Текст книги "Круг жизни"

Глава 6

В два часа пополудни 21 декабря поезд подкатил к платформе Пенн-стейшн. Падал легкий снежок, все вокруг было белым-бело, как и полагалось в канун Рождества. Тана подхватила свои вещи, пробилась сквозь вокзальную толпу наружу и наняла такси. При одной мысли, что едет домой, ею овладело уныние. Это было несправедливо по отношению к Джин, однако Тана предпочла бы оказаться в любом другом месте, за что чувствовала себя немного виноватой. Ее тяготила и сама предстоящая встреча с матерью, и необходимость участвовать в никчемном мероприятии. Последние две недели мать звонила Тане почти каждый вечер и делилась мельчайшими подробностями подготовки к этому важному для нее событию. Джин похвалилась, что купила дочери шикарное белое платье: тончайшего шелка, отделанного атласом, с вышитыми бисером по подолу некрупными белыми цветами. Стоило оно безумно дорого, но Артур милостиво предложил ей записать расходы на его счет.

«Он так добр к нам, солнышко».

Сидя в такси с закрытыми глазами, Тана почти воочию видела выражение лица Джин, когда та говорила эти слова. Ну почему… почему она так пресмыкается перед ним? Что такого он для нее сделал? Разве что позволял прислуживать ему, выполнять все его прихоти да тешить себя напрасными надеждами. Если он так ее любит, как утверждала Джин, то какого дьявола не женится на ней? Уже долгие годы тянется этот фарс с ее матерью и Артуром в главных ролях. Дарнинги всегда были так «добры» к ним обеим, особенно Билли… Завтра ей придется тащиться на этот треклятый вечер. В качестве сопровождающего она пригласила давнего знакомого, жуткого зануду Джорджа Чандлера. Внешне молодой человек производил приятное впечатление, и Джин – Тана в этом не сомневалась – будет довольна ее выбором. Да уж, веселенький вечер ей предстоит, но ничего уж с этим не поделаешь. Главное, что ее кавалер не позволит себе ничего непристойного.

Когда Тана приехала домой, Джин еще не вернулась с работы. Включив свет и осмотревшись, девушка устыдилась своих мыслей, осознав, каких усилий стоило матери содержать их дом, какой ценой ей это удавалось. Однако теперь все выглядело другим в ее глазах: более мелким и мрачным, как если бы она сама подспудно изменилась и уже не подходила к прежним условиям. Она поймала себя на том, что вспоминает дом Блейков в Вашингтоне, в котором чувствовала себя так хорошо: не такой претенциозный, как особняк Дарнингов, но уютный и теплый – добротный дом для настоящей семьи. Как бы и ей хотелось иметь такую.

До Вашингтона они с Шерон ехали вместе, потом подруга сошла с поезда, и Тана смотрела ей вслед, испытывая такое чувство, что они больше не увидятся. Словно почувствовав ее взгляд, девушка обернулась широко ей улыбнулась и помахала на прощание рукой. Скоро она скрылась из виду, а поезд пошел дальше, на север.

И вот Тана сидит у себя в комнате и смотрит на свои сумки, с трудом сдерживая слезы.

Хлопнула входная дверь, и раздался радостный возглас Джин:

– Кто это там приехал? Моя дорогая девочка?

Джин, как всегда, не заметила состояния дочери, заключила ее в объятия и прижала к груди. Потом, отступив на шаг, оглядела Тану:

– О, да ты прекрасно выглядишь! Настоящая красавица.

Джин и сама выглядела не хуже: щеки разрумянились от мороза, на кончиках волос осел иней, на Тану смотрели огромные темные глаза, опушенные длинными ресницами. Не в силах сдержать нетерпение, она прямо в пальто побежала в свою спальню и принесла платье. Оно и правда оказалось роскошным: тончайший шелк ниспадал мягкими складками с обтянутых атласом мягких плечиков, которые Джин дали в магазине вместе с платьем. Оно смотрелось как свадебное, и Тана не смогла сдержать улыбку:

– А где же фата?

Мать улыбнулась ей в ответ и поддержала шутку:

– Как знать? Может, понадобится и она.

Тана покачала головой:

– К чему спешить? Мне всего восемнадцать.

