Текст книги "Счастье"

Однако о ее программе этого сказать было нельзя. Шарлотта в тот год была кандидатом на приз «Эмми», правда, не получила его, и Оливеру было тем более неловко, что он ее не узнал с первого раза.

– А чем вы занимались в Лос-Анджелесе, с тех пор как приехали?

– Работал, работал и еще раз работал... Устраивался... Честно говоря, я пока ничего не видел, кроме моего дома и офиса.

– Это не слишком весело. А ужинать куда-нибудь ходили?

– Еще нет, разве что один раз, с детьми. Мы поехали в «Хард-рок кафе», им там очень понравилось. А я почувствовал себя четырехсотлетним стариком и чуть не оглох.

Шарлотта засмеялась. В самом деле там тяжело было разговаривать, но все равно это кафе ей нравилось. Интерьер был оформлен необыкновенно. Она особенно любила разглядывать старый автомобиль Элвиса Пресли, словно проломивший потолок. К Шарлотте тогда возвращались воспоминания детства.

– А в «Спаго» вы еще не были?

– К сожалению, нет.

– Надо нам будет как-нибудь сходить.

Олли подумал, что это лос-анджелесский вариант нью-йоркского «Давайте как-нибудь вместе поужинаем», и не отнесся к ее словам серьезно.

Потом она с заинтересованным видом спросила:

– Сколько лет вашим детям?

– Дочери шестнадцать, а сыну десять, и еще одному сыну, который остался на востоке, восемнадцать.

– Неплохо, – улыбнулась она как бы с легким сожалением. Олли ей в самом деле нравился. – А сколько жене?

Шарлотта взглянула ему в глаза, и Олли рассмеялся прямоте ее вопроса.

– Вообще-то сорок два, но мы в разводе.

Он имел право так сказать. Документы должны были быть готовы через восемь недель, а в его сердце все нити, связывавшие его с Сарой, порвались.

Шарлотта Сэмпсон в ответ широко улыбнулась:

– О, это хорошая новость! А я было расстроилась!

Оливеру польстили ее слова и внимание к нему. Он в самом деле считал, что недостоин этого. А может, она была просто застенчивой и не любила больших приемов?

– Ваши дети теперь здесь?

– Нет, они улетели на восток, чтобы провести Рождество с матерью, в Бостоне.

– Но вы же сказали, что жили в Нью-Йорке? Шарлотта была озадачена.

– И почему они не остались на Рождество с вами?

– Потому что они и так со мной постоянно живут. Мы действительно жили в Нью-Йорке, но она живет в Бостоне. Она уехала туда год назад продолжать образование, и...

Олли посмотрел на Шарлотту. Голливуд не Голливуд, он решил рассказать ей все как есть, хотя и не был уверен, что ей до этого есть дело. Однако она проявляла заинтересованность и, похоже, была хорошим человеком.

– И она нас оставила... меня и детей... Поэтому они теперь живут со мной.

Шарлотта вдруг печально взглянула на него и отбросила свои длинные рыжие волосы.

– Это похоже на долгую, грустную историю.

– Совершенно верно. Так было. Теперь это уже короткая история. Она счастлива. У нас все хорошо. Ко многому привыкаешь, если надо.

– А дети? Олли кивнул:

– Они в порядке. Теперь, как мне кажется, они смогли бы выдержать любые испытания. Это хорошая команда.

– А вы, похоже, хороший отец.

– Благодарю, сударыня.

Оливер слегка поклонился, оба рассмеялись. В этот момент к ним подошел один из руководителей телекомпании. Он поцеловал Шарлотту в обе щеки, Оливеру пожал руку и сказал, что наблюдает за ним на протяжении часа.

– Я хотел познакомить тебя кое с кем из наших друзей, но вижу, что ты и так уже познакомился с моей фавориткой.

– Едва переступив порог, я попытался ее растоптать, а она была так любезна, что не вышвырнула меня вон и не подала в суд. Теперь Шарлотта сильно хромает, поэтому мы тут стоим и я мучаю ее рассказами про своих детей.

– Я с удовольствием с вами разговариваю, Оливер, – произнесла Шарлотта с ноткой обиды, а мужчины рассмеялись. Потом она с недовольной гримасой обратилась к боссу телекомпании: – Ты что, собираешься его куда-то увести?

