Текст книги "Жить дальше"

Даниэла Стил
Жить дальше

© Danielle Steel, 1994

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

* * *

Глава 1

Стоял один из тех чудесных теплых апрельских дней, когда ветерок так ласково овевает кожу, что не хочется возвращаться домой. День был длинным и солнечным, и у Пейдж просто захватило дух от красоты залива, когда она ехала по мосту Золотые Ворота.

Потом она взглянула на своего сына, свою маленькую белобрысую копию – с той только разницей, что у мальчика на голове была бейсбольная кепка, под которой упрямо ершились волосы, а лицо было перемазано в грязи. Эндрю Паттерсону Кларку в прошлый вторник исполнилось семь. Теперь он развалился на сиденье машины, отходя от игры, и любой посторонний наблюдатель легко увидел бы, как близки мать и сын. Да, каждый мог бы сказать, что Пейдж Кларк хорошая мать, отличная жена и прекрасный друг: она любила, заботилась и работала, вкладывая в эти занятия всю душу, делала все для своих близких. Она поражала друзей своей артистичностью, ее любили за внутреннюю красоту, за то, что с ней никогда не было скучно.

– Ты был сегодня в отличной форме, – улыбнулась она сыну и, на миг оторвав одну руку от руля, сдвинула кепку и взъерошила его и без того спутанные волосы. У Энди были такие же густые пшеничные волосы, такие же большие голубые глаза и такая же светлая кожа – только у него веснушчатая. – Я не могла поверить, что ты поймаешь этот мяч на дальнем конце поля. Я думала, что он уже потерян. – Она всегда ходила на его игры, на все соревнования и на выездные игры с его классом. Она знала, что он это любит, а она любила его. И по тому, как он смотрел на нее, было ясно, что он это знает.

– Я тоже думал, что проиграл, – ухмыльнулся он, обнажая дырки от недавно выпавших молочных зубов. – Я думал, Бенджи точно успеет… – Он хихикал до тех пор, пока они не доехали до другого конца моста, у Марин-Каунти. – …Но он не успел!

Пейдж тоже засмеялась. Отличный сегодня день! Жаль, что не было Брэда, но по субботам он всегда играл в гольф со своими деловыми партнерами. Для них это была единственная возможность расслабиться и оторваться от того, чем они занимались всю неделю. Так что они редко теперь проводили субботы вместе, а если такое и случалось, то всегда находились какие-нибудь дела вроде игр Энди или соревнований по плаванию у Алисон, которые обычно проводились в каком-нибудь богом забытом месте. Если не это, так собака резала лапу, выпадала пломба, протекала крыша или что-то еще, чем приходилось срочно заниматься. Уже много лет у них не было свободных суббот. Она к этому привыкла, так что приходилось урывать время для себя, когда только это удавалось: когда дети засыпали, в промежутках между его командировками и на редких уик-эндах, когда им удавалось-таки оторваться. Да, нелегко было найти время для личных дел при такой сумасшедшей жизни, но все-таки им это удавалось. Несмотря на шестнадцать лет брака и двоих детей, Пейдж еще страстно любила мужа. У нее было все, что она хотела от жизни, – любимый и любящий муж, обеспеченная жизнь и два чудных ребенка. У них был дом в Россе, не слишком шикарный, но уютный и милый, в хорошем месте. А при своих способностях наводить уют Пейдж сделала из него конфетку. Очень кстати пришлись ее художественное образование и опыт, приобретенный, когда она работала помощником дизайнера в Нью-Йорке. Теперь-то она использовала свои таланты в основном для того, чтобы расписывать стены дома у себя или у своих друзей. Особенно хорошей получилась роспись в росской гимназии. Благодаря ее росписям их собственный дом, обычный маленький коттедж, превратился в предмет зависти всех знакомых и гостей. Он стал произведением искусства Пейдж, и все, кто видел его, сразу понимали это.

