Текст книги "Алмазный браслет"

– Весело! – Саша опустилась в кресло и выглянула в окно. Как же она соскучилась по своему мальчику! – Чем же вы там занимались, что испугались ареста? – Ксавье хоть и питал слабость к женщинам, но его подружки обычно были существа безобидные и ручные. Он был просто молодой человек, любящий хорошо провести время, и временами вел себя совсем по-мальчишески, задорно и весело. Это давало его сестре повод то и дело называть себя более респектабельной и солидной особой, а возлюбленных брата она неизменно критиковала. И не упускала случая заявить об этом не только матери, но и брату, который тут же кидался их защищать.

– На вернисаже я был с одним знакомым художником. Он малость чокнутый, но художник классный. Надо бы вас при случае познакомить. У него потрясающие абстрактные композиции. Сегодня был удачный вечер, хотя мой друг иного мнения. Ему это все быстро наскучило, и он напился. А потом усугубил, уже за ужином. – Ксавье обожал звонить матери и рассказывать о своих друзьях. Секретов от нее у него не было. А Сашу всегда забавляли рассказы о его похождениях. Сын уже несколько лет жил самостоятельно, но Саша все равно очень по нему скучала.

– Могу себе представить, – прокомментировала она со смехом. – Наверное, это было уморительно?

– Да уж, это точно. Он очень веселый. Представляешь, ма, пока мы в баре сидели, он снял штаны. Самое смешное, что никто этого не заметил, пока он не стал приглашать какую-то девчонку танцевать. Думаю, он и сам успел об этом забыть, и вдруг выходит на середину зала в трусах. Представляешь, какая-то старушка его сумочкой огрела! Так он и ее стал звать танцевать и даже пару раз крутанул вокруг себя. В жизни ничего смешнее не видел. Бабушка от горшка два вершка, а туда же – всю дорогу его сумочкой лупила. А танцует он – загляденье! – Саша слушала и смеялась, представляя себе юношу в трусах, танцующего с воинственной старушкой. – Он был с ней так учтив, мы все со смеху помирали. Но тут бармен пригрозил вызвать полицию, и пришлось его везти домой к жене.

– Так он женат? – изумилась Саша. – Сколько же ему лет?

– Он старше меня, мам. Ему уже тридцать восемь, и у него трое детей. Славные ребята. Да и жена симпатичная.

– А где же была она? – В голосе Саши слышалось явное неодобрение.

– Она терпеть не может ходить по кабакам, – небрежно бросил Ксавье. В Лондоне у него не было друга ближе Лайама Эллисона. Это был серьезный художник, но человек легкий, с фантастическим чувством юмора и страстью к розыгрышам и всевозможным проказам.

– Это нетрудно понять, – сказала Саша. – Не думаю, что мне бы понравилось ходить по ресторанам с мужем, который публично раздевается и танцует со старушками.

– Именно так мне и было сказано, когда я доставил его домой. Я еще уйти не успел, а он уже отрубился на диване. Мы с его женой пропустили по стаканчику, и я уехал. Она славная.

– Надо думать! Кто еще станет все это терпеть? Он не алкоголик? – Саша заговорила серьезно, ее встревожил рассказ сына. Вряд ли, чтобы этот Лайам мог быть подходящим другом для Ксавье. Чему он может его научить?

– Нет, не алкоголик, – рассмеялся Ксавье. – Просто он заскучал и заключил со мной пари, что, если снимет брюки, никто этого и не заметит, по крайней мере в течение часа. Так никто и не замечал, пока его танцевать не потянуло.

– Надеюсь, ты-то в штанах сидел? – Теперь Саша говорила как мать, и Ксавье рассмеялся. Он ее боготворил.

– Успокойся, в штанах. И Лайам обозвал меня трусом. Он сказал, что поднимет ставку вдвое, если я тоже разденусь. Но я не поддался.

– И на том спасибо. Ты меня утешил. – Она взглянула на часы. В шесть они должны были встретиться с Артуром, а сейчас уже десять минут седьмого. – Извини меня, Ксавье, но я уже десять минут как должна быть дома, меня папа ждет. А сразу после ужина мы едем за город, в Саутгемптон.

