Текст книги "Аномалия"

Аномалия
Даниэль Вайс

Жизнь все время отвлекает наше внимание;

и мы даже не успеваем заметить, от чего именно.

Франц Кафка

© Даниэль Вайс, 2024

ISBN 978-5-0062-0946-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Он проснулся от резкого звука. Но было ли это в реальности? Или только во сне?

Да и что такое эта так называемая реальность? Существует ли она вообще? А может это всего лишь сон – такой же, как и те, что приходят по ночам?

Он давно потерял счет не только дням, но и месяцам. А может даже годам. Но есть ли хоть какой-то смысл различать их?

С момента Катастрофы все дни слились в единый нескончаемый серый поток. Можно сказать, что с тех он уже больше не жил. Но разве можно назвать это жизнью? Ведь все, что он делал – лишь выживал, хоть и сам не понимал зачем. Наверно просто по привычке… Питался чем попало, спал где придется, да и сны ему уже давным-давно не снились.

«Так значит звук был реальным?» – предположил про себя он. – Идем – посмотрим, что там. – негромко окликнул он Седого.

Этот старый и хромой пёс, приблудившийся к нему однажды, оставался тем единственным другом, с кем он коротал бесцветную и унылую вечность. Если бы не пёс, то он бы уже наверняка забыл, как разговаривать. Хоть собака все равно не понимает слов, как таковых.

Обойдя пару ближайших разбитых кварталов, он не увидел ничего подозрительного, и уж совсем было решил, что ему показалось. Но тут Седой внезапно зарычал – так низко и злобно, как никогда раньше – после чего стремительно унесся вдоль улицы и скрылся в густом и влажном тумане.

– Стой, куда?! – крикнул он и тут же с опаской прикусил язык. Что если шуметь сейчас смертельно опасно?

Седой заливисто залаял вдалеке, а потом жалобно взвизгнул и замолчал, словно его прибили. И это было действительно жутко.

Но кто мог убить собаку? Другой выживший со страху? Или обезумев с голодухи? А может это какое-то животное – другая собака или даже хищник?

Еще совсем недавно он считал, что подобное почти невозможно. Ведь мир после Катастрофы казался таким пустым и мёртвым.

Казался…

А кто, действительно, гарантировал ему сохранность, пусть он уже даже привык отчасти к этому сдохшему миру? Да, все это время казалось, что другие люди и даже звери куда-то загадочно исчезли, не оставив и следа. Но ведь он сам, да и Седой каким-то образом выжили? Так может теперь настал их черед? Ведь неизвестно отчего конкретно опустел этот мир.

Помнится, то было самое обычное осеннее утро. По крайней мере, оно должно было таким быть. Однако он проснулся от страшного грохота и землетрясения, разрушившего, как выяснилось позже, множество зданий. А следом пришел ливень, затянувшийся на несколько дней, да к тому же такой сильный, что он даже не мог покинуть своего укрытия. Оставалось лишь гадать, что происходит снаружи. Ведь никакая связь с внешним миром не работала. Когда же ливень наконец-то закончился, он вышел на улицы города, однако никого на них не нашел. Он бродил везде и всюду, заглядывал в самые разные места. Он обошел всю округу, добрался до соседнего города, а затем следующего, и следующего, но везде его встречала одна и та же картина – тишина, пустота и разруха.

И так было вплоть до сегодняшнего дня…

Стиснув рукоятку топора, он медленно крался туда, где оборвался собачий лай. Может у него хотя будет шанс отомстить за смерть друга? Ведь в том, что Седой мёртв, он даже не сомневался.

За очередным поворотом, прямо посреди узкой улицы стояло ОНО. Бледное, как моль, и зыбкое, точно призрак. Невозможное и бредовое, как жуткий ночной кошмар. Казалось, что стоит лишь глазом моргнуть, как ОНО бесследно исчезнет. Это, собственно, он и сделал – моргнул несколько раз, но ОНО даже и не думало исчезать.

Тогда он поднял увесистый осколок булыжника и запустил в ЭТО, хоть и опасался, что камень попросту пройдет насквозь. Однако тот все же ударил неизвестное существо, породив на его теле яркие сполохи, похожие на электрические.

После этого ОНО начало неторопливо разворачиваться, будто на замедленной съемке в дешёвом ужастике. А воздух вокруг, как это ни странно, зловеще затрещал.

