Текст книги "Только лучшее"

– Это не тот вечер, который я хотела бы запомнить.

– Все равно возьми, тебе понравится.

Берни захотелось швырнуть подарок ей в лицо, но мать словно почувствовала его настроение, с неохотой приняла коробку и положила ее на банкетку рядом с собой с таким видом, словно это была бомба с заведенным часовым механизмом.

– Не понимаю, как ты можешь так с нами поступить.

– Потому что это очень важно для меня, – он вдруг почувствовал, что устал, ему надоело лебезить перед матерью, и на него вдруг навалилась тоска. Насколько было бы проще, если бы она могла за него порадоваться и просто поздравить. Он вздохнул, отпил немного кофе и откинулся на спинку стула. – Как я понял, ты на свадьбу не придешь.

Рут опять принялась плакать, только теперь вместо носового платка промокала глаза салфеткой. Посмотрев на мужа, она сказала так, будто Берни с ними не было:

– Он, похоже, не хочет видеть нас на своей свадьбе.

Рут разрыдалась пуще прежнего, и Берни совершенно растерялся:

– Мама, я этого не говорил, просто предположил…

Рут в мгновение ока перестала плакать и резко бросила:

– Не надо ничего предполагать!

Лу погладил ее по руке и посмотрел на сына:

– Это для нее тяжело, но в конце концов она привыкнет.

– А ты, папа? – Берни посмотрел в глаза отцу. – Ты не возражаешь? – Глупо, но ему в каком-то смысле хотелось получить благословение отца. – Она правда чудесная.

– Надеюсь, ты будешь с ней счастлив, – отец улыбнулся и снова похлопал жену по руке. – Думаю, нам пора домой. У твоей матери был тяжелый вечер.

Рут свирепо посмотрела на обоих мужчин и принялась распаковывать сверток, который принес Берни. Открыв коробку, достала сумочку и без энтузиазма заметила:

– Очень мило. Никогда не носила бежевое.

«Кроме как через день», – подумал Берни, но промолчал, не сомневаясь в том, что, когда увидит мать в следующий раз, она будет с этой сумочкой.

– Мне жаль. Я думал, тебе понравится.

Рут кивнула, но ничего не сказала. Берни заплатил за обед, и они вышли из ресторана.

– Когда снова приедешь в Нью-Йорк?

– Не раньше весны. Завтра я улетаю в Европу, потом из Парижа вернусь в Сан-Франциско.

После всего, что претерпел от матери, Берни не чувствовал к ней теплоты.

– И ты не можешь даже на день остановиться в Нью-Йорке? – спросила Рут с сокрушенным видом.

– Нет времени. Мне нужно быть в магазине. Увидимся на свадьбе, если приедете.

Сначала мать ничего не ответила, потом, перед тем как распрощаться, посмотрела на него:

– Я хочу, чтобы ты приехал на День благодарения, в последний раз.

С этими словами она прошла через вращающиеся двери и вышла на улицу.

– Мама, меня не в тюрьму сажают, я всего лишь женюсь. Надеюсь, что в следующем году буду снова жить в Нью-Йорке, и на День благодарения мы соберемся все вместе.

– Ты и эта девица? Как, ты сказал, ее зовут?

Мать посмотрела на него со скорбным видом, притворившись, что забыла имя, хотя Берни точно знал, что она смогла бы пересказать все сведения об «этой девице» в мельчайших подробностях да еще и фотографии описала бы.

– Ее зовут Лиз, Элизабет. И она будет моей женой, постарайся это запомнить.

Берни поцеловал мать и поймал такси, не желая даже на минуту задерживать отъезд родителей.

– Так ты приедешь на День благодарения? – высунувшись из такси, еще раз спросила Рут.

– Нет. Я позвоню, когда вернусь из Парижа.

– Мне нужно поговорить с тобой насчет свадьбы.

– Все уже решено, обсуждать больше нечего. Церемония будет проходить двадцать девятого декабря в храме Эммануэль, потом состоится свадебный завтрак в отеле в Саусалито.

Мать, пожалуй, еще бы спросила, уж не хиппи ли его невеста, но не успела: Лу уже назвал таксисту адрес своего врачебного кабинета, рядом с которым они оставили свою машину.

– Мне нечего надеть.

– Пойди в наш магазин и купи все, что тебе понравится. Я оплачу.

И тут до нее дошло: Берни сказал, что свадьба будет проходить в синагоге.

