Текст книги "Беттина"

– Нет. Завтра, – Айво искренне улыбнулся. – Дитя мое, ты, верно, забыла, какой завтра день?

Она недоуменно посмотрела на него и сняла бифштексы с плиты.

– Завтра канун Нового года, и, невзирая ни на что, мы отпразднуем это. Вдвоем. Он поднял бокал.

– Пусть наступающий год станет годом Беттины Дэниелз! Пусть все поймут, что твоя жизнь не кончилась. Любимая, она только начинается.

Беттина несмело улыбнулась и пригубила вино.

Глава 6

Беттина стояла у окна в полутемной гостиной и наблюдала за неугомонным движением автомобилей по Пятой авеню. С приближением праздника машины шли почти впритирку. Гудели клаксоны, слышался неотчетливый смех и голоса. Беттина ждала, замерев у окна. Ее охватило предчувствие чего-то необыкновенного. Казалось, жизнь начнется сызнова. Айво прав. Она не должна сидеть в четырех стенах.

Странное ощущение возникло, вероятно, оттого, что в ее жизни произошли такие крутые перемены. Теперь она не девочка. Теперь надо самой за все отвечать. Впервые она по-настоящему поняла, что стала совсем взрослой.

Через несколько минут прозвенел звонок в дверь, и ей показались смешными ее мысли о взрослости. Ведь это всего-навсего Айво. Разве в новинку ей пойти с ним в оперу? Беттина побежала открывать дверь. Он стоял на пороге, высокий и красивый, подтянутый и стройный – белоголовый старец, припорошенный снегом. Кремовый шелковый шарф резко контрастировал с черным шерстяным пальто, надетым поверх фрака. Беттина всплеснула руками, отступила на шаг, пропуская гостя, и, как ребенок, захлопала в ладоши.

– Айво, ты неотразим!

– Спасибо, дорогая, ты также, – он нежно улыбался, глядя сверху вниз, как она надевает капюшон темно-синего бархатного пальто, скроенного по образцу одеяния францисканцев. – Ты готова?

Беттина утвердительно кивнула, и он взял ее под руку. Чуть улыбнувшись, она продела руку в белой перчатке за его локоть, и они пошли к дверям. В квартире стояла непривычная тишина. Не стало слуг, которые предупредительно открывали двери, принимали одежду, почтительно кланялись, тут же были готовы прийти на помощь, защитить. От этого мира. От действительности. Беттина рылась в шелковой театральной сумочке, пытаясь найти ключи. Наконец ей это удалось, Она с победной улыбкой взглянула на Айво и заперла дверь.

– Как все переменилось, не правда ли? – в ее голосе была печаль, несмотря на веселую улыбку.

Айво лишь молча кивнул. Он понимал ее огорчение. Правда, когда они спускались в лифте и потом шли к машине, Беттина справилась с печалью и стала, как всегда, говорлива. Водитель терпеливо вел автомобиль в нескончаемом предпраздничном потоке, а Беттина и Айво на заднем сиденье потешались над анекдотами из ее недавней школьной жизни.

– И ты не скучаешь по своим приятелям? – спросил Айво, разом посерьезнев. – Ведь так не бывает.

– Очень даже бывает, – возразила Беттина, тоже отбросив шутливое настроение. – Не появляться в школе мне даже легче. – Она посмотрела на Айво и быстро отвернулась, потому что по его взгляду заметила, что он не понимает ее. – Видишь ли, Айво, отец постарался, чтобы я как можно меньше общалась со сверстниками. Теперь они для меня словно инопланетяне. Я не знаю, о чем с ними говорить, как поддержать беседу. Все их разговоры для меня темный лес. Я для них совершенно чужая.

Слушая Беттину, Айво в который раз про себя отметил, какую высокую цену она заплатила за право называться дочерью Джастина Дэниелза.

– Как же быть, Беттина? – озабоченно спросил Айво, а она лишь серебристо засмеялась в ответ. – Я серьезно. Если ты не находишь общего языка со сверстниками, то с кем же тогда тебе легко и приятно?

Она повернулась к нему, и даже в темноте лимузина Айво увидел, что она .улыбается.