– Вынужден. Но если хочешь, приведу его обратно, – заверил тот и наклонился к Оливеру со словами шутливого предупреждения: – Имей в виду, она не выносит кинозвезд, обожает детей и собак и никогда не забывает роль. Я таким женщинам не доверяю, а ты? Вдобавок она чертовски хорошенькая. Тебе надо увидеть ее в четыре утра – просто обалдеть можно: никакого макияжа и лицо как у ангела.

– Кончай, Говард! Ты прекрасно знаешь, как я выгляжу по утрам.

Шарлотта смеялась, весело было и Оливеру. Он бы с удовольствием посмотрел на нее в четыре утра, в макияже или без него.

– Он все-все врет. Я терпеть не могу детей и собак. Но когда они говорили о детях Оливера, на это было не похоже.

– О'кей, Чарли, ты себе развлекайся, а я Оливера заберу. Скоро доставлю его обратно.

К большому сожалению Оливера, его увели, и Говард стал знакомить его со всеми сколько-нибудь значительными особами, присутствовавшими на приеме. Лишь через час Олли удалось вернуться на то место, где они стояли с Шарлоттой. Ее, конечно, там уже не было. Он в общем-то не надеялся, что она ждет, но был бы очень рад, если бы так случилось. Олли вышел из павильона и стал искать свой лимузин. И тут, к своему изумлению, в отдалении заметил ее, садящуюся в красного цвета «мерседес». Волосы она заплела в две косы, смыла макияж, на ней было старое черное кожаное пальто. Олли помахал ей, Шарлотта его увидела и тоже помахала, потом замешкалась, словно ожидая, чтобы он подошел. Оливер направился к ней сказать, как был рад знакомству. Шарлотта приветливо улыбнулась.

– Домой?

Она кивнула, взглянув на него снизу вверх все с той же улыбкой, и вдруг показалась Оливеру похожей на маленького ребенка. Очень симпатичного ребенка, констатировал Олли.

– У меня две недели отпуска до конца праздников. А как насчет вас? Покончили с обязанностями?

Олли кивнул. Он хотел бы пригласить ее куда-нибудь, но не решался. А потом подумал: «Была не была, от Шарлотты Сэмпсон получить отказ не обидно», – и спросил:

– Вы ужинали?

Шарлотта покачала головой и затем с веселым видом предложила:

– Хотите, пойдем на пиццу в «Спаго»? Я не уверена, что мы попадем, но попробовать можем. Там обычно довольно людно.

Она употребила очень мягкое определение. Как правило, в «Спаго» яблоку негде было упасть от посетителей, жаждущих отведать блюд, приготовленных Вольфгангом Паком, и поглазеть на звезд, которые туда захаживали.

– С превеликим удовольствием.

Олли был в восторге. Он через плечо глянул на свой лимузин:

– Разрешите вас подвезти? Или следовать за вами?

– А почему бы вам не поехать со мной?

– Вы не будете возражать? Разумеется, так было бы проще.

Шарлотта снова тепло улыбнулась. Ей нравились его внешность, его голос, легкость в общении, спокойствие. Он производил впечатление надежного ^заслуживающего доверия человека.

– Конечно, нет, – ответила она.

Тогда Олли быстро отпустил шофера, словно боясь, что Шарлотта передумает, и занял переднее сиденье рядом с ней. А она вдруг повернулась к нему:

– Мне пришло в голову кое-что получше. В «Спаго» порой бывает слишком шумно. Я знаю другой итальянский ресторанчик. Он называется «Кьянти». Там темно, и никто нас не увидит. Можем позвонить отсюда и узнать, есть ли свободные столики.

Шарлотта указала на маленький красный телефон, прикрепленный к приборной панели. Она одной рукой набрала номер, а другой в то же время завела мотор. Оливер смотрел на нее с изумлением.

– Что-нибудь не так? – спросила она.

– Нет, я просто недоумеваю.

– Да, – усмехнулась Шарлотта, – путь далек из городка Линкольн в Небраске.