На одной из стен в комнате Энди она изобразила момент бейсбольного матча в полную величину – подарок сыну на прошлое Рождество. Он был в восторге. Когда Алисон увлекалась Францией, Пейдж изобразила на одной из стен сцену из парижской жизни, а потом – серию портретов балерин, навеянных картинами Дега. А недавно ее волшебная кисть превратила комнату дочери в подобие плавательного бассейна. Она даже раскрасила мебель под обстановку бассейна, чтобы создать полную иллюзию. Наградой ей было восхищенное «класс!» Алисон и ее друзей в отношении комнаты и «ух ты!.. Вот это предок!» – в отношении ее самой. Неплохая оценка для этой банды пятнадцатилетних подростков.

Алисон была уже на втором курсе колледжа. Глядя на ее друзей, Пейдж жалела, что у нее всего двое детей – ей хотелось больше, но тут Брэд был непоколебим. «Один или двое», – с ударением на слове «один» отрезал он. Брэд обожал маленькую дочку и не понимал, зачем им еще дети. Потребовалось целых семь лет, чтобы переубедить его. Именно тогда они переехали из города в пригород, купили дом в Россе, где и родился Энди, их чудо-ребенок, – он родился на два с половиной месяца раньше срока, после того как Пейдж упала с лестницы, когда рисовала на стене детской Винни-Пуха. Ее привезли в госпиталь со сломанной ногой, и одновременно начались схватки. Энди провел два месяца в инкубаторе, но в конце концов оказался совершенно здоров. Она улыбнулась, вспомнив, каким он был крошечным и как они боялись потерять его. Она бы этого не пережила, хотя… пришлось бы, ради Алисон. И ради Брэда. Но без него она, наверное, утратила бы интерес к жизни.

– Хочешь мороженого? – спросила она, поворачивая на Френсис-Дрейк.

– Ага! – откликнулся Энди и рассмеялся, когда она заглянула ему в рот, – еще бы не рассмеяться при такой дыре.

– Ну, Эндрю Кларк, когда вы соберетесь обзавестись хотя бы парочкой зубов? Может быть, купить вам подходящие протезы?

– Ну… – протянул он и снова захихикал.

Было так славно ехать с сыном. Обычно она везла домой всю команду, но сегодня эту честь оказали другой мамаше, однако Пейдж все равно приехала на игру, она ведь обещала. Алисон поехала к друзьям, Брэд играл в гольф, а Пейдж раздумывала над своими планами – она хотела начать новую роспись для школы и посмотреть, что можно сделать с гостиной друзей. Впрочем, это все было не к спеху.

В кафе они взяли для Энди двойную порцию сливочного мороженого «Скалистая дорога», посыпанного шоколадом, а для нее – порцию замороженного кофейного йогурта, на вкус такого сладкого, что страшно было подумать, сколько в нем могло быть калорий. Они сели за столик на улице и ели до тех пор, пока Энди весь не вымазался и не перепачкал форму, но это, сказал он, ерунда – все равно ее стирать, так что немного мороженого не повредит. Так они сидели и наблюдали за прохожими и посетителями, наслаждаясь теплыми лучами заходящего солнца. День был отличный, и Пейдж стала строить планы относительно завтрашнего пикника.

– Вот это порядок, – сказал Энди, добравшись наконец кончиком носа до донышка стаканчика, так что растаявшее мороженое залило подбородок, и Пейдж вдруг ощутила острый прилив любви к сыну.

– Ты прелесть… ты знаешь это? Ладно, мне бы не следовало тебе говорить, но ты просто прелесть, Эндрю Кларк… из тебя выйдет отличный бейсболист… Разве могла бы я быть счастливей?

Он расплылся в улыбке, и теперь мороженым было перепачкано все, даже кончик ее носа, после того как она поцеловала сына.

– Ты отличный парень!

– Ну, ты тоже ничего… – Он нырнул в остатки мороженого и, когда вынырнул, посмотрел на нее вопросительно. – Мама?..

– Ну? – Она уже почти покончила со своей порцией, но его «Скалистая дорога» грозилась перемазать все окружающее в радиусе метра. Почему-то, попав в руки детям, мороженое начинает увеличиваться в объеме.

– Как ты думаешь, у нас будут еще дети?

