Текст книги "Высшая милость"

– Спокойной ночи, Мелани, – тепло улыбнулась ей Мэгги. – Спасибо за помощь.

Мелани помахала рукой и пошла к выходу. Мэгги смотрела ей вслед – какая красивая девушка. Мэгги не знала, почему, но ей показалось, что Мелани ищет что-то очень важное для себя, какой-то важный элемент, отсутствующий в ее жизни. В это трудно поверить, когда у человека такая внешность, такой голос и популярность. Значит, подумала Мэгги, эта певица найдет то, что ищет. Так подумав, Мэгги отправилась спать – убедившись, что поблизости, в зоне ее контроля, все обстоит благополучно.

Когда Мелани вошла в помещение, где она оставила свое окружение, на лице ее блуждала улыбка. Ей очень понравилось работать с Мэгги. Но как-то не верилось, что эта кипящая жизнью женщина – монахиня. Полная сострадания, тепла и мудрости – качеств, которых она пожелала бы своей матери взамен ее заносчивости и зацикленности на звездности дочери. Мелани тяготилась тем гнетом, каким было для нее верховенство матери в ее жизни. Словно жизнь ее, Мелани, – лишь придаток к маминой жизни. Быть единственной надеждой собственной матери – иногда это слишком тяжкий груз. Она имеет право на свои желания! Пока ей трудно сказать, в чем они заключаются. Но единственное, что она знала сейчас, – это что в течение последних часов – дольше, чем длился ее самый длинный концерт, – ее не покидало чувство, что этой ночью после землетрясения на холмах Сан-Франциско она обрела свою мечту.

Глава 5

Мелани вернулась в госпиталь к девяти часам на следующее утро. Она пришла бы еще раньше, но задержалась, чтобы послушать объявления, которые передавали по громкой связи на главном учебном плацу. Сотни людей стояли и слушали о положении дел в разных районах города. Сообщалось о жертвах. О сроках, когда можно ждать восстановления электричества, – не раньше, чем через неделю, возможно. Были перечислены районы, подвергшиеся наиболее сильному разрушению, также было сказано, что для восстановления сотовой связи понадобится по меньшей мере еще десять дней. Что касается средств оказания неотложной помощи, то ее доставляли воздушным транспортом из всех концов страны. Накануне прилетал президент, чтобы осмотреть последствия трагедии. Возвращаясь в Вашингтон, он заверил, что городу будет оказана федеральная помощь, и призвал жителей Сан-Франциско сохранять мужество и выказывать друг другу сочувствие. Сообщалось, специально для тех, кто временно доставлен в Пресидию, что общество «Против жестокого обращения с животными» открыло приют для потерявших хозяев животных, чтобы хозяева могли их найти. Еще диктор сказал, что есть возможность предоставить переводчиков с китайского и испанского языков. В заключение он поблагодарил всех за совместные усилия в соблюдении правил проживания во временном лагере. Прозвучало, что на данный момент в Пресидии сосредоточено восемьдесят тысяч человек. Дополнительно открываются две столовые. Им пообещали держать всех в курсе событий и напоследок пожелали хорошего дня.

Когда Мелани нашла Мэгги в госпитале, маленькая монахиня сетовала на то, что президент лишь пролетел на вертолете над базой Пресидии, но не удосужился посетить полевой госпиталь. Накануне ненадолго приезжал мэр города, а губернатор собирался появиться в Пресидии сегодня днем. Здесь уже успело побывать достаточно большое количество представителей прессы. Постепенно их лагерь превращался в город внутри города. Оценивая степень разрушений, местные власти были удивлены, насколько хорошо все было организовано для спасения пострадавших и насколько человечно вели себя жители Сан-Франциско. В лагере царила атмосфера доброты и сострадания, установился дух товарищества и братства, сродни тому, который бывает среди солдат на войне.

– А вы рано и, судя по всему, в хорошем настроении, – заметила Мэгги при появлении Мелани. Та выглядела свежо и опрятно, хотя на ней была та же одежда, что и вчера. Она поднялась в семь утра, чтобы занять очередь в душевую кабинку. Ощущение было чудесное – чистые волосы, горячий душ… В столовой она позавтракала овсяной кашей и гренками без масла.