– Я так и думал. Наудачу позвонил.

– И правильно сделал. Как выходные проводишь? – Она любила быть в курсе его дел, как и дел Татьяны, хотя та общалась с матерью реже. У дочери был тот период, когда хочется пошире расправить крылья. И она теперь чаще звонила отцу, чем матери. Саша не слышала ее с прошлой недели.

– Да ничего особенного не запланировано. Погода у нас стоит гнусная, я думал, может, поработаю немного.

– Хорошо. Я в воскресенье лечу в Париж. Как доберусь – позвоню. Найдется время навестить меня на неделе?

– Не исключено. Вечером в воскресенье созвонимся. Удачных выходных. И папе привет передай.

– Передам. Я тебя люблю. И скажи своему приятелю, чтобы в другой раз штанов не снимал. Вам еще повезло, что вас в участок не забрали. За нарушение общественного порядка, неприличное поведение в общественном месте… да просто за то, что слишком веселились. – Она знала, что Ксавье умеет провести время. По-видимому, Лайам ему в этом не уступал. Она уже как-то о нем слышала от сына, его друг хотел показать ей свои работы. Когда-нибудь она их посмотрит, хотя времени у нее никогда не хватает. Вечно куда-то надо бежать, а бывая в Лондоне, она едва успевает повидаться с теми художниками, кого уже представляет, и, конечно, с сыном. Она просила, чтобы Лайам прислал ей свои картины на слайдах, но он так и не удосужился этого сделать, из чего Саша заключила, что либо он не серьезен в своих намерениях, либо не чувствует себя готовым к показу. Как бы то ни было, судя по рассказу Ксавье, это какой-то экстраординарный тип. Таких среди ее клиентов уже было несколько, и Саша вовсе не жаждала пополнять эту коллекцию, каким бы интересным человеком его ни считал Ксавье. Куда легче было иметь дело с художниками серьезными, думающими о карьере и ведущими себя как взрослые люди. Сорокалетние балбесы, снимающие штаны на публике, – одна головная боль, уж без них она вполне обойдется. – Созвонимся, Ксавье!

– Я тебе в Париж позвоню. Пока, мам, – бодро попрощался Ксавье и положил трубку. Саша улыбнулась и помчалась домой. И так уже Артуру пришлось ждать, а ей еще ужин готовить. Но поговорить с сыном было приятно. Она в спешке покидала галерею, на ходу прощаясь с сотрудниками, потом остановила такси и поехала домой, но мысли ее были с сыном.

Артур ждал ее дома, им хотелось поскорей уехать из города. В пятницу на дорогах всегда жуткие пробки, правда, к тому времени, как они поужинают, машин будет поменьше. Погода стояла роскошная. Уже октябрь, а все еще тепло и сухо. Саша откинулась на спинку сиденья и на минуту прикрыла глаза. Неделя выдалась длинная, она устала.

Квартиру, куда она сейчас ехала, уже давно пора сменить, подумала Саша в который раз. Они жили в ней уже двенадцать лет, с того дня, как приехали из Франции. Сейчас, когда дети разъехались, квартира казалась пустой и слишком просторной. Саша все пыталась уговорить Артура продать это жилье и купить квартиру поменьше на Пятой авеню, с видом на парк. Но поскольку встал вопрос о переезде в Париж, смысл в замене жилья отпал, и они решили подождать. Если переезд состоится, в Нью-Йорке им понадобится лишь временное жилье. В кои-то веки в их жизни должны были наступить какие-то изменения. Это ощущение предстоящих перемен появилось у Саши с того момента, как Татьяна получила диплом и обзавелась своим жильем. Теперь, когда дети разлетелись из гнезда, в жизни Саши образовалась пустота. Но стоило ей пожаловаться, как Артур начинал ее поддразнивать и говорил, что она – одна из самых занятых женщин в Нью-Йорке. И все же по детям Саша очень скучала. Они всегда были неотъемлемой частью ее жизни, и теперь, случалось, на нее накатывала тоска, жизнь, казалось ей, лишилась главного смысла. Хорошо еще, что они с Артуром всегда любили путешествовать, им всегда нравилось проводить время вдвоем. За двадцать пять лет супружества их любовь нисколько не угасла. Напротив, они словно стали ближе и дороже друг другу, если это, конечно, было возможно. Их взаимная привязанность год от года росла и крепла.