Пейдж замерла от изумления – мальчики таких вопросов обычно не задают. Алисон-то уже несколько раз ее спрашивала, но Пейдж в свои тридцать девять решила, что с этим скорее всего покончено. Не то чтобы она чувствовала себя слишком старой, просто ей не уговорить Брэда на третьего ребенка.

– Вряд ли, мой дорогой. А что? – Неужели его это в самом деле волновало или это было простое любопытство?

– У Томми Силверберга мама на прошлой неделе родила двойню. Это просто прелесть! Они такие одинаковые, – оживленно начал он. – Они весят по семь фунтов каждый – больше, чем я.

– Это верно. – Он-то весил от силы три фунта, потому что родился слишком рано. – Да, наверное, они прелесть… но не думаю, что у нас тоже будет двойня… или хотя бы еще кто-то. – И почему-то ей стало грустно. Она всегда горячо поддерживала Брэда, что два ребенка – это как раз столько, сколько нужно для идеальной семьи, их семьи, но иногда совершенно неожиданно она почему-то начинала тосковать по новому ребенку. – Вот поговори об этом с папой, – поддразнила она сына.

– О близнецах? – поинтересовался он.

– О третьем ребенке.

– Это так забавно… Ну, конечно, с ними вроде довольно много хлопот. У Томми в доме такое творится! Повсюду разбросаны эти штуки… ну кроватки там, корзинки… и пеленки… и всего по два… Приехала его бабушка помогать. Начала готовить обед и все сожгла. Его папа так ругался!

– Мне это не кажется столь уж забавным, – улыбнулась Пейдж, представив себе появление близнецов в доме, где и так было мало порядка и еще двое детей. – Но вначале всегда так, пока не освоишься с этим.

– Когда я появился на свет, был такой же беспорядок? – Он доел наконец мороженое и вытер губы рукавом, а руки о шорты своей бейсбольной формы.

Пейдж рассмеялась.

– Нет, но зато теперь беспорядка предостаточно, парень. Давай-ка поедем домой и переоденемся.

Они забрались в машину и покатили домой, болтая по дороге, но у нее из головы не выходил его вопрос о ребенке. Ее сердце снова сжала тоска. Может быть, дело было просто в теплом солнечном дне? Или это просто весна? Но почему-то ей захотелось еще детей… еще поездок с Брэдом вдвоем… и чтобы можно было лежать с ним в постели днем, и никуда не нужно было спешить, и нечем заниматься, кроме как любовью с ним. Как бы ей ни нравилась ее жизнь сейчас, ей хотелось иногда обратить время вспять. Сейчас она только и занималась что домашней работой, уроками детей, дележкой машины с Брэдом и детьми, так что им с Брэдом удавалось поймать друг друга разве что на лету или в конце дня, когда оба уставали. А ведь, несмотря ни на что, у нее оставались желания и любовь… но не было времени, чтобы насладиться всем этим. Единственное, чего им постоянно не хватало, так это времени.

Через несколько минут они подъехали к дому, и, пока Энди собирал свои вещи, Пейдж огляделась и заметила машину Брэда.

– Ну, сегодня был отличный день, – сказала она, еще не остыв от солнца. Ее сердце было исполнено любви к сыну. Сегодня был один из тех дней, когда наконец-то понимаешь, что счастлива и благодарна за каждый миг жизни.

– Да… спасибо, что ты приехала на матч, мама! – Он отлично знал, что она могла бы и не приезжать, и был рад, что она все-таки приехала. Она была так добра к нему, и он любил ее за это. Но ведь он в самом деле хороший парень, он это заслужил.

– Всегда готова, мистер Кларк. Расскажи папе об этом знаменитом мяче. Ты просто на глазах творишь историю!