– Она согласилась на синагогу? – удивленно воскликнула Рут. Ей казалось, что католикам это несвойственно.

– Да, мама, согласилась.

Он коснулся руки матери, и она улыбнулась, но глаза все еще были на мокром месте.

Попрощавшись, она наконец откинулась на спинку сиденья, и такси помчало их прочь, громыхая на выбоинах в тротуаре.

Берни испустил долгий вздох облегчения. Он это сделал.

Глава 10

День благодарения они провели вместе с Лиз, Джил и подругой Лиз Трейси, доброжелательной дамой лет сорока с небольшим. Дети Трейси выросли и разъехались: сын учился в Йельском университете и не горел желанием приезжать домой на каникулы, дочь вышла замуж и переехала жить в Филадельфию. Муж Трейси умер четырнадцать лет назад, но она была одной из тех сильных, жизнерадостных женщин, которые умудряются не унывать, если на них обрушиваются несчастья. Она жила в крошечной квартирке в Саусалито, выращивала цветы, любила готовить, держала котов и большого лабрадора. Они с Лиз подружились, когда та только начинала работать в школе. В те трудные первые годы, когда она осталась с маленьким ребенком на руках и без средств к существованию, Трейси частенько ей помогала. Иногда она оставалась посидеть с Джил, просто чтобы Лиз могла хотя бы иногда сходить в кино. А когда на подругу неожиданно свалилось счастье, Трейси радовалась за нее, как никто другой.

Берни очень нравилась эта высокая худощавая женщина, которая носила туфли на плоской подошве и никогда не бывала в Нью-Йорке. Очень душевная и простая, совершенно далекая от более изысканного мира, в котором вращался он, она считала, что Берни идеально подходит подруге – как ее муж, когда был жив, идеально подходил самой Трейси. Она так и не нашла другого такого же и давно перестала даже пытаться. Ее устраивала простая жизнь в Саусалито, несколько хороших друзей, работа. Она понемногу откладывала деньги, чтобы съездить в Филадельфию, увидеться с внуком.

– Лиз, мы можем как-то ей помочь? – спросил однажды Берни.

Ему было неловко, что он ездит на дорогой машине, покупает стильную одежду, подарил Лиз кольцо с бриллиантом в восемь каратов, а Джил на день рождения – антикварную куклу за четыреста долларов, в то время как Трейси экономит буквально на всем, чтобы съездить к внуку, которого ни разу не видела.

– Не думаю… Она очень гордая и не потерпит, чтобы ее жалели.

Лиз все еще не могла привыкнуть, что ей больше не нужно ни о чем беспокоиться: все заботы взял на себя Берни.

– Может, она хоть взаймы возьмет?

В конце концов, Берни решил сам поговорить с Трейси. Это было в День благодарения, после того как убрали со стола, а Лиз пошла укладывать спать Джил.

– Трейси, я не знаю, как вас об этом спросить.

В каком-то смысле это было труднее, чем разговаривать с матерью, потому что Берни знал, какая Трейси гордая. Но он хотел ей помочь, поэтому решил хотя бы попытаться.

– Берни, вы хотите лечь со мной в постель? Я была бы счастлива, – рассмеялась Трейси, которой никогда не изменяло чувство юмора.

С голубыми глазами и свежей чистой кожей, она относилась к типу женщин без возраста. Из-за любви возиться в огороде ногти ее не знали маникюра. Она часто приносила Лиз цветы, салат, морковь, помидоры.

– Вообще-то я сейчас о другом.

Берни набрал в грудь воздуха и решился. Через мгновение Трейси, уже в слезах, молча взяла его руку и сжала в ладонях. У нее были сильные прохладные руки, обнимавшие когда-то двоих детей и любимого мужа. Каждому хочется иметь такую мать.

– Знаете, Берни, будь это что-то другое: платье, например, или машина, или дом, – я бы отказалась и даже оскорбилась, но я очень хочу увидеть этого малыша… Так что я с радостью возьму у вас деньги, но только взаймы.

Трейси хотела ради экономии купить резервный билет, но Берни, не желая с ней спорить, сам пошел в кассу авиакомпании и купил ей билет в бизнес-класс. Они с Лиз проводили ее за неделю до Рождества, а вернуться домой Трейси должна была 27 декабря, за два дня до их свадьбы.