– С тобой, – прошептала Беттина, похлопала по его ладони и опять отвернулась.

Странное ощущение пронзило Айво. Он не знал, от волнения это или от страха. Но уж точно, не от сожаления или жалости. Айво корил себя. Ему бы посочувствовать ей, обеспокоиться, озаботиться, а не замирать от возбуждения, которое вдруг завладело им. Ведь это безумие. Даже хуже – стыд. Он старался побороть свое чувство, с улыбкой и очень бережно поглаживая ее по руке в белой перчатке. Когда он обратился к ней, в глазах появилось озорство:

– Тебе пристало заигрывать с мальчиками твоего возраста.

– Я обязательно это учту.

И они на некоторое время замолчали. Когда машина подъехала ко входу в «Метрополитен-опера», Беттина, чуть улыбнувшись, сказала:

– Знаешь, Айво, ведь это будет первая за многие годы опера, которую я прослушаю от начала и до конца-

– Ты серьезно? – удивился Айво. Она кивнула и принялась разглаживать морщинки на перчатках.

– Обычно я то и дело отлучалась в банкетный зал, чтобы все приготовить для папы и его спутников. Ему присылали уйму записок. Еще мне приходилось созваниваться с рестораном, чтобы заказать ужин. Как правило, на все это уходила вторая половина первого акта. Во время второго акта он вспоминал о том, что забыл поручить мне во время первого, и мне приходилось звонить еще в тысячу разных мест. А конца третьего акта мы не дожидались, потому что он не хотел попадаться на глаза толпе.

Айво посмотрел на нее с недоумением.

– Зачем ты все это делала? – спросил он, а про себя подумал: «Неужели она его так любила?»

– Я делала это, потому что в этом заключалась моя жизнь. И не потому, что я была у него в услужении, как может тебе показаться. Это было ни на что не похоже – увлекательно и великолепно, и, – тут она смутилась, – мне казалось, что я тоже что-то из себя представляю, что без меня он не может обойтись.

Беттина замолчала. Она старалась не смотреть на Айво, который мягко говорил ей:

– Все это так, и ты знаешь, что без тебя он действительно не мог обходиться. Во всяком случае, без тебя ему было бы не так удобно, беззаботно и счастливо. Однако ни один из смертных не заслуживает, чтобы с ним так носились, тем более жертвуя собой.

Изумрудные глаза метнули огонь.

– Я не жертвовала собой. – Затем она потянулась к дверной ручке и проворчала: – Ты ничего не понимаешь.

Но Айво все понимал. Он понимал даже то, о чем они не решались заговорить. Он понимал больше, чем хотелось Беттине; он знал все о ее одиночестве и душевных страданиях, которые вольно или невольно доставлял ей Джастин. Жизнь с ним состояла не только из роскоши и блеска арабских сказок. Беттина хлебнула и горя, и одиночества.

– Позволь помочь тебе, – Айво хотел предупредительно открыть дверцу, но Беттина обернулась к нему с затаенным негодованием в глазах, готовая оттолкнуть его руку, отказаться от помощи и выйти из машины самостоятельно. Этим она нарочито подчеркивала свою обиду. Айво с трудом удерживался от улыбки, но все-таки ему это не удалось, и тогда он засмеялся, поправил ей каштановые кудри, выбившиеся из-под капюшона, и сказал: – Вы забыли поднять фиксатор, мисс Независимость. Или предпочитаете выбить стекло каблуком и вылезти через окно?

Беттина отомкнула дверцу, хотела было сердито посмотреть на Айво, но ничего не получилось: негодование вдруг прошло. Она рассмеялась, выпорхнула из машины – к этому моменту водитель уже почтительно держал дверцу распахнутой – и поглубже надвинула капюшон, спасаясь от порывистого ветра.

Айво отворил дверь своей ложи и пропустил Беттину внутрь. Ей сразу вспомнились вечера, проведенные здесь с отцом, но она решительно прогнала воспоминания и заглянула в синие глаза Айво. Он был оживленный, веселый, элегантный, и как хорошо было смотреть ему в глаза! Беттина нежно провела ладонью по его щеке – и сказала:

– Я очень рада, что пришла сюда с тобой, Айво.

