, прежде чем переключиться на Бенито, который протянул ему манильский конверт. Как же мужики любят манильскую бумагу…

– Слушай, могу я зайти в ванную комнату?

Николас обратил внимание на кровавое пятно и коротко кивнул.

– Вторая дверь слева.

– Спасибо, – сказал Бенито и направился в дом.

Мы с Николасом продолжали смотреть друг на друга. Его взгляд упал на белую лямку лифчика от бикини, на который я надела розовое платьице в комплекте с босоножками на платформе. Весьма милый наряд, но я получила за свой образ лишь неодобрительный оскал.

Я насупилась и оборонительно скрестила руки на груди.

Николас еще секунду глазел на меня, а затем вернулся в гараж. Я проводила взглядом мускулистую спину, прикрытую футболкой, пока он не нырнул под капот, перестав обращать на меня внимание. То еще гостеприимство.

Стоял один из тех дней, когда жара вцепляется в тебя и отказывается отпускать. В середины июля лето было прохладным, но перед начинающимся завтра августом, похоже, решило вывалить на нас все сразу. Солнце жгло абсолютно беспощадно, даже моя оливковая кожа краснела, если я находилась на свежем воздухе слишком долго.

Непрекращающаяся жара и вид уже вынырнувшего Николаса, вытирающего пот с шеи воротом футболки, подернули края моего сознания дымкой.

У двери жужжал вентилятор. Через открытое окно соседнего дома доносились звуки бейсбольного матча, а в маленьком телевизоре в углу гаража транслировали новости. Я хотела послушать краткую сводку, но звука было почти не слышно, а чтобы подойти поближе, мне следовало преодолеть несколько метров пространства и обогнуть Николаса. Я помедлила.

Сказав себе, что маюсь дурью, я решилась. Все нервные окончания звенели, пока я протискивалась мимо него, чтобы подобраться ближе к деревянному верстаку и табуретке. Взяв пульт, я сделала звук погромче, хотя поиск кнопки звука занял чересчур много времени. Я чутко улавливала каждое движение, каждый звук за спиной. Словно нас связывало статическое электричество. По позвоночнику скатилась капля пота, кожа покрылась мурашками.

Пытаться смотреть новости в присутствии Николаса было все равно что читать в одной комнате с ним: невозможно. Убирая волосы в хвост, я притворилась, что слушаю, что говорит блондинистая ведущая.

Я чувствовала его взгляд на обнаженных лопатках, пока обвязывала резинку вокруг длинных прядей. Дыхание сбилось. Зуд. Жар. Зря я не пошла сегодня в церковь: ведь нельзя так чувствовать себя в присутствии будущего мужа родной сестры. Но я осталась дома, иначе опоздала бы, копошась со сборами, на вечеринку.

Ногти впились в ладони. Почему меня угораздило так запасть на него? Будь у меня выбор, я бы с радостью нашла привлекательным пятидесятилетнего, женатого Тима Фульца. Может, если я поговорю с Николасом, его отвратительный характер изгонит странное влечение. Попробовать стоило…

Я обернулась, облокотилась о верстак и проигнорировала нервозность, вспыхнувшую от одной перспективы завести с Руссо разговор.

– А у тебя… мило. Я ожидала чего-то другого.

Николас покосился на меня и сбил мое сердцебиение, не отвлекаясь от копания в железных внутренностях «Гран Торино».

– И чего ты ожидала?

Став объектом его внимания, я с трудом смогла сглотнуть. Так мало слов, а они уже взволновали меня сильнее, чем должны были.

– Наверное, я ожидала увидеть больше… огня и серы.

Во взгляде Николаса появилась недобрая заинтересованность.

– Ад.

– И тут гараж, а не комната с мягкими стенами…

Он утер лицо рукавом, концентрируясь на работе.

– Для человека, считающего меня психопатом, ты не особо боишься оставаться со мной наедине.

– Я умею кричать. Громко.