Рождество у них получилось суматошным. Берни сумел сводить Джил в их магазин, чтобы встретиться с Санта-Клаусом, отпраздновали они и Хануку. Суматохи прибавил и переезд в дом, который снял Берни. Он въехал туда 23-го, а Лиз и Джил – 27-го. В тот же вечер вернулась Трейси, они встретили ее в аэропорту. Обнимая всех троих и рассказывая о малыше, она сияла и плакала от счастья.

– У него уже два зуба! Это в пять месяцев-то, представляете!

Она так гордилась внуком, что они подшучивали над ней всю дорогу до их нового дома: они привезли ее показать, как движется дело. Небольшой домик в викторианском стиле на Бьюкенен-стрит стоял на холме неподалеку от парка, где Лиз могла бы гулять с Джил после занятий. Дом было именно такой, какой им нужен, и Берни арендовал его на год. Он надеялся, что они уедут раньше, но, если понадобится, магазин сможет его выкупить.

– Берни, когда приезжают ваши родители?

– Завтра вечером, – он вздохнул. – Это все равно что ждать визита Аттилы, царя гуннов.

Трейси засмеялась.

– Можно мне называть твою маму бабушкой? – спросила Джил.

Они сидели в своей новой гостиной. Как здорово наконец-то поселиться всем под одной крышей, а не мотаться из одного места в другое!

– Конечно, можно, – легкомысленно согласился Берни и лишь потом подумал, что мать может и не позволить.

Немного позже, когда Трейси уехала к себе в Саусалито, Лиз легла в их новую кровать в их новом доме, обняла Берни за шею и только прижалась к нему всем телом, как послышался голосок:

– Я боюсь, там страшно.

Берни тут же вскочил и, пытаясь выглядеть серьезным, спросил:

– Чего ты боишься?

Лиз, накрывшись одеялом, едва сдерживала смех.

– По-моему, под моей кроватью сидит кто-то страшный.

– Там никого нет. Перед тем, как мы въехали, я проверил весь дом, честно.

Он старался выглядеть искренним, но все еще чувствовал неловкость оттого, что девочка застала их в одной кровати.

– Значит, оно забралось туда позже, а может, его принесли грузчики.

Джил и правда казалась испуганной. Лиз высунула голову из-под одеяла и, вскинув бровь, посмотрела на дочь:

– Джил О’Рейли, ты сейчас же вернешься в кровать.

Но та заплакала и прильнула к Берни:

– Мне страшно.

Ему стало жалко девочку, и он предложил:

– Что, если я поднимусь с тобой, и мы вместе проверим, есть ли там кто-нибудь?

– Только ты иди первый, – вдруг она перевела взгляд с него на мать и обратно. – А почему ты спишь в маминой постели, если вы еще не поженились? Разве так можно?

– Ну… в некотором роде… вообще-то нет, обычно так не делают, но в некоторых случаях это удобнее… – запинаясь, пробубнил Берни, и Лиз едва не расхохоталась. Лиз смеялась над ним, а Джил смотрела на него с интересом. – Давай-ка лучше пойдем посмотрим, кто тебя так напугал.

Берни спустил ноги с кровати (хорошо, что на нем были старые пижамные штаны, которые он надел из-за Джил, сейчас он был этому рад).

– Можно мне с вами спать?

Джил перевела взгляд с Берни ни мать. Лиз застонала. Это они уже проходили, и всякий раз она уступала.

– Я отведу ее наверх, в ее комнату.

Лиз хотела было встать, но Берни остановил ее умоляющим взглядом и сказал:

– Только сегодня, все-таки новый дом…

Джил просияла и вложила свою ручонку в его ладонь. В их огромной кровати хватало место для всех троих, хотя это нарушало планы Лиз на сегодняшнюю ночь.

– Я сдаюсь.

Она упала на подушку, а Джил перелезла через Берни и устроилась между ним и матерью.

– Здорово!

Она улыбнулась с видом победителя, и Берни принялся рассказывать разные забавные истории про свое детство. Все смеялись, Лиз в конце концов заснула, а они все болтали.