Он на мгновение застыл, испытав радостное волнение, и с улыбкой сказал:

– Я тоже, дружок.

Потом он помог ей снять пальто, причем проделал это с театральной галантностью, и настал черед Беттины улыбаться. Она до сих пор помнила, как он впервые ухаживал за ней. Это было здесь же, в «Метрополитен-опера», лет десять тому назад. Она пришла в театр с отцом. На ней было бордовое пальто с маленьким бархатным воротничком, шляпка в тон, белые перчатки и белые туфельки. Давали «Кавалера роз», и она неприятно удивилась, увидев, как женщина переодевается мужчиной. Айво все ей объяснил, но она все равно смотрела на происходящее с недоверием. При воспоминании об этом Беттина засмеялась, выскользнув из темно-синего бархатного пальто, и вновь посмотрела Айво прямо в глаза.

– Могу я спросить, над чем ты смеешься? – он и сам был готов засмеяться.

– Я вспомнила, как была здесь с тобой в первый раз. Помнишь женщину, которая «притворялась мужчиной»?

Айво посмеялся вместе с ней, но когда картинке прошлого было воздано по заслугам, Беттина заметила нечто новое во взгляде Айво. Он во все глаза смотрел на платье Беттины, и ему уже не думалось о давнем представлении «Кавалера роз». Сегодня на ней было платье глубочайшего синего цвета из воздушного шифона. Длинные широкие рукава придавали одеянию сказочное очарование, а от туго обтянутой талии материя мягкой волной сбегала к ногам. Беттина стояла перед ним несказанно изящная и ослепительно прекрасная, и глаза у нее сияли, как сапфиры и бриллианты, что посверкивали в ушах.

– Как ты находишь мое платье? Неужели не понравилось? – спросила Беттина, не в силах скрыть разочарования. Заметив ее простодушное огорчение, Айво растроганно улыбнулся и протянул ей обе руки. Какая она все-таки еще маленькая. Айво всегда удивлялся – это было непостижимо – как ей удалось сохранить неискушенность под покровом всезнания, будучи постоянно на виду у мужчин, которые, конечно же, не избежали тех мыслей, что занимали сейчас Айво.

– Понравилось, любовь моя. Оно великолепно. Просто я немного… ошеломлен.

– Правда? – У нее в глазах появился радостный блеск. – Но ты пока увидел лишь половину, – и с этими словами она повернулась на каблучках и продемонстрировала ему глубокий вырез на спине, который показался очень неожиданным после длинных рукавов, высокой стойки и широкой, до пят, юбки. При виде безукоризненной кремовой кожи у Айво все поплыло перед глазами.

– Бог мой, Беттина, это нескромно.

– Не говори глупости. Давай сядем, уже началась увертюра.

Айво вздохнул и опустился на кресло. Он не решил, как с ней теперь обращаться, кем ее считать: девочкой, которую он знал с ранних лет, или женщиной, что сидит рядом с ним. Девочке многое можно было предложить. Можно было предложить ей поселиться в его доме. Но с женщиной все гораздо сложнее… И что потом? Работа у него в газете? Можно ходить с ней в оперу на правах старого друга, можно подыскать ей квартиру, но что потом? Чем она будет платить за квартиру? Безвыходное положение. Когда закончился первый акт, Айво понял, что он за своими мыслями почти не слышал музыки.

– Божественно, правда, Айво? – Даже после того, как опустился занавес, у нее сохранился мечтательный вид.

– Да, недурно. – Однако он не думал об опере, он думал о ней. – Заглянем в буфет? В партере многие уже встали с мест, и у выходов образовались очереди. Посещение буфета считалось непременным среди завсегдатаев оперы, и не потому, что так уж хотелось выпить – просто в буфете можно было встретить известных людей. Однако от Айво не укрылось, что Беттина колеблется.

– А может, ты хочешь остаться здесь? Она благодарно кивнула, и они сели на место.

– Ты сердишься? – будто извиняясь, спросила Беттина.

Айво сделал небрежный жест рукой и сказал:

– Конечно же, нет. Не будь глупенькой. Хочешь, я принесу тебе что-нибудь сюда?

Она молча покачала головой и улыбнулась.