К счастью, благодаря генераторам, работали холодильники, и за сохранность продуктов можно было не волноваться – да и каждый знал: небрежение в этом плане чревато пищевыми отравлениями, а там недалеко и до дизентерии. Но пока что самой большой проблемой были раны, а не болезни, хотя последние нельзя было исключать в дальнейшем, если скопление людей в Пресидии слишком затянется.

– Как вы спали? – спросила Мэгги. Бессонница была основным симптомом расстройства нервов, и многие жаловались на невозможность уснуть в течение вот уже вторых суток. Группа психиатров пришла им на помощь, и для коррекции нервных расстройств было выделено специальное помещение. Мэгги внимательно выслушивала жалобы своих подопечных и отправляла их подлечить нервы, если видела в этом необходимость, причем отправляла туда не только пожилых людей, но и совсем молодых, кому пришлось особенно нелегко.

Сегодня она поручила Мелани прием пациентов, чтобы та записывала их данные, подробности и симптомы недугов. Никаких записей медиками не велось, никто из врачей никаких подсчетов не вел, и всю административную и бумажную работу возложили на волонтеров. Мелани была рада, что она снова здесь. Впервые в жизни она чувствовала, что делает что-то неизмеримо важное, гораздо более важное, нежели пение. Во всяком случае, сейчас она чувствовала, что приносит немалую пользу. И работать с Мэгги ей было очень приятно.

В Пресидии сейчас работали и другие монахини и священнослужители из разных местных храмов. Здесь же можно было увидеть и пасторов других церквей, которые подходили к людям, разговаривали с ними и устанавливали кабинки для исповеди. Представители разных религиозных конфессий навещали раненых и больных и сами начинали разговор, подойдя к человеку, который, на их взгляд, нуждался в духовной поддержке. Иные из священнослужителей, если было необходимо, подавали еду в столовой. Мэгги знала среди них многих. Складывалось впечатление, что она знает всех. Когда Мелани ей сказала об этом – они присели немного передохнуть, – Мэгги рассмеялась:

– Давно живу на этом свете.

– Вам нравится быть монахиней? – Мелани было очень интересно узнать про Мэгги как можно больше. Самая интересная женщина, какую она встречала когда-либо в жизни. За свои почти двадцать лет она не встретила ни одного человека, который был бы таким же добрым, мудрым, глубоким и сострадательным. Сестра Мэгги жила согласно своим верованиям и не говорила об этом, а демонстрировала поступками. В ней была такая кротость и уравновешенность, которые не оставляли равнодушными никого, с кем бы она ни имела дела. Кто-то из работников госпиталя сказал, что вокруг нее распространяется великая благодать, и Мелани улыбнулась, услышав эти слова. Ей всегда нравился псалом с таким названием, и она часто пела его. А с этого момента она знала, что он будет напоминать ей о Мэгги. Этот псалом она записала на свой первый диск, и именно он позволил ей по-настоящему продемонстрировать голос.

– Мне очень нравится быть монахиней, – ответила Мэгги. – Всегда нравилось. Ни минуты не сожалела об этом. Это мое, – сказала она радостно. – Я счастлива быть невестой Христовой, – добавила она, что еще больше поразило ее молодую подругу. И тут Мелани заметила у нее на пальце тонкое обручальное кольцо из белого золота, которое, как рассказала Мэгги, она получила десять лет тому назад, постригаясь в монахини. Пришлось много времени провести в ожидании этого кольца, сказала она, и теперь оно для нее – символ той жизни, какую она ведет сейчас, и ее работы, которой она так гордится.

– Должно быть, нелегко быть монахиней, – заметила Мелани с глубоким уважением.

– Да вообще в этой жизни быть кем-то – трудно, – мудро заметила Мэгги. – Ваше дело тоже нелегкое.