Глава 11

Из-за плохой погоды из Нью-Йорка самолет вылетел в Сан-Франциско с двадцатиминутным опозданием, но Берни ждал в аэропорту. Он решил встречать родителей в одиночку, чтобы сначала отвезти их в отель «Хантингтон», а Лиз должна была подойти позже и отправиться с ним на коктейли. Ужинать они собирались в «Летуале» – это пробуждало счастливые воспоминания о первой ночи, которую Берни и Лиз провели вместе, здесь Берни подарил ей кольцо. Праздничный ужин он заказал заранее. После свадьбы его родители собирались в Мексику, а молодожены – на Гавайи. Так что это была их единственная возможность провести вместе тихий вечер. Его мать хотела приехать за неделю до свадьбы, но в период рождественского ажиотажа в магазине и подготовки к распродажам да еще и с переездом в новый дом Берни был так занят, что у него не оставалось времени для матери, и пришлось несколько скорректировать ее планы.

Берни наблюдал, как из самолета выходят первые пассажиры, потом увидел знакомое лицо. Мать была в меховой шапке и новой норковой шубе, в руке держала дорожную сумку от Луи Виттона, которую он ей подарил год назад. Отец был в пальто с меховым воротником. Обнимая Берни, Рут даже искренне улыбалась:

– Здравствуй, дорогой.

Потом пожали друг другу руки отец и сын, и Берни опять переключил внимание на мать:

– Прекрасно выглядишь.

– Ты тоже ничего, – она всмотрелась в его лицо. – Разве что немного уставший. Отдых на Гавайях пойдет тебе на пользу.

– Не могу дождаться.

Они планировали провести на Гавайях три недели. Лиз взяла в школе отпуск, и оба с нетерпением ждали поездки.

Берни увидел, что мать с любопытством оглядывается по сторонам.

– Где она?

– Лиз здесь нет. Я решил сначала поселить вас в отель, а потом мы все вместе поужинаем.

– Почему она не пришла? – недовольно спросила Рут.

Берни улыбнулся в надежде не дать ей рассердиться. Его мать не менялась, но он почему-то всякий раз ждал, что изменится.

– Мама, у нас очень много дел: подготовка к свадьбе, переезд…

– Не нашлось времени встретить свекровь?

– Она присоединится к нам за ужином.

Мать с мужественной улыбкой взяла его под руку, и они пошли получать багаж. Кажется, в кои-то веки Рут Файн была в относительно неплохом настроении: ни слова о каких-нибудь почивших соседях, или о родственниках, которые разводятся, или о чем-то, что вышло из-под контроля, или о десятках невинно убиенных… Она даже не пожаловалась на то, что один из ее чемоданов чуть не потеряли. Его выгрузили из самолета самым последним, Берни схватил его со вздохом облегчения и пошел за машиной, чтобы отвезти их в город.

Всю дорогу они говорили о предстоящей свадьбе. Мать несколько недель назад купила в «Уольфс» шикарное платье. Не углубляясь в подробности, она сказала, что оно светло-зеленого цвета и очень ей идет. Удалось даже немного поговорить с отцом.

Берни высадил родителей возле отеля, пообещав вернуться через час, отправился домой принять душ, переодеться и захватить Лиз. Когда он вошел в дом, она была еще в душе, а Джил в своей комнате играла с новой куклой. В последнее время девочка часто грустила, и Берни гадал, не в новом ли доме дело.

– Привет, как поживает твоя подружка?

Берни прошел в комнату, присел рядом с ней, и она вдруг засмеялась:

– Ты выглядишь точь-в-точь как Златовласка!

Берни усмехнулся:

– Это с бородой-то? Что за книжки ты читаешь?

– Я про то, что ты слишком большой для этого стула.

– Ну, здесь же нет других. А как ты, в порядке?

Она пожала плечами:

– Ну… более-менее.

– Что это значит? Ты снова тревожишься из-за кого-то под кроватью? Если хочешь, мы можем проверить, но там никого нет.

– Я знаю.

Она посмотрела на него таким взглядом, будто он сморозил несусветную глупость. Такое говорят только малыши или те, кто хочет забраться ночью в кровать к матери.

– Тогда в чем дело?

Она посмотрела на него:

– Ты увезешь мою маму, и очень надолго.

В глазах девочки вдруг заблестели слезы, она выглядела такой потерянной. Берни охватило чувство вины за страдания, которые он ей причиняет.

– Понимаешь, это наш медовый месяц. Тетя Трейси о тебе позаботится. Да и не так долго нас не будет…

В его голосе не слышалось убежденности, и Джил совсем помрачнела:

– Я не хочу с ней оставаться.

– Почему?

– Она меня кормит одними овощами.

– А если я попрошу ее изменить меню?

