Текст книги "Игра в большинстве"

Глава 6

Ужин с японскими клиентами, который устроили в «Гэри Данко» Маршалл и Лиз, прошел идеально, и их гости были в восторге. Еда, как всегда, была изысканной, и мужчины весь вечер говорили о делах, пока Лиз занимала жен, используя те японские фразы, которые выучила. Когда они ехали домой в округ Марин после ужина, Маршалл, очень довольный результатами вечера, рассказал Лиз подробности своей беседы с клиентами. Во время ужина она пыталась прислушиваться к их разговору, но не могла уделить ему все свое внимание из-за гостей.

– Я думаю, что сделка у нас почти в кармане, – с удовлетворением сказал Маршалл, когда они доехали до Росса.

Лиз была безукоризненна – обаятельна, вежлива и скромна. Она, как всегда, держалась безупречно, и он был ей благодарен. И когда они легли в постель, он занялся с ней сексом столько же из чувства долга и благодарности, сколько и из-за любви. Он чувствовал, что многим обязан ей за этот вечер. Она была идеальной женой для его карьеры, и во многих отношениях он был с ней счастлив. И он хотел заняться с ней любовью, чтобы отблагодарить, но внезапно сердце сжалось от тоски по Эшли, настолько жгучей, что едва не задохнулся. Все, о чем он мог думать, обнимая Лиз, – это женщина из Лос-Анджелеса, которую он любил уже восемь лет. Он знал каждую клеточку ее тела, каждую извилину ее души, и его охватило такое страстное желание, что он с трудом удержался и не бросился звонить ей, просто чтобы услышать ее голос.

То, что он испытывал по отношению к Лиз, было совсем другим. Он был благодарен ей за все, что она делала для него, за то, что его жизнь протекала так гладко. Но Эшли была волшебницей, которая добавляла в его жизнь остроту и восторг, а ее любовь была такой нежной. После тридцати совместно прожитых лет занятия сексом с Лиз стали привычными и механическими. С Эшли же он сгорал в огне, к тому же она была на двадцать лет моложе Лиз. Возле нее он чувствовал себя молодым, особенно когда рядом были их дочери, которые приходили в такой восторг, когда он приезжал к ним. С Лиз же он чувствовал себя стариком. Но он нуждался в них обеих, хотя и по-разному. Одной из них ему было бы недостаточно.

После занятия сексом он долго лежал без сна, наконец не выдержал и послал Эшли сообщение из ванной комнаты. Оно было наполнено страстным желанием. Он с трудом мог дождаться среды, чтобы увидеть ее и снова заняться любовью с ней.

В воскресенье утром он опять играл в гольф с японцами. А когда они расстались днем, японцы подтвердили, что сделка состоится. Выходные прошли очень успешно, о чем он сразу же сообщил Лиз, когда вернулся домой. Та, как всегда, была довольна и горда за него.

Джон приехал на ужин в этот вечер и привез с собой Элис. Когда его родители познакомились с ней поближе, она им очень понравилась. Даже ужасная Линдсей сказала, что она клевая. Они с Элис долго беседовали о музыке в стиле рэп, и Линдсей поразило, сколько Элис знает. На обратном пути в Стэнфорд Элис посмеялась над этим и сказала Джону, что Линдсей славный ребенок. Вернувшись в свой университетский городок, они долго сидели в машине, разговаривали и целовались, пока наконец Элис не отправилась в свое общежитие, а он – в свое. Их отношения складывались хорошо. И ей очень понравилась его семья. Она пожалела, что у нее нет родителей, которые любили бы друг друга и ладили бы между собой. Вестоны казались идеальной парой, и ей стало грустно, что в ее жизни этого не было и никогда не будет. Она решила, что Джону очень повезло с родителями, которые так любят друг друга.

В понедельник Элис позвонила матери в офис, чтобы рассказать о своей поездке к Вестонам. У Фионы выдался беспокойный день. Она повздорила с Хардингом Уильямсом, когда позвонила ему, чтобы сообщить о ходе расследования, которое он опять назвал «охотой на ведьм». Фиона потеряла самообладание и потом злилась на себя за это. Но она так устала от его напыщенности и высокомерия! Она чуть было не назвала его старым дураком, но сдержалась, хотя и была очень недовольна собой из-за того, что позволяет ему действовать ей на нервы. В общем, принимая все во внимание, день получился хлопотным: типичным в жизни генерального директора. Не каждый же день должен приносить удовольствие от работы. Но она была рада звонку дочери, даже в середине рабочего дня, и внимательно выслушала ее рассказ о вчерашнем свидании с Джоном. И то, что у Маршалла Вестона такая крепкая семья и славные дети, утвердило ее в хорошем мнении о нем. Очевидно, он вполне достойный человек, что ее порадовало, и она с нетерпением ждала знакомства с его сыном.