Он снова бросил на меня взгляд, как будто у сказанного мной был иной смысл, дескать, он совсем не против услышать, как я кричу. Стало трудно дышать.

До нас донеслись звуки бейсбольного матча из соседнего дома, я сделала несколько шагов и выглянула из гаража. Жилище Николаса окружал простой проволочный забор, никакой защиты… Для человека его профессии – как-то необычно.

– Твои соседи так близко живут, – отметила я и подошла к верстаку.

На лице Руссо проступило сухое удивление.

– Что, думаешь, я стреляю в кого-нибудь во время обеда?

Я дернула плечом, закусив губу.

Он смотрел на меня, я на него. Разговор совершенно не помогал, а привлекательность Николаса только возрастала. Слегка вспотевший, перемазанный в масле, татуированный. Ничего из этого я раньше не находила красивым. Странное влечение проникло в меня столь глубоко, что все клетки тела перестроились и отяжелели, буквально впитав Николаса в себя.

– Между прочим, акты насилия, которые я совершал на этой неделе, были связаны с тобой, – добавил он.

– А как насчет обещания, что ты ничего не будешь делать? Ты это имеешь в виду? – сладким тоном спросила я, наклонив голову.

– По-твоему, я жулик, Елена?

Я не представляла, как он это делает, но мое имя скатывалось с его губ с легким, непристойным рыком, который мурашками рассыпался по моей коже и вызывал тепло в паху.

– Не говори мое имя таким тоном.

– Каким?

Я вспыхнула.

– Ты прекрасно знаешь. Прекрати.

Он подошел ко мне с какой-то деталью и положил ее на верстак. Весь мой бок охватило пламенем от близости к Николасу. Я повернулась и облокотилась бедром о столешницу. Во мне не было ни капли понимания, что я делаю, почему наблюдаю за его работой, но все было почти… захватывающе. Жизнь на лезвии ножа. Кто бы предпочел этому отсидку в салоне автомобиля?

Он достал из ящика похожую деталь. Меня поражало, что он ремонтирует машины. Вероятно, даже таким мужчинам нужно хобби.

– Почему ты с Бенито? – Тон был безразличным, но, несомненно, заинтересованным.

– Мы едем на вечеринку.

Помедлив, он продолжил:

– К Тайлеру Уитмору, я так понимаю.

– Да… – Я умолкла. Вот к чему пришел наш разговор! – Откуда тебе известна его фамилия?

– В наши дни найти можно все, Елена, – с опасной ноткой в голосе ответил Николас, вытирая руки.

Я стиснула зубы.

– Я не спросила, как, я спросила, почему.

Его взгляд, жесткий и пугающий, буравил мое лицо.

– Я скоро стану частью семьи Абелли, поэтому твои дела теперь касаются меня.

– Ничего подобного. – Я сузила глаза. – Дела Адрианы теперь касаются тебя, но не мои. В моей жизни и так полно мужчин.

– Значит, появился еще один. – Теперь его голос звучал низко. Мягко. Убийственно.

Я открыла рот, чтобы огрызнуться или выпалить, как он мне не нравится, однако прежде чем успела сформировать нечто внятное, Николас сказал:

– Я бы советовал тебе сперва хорошенько подумать, а уж потом говорить.

Я моментально закрыла рот. Он был таким уверенным, беззаботным, а внутри меня все переворачивалось от волнения за Тайлера. Меньше всего на свете я бы хотела, чтобы его имя оказалось в черном списке Николаса Руссо. В груди заворочалось недовольство. Он пришел и сунул нос в мою жизнь, будто имел на это полное право. Он просто превратит ее в катастрофу.

Я не сдержалась.

– Ты всегда был неуравновешенным? Или твой манипуляторский, чокнутый характер результат неадекватности? – сладким тоном спросила я. Таким сладким бывает только яд.

Николас принялся возиться с деталью, не поднимая головы, как будто и не слышал меня.

