Текст книги "Калейдоскоп"

Глава 6

– Ты с ума сошел, Артур?

Марджори в изумлении уставилась на мужа, словно он при всех вдруг снял с себя одежду.

Когда она пришла домой, Артур ждал ее. Но известие о самоубийстве Сэма не вызвало у нее почти никакой реакции. Поразило же ее предложение Артура взять к себе Хилари, Александру и Меган. Другого выхода из ситуации он не видел. У девочек не было ни денег, ни близких. Артур считал, что, имея просторную квартиру и прислугу, они с Марджори вполне потянули бы это – если бы она согласилась.

– Ты спятил? Что мы будем делать с тремя маленькими детьми? Мы своих-то никогда иметь не хотели, с какой стати нам ломать нашу жизнь ради чужих?

Артур пытался собраться с мыслями и жалел, что не подождал со своим предложением до утра. Он в этот вечер многовато выпил и опасался, что поэтому его аргументы могут прозвучать неубедительно.

– Сэм Уокер был моим лучшим другом. Он на войне спас мне жизнь… Эти дети нам не чужие, даже если ты склонна так считать.

– Но ты представляешь себе, какая это ответственность – иметь одного ребенка, не говоря о троих?

– Хилари им как мать. Она тебе во всем поможет. Правда, Марджори…

Артур чувствовал себя так, словно вернулся в свое шестнадцатилетие, когда умолял мать купить ему машину, но столь же безрезультатно.

– …И я всегда хотел иметь детей. Это ты решила, что детей и карьеру совместить нельзя…

Он посмотрел на жену с упреком, но та, похоже, не обратила на это внимания. Она не чувствовала за собой вины, ею руководило лишь справедливое негодование.

– Я не возьму чужих детей. У нас нет места, нет времени. Мы оба очень заняты. К тому же для того, чтобы вырастить трех девочек, нужно целое состояние. Нет! Забудь об этом, Артур. Отдай их в приют.

Всю эту тираду Марджори произнесла, пока готовилась ко сну. Самым удручающим для Артура было сознание того, что она действительно так считает.

На следующее утро, за завтраком, он повторил попытку, но ничего не добился. Ее позиция была твердой, а у него не было ни силы, ни изобретательности, чтобы повлиять на нее.

– Я не хочу иметь своих детей, так зачем мне чужие? Тем более эти! Господи, Артур, я всегда знала, что ты наивен, но никогда не думала, что ты к тому же и глуп. Этот человек убийца, не говоря обо всем остальном. Ты представляешь, какие черты они могут унаследовать? А их мать…

Артур нахмурился, но Марджори была слишком увлечена своей речью и не обращала на него внимания.

– …Мне она всегда напоминала французскую шлюху. Одному богу ведомо, чем она там занималась во время войны, до того как ей попался Сэм Уокер.

– Хватит, Марджори! Не болтай о том, чего не знаешь. Я присутствовал при их знакомстве.

– В борделе? – ехидно спросила она, и Артуру вдруг захотелось дать ей пощечину. Но это не имело бы смысла.

Марджори, как всегда, победила. Он не сможет взять к себе детей Сэма.

– Я не буду дискутировать с тобой о публичных домах, Марджори, но только могу тебе с полной уверенностью заявить, что Соланж Уокер никогда ни в одном из них не была. Мне очень жаль, что ты не хочешь проявить сострадания. Ты меня сильно разочаровала.

Но Марджори не трогали такие фразы. Она больше ни слова не сказала Артуру и уехала на работу. Она считала, что это его проблема.

Артур действительно видел для себя в этом большую проблему. Сэм и Соланж были его самыми близкими друзьями. Он был крестным Хилари. Эти дети не были для него чужими, как пыталась это представить Марджори. Артур очень любил их. Родители их тоже очень любили, и для Артура было важно, чтобы девочки не забыли, что такое родительская любовь, чтобы не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Идея отдать их на удочерение казалась ему варварской, но он просто не знал, что можно сделать в сложившейся ситуации.