Как Саша и думала, муж уже ждал ее дома. Он еще не снял белой сорочки, в какой был на работе, только рукава завернул. Пиджак был небрежно брошен на спинку кресла. Артур уже начал собирать сумку для поездки за город. У них был свой домик в Саутгемптоне, на море. Ужин Саша решила соорудить на скорую руку – холодную курятину с салатом. Они любили выезжать попозже, когда схлынет основной транспортный поток, иначе это путешествие превращалось в пытку.

– Как день прошел? – поинтересовался Артур, целуя ее в макушку. Саша обычно собирала волосы в пучок, другой прически она не признавала. Только на уик-энд, в Саутгемптоне, она заплетала длинную косу. Она любила старые вещи – вытертые джинсы, застиранные свитера, линялые футболки – и испытывала облегчение оттого, что можно хоть в эти дни не думать, что надеть. Артур обычно играл в гольф или гулял по берегу. В юности он был отличный яхтсмен и научил этому искусству детей. А еще они любили играть в теннис. Саша много времени проводила в саду или забиралась на диван с книжкой. Старалась забыть о работе, хотя иногда привозила с собой кое-какие деловые бумаги.

Как и городская квартира, загородный дом теперь стал для них велик, но здесь это воспринималось легче. Саша представляла себе, как в один прекрасный день этот дом наполнится голосами внуков, а дети станут приезжать сюда с друзьями. Этот дом всегда казался ей живым, может быть, благодаря виду на океан. А городская квартира теперь была унылой и мертвой.

– Прости, что опоздала, – извинилась она, целуя мужа, и поспешила на кухню. – Уже в дверях была, а тут Ксавье позвонил.

– Что сказал?

– По-моему, он был навеселе. Как раз вернулся из кабака, где гулял с одним из своих хулиганистых приятелей.

– Не с женщиной? – удивился Артур.

– Нет, с каким-то художником. И представляешь, снял при всех штаны.

– Ксавье? – опешил Артур.

– Да нет, этот его приятель. Очередной художник-сумасброд. – Она покачала головой и стала выкладывать курицу на блюдо.

Артур стоял рядом и болтал о том о сем, а она накрывала ужин на кухонном столе, с красивыми льняными салфетками, на красивых тарелках. Ей нравилось его ублажать, он это знал и не забывал делать ей комплименты.

– Что-то у тебя сегодня портфель больно пухлый, – заметил он и стал накладывать салат. Вид у Артура был умиротворенный. Он обожал проводить выходные на море. Это было святое дело для них обоих. Никакие заботы не должны были вмешиваться в их воскресные планы, если, конечно, кто-то не заболевал или не случалось чего-то непредвиденного. Во всех остальных случаях, в любую погоду, около семи часов они уже мчались по шоссе в Саутгемптон.

– Я в воскресенье лечу в Париж, – напомнила Саша. Они съели салат, и Саша положила мужу кусок курятины, заблаговременно приготовленной кухаркой.

– Совсем забыл. Долго пробудешь?

– Дня четыре. Может, пять. К следующим выходным буду дома.

Они вели ничего не значащую беседу, как люди, давно женатые и привыкшие быть вместе. Не говорилось ничего важного, им просто хорошо было вдвоем. Артур рассказал о чьей-то отставке и о незначительной сделке, которая пошла не по плану. Она – о новом художнике, чьи интересы они взялись представлять, молодом и необычайно талантливом бразильце. Еще сказала, что Ксавье обещал вырваться к ней в Париж. Ему это всегда удавалось, ведь он был сам себе хозяин – в отличие от сестры, целиком зависевшей от своего шефа-фотографа. Тот любил работать допоздна, а если и выдавалось свободное время, Татьяна предпочитала проводить его с друзьями. Впрочем, она же была моложе брата на два года и еще не вышла из стадии борьбы за свою независимость.