Надо признать одно: как же здорово отвести душу. Я чувствовала себя великолепно…

Тело прошиб холодный пот, когда Николас схватил меня за шею и притянул к себе. Сердце прыгнуло в горло, и я зажмурилась, чтобы не видеть, как Руссо станет меня душить. Но потом я почувствовала тепло его кожи, после чего он слегка потянул меня за платье, а затем и вовсе отпустил.

Спустя пару секунд я открыла глаза: Николас стоял неподалеку и вертел в руке деталь от машины.

Я не шелохнулась.

– Никогда об этом не думал, – протянул он. – Пожалуй, я всегда таким был.

Почувствовав неладное, я посмотрела вниз и изумленно разинула рот.

Он перерезал бретельку моего лифчика от бикини.

У меня появилось подозрение, что дело не в моем комментарии. Николас явно не хотел, чтобы я шла на вечеринку.

В гараже раздался голос Бенито, который наконец-то соизволил вернуться.

– Я воспользовался аптечкой под раковиной, чтобы поправить пару стежков. Надеюсь, ты не против.

Пока они разговаривали, я попыталась выровнять дыхание и собраться с мыслями. Я сняла лифчик от купальника через платье – теперь он был бесполезен. Я не из тех девушек, кто может спокойно разгуливать без бюстгальтера. Не доросла до стандартов Бенито, конечно, но сейчас к ним близка. Мне предстояло сидеть со скрещенными руками всю дорогу до дома (прощай, вечеринка!) и врать кузену, что у меня порвалась бретелька. Он мне поверит и будет кивать головой. Мужчины такие наивные.

– Готова, Елена? – спросил Бенито. – Поехали.

– Угу.

Проходя мимо Николаса и заметив, что Бенито уткнулся в телефон, я кинула верх от купальника под поднятый капот.

– Психопаты любят сувениры, верно?

Губы Николаса тронул призрак усмешки, одна из перепачканных рук стиснула белую ткань быстрее, чем я успела покинуть гараж.

Бенито сел за руль, надвинув на нос солнцезащитные очки.

– Пардон, что задержался. Чуть не отрубился, пока поправлял швы.

Как я и думала, он не заметил отсутствие половины бикини. Не задавал вопросов о лопнувшей лямке. И быстро отвез меня домой.

Но прежде чем мы дошли до красной парадной двери, мое лицо обожгло подозрительным взглядом.

– А что у тебя на шее?

Я вытерла указанное место: на пальцах были следы машинного масла. Долго же оно там оставалось! Мне стало неуютно.

– Э-э-э… понятия не имею.

Бенито промолчал и, похоже, не услышал, как заплясало сердце в моей груди. Но нечто мрачное скользнуло в его глазах, перед тем как я отвернулась.

Я не просила Николаса Руссо, жениха родной сестры, распускать руки. Но некрасивая правда, которую Бенито не сумел прочитать на моем лице, заключалась в том… что мне понравилось.

Глава пятнадцатая

Я хочу жить свою жизнь, а не записывать ее.

– Жаклин Кеннеди[46]46
  Жаклин Ли Бувье Кеннеди Онассис (1929–1994) – жена президента США Джона Фицджералда Кеннеди (1917–1963).


[Закрыть] –

Елена

Мне начинало казаться, что влечение к Николасу стало наказанием за него. Своего рода кармой. Когда он меня коснулся, мне захотелось, чтобы на его месте оказался кто-то другой, и этот другой явился в лице жениха Адрианы.

Остаток воскресенья прошел в «компании» повышенной влажности в воздухе, потока ледяного воздуха из кондиционера и моих собственных мыслей. До него я была девственницей, даже ни разу не целовалась с мужчиной. Мир похоти и секса всегда находился где-то рядом, но я ничего не знала о страстях, пока не шагнула в бедную квартирку, держа за руку едва знакомого человека. Мне было важно только то, что он вообще не знаком с Милашкой Абелли.