Все еще более осложнилось на следующей неделе, когда и горничная, и няня объявили о своем уходе. Обеих, похоже, оскорбил скандал, в который они невольно были втянуты. К детям они проявляли удивительно мало сочувствия. Артуру надо было найти новую прислугу, что представлялось весьма сложным делом. Он тщательно перебрал все бумаги, связанные с процессом, и отыскал листок, где со слов Сэма записал имя и фамилию его сестры.

Эйлен Джоунс… Артур не был уверен, живет ли она по-прежнему в Бостоне. «Если живет, – подумал он, – может, удастся уговорить ее на какое-то время взять на себя заботу о детях Сэма. Тогда можно будет сдать кому-нибудь квартиру на Саттон-Плейс и таким образом сэкономить деньги». Сумма, доставшаяся девочкам от родителей, была почти на исходе. Пребывание сестер у тети дало бы Артуру время как-нибудь определить их дальнейшую судьбу или все-таки уговорить Марджори взять их к себе.

Так или иначе ему требовались время и некоторая передышка. Больше всего Артуру хотелось убедить Марджори, что ничего безумного в его желании нет. Конечно, пришлось бы внести кое-какие коррективы в привычный образ жизни, но ради этих трех несчастных девочек стоило пойти на некоторые жертвы. Однако если Марджори так и не согласится, что тогда? Кто может согласиться их взять? Эти вопросы не давали Артуру покоя.

Первым делом надо было найти тетку девочек и выяснить, захочет ли она взять их хотя бы на лето. Не может быть, что она такая плохая, как ее характеризовал Сэм. Она, в конце концов, его сестра, а кровное родство – великая сила.

Артур поручил своей секретарше позвонить в справочную Бостона. Оказалось, что Джек и Эйлен Джоунс живут в Чарлстауне, пригороде, расположенном на самом берегу моря и известном своей судоверфью. Для летнего отдыха место казалось идеальным, и Артур сразу же позвонил Эйлен.

Звонок был для нее неожиданным; она сказала, что читала в газетах о процессе и самоубийстве брата, но, похоже, не особенно горевала по поводу его смерти, потому что первым делом спросила, оставил ли Сэм какие-нибудь деньги.

– Боюсь, что очень немного. Это тоже одна из причин, почему я вам звоню.

Артур решил перейти прямо к сути дела и узнать, можно ли рассчитывать на ее помощь. Больше обращаться было не к кому.

– Как вам, наверное, известно, у Сэма и Соланж три дочери: Хилари, Александра и Меган. Теперь девочки осиротели и нуждаются в заботе. Я хотел поговорить с вами о возможности… хотел узнать, не пожелаете ли вы их приютить, на время или постоянно, как вы сами решите.

На другом конце провода воцарилось долгое молчание. Потом раздался ее резкий голос, ничем не напоминавший хорошо поставленный голос брата:

– Хорошенькое дело! Вы что, мистер, шутите? Троих детей! У меня своих-то нет. С какой стати мне возиться с девчонками Сэма?

– Это же ваши племянницы. Больше у них нет никого из родных. Если вы возьмете их хотя бы до конца лета, у меня будет время подыскать им какую-нибудь другую подходящую крышу над головой. А сейчас их некуда девать.

Артур попытался пробудить в ней сострадание, но мысли Эйлен Джоунс занимало другое.

– А вы мне заплатите, если я их возьму?

Артур на мгновение задумался:

– Конечно, я могу давать вам деньги на их содержание, пока они будут у вас.

– Я вообще-то другое имела в виду, но и от этого не откажусь.

– Понятно.

Теперь Артуру стало ясно, почему Сэм не любил сестру, но обращаться было больше не к кому.

– Триста долларов вас устроят, миссис Джоунс? По сто на каждого ребенка?

– И сколько они у меня будут жить?

В голосе Эйлен звучало недоверие. Недоверие и жадность.

– Пока я не найду для них новый дом… Пару недель, месяц, может, до конца лета.

– Только не дольше. У меня тут, знаете ли, не сиротский приют. Муж будет недоволен.