Ресторан ответил сразу же, они были рады зарезервировать столик для мисс Сэмпсон. Ее выбор оказался очень удачным. Ресторанчик был маленький, в нем царили полумрак и интим и не было никаких новомодных выдумок. Интерьер был как в старых добрых итальянских ресторанах, а меню привлекало восхитительными блюдами. Старший официант быстро принял у них заказ. Они сидели рядом на банкетке, и Оливер пытался свыкнуться с необычностью своего положения. Он ужинал с самой Шарлоттой Сэмпсон! Но ведь это был Голливуд, не так ли? На долю секунды его мысли обратились к Меган. Здесь все было совсем иначе. Те свидания носили изощренный и отчасти декадентский характер, а тут все казалось таким простым. Видимо, потому, что Шарлотта была таким человеком. Она казалась очень земной.

– Идея была отличная, – похвалил Олли, и оба потянулись к булочкам. Они ужасно проголодались.

– Как замечательно, что завтра не нужно в четыре утра ехать на работу. Порой это очень мешает общению с друзьями. Чаще всего я слишком устаю к вечеру, чтобы еще куда-то ходить. Я приезжаю домой, принимаю ванну и забираюсь в постель со сценарием на следующий день, а в девять выключаю свет и засыпаю мертвым сном.

– А как же знаменитые голливудские вечеринки?

– Они для кретинов. За исключением обязательных, вроде сегодняшней. На остальные можно не ходить. А на такие, как сегодняшняя, не пойти опасно. Нельзя сердить руководство телекомпании.

– Я об этом слышал. Неужели все время приходится жить в таком напряжении?

– Временами, если твой рейтинг не слишком высок. Паршивая это работенка, – рассмеялась она, – но я ее люблю. Мне нравится, что она такая творческая, тяжелая, я получаю удовлетворение, когда удается справиться с трудным сценарием. Мне интересно заниматься еще и другими вещами, но этот опыт просто неоценим.

Она снималась в сериале уже на протяжении двух лет.

– А чем бы вы охотнее всего занимались?

– В профессиональном смысле? Интересный вопрос... Наверное, Шекспиром. Я его много играла в колледже и потом в летней бродячей труппе, когда не могла найти другую работу. Я люблю настоящий театр, это напряжение, необходимость помнить роль слово в слово и хорошо играть ее каждый вечер. Для меня верхом мечтаний был бы, наверное, Бродвей.

Оливер кивнул, он ее понимал. Это, конечно, вершина актерского мастерства, но и то, что она делала, было здорово. Олли восхищался ею. Помимо всего, это была гораздо более тяжелая работа, чем многим казалось. Он это уже понял.

– А в кино вы снимались?

– Один раз, – рассмеялась она. – И очень неудачно. Единственной особой, которая это смотрела и которой понравилось, была моя бабушка в Небраске.

Они рассмеялись. Подали ужин, за которым они говорили и говорили: о работе, о его детях, о сложностях их профессий, о его самочувствии в должности новоиспеченного директора.

– Реклама – это сложное дело. Раз напортачишь – и потеряешь клиента.

Она много об этом слышала, но Оливер казался удивительно спокойным, учитывая напряжение, в котором работал.

– Да нет, от вашей работы не очень отличается. Вам тоже особой свободы не дают.

– Поэтому надо иметь еще что-то, какую-то отдушину, не менее важную для тебя, чем работа.

– Например?

Шарлотта ответила без колебаний:

– Мужа, семью, детей. Людей, которых любишь. Навыки в чем-то другом. Потому что в один прекрасный день съемки, автографы, вся эта суматоха – все кончится, и важно не допустить, чтобы это стало для тебя трагедией.

Ее взгляд на свою профессию был разумным и вызвал у Оливера уважение, но ее слова вдруг озадачили его.

– Вы, случайно, от меня ничего не скрываете, мисс Сэмпсон? Вдруг сюда зайдет ваш муж и вмажет мне по носу?

Шарлотта засмеялась, представив такую сцену, и покачала головой, в то же время сражаясь с порцией спагетти.

– Это невозможно. Я была замужем всего один раз, и давным-давно, когда мне был двадцать один год. Выскочила я буквально через десять минут после окончания колледжа.

– И что же?

– Очень просто. Он был актером. Скоропостижно скончался. А я с тех пор не встречала никого, за кого хотела бы выйти замуж. На съемочной площадке редко можно встретить мужчину, с которым хотелось бы провести остаток жизни.