– Нет, – возразила Мелани. – Это – мое. Для меня петь – легко, и это то дело, которое я люблю. Вот почему я этим занимаюсь. Но концертные туры иногда выматывают, приходится много переезжать и работать, не пропуская ни дня. Раньше мы колесили по дорогам на большом автобусе и порой находились в пути весь день, по прибытии сразу же репетировали, а потом выступали всю ночь. Сейчас – легче, летаем на самолете.

С успехом пришли и более легкие времена.

– Ваша мама всегда путешествует с вами? – спросила Мэгги, уже наслышанная о большом штате помощников, сопровождавших певицу. Но не величина штата интересовала ее больше всего, а то, что с Мелани ездит ее мама. В конце концов, девушке скоро двадцать… Ведь не подросток-вундеркинд, которому нужна неусыпная опека!

– Да, всегда. Она… она руководит моей жизнью, – вздохнула Мелани. – В молодости моя мама хотела быть певицей. Но была танцовщицей в Лас-Вегасе, и она счастлива, что у меня получилось. Иногда немного чересчур счастлива, – деликатно улыбнулась Мелани. – И меня она заставляет выкладываться без остатка.

– Ну, само по себе это неплохо, – заметила сестра Мэгги, – если только не слишком. Как вы считаете?

– Считаю, что иногда слишком, – честно призналась Мелани. – Моя мама всегда думает, что знает лучше всех.

– А на самом деле?

– Не знаю. Я думаю, она принимает те решения, которые она приняла бы, будь она на моем месте. Я не всегда уверена, что это мне подходит. Она чуть не умерла, когда я получила «Грэмми», – улыбнулась Мелани, и глаза Мэгги зажглись.

– Должно быть, это был очень важный момент, кульминация всей вашей тяжелой работы. Такое невероятное признание.

Она едва знала эту девушку, но ее наполнила гордость – премия «Грэмми»! Настоящий успех.

– Я посвятила эту награду маме, – тихо сказала Мелани. – У меня было такое чувство, словно это она победила. Без нее я не смогла бы добиться такого признания.

Но то, как она это произнесла, заставило мудрую монахиню задуматься: а был ли такого рода успех личным желанием Мелани – или она просто захотела порадовать свою мать.

– Надо много мужества и ума для того, чтобы понять, каким путем мы хотим идти в этой жизни и как его пройти, чтобы другие были довольны.

Мелани задумалась над ее словами.

– А ваша семья хотела, чтобы вы стали монахиней? Или их это… расстроило? – Глаза Мелани были полны любопытства.

– Они очень обрадовались. В моей семье этому придавали большое значение. Родителям больше хотелось, чтобы мы были священниками или монахинями, чем обзаводились семьями. Сейчас это звучит ненормально, но двадцать лет тому назад в католических семьях родители всегда хвастались подобными вещами. Один из моих братьев был священником.

– Был? – спросила Мелани, и Мэгги улыбнулась.

– Он ушел через десять лет и женился. Я боялась, что это убьет мою мать. Отца к тому времени уже не было, но он вряд ли бы это пережил. В моей семье принято, что если ты принял постриг, то не имеешь права оставлять орден. Говоря начистоту, я была разочарована его поступком. Хотя он прекрасный парень, и не думаю, что он сожалеет о своем поступке. У них с женой шестеро детей, и они счастливы. Так что его настоящее призвание – семья, а не Церковь.

– Вы никогда не мечтали, чтобы у вас были дети? – сочувственно спросила Мелани. Жизнь Мэгги казалась ей грустной – далеко от родных, никогда не была замужем, работает на улице с бездомными, и вся ее жизнь проходит в нищете. Но, оказывается, Мэгги это вполне устраивает. Она считает себя полностью состоявшейся, счастливой и совершенно довольной своей жизнью.

– Все, кого я встречаю, – мои дети. И те, кого я из года в год вижу на улице, и те, кому помогаю и спасаю от улицы. А еще есть особые люди, такие, как вы, Мелани, кто возникает в моей жизни и трогает мое сердце. Я очень рада, что встретила вас.

Она крепко обняла ее, когда их разговор закончился, и они вернулись к работе. В ответ Мелани тоже обняла ее – их симпатия была взаимной.

– И я очень рада, что встретила вас. Я хочу стать такой же, как вы.