– Ты избалуешь меня, как я своего отца. Берегись! С изнеженной особой очень трудно ладить.

Они немного поговорили о Джастине, и во время этого разговора Айво вспомнил, что Джастин когда-то показывал ему рассказы. Рассказы, написанные Беттиной.

– В один прекрасный день ты станешь более знаменитой, чем Джастин. Если, конечно, захочешь этого.

– Ты не смеешься надо мной? – Она смотрела на Айво; боясь дышать, и с замиранием сердца ждала, что он Лжажет в ответ. Но Айво, по всей видимости, не собирался шутить, и тогда Беттина чуть вздохнула.

– Нет, не смеюсь. Твои последние рассказы, те, что ты написала прошлым летом в Греции, очень талантливы. Если ты не против, их можно опубликовать. Я давно собирался сказать тебе об этом. Ведь ты же думала об этом, когда писала?

Она в замешательстве посмотрела на него. Айво казался очень серьезным.

– Нет, конечно. Я сочинила их для себя. Не ставя никакой цели. Папа их тебе показал?

– Да.

– Значит, они ему понравились? – спросила она задумчиво и печально, словно позабыв, что Айво рядом.

Он изумленно уставился на Беттину.

– А разве он сам тебе ничего не говорил? Она мягко покачала головой.

– Это преступно, Беттина! Он был в восторге от твоих рассказов. Неужели он ни разу об этом не обмолвился?

– Нет, – Беттина с вызовом посмотрела на Айво. – И никогда бы ничего не сказал. Расточать похвалы было не в его правилах.

«Зато слушать похвалы в свой адрес – о, как он это любил!» – подумал Айво и разозлился.

– Достаточно было сказать, что ему понравилось.

Беттина внимательно посмотрела на Айво и улыбнулась.

– Я так рада, что хоть теперь узнала об этом.

Айво очень хотелось хоть в чем-то ей помочь, поэтому он поинтересовался:

– Ты собираешься где-нибудь их опубликовать?

– Еще не знаю, – пожала плечами Беттина и вдруг стала вновь похожа на ребенка. – Я же говорила тебе, что мечтаю написать пьесу. Но отсюда не следует, что я смогу.

– Сможешь, если захочешь. Самое главное – это то, что у тебя есть большая мечта. Все получится, если ты будешь верить в нее и стремиться к ней. И никогда не расставайся с мечтой. Что бы ни случилось.

Беттина долго сидела молча, не глядя на Айво. Он придвинулся ближе, она чувствовала, что он совсем рядом, и , вот уже его ладонь лежит поверх ее сцепленных кистей.

– Не расставайся с мечтой, Беттина. Никогда, никогда…

Наконец она подняла на него усталые, удрученные глаза.

– Моим мечтам пришел конец, Айво… Он решительно потряс головой в знак

несогласия. И по его губам скользнула едва

заметная улыбка.

– Нет, крошка, все еще только начинается.

С этими словами он наклонился и осторожно поцеловал ее в губы.

Глава 7

То был удивительный и необыкновенный вечер. Из оперы они отправились ужинать в «Ля Кот Баск», а после ужина поехали танцевать в «Ле Клуб». Айво и отец Беттины состояли его членами со дня основания, и теперь, спустя годы, он оставался превосходным клубом. Лучшего места для встречи Нового года нельзя было придумать. Айво и Беттина вновь держались как давние друзья, запросто. Правда, она смутилась от его поцелуя, но это быстро прошло. Айво был настоящим другом. Казалось, что вернулись прежние времена: они болтали, смеялись и танцевали, пили шампанское, и лишь в три утра Айво признался, что изрядно утомился и что ей пора домой. В лимузине они почти не разговаривали. Беттина думала об отце. Как непривычно, что его не было с ними и что ему нельзя даже позвонить и пожелать счастливого Нового года. Автомобиль неспешно двигался в сторону Ист-Сайда, пока не остановился у дверей ее дома.

– Зайдешь ко мне на рюмку коньяку? – машинально предложила Беттина, поминутно зевая. Но Айво лишь посмеялся, потому что время близилось к четырем.

– Звучит весьма заманчиво, да только сможешь ли ты добраться до квартиры, не заснув на ходу?