Но она знала, что ее супруга очень обрадуют эти триста долларов, и рассчитывала выманить у Артура еще кое-какие деньги.

– А у вас есть где их разместить, миссис Джоунс?

– У меня есть свободная комната. Две девочки могут спать в одной кровати, а для третьей что-нибудь придумаем.

– Да. Меган нужна детская кроватка. Ей чуть больше года.

Артур хотел спросить сестру Сэма, сумеет ли она обращаться с маленьким ребенком, задать еще ряд вопросов, но не решился. У него все равно не было выбора. Оставалось только верить, что она сделает все, что в ее силах, во имя Сэма. Да и девочки были такие прелестные. Он не сомневался, что Эйлен полюбит племянниц, как только их увидит.

* * *

Однако, приехав с девочками в Чарлстаун, Артур понял, что на любовь с первого взгляда вряд ли можно рассчитывать. Накануне он объяснил Хилари, что она и сестры поедут на лето к тете Эйлен. Горничной велел упаковать детские вещи и сообщил, что они с няней с утра следующего дня, после отъезда девочек, могут быть свободны.

Хилари и Александре он предложил взять с собой только любимые игрушки. О том, что вся обстановка квартиры будет продаваться, Артур никому не сказал. Даже небольшая сумма, вырученная от продажи мебели, послужила бы подспорьем, кроме того, отпали бы расходы по аренде огромной квартиры на Саттон-Плейс. Долги Сэма продолжали оставаться астрономическими, а поступлений на его счет не было никаких. Артур был рад, что избавится хотя бы от квартиры и двух служанок.

Хилари подозрительно посмотрела на него, когда узнала о предстоящей поездке в Бостон. С момента смерти матери она стала относиться к Артуру гораздо холоднее, но трудно сказать, что было причиной этого: боль утраты или что-то другое.

– Почему ты нас туда отправляешь?

– Потому что там вам будет лучше, чем здесь. Ваша тетя живет у моря, там по крайней мере прохладнее. Нельзя же вам все лето сидеть в Нью-Йорке.

– Но мы потом вернемся сюда?

– Конечно.

Чувство вины и страха охватило его. Что, если она догадается, что он лжет?

– Тогда почему ты велел Милли упаковать все наши вещи?

– Потому что посчитал, что они вам понадобятся. Ну, Хилари, будь умницей. Познакомитесь с папиной сестрой – это тоже неплохо.

Хилари стояла посреди комнаты. На ней были желтое кисейное платье с отделкой из белого пике, безукоризненно чистые белые носочки и лакированные туфельки. Блестящие, черные, как у Сэма, волосы были тщательно расчесаны и заплетены в две косы. Своими большими зелеными, мудрыми, как у Соланж, глазами она изучала Артура, словно знала, что он что-то от нее скрывает.

Артур в определенном смысле побаивался ее – Хилари была проницательной и расчетливой не по годам, готовой самозабвенно защищать сестер. Известие о самоубийстве отца она приняла стоически, почти не плакала и успокаивала Александру, объясняя, что папочка ушел на небо, чтобы быть с мамулей. Александре трудно было все это понять. В конце концов, ей было всего пять лет, но Хилари изо всех сил старалась, чтобы младшие сестры как можно меньше страдали от отсутствия родителей. Казалось, что Соланж, уходя, поручила ей заботу о сестрах.

– А почему мы до сих пор не знаем тетю Эйлен? Папа что, не любил ее?

Она была столь же восприимчива, как ее мать, и моментально реагировала на любое отсутствие логики. Лучистый взгляд ее глаз напоминал Артуру Соланж.

– Да, Хилари, они не были особенно близки, но это не значит, что тетя Эйлен плохой человек.

Хилари кивнула, не желая с ним спорить. Но нетрудно было отгадать ее мысли, когда Артур привез их в Чарлстаун.

Тетка жила в мрачном, темном переулке. Маленький щитовой дом без ставен, которые оторвали резкие ветра. Краска всюду облупилась от стен, двор зарос сорняками, две ступени крыльца были сломаны. Вид у этого жилища был совсем непривлекательный.