– Монахиней? – улыбнулась Мэгги. – О, не думаю, что это обрадует твою маму! В монастырях звезд не бывает. В них предполагается жизнь, полная смирения и радостного отречения.

– Нет. Я имею в виду, помогать людям так, как это делаете вы. Я бы хотела делать что-то подобное.

– Почему нет, если есть желание. Для этого не надо вступать в религиозный орден. Все, что надо, это засучить рукава и начать работать. Вокруг нас очень много людей, кому нужна помощь, даже среди успешных. Деньги и успех не всегда делают людей счастливыми.

Это было сказано для Мелани, но, как она поняла, больше даже для ее матери.

– У меня нет времени для волонтерской работы, – с сожалением ответила Мелани. – Да и мама против того, чтобы я контактировала с больными. Она все время боится, что я заболею – и тогда прощайте, гастроли и выступления.

– Возможно, когда-нибудь ты найдешь время и для того, и для другого. Когда будешь постарше.

И когда ее мать ослабит хватку, если это вообще когда-то произойдет, мысленно додумала Мелани. Мэгги же стало казаться, что эта женщина, мать Мелани, проживает свою жизнь за счет дочери. С ее помощью реализует свои мечты. Ей посчастливилось, что Мелани теперь звезда. У синеглазой монахини было шестое чувство на людей – и она уловила, что Мелани – заложница собственной матери и в глубине души в ней зреет протест, она начинает бороться за то, чтобы освободиться.

Подкатил очередной автобус, и они опять занялись пациентами – накладывали швы, обрабатывали раны, успокаивали, кого-то определяли к врачам, кого-то отправляли отдыхать и в столовую. Из Мелани получилась хорошая помощница, и сестра Мэгги не скупилась на похвалу.

На обеденный перерыв они ушли позже, разобравшись с последним пациентом из последнего прибывшего автобуса, уже после полудня, и, сидя на солнышке, ели сэндвичи с индейкой, которые были на удивление очень вкусными. Оказывается, в лагере вызвались готовить несколько приличных поваров. Еда появлялась словно ниоткуда. Чаще всего она поступала как гуманитарная помощь от других городов и даже штатов. Беспрерывно поступало и необходимое медицинское оборудование, одежда и постельные принадлежности. Было ощущение, словно они живут в зоне военных действий, так как над ними постоянно, днем и ночью, кружились вертолеты. Многие поначалу жаловались, что вертолетный шум мешает им спать, но потом привыкали, да и что такое шум вертолета по сравнению со спасением и человеческим участием в судьбах тех, кто оказался в беде.

Они только что покончили с сэндвичами, когда Мелани заметила проходящего мимо них Эверета. Как и многие другие, он все еще был в том же, в чем его застало землетрясение, – в тех же черных брюках и белой парадной рубашке. Он прошел, не заметив их. На шее у него висела камера, через плечо болталась сумка от камеры. Мелани его окликнула. Он обернулся и, удивленно взглянув в их сторону, быстро подошел и сел на бревно, на котором они сидели.

– Что вы тут обе делаете? Еще и вместе. Как так случилось?

– Я работаю здесь. В полевом госпитале, – улыбнулась Мэгги.

– А я ее помощница, – добавила Мелани. – Когда нас перевезли сюда из костела, я пошла в волонтеры. Готовлюсь быть медсестрой, – гордо объявила Мелани, улыбаясь.

– И очень хорошей, кстати, – вставила Мэгги. – А вы, Эверет? Продолжаете снимать или просто пережидаете время, когда можно будет уехать? Вам дали здесь место? Вы не ранены? – сыпала Мэгги вопросами, так что Эверет выжидал, пока она закончит, чтобы ответить. Она не видела его с того утра после землетрясения, когда он неспешно отправился посмотреть, что происходит в городе. С момента, как они расстались, дома она не появлялась, поэтому он не нашел бы ее, если бы и попытался, в чем она, впрочем, весьма сомневалась.