Он помог ей выйти из машины и проводил в подъезд.

– Не уверена… м-м-м… меня так и клонит ко сну.

В лифте она улыбнулась и еще раз спросила:

– Так ты точно не хочешь выпить?

– Совершенно не хочу.

– Ну и хорошо, тогда я сразу лягу в постель, – сказала она с милой улыбкой и от этого вновь стала похожа на ребенка.

Когда она открыла дверь и включила свет, пустота квартиры показалась зловещей.

– Ты не боишься быть дома одна? Беттина посмотрела на Айво и честно призналась:

– Иногда боюсь.

Он бросил на нее взгляд, исполненный жалости, и произнес:

– Обещай мне, что позвонишь и дашь мне знать, если у тебя возникнут какие-либо трудности. Ты слышишь? Немедленно позвонишь. Я тут же приеду.

– Знаю. Так приятно это сознавать, – сказала Беттина, зевнув, и уселась на кресло в стиле Людовика XV. У нее никак не получалось снять изящные шелковые синие туфельки. Айво сел на кресло рядом, не сводя с нее глаз. Потом они оба засмеялись.

– Беттина, ты сегодня прекрасна. И кажешься ужасно взрослой.

Она пожала плечами – юная, девятнадцатилетняя – и сказала:

– А я-то думала, что не кажусь, что я теперь на самом деле взрослая.

Хихикнув, она дрыгнула ногой, так что туфелька соскочила и полетела вверх. Беттина поймала ее, едва при этом не задев драгоценную вазу, что стояла на узкой мраморной полке.

– Знаешь, что самое неприятное?

– Что, Беттина?

– Если не считать одиночества, то самое дрянное – это самой быть за все в ответе. Нет никого, совершенно никого, кто сказал бы мне, что надо делать, отругал бы, похвалил, объяснил, что к чему. Вот сейчас разбила бы я вазу – и никому до этого дела нет, это – мои проблемы. И это усиливает чувство одиночества. Такое впечатление, что всем на меня плевать, – она глубокомысленно уперлась взглядом в туфельку, потом уронила ее на пол.

Айво внимательно следил за Беттиной. Он словно готовился, прежде чем произнес:

– Мне не плевать.

– Знаю, Айво. Я тоже очень тебя люблю. Айво отозвался не сразу. Какое-то время он молча смотрел на Беттину, а потом сказал:

– Я рад, – поднялся с кресла, подошел к ней и продолжил: – А сейчас, вопреки твоей теории, я настаиваю, чтобы ты, как хорошая девочка, шла спать. Проводить тебя в твою спальню?

Беттина долго колебалась, а потом с улыбкой спросила:

– А тебя это не затруднит? Он с серьезным видом покачал головой. Беттина двинулась к лестнице босиком, оставив туфельки лежать в забвении на полу. Синее бархатное пальто она небрежно несла на руке, и Айво, следовавший за ней в ее спальню, уперся взглядом в овальный вырез у нее на спине. Однако теперь он полностью владел собою. За этот вечер он обдумал, как следует поступить. Добравшись до конца лестницы, Беттина бросила через плечо:

– Ты собираешься собственноручно уложить меня в постель?

Она то ли поддразнивала, то ли говорила серьезно. Айво не находил ответа в ее зеленых глазах, но спрашивать ни о чем не хотел.

Беттина устало провела рукой по глазам и сразу словно постарела.

– Мне предстоит так много дел, Айво, – сказала она. – Порой я не представляю, как со всем этим справиться.

Он ласково потрепал ее по плечу и заверил:

– Справишься, любимая моя. Непременно справишься. А сейчас, мадемуазель, вам необходимо хорошенько выспаться. Спокойной ночи, крошка, Я ухожу.

Он двинулся к лестнице, мягко ступая по ковровому покрытию. Потом послышался звук шагов по мраморному полу прихожей, последнее «Спокойной ночи!» и щелчок закрывшейся входной двери.

Глава 8

Беттина ходила следом за этой женщиной по верхнему и нижнему этажу квартиры, мило улыбалась, открывала дверцы стенных шкафов, слушала, как агент по продаже недвижимости расписывает достоинства жилища и вскользь упоминает о недостатках. Беттина вовсе не была обязана присутствовать при этой процедуре, она сама захотела. Ей хотелось узнать, что думают о ее доме.