Хилари поднялась на крыльцо, держа за руку Александру; Артур нес малышку. Няня тоже с ними приехала, но должна была вернуться вместе с Артуром в Нью-Йорк.

Артур позвонил в дверь. Реакции не последовало. Тогда он понял, что и звонок сломан, и постучал в окно, чувствуя на себе холодный взгляд Хилари и ее немой вопрос – зачем они сюда приехали? Но посмотреть на нее он не решился – не смог бы вынести этого укора с примесью тихой злости, которым были наполнены ее глаза.

– Да?!

Дверь наконец открылась. На пороге стояла женщина с неопрятными, обесцвеченными волосами, в заношенном грязном халате.

– Чего надо?

Она с явным недовольством уставилась на визитеров. Из угла рта у нее торчала сигарета, один глаз был прищурен от табачного дыма. Эйлен наконец сообразила, кто к ней пожаловал, смущенно улыбнулась и на мгновение стала чем-то похожа на Сэма. Вообще же сходство между ними обнаружить было очень трудно.

– Миссис Джоунс?

Сердце у Артура упало. Когда они вошли в гостиную, оптимизма у него не прибавилось. Там стоял сломанный диван, три потрепанных кресла, журнальный столик, видавший лучшие дни, в углу моргал экран телевизора. Внутри дом выглядел даже хуже, чем снаружи. Эйлен Джоунс явно не утруждала себя наведением в нем порядка.

Была суббота, по радио транслировали бейсбольный матч, по телевизору выступала Габби Хайес. Шум стоял невообразимый, детей он, похоже, даже напугал. Гости стояли посреди гостиной, испытывая неловкость.

– Пива хотите?

Эйлен посмотрела на Артура, не обращая на детей ни малейшего внимания. Трудно было поверить, что это сестра Сэма Уокера, безукоризненно ухоженного, привлекательного, энергичного мужчины. Она являла собой воплощение всего дешевого, банального и безобразного. Выглядела она гораздо старше своих тридцати девяти лет – злоупотребление спиртным наложило на нее свой пагубный отпечаток.

Когда-то Эйлен, наверное, выглядела привлекательной, но все приятное, что было в ее внешности, давно исчезло. Ее обесцвеченные волосы были грязны и неопрятны, плохо остриженные, они висели сальными прядями. Ярко-голубые, как у Сэма, но опухшие от пьянства глаза смотрели уныло и тупо. Кожа была дряблой, а фигура уродливой, с торчащим животом и тонкими как спички ногами.

Девочки никогда не видели подобной женщины, и Артур заметил, что Хилари с ужасом уставилась на нее.

– Это Хилари… – представил ее Артур в надежде, что девочка поздоровается с тетей за руку, но она не шевельнулась.

– …Это Александра…

Средняя из сестер как раз в этот момент почувствовала в доме запах прокисшего пива, которым было пропитано буквально все, и, посмотрев на старшую сестру, состроила недовольную гримасу.

– …А это Меган.

Он указал на малышку, бессмысленно глядящую вокруг. Меган, похоже, единственная не была огорчена своим новым пристанищем и его хозяйкой. Старшие ее сестры выглядели испуганными.

Хилари едва сдержала слезы, когда увидела комнату, в которой им предстояло спать, – тесную клетушку без окон; к одной стене была прислонена сложенная детская кроватка, казалось, подобранная на свалке. Так и было на самом деле – Эйлен нашла ее там вскоре после звонка Артура. В углу стояла узкая, проваленная, незастеленная кровать для старших девочек.

– Постелим простыни потом.

Эйлен, махнув рукой, делано улыбнулась старшей племяннице:

– Ты мне поможешь? – Потом равнодушно взглянула на Артура и добавила: – Глазищи-то у нее, как у матери.

Артур был озадачен.

– Вы знали Соланж?

Соланж никогда в разговорах с ним не упоминала эту женщину.