Мальчик рассмеялся и побежал в дом, а она подняла велосипед Алисон, брошенный поперек дорожки. Ее роллеры были прислонены к стене гаража, а ракетка лежала на стуле у кухонной двери, рядом с банкой мячей, «одолженных» у отца. Сегодня у дочери явно был тяжелый день. Когда Пейдж вошла в дом, дочь была на кухне и болтала по телефону. Она еще не переоделась после тенниса и стояла спиной к матери. Закончив разговор, она повесила трубку и повернулась к Пейдж. Алисон была так красива, что Пейдж иногда просто боялась за нее – она была на вид совсем взрослой. Тело взрослой женщины и ум ребенка, и при этом она всегда была в движении, всегда решала какую-то проблему. Ей всегда нужно было что-то сказать, спросить, быть где-то – два часа назад, сейчас, сию минуту – в самом деле надо! Вот это и было написано на ее лице, так что Пейдж мгновенно переключила стиль с легкого и непринужденного общения с Энди на Алисон. Алисон больше походила на Брэда – всегда в движении, всегда в пути, с мыслью о следующем деле, о том, что ей необходимо в следующий момент. Она была динамичней Пейдж, более жесткой и собранной, вовсе не такой доброй, каким, наверное, вырастет Энди. Но в общем она была хорошей, умной девочкой с добрыми намерениями и захватывающими планами. Иногда, впрочем, здравый смысл изменял ей, и тогда у них с Пейдж происходили стычки из-за какой-нибудь типично подростковой проблемы, но в конце концов Алисон быстро приходила в себя и набиралась терпения, чтобы выслушать родителей.

Такие выходки в пятнадцать лет нормальны – она просто пробовала свои крылья, искала свой путь, пытаясь понять, кем она станет – не Пейдж, не Брэдом, а самой собой. Она была похожа на них, но хотела быть только собой, не как Энди, хотевший походить на отца, а на самом деле похожий на мать. Алисон считала его младенцем – когда он родился, ей было восемь, и она считала его лучшей игрушкой. Она никогда раньше не видела такую кроху. Она, как Пейдж и Брэд, боялась, что он умрет, не выживет, и, когда его наконец привезли домой, Алисон гордилась им больше всех. Она носилась с ним по всему дому, и если Пейдж не могла его найти, то знала, что скорее всего он в комнате у Алисон, которая нянчила его, как куклу. Она несколько лет просто обожала его и даже сейчас потакала братцу, покупая ему сладости и бейсбольные карточки. Хотя сама бейсбол терпеть не могла. Она и теперь охотно признавалась, что любит Энди.

– Ну как ты сегодня, коротышка? – Энди был выше многих одноклассников, но сестра постоянно поддразнивала его, напоминая, каким маленьким он был, когда появился на свет.

– Порядок, – скромно ответил он.

– Сегодня он герой дня, – похвасталась Пейдж.

Энди вспыхнул и побежал искать отца. Пейдж не последовала за сыном – она решила сразу заняться обедом.

– А как ты? – обратилась она к дочери, открывая холодильник. Сегодня они не собирались в ресторан, и было так жарко, что она подумывала о пикнике в саду. – С кем ты сегодня играла?

– С Хлоей и другими ребятами. Сегодня в клуб пришли парни из Брэнсона и Морской академии. Мы сыграли несколько сетов в микст, а потом я поиграла с Хлоей. А потом мы плавали. – Она говорила почти равнодушно; для нее роскошная жизнь в Калифорнии была обычным явлением, она ведь родилась здесь. Это для Брэда, родившегося на Среднем Западе, и Пейдж, появившейся на свет в Нью-Йорке, погода и все остальное казалось сказкой – но не для этих ребят. Для них это был привычный образ жизни. Пейдж иногда завидовала, как им повезло с самого начала, но и радовалась за них – именно этого она и хотела для своих детей. Спокойная, уютная, комфортная и здоровая жизнь, защищенность от жизненных невзгод и печалей. Она сделала все, чтобы обеспечить им это, и теперь могла наслаждаться этим приятным зрелищем.

– Неплохо. А что ты думаешь делать вечером? – Если у нее нет никаких планов или к ней собирается приехать Хлоя, то они с Брэдом могут поехать в кино, а Алисон посидит с Энди. А если есть, то ничего страшного. Они с Брэдом ничего не планировали на вечер. Хватит того, что можно будет посидеть в саду, поболтать и пораньше лечь спать. – Куда-нибудь собираешься?

Алисон резко повернулась к ней с таким видом, словно говорила: «Если ты не дашь мне это сделать, моя жизнь кончена».