* * *

У Маршалла день выдался не менее беспокойным, чем у Фионы. Его удовлетворила сделка, которую заключил с японцами в выходные дни, поскольку она была важна для МОИА, и он знал, что и совет директоров, и акционеры будут довольны. Ее с большим трудом согласовывали в течение нескольких месяцев, и то, что он довел ее до благополучного завершения, большая удача. Маршалл заканчивал диктовать отчет об этом председателю совета директоров, когда позвонил их старший юрисконсульт Саймон Стерн и спросил, можно ли зайти. Маршалл ответил утвердительно. Он уже закончил все дела на день, когда Саймон вошел в его офис. Они немного поболтали, потом Саймон осторожно закрыл дверь. Маршалл не мог понять, зачем он пришел и почему у него такой таинственный вид.

Закрыв дверь, Саймон озабоченно посмотрел на Маршалла.

– У нас возникла проблема.

Похоже, он нервничал по поводу того, что должен был сообщить, и Маршалл терпеливо ждал, но услышанное все равно застало его врасплох.

– Нам сегодня позвонил один адвокат, – осторожно начал Саймон, опасаясь разозлить генерального директора. Он не представлял, какова будет реакция, и не хотел сообщать плохую новость. – Похоже, одна из наших бывших сотрудниц, Меган Виллерз, собирается подать на вас в суд за сексуальные домогательства и незаконное увольнение. Она утверждает, что два года назад у вас с ней была связь и вы устроили ее на работу, а когда она с вами порвала, уволили.

Саймон Стерн внимательно посмотрел на босса, ожидая реакции. На Маршалла эти слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы.

– Вы это серьезно? Она что, сумасшедшая?

Он был в ужасе от того, что услышал, и совершенно огорошен.

– Может быть, – сказал Саймон, продолжая надеяться, что все это как-нибудь образуется. Но иски такого рода редко образовывались сами собой. Даже если не верить поговорке «Нет дыма без огня», по опыту Маршалл знал, что женщины, предъявляющие обвинение в сексуальных домогательствах, обычно настроены очень решительно и сами по себе не исчезают. Обычно это были женщины, которыми пренебрегли, и они хотели свести счеты либо за неудачный роман, либо за отвергнутые авансы. В обоих случаях они были настроены очень воинственно и жаждали мести и больших денег. – Вы знаете, кто она?

– Я смутно припоминаю это имя, – признал Маршалл. – По-моему, мы нанимали ее для устройства вечеринок для клиентов. Но у меня, безусловно, не было никаких отношений с ней. Я даже не помню, как она выглядит. Кажется, она работает устроителем приемов и других подобных мероприятий. Возможно, мы на какое-то время зачисляли ее в штат, но что с ней стало дальше, я понятия не имею.

– Она утверждает, что у вас с ней была связь на протяжении восьми месяцев и вы постоянно встречались в отеле. А когда она захотела порвать с вами, вы ее уволили. И вы правы, она действительно работает устроителем корпоративных мероприятий. Я не знаю, почему мы взяли ее в штат, вместо того чтобы работать с ней как с независимым подрядчиком. Она говорит, что это вы предложили ей работу. И она получала на удивление большое жалованье. Я проверил в отделе кадров, и мне сказали, что она числилась в штате семь месяцев, после чего мы с ней распрощались. Так что по срокам ее история полностью совпадает.

– Уверяю вас, я с ней никогда не спал, – с трудом выговорил Маршалл.

Вся его карьера промелькнула у него перед глазами, и он с отчаянием понял, что она может вот-вот закончиться с позором.

– Она говорит, что у нее есть доказательства вашей связи. Насколько я понял, это электронные послания и письма, в которых вы делаете намеки и предложения сексуального характера. – Он не мог поверить, что Маршалл вел себя настолько глупо, даже если и спал с ней, но вынужден был доложить обо всем, что сказал ее адвокат. – Но это еще не все. Насколько я понял, она перенесла рак груди и уверяет, что вы это знали. А законы об ответственности за увольнение онкологических больных еще строже, чем за сексуальные домогательства. Если это правда, она держит нас на мушке и в прессе все это будет выглядеть очень неприглядно.

Юрисконсульта явно встревожил нездоровый вид Маршалла.

– Эта женщина лжет. Я никогда никому не писал писем с сексуальными намеками. Зачем мне это делать?