– Кто у него подружка на эти выходные? – со смешком спросил Артур. Он хорошо знал сына, не хуже, чем Саша. Она улыбнулась ему и в который раз отметила про себя, что он по-прежнему хорош собой. Высокий, поджарый, в хорошей форме, с точеными чертами лица и мужественным подбородком. Саша влюбилась в него в тот миг, как он только появился в ее жизни. А теперь любила еще сильней. Она отдавала себе отчет в том, как ей повезло в жизни. Многие ее нью-йоркские подруги успели развестись, две из них и овдоветь, и им так и не удалось найти себе нового спутника жизни. При каждом удобном случае Саше говорили, что она везучая. Она и сама это знала. С первой встречи Артур стал мужчиной ее жизни.

– В последний раз, когда я спрашивала, это была какая-то натурщица, которую он подцепил на занятиях по рисунку, – усмехнулась Саша. Среди друзей и родных Ксавье слыл отъявленным ловеласом, вокруг него вечно вились толпы воздыхательниц, да он и сам не мог устоять перед красивой женщиной. Ксавье был необычайно хорош собой, к тому же приятный человек, и женщины находили его неотразимым. – Я уже давно перестала спрашивать, как их зовут, – продолжала Саша, убирая со стола. Муж с нежной улыбкой следил за ее движениями. Она сложила посуду в посудомоечную машину. В последнее время они жили по-холостяцки и настоящие семейные застолья устраивали, только когда приезжали дети. А так ужинали чем-нибудь легким на кухне. Это было намного проще.

– Я тоже не спрашиваю Ксавье, как зовут его подружек, – рассмеялся Артур. – Всякий раз, как я называл очередную из них по имени, попадал впросак: оказывалось, что после этой девицы у него их перебывало уже штук пять. Теперь умнее стал. – Артур пошел переодеваться. Надел мягкие брюки защитного цвета и удобный старый свитер. Саша последовала его примеру.

Спустя двадцать минут они были готовы к выходу. Поехали на Сашином джипе. Она не стала избавляться от этой машины с отъездом детей, это был самый удобный транспорт для перевозки картин, которые ей иногда приходилось забирать у молодых художников. Сейчас она загрузила на заднее сиденье кое-какую еду и две сумки с одеждой для себя и мужа. Одежду для отдыха они оставляли в Саутгемптоне, поэтому обычно ездили налегке. Сегодня Саша взяла с собой и чемодан для поездки в Париж, и свой раздутый от бумаг портфель. В аэропорт надо было ехать в воскресенье рано утром, прямо из Саутгемптона. Она выбрала утренний рейс, чтобы прилететь в Париж в разумное время. Иногда Саша летала ночным рейсом, но на этот раз спешки не было, и она выбрала ранний рейс, хоть и не хотелось бросать Артура одного на воскресенье.

К десяти часам они уже были на месте, и Саша с удивлением поняла, как она устала. Как всегда, за рулем был Артур, ей даже удалось вздремнуть в дороге, и теперь она была рада возможности лечь спать раньше обычного. Но сначала они сидели на веранде и смотрели на океан в лунном свете. Было тепло, даже душно, а небо усеяно звездами. Едва коснувшись головами подушек, оба погрузились в блаженный сон.

Как часто бывало, когда они выезжали за город, утро Саша с Артуром отметили бурным сексом. Потом долго лежали обнявшись. С годами их взаимное влечение ничуть не ослабло, напротив – привычка быть вместе и глубокая привязанность сделали его острее и жарче. Потом Артур прошел вслед за ней в ванную и, пока она лежала в теплой воде, мылся под душем. Она обожала эти неспешные утренние часы в Саутгемптоне. После этого они спустились на кухню, и Саша приготовила завтрак, а потом была долгая прогулка по берегу. День выдался чудесный, теплый и солнечный, без намека на ветер. Первая неделя октября. Скоро осень задует холодами, но пока еще солнечно и тепло.