– Отец Хлои обещал взять нас в ресторан, а потом в кино.

– О'кей, неважно. Я просто спросила.

Алисон мгновенно расслабилась, и Пейдж улыбнулась. Все-таки временами они так предсказуемы. Подростковый возраст, несмотря на счастливую жизнь в Калифорнии, не так-то легок – даже в нормальной семье каждый поступок всегда связан с тревогой и страхом. Да, это не так-то легко.

– А что за фильм? – Пейдж положила мясо размораживаться в микроволновую печь – она не собиралась сегодня сооружать что-то сногсшибательное.

– Она не сказала. Вообще есть три фильма, что я хотела бы посмотреть, например, я не видела «Вудсток» – на фестивале его показывали. А ужинать мы будем в «Луиджи».

– Неплохо. Он вас балует.

Пейдж достала овощи и начала готовить салат. Украдкой она взглянула на дочь, восседающую на табуретке у кухонного стола. Она была красива, как фотомодель: огромные карие глаза, золотистые волосы – как у свекрови, кожа, золотистая от загара, хотя солнце только начало припекать. У нее была стройная фигура, длинные ноги и тонкая талия – неудивительно, что она обращает на себя внимание мужчин, особенно в последнее время. Пейдж иногда говорила Брэду, что хотела бы прикрепить к блузке дочери значок: «Осторожно, ей всего пятнадцать!» На нее оборачивались на улице даже тридцатилетние мужчины. Выглядела она лет на восемнадцать или даже на двадцать.

– Просто прекрасно, что мистер Торенсен решил провести с вами субботний вечер.

– А что ему еще делать, – ответила Алисон голосом маленькой девочки, и Пейдж рассмеялась – подростки бывают такими безжалостными, никогда не упустят случая наступить на больную мозоль.

– Откуда ты знаешь? – Жена Торенсена бросила его год назад и сразу после развода уехала в Европу, найдя работу в офисе театрального менеджера. Она хотела взять с собой и троих детей, чтобы отдать их в английские пансионы. Сама американка, она почему-то считала, что на свете нет ничего более полезного для детей, чем английские закрытые школы. Но Тригви Торенсен не собирался отдавать детей бывшей жене.

Судя по всему, его жена настолько устала за двадцать лет жизни в пригороде от исполнения обязанностей шофера, служанки, няньки и учительницы собственных детей, что больше всего на свете ей захотелось бросить все это. Абсолютно все: Тригви, детей, опостылевший Росс. Она ненавидела эту рутину всеми фибрами души. Дана Торенсен решила, что настал ее час. Она пыталась объяснить это мужу, достучаться до него, но Тригви не желал ни о чем и слышать – ему хотелось, чтобы все шло, как идет, и он просто не видел ее отчаяния.

Когда Дана уехала, дом чуть не рухнул. Пейдж потрясло то, что Дана бросила детей. Наверное, ей действительно пришлось туго в последние годы. Однако все в Россе были изумлены тем, что Тригви удалось справиться с детьми и домом. Он был свободным журналистом и поэтому мог работать дома. Ему это было по вкусу, и его в отличие от жены не тяготили родительские обязанности. Он на все смотрел с юмором и тепло относился к детям, за что его ценили окружающие. Иногда это давалось ему нелегко, но в общем он справлялся, и дети вовсе не чувствовали себя несчастными. Тригви выкраивал время для работы днем, пока дети были в школе, и вечером, когда они ложились спать. Остальное время Тригви проводил с ними. Его обожали большинство их приятелей. Так что Пейдж нисколько не удивило, что он решил повести целую банду в ресторан и потом в кино.

Сыновья Торенсена уже учились в колледже, а Хлоя и Алисон были сверстницами. Хлое пятнадцать исполнилось на Рождество, она была так же красива, как Алисон, только в другом стиле: небольшая, черноволосая – в мать, с огромными голубыми нордическими глазами, доставшимися от отца, и прозрачной белой кожей. Тригви был норвежцем и до двенадцати лет жил в Норвегии, поэтому друзья до сих пор дразнили его «викингом», хотя он был американцем до мозга костей.