Потом я вышла за дверь со сломанной цепочкой и задумалась. На моем пальце блестело дешевое кольцо. Наверное, в тот момент я превратилась в иную женщину – на мне было несмываемое алое пятно, а в крови зародилось глубокое темное желание. Стоит лишь раз ступить на смутную сторону жизни, что полна плотских утех, вернуться назад попросту невозможно. Да и желания возвращаться не будет. Я списала это на личные проблемы и смирилась с тем фактом, что потихоньку схожу с ума.

На следующее утро после вечеринки я попыталась прийти в себя. Но стоило мне услышать голос будущего зятя в коридоре, занимаясь со скуки стиркой, как я немедленно приложила уйму усилий, чтобы попасться ему на пути. Хотя мне и не требовался стакан воды и уж тем более было совершенно не обязательно надевать самые короткие шорты, какие я могла найти в гардеробной. Я гуляла по тонкому льду, но не знала, как остановиться.

Теперь я поняла, почему меня влекло к этому мужчине. У него грубые руки, низкий голос, внушающая трепет аура… Он идеально попадал под описание того, что мне было жизненно необходимо, но от чего я открещивалась.

Каждый раз, как он оказывался поблизости, меня притягивало невидимой леской, обещающей острое удовольствие, – надо было только последовать за ней. Прежде я и не догадывалась, что у меня все настолько плохо с самоконтролем. Отдельной горькой ноткой стало то, что мне не хотелось сдерживаться.

По крайней мере, я знала, что еще не перешла черту. Здесь, слава богу, нужна инициатива с обеих сторон.

Николас разговаривал по телефону, когда я прошла мимо него. Его взгляд поднялся от мраморного пола к моим ногам, скользнул по ужасным шортам (если честно, я уже жалела, что нацепила их) и, наконец, добрался до моего лица. Он посмотрел на меня так, как будто я – жвачка на подошве его дорогущего ботинка. Странно, как он вообще мог меня чем-то привлекать.

И вот как раз тогда, хотя мы и не сказали друг другу ни слова, я стала пытаться разрабатывать план по избавлению собственной персоны от всепоглощающего интереса к Николасу Руссо.

Я могла начать его игнорировать. Однако кое-что я уже пробовала, и посмотрите, куда меня это привело – на кухню, к ненужному стакану воды и мини-шортам, которые можно легко классифицировать как нижнее белье. Еще можно пойти на исповедь и помолиться о спасении души, но с моим везением дело будет иметь печальным итог: преподобный Мэтьюс расскажет обо всем моему отцу.

Самой доступной опцией казалась попытка перенаправить эмоции на кого-то еще. Вариант тоже не без проблем, но, по крайней мере, я бы прекратила сохнуть по жениху родной сестры. Если бы такая возможность у меня была, я бы уже давно ей воспользовалась.

На меня нахлынула волна раздражения, и я выплеснула остатки воды в раковину. Просто смешно! Мне всего-то надо взять и забыть о дурацком влечении. Победа духа над телом и прочее. Легче легкого, правда ведь?..

На самом деле я совершенно себе не доверяла, поэтому позже, вечером, когда мы ехали к ресторану «Дон Луиджи» на ужин с семьей Руссо, я решила задать бабушке чисто гипотетический вопрос. Сформулировать его следовало максимально расплывчато, иначе она бы моментально меня раскусила.

– Бабуль, – осторожно начала я, – вот представь, допустим, что тебе хочется… собаку.

Она наморщила нос.

– Я бы ни за что не захотела собаку. У меня аллергия на шерсть.

Доминик сидел между нами и строчил эсэмэски. Из всех моих кузенов он был самым тихим и хмурым. И курил слишком много травки, которой от него несло за километр.

Бенито сидел за рулем. Кузен был в солнцезащитных очках, хотя солнце уже давно скрылось за небоскребами, и подпевал «Рокетмену» Элтона Джона[47]47
  Rocket Man (англ.) – песня британского певца Элтона Джона (род. 1947). Композиция выпущена в 1972 году (музыка – Элтон Джон, Берни Топин; слова – Берни Топин) – (Прим. пер.)