– Это ничего не значит, моя радость. Как знать: вдруг завтра ты встретишь мужчину своей мечты.

Тана смотрела на мать, и не верила своим ушам: что-то в глазах Джин заставляло думать, что она вовсе не шутит.

– Ты что, и правда так думаешь, мам?

Джин Робертс улыбнулась: какое это счастье снова видеть Тану! – и приложила к ней платье, заранее зная, что оно будет смотреться на ней превосходно.

– Ты очень красивая, Тана, и где-то есть мужчина, который будет счастлив назвать тебя своей женой.

– Но разве ты не хочешь, чтобы я получила образование, обрела профессию, встала на ноги?

Джин нахмурилась.

– Разве не достаточно колледжа? Что плохого в том, чтобы выйти замуж и рожать детей?

– Так вот к чему все идет! – Тане чуть не сделалось дурно. – Этот ваш пресловутый «котильон» не что иное, как ярмарка домашних рабынь.

Слова дочери повергли Джин Робертс в шок.

– Тана! Какие ужасные вещи ты говоришь!

– Я знаю, что говорю! Мы как идиотки выстроимся в ряд, начнем приседать и ходить кругами, демонстрируя свои прелести, а богатые балбесы будут на нас глазеть. – Она прищурилась, будто кого-то разглядывает в лорнет, и прогнусавила: «Ну-с, давайте посмотрим. Я, пожалуй, возьму вон ту…» Черт побери, неужели к этому сводится вся наша жизнь?

– Сколько бы ты ни паясничала, мое мнение остается неизменным – это значительное событие для всех нас.

«Нет, мама, это нужно только тебе», – вихрем пронеслось у Таны в мозгу, но Джин выглядела такой несчастной, что вслух она этого не сказала.

– Почему ты всегда все усложняешь, Тана? Энн Дарнинг была очень довольна своим первым балом.

– Рада за нее. Но я не она. Энн сбежала в Италию с каким-то кретином, от которого ее папаше пришлось потом откупаться, еще и забеременеть ухитрилась, – припомнила Тана.

С тяжелым вздохом Джин опустилась на стул. Они не виделись больше трех месяцев, и теперь она почувствовала, как растет напряжение в их отношениях.

– Почему бы тебе просто не расслабиться и не повеселиться? Кто знает, может, и встретишь того, кто придется по душе?..

– Но я не хочу ни с кем встречаться! Да и идти туда мне вовсе не хочется.

Глаза Джин наполнились слезами.

– Я… мне только хотелось… мне так хотелось, чтобы у тебя…

Тана не могла видеть мать такой, поэтому опустилась на колени и приникла к ней.

– Прости, мам! Я была не права… Уверена, что бал будет чудесным.

Джин улыбнулась сквозь слезы и поцеловала дочь в щеку.

– А я уверена в другом, моя радость: ты будешь завтра самой красивой.

– В таком платье не может быть иначе.

Тана была тронута ее заботой, но в то же время подумала, что это напрасные траты: лучше бы купила что-нибудь на каждый день, чтобы ей не приходилось все время одалживать вещи у Шерон.

Следующим вечером, стоя перед зеркалом со взбитыми и поднятыми кверху волосами – точь-в-точь как у Жаклин Кеннеди, фото которой Джин видела на обложке журнала мод, – Тана в белом платье была похожа на златокудрую зеленоглазую сказочную принцессу. Джин не могла удержаться от счастливых слез: ее дочь само совершенство.

Некоторое время спустя за ними заехал Джордж Чандлер, и они втроем отправились на бал. У Дарнинга была назначена на этот вечер деловая встреча, но он пообещал подъехать – во всяком случае «сделает для этого все возможное» – так сказала дочери Джин, когда они ехали в такси. Тана промолчала, а про себя отметила эти типичные для него слова, за которыми ничего не стояло. Он говорил так в течение многих лет – на Рождество, на День благодарения, на день рождения Джин. На практике это обычно означало, что он не приедет, а пришлет цветы, телеграмму или письмо с поздравлениями. Тана помнила, какой растерянной выглядела в таких случаях мать, но сейчас Джин была слишком воодушевлена предстоящим событием, чтобы переживать из-за Артура. Сегодня она напоминала хлопотливую наседку. Все мамаши сгрудились в одном конце длинного бара, а в другом собрались главы семейств. Среди приглашенных были меценаты и покровители из богатых домов, но большую часть зала заполняла молодежь в возрасте Таны. Девушки были в платьях самых разных цветов и фасонов, и лишь немногие могли похвастаться белыми туалетами, купленными специально для этого случая. Это была разношерстная толпа, на фоне которой Тана, высокая и стройная, смотрелась как бриллиант в окружении стекляшек.