В течение нескольких лет она еще крутила роман с продюсером, но это ни во что не вылилось. Потом подолгу у нее никого не было, или же были знакомства с людьми, не связанными с телевидением.

– Наверное, я слишком разборчива. Моя мама говорит, что я уже перевалила за гору.

Шарлотта посмотрела на Оливера с грустью, но и с искоркой озорства в глазах:.

– В следующем месяце мне исполнится тридцать четыре. По-моему, я немного перезрела для замужества.

Олли весело рассмеялся. На вид ей было около двадцати.

– Я так не считаю. А здесь что, существует такое мнение?

– Если тебе больше двадцати, ты труп. К тридцати годам позади первая пластическая операция, к тридцати пяти – вторая и еще как минимум одна операция на глазах, если не две. В сорок все кончено. Поэтому я и говорю, что надо иметь в жизни еще что-то.

Говорила она вполне серьезно.

– А если не мужа и не детей, тогда что?

– Что-то, чем была бы занята голова. Я раньше много работала с детьми-инвалидами. Правда, теперь у меня нет времени.

– Я вам одолжу своих.

– А какие они?

Судя по тону, ее это в самом деле интересовало, и Оливер растрогался. Трудно было поверить, что Шарлотта – преуспевающая знаменитость. Она так трезво говорила, была такой приземленной. Оливеру это очень нравилось, как, впрочем, и остальное в ней. Для него даже отошла на задний план ее внешность. Он почувствовал ее искренность, внутреннюю красоту. Думая о ней, он и попытался ответить на вопрос Шарлотты о его детях:

– Мел умная и ответственная и безумно хочет стать актрисой, по крайней мере сейчас. Бог знает кем ей захочется быть потом. Но она собирается поступать в колледж на театральное отделение. Высокая блондинка и вообще замечательный ребенок. Думаю, она вам понравится.

Он решил, что Шарлотта и Мел должны познакомиться, а потом подумал, не слишком ли много ему хочется, но Шарлотта, похоже, не имела ничего против.

– А Сэм смышленый парень, ему десять, живой как ртуть. Всеобщий любимец.

Затем Олли рассказал ей о Бенджамине, Сандре и их ребенке.

– Да, видно, нелегко ему достается, – вздохнула Шарлотта.

– Весьма. Но он полон решимости делать то, что считает правильным, даже если сам от этого страдает. Подругу он, похоже, больше не любит, зато без ума от малыша.

– Так вы, значит, дедушка, – произнесла она и вдруг озорно посмотрела на Оливера.

Глаза у нее были такие же зеленые, как у него. – А вы мне не сказали, когда мы познакомились. Олли улыбнулся:

– Разве это имеет какое-то значение?

– Колоссальное. Вот я скажу своей родне, что ходила на свидание с дедушкой. То-то они будут ломать голову, зачем мне это понадобилось.

Похоже было, что она оставалась с ними в тесных отношениях, и это Оливеру тоже понравилось. Он рассказал ей даже об отце и о Маргарет.

– Они прилетят в январе повидать ребят. Она для него самый лучший вариант, хотя поначалу я так не думал. Для меня это был сильный шок, когда он женился на ней почти сразу после смерти матери.

– Правда, забавно: сколько бы нам ни было лет, в отношении к родителям мы всегда ведем себя как дети. Вам не кажется?

– Кажется. Я сперва ужасно возмущался по ее поводу. Но отец на склоне лет имеет право на толику счастья.

– И достоин красивой старости.

– Да, конечно.

– Я надеюсь познакомиться с ними, – мягко произнесла Шарлотта.

Они закончили ужин, еще чуть-чуть поговорили за кофе, потом пошли на выход, к машине. По пути два человека остановили ее, прося автограф. Шарлотта не отказывала, напротив, раздавала их дружелюбно и ласково, почти с благодарностью. Олли заговорил об этом, когда они сели в машину. Шарлотта устремила на него серьезный взгляд своих широко раскрытых зеленых глаз:

– В телебизнесе никогда нельзя забывать, что благодаря этим людям ты такой, как есть. Без них ты никто. Я об этом всегда помню.

Самое замечательное было то, что слава не вскружила ей голову. Она была удивительно скромной и почти застенчивой.