– Не исключено, что придется пожить здесь. Все это время я был в убежище в центре города. Но его только что закрыли. Соседнее здание так наклонилось, что нас эвакуировали и предложили перебраться сюда. До сегодняшнего дня я все еще надеялся уехать, но это пока нереально. Из Сан-Франциско уехать не на чем. Так что мы здесь все на приколе. Но грех роптать… Бывает участь и похуже, – с улыбкой ответил он им обеим. – Зато мне удалось сделать несколько грандиозных снимков, – похвастался он и пополнил коллекцию своих шедевров, «щелкнув» их, улыбающихся, залитых солнцем, молодых, счастливых, сидящих рядом, голова к голове, на бревнышке.

Вряд ли кто-то поверит, что на снимке действительно Мелани Фри, суперзвезда – на бревне, в армейских штанах и шлепанцах, при исполнении обязанностей младшего медработника в полевом госпитале, сразу после землетрясения… Снимочку нет цены, хмыкнул про себя Эверет. Это плюс к тем нескольким обалденным снимкам Мэгги, которые он сделал в первую ночь. Ну когда же, когда он увидит их. Скорее бы вернуться в Лос-Анджелес. Ему не терпелось вкусить триумфа от этой безусловной удачи. Его редакторы будут пищать от восторга, увидев, что он им привезет. И кто знает, быть может, он выиграет еще одну премию. Интуиция подсказывала ему, что уж точно он немало выгадает в деньгах, если пристроит снимки не в один только журнал, который командировал его снимать пенки с благотворительного сиропа, но он сделал сильные снимки реальной жизни в момент трагедии. Такие потянут на историческую ценность. А если учесть, что подобного рода события происходят не чаще чем раз в сто лет, а то и реже… Да его материалу нет цены – с такой-то фактической достоверностью!

– Что вы собираетесь делать? – поинтересовался он у своих героинь. – Обратно на работу или сделаете перерыв?

Они вышли на воздух всего на полчаса, и теперь им пора было возвращаться на пост.

– Обратно на работу, – ответила Мэгги за них обеих. – А вы?

– Я думал пройти регистрацию, чтобы получить место. А потом, может быть, приду увидеться с вами. У меня будет возможность сфотографировать вас за работой, если ваши пациенты не будут против.

– Вам надо будет спросить у них, – серьезно ответила Мэгги. А Мелани вспомнила вдруг про его пиджак.

– Он был ни на что не годен, и я не думала, что снова увижу вас. Я его… выкинула. Не стоило, да?

Эверет рассмеялся, глядя на ее извиняющееся лицо.

– Не беспокойтесь. Утрата невелика. Он был взят напрокат. Но я за него отчитаюсь – пиджак послужил лучшим представителям человечества. – Он улыбнулся. – А вы – забудьте. – Все рассмеялись.

И тут Мелани вспомнила про монетку, сунула руку в карман штанов, вытащила ее и вручила ему. Это был его жетон за год трезвости, и он жутко обрадовался его возвращению: тер его в пальцах, словно он был волшебный, хотя для него так и было. Лишенный возможности в течение этих двух дней ходить на встречи, теперь он почувствовал подтверждение тому, что спасен от падения в бездну. Он поцеловал жетон и опустил его в карман брюк.

– Спасибо, что сохранили.

Мэгги и Мелани засобирались обратно в госпиталь, а Эверет – регистрироваться, чтобы получить место для ночлега. Зданий в Пресидии было много, и места хватало всем, так что риска остаться без койки не было никакого. Раньше это была военная база, которую закрыли много лет тому назад, но все постройки на ней сохранились, и в свое время Джордж Лукас построил здесь – в бывшем госпитале – свою легендарную студию.

– Чуть позже приду поболтать с вами, – пообещал Эверет. – Скоро вернусь.

Ближе к вечеру, когда улеглась суматоха, в лагере появилась Сара Слоун с детьми и непальской няней. У малыша подскочила температура, он держался за ушко, хныкал. Сара нервничала. Сета она оставила дома в том же состоянии мучительной безысходности, которая с каждым часом только усиливалась. Он знал, что нет никакой надежды на то, что банки откроются и у него появится возможность связаться в скором времени с внешним миром, чтобы прикрыть свои делишки. Его карьера, а может быть, и вся жизнь, к которой он привык за эти годы, закончилась. Для Сары тоже. Но в данный момент она волновалась только за малыша. Нельзя было дать ему разболеться. Она обратилась в больницу рядом с домом к врачам из кабинета неотложной помощи, но там ей сказали, что они принимают лишь с серьезными травмами, и направили ее в полевой госпиталь в Пресидию. Ей все же пришлось сесть в машину Пармани.