Джин наблюдала за дочерью с другого конца зала. Самый торжественный момент: церемония представления – наступил в середине вечера. Девушки проходили одна за другой перед гостями и, придерживая длинные юбки, делали книксен. Их вели под руку папаши. Втайне Джин надеялась, что Тану может представить Артур, но он, конечно же, не смог выбраться. Впрочем, он и так сделал для них немало, и было бы наглостью Джин рассчитывать на большее. Порозовевшая от волнения Тана вышла под руку с Джорджем Чандлером. Изящно присев, поклонилась гостям, опустила глаза и исчезла в толпе дебютанток. Джин даже расплакалась от гордости за дочь. Вновь заиграла музыка, и начались танцы.

Все было позади – официальное представление состоялось. Тана оглядела зал, почувствовав себя в глупейшем положении. Не было ни воодушевления, ни радостного возбуждения, ни романтической дрожи в позвоночнике. Она исполнила желание матери, и больше от нее ничего не требовалось. Начавшаяся неразбериха дала ей возможность затеряться на какое-то время в толпе. Чандлер, похоже, по уши влюбился в улыбчивую рыжеволосую толстушку в замысловатом платье из белого бархата, и Тана благоразумно устранилась, позволив ему добиваться расположения предмета своей страсти. Она прошла в альков и со вздохом облегчения села в стоявшее там кресло, закрыв глаза, радуясь уже тому, что не видит толпу танцующих, своего кавалера, которого терпеть не могла, слез радости в глазах покинутой в одиночестве матери. Подумав о Джин, она снова вздохнула и вдруг услышала над собой мужской голос, заставивший ее вздрогнуть.

– Скучаем, красавица?

Тана подняла веки: перед ней стоял высокий темноволосый молодой человек с почти такими же зелеными глазами, как у нее самой. Его манеры были свободными, если не развязными: это проявилось в небрежной прическе, в кое-как завязанном черном галстуке, в том, как он держал стакан с виски, и во всей непринужденной позе. Он стоял и смотрел на нее сверху вниз, и в его взгляде каким-то непостижимым образом сочетались усмешка и восхищение.

– И кто только придумал этот маскарад?

Тана неуверенно кивнула, внимательно посмотрела на него: у нее почему-то было ощущение, что они уже встречались, – и неожиданно для себя рассмеялась.

– Что вам сказать? Фарс, и ничего более.

– Вы правы. Ярмарка молодых телочек. Мне уже приходилось посещать такие вечеринки.

Тане, однако, показалось, что, несмотря на свой глубокомысленный вид, он слишком молод и вряд ли успел приобрести большой опыт.

– И давно вы к этому пристрастились?

Он хитро усмехнулся, будто уличенный во лжи мальчишка.

– Да в прошлом году меня по ошибке пригласили на подобное сборище. Боже мой, какая это была скукотища! – Окинув ее оценивающим взглядом, он прихлебнул из своего стакана. – А вы как попали сюда, принцесса?

Она решила поддержать их шутливый диалог и ответила:

– Приехала на такси.

– У вас прекрасный кавалер. – Он опять саркастически усмехнулся, и Тана невольно засмеялась. – Вы с ним уже помолвлены?..

– Боже упаси!

– Это доказывает, что вы не лишены минимального здравого смысла.

Молодой человек в ленивой аристократической манере, будто нехотя, цедил слова. Казалось, он готов был иронизировать над всем и вся, комично закатывал глаза и буквально очаровал Тану. Чувствовалось в нем что-то дерзкое и вызывающее. При легкой небрежности одет он был модно и далеко не дешево. Его манеры могли показаться шокирующими, но это идеально подходило к ее настроению.