– Я однажды с ней виделась. Сэм играл где-то здесь и наведался ко мне с нею.

Теперь Артур вспомнил. Соланж дурно отзывалась об этой женщине. Как, впрочем, и Сэм. Они приезжали, когда Сэм однажды летом играл в театре Стокбриджа. Это было вскоре после войны. С тех пор, казалось, прошли миллионы световых лет…

Артур огляделся, чувствуя комок в горле и горько сожалея, что приходится оставлять здесь девочек. Он испытал прилив ненависти к своей жене за то, что она обрекла детей на такое. «Как она может быть такой жестокосердной?» – с горечью подумал он. Ощущение собственной вины терзало его, он старался успокоить себя тем, что они пробудут здесь только до конца лета. А потом…

Вот в чем настоящая проблема. Что потом? Марджори оставалась непреклонна, поэтому он уже всюду вел поиски людей, которые могли бы помочь, хотели бы взять девочек; Артур опрашивал тех, у кого были большие семьи или, наоборот, не было своих детей, но кто хотел бы их иметь, опрашивал всех своих партнеров из юридических фирм.

Хилари все еще смущенно стояла на пороге своего нового жилища и испуганно глядела на нищенскую обстановку. Здесь не было ни шкафа, ни комода, не было даже стула или стола, не говоря уж о красивых вещах, которые наполняли ее прежний дом.

– Деньги захватили? – спросила Эйлен, и глаза ее алчно вспыхнули.

Артур полез в пиджак за конвертом, чувствуя неловкость от того, что приходится вручать их при девочках.

– Этого, я думаю, будет достаточно.

Будучи гораздо менее щепетильной, чем Артур, Эйлен открыла конверт и пересчитала купюры. В общей сложности Артур дал ей тысячу долларов, и Эйлен подумала, что, если разыграет партию правильно и будет кормить детей все два месяца одними макаронами с сыром, у нее останется еще приличная сумма.

Она более приветливо улыбнулась девочкам, глотнула из бутылки пива и, привычным движением бросив окурок в раковину, заверила:

– Порядок, мистер Паттерсон. Если будут проблемы, я вам позвоню.

– Я, наверное, через пару недель приеду навестить их, если вы и ваш муж не возражаете.

Хилари изумленно смотрела на него. Неужели он в самом деле собирался их здесь оставить, в жуткой грязи, среди пивных бутылок и неубранных постелей… и с этой ужасной женщиной? Если раньше Хилари была отстраненной, то теперь, при прощании, стала холодной как ледышка.

– Я позвоню тебе, Хилари, через пару дней, и сама не стесняйся, звони, если будет нужно.

Хилари только кивнула. Она не могла поверить, что ее крестный оказался способен на такое. В ту минуту ей хотелось убить его. Но рядом тихо плакала Александра, и Хилари повернулась к ней:

– Перестань, Акси. Тут будет очень здорово. Помнишь, дядя Артур говорил, что мы можем гулять на берегу океана?

– Чего? – хрипло рассмеялась Эйлен, заглушая звук мотора отъезжающей машины Артура. – Где вы собираетесь это делать? В доках?

Она снова засмеялась. Тысяча баксов – это отличная цена за пару месяцев неудобств, которые в принципе можно будет свести к минимуму. Малышка, похоже, непоседа, средняя – плакса, а старшая пользуется у них авторитетом. Пусть и занимается ими. Она могла бы даже готовить и делать уборку в доме.

Эйлен развалилась на диване перед телевизором, откупорила новую бутылку пива и закурила. «Можно было бы по этому случаю отправиться с Джеком ужинать в ресторан», – подумала она.

– Извините, пожалуйста…

Хилари стояла рядом с телевизором, держа на руках малышку.

– …Где можно взять постельное белье?

– На задней террасе, кажется. Поищи сама.

Эйлен больше не проронила ни слова. Хилари же спокойно занялась устройством быта. Она нашла порванные, но по крайней мере чистые простыни, постелила их. Подушки и пледы отсутствовали. Детскую кроватку Хилари установила между стеной и их кроватью, чтобы она не упала, поскольку действительно оказалась сломанной.