– Она все равно будет. Она только овощи и ест… говорит, что есть мертвых животных плохо.

Берни поморщился, подумав о мертвых животных, которых собирался есть в «Летуале», да еще и ждал этого с нетерпением.

– Она никогда не разрешает мне есть хот-доги, гамбургеры и другую вкуснятину.

– А что, если я попрошу сделать для тебя исключение?

– О чем это вы? – в дверном проеме стояла Лиз, завернутая в большое махровое полотенце, с капельками влаги на плечах, голову ее украшал тюрбан.

– Да так, кое-что обсуждали, – окинув ее загоревшимся взглядом, ответил Берни.

У обоих был виноватый вид.

– Джил, ты опять голодная? В кухне есть яблоки и бананы.

Лиз уже накормила дочь обедом, который включал и десерт.

– Нет, я не голодная.

Девочка опять о чем-то задумалась. Лиз поманила Берни пальцем:

– Любовь моя, если ты не поспешишь, мы опоздаем. С ней все в порядке.

Но как только за ними закрылась дверь ванной, Берни прошептал:

– Она расстраивается, потому что мы уезжаем на три недели.

– Она сама тебе сказала? – удивилась Лиз. – Мне она ничего такого не говорила. Думаю, она поняла, что из тебя можно вить веревки.

Полотенце как-то само упало на пол, Берни почувствовал ее тело рядом со своим и застонал:

– Если ты не прекратишь, я так и не оденусь.

Он медленно разделся, намереваясь принять душ, но не мог оторвать взгляда от Лиз. И поскольку он стоял перед ней нагим, его интерес был очевиден.

Лиз стала медленно ласкать его, а он прижал ее к стопке полотенец рядом с раковиной. Через мгновение он уже страстно целовал ее, а она гладила его живот, опускаясь все ниже. Он протянул руку, запер дверь и включил воду, чтобы ванная наполнилась паром. Лиз пришлось сдерживаться, чтобы не стонать и не вскрикивать, как бывало всегда, когда они занимались любовью. Это была чудесная прелюдия перед душем. Оба выглядели очень довольными.

– Это было неплохо… первое блюдо… или это была горячая закуска?

Лиз озорно улыбнулась:

– Подожди до десерта, который тебя ждет вечером…

Берни включил душ и стал намыливаться, напевая под нос. Лиз встала под душ вместе с ним, и у него возникло искушение повторить, но нужно было спешить. Если они опоздают, мать будет в плохом настроении, а этого надо любой ценой избежать.

Они поцеловали Джил и пожелали ей спокойной ночи, рассказали няне, где что лежит, и поспешили к машине. На Лиз было изящное серое атласное платье – подарок Берни, – к которому она надела нитку жемчуга от Шанель, и серые бархатные туфли с черными атласными мысками. Макияж был очень легкий, чтобы не отвлекал от изящных жемчужин в обрамлении бриллиантов. Лиз выглядела потрясающе. Когда они встретились с родителями в вестибюле отеля, Берни видел, какое впечатление она произвела на них. Рут Файн критически осмотрела Лиз с головы до ног, словно хотела найти в ней какой-нибудь изъян, но, видимо, не нашла. Когда они спускались по лестнице, мать ему тихонько шепнула:

– А она ничего.

В ее устах это было очень высокой оценкой.

– Ты не права, – возразил Берни. – Она потрясающая.

– У нее красивые волосы, – продолжила Рут. – Они естественные?

– Конечно! – шепотом ответил Берни.

Они сели за столик и заказали напитки. Родители выбрали то, что пили обычно, а они с Лиз – по бокалу белого вина. Берни знал, что до того, как они перейдут в соседний зал на ужин, Лиз выпьет лишь пару глотков, не больше.

– Итак… – Рут Файн посмотрела на Лиз с таким видом, будто собиралась огласить приговор или сказать нечто ужасное. – Как вы познакомились?

– Мама, я тебе уже говорил, – вмешался Берни.

– Ты говорил, что вы познакомились в магазине, – как Берни и думал, мать помнила абсолютно все. – Но не сказал, как.

Лиз нервно засмеялась:

– Вообще-то сначала с Берни познакомилась моя дочь. Она потерялась, Берни ее нашел и отвел в кафе угостить банановым десертом, пока меня ищут.

– Вы ее не искали?

Лиз чуть было снова не засмеялась. Берни описал свою мать очень точно и предупредил, на что будет похоже знакомство. Испанский инквизитор в норковой шубе, сказал он, и был прав, но Лиз была к этому готова.