– Так вы, стало быть, знаете Чандлера?

Незнакомец усмехнулся.

– Мы с ним два года вместе учились и жили в одном интернате. Джордж неподражаемо играет в гандбол и неплохо смотрится на теннисном корте, но не самый классный игрок в бридж! По математике, истории и биологии он, помнится, не блистал: между ушами у него полная пустота.

Тана не могла удержаться от смеха. Она никогда не симпатизировала Чандлеру, а этот человек обрисовал его с беспощадной – прямо-таки хирургической – точностью.

– Нарисованный вами портрет очень похож на оригинал. Вы весьма наблюдательны, хотя и не слишком корректны.

– Мне за расшаркивание ножкой не платят.

Он с озорной улыбкой, прихлебнув виски, медленно окинул взглядом ее фигурку.

– А за что вам платят?

– Пока, собственно, ни за что. – На этот раз его улыбка была благожелательной. – И, бог даст, мне не придется переживать по этому поводу.

– Где вы учитесь?

Он наморщил лоб, словно силясь припомнить что-то важное, потом уставился на нее с совершенно идиотским видом и виновато улыбнулся.

– Вот беда… Я, кажется, запамятовал. А вы?

– В Грин-Хиллсе.

Он комично вскинул бровь, и по лицу его опять скользнула озорная улыбка.

– Как это аристократично! И на чем же вы специализируетесь? Изучаете историю рабовладельческих плантаций или способы заварки чая?

– И то и другое. – Не переставая смеяться, Тана встала с кресла. – По крайней мере хоть чему-то учусь, не то что некоторые.

– Ну хорошо, это два года, а что потом, принцесса? Может, то, ради чего вы приехали сегодня сюда? Охота на мужа? – Он поднес руку ко рту, изображая, что говорит в микрофон: – Всем кандидатам в мужья предлагается встать вдоль задней стены зала! Все здоровые белые молодые самцы с соответствующей родословной поднимают правой рукой дипломы об образовании, полученные их папашами. Нам необходимо также знать название школы, где вы учились, группу крови, наличие водительского удостоверения, размер вашей доли имения и как скоро вы вступите во владение ею…

Тана покатывалась со смеху, а он, уже спрашивал конфиденциальным шепотом:

– Вы уже присмотрели себе кого-нибудь? А может, у вас безумная страсть к Джорджу Чандлеру?

– Да, вы правы: я влюблена в него по самые уши, – ответила она ему в тон и медленно направилась в танцевальный зал.

Он пошел за ней следом, но заметив, что на другой стороне зала ее кавалер целует свою рыженькую толстушку, нарочито трагично проговорил:

– У меня для вас печальная новость, принцесса: вам грозит измена.

Тана обернулась, посмотрела в его зеленые глаза и, сокрушенно пожав плечами, как можно серьезнее, хотя в ее глазах прыгали смешливые чертики, произнесла:

– Между нами все кончено! Теперь у меня только один путь – в монастырь!

– Хотите потанцевать?

– С удовольствием.

Он положил руку ей на талию и ловко ввел в круг танцующих, уверенно, свободно, ощущая себя хозяином положения. После первого танца он спросил:

– А как зовут зеленоглазую принцессу?

– Тана Робертс.

– А меня зовут Гарри. – Он вдруг отвесил низкий шутовской поклон и добавил: – Гаррисон Уинслоу-четвертый, если вам угодно. Но я бы предпочел просто «Гарри».

– Наверное, я должна быть польщена?

Разумеется, она была под впечатлением, но ни за что на свете не согласилась бы это показать.

– Только в том случае, если вы регулярно читаете газетные колонки, посвященные хронике светской жизни. Гаррисон Уинслоу-третий, мой родитель, занимается тем, что валяет дурака в разных столицах планеты, чаще всего в Париже и Лондоне, иногда, если есть время, заезжает в Рим, в Санкт-Мориц, Мюнхен, Берлин. Когда нет выбора, наведывается в Нью-Йорк, чтобы выдержать очередное сражение с опекунами, которым моя бабушка вверила довольно недурное имение. Однако он не слишком любит Штаты, а точнее – меня.