Мелани заметила Сару у стойки регистрации при входе и рассказала Мэгги, кто это. Они вместе подошли к Саре, и меньше чем через минуту малыш уже смеялся и что-то ворковал Мэгги на своем детском наречии, продолжая теребить ухо.

– Я сейчас найду для вас доктора, – пообещала Мэгги и исчезла. А через несколько минут поманила Сару рукой – та в это время разговаривала с Мелани, они печально вспоминали благотворительный вечер, ее выступление, а потом начался этот ужас… Маленькое общее такое недавнее прошлое сблизило их в эти минуты, как сближает прожитый вместе кусочек жизни, каким бы маленьким он ни был…

Мелани вместе с Сарой, ее дочкой и няней пошли следом за Мэгги туда, где их ждал врач. У малыша оказался отит, чего Сара и боялась. И доктор сказал, что у него красноватое горлышко, так что для лечения был назначен антибиотик, который, со слов Сары, Оливер уже принимал. Молли доктор вручил леденец на палочке и потрепал ее по волосам.

Когда они выходили из палаты, где их осматривал доктор, Сара вдруг увидела Эверета. Он кого-то искал глазами. Мэгги и Мелани замахали ему. Он подошел, обутый в те же ковбойские сапоги из кожи черной ящерицы. Сапоги пережили землетрясение без видимых последствий.

– Силы небесные, дежавю… Что это? Возобновление благотворительного вечера? – увидев Сару, пошутил Эверет. – Вечер, кстати, был замечательный, – серьезно добавил он. – Немного страшноватый конец, но все, что было до него, было великолепной работой, проделанной вами.

Он улыбнулся ей. Сара поблагодарила его, ответив в тон ему какой-то изящной незначащей фразой, и Мэгги, слушая их разговор, невольно подумала: Сара смеется шуткам Эверета, но в ней поселилась какая-то затаенная боль, и дело тут не в болезни сына и не в землетрясении, так показалось Мэгги. Сара расстроена чем-то еще, а не просто переживает то, что и все. Есть, есть еще какая-то причина для ее подавленного состояния, со своей цепкой наблюдательностью и проницательностью Мэгги в этом не сомневалась.

Она передала малыша на руки няне, прижавшись к которой стояла Молли, и попросила Сару отойти на минутку с ней. Они оставили оживленно беседующих Мелани и Эверета, няня в это время присматривала за детьми, и Мэгги отвела Сару немного в сторонку, чтобы те не слышали их разговор.

– У вас все в порядке? – напрямик спросила Мэгги. – Вы выглядите очень расстроенной. Я могу вам чем-то помочь?

У Сары начали наворачиваться слезы, и Мэгги получила подтверждение тому, что спросила не зря.

– Нет… я… на самом деле… все нормально… ну… действительно… у меня проблемы, но вы ничем не можете мне помочь. – Она уже готова была поделиться с Мэгги бедой, но поняла, что не стоит. Это могло быть небезопасно для Сета. Не имея на то причин, она все еще молила Бога, чтобы никто не узнал про его проделки. Шестьдесят миллионов, не отправленные по адресу и нелегально находящиеся у него на руках, не оставляли никаких надежд на то, что его преступление не будет раскрыто и останется без наказания. Ей становилось всякий раз дурно, когда она думала об этом, и это отражалось на ее лице.

– Это из-за мужа… Больше ничего не могу добавить. – Она вытерла слезы и благодарно улыбнулась монахине. – Спасибо, что спросили.

– Хорошо, вы знаете, где меня найти. – Мэгги схватила ручку и листок бумаги и написала на нем номер своего телефона. – Как только сотовая связь заработает, позвоните мне по этому номеру. А пока я буду здесь. Иногда полезно поговорить с кем-то просто по-дружески. Не хочу бесцеремонно вторгаться в вашу личную жизнь, но, если вы посчитаете, что я смогу вам в чем-то помочь, позвоните мне.