Только через час Наоми Либсон, которая , за месяц успела побывать здесь трижды, собралась уходить, Кроме нее, квартиру осматривали и другие, в сопровождении других маклеров, однако Наоми Либсон казалась наиболее вероятным покупателем.

– Ах, душка, просто не знаю, что и сказать. Я в полной, полной растерянности.

Беттина с трудом сохраняла на лице улыбку. Ежедневные посетители начали ее утомлять. Становилось почти невыносимо водить по квартире многочисленных потенциальных покупателей. А главное, не с кем было поделиться своими огорчениями. Айво на три недели отбыл в Европу. Точнее, сначала он поехал в Китай на международную конференцию, первую в своем роде, поэтому его присутствие там было обязательно. После конференции он запланировал деловые встречи в Брюсселе, Амстердаме, Риме, Милане, Лондоне, Глазго, Берлине и Париже. Поэтому поездка обещала затянуться. Уже сейчас казалось, что с момента его отъезда из Нью-Йорка прошло несколько лет.

– Мисс Дэниелз! – вывела ее из задумчивости агент по продаже недвижимости, тронув за руку.

– Извините, я замечталась… Что вам угодно?

Наоми Либсон, очевидно, опять пошла на кухню. Ей все хотелось представить, как будет смотреться нижний этаж квартиры, если выломать два простенка. Судя по тому, что она рассказывала, она собиралась перестроить все и наверху, и внизу. Беттина не могла взять в толк, почему бы ей не купить что-нибудь более отвечающее ее вкусам, но она, видимо, делала это ради собственного удовольствия. За последние несколько лет она преобразила до неузнаваемости уже пять квартир, а потом продала их со сказочным барышом, так что не такая уж она сумасшедшая. Беттина вопросительно посмотрела на маклера и улыбнулась.

– Так вы думаете, она ее купит? Маклер пожала плечами.

– Не знаю. Сегодня я еще два раза приведу к вам клиентов. Правда, не уверена, что квартира им подойдет. Она слишком для них велика, и потом – у вас такая большая лестница, а они – люди пожилые.

– Тогда зачем их приводить?

Беттина посмотрела на маклера, устало опустив уголки губ. Она не могла не задать этот вопрос. Зачем они все ходят и ходят? Кому-то нужна дополнительная спальня, пожилые пары проявляют неудовольствие при виде лестницы, большим семьям необходимо больше комнат для прислуги – здесь перебывало столько людей, для которых квартира ни в коем случае не подошла бы, но маклеры продолжали приводить их целыми косяками, и лишь малая толика посетителей, осмотрев квартиру, проявляла к ней хоть какой-то интерес. Казалось, что эта чудовищная трата времени была частью некой игры.

И, конечно же, любопытство клиентов подогревалось тем, что это было жилище Джастина Дэниелза. «Почему она продает квартиру?» – снова и снова слышала Бетти-на шепоток за спиной. Следовал ответ: «Он умер и оставил дочери безнадежные долги». Вначале Беттина вздрагивала, услышав это, и ее глаза наполнялись слезами от обиды и негодования. Как они смеют? Как могут? Но они смели и могли. Потом она перестала обращать внимание на пересуды, ей просто хотелось поскорей продать квартиру и переехать в другое место. Айво был прав – здесь очень одиноко и неуютно, а временами даже страшно одной в такой огромной квартире. Но самое главное – теперь она не могла позволить себе такую роскошь, и когда пришли первые гигантские счета, Беттина содрогнулась при мысли, какая это брешь в ее скудеющих средствах. Было бы здорово, если бы квартиру поскорей купили. Наоми Либсон или кто угодно.