– Спасибо, что вы поужинали сегодня со мной.

– Я получила большое удовольствие, Оливер.

Судя по выражению лица, она сказала это вполне серьезно.

Шарлотта отвезла его домой в Бел-Эйр. Выходя из машины, Олли замешкался, не зная, пригласить ее внутрь или нет, наконец все-таки пригласил, но она сказала, что очень устала. А потом вдруг что-то вспомнила и спросила:

– Чем вы будете заниматься в праздники, один, без детей?

– Ничем особенным. Я собирался поработать в офисе. Это будет мое первое Рождество без ребят.

– Я обычно тоже уезжаю домой. Но в этом году просто не смогла. На следующей неделе у меня съемка рекламного клипа, да и сценарии почитать тоже надо. У нас новый автор. А что, если нам встретиться в воскресенье?

На воскресенье приходился сочельник, и Олли старался об этом не думать, но ее предложение казалось слишком заманчивым, чтобы его отвергнуть.

– С удовольствием. Можем у меня поужинать. Агнес была на месте, хотя дети и уехали. Но Шарлотта придумала кое-что получше.

– Давайте лучше я зажарю нам индейку! Как положено. Хотите?

– Ну конечно.

– А потом пойдем в церковь. У меня есть друзья, к которым я всегда хожу в гости на Рождество. Пойдете со мной?

– Охотно, Шарлотта. Но вы уверены, что хотите провести время со мной? Я не хочу навязываться.

– Да, – сказала она с мягкой улыбкой, – и буду очень разочарована, если вы не придете. Рождество для меня очень важно, я люблю проводить его с милыми мне людьми, и отнюдь не сторонница искусственных елок, спрыснутых серебряной краской, и всей этой пошлятины, характерной для Голливуда.

– Ладно, договорились, приеду. Во сколько?

– Приезжайте в пять. В семь сядем ужинать, а в полночь пойдем в церковь.

Она нацарапала ему адрес, и Олли, несколько ошеломленный, вышел из машины, а Шарлотта его еще раз поблагодарила и, помахав рукой, уехала. Он долго стоял, глядя, как ее красный автомобиль исчезает у подножия холма, не веря в реальность случившегося. Все это было как сон. Но еще более сказочным оказалось проведенное с ней Рождество.

Шарлотта встречала его в белом платье. Дом был чудно расположен. Он находился на Голливудских холмах и имел вид уютной старой фермы. Шарлотта, рассмеявшись, сказала, что он напоминает ей Небраску. Внутри были дощатые полы, потолки с балками и большие камины в противоположных углах комнаты, а перед каминами – просторные, мягкие диваны. В кухне, почти такой же большой, как гостиная, тоже был камин и стоял накрытый на двоих стол. В углу поблескивала наряженная елка. Наверху располагались две очень милые спальни. Спальня Шарлотты была в розовых тонах, с обоями в цветочек, другая, желтая, предназначалась для гостей, в ней жили ее родители, когда приезжали, что, впрочем, по ее словам, случалось нечасто. Это жилище не имело и десятой части фешенебельности, которой блистала нью-йоркская квартира Меган, но зато было в десять раз теплее и очень понравилось Оливеру.

Хозяйка охладила для него бутылку белого вина, индейка уже жарилась в духовке. Помимо того, Шарлота приготовила пюре из каштанов, картофеля и батата, зеленый горошек, клюквенное желе и много начинки для индейки. Одним словом, ужин получился королевский, он напомнил Оливеру о рождественских праздниках, проведенных в спокойной обстановке дома с Сарой или еще раньше, с родителями. В этом году он планировал вместо праздничного ужина съесть на работе сандвич или по пути домой – гамбургер в баре «Гамлет». О таком Рождестве он и не мечтал, тем более о трапезе с Шарлоттой Сэмпсон. Она появилась словно дар небес, и Олли, садясь за стол, положил рядом с ее прибором свой небольшой подарок. Он был так тронут приглашением, что захотел преподнести Шарлотте к Рождеству что-нибудь приятное, поэтому накануне заехал в магазин «Картье» и купил ей простой золотой браслетик. Она была глубоко тронута и смущена, что не приготовила подарка для него.

– Так это же и есть подарок: рождественский ужин, прямо как из сказки.