– Искала. Мы встретились наверху. Вот так это и случилось. На следующий день он прислал ей несколько купальников, шоколадного медведя… я пригласила его на пляж… – Лиз и Берни переглянулись, вспоминая. – Вот, собственно и все. Думаю, это была любовь с первого взгляда.

Элизабет улыбнулась, и миссис Файн одобрительно кивнула. Может быть, она не так уж плоха. Может быть. Еще слишком рано делать окончательные выводы. И, конечно, главный недостаток – она не еврейка.

– И вы надеетесь, что это надолго? – она испытующе посмотрела на Лиз.

Вопрос был настолько бестактным, что Берни чуть не застонал.

– Да, миссис Файн.

Лиз заметила, что будущая свекровь смотрит на ее кольцо, и ей вдруг стало неловко. Бриллиант в кольце самой миссис Файн был раза в три меньше того, что подарил ей Берни.

– Это вам мой сын купил?

– Да, в честь помолвки, – тихо сказала Лиз.

Она и сама все еще смущалась его носить, но кольцо было такое красивое.

– Вам очень повезло.

– Да, это так, – согласилась Лиз.

Даже под бородой было видно, что Берни покраснел, но все же возразил, с нежностью глядя на Лиз:

– Это мне повезло.

– Надеюсь, – мать уставилась на него в упор, потом снова перевела взгляд на Лиз. Допрос инквизиции продолжался. – Берни сказал, что вы работаете в школе.

Лиз кивнула:

– Да, я преподаю во втором классе.

– И что же, вы намерены продолжать?

– Почему нет? Я заканчиваю в два, так что смогу и уделить время Джил, и Берни встретить с работы.

Берни хотелось сказать матери, что это не ее дело, но он слишком хорошо ее знал, чтобы даже пытаться остановить. Допрашивая Лиз, будущую жену ее единственного сына, Рут Файн раскрылась во всей красе. Он посмотрел на Лиз, такую милую, светловолосую, юную, и ему вдруг стало ее жаль. Он дотянулся и с теплой улыбкой сжал ее руку, говоря взглядом, как сильно любит ее. Его отец тоже смотрел на Лиз очень доброжелательно. Только Рут никак не унималась.

Конец – или перерыв – допросу положил метрдотель, который подошел, чтобы проводить их к столику. После того как они сели, мать спросила, правильно ли жить вместе до свадьбы, чопорно заметив, что вряд ли это хорошо для Джил. Лиз покраснела до корней волос, а Берни объяснил матери, что они стали жить вместе только за два дня до свадьбы. Это ее немного смягчило, но любопытство ничуть не уменьшило. Впрочем, этот вечер не отличался от других: Рут Файн не стеснялась в высказываниях обо всем, о чем пожелает.

– Господи, и она еще удивляется, почему я стараюсь с ней не встречаться, – сказал Берни Лиз позже этим же вечером. – Отец изо всех сил старался, чтобы вечер прошел гладко, но даже это не помогло.

– Милый, она ничего не может с собой поделать: ты ее единственный ребенок, и она считает тебя своей собственностью.

– Это аргумент в пользу того, чтобы нарожать дюжину детей. Порой она просто сводит меня с ума. Нет, не порой, а постоянно.

Было видно, что ему не до шуток, но Лиз заметила с улыбкой:

– Ничего, она успокоится, по крайней мере я на это надеюсь. Я прошла испытание?

– С блеском! – Берни приподнял подол ее платья. – Папаша весь вечер пялился на твои ноги. Всякий раз, когда ты двигалась, я видел, куда был устремлен его взгляд.

– Он очень эрудированный и доброжелательный. Пока ты разговаривал с матерью, мы с ним очень мило побеседовали, в том числе на медицинские темы, и я даже кое-что поняла.

– Он любит говорить о своей работе.

Берни с нежностью посмотрел на Лиз: удивительно, как она все это выдержала. Мать весь вечер его раздражала, но ведь она всегда такая. Ей нравится его изводить. А теперь у нее появился еще один объект для нападок, а может быть, и два. Сама мысль об этом его угнетала.