Гарри говорил все это скучающим, монотонным голосом аристократа, а Тана безуспешно пыталась угадать, что происходит у него в душе.

– Матушка отправилась в мир иной, когда мне было четыре года. Я ее совсем не помню, только иногда всплывет что-то такое, почти неуловимое… запах духов, смех на лестнице, когда они с отцом уезжали куда-нибудь в гости или в ресторан; чье-то платье, вдруг навевающее воспоминания… Она покончила с собой. «Женщина с крайне неустойчивой психикой, – говорила о ней моя бабушка, – но очень недурна собой». С тех пор мой бедный отец зализывает свои раны… Я забыл упомянуть еще Монако и Антильские острова – там он тоже зализывает раны. Разумеется, не один, а с ассистентками. В Лондоне имеется постоянная: он останавливается у нее регулярно; еще одна, очень красивая, ждет его в Париже… С другой он любит ездить в горы покататься на лыжах. Есть еще китаянка – в Гонконге. Раньше он брал меня с собой: я тогда еще не учился, – но потом оказалось, что со мной трудно ладить, и он стал ездить один. Вот такие дела… По крайней мере, – он цинично улыбнулся, – теперь вам известно, что собой представляет Гаррисон Уинслоу или хотя бы один из них.

– А вы сами? – спросила она негромко, без намека на веселье. Он рассказал ей больше, чем хотел: четвертая порция виски развязала ему язык, хотя и не помешала танцевать с обычной уверенностью, – но вовсе не жалел о своей откровенности. Все в Нью-Йорке знали, кто такие Гарри Уинслоу, отец и сын… – Вы такой, как он?

Он беспечно пожал плечами и снова улыбнулся:

– Во всяком случае, стараюсь походить на него, так что будьте осторожны, красавица!

С этими словами он схватил ее в охапку и снова потащил в круг.

Тана заметила, что за ними наблюдает ее мать. Джин не спускала с них глаз, потом стала наводить справки о кавалере дочери, и полученная информация ее не разочаровала.

– Вы часто встречаетесь с отцом?

У Таны не шли из головы слова Гарри. Ей показалось, что он очень одинок: без матери, в интернате, с отцом-распутником, мотавшимся по свету в поисках острых ощущений…

– Не слишком. У него нет на меня времени. – На какие-то секунды он показался Тане маленьким мальчиком, и ей стало его жаль, однако он быстро собрался и поспешил перейти в наступление. – А вы кто такая, Тана Робертс? Я ничего о вас не знаю, если не считать вашего неумения выбирать ухажеров.

Он кивнул в сторону Чандлера, страстно прижимавшего к себе рыжеволосую партнершу, и оба весело рассмеялись.

– Мне восемнадцать лет, не замужем, учусь, как вы уже знаете, в женском колледже.

– Господи! Как это скучно. А любовники?

Ее лицо сделалось непроницаемым, будто захлопнулась некая дверь, и это не осталось без внимания.

– Их нет.

– Успокойтесь, я не имел в виду Чандлера, хотя, признаюсь, с ним тягаться трудно.

Бедный Джордж! Они оба потешались над ним. Он был самым тупым созданием, каких она когда-либо знала, и постоянной мишенью насмешек одноклассников.

– Что остается? Родители? Незаконнорожденные дети? Любимые собачки? Подруги? Хобби?.. Стойте! – Он похлопал рукой по карманам, будто что-то потерял. – У меня должна быть анкета… Все вышеперечисленное? Или ничего?

Оба расхохотались.

– Только мама. Никаких собачек и уж тем более детей.

Он сделал вид, что опечалился.

– Вы меня разочаровали: я думал, вы способны на большее. – Музыка начала затихать, и Гарри огляделся вокруг. – Здесь становится скучно. Может, махнем куда-нибудь поужинать и выпить?

Она улыбнулась.

– Я не против. А Чандлера возьмем с собой?

Гарри изящно поклонился.

– Предоставьте это мне.

Он куда-то исчез, но скоро вернулся. На лице его играла свирепая улыбка.

– О боже! Что вы с ним сделали?

– Я ему сказал, что его флирт с этой рыжей девкой вас ужасно расстроил и мне придется отвезти вас к психиатру…

– Вы не могли так сказать!