Он был красив, так что его развод взволновал сердце не одной одинокой женщины в Россе. Однако им пришлось несколько разочароваться – он так разрывался между детьми и работой, что времени на женщин у него просто не оставалось. Пейдж подозревала, что дело не во времени, а в отсутствии интереса или доверия.

Все знали, что он страстно любил жену, и ни для кого не было тайной, что последние два года перед отъездом она надувала его. Пожалуй, брак и материнство были вообще не для нее. Тригви, со своей стороны, сделал все, что мог, и выдержал даже два примирительных срока. Однако он требовал от нее большего, чем она могла дать. Ему-то нужны были домохозяйка, полдюжины детей и простая семейная жизнь, отпуска на природе. Ей нужны были Нью-Йорк, Париж, Голливуд или Лондон.

Дана Торенсен была прямой противоположностью своему мужу. Они встретились в Голливуде, когда были совсем юными. Он только что окончил школу и начал писать сценарии, а она пробовалась как актриса. Ей нравилась эта профессия и совсем не хотелось переезжать в Сан-Франциско. Но тогда она слишком его любила, чтобы бросить. Она пыталась еще работать, сотрудничать с профсоюзом актеров в Сан-Франциско, но ничего не получилось – она слишком скучала по друзьям, по Голливуду и Лос-Анджелесу, по работе там, даже случайной. Неожиданно она забеременела, и Тригви, к ее удивлению, настоял на браке. Тут-то все и покатилось под откос – пришлось играть роль, ей совершенно несвойственную. Когда ее второй сын, Бьорн, родился с синдромом Дауна, это оказалось для нее непосильным испытанием, и она начала винить во всем Тригви. Она точно знала, что больше не хочет детей и что не хочет даже быть замужем. Тут на свет появилась Хлоя, и все рухнуло для Даны. Жизнь для нее превратилась в кошмар. Тригви старался сделать все, что мог, он много печатался в «Нью-Йорк таймс» и других популярных газетах и журналах. Он вполне мог содержать свою семью. Но Дана не хотела сидеть дома. Все, что ей было нужно, – это свобода. А Тригви хотел, чтобы все шло так, как идет. И что было для Даны еще ужасней – он действительно оказался отличным отцом. Просто кошмар, что он женился на столь неподходящей женщине!

Он был добр и терпелив, с удовольствием делил компанию с друзьями своих детей, отправлялся с ними в походы и на рыбалку, был главной движущей силой в организации местных олимпийских игр, на которых блестяще выступил Бьорн. Все были в восторге, за исключением Даны – она, как ни пыталась, так и не научилась общаться с подростками. А Бьорн в ее глазах вообще был позорищем. В результате дело кончилось тем, что ее стали ненавидеть все, а она просто изводилась из-за своей горькой участи – от которой, кстати, немногие отказались бы на ее месте: у нее были прекрасные дети (даже Бьорн, которого все считали лапушкой), отличный муж и прекрасный отец (из-за которого Дане завидовали многие женщины). Когда она пошла вразнос, заведя кучу любовников, это никого не удивило. А ей было наплевать, что о ней все думают, особенно Тригви. Она даже хотела, чтобы именно он положил этому конец.

Так что все облегченно вздохнули, когда она его наконец бросила – за исключением самого Тригви, годами плывшего по течению, убеждая себя, что все в порядке, все не так плохо. Он убеждал себя в том, чему мог поверить лишь он один: «…Она привыкнет… для нее непросто было бросить карьеру… она так страдала, когда пришлось уехать из Голливуда… она такая одаренная, ей трудно быть женой…» И конечно: «Бьорн – это нелегко пережить…» В общем, двадцать лет он убаюкивал себя такими сказками, пока она наконец не бросила его. И похоже, что ему самому стало от этого легче, и самое удивительное – ему не хотелось пройти через все эти мытарства снова, с другой женщиной. Только теперь Тригви понял, насколько это было чудовищно, и ему просто становилось плохо при мысли о том, что он может снова жениться или даже завести серьезные отношения с кем-либо еще. Все его знакомые женщины представлялись ему ястребами, стервятниками, жаждущими поживы, и он совсем не хотел становиться их очередной жертвой. Ему было хорошо и одному с детьми – пока.