Перед тем как идти спать, Берни налил себе выпить. Они уселись у камина и еще раз обсудили предстоящее торжество. Берни отправится в синагогу от друга, а Лиз и Джил – из дома, сюда же и придет и Трейси. Берни заказал лимузин и для родителей. Лиз поведет к жениху Билл Роббинс, архитектор, тот самый друг, которому принадлежит дом в Стинсон-Бич. Они дружили уже несколько лет, хотя встречались нечасто. Это был очень серьезный мужчина, и, по мнению Лиз, он идеально подходил для этой роли на свадьбе.

Глядя на огонь, за тихой беседой Берни и Лиз расслабились и чувствовали себя счастливыми.

– Мне не дает покоя мысль, что мы оставляем Джил аж на три недели, – признался Берни.

– Не переживай, – сказала с улыбкой Лиз. – Мы почти не бываем наедине. А с ней ничего не случится.

Конечно, она права, но Берни помнил, какой грустной выглядела Джил, когда говорила о своем нежелании оставаться с Трейси.

– Все-таки она еще маленькая… что ей известно про медовый месяц…

Лиз тоже было жаль оставлять дочурку: раньше они никогда не расставались надолго, – но в этот раз она чувствовала, что так будет лучше для них обеих. Она нисколько не волновалась за Джил: с Трейси та была в полной безопасности, – но было приятно, что Берни так о ней заботится. Он будет прекрасным отцом.

– Ты слишком мягкий, как гигантский зефир.

Лиз обожала его за это, хоть порой ей и казалось, что ему не хватает жесткости.

Утром они с Джил проснулись одновременно, на цыпочках вышли из своих комнат, бок о бок почистили зубы, Берни приготовил завтрак для Лиз и на подносе принес в спальню вместе с розой в вазочке. Девочка его сопровождала. Чтобы разбудить соню, они хором пропели:

– Пора вставать, а то свадьбу проспишь!

Лиз открыла глаза и сонно улыбнулась:

– Доброе утро! Вы так рано встали?

Она взглянула на Берни, потом на дочь, подозревая, что тут кроется какой-то заговор, но оба смотрели на нее честными глазами и молчали. Ей ничего не оставалось, кроме как сесть в кровати и приняться за завтрак, который они для нее приготовили.

Вскоре Берни уехал к другу переодеться к свадьбе. Процедура была назначена на полдень, так что у них оставалось достаточно времени. Лиз тщательно причесала Джил и нарядила в белое бархатное платье, которое они вместе выбрали в «Уольфс», потом украсила ее голову маленьким веночком из нежной гипсофилы. В белых колготках и новых кожаных туфельках от Мэри Джилс, которые Берни привез ей из Парижа, девочка выглядела как ангелочек. Потом Лиз, закончив одеваться, взяла ее за руку, и они вместе вышли на улицу, где их уже ждал арендованный Берни лимузин.

Если девочка была похожа на ангела, то сама Элизабет – на королеву в туалете от Диора: белом атласном платье с расклешенными рукавами, длиной до щиколоток, в изысканных туфельках. В этот день все украшения на ней были цвета слоновой кости, включая некое подобие фаты, что поддерживало ее волосы, которые ниспадали каскадом на спину, словно у юной девушки. Она была невероятно хороша! Трейси при виде ее даже прослезилась.

– Ах, Лиз, дай бог, чтобы ты всегда была так же счастлива, как сейчас! – она смахнула слезы и улыбнулась Джил: – Твоя мама красавица, правда?

Девочка с восхищением смотрела на мать. Никогда она не видела ее такой красивой!

Все расселись по машинам и поехали на бульвар Аргуэлло, где находилась синагога Эммануэль. Храм был великолепный, а когда они вошли внутрь, каждый почувствовал что-то вроде благоговения. Лиз невольно затаила дыхание, ее сердце забилось чаще, и она крепко сжала руку Джил. Девочка посмотрела на нее снизу вверх, и они улыбнулись друг другу. Для обеих это был знаменательный день.

Билл Роббинс – в темно-синем костюме, с небольшой седой бородкой и добрыми глазами – был похож на церковного старосту. Гости уже сидели на скамьях, и лишь когда зазвучала музыка, Лиз наконец осознала, что происходит. До сих пор все походило на сон, но сейчас все вдруг стало реальным. Она устремила взгляд вперед, вдоль прохода, и увидела Берни. Рядом с ним стоял Пол Берман, в первом ряду скамей сидели Файны, но Лиз смотрела только на него, своего жениха, благородного красавца, который ждал ее, и медленно пошла к нему, к началу своей новой жизни.