– Мог! – заявил он упрямо, но через мгновение расхохотался. – Если по правде, я сказал ему, что вы наконец прозрели и предпочли ему меня. Он передал вам поздравления с удачным выбором и сбежал вместе со своей толстухой.

Как было на самом деле, Тана знать не могла, но видела, как Чандлер с сияющим лицом помахал им рукой, прежде чем скрыться с рыжеволосой девушкой. Значит, все в порядке.

– Я должна сказать матери, что ухожу. Вы не возражаете?

– Ничуть. Впрочем, я, конечно же, не хочу вас отпускать, но боюсь, что у меня нет выбора.

Когда Тана представила его Джин, Гарри держался как истинный джентльмен и произвел нужное впечатление. Молодые люди ушли, а Джин поехала домой одна, жалея, что Артур так и не приехал: посмотрел бы на Тану и порадовался за нее. Вечер удался на славу, и девочка, вне всякого сомнения, хорошо повеселилась. Она ушла вместе с Гарри Уинслоу-четвертым. Джин знала эту фамилию – во всяком случае слышала.

– А чем занимается ваш отец? – Гарри вытянул ноги, развалившись на сиденье такси.

Они направлялись в ресторан «21» – он предпочитал его другим заведениям, когда жил в Нью-Йорке. На Тану это произвело впечатление. С ним ей было куда интереснее, чем с Джорджем Чандлером. Она уже давно ни с кем никуда не выходила и даже успела забыть, как это бывает. Ее спутники никогда не были такими, как Гарри. Обычно они всей компанией отправлялись в пиццерию где-нибудь на Второй авеню. Было это еще до выпускного вечера… до Билли Дарнинга…

– Он погиб на войне еще до моего рождения.

– Это было мудро с его стороны: калекам куда тяжелее. – Это навело Тану на мысль о его матери, покончившей с собой, но она так и не решилась спросить его о причине. – Матушка больше не вышла замуж?

– Нет. – Немного поколебавшись, Тана решилась добавить: – Но у нее есть друг.

Ей казалось, что Гарри можно рассказать об этом. Было у него в глазах нечто такое, что располагало к нему и внушало доверие. Он все воспринимал как надо.

– И он женат.

Она густо покраснела, но он, к счастью, этого не заметил.

– Что заставляет вас так думать?

– Природная сметка, я полагаю.

Это уже переходило всякие границы. У Таны могло бы появиться желание влепить ему пощечину, если бы не мальчишеская бесшабашность, которая делала его таким привлекательным. Его дерзость была столь откровенной, что сердиться она не могла.

– Я угадал?

При других обстоятельствах она ни за что не призналась бы в этом, но тут не устояла.

– Да. Вернее, был женат в начале их отношений. Вот уже четыре года, как он овдовел, а жениться… не хочет. У него есть самовлюбленный сынок, настоящий подонок.

Тана еще никогда не употребляла столь сильных выражений при посторонних, да и с Шерон такого себе не позволяла. Гарри, однако, и глазом не моргнул.

– Мужчины почти все такие. Видели бы вы моего предка! Его путь усеян безутешными жертвами, он меняет женщин как перчатки – говорит, это чтобы не потерять форму.

– Неужели он такой неотразимый?

– Вовсе нет, просто эгоист и ходок. Неудивительно, что мама решила свести счеты с жизнью.

Тана поняла, что он не мог простить отцу смерть матери, и сердце ее сжалось от сочувствия.

Такси подкатило к подъезду ресторана, Гарри заплатил, они вышли, а через несколько секунд уже окунулись в праздничную атмосферу фешенебельной роскоши. Тана была здесь лишь однажды, когда они с матерью отмечали окончание ею школы. Ей понравились игрушки, подвешенные над стойкой, изысканно одетая публика, в которой Тана сразу узнала двух кинозвезд. Метрдотель при виде Гарри расплылся в приветливой улыбке и направился в их сторону – судя по всему, безмерно обрадовался завсегдатаю. Они немного задержались у стойки и направились к своему столику. Гарри заказал шампанское, бифштекс с кровью, а Тана – омлет с грибами.