Дома удалось продать в самом начале года. Вилла в Беверли-Хиллз недели две тому назад принесла целое состояние. Юноша с Ближнего Востока приобрел ее целиком – с коврами, буфетами, трюмо восемнадцатого века, картинами современных художников, со всей обстановкой. Дом представлял собою странную смесь аляповатого и изысканного стилей, поэтому он никогда не нравился Беттине так, как нью-йоркская квартира. Она почти не огорчилась, подписав договор о купле-продаже. За границей теперь оставалась только квартира в Лондоне, которая к этому времени, по словам Айво, была почти пуста. Он звонил оттуда и сообщил, что лондонский адвокат отца договорился с верным покупателем и что все окончательно выяснится уже к концу текущей недели. А значит, оставалось продать лишь квартиру в доме на Пятой авеню в Нью-Йорке. Ведь она через две недели будет выглядеть совсем по-другому. Беттина вздохнула при мысли об аукционе. Дату торгов, идя ей навстречу, передвинули ближе, и через десять дней приедут из «Парк-Берне», чтобы все забрать. Решительно все. За три недели отсутствия Айво она исследовала каждый стол, каждую полку. В конце концов выяснилось, что для себя она не может оставить ничего, кроме нескольких памятных безделушек, не имевших никакой ценности, но много значивших для нее.

Итак, после аукциона не останется ничего, что принадлежало бы ей, и к тому времени она надеялась найти покупателя на квартиру. Жить даже короткое время в опустошенном жилище было бы выше ее сил.

Она стояла рядом с маклером, с любопытством разглядывавшей Беттину, и ждала, когда миссис Либсон наконец возвратится из кухни. Было необычно, что хозяйка показывает квартиру при продаже, но ведь Беттина была необычная девушка.

– Вы уже подыскали что-нибудь для себя? – заинтересованно спросила агент по продаже недвижимости. Даже если Беттина вся в долгах, думала она, то, продав эти хоромы, она сможет купить себе что-нибудь небольшое и симпатичное – однокомнатную квартиру или пентхаус с одной спальней с видом на парк. Это обойдется ей не более чем в сто тысяч. Маклеру не могло прийти в голову, что Беттине необходимо учитывать каждый доллар, полученный за большую квартиру, равно как и всю выручку с аукциона, чтобы освободиться от долговой кабалы.

Поэтому Беттина лишь покачала головой.

– Я еще ничего не смотрела. Сначала надо продать эту квартиру.

– Так не годится. Вы же понимаете, что может произойти – покупатели тянут-тянут, а потом вдруг соглашаются, и вам надо в течение суток освободить квартиру.

Беттина попыталась улыбнуться, однако улыбка получилась жалкой. В ее планы входило переехать в «Барбизон», гостиницу для женщин на углу Лексингтон-авеню и Шестьдесят третьей улицы, и ежедневно просматривать объявления в «Нью-Йорк Тайме» и, конечно, в «Мейл». Таким образом она надеялась за несколько дней, в крайнем случае недель, снять подходящую квартиру. Может быть, даже вместе с какой-нибудь женщиной, если получится. А потом искать работу. Беттина решила больше не обсуждать этот вопрос с Айво. Он предложил бы ей некий волшебный офис и жалованье, которое она не заслуживает, а ей этого вовсе не хотелось. Ей хотелось самой зарабатывать себе на жизнь. Она должна найти самую обыкновенную работу. Хотя такая перспектива не вселяла в нее особого восторга.

Возвратилась миссис Либсон.

– Ах, просто не знаю, что делать с этой кухней. Я в такой растерянности, душа моя, – сказала она, с укором взглянув на Беттину, которая тем временем пыталась изобразить радостную улыбку.

Наоми Либсон перевела взгляд на маклера, кивнула, и они, сухо попрощавшись, ушли. Беттина мягко притворила дверь и некоторое время стояла, в душе посылая проклятия этой парочке. Она бы и гроша ломаного не дала за то, что эта дама купит квартиру. Да и продавать квартиру такой бестии уже не хотелось. Перестроит тут все. Какое право она имеет притрагиваться к тому, что принадлежало лишь Беттине и ее отцу?