Вечером в субботу Артур повел ее ужинать в небольшой итальянский ресторанчик, который они оба обожали. После ужина они опять сидели на веранде, пили вино и вели беседу. Жизнь была прекрасна и безмятежна. Спать в тот вечер они легли рано, ведь Саше предстояло встать на заре и ехать в аэропорт. Ей, как всегда, не хотелось оставлять мужа, но короткие разлуки уже стали для них делом привычным. Четыре-пять дней вдали друг от друга воспринимались как одно мгновение. Саша прижалась к мужу, и так, тесно обнявшись, они и уснули. Встать ей надо было в четыре, в пять выехать, чтобы к семи часам быть в аэропорту – самолет на Париж вылетал в девять. На место она прибудет в девять вечера по местному времени, к одиннадцати доберется домой и сумеет нормально выспаться перед рабочим днем.

В четыре прозвенел будильник. Саша сразу проснулась, прихлопнула кнопку будильника, обняла Артура и нехотя поднялась. На цыпочках в темноте прошла в ванную, надела джинсы и черный свитер. На ноги – старые удобные мокасины. Она уже давно перестала наряжаться в полет. На первом месте были соображения удобства. Обыч-но в полете ей удавалось поспать. Саша долго стояла над Артуром, потом наклонилась и ласково поцеловала в макушку, стараясь не разбудить. Тот все равно шевельнулся и улыбнулся сквозь сон. Потом прищурился, расплылся шире и притянул ее к себе.

– Любимая моя, – прошептал он сонным голосом. – Поскорей возвращайся. Я буду скучать. – Он всегда говорил ей что-то нежное, за что она любила его еще сильнее. Она поцеловала его в щеку и укутала одеялом – как всегда делала детям.

– Я тебя тоже люблю, – прошептала она в ответ. – Спи. Как долечу – позвоню. – Она всегда звонила, когда самолет приземлялся. В этот раз это произойдет еще до его отъезда в город. Саша с новой силой пожалела, что уезжает.

Как будет славно, когда после отставки Артур сможет всюду ездить с ней вместе! С этой обнадеживающей мыслью Саша притворила за собой дверь и вышла из дома. Такси она заказала еще накануне. Водитель уже ждал. Она отметила про себя, что, как она и просила, он не стал звонить в дверь. Саша сказала, в какой аэропорт и к какому рейсу ее везти, и сидела, улыбаясь своим мыслям. Она прекрасно осознавала, как благосклонна к ней судьба. Счастливая женщина, благополучная жизнь, любящий муж, которого она тоже любит всем сердцем, двое замечательных детей и две галереи, которые всю жизнь приносят ей радость и солидные средства к существованию. Чего еще желать? Саша де Сювери понимала, что у нее есть все.

Глава 2

Перелет прошел гладко. Саша пообедала, посмотрела фильм, часа три поспала и проснулась, когда самолет приземлился в аэропорту имени Шарля де Голля. Почти все стюардессы и старший бортпроводник были ей знакомы. Пассажир она была непритязательный, человек приятный, ничего, кроме воды, в полете не пила. Как опытная путешественница, Саша хорошо знала, как предотвратить последствия смены часовых поясов. Она ела мало, пила воду, а сразу по прибытии легла спать. Наутро она встанет свежей и бодрой и думать забудет о разнице во времени. Она уже двенадцать лет совершала эти регулярные поездки из Нью-Йорка в Париж и обратно.

Погода в Париже стояла холодная и дождливая. В Нью-Йорке еще было бабье лето, а в Европе уже ощущалось приближение холодов. Ей пригодилась взятая с собой кашемировая шаль, которую, выйдя из самолета, она сразу накинула на плечи. Как всегда, машина уже ждала ее. По дороге в город Саша обсудила с шофером погоду и перелет. Дом был тих и безмолвен. Приходившая ежедневно горничная оставила для нее в холодильнике еду. Так она поступала всегда. Едва переступив порог, Саша взяла трубку и позвонила Артуру. В Америке сейчас было пять часов вечера. Он обрадовался звонку. Он как раз запирал дом в Саутгемптоне, чтобы ехать домой.

– Я соскучился, – сказал он, выслушав ее отчет о парижской погоде. Он и забыл, какие унылые там бывают зимы. – Может, лучше в Майами галерею откроешь? – поддразнил он. Он прекрасно знал, что, невзирая ни на какую погоду, Саша жаждет переехать назад, в Париж, и был внутренне готов к этому переезду сразу после своей отставки. Он с теплотой вспоминал те первые годы их семейной жизни, что прошли во Франции. Его единственным желанием было находиться рядом с женой.