– После того как Хлоина мама исчезла, у него не было ни одной приятельницы, то есть настоящей, а ведь прошел уже год. Он все время проводит с детьми, а ночью пишет про политику. Хлоя говорит, что он сейчас пишет книгу. И знаешь, мама, он очень любит куда-нибудь ходить вместе с нами. Во всяком случае, он сам так говорит.

– Вам повезло. Но что, если он когда-нибудь предпочтет вашей компании кого-либо еще? Ты не задумывалась об этом? – улыбнулась Пейдж.

Алисон пожала плечами – она себе не представляла, чтобы Тригви нужен был кто-нибудь еще. Она привыкла к тому, что Тригви Торенсен всегда готов общаться с ними, и ей никогда не приходило в голову, что дело не только в том, что он любил детей, но и в том, что он хотел заполнить пустоту, возникшую вследствие катастрофы, которую потерпел его брак.

– И кроме того, он любит проводить время с Бьорном. Мистер Торенсен учит его водить машину.

– Отличный парень. – Пейдж открыла кран и вымыла овощи, Алисон с удовольствием уплетала чипсы. – Как он, кстати? – Она давно не видела сына Тригви. Хотя и было заметно, что мальчик не такой, как все, его отец делал все, чтобы он рос и жил так, как и другие – здоровые дети.

– В порядке. Каждую субботу играет в бейсбол и с ума сходит по боулингу.

Потрясающе. И как ему удалось справиться с этим? В общем-то она могла понять Дану Торенсен, хотя и осуждала ее бегство. Она знала Тригви уже много лет, и он ей нравился, хотя они не были хорошо знакомы. Он не заслужил все эти напасти. Никто их не заслуживал, впрочем, но, насколько она могла судить, Тригви Торенсен был потрясающим отцом.

– Ты останешься у Торенсенов? – спросила Пейдж, выкладывая овощи на тарелку и вытирая руки. Она еще не видела Брэда и хотела поздороваться с ним, а заодно посмотреть, что делает Энди.

– Нет. – Алисон встала из-за стола, выбросила пустой пакет из-под чипсов и взялась за яблоко. Она перекинула косу через плечо. – Они сказали, что завезут меня домой после кино. У Хлои дело завтра рано утром.

– В воскресенье?! – поразилась Пейдж, выходя из кухни.

– Да… не знаю… может быть, тренировка… что-то в этом роде.

– Ну и когда ты выходишь?

– Я сказала, что мы встретимся в семь. – Наступила длинная пауза. Алисон пристально посмотрела на мать. В ее глазах мелькнуло что-то, но Пейдж так и не смогла определить, что было в ее взгляде. Какой-то секрет, тайна, которой она не хотела поделиться с матерью. – Мам, можно я возьму твой черный свитер?

– Пуховый? – Брэд подарил его на Рождество. Он не очень-то подходил для теплой погоды и был слишком роскошным для пятнадцатилетней девочки. Алисон утвердительно кивнула. Но Пейдж эта идея не понравилась.

– Не стоит. Он не совсем подходит для «Луиджи», да и фестиваль…

– Ну ладно… А розовый?

– Это лучше.

– Можно?

– Ладно, ладно… – Она покачала головой, шутливо изображая сожаление, и они разошлись. Алисон отправилась к себе, а Пейдж пошла искать мужа. В последнее время ей казалось, что между ними возникают какие-то препятствия и барьеры. Чтобы понимать друг друга как прежде, им приходилось совершать какой-то марафон из «не будешь ли ты любезен», «не подбросишь ли меня», «не составишь ли мне компанию», «можно ли мне попросить…», «как ты полагаешь…» и многих других «где», «как» и «когда».

Завернув за угол, Пейдж едва не столкнулась с Брэдом. Брэду Кларку вполне подошли бы определения «высокий», «статный» и «красивый». Это был коротко подстриженный брюнет шести футов четырех дюймов ростом, с большими карими глазами, мощной фигурой – широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги и такая улыбка, что у нее начинала кружиться голова. Когда она вошла в спальню, Брэд выпрямился, прекратив укладывать лежавший на кровати чемодан.