Лица у ЭТОГО, как такового, не было. Лишь мутная пустая болванка, по которой шла рябь, как по экрану старого черно-белого телевизора. Сквозь нее, то и дело, промелькивали какие-то неясные образы. То ли человеческие лица – вроде бы даже знакомые, то ли злобные рожи отнюдь не человеческих существ. Почему-то в голове мелькнула идея, что это страдающие души тех, кого ОНО убило или даже сожрало. Ведь на нижней части этого невнятного лица-болванки начала вдруг стремительно прорезаться пасть с множеством острых и кривых зубов.

Единственное здравое решение – развернуться и убежать. Как можно быстрее и дальше. Куда угодно, хоть на край света. Прочь от этого зловещего призрака!

Однако ноги внезапно предательски подкосились, уронив его на колени на мокрый разбитый асфальт.

Но может ЭТО – вовсе не призрак, а всего лишь бред? Кошмарный больной сон? Предсмертная галлюцинация умирающего человека?

Но тут псевдо-лицо резко отделилось от призрака и с бешеной скоростью налетело на него, искрясь и шипя точно шаровая молния.

Удар – как сильный разряд тока. Громкий треск. Раздирающая в клочья резкая боль. И всё.

Тишина. Темнота. Небытие…

2

Он проснулся от резкого звука. Но было ли это в реальности? Или только во сне?

Голова трещала так, будто мозги грызло полчище озверевших термитов. Но может так оно и есть? В череп же не заглянешь.

Рядом с кроватью что-то сухо щелкнуло, и одна из секций стены выдвинулась наружу небольшим ящичком. Там, на самом дне, поблескивал металлизированный талон на еду, а рядом скромно пристроилась пластиковая баночка с лекарствами.

Тихо выругавшись, он сел на кровати, свесив голые ступни на холодный бетонный пол. Боль в висках противно ныла, а кровь пульсировала так яростно, что все вокруг казалось красным и зловещим.

Кажется, вчера он очень поздно лег спать. Так ведь? Или нет?

Вчера…

А что конкретно было вчера? Да и было ли оно вообще – это иллюзорное и мифическое вчера?

Раскалывающаяся от боли башка явно не готова была давать на этот счет хоть какие-нибудь гарантии.

Наспех одевшись, он затолкал талон во внутренний карман потрепанной кожаной куртки, а таблетки из баночки привычно вытряхнул в унитаз.

Из зеркала в ванной на него уставился мятый, патлатый тип с белобрысой щетиной на худом, болезненно бледном лице. Острые скулы и жесткая линия рта, тонкий нос и темные круги под цепким серо-зеленым взглядом – ни дать, ни взять, выползший из склепа упырь.

Нахлобучив видавшую виды шляпу неопределенного цвета, он выскользнул в узкий обшарпанный коридор, где тошнотворно и смачно пахло соляркой и жареным луком.

Интересно, который сейчас час?

Часы у лифта замерли на половине пятого но, видимо, уже очень давно и навсегда. Как, похоже, и сам лифт, умерший где-то в недрах дома между угрюмыми этажами.

Плюнув на бесполезное ожидание, он пошел по лестнице пешком. Ее металлические, сетчатые ступени недовольно гудели под ногами и зловеще просвечивали на ходу.

У самых дверей подъезда его ждал Кирпич, прозванный так за многолетнюю работу на Кирпичном Заводе номер Два-Четыре, что на Третьей Заводской улице, а также квадратное туловище и не менее квадратную голову.

– Никотин! – громко воскликнул он. – Я тебе звонил, звонил, но ты так не ответил. Я уж было подумал, что тебя дома нет…

«Вот что это был за звук! Значит все-таки не приснилось»

Приятель, конечно же, увязался вслед за ним, быстро подстроившись под широкий поспешный шаг. По пути он продолжал что-то говорить, но это безудержно пролетало мимо разума, не находя там ни единого места с мало-мальски «твердой почвой». Мозг продолжал плавиться от боли, превращая восприятие в липкий, кошмарный сон.

– Вечер… Сейчас ведь уже вечер? – прервав словесный поток друга, спросил Никотин.

– Ну да… – озадаченно кивнул тот. – Нико, ты, что, опять? Во времени потерялся? Мы с тобой идем в Паучий Дворик. Хоть это-то ты помнишь, братан?