– Во вторник я еду в Брюссель, туда и обратно. Надо повидаться с одним новым художником, а заодно навестить и старых знакомых, – сказала Саша.

– Главное – к выходным возвращайся домой. – Супруги были приглашены на день рождения к одной из Сашиных лучших подруг. Она в прошлом году овдовела и теперь встречалась с мужчиной, которого все как-то сразу невзлюбили. До него были и другие претенденты, но ни один не вызвал одобрения у ее друзей и подруг. Друзья желали ей поскорей расстаться с очередным незадачливым ухажером. Ее покойный муж был близким другом Артура, болел он долго и умирал мучительно. От рака. Ему было всего пятьдесят два, жена была ему ровесницей. Теперь она мрачно шутила, что оказаться снова на выданье после двадцати девяти лет супружества – дело безнадежное. Артур с Сашей ее жалели и мирились с ее кавалерами. Саша общалась с нею теснее остальных и знала, как ей одиноко.

– Я постараюсь вернуться в четверг. В крайнем случае – в пятницу. Хочу с Ксавье повидаться, а когда он вырвется, пока неясно.

– Передавай привет от меня, – попросил Артур. Они еще немного поболтали и распрощались. Саша сделала себе салат и стала листать газеты, приготовленные для нее управляющим галереи. Потом принялась разбирать свою парижскую почту. Несколько приглашений на приемы, куча рекламных сообщений о предстоящих вернисажах, письмо от подруги. В Париже она редко посещала званые вечера, разве что когда их давал кто-то из крупных клиентов, тогда отказаться было нельзя. Она не любила куда-то ходить без мужа, ей нравилась их тихая, спокойная жизнь, нарушаемая лишь событиями в мире искусства и общением с близкими друзьями.

Как и обещала, Саша позвонила сыну, но не застала его дома. Она оставила сообщение на автоответчике. К полуночи Саша уже была в постели и быстро уснула, а утром проснулась в восемь часов, разбуженная будильником. Шел дождь, в воздухе висел туман, было сумрачно. В половине десятого, накинув плащ, Саша бегом пересекла двор и вошла в галерею, где в десять часов у нее была назначена встреча с управляющим. По понедельникам галерея была закрыта для посетителей, и можно было весь день спокойно работать. Вдвоем с управляющим, Бернаром, они сели за составление графика мероприятий на следующий год.

Пообедала она у себя в кабинете, и день прошел незаметно. Было почти шесть, когда секретарь доложил, что ей звонит дочь из Нью-Йорка. С сыном Саша общалась не в пример чаще, за сегодняшний день они уже успели дважды поговорить по телефону. Ксавье обещал приехать в среду и сходить с ней на ужин, значит, в четверг можно будет возвращаться в Америку. Саша с улыбкой сняла трубку, приготовившись к очередной порции жалоб на шефа-фотографа. Главное – чтобы дочь не бросила работу. Временами Татьяна бывала своенравной, она терпеть не могла находиться у кого-то в подчинении, а еще больше – когда с ней обращались несправедливо, а босс дочери как раз был из таких, это Саша успела заметить. Имея диплом Брауна, Татьяна могла рассчитывать на большее, чем подносить ему кофе и подметать пол в студии.

– Привет, родная, – машинально по-французски поздоровалась она и с удивлением услышала молчание. Она решила, что связь прервалась и Татьяна сейчас перезвонит, уже совсем было положила трубку, как вдруг различила какой-то глухой звук, больше похожий на звериный, чем человечий. – Тати? Это ты? Девочка моя, что стряслось? – Теперь она догадалась, что дочь рыдает. Она не сразу смогла ответить.

– Мамочка… Приезжай скорее! – При всей своей новоявленной самостоятельности, сейчас Татьяна говорила голосом беззащитной пятилетней девочки.

– Что случилось? Тебя уволили? – Это было единственное, что, по мнению Саши, могло повергнуть дочь в такое отчаяние. Друга у Татьяны в данный момент не было, так что о несчастной любви разговор не шел.