– Как прошла игра? – с интересом спросил он. С некоторых пор он не ездил на матчи – был слишком занят. Иногда ему казалось, что он вообще забыл, как играет его сын.

– Отлично. Твой сын просто молодчина, – улыбнулась Пейдж и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала мужа.

– Он тоже так говорит. – Его рука обхватила ее талию, и Брэд притянул ее к себе. – Я по тебе очень соскучился.

– Я тоже… – Она постояла так несколько секунд, уткнувшись в его ухо, а потом оторвалась и опустилась в кресло, а Брэд продолжил сборы.

Он часто собирался в поездку по воскресеньям, чтобы на следующий день отправиться в командировку. Но если было время, он старался сложить вещи по субботам, чтобы освободить воскресный день.

– Что ты думаешь насчет того, чтобы устроить сегодня небольшой пикник? Погода отличная, я как раз разморозила мясо. Будем только мы и Энди. Алисон собирается поехать с Хлоей.

– Неплохо было бы, – улыбнулся он, подходя к ней, – но ничего не получится. Ни одного места на Кливленд на завтра, так что придется лететь сегодня в девять вечера. Выезжать в аэропорт надо около семи.

Ее словно громом поразило, когда она услышала об этом – она-то рассчитывала побыть с ним весь день и еще посидеть в саду под луной.

– Малыш, мне правда жаль.

– Да… мне тоже… – Эта новость просто пришибла ее. – Я весь день думала о тебе.

Он присел на ручку ее кресла, и она улыбнулась ему. Она всегда старалась держаться молодчиной, и ей давно пора было бы привыкнуть к его командировкам, но почему-то не совсем получалось. Ей так не хватало его.

– Вряд ли воскресный Кливленд – подарок. Что тебе там делать одному в воскресенье? Весь день пропадет без толку! – Ей было искренне жаль его. Работа в рекламном агентстве заставляла его выкладываться. Но ведь он был их звездой, человеком, благодаря которому они были впереди всех. О его умении привлечь новых клиентов и, самое главное, удержать их ходили легенды.

– Я уже наметил программу: сначала отправлюсь играть в гольф с президентом компании, с которой должен работать. Я уже позвонил ему, он утром ждет меня в клубе. Так что воскресный день не будет потерян. – Он поцеловал ее в губы, и в ней снова поднялось желание. – Конечно, я бы предпочел остаться здесь, с тобой и с детьми, – прошептал он, когда она обняла его за шею.

– Бог с ними, с детьми, – прошептала она, и он рассмеялся.

– Хорошая идея… оставим ее до вторника… Я вернусь как раз к ночи.

– Я тебе напомню, – прошептала Пейдж, и они снова поцеловались.

Тут в спальню ворвался Энди.

– Алли оставила картошку на столе, и Лиззи ее жрет! Теперь ее стошнит прямо на кухне! – Лиззи звали их золотистого лабрадора, и она была известна своей неразборчивостью в еде и столь же слабым желудком. – Ну же, мама! Ее точно стошнит, если она сожрет все!

– О'кей, я уже иду… – Пейдж жалобно улыбнулась Брэду и отправилась за Энди. Брэд только хлопнул ее пониже спины.

Как и было сообщено, вся кухня была усыпана картофельными чипсами, и Лиззи увлеченно доедала их.

– Лиззи, фу! – устало проворчала Пейдж и принялась за уборку. Как плохо, что Брэд улетает в Кливленд. Ей так хотелось побыть с ним. Казалось, что их жизнь принадлежит кому угодно, только не им самим. Она повернулась к Энди. – Что скажешь о романтическом вечере с твоей старой мамочкой? Папа должен вечером улететь в Кливленд, так что мы можем отправиться куда-нибудь и заказать пиццу. – Пиццу или бифштексы они могли поесть и дома, но ей не хотелось оставаться дома без Брэда. Кроме того, вообще неплохо было бы прогуляться с Энди. – Ну, что ты скажешь?