[Закрыть]. Мама поправляла макияж, сидя на переднем сидении, и жаловалась, если Бенито превышал скоростной лимит и разгонялся. Адриана, что удивительно, поехала с папой и Тони. Вероятно, отец хотел прочитать дочери лекцию о том, что ей запрещалось делать в браке с Николасом.

– Представь, что у тебя нет аллергии и ты хочешь собаку. Но она принадлежит… твоему соседу.

– Мы не будем заводить собаку, Елена, – сказала мама.

– Cazzo. Знаю. – По-итальянски я говорила, только ругаясь. Я вообще редко употребляла бранные слова, за исключением примитивных «черт», «блин» и, возможно, «козел» (последнее, скорее, после знакомства с Николасом). И в основном мысленно, поэтому это не считается.

– У меня чисто гипотетический вопрос, – продолжала я. – А собака твоего соседа такая… милая, что ты хочешь забрать пса… хм… себе.

– В таком случае я бы лучше кошку завела, – ответила бабуля, глядя в окно.

– Хорошо, – вздохнула я, – пусть кошка. Тебе нравится кошка соседа…

– Мы не будем заводить кошку, Елена, – сказала мама.

«Боже мой».

– Я в курсе, но говорю гипотетически…

– Почему здесь воняет, как будто скунс помер? – Бабуля нахмурилась.

Я заметила, как Бенито бросил прожигающий взгляд на Доминика в зеркало заднего вида. Ему запрещено курить травку: она затуманивала мозг и замедляла рефлексы. Папа́ будет в ярости, если пронюхает.

– Хотя, – бабуля подобрала невидимую пушинку с юбки, – наверное, это твои духи, Селия. Думаю, со временем они забродили.

Бенито поперхнулся, Доминик встрепенулся и потер лицо, не отвлекаясь от телефона. Я подумала, что бабушка очень часто поддевала маму исключительно ради того, чтобы рассмешить мальчишек.

Мать покачала головой, вероятно, уже планируя напиться за пятерых. Она любила вино. И мыльные оперы. Жаль, никто из ее детей не играл в футбол. Это было бы как нельзя кстати.

– А в чем вопрос-то, Елена? Ты хочешь зверушку? – Бабуля открыла сумочку, вероятно в поисках конфет. Она хранила там только шоколадки и бумажные салфетки, которые экономно использовала не один, а несколько раз.

– У Елены не будет зверушки, – строго заметила мама.

Бабуля поерзала на сиденье.

– Я слышала, питомцы очень помогают с депрессией. Может, тебе стоит позаботиться о психологическом здоровье дочери.

– У нее нет депрессии.

– Она хочет домашнее животное! О чем вообще еще говорить? Селия, в самом деле…

Я отключилась от разговора, словно выкрутив ручку звука на мысленном радио и превратив голоса в белый шум.

Похоже, помощи ждать неоткуда.

* * *

Повсюду висели черно-белые фотографии старого Бронкса. Круглые столы были накрыты скатертями в красно-зеленую клетку. Вдоль одной из стен располагалась деревянная барная стойка, к которой незамедлительно направилась мама. Вдоль другой имелись кабинки со столиками, за которыми уже сидели женщины из семьи Руссо. Оригинальные светильники заливали помещение мягким светом. Такие уютные рестораны существуют только для того, чтобы клиенты могли вдоволь пообщаться друг с другом и хорошенько напиться, однако я неуверенно застыла у двери.

Я находилась в ресторане Руссо. На чужой территории.

Я чувствовала себя как рыба, вытащенная из воды. Кузены озирались по сторонам, запихнув руки в карманы, и, вероятно, разделяли это чувство.