– Папа… – Она опять разрыдалась, а Саша почувствовала, что сердце вот-вот выскочит из груди. Что могло случиться с Артуром?

– Татьяна, говори, что стряслось. Быстро! Ты меня пугаешь.

– Он… Мне позвонили из банка. Несколько минут назад. – В Нью-Йорке было около полудня. Если бы он попал в аварию по дороге в город, позвонили бы еще вчера ночью. Артур всегда имел при себе все телефоны. Как и она.

– С ним все в порядке? – У Саши тисками сжало грудь, а Татьяна продолжала рыдать.

– У него был сердечный приступ… На работе… Они вызвали «Скорую»…

– О боже! – Саша зажмурилась и продолжала слушать. Рука, сжимавшая трубку, дрожала.

– Мамочка… Он умер. – С этими словами жизнь для Саши остановилась. Пол и потолок поменялись местами. Не отдавая себе отчета, она вцепилась одной рукой в трубку, а другой – в старый отцовский стол, словно силясь удержать равновесие. У нее было чувство, что она летит в пропасть.

– Этого не может быть. Это какая-то ошибка, – сказала Саша, как будто могла силой своего слова или воли повернуть все вспять. – Это неправда! – выкрикнула она ожесточенно. Каждую клеточку ее тела словно пронзило током. Она хватала ртом воздух.

– Это правда, – жалобно проговорила дочь. – Мне позвонила миссис Дженкинс. Его увезли в госпиталь, но он уже был мертв. Мамочка… Приезжай домой.

– Да, – сказала Саша, выпрямилась, в сомнении оглядела комнату, словно надеясь, что кто-то сейчас вырастет перед нею и скажет, что все это неправда. Но никто не появился. Она была в кабинете одна. – Ты сейчас где?

– На работе.

– Поезжай домой. Нет, не домой. Поезжай в галерею. Не надо тебе сейчас быть одной. Расскажи там, что стряслось, они поймут. – Татьяна только плакала в ответ. Саша помнила, что в девять часов есть рейс на Нью-Йорк, тогда она будет в Америке в десять по местному. К одиннадцати будет в городе. Она знала, ее верная помощница отвезет Татьяну к своим родителям. – Вот что, Тати, оставайся на месте. Я попрошу Марси за тобой заехать. – Марси работала у Саши со дня открытия галереи. Это была добросердечная женщина сорока с небольшим лет, она никогда не была замужем и не имела детей, а потому Сашиных отпрысков любила как родных. Потом, будто вспомнив что-то в разгар вселенской катастрофы, Саша добавила: – Тати, я тебя люблю. Я прилечу первым же рейсом. – Саша положила трубку. Ее била дрожь. В каком-то секундном помешательстве она набрала номер мужниного мобильного телефона. Ответила его секретарша миссис Дженкинс. Она как раз собиралась звонить Саше, но Татьяна ее опередила. Саша еще надеялась, что к телефону подойдет Артур. Услышав голос секретарши, она поняла: это конец.

– Мне так жаль, миссис Бордман… Так жаль… Все это так внезапно… Он меня даже не позвал. Я с ним за пять минут до того говорила. А потом захожу – бумаги подписать, а он лежит головой на столе. Уже мертвый. Пробовали реанимировать, но все без толку. – Она не стала травмировать Сашу рассказом о тщетных усилиях реаниматологов, жуткая сцена до сих пор стояла у нее перед глазами. Она тоже плакала. – Я сделаю все, что от меня будет зависеть. Надо кому-нибудь позвонить? В клинику? В похоронное бюро? Какой ужас…

– Я прилечу и сама все сделаю, – сказала Саша. Или это сделает Марси. Она не хотела, чтобы посторонние люди занимались похоронами ее мужа. И сама ими заниматься тоже не хотела. А сейчас надо позвонить сыну.

Саша сообщила о случившемся своей французской секретарше Эжени, попросила забронировать ей место в самолете и собрать вещи. Та была потрясена. Даже не поверила сначала, но, увидев, какое у Саши лицо, поняла, что это правда. Саша была белая, как полотно, и вела себя как человек в состоянии глубокого шока. Она принялась набирать номер Ксавье, но руки у нее дрожали и не слушались ее.