– Мне это тоже показалось маловероятным. Посмотрим, что у нее есть. Она могла написать эти письма сама. Если это так, мы сможем доказать это и отпугнуть ее. Но в настоящий момент они настроены очень агрессивно. Адвокат, вероятно, работает за проценты и рассчитывает на то, что мы откупимся. И если во всем этом есть хоть капелька правды, мы согласимся им заплатить – конечно, при согласии совета директоров. Они не захотят, чтобы такая история попала в прессу. Ее адвокат говорит, что они предъявят нам иск на следующей неделе. Я думаю, нам нужно переговорить с Конни как можно скорее.

Конни Фейнберг, председатель совета директоров, была женщиной разумной и Маршаллу нравилась, но ни он, ни Саймон Стерн не представляли, как она отреагирует. У них никогда не случалось подобных ситуаций на таком высоком уровне. Для них это было внове, так же как и для Маршалла, чья репутация до сих пор оставалась кристально чистой. Саймон знал Маршалла как отличного семьянина, преданного жене и детям. Им всем придется нелегко.

– Чего она хочет? – с трудом выдавил Маршалл.

Меньше всего он хотел, чтобы такое случилось в его до сих пор безупречной карьере. Ему уже представлялось увольнение, крах карьеры и репутации. При мысли о том, как это отразится на Лиз и детях, к глазам подступили слезы.

– Она хочет миллион долларов. Ее адвокат сказал, что иск будет предъявлен на пять миллионов, но дал понять, что она согласится и на один. Что-то подсказывает мне, что она так просто не отступит. И он утверждает, что у них есть убедительные доказательства ее правоты, – с несчастным видом заключил Саймон.

– Уверяю вас, что это блеф. Я никогда не спал с этой женщиной. У нас не было никакой связи. Теперь я ее вспомнил. Она выглядела как дешевая потаскушка, но при этом организовала для нас несколько хороших мероприятий. Я не знал даже, что мы зачисляли ее в штат, и после этих мероприятий никогда ее не видел.

– Не сомневаюсь, что так оно и есть, Маршалл, – заверил юрисконсульт. – Мне жаль, что это случилось. К несчастью, в наше время такое бывает, вокруг много мошенников. Мы все являемся легкой мишенью для них, особенно люди в вашем положении.

Маршалл кивнул, чувствуя себя совершенно разбитым. Кроме Конни, ему нужно будет предупредить Лиз, на случай если все это попадет в газеты. А со временем и Эшли. И детей. Все это было похоже на страшный кошмар, и единственное, чего он хотел, – это проснуться.

– Я позвоню Конни. И что нам делать дальше? – подавленно спросил Маршалл.

– Если в этом есть хоть доля правды, будем отчаянно торговаться. Если же нет, подождем, пока она что-нибудь предпримет. Ее адвокат сказал, что вышлет нам копии писем, которые она якобы получала от вас. Кроме того, похоже, у них есть какие-то фотографии. Вероятно, все это подделка. Вы не первый и не последний высокопоставленный служащий, с которым случается такое. Если все это ложь, мы не станем вступать с ней ни в какие переговоры. Разумеется, нам нужно знать точку зрения совета директоров.

Маршалл кивнул, и спустя минуту юрисконсульт ушел, пообещав держать его в курсе событий.

Маршалл долго сидел за столом со слезами на глазах, потом позвонил Конни Фейнберг домой. Она была удивлена его звонком, и еще больше удивилась, когда узнала о случившемся. Ее это, похоже, расстроило, но не шокировало. Она и до этого слышала о подобных историях. Ее собственному брату предъявляли обвинение в сексуальных домогательствах, так что тема была для нее не такой уж незнакомой. И брат выиграл в суде. Его обвинительница была дискредитирована и отказалась от своих показаний.

– Уверяю вас, что все это неправда, – страдальческим голосом сказал Маршалл.

– Я рада, что вы позвонили, – доброжелательно проговорила Конни. – И мне очень жаль, что такое случилось. Хорошо хоть, что она не обвиняет вас в изнасиловании и не обращается в полицию. Я слышала, что и такое случается. Если повезет, она отстанет, не поднимая особого шума. И даже если во всем этом нет и доли правды, с нашей стороны будет лучше вступить с ней в переговоры и заплатить ей какую-то разумную цену, чтобы она замолчала. Конечно, это будет уступкой вымогательству, но иногда умнее просто заплатить, чтобы защитить вашу репутацию, и нашу в том числе, чем начинать войну с какой-то жадной истеричкой, которая может попытаться довести это дело до суда. Я переговорю с членами совета директоров и дам вам знать, каково их мнение. Я бы лично советовала откупиться от нее и заткнуть ей рот, пока это не пошло дальше.