Вдруг он заметил, как лицо спутницы омрачилось. Проследив за ее взглядом, он увидел за столиком в противоположной части зала веселую компанию во главе с немолодым уже мужчиной, который обнимал совсем юную девушку. Гарри похлопал Тану по руке:

– Старая любовь, как я понимаю?

Он был удивлен: его спутница не была похожа на тех девчонок, которые охотятся за богатыми папиками.

– Во всяком случае, не моя.

Он мгновенно оценил ситуацию:

– Друг твоей матери?

– Да, а ей сказал, что у него деловая встреча.

– Может, так и есть.

– Не думаю. – Она обратила на Гарри жесткий взгляд. – Больше всего меня бесит, что мать считает его чуть ли не святым. Для него всегда находятся оправдания. Она сидит целыми вечерами одна и ждет его. Чаще всего он не приходит, а она все равно готова перед ним пресмыкаться.

– Как долго они вместе?

– Двенадцать лет.

Он присвистнул:

– Ничего себе!

Тана бросила в сторону Артура враждебный взгляд. «Похоже, он ни в чем себе не отказывает». Увиденное вновь напомнило ей о Билли, и она отвернулась, чтобы не расплакаться, однако Гарри успел заметить выражение боли в ее глазах, и мягко сказал:

– Не принимайте это близко к сердцу, принцесса.

Тана посмотрела на него.

– Это ее дело, не мое.

– Умница! Только не надо об этом забывать. Каждый волен сам распоряжаться своей судьбой. – Он улыбнулся. – А вы так и не ответили на мои нескромные вопросы. Что вы собираетесь делать после окончания колледжа?

– Не знаю. Может быть, поступлю в Колумбийский университет. Я хочу учиться дальше.

– Перспектива выйти замуж и завести детишек – штук этак пять – вас не устраивает?

Оба рассмеялись, потом Тана сказала:

– Покорно благодарю, хотя это голубая мечта моей мамочки. А что насчет вас? Уверена, что где-то вы все-таки учитесь?

Он поставил свой бокал и вздохнул.

– Ничего от вас не скроешь: глаз-алмаз. В Гарварде. Звучит немного претенциозно, да? Потому и не хотел говорить.

– Это правда?

Гарри усмехнулся.

– К несчастью, да, однако не теряю надежды вылететь оттуда к концу учебного года, к чему прилагаю все усилия.

– Не верю. Если бы вы плохо учились, то не смогли бы туда поступить.

– Как это не смог бы? Это абсурд! Я – Уинслоу, моя дорогая! Такие, как мы, всегда поступают. Собственно говоря, этот университет и существует на наши деньги.

Его слова произвели на нее впечатление.

– Тем не менее учиться там вы не хотите?

– Не очень. Я хотел уехать куда-нибудь на Запад: в Стэнфорд или в Калифорнийский университет, – но у моего отца это что-то вроде идеи фикс. Переубеждать его не имело смысла, вот я и поступил, а теперь валяю дурака, вынуждая преподавателей раскаиваться в том, что меня приняли.

– Похоже, вы и правда не подарок, – рассмеялась Тана и заметила, что Артур и его компания уходят. Он ее не видел, и она не знала, радоваться этому или нет.

– А вы приезжайте ко мне туда как-нибудь. Ну, скажем, во время весенних каникул.

Она засмеялась и отрицательно покачала головой.

– Не думаю, что это возможно.

– Вы мне не доверяете? – искренне удивился Гарри, и в эту минуту Тана увидела в нем вполне зрелого молодого человека со светскими манерами.

– Честно говоря, нет. – Она сделала глоток шампанского, и оба рассмеялись.

Тана поймала себя на мысли, что ей с ним очень хорошо. Впервые за долгое время она встретила парня, который ей понравился, просто как друг: остроумный, с ним легко общаться и можно посмеяться, ему можно открыть то, что не говорила никому, кроме Шерон. При мысли о подруге ей пришла в голову идея.

– Я могу приехать, но не одна.

– А с кем? – спросил он подозрительно.

– С подругой, соседкой по комнате.

Гарри заинтриговал ее рассказ о Шерон Блейк.

– Дочь Фримена Блейка? Это меняет дело. Она и в самом деле такая замечательная, как вы ее расписываете?