Он поспешно кивнул. Хотя вовсе не помнил. Однако не все ли равно?

Ступни ног тонули в желтовато-зеленом тумане, а голова продолжала раскалываться от пульсирующей боли.

Это все болезнь. Из-за нее его списали с работы и теперь платят лишь жалкое пособие – талон на еду да горстку бесполезных таблеток. Наверное, чтоб побыстрее сдох. Болезнь, из-за которой он почти ничего не помнит ни только о своем прошлом, но даже и о вчерашнем дне. Говорят, это что-то с мозгами. Что-то такое, что Единая Здравсеть даже диагностировать не в состоянии. Что-то, что заставляет обычно наигранно улыбающихся врачей глядеть на тебя с усталостью и неприкрытым раздражением. Дескать, сдох бы уже давно, и не нервировал никого своим непонятным состоянием.

– Их жрут шакалы… – пробормотал он вслух.

– Кого? – не понял Кирпич.

– Всех нас. – ответил он, хотя имел ввиду свои жалкие, измученные мозги.

В Паучьем Дворике было людно. На Греческом балконе один из поэтов читал стихи, то ли свои, то ли чужие, а в мягкой полутьме Красной галереи какая-то размалеванная приезжая актриса разыгрывала помпезные сцены с горестными стенаниями и размашистой падучкой.

– Что-то из классики, вроде… – пояснил Кирпич, проследив его взгляд. – Она откуда-то с Юга. На гастроли приехала. Арисса Ю. Весьма популярна в тусовке своими перфомансами. Ты о ней слышал?

Никотин не ответил и перевел взгляд на сцену, где на корячках лазил угрюмый бородач, настраивая оборудование, в то время как второй детина, с ирокезом темных волос и обилием пирсинга по всей физиономии, беззастенчиво хлебал дешевое пиво, то и дело тыкая пальцем в разные стороны и бормоча что-то густым басом.

– Да это местные болваны. Стилеты. – пренебрежительно отмахнулся Кирпич. – Вторая группа, что сегодня играет, тоже. Только эти харкаются и рычат, а те скулят да ноют… Сыграй лучше что-нибудь свое, а? – он кивнул на старый рояль, одиноко ютившийся в дальнем углу зала. – Мне это очень нужно, поверь… С меня выпивка за весь вечер!

– Нельзя. – мотнул рыжеватыми лохмами Никотин. – Сегодня уже почти полнолуние. Их это взбесит, и они придут за мной снова.

– Прошу! – взмолился Кирпич. – Я реально на грани с этой поганой зарплатой, да еще и цены на лекарства Клариссы все выше. Я скоро с крыши шагну, ей-богу… Но что ей-то потом делать останется?

Никотин тяжело вздохнул и уверенно шагнул в сторону рояля.

Завсегдатаи клуба, заметив его действия, заинтересованно потянулись ближе. Потому что хорошо знали, что их вскорости ждет. Также, как и Кирпич.

Для них это был некий транс, эйфория, шаманское действо или легальный наркотик – мистическая музыка, уводящая вдаль. Прочь из постылого мира и его бесконечных проблем к глубинам древней памяти, что дремлет глубоко в человеческой крови.

Для него самого это тоже было трансом, но одновременно и мукой: этаким публичным ошкуриванием и расчленением души на части. Однако оно порождало упрямый мазохизм, идущий вразрез с инстинктом самосохранения. И даже хищные демоны теней, неизбежно влекомые подобным нарушением равновесия, хоть и пугали, но все равно не могли сковать руки трусливым параличом.

На самом деле, он не знал все эти мелодии. Не знал и не помнил. Однако руки знали, скользя по клавишам в уверенном замысловатом танце. Не знал он и слов, рвущихся наружу сквозь связки. Даже язык песен был ему не знаком. Но хрипловатый голос отражал сложную гамму эмоций, явно подсознательно зная, о чем поет. Это странное действо, словно глубокая медитация, вызывавшая из подсознания некий аналог «автоматического письма», на сей раз реализуемый посредством музыки. Он ведь даже не уверен в том, чьи эти песни и мелодии. Его ли разум их создал, или он просто воспроизводит давно услышанное из своих рвущихся наружу осколочных воспоминаний.