После этого Эжени вышла, чтобы через минуту вернуться с чашкой чая, а потом отправилась заниматься авиабилетом. Саша к этому моменту уже в слезах сообщала сыну новость, которая повергла его в не меньший шок. Он предложил прилететь в Париж и вместе лететь дальше, в Америку. Но был риск разминуться, если его рейс вдруг по какой-то причине задержится. Она велела сыну лететь прямым рейсом в Нью-Йорк, чем скорее, тем лучше. Отцу этим, конечно, уже не поможешь, но ей и Татьяне будет легче с ним рядом. Ксавье согласился с матерью и, потрясенный, положил трубку.

Эжени упаковала вещи и отменила все планы на последующие дни. Поездка в Брюссель была отложена. У Саши в одночасье рухнула вся жизнь. В голове у нее был сумбур, да она и не пыталась сейчас ни о чем думать. Секретарша и управляющий галереи довезли ее до аэропорта и, хлопоча над ней, как заботливые родители, посадили в самолет. Когда она вошла в салон, они потихоньку объяснили старшей стюардессе, что у нее стряслось. Оба тревожились, как Саша выдержит перелет. Бернар предлагал лететь вместе с ней, но Саша мужественно отказалась и сразу об этом пожалела, едва лайнер оторвался от земли. Ее охватила такая паника, что она стала опасаться, как бы у нее самой не случился сердечный приступ. Видя, как Саша побледнела и покрылась испариной, стюардессы посовещались и укутали ее пледом, а пассажира с соседнего кресла попросили пересесть. Старший бортпроводник какое-то время посидел рядом с ней. На вопрос о транквилизаторах Саша ответила, что не только не возит их с собой, но и вообще никогда не пьет. Но раньше она и мужа не лишалась в один миг. Когда умер отец, все было по-другому, она страдала, но совсем не так. Ведь Симону было восемьдесят девять, и он много раз предупреждал ее, что когда-то это произойдет, так что внутренне она была к этому готова. До какой-то степени. Теперь было совсем другое дело. Артур. Только вчера он сказал ей, как сильно ее любит. Только вчера она оставила его спящим в их доме, и все казалось таким незыблемым. И вот теперь его нет. Это было невозможно осмыслить. Это происходило не с ними. Но Саша понимала, что это уже случилось. Такое чувство полной потерянности и испуга она испытала лишь однажды, когда в возрасте девяти лет лишилась матери. Сейчас она снова чувствовала себя маленькой девочкой. Сиротой. Всю дорогу до Нью-Йорка она проплакала. Ее встречала Марси – ей позвонил из Парижа Бернар и сообщил номер рейса. Едва Саша прошла таможню, как увидела ее лицо. Татьяну та оставила у себя дома с кем-то из подруг.

Марси не спрашивала, как Саша себя чувствует. В этом не было нужды. Саша едва могла говорить. Марси знала ее как в высшей степени энергичную женщину, но сейчас Саша была абсолютно беспомощна. Верная секретарша обняла ее, прижала к себе и повела на улицу. Саша плакала, не стыдясь посторонних. Они сели в машину, и шофер погнал в город. Саша не могла говорить, но на полпути ее словно прорвало, она принялась задавать вопросы, которые сейчас не имели никакого значения. Артура не вернуть. Он ушел. Без предупреждения. Без звука. Не попрощавшись ни с женой, ни с детьми. Его больше нет.

Через полчаса она уже обнимала дочь. Смотреть на эту сцену без слез было невозможно. Марси тихонько плакала. Не зная, чем помочь, она наделала бутербродов, но никто к ним даже не притронулся. Разлила по чашкам и стаканам воду и кофе – но никто не пил. Она попыталась предложить Саше вина, но та отказалась. А в два часа ночи прибыл из Лондона Ксавье. Из аэропорта его привез приятель, тоже молодой художник. Этот парень остался стоять в дверях, когда Ксавье вошел в дом и кинулся к матери. Он обнял мать и сестру, и они втроем зарыдали. У Марси разрывалось сердце. Всю ночь они проговорили. Приготовленную Марси еду ел только друг Ксавье.