Она помогла Александре умыться, показала ей, где туалет, поменяла Меган подгузник, налила себе воды и дала напиться сестрам. Потом они тихонько сидели в своей новой комнате и глядели по сторонам.

– Здесь так некрасиво, – шепнула Акси, боясь, что тетя с сигаретой и пивом может услышать ее. – Она правда папина сестра?

Хилари кивнула. Трудно было в это поверить и неприятно думать, но она была их теткой, у которой предстояло пробыть до конца лета. Им негде было разложить игрушки, и платья пришлось оставить в чемоданах.

Лишь в пять часов Эйлен поинтересовалась, чем они заняты. Как она и ожидала, старшая из сестер полностью взяла на себя заботу о сестрах.

– Извините, пожалуйста…

Хилари стояла перед ней, темноволосая, зеленоглазая. Этакий маленький борец за права человека.

– …Нельзя ли дать моим сестрам что-нибудь поесть? Они обе проголодались.

Эйлен даже не подумала об этом. Дома царило запустение. Она заглянула в холодильник, но там ничего не было, кроме пива, нескольких подпорченных лимонов и куска черствого хлеба. Эйлен и Джек старались питаться в городе. Дома они лишь пили.

– Конечно, детка. Как тебя звать-то?

– Хилари.

В глазах девочки сквозила какая-то отстраненность, словно последние месяцы надломили ее. Ей было всего девять лет, но она уже испытала столько боли и горя, что иному хватило бы на целую жизнь.

– Ты могла бы сама сходить в магазин и купить чего-нибудь? Думаю, пары банок тунца хватит.

– Тунца?..

Хилари глядела на нее так, словно никогда прежде не слышала такого слова. Она привыкла есть горячие блюда, которые в квартире на Саттон-Плейс готовила домработница, а еще раньше мама: наваристые супы, тушеное мясо, румяные бифштексы и шоколадные пирожные с ванильным кремом.

– Это такая рыба?

– Ну да. Вот тебе деньги.

Эйлен вручила Хилари несколько долларов, но даже Хилари знала, что за такую сумму ужин приготовить невозможно. Няня на мороженое давала ей больше.

– Магазин на углу, ты легко найдешь. И купи мне еще пивка, ладно?

Она всегда боялась, что пиво в доме кончится, даже когда его было полно.

Хилари взяла с собой сестер только потому, что боялась их оставлять одних. Магазин был такой же убогий, как и весь этот район кирпичных развалюх и облезлых, выцветших деревянных домишек. Все кругом казалось поломанным, облупленным и ветхим.

Она купила две банки тунца, банку детского питания, буханку хлеба, немного майонеза, масло, полдюжины яиц, пакет молока и банку пива для тетки. Этих продуктов, по расчетам Хилари, должно было хватить на приличный ужин и на следующий день на завтрак. Едва она переступила порог, нагруженная покупками, держа Меган и не выпуская руки Акси, как Эйлен накинулась на нее с вопросами:

– Где мое пиво?

– Здесь, в сумке.

– Давай сюда, – гаркнула она на Хилари, и Акси стала хныкать.

Ей очень не нравилось, когда кто-то повышал голос на нее или на сестер. Их мама никогда этого не делала и няня тоже, хотя вообще-то они ее недолюбливали за то, что та говорила всякие гадости про родителей.

Хилари торопливо отдала тетке пиво. Эйлен, вместо благодарности, свирепо посмотрела на нее и задала следующий вопрос:

– А где сдача?

Хилари протянула три цента. Эйлен швырнула их обратно, при этом одна из монет чуть не попала в глаз малышке Меган.

– Ты что, все потратила? Тут тебе не Парк-авеню, запомни. Где остальные деньги?

Казалось, она уже забыла, для чего Артур дал ей тысячу долларов.

– Мне надо было купить продуктов на ужин, – объяснила Хилари, – и еще на завтрак.