Люди вокруг танцевали и даже пытались подпевать, при этом совершенно не понимая слов, как и он сам. А тем временем где-то далеко, на окраинах города из темных подворотен сочилось Зло. Пока еще тонкими и призрачными струйками. Но они постепенно стекались в огромную лужу, смердящую опасностью и смертью.

Он резко прервался и ненадолго потерялся в красном пульсирующем тумане боли. Из общего полотна времени опять выпал изрядный кусок, разлетевшись вдребезги по грязному полу клуба.

Он пришел в себя уже за барной стойкой, сидя с застывшим стеклянным взглядом, тупо уставившимся в глубины стакана с темной коричневой жидкостью. Сколько времени на сей раз выпало из его восприятия? Час? Два? Или всего лишь пару минут?

Громыхала музыка и световые лучи моргали пляшущими разноцветными огнями, то и дело выхватывая из беснующейся толпы отдельных персонажей. Кирпич прыгал неподалеку, вместе с незнакомыми девицами в сексуально-вызывающих прикидах.

– Эй, ты оглох, что ли? Или уснул, кощей? – заорали вдруг в самое ухо. – Я, вообще-то, с тобой разговариваю, придурок!

Никотин повернулся и увидел перекошенную морду дородного качка, вцепившегося в ворот его кожанки. Полупрозрачные струйки Зла скользили по нему, затекая в рот, нос и уши, однако болван этого, конечно же, не замечал. Зеленый туман обычно пробирается в те головы, где наблюдается явный дефицит мозга.

Никотин ничего не ответил. Он лишь представил как сжимает угловатый череп идиота руками, все сильней и сильный, выдавливая выпученные глаза из глазниц пальцами.

– Чего уставился?! – злобно процедил пустоголовый, начиная заметно задыхаться: то ли от бешенства, то ли от резкой боли.

Выскочившие из-под пальцев глаза вместе с кровью в воображении уже скользили по рукам, пачкая рукава рубашки под курткой. Еще немного и бестолковая черепушка в руках лопнет, точно жалкая ореховая скорлупка.

Мужик вдруг испуганно и болезненно дернулся, будто его за лицо укусила невидимая собака, и, разжав пальцы, выпустил из хватки куртку. Попятившись от стойки прочь, он что-то злобно пробормотал, но Никотин его не слушал. Кровь в висках шумела все яростней и громче, норовя заглушить уже даже дико орущую музыку. Надо выбираться отсюда куда-нибудь на воздух…

Одним глотком допив обжигающую жидкость в стакане, он машинально ответил на чье-то дружеское приветствие и отправился к выходу. Каждый шаг отдавался в мозгу щедрой порцией битого стекла боли. Ментальная агрессия – обоюдоострое оружие, однако гораздо более убедительное, чем простая физическая сила.

Вечер себя явно изжил, да и порядком надоел.

Кирпич пытался договориться с кем-нибудь из своих многочисленных приятелей, чтобы их подбросили хотя бы немного. В процессе его периодически рвало. И это угнетало.

Окончательно устав от затянувшейся катавасии, Никотин втолкнул полувменяемого друга в первый попавшийся автокар и приложил свой талон к считывателю. Сегодняшний ужин будет скудным. Хотя… Для еды все равно уже малость поздновато.

Беспилотное такси плавно скользнуло в ночной туман, оставив его стоять на обочине.

Подняв повыше воротник куртки, он не спеша побрел по прохладной ночной улице к дому, стараясь не обращать внимания на зловеще перешептывающихся призраков. Внимание их не отпугнет, а наоборот откормит сильнее.

– Никотин! – окликнул вдруг кто-то, и звонкий звук каблучков зацокал по влажной брусчатке.

Он остановился, разглядывая приближающуюся брюнетку с пышным бюстом и яркой театральной косметикой на лице. Одни только длиннющие бабочки-ресницы чего стоят.

– Арисса. – приветственно кивнул он, вспомнив смазанные пояснения Кирпича.

– Ты сильно спешишь? – она выглядела испуганно взволнованной и заинтересованной одновременно.

Он неопределенно передернул плечами. Где-то поблизости копошилось Зло. А почти полная луна светила с неба, словно огромный дьявольский фонарь, делая и без того светлую кожу девушки практически белоснежной.

– У меня в номере есть коньяк. – с улыбкой поведала она. – Так что мы могли бы продолжить вечер.