– Спасибо, – с благодарностью ответила Сара. Она вспомнила, что Мэгги была на вечере в числе приглашенных монахинь. И так же, как Мелани и Эверет, она подумала, что Мэгги совсем не похожа на монахиню, особенно сейчас, когда она стояла в джинсах и высоких розовых кедах фирмы «Конверс». Выглядела она удивительно молодо и очень привлекательно. Но у нее был взгляд женщины, которая много чего повидала, и в глазах ее не было ничего от незрелой молодости.

– Я позвоню вам, – пообещала Сара, и через пару минут они вернулись. Сара успела вытереть слезы. Эверету тоже показалось, что у нее что-то случилось, но он промолчал. Он опять начал отпускать ей комплименты по поводу благотворительного вечера и восхищаться суммой пожертвований, которую они сумели собрать. Это было неподражаемо, сказал он, особенно роль во всем Мелани. Для каждого он нашел приятные слова – такой симпатичный и добродушный парень.

– Жаль, что я не могу поработать здесь волонтером, – воодушевилась Сара, под впечатлением от их общей встречи и всей обстановки.

– Вам надо быть дома, с детьми, – ответила ей Мэгги. – Вы им нужны. – Но сердцем она почувствовала, насколько самой Саре сейчас нужны ее дети. Муж мужем, но дети…

– Больше никогда не оставлю их, – глухо проговорила Сара. – Даже в голову не могло прийти, что такое может случиться. Я думала, с ума сойду, пока не добралась до дома в ту ночь…

А вот Пармани попасть к себе домой так и не смогла. Район, в котором она жила, превратился в руины, и доступ в него был перекрыт. Они подъезжали, чтобы посмотреть на дом, но полиция не разрешила приблизиться, так как у него частично обрушилась крыша.

Городские службы и офисы не работали. Финансовый район закрыт, и въезд в него заблокирован. Без электричества, с неработающими магазинами, без газа и телефонной связи… Сара мучилась вопросом: сколько они еще пробудут в своем доме и лишатся ли они его в будущем? Возможно – она на это надеется, – какое-то время они еще там поживут, а при самом плохом раскладе, быть может, Сету все же удастся договориться…

Поблагодарив Мэгги за помощь и дав ей номер своего телефона, Сара с детьми и няней погрузились в машину и отбыли. Уходя, Сара тепло попрощалась и с Эверетом и Мелани. Она сомневалась, что увидит кого-то из них еще раз. Оба они из Лос-Анджелеса, и вряд ли ей суждено встретиться с кем-то из них. Сара действительно очень понравилась Мелани, а ее вечер был первоклассным, как выразился Эверет. Ужасный финал не в счет.

После ухода Сары Мэгги отправила Мелани получать медикаменты, а сама стояла сейчас и разговаривала с Эверетом. Мэгги знала, что главный склад, где сосредоточены медикаменты, достаточно далеко, поэтому Мелани не скоро вернется. Это не было подстроено, ей действительно нужны были материалы для оказания помощи. Особенно хирургическая нить. Все врачи, с кем Мэгги работала, говорили, что у нее получаются очень красивые швы. Это из-за того, что многие годы, когда она жила в монастыре, она вышивала. В возрасте помоложе она очень любила проводить вечера в компании с другими монахинями за рукоделием. Они собирались после ужина, чтобы посидеть и пообщаться. Через годы, когда она уже жила одна в квартире, она редко садилась с вышивкой, можно сказать, совсем этого не делала. Но у нее до сих пор был маленький аккуратный стежок.