– В сто раз лучше.

Тана поведала историю похода в кафе, где их не стали обслуживать, потом рассказала про лекцию Мартина Лютера Кинга. Он слушал с видимым интересом.

– Я хотел бы с ней познакомиться. Вы действительно сможете приехать в Кембридж этой весной?

– Не исключено, но я должна спросить у нее.

– Похоже, вы срослись, как сиамские близнецы?

Гарри с удовольствием окинул взором собеседницу. Это была одна из самых симпатичных девушек, каких он когда-либо знал. Ради того, чтобы повидать ее лишний раз, он был согласен на все. Пусть привозит с собой кого угодно.

– Вроде того. Я ездила к ней в гости в Вашингтон на День благодарения и хотела бы сделать ответное приглашение.

– Но почему бы вам не пригласить ее сюда?

Последовала долгая пауза, потом Тана подняла на него глаза.

– Мою мать хватит удар, если она узнает, что Шерон цветная. Я рассказывала ей о подруге все, кроме этого.

– Вот чудеса-то! – засмеялся Гарри. – Не помню, говорил ли я вам, что моя бабушка со стороны матери темнокожая?

Это было сказано с такой серьезностью, что она почти поверила. Он не выдержал и рассмеялся, а она сделала обиженное лицо.

– Ничего себе, шуточки!.. Милости просим в гости.

– Но мне бы хотелось, чтобы вы были моей гостьей.

Он позвонил ей на следующий день и пригласил через два дня на ланч.

– Это тот самый молодой человек, с которым ты познакомилась вчера?

Было субботнее утро, и Джин читала, лежа в постели. Артур не звонил, и она умирала от нетерпения рассказать ему, как прошел бал, однако не решалась побеспокоить. Ей приходилось ждать, когда он позвонит сам, – так повелось еще при жизни его жены. Ко всему прочему, он, наверное, занят рождественскими заботами, своими детьми.

– Тот самый, – ответила Тана.

– Он показался мне симпатичным.

– Не только тебе.

Тана, однако, знала, что критерии оценки у них с матерью разные. Гарри может быть язвительным и непредсказуемым, возможно, слишком много пьет и, судя по всему, избалован донельзя, но с ней он вел себя вполне прилично: просто проводил ее до дому и пожелал доброй ночи. Напрасно она нервничала.

Когда Гарри через два дня зашел за ней перед ланчем, это был прилично одетый интеллигентный молодой человек, но стоило им сойти вниз, как он нацепил роликовые коньки, клоунскую шляпу и повел себя как сумасшедший. Так и ехал по улицам города, а она покатывалась со смеху, глядя на него.

– Гарри Уинслоу, вам известно, что вы спятили?

– Да, мадам! – воскликнул он с идиотской ухмылкой.

Так, на роликах, он и въехал в Дубовый зал, где они собирались позавтракать. Метрдотель был не в восторге, но поскольку хорошо знал посетителя, остановить не решился. Гарри заказал бутылку шампанского, и как только ее откупорили, выпил целый бокал. Поставив пустой бокал на стол, он с улыбкой взглянул на Тану.

– Кажется, это вошло у меня в привычку.

– Что, пить с утра? Да вы, похоже, алкоголик.

– Вы совершенно правы!

Он самодовольно улыбнулся и заказал завтрак для них обоих.

Покончив с едой, они прошли через Центральный парк к катку Уолмана, где простояли битый час, наблюдая за катающимися парами и беседуя о жизни. Гарри ощущал в девушке какую-то непонятную скованность: она не лезла к нему в душу, была осторожна и немного замкнута и вместе с тем – умна и отзывчива. Нет, она не была безразлична к людям с их проблемами, однако и руки помощи не предлагала. В ее лице он приобрел нового друга, но не более того. Она видела, что он это понимает и что это возбуждает его любопытство.

– У вас есть парень?

Она отрицательно покачала головой, и глаза их встретились.

– Нет. Сейчас я не хочу заводить никаких знакомств.

Ее откровенность его удивила. Это было нечто вроде вызова с ее стороны, и он не удержался от дальнейших расспросов:

– Почему так? Вас расстраивает положение вашей матери?