– Без моего разрешения ничего не покупай, поняла? И в следующий раз не смей тратить столько денег.

Услышанное ошеломило Хилари. Руки у нее дрожали, когда она готовила ужин. Но, словно у опытной хозяйки, дело у девочки спорилось. Через десять минут еда была готова: яйцо всмятку, тост и пюре для Меган, для себя и Акси – сандвичи с тунцом и майонезом, и всем троим по большому стакану молока. Девочки проголодались и очень устали от поездки и отрицательных эмоций, вызванных знакомством с Эйлен и всей новой обстановкой Чарлстауна.

Хилари не предложила тете поужинать с ними вместе. Впрочем, Эйлен не проявляла никакого интереса к тому, что они делают. Девочки ели у себя в комнате. В гостиной включенные на полную громкость радио и телевизор не давали возможности говорить, да и Эйлен все они боялись, даже малышка Меган. Однако еще больше Хилари испугалась, увидев хозяина дома.

Он пришел, как раз когда она складывала в раковину посуду и собиралась ее мыть. Это был огромный, плотный, плечистый, большерукий мужчина, одетый в рабочие брюки и майку. От него так разило спиртным, что даже Хилари на кухне его почувствовала. Едва переступив порог, он стал орать на Эйлен, но та, упредив его побои, помахала у него перед носом конвертом и показала его содержимое. Пятьсот долларов! Супруг Эйлен расплылся в глупой улыбке, даже не подозревая, что его женушка спрятала такую же сумму под кучей старых чулок – там она хранила свои личные капиталы.

– Ого, малышка! Ты смотри! Вот это богатство!..

Хилари наблюдала за ними, оставаясь незамеченной.

– …За что это?

– За них.

Эйлен неопределенно махнула в глубь дома. Джек только теперь заметил на кухне Хилари.

– За кого за них? – переспросил он, так и не поняв.

Хилари было противно видеть его тупое выражение лица и поросячьи глазки. Она возненавидела этого пьянчугу с первого взгляда, муж Эйлен был даже хуже ее самой, во всяком случае внешне.

– Помнишь, я говорила тебе про детей моего брата?

– Того, что укокошил свою старушку? И долго они у нас будут жить?

Он явно не был в восторге от их прибытия, несмотря на неожиданно свалившийся денежный куш.

– Несколько недель, пока тот юрист не найдет им другое жилье.

Так вот оно что! Хилари вздрогнула, услышав эту новость. Артур перед отъездом ничего такого им не сказал. Теперь ей стало совсем тревожно, когда она поняла, что они не вернутся в прежнюю квартиру.

Эйлен улыбнулась мужу:

– Эй, сходим сегодня на танцы?

Для нее дети словно не существовали, как и для него. Хилари показалось, что для танцев оба слишком пьяны, но Джеку идея, видно, понравилась. Лицо у него лоснилось, редкие волосы липли к голове, большие ладони напоминали два ростбифа.

– А детей одних оставить можно? – неожиданно проявил он заботу.

– Конечно, почему нет? Старшая все умеет делать.

– Все?

Джек осклабился и, похотливо посмотрев на жену, придвинулся ближе к ней. Хилари вся сжалась, чувствуя, что он намекает на что-то непристойное. Эйлен же лишь рассмеялась и привлекла его к себе.

– Ах ты, негодный развратный морячок… Ей же всего девять лет.

Эйлен хихикала, а он стал ее целовать в губы и запустил свою толстую лапищу ей под халат.

– А тебе сколько было, когда ты делала это в первый раз?

– Тринадцать, – ответила Эйлен, хотя оба знали, что это неправда.

Хрипло засмеявшись, она пошла на кухню за очередной бутылкой пива и увидела, что Хилари наблюдает за происходящим.

– Какого черта ты тут делаешь, шпионишь за нами, маленькая дрянь?

– Я просто… убирала после ужина… Извините… Я…

– Отправляйся в свою комнату! Нечего путаться под ногами, – закричала Эйлен и с яростью хлопнула дверцей холодильника. – Чертовы дети!