– Кажется, она приятная женщина, – сказал Эверет о Саре. – Я действительно считаю, что это было исключительно грандиозное мероприятие, – продолжал он лестно высказываться в адрес Сары, несмотря на то, что ее уже здесь не было. И хотя она была гораздо более консервативной, чем те люди, с кем он привык общаться, Сара ему нравилась. За ее чуть строгим внешним видом скрывалось что-то очень настоящее и цельное. – Забавно, как пересекаются людские пути, правда? Судьба – чудесная штука, – продолжал Эверет. – Я столкнулся с вами возле отеля, потом всю ночь следовал за вами… И вот я тут – и я опять наталкиваюсь на вас… Мелани я тоже встретил той ночью и отдал ей свой пиджак. Потом вы и она встречаетесь здесь, а я нахожу вас обеих, а организатор благотворительного вечера, который свел нас всех вместе, идет в полевой госпиталь со своим малышом, у которого заболело ухо, и вот мы теперь здесь опять все вместе… Что скажете? Тут явно не обошлось без провидения… В таком городе, как Сан-Франциско, это просто чудо немыслимое, если два человека когда-то встретятся вновь, а нам это удалось всего за несколько дней. Знаете, это как-то успокаивает, когда видишь знакомые лица. Мне это очень нравится, – улыбнулся он Мэгги.

– Мне тоже, – согласилась она. Она так часто в своей жизни имела дело с совсем незнакомыми ей людьми, что теперь получала удовольствие от встречи с… друзьями. Да, она так и подумала – с друзьями. Такое было у нее ощущение.

Они продолжали еще разговаривать, но пришла Мелани. Она принесла все, что заказывала Мэгги, и выглядела очень довольной. Она использовала любую возможность, чтобы быть полезной, и сейчас чувствовала себя победительницей, потому что кладовщик выдал ей все, что значилось в списке, а он был не маленький. Он выдал ей все медицинские препараты, которые нужны были Мэгги – и эластичные и сетчатые повязки нужного размера, и передал еще целую коробку липкой ленты для фиксации бинтов.

– Иногда мне кажется, что вы больше медсестра, чем монахиня. Вы много помогаете раненым, – заметил Эверет. Она кивнула, но полностью не согласилась.

– Я помогаю не только тем, у кого телесные раны, но и тем, у кого душевные, – тихо сказала Мэгги. – И вы думаете, что я более медсестра, чем монахиня, потому что это для вас привычнее. Но, по правде, я больше монахиня, чем кто-либо еще. Пусть мои розовые башмаки не вводят вас в заблуждение. Я ношу их для смеха. Но быть монахиней – серьезное дело, и это самое главное в моей жизни. Я думаю, береженого Бог бережет. Мне всегда нравилось это выражение, я полностью с ним согласна. Людям будет некомфортно, если я буду бегать тут и всем сообщать, что я монахиня.

– Это почему? – спросил Эверет.

– Видите ли… люди, по моим наблюдениям, боятся монахинь, – уверенно ответила Мэгги. – Если не боятся, то относятся к ним с настороженностью… сторонятся их… видят в этом ненормальность какую-то… вы меня понимаете? Вот почему меня радует, что теперь можно ходить, не облачаясь в рясу. Она приводит людей в замешательство.

– А мне кажется, раньше монахини были и впрямь хорошенькие. Когда я был моложе, мне нравилось на них смотреть. Они были такие красивые, по крайней мере, некоторые из них. Просто сейчас редко увидишь молодую монахиню. Возможно, это и к лучшему.

– Да, может быть, вы и правы. Сейчас в монастырь не идут так рано. В мой орден в прошлом году поступили только две женщины, и то уже обеим было за сорок, и еще одна вдова, которой исполнилось пятьдесят. Времена изменились, но хорошо, что сейчас те, кто уходит в монастырь, знают, зачем они это делают. В мое время очень многие совершали ошибки. Они уходили в монастырь, а им не следовало этого делать. Там трудная жизнь, – честно сказала Мэгги. – Приходится сильно приспосабливаться, независимо от того, какая жизнь была у тебя до этого. Жизнь в монастыре – это всегда серьезное испытание. Она очень далека от мирской жизни. То есть – должна быть далека, но трудно избавиться от простых привычных реакций – мелкой человеческой ревности, зависти, негодования, каких-то бытовых нехороших чувств… Хочу признаться, я скучаю сейчас по тому времени. Но, к счастью, я прихожу в свою квартиру только спать.