Шарлотте, похоже, было приятно, что для Оливера это так много значило. Потом они разговаривали, смеялись, а после ужина Олли по своей кредитной карточке позвонил детям и Саре. Ребята, судя по голосам, веселились от души. Слышны были смех, визг, трубка переходила из рук в руки, и даже разговор с Сарой получился непринужденный. Он пожелал ей всех благ, а после позвонил отцу. Толос у того давно не был таким счастливым.

Оливер с изумлением вспомнил, что ведь Сара покинула их ровно год назад. Он сказал это Шарлотте. Говорить с ней было легко. В тот момент она подала десерт собственного приготовления: пирожки с изюмом и миндалем и яблочный пирог со взбитыми сливками.

– Вы по ней все еще скучаете, Оливер? – спросила Шарлотта, когда они, любуясь видом из окна, заканчивали ужин.

Но Олли покачал головой. Он был с ней честен.

– Уже нет. Мне даже странно вспоминать, что я был на ней женат. Она кажется чужой, я думаю, так теперь оно и есть. Но поначалу было очень больно. Казалось, я этого не переживу. Однако ради детей пришлось совершить невозможное. По-моему, именно благодаря им я не опустил руки.

Шарлотта кивнула. Она понимала Оливера и считала спасением то, что у него были дети. Олли продолжал:

– Думаю, у нас всегда были разные устремления, но я игнорировал это. А она знала, чего хочет, и никогда не забывала.

– Интересно, что иногда такая настойчивость является настоящей добродетелью, а иногда – грехом, не так ли?

– В случае с ней, по-моему, замужество было большой ошибкой, но я этой ошибке рад, так как иначе у нас не было бы детей.

– Они для вас все, так ведь, Оливер?

– Да, – признал он, – может, я даже слишком о них беспокоюсь. Для себя я за минувший год мало что сделал.

Исключение составлял роман с Меган, но это было временное умопомрачение, месяц полного, безграничного и сладкого безумства.

– Может, вам теперь стоит подумать, прикинуть, что делать дальше?

– Вероятно. Я не уверен, что уже сейчас нашел бы ответ, а может, мне и не стоит над этим задумываться?

Олли улыбнулся. Шарлотта налила ему чашку ароматного дымящегося кофе. Оливер чувствовал, что сейчас лопнет, именно так и должен себя чувствовать человек после рождественского застолья. Он был счастлив, сыт и рад общению с этой женщиной, которая, как ему казалось, прямо-таки создана для него, не будь она Шарлоттой Сэмпсон.

– А как насчет вас? – обратился Олли к ней. – Чего вам хочется?

Шарлотта мягко улыбнулась:

– Знаете, давайте перейдем на ты... Зови меня Чарли, как все мои близкие друзья.

Удивительно было считаться одним из них, но Оливеру предложение понравилось.

– В конце года я всегда задумываюсь над этим... к чему стремлюсь... чего хотела бы достичь в следующем году, что хотела бы делать. Наверное, то же самое, ведь все пока удачно складывается.

Понятно, что она имела в виду свой сериал.

– А по поводу остального – что будет, то будет. У меня, как у всех, есть мечты, но многие из них уже исполнились.

Казалось, Шарлотта вполне довольна жизнью. Она ничего для себя не искала, ни за что не боролась, ее устраивало то, что она имела.

– Я бы очень хотела когда-нибудь выйти замуж и иметь детей, но если мне это не суждено, ничего не поделаешь. Нельзя делать трагедию из того, что тебе неподвластно.

Она была поразительно спокойна и философски настроена.

Олли помог Шарлотте убрать со стола, в десять они выпили еще по чашке кофе и незадолго до полуночи поехали в Беверли-Хиллз, в церковь Доброго пастыря. Там, во время заутрени, сидели очень близко друг к другу. Все было именно так, как должно быть на Рождество. Под конец службы, при свечах, запахе ладана и еловой хвои, пели со всеми. Из церкви вышли в половине второго ночи. Оливер медленно вел машину, чувствуя себя довольным и счастливым настолько, что почти не скучал по детям.

Подъехав к дому Шарлотты, Олли уже хотел было высадить ее и попрощаться, когда она вдруг странно посмотрела на него:

– Я знаю, Оливер, что ты удивишься, но одному в сочельник возвращаться домой – это так тоскливо. Не хочешь провести эту ночь в моей гостевой комнате?