Беттина устало села, огляделась по сторонам, перевела взгляд на богато инкрустированный пол. Как он мог с ней так обойтись? Как мог оставить ее один на один с такими невероятными трудностями? Неужели он не понимал, что делает? Не мог не понимать. Обида на отца, словно желчь, подкатывала к горлу, и невозможно было удержаться от слез отчаяния и гнева. У Беттины затряслись плечи, и она зарыдала, уткнув лицо в ладони. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем раздался телефонный звонок. Беттина не двигалась с места, а телефон все звонил и звонил. Наконец она поднялась и подошла к аппарату, который находился в специальной комнатке рядом с прихожей. Беттина уже привыкла отвечать на звонки, как бы погано ни было на душе. Прошло время славы и величия, подумала она, осушив глаза носовым платком и усмехнувшись.

– Алло!

– Беттина?

– Да, – она едва слышала приглушенный мужской голос.

– Как у тебя дела, дорогая? Это Айво. Я не вовремя?

У Беттины лицо осветилось улыбкой, когда она поняла, кто звонит, и ей пришлось смахнуть вновь набежавшие слезы.

– Нет-нет, вовремя!

– Что? Тебя плохо слышно, дорогая, говори громче! Как дела?

– Хорошо. – Ей захотелось рассказать ему всю правду, хотелось крикнуть: «Мне одиноко! Я такая несчастная… Через две недели у меня уже не будет дома».

– Что с квартирой? Удалось продать?

– Пока нет.

– Ничего страшного. А лондонскую уже продали. Сделка завершится сегодня вечером, – и он назвал сумму, которая значительно уменьшала ее долги.

– Большое подспорье. Как твоя поездка?

– Она кажется бесконечной. Беттина улыбнулась:

– Почему кажется? Когда ты возвращаешься? – Ей безумно хотелось поскорей увидеть его.

– Не знаю. Я должен был вернуться еще несколько дней назад, но возникла необходимость некоторых деловых встреч, поэтому пришлось отложить возвращение.

Бетгина дулась на Айво, как ребенок, совершенно не стесняясь этого. С ним все можно. Он поймет.

– И на сколько?

– Ну, скажем, – вслух размышлял Айво, – недели на две.

– Ой, Айво! Это очень долго. Он уехал из Нью-Йорка на третий день после того новогоднего вечера.

– Знаю, знаю. Прости меня. Обещаю загладить вину по возвращении:

– Ты успеешь к торгам?

– Каким торгам?

– Забыл про аукцион?

– Как аукцион? Я думал, это еще не скоро.

– Дату приблизили по моей просьбе. Он состоится. через две недели, считая с завтрашнего дня. Торги пройдут в пятницу и в субботу. Выставляются только папины вещи, ничего больше.

– А как же ты? Пойдешь по миру с чемоданчиком и добрым именем?

– Ну, это сильно сказано. Ты не видел мой гардероб. Это побольше чемоданчика, – засмеялась Беттина.

– Ты не должна все распродавать. Что ты собираешься делать? Спать на полу?

– Я уже думала об этом. Можно взять кровать напрокат, В «Парк-Берне» дали понять, что если не сейчас, то не раньше чем через год. И что тогда? А если к тому времени квартира будет продана? Я не смогу платить за хранение имущества… Айво, все очень сложно. Будь что будет.

– Ради Бога, Беттина, подожди меня, прежде чем ввергать себя в эту пучину.

Там, в лондонском отеле, Айво тоскливо оглядывал номер. На его лице было написано неудовольствие. Разве ее остановишь, будучи за три тысячи миль от Нью-Йорка? А главное, она права, что так поступает. Просто ему было нестерпимо больно, что ей приходится все делать в одиночку. Но у нее хорошо получается. Потому что она привыкла всю жизнь самостоятельно справляться с трудностями.

– Ладно, Айво, не беспокойся, все нормально. Вот только по тебе очень скучаю.

– Я скоро вернусь, – он заглянул в свой календарь и назвал точную дату возвращения.

– Каким рейсом?

– Я буду вылетать из Парижа в семь утра, а значит, в Нью-Йорке мы приземлимся в девять по местному времени. В город попаду около десяти.

Беттине хотелось встретить его в аэропорту, но потом она сообразила, что не сможет.

– Почему?

– Пустяки. Это первый день торгов в «Парк-Берне».

– Во сколько начинается аукцион?

– В десять.

Он сделал отметку в календаре.

– Увидимся на аукционе. Беттина улыбнулась. В отличие от отца, Айво никогда ее не подводил.