– Но почему вдруг? – излишне прямолинейно спросил он. – Я ведь даже не красавчик какой-то…

Если она расценит это нахальством или обидится, то так будет даже лучше. Ведь это не позволит Злу разглядеть ее, а его избавит от глупых надежд на чье-то понимание.

– Ты странный. Будто не от мира сего. – также прямо ответила она. – А я вот люблю все странное.

– Настолько прям любишь, чтоб в подворотнях подбирать? Все же ты это… вроде как, знаменитость.

– Ну так и ты, вроде как, тоже… Так может мы могли бы встретить вместе рассвет?

– А здесь бывают рассветы? – насмешливо фыркнул он.

– Иногда да… Особенно после такой ночи, как сегодня. Еще скажи, что ты не видел ни одного.

Он вновь передернул плечами. Воспоминания о рассвете были очень смутными и явно из давно ушедших времен. Может быть даже из детства. Хотя… Разве он мог сказать точно с его-то тухлой башкой? Угольно-грязная взвесь над городом, наверняка, рассеивается порою. Например, как сейчас, позволяя луне злобно таращиться на землю, время от времени мелькая среди рваных красноватых туч, скрывающих даже верхние этажи зданий.

– А почему Никотин? – спросила она. – Ты, наверное, много куришь?

– Вообще не курю. – горько усмехнулся он. – Но может работал раньше на сигаретной фабрике?

– Может? – недоуменно уточнила она, вытаскивая из сумочки блестящий портсигар.

И кого он, к чертям, пытается обмануть? Как объяснить этой ухоженной красотке, что остатки его воспоминаний о сегодняшнем вечере прямо сейчас жадно пожирают голодные шакалы болезни? И если они оставят хоть что-то, то лишь случайно выхваченные фрагменты, которые потом ни за что не сложить воедино. Останется лишь перебирать их в воспаленном мозгу вместе с другими подобными объедками, будто разноцветные стеклышки в трубке калейдоскопа.

Но может она и сама всего-навсего сон? Или станет таковой, к примеру, послезавтра? Также, как и всё остальное. Также, как и вся его жизнь.

Не обращая внимания на мрачность собеседника, она шагнула ближе и уверенно взяла его за руку. Ее ладонь была теплой и какой-то слишком живой. И жгучая боль в висках вдруг внезапно затихла, точно притаившись до следующего раза. Он сжал руку девушки в ответ. Словно утопающий, вцепившийся за последнюю спасительную соломинку. Кто знает, а вдруг сегодня утром они, и впрямь, увидят рассвет? И может быть даже он это запомнит.

Красноватые пятна плясали на потолке, пытаясь разогнать угрюмые тени. Похоже, что рассвета, как такового, все же не будет. Лишь серый кисель за окном постепенно посветлеет, сменив чернильно-черный цвет на мутно-грязный.

Его голова лежала на ее коленях, а ее длинные пальцы приятно зарывались в волосы.

– Никак не пойму – то ли ты рыжий, то ли блондин. – шутливо пожаловалась она. – И глаза тоже. То ли зеленые, то ли голубые…

– Серые, наверно. – усмехнулся он. – Как весь этот чертов город. Ты вот с Юга, говорят. Море видела?

– Да. Несколько раз. Хотя от нас до него еще несколько станций.

– Значит поэтому у тебя глаза такие синие? – пошутил он.

– А разве ты не бывал на море? – удивилась она. – Никогда-никогда?

Он ненадолго замолчал, перебирая в уме жалкие осколки воспоминаний. Сны ли это или же явь? Может ли он быть хоть в чем-то уверен?

– Мне кажется, я родился и жил рядом с морем. – промолвил он. – Но оно было совсем не такое яркое и дружелюбное, как на рекламных картинках. Оно было строгое и грозное… то темно-зеленое, то черно-синее, а порой серебристо-серое, словно жидкая сталь. Я помню, как тонул в нем, оттого что конечности почти не слушались от сильного холода…

– У тебя какие-то проблемы с памятью? – осторожно уточнила она, видимо опасаясь обидеть.

Догадливая девчонка…

– Не только с памятью. Но это не важно. – отмахнулся он и внезапно почувствовал себя странно взволнованным, будто кто-то снаружи резко постучал в крышку его давно заколоченного гроба.

Перед глазами замелькали картинки мертвых тел и сочащейся из многочисленных ран крови. Переломанные конечности, белые кости, торчащие из красного мяса, и тяжелый медный запах… Что это? Война? Побоище? Ад?