Они познакомились всего два дня назад, только что вместе встретили Рождество, и вот она приглашает его к себе домой как гостя. Не с похотью, как Меган, а с добротой, теплом и уважением. И Оливеру вдруг больше всего на свете захотелось принять ее приглашение. Он желал быть с ней не только эту ночь, но и всю неделю, весь год, а может, даже и всю жизнь.

– С большим удовольствием, Чарли.

Олли наклонился и поцеловал ее. Это был чистый, благородный поцелуй. Держась за руки, они вошли в дом, Шарлотта проводила его наверх и постелила постель, показала ванную рядом, где были пижамы и халаты для гостей, похлопотала над ним, как курица, и наконец, с теплой улыбкой пожелав доброй ночи, оставила Оливера одного.

Он долго-долго лежал, думая о ней. Оливеру хотелось пойти к Шарлотте, но он знал, что нечестно было бы воспользоваться ее добротой. Он похож был на ребенка, который хочет нырнуть к маме в постель, но никак не решается.

Проснувшись утром, Олли почувствовал запах блинчиков, жареных колбасок и горячего кофе. Он почистил зубы новой, оставленной ею накануне зубной щеткой, побрился и спустился в халате вниз.

– Веселого Рождества, Оливер! – весело крикнула Шарлотта, едва он переступил порог кухни.

Олли с улыбкой наблюдал за ее хлопотами. Через две минуты роскошный завтрак был готов. Помимо всего того, что Оливер уже унюхал, он включал бекон, яйца и свежеприготовленный апельсиновый сок.

– Веселого Рождества, Чарли. Ты рискуешь никогда от меня не избавиться, если будешь так кормить. Прямо как в шикарном отеле.

Шарлотта весело расхохоталась:

– Я рада, что вам нравится, сэр.

Тогда он наклонился и без спросу поцеловал ее. На этот раз поцелуй был более пылкий, чем накануне вечером, и когда она наконец отпрянула, обоим пришлось некоторое время восстанавливать дыхание.

– Ну и ну, Оливер. Вот так «с добрым утром»!

– Прямо пропорционально качеству завтрака.

Олли ковырнул яичницу и снова потянулся к Шарлотте, не в силах долее держаться от нее на расстоянии. Что, если эта прекрасная женщина – наваждение, которое может исчезнуть у него на глазах, если его не поймать руками?

– Будь паинькой, Оливер, – с улыбкой увещевала она, – не отвлекайся от завтрака.

– Я не знаю, что для меня соблазнительнее, – расплылся в улыбке Олли, словно ребенок в магазине игрушек, – этот завтрак или ты. – И, глядя на Шарлотту, добавил: – В данный момент ты на первом месте.

– Веди себя хорошо, а то Санта-Клаус не принесет тебе ничего. Доешь все до капельки.

– Слушаюсь, сударыня.

Вообще-то Оливер считал, что Санта-Клаус именно ее положил к нему в чулок. Босс телекомпании был прав: без макияжа, с собранными назад волосами, со свежим, чистым лицом Шарлотта в это утро выглядела совершенно восхитительно.

После завтрака она исчезла и вернулась с маленькой коробочкой голубой замши, которую поставила перед ним. Чарли вспомнила о ней прошлым вечером, после церкви, и теперь с удовольствием наблюдала, как Олли ее открывает. Это были красивейшие старинные карманные часы с римскими цифрами на элегантном циферблате. Олли с изумлением и восторгом на них смотрел.

– Это моего дедушки, Олли... тебе нравятся?

– Ужасно нравятся! Но я не могу принять от тебя такой подарок.

Она была едва с ним знакома. Что, если бы он оказался дрянным человеком или больше бы они не встретились? Оливеру казалось, что Шарлотта поступает неправильно, но когда он попытался отдать ей часы обратно, она не взяла.

– Я хочу тебе их подарить. Ты особенный человек, и для меня это Рождество тоже особенное. Я говорила тебе: я каждый год ездила встречать праздник домой, а в этом году не смогла. И ни с кем из моих здешних знакомых я не хотела провести Рождество, кроме тебя... это много значит... Так что они твои... на память о нынешнем Рождестве.