Раньше я встречала некоторых представительниц семьи Руссо, но не ощущала себя в их присутствии достаточно комфортно, чтобы непринужденно подсесть, а уж к мужчинам за барной стойкой я бы вообще не подошла. Я заметила среди них Николаса: его выдавал не столько рост, сколько мощная аура.

Волна тепла хлынула по телу, стоило нам встретится взглядами. Вечно он глазел на меня так, что сразу начинало казаться, будто я неподобающе одета. Он отвернулся, продолжая разговор, и я выдохнула.

– Ну чего вы здесь топчитесь? – пробормотала бабуля, проталкиваясь мимо меня и кузенов. – Ох уж эта молодежь. Вечно печатают что-то в телефонах, вот мозги и гниют… – Ее голос стих по мере того, как она удалялась по направлению к ближайшей кабинке.

Дверь распахнулась, и меня обдало потоком теплого воздуха. Адриана ворвалась в зал. Глаза сестры метали молнии. Я вытаращилась на ее наряд: она была в желтом платье-футболке и черных кедах. Милое сочетание, но ужин предполагал официальный дресс-код, причем, неважно, что этот итальянский ресторанчик выглядел совершенно не пафосным. Даже я оделась в черное макси в блестках, а ведь я не виновница торжества.

Лицо Адрианы выражало ярость и отчаяние в равных пропорциях.

– Что случилось? – спросила я.

Она открыла рот, закрыла, затем кинулась к барной стойке и забралась на высокий стул. Мама как раз собиралась отпить вина из бокала, когда увидела Адриану. Родительница вытаращила глаза, помрачнела и покачала головой, словно решив, что у нее нет сил с этим разбираться, после чего удалилась в противоположном направлении.

Я подошла к сестре, поймала взгляд молодого бармена в белой рубашке и черной жилетке и заказала пиво. Он лишь скептически поднял бровь, но ничего не сказал.

Бенито на четыре года старше меня, и у него всегда есть запасы пива. Будучи подростком, я тайком распивала его с кузеном, зная, как влетело бы мне от мамы, и полюбила этот вкус больше, чем терпкость вина.

Тогда я думала, что таков будет мой самый скандальный поступок. Ох, к сожалению, я сильно ошибалась.

– Почему индюшка перешла дорогу? – спросила я, не глядя на еще сильнее помрачневшую сестру, которая лихо потягивала из рюмки что-то похожее на водку. Я не понимала, как она умудрилась подсесть на крепкий алкоголь, и мимоходом задумалась, а не было ли у мамы интрижки с каким-нибудь русским. В таком случае он бы очень быстро стал мертвым русским.

– Чтобы доказать, что она не курица, – сухо ответила Адриана.

«Блин». Значит, этот анекдот я рассказывала. Я любила веселить сестру дурацкими шутками, когда она расстраивалась, но на сей раз, похоже, номер был дохлый.

– Хорошо. – Я попыталась придумать что-то получше. – Зачем спичкам крем для загара?

Она молча глотнула водки.

– Чтобы не сгореть! – воскликнула я так весело, что на миг себя оглушила.

Бармен хмыкнул и пододвинул мне пиво по лакированной столешнице. Зато сестра даже не моргнула.

Я вздохнула.

– Да ладно тебе. Вон, ему смешно.

– Неправда. Он просто хочет с тобой переспать, – ровным тоном откликнулась она.

Я вскинула брови и посмотрела на бармена, который, конечно, все слышал. Вместо ожидаемого яростного отрицания я наткнулась на усмешку, а затем парень отошел к другому клиенту.

Сложно решить, был он самым храбрым или самым тупым человеком в зале, подкатывая к дочери дона.

Я покраснела, покачала головой, а потом поднесла бутылку к губам и сделала глоток. Пиво было холодное, освежающее и чуть горьковатое.

– Хочешь рассказать мне, что тебя беспокоит, или просто жаждешь утопить проблемы в алкоголе? – Я облокотилась на барную стойку и устроилась поудобнее, заранее зная ответ.