На его пальцах кровь, а ногти длинные, кривые и заостренные…

Наверное, все-таки Ад…

– Мне нужно уйти. – усилием воли отгоняя от себя видения, заявил он, вставая с ковра, на котором они лежали.

Она попыталась было возразить, но он не стал ее слушать, стараясь также не акцентировать внимание на призрачных пятнах, проступающих на ее обнаженном теле – сначала кроваво-красных, а затем трупно-тёмных. Внимание может помочь видениям материализоваться.

Наверное…

– Да что я такого сказала-то?! – возмутилась она, вскочив следом и вцепившись в его руку цепкими пальцами. – Ты, что, обиделся, что ли?

– Н-не-е… – заверил он и, обхватив ее лицо за щеки, поцеловал в губы. – Просто вдруг вспомнил об одном срочном деле. Прости…

– В пол-пятого утра? – недоверчиво фыркнула она. – Ну да, конечно…

Он не стал спорить. Интуиция подсказывала, что концентрация Зла где-то неподалеку уже чрезмерно высокая. Нужно разобраться с тем, что… или даже кто собирается явиться в этот мир через стремительно разрастающуюся брешь. И лучше сделать это как можно дальше от Ариссы.

Наспех одевшись, он выскочил за дверь.

– Погоди! – крикнула она ему в спину. – Я буду сегодня в клубе. Ты ведь придешь? Не будь таким козлом, а?!

Не найдя, что ей ответить, он лишь коротко кивнул и, нахлобучив шляпу, поспешно побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Как это ни досадно, но придется разбираться с этим потом. Ведь девчонка, похоже, того стоит.

Хотя, возможно, он и не вспомнит о ней уже через пару часов.

На улице не было ни души. В сером тумане клубились тёмные, зеленоватые всполохи. Словно кружась в медленном танце, они стекались в единую точку, в один плотный мрачный сгусток.

Никотин остановился в нескольких метрах поодаль и огляделся вокруг. Прохожих на улицах не было, но никто не гарантирует, что кто-нибудь не появится здесь также внезапно, как и он сам.

Сгусток, тем временем, уплотнился и, ритмично пульсируя, начал выбрасывать на асфальт длинные чёрные щупальца, которые жадно заструились во все стороны, пытаясь добраться до кого-нибудь живого.

Тело. Ему нужно тело. ОНО ищет носителя. И если вдруг не найдет…

Никотин вздрогнул от сдавленного звука, раздавшегося где-то неподалеку.

Собака! Вынырнувшая из темных глубин ближайшей подворотни, она, рыча и тихо поскуливая, осторожно подбиралась к сгустку, словно он не только пугал ее, но и безудержно манил.

«Так может и пусть?» – мелькнуло в голове почти против воли. – «С собакой все-таки легче расправиться, чем с человеком»

Но собака – это не просто живое, но и, что гораздо важней, невинное существо. Не то что, к примеру, он сам…

В следующую секунду щиколотку обожгла резкая боль. Одно из щупалец добралась-таки до него и, плотно обвив ногу, начало въедаться под кожу.

Пытаясь сбить его второй ногой или оторвать руками, Никотин закричал на собаку, чтобы напугать ее и заставить убраться восвояси. Но глупая псина продолжала, едва ли не на пузе от страха, упрямо подползать все ближе.

Добравшись наконец до ножа, Никотин рубанул лезвием по щупальцу, отсекая его от материнского сгустка. Однако та часть, что свалилась с ноги, вдруг стремительно прыгнула и, точно гигантская пиявка, впилась ему в лицо.

Задохнувшись от мгновенно скользнувшей через ноздри в легкие тьмы, он потерял равновесие и упал на левое колено. Отчаянные попытки оторвать дрянь от лица плодов не приносили, так как она растворялась под пальцами, становившись резко текущей, как вода. Осложняло ситуацию и то, что дрянь эта застилала глаза, мешая видеть.

Сознание начало мутиться.

Видимо в этот раз он хватанул намного больше, чем в прошлый… В прошлый?

Однако вспомнить он уже не успел.

«Хорошо еще, что я смог это отсечь. – мелькнуло в быстро угасающем разуме. – И хорошо, что все-таки ушел от Ариссы…»

После чего все вокруг просто выключилось, словно невидимую вилку выдернули из розетки.