– Но если мы заплатим, не будет ли это подразумевать, что она говорит правду? – спросил Маршалл. – Я не хочу брать на себя вину за то, чего не было. Мне нужно думать и о моей семье. И о МОИА тоже. Меня убивает сложившаяся ситуация и тошнит при мысли о том, что компании придется платить этой сумасшедшей.

– Иногда к этому вынуждает наше законодательство, – практично заметила Конни Фейнберг. Они оба знали, что улаживание претензий, обоснованных или нет, путем денежной компенсации было обычным делом, и ее было нелегко шокировать. – Вы незаменимый для нашей компании работник вот уже пятнадцать лет, причем десять из них – на посту генерального директора. Мы просто обязаны защищать вас и заботиться о вашей репутации не меньше, чем о своей. И я уверена, что все это крайне неприятно не только для вас лично, но и для вашей семьи.

– Я еще ничего никому не говорил: как только узнал об этом – десять минут назад, – сразу же позвонил вам, – сказал Маршалл, и Конни поблагодарила его за то, что так быстро проинформировал ее.

– Посмотрим, как будут развиваться события, но я думаю, что Саймону нужно быть готовым вступить в переговоры для заключения сделки, если вы на это согласны.

– Я поступлю так, как будет лучше для МОИА, – угрюмо сказал Маршалл, и она, еще раз поблагодарив, пообещала позвонить, после того как переговорит с членами совета директоров.

Почти в бессознательном состоянии Маршалл ехал к своему дому в округе Марин, не представляя, что скажет Лиз. К счастью, Линдсей не было дома: ужинала в гостях у своего приятеля. Когда он вошел на кухню, Лиз с первого взгляда поняла, что случилось нечто ужасное: он с трудом сдерживал слезы, после того как обо всем ей рассказал, разрыдался за кухонным столом.

– Не понимаю, как такое могло случиться. Я никогда даже не разговаривал с этой женщиной, а теперь она утверждает, что у нас с ней были интимные отношения, после чего я ее уволил. Она даже утверждает, что это я взял ее на работу в МОИА. А я вообще едва ее помню. И последнее, чего бы мне хотелось, это причинить зло компании, тебе и нашим детям.

В полном расстройстве из-за происшедшего он плакал в объятиях Лиз. Ему потребовалось полчаса, чтобы взять себя в руки, и тогда она заверила его, что не верит ни одному слову этой женщины.

– Мы переживем это, Марш, чего бы нам ни стоило. Главное, что ты уверен в своей невиновности.

Он видел, что она полностью доверяет ему, и это немного утешило. Они сидели на кухне держась за руки, когда позвонила Конни Фейнберг, которая успела переговорить с членами совета директоров.

– Я просто хочу заверить, что мы все поддерживаем вас и сделаем все, что потребуется. Я сама поговорю завтра с Саймоном. И мы пришли к общему согласию, что нужно начать переговоры с этой женщиной как можно скорее и замять это дело без огласки. Не стоит вести себя с ней агрессивно и провоцировать на обращение в прессу.

– Я не знаю, как вас благодарить, – с чувством сказал Маршалл.

Они с Лиз еще поговорили немного о случившемся, пока Линдсей не вернулась домой, после чего поднялись в спальню. Они решили пока ничего не говорить детям, чтобы не расстраивать, тем более если проблему можно решить тихо, так чтобы случившееся не стало достоянием общественности.

Это было самым худшим из всего, что случалось с Маршаллом, и он был в ужасе оттого, что его карьера вот-вот рухнет, а с ней и все его достижения. Он был потрясен и шокирован притязаниями этой женщины. Этой ночью он почти не спал, а проснувшись еще до рассвета, тихо лежал в постели, опасаясь разбудить Лиз, потом все же встал и подошел к окну понаблюдать за восходом солнца.

– Ты уже поднялся? – спросила Лиз, и он, кивнув, тихо сказал:

– Я боюсь.

– Все будет хорошо, – заверила она, подойдя и обняв.

– Я тебя не заслуживаю, – произнес он смиренно.

– О нет, заслуживаешь, – от всего сердца ответила она.

Лиз долго держала его в объятиях, пока не подошло время собираться на работу. Она заверила его, что любит и полностью поддерживает, и он снова поблагодарил ее. И по дороге на работу этим утром, сидя в своем «астон-мартине», Маршалл утешался сознанием того, что совет директоров поддерживает его и доверяет ему. Он знал, что, несмотря