Олли почувствовал на глазах слезы и вместо благодарности привлек ее к себе, обнял и поцеловал, теперь уже нежнее. Она имела вкус апельсинового сока, блинчиков и колбасок и пахла лавандой и фиалками. Оливер готов был держать ее в объятиях всю жизнь.

– Я без ума от тебя, Чарли, – прошептал он. – Ты что-нибудь понимаешь, ведь прошло всего три дня?.. Извини, уже четыре.

Они познакомились в четверг, а за окном уже был понедельник.

– Нет, – ответила она тоже шепотом, – и это меня до смерти пугает... Но чувствую то же самое и ужасно этому рада.

– Ну, и что же нам теперь делать, двум ненормальным? Я едва с тобой познакомился и уже влюбился. А ты, знаменитая телезвезда, какого дьявола тратишь на меня время? Что все это значит?

– Не знаю, – сказала она с задумчивым, почти печальным видом, – но телевидение не имеет к этому никакого отношения. Я убеждена в этом и думаю, что мы просто два человека, которые вовремя встретились. Нам просто очень повезло.

– Неужели это в самом деле так?

А может, тут было еще что-то? Судьба, предназначение? Или страсть, чувство одиночества? Что бы это ни было, было прекрасно, и, наконец, они могли говорить об этом, как о своей тайне.

– Мне надо съездить домой переодеться. Поедешь со мной? – спросил Олли с улыбкой.

Шарлотта радостно кивнула. Она собиралась в этот рождественский день отвезти его в гости к своим друзьям, а вечером снова приготовить ему ужин. Она не хотела, чтобы что-то менялось или прекращалось. Олли этого тоже не хотел. Он просто хотел быть с ней. Подождав, пока Чарли оденется, он отвез ее к себе домой в Бел-Эйр. Агнес на уик-энд взяла выходные, в доме было пусто. Олли показал ей все, в том числе детские комнаты, потом усадил на диван и принес кучу фотографий, привезенных детьми из Нью-Йорка. И они, словно дети, долго их разглядывали, изучали, а Олли объяснял, кто есть кто и что есть что.

– Они прелестные, Оливер, – восхищалась Шарлотта, глядя на фото детей.

– Ты тоже, – шепнул он хрипловато и снова поцеловал се.

Он не знал, как долго сможет себя сдерживать. Сидела она рядом, была так обворожительна, а он ее так сильно желал.

– Хочешь посидеть у бассейна?

День был замечательный, солнечный и теплый. Олли надеялся, что не набросится на нее, если выведет наружу. Он хотел подождать, потерпеть, пока оба не убедятся, что хотят именно этого. Они лежали рядом на солнце и долго-долго разговаривали. Казалось, о стольком надо поговорить, столько узнать друг о друге, столько объяснить и столько понять.

Во второй половине дня Олли позвонил Бенджамину. Чарли прислушивалась с ласковой улыбкой. Ребенок здоров, Сандра отсутствует. Дом в порядке. Они надеются на его скорый приезд. Нет-нет, все нормально, ничего не случилось.

– Ты от него без ума, правда? – спросила она, когда Олли положил трубку.

– Да, – печально улыбнулся Оливер. – Я просто хочу, чтобы он выбрался из этой трясины и приехал сюда. Я бы тогда смог его контролировать и послал бы снова в школу. Он растрачивает жизнь ради этой девчонки, а в его возрасте это преступление.

– Дай ему шанс. Он сам со временем во всем разберется. Мы же в конце концов разбираемся, – заметила Шарлотта и добавила: – Как думаешь, они поженятся?

– Думаю, нет.

Он вздохнул и обнял ее за плечи.

Потом они поехали к ее друзьям. Это была чета режиссеров, имевших на счету интересные работы, друживших с интересными людьми. Некоторые из приглашенных к ним в этот вечер были знаменитостями, немало было и никому не известных людей, все вели себя просто и непринужденно, никто не удивился приходу Шарлотты с Оливером. Он чувствовал себя как дома и прекрасно провел время. Лишь в девять они вернулись в Бел-Эйр и решили поплавать в его бассейне. На ужин ничего приготовлено не было, но после сытного завтрака, ленча и угощения в гостях есть не хотелось.