Она знала, что придется еще какое-то время терпеть их присутствие в доме, но, пока Джек особенно не возражал, ради денег стоило на это пойти.

Джоунсы ушли из дома в восемь вечера. Меган и Александра уже спали в душной узкой комнатенке, а Хилари лежала, глядя в темноту, и все вспоминала свою маму. Та никогда бы не позволила ничему подобному случиться. Никогда! Она бы ни за что не оставила своих дочек у грязнули Эйлен, которая ценила только бутылку и своего мужа.

Хилари понимала, что теперь она должна позаботиться о сестрах, создать им нормальные условия жизни. Она должна найти выход, место, куда им отправиться… и раздобыть достаточную для этого сумму денег. Она не позволит, чтобы с ее сестрами случилось что-то плохое, она все сделает для их защиты. А пока надо просто держать их подальше от Джека и Эйлен, забавлять, играть с девочками в заросшем сорняками дворе или в комнате. Она будет им готовить еду, купать их, следить за их одеждой…

Хилари лежала и все обдумывала, пока не уснула. Разбудила ее в шесть пятнадцать Меган, которой надо было сменить подгузник. Младшая из сестер была милым, покладистым ребенком, глаза у нее были большими и голубыми, как у отца, рыжие, как у матери, волосы слегка вились. Хилари, напротив, от отца достались темные волосы, а от мамы – зеленые глаза. Но больше всего на Соланж была похожа Александра, у Хилари порой сердце разрывалось при взгляде на нее. Даже голос у нее был такой же, особенно смех.

Пока Джек и Эйлен еще спали, Хилари приготовила себе и сестрам завтрак, а потом вывела их на прогулку, одев в голубые хлопчатобумажные платья. Сама она надела красное платьице с маленьким передничком. Мама купила его незадолго до кончины, и Хилари по-прежнему любила это платье больше всех остальных. В этой чужой обстановке оно давало ей успокоение, словно бы протягивало ниточку между ней и матерью.

Был уже полдень, когда Эйлен Джоунс появилась на пороге и с недовольным видом уставилась на них. Она выглядела больной, но если бы девочки были старше, то поняли бы, что у их тети жуткое похмелье.

– Послушайте, дети, вы не могли бы заткнуться? Орете на всю округу. О боже!

Дверь захлопнулась, Эйлен ушла обратно в дом, и девочки не видели ее до самого ленча. Она весь день никуда не ходила, смотрела телевизор и пила пиво. Джек, похоже, отправился пить куда-то в другое место.

Будние дни отличались от выходных только тем, что Джек уходил раньше и надевал рабочую одежду. Он редко говорил с маленькими племянницами своей жены, лишь иногда отпускал шуточки в адрес Хилари и говорил, что она в будущем станет очень красивой, а девочка смущалась и не знала, что на это ответить. Эйлен вообще с ними почти не общалась.

Казалось, миновала целая вечность, пока наконец позвонил Артур. На самом деле прошла всего одна неделя. Артур интересовался, как им живется. Хилари отвечала как автомат, что все в порядке, но любому было бы ясно, что это не так.

Акси начали мучить ночные кошмары, Меган по ночам просыпалась, в комнате было невыносимо жарко, питались девочки плохо. Хилари делала что могла, чтобы смягчить все неприятные моменты, но на большее ее сил не хватало. Ей, девятилетней, с каждым днем труднее было барахтаться самой и держать на плаву сестер.

Но Артуру она об этом не сказала ни слова.

– У нас все в порядке.

А голос у нее был усталый и удрученный.

– Через несколько дней я тебе опять позвоню.

Но Артур не позвонил. Он был очень занят на работе, вел трудное дело, кроме того, все еще пытался разобраться с делами Сэма и найти кого-то, кто взял бы девочек.

К августу стало ясно, что найти таких людей нереально. От попыток убедить жену тоже пришлось окончательно отказаться. Марджори в конце концов поставила вопрос так: или я, или дети. Артур не отличался сильным характером и не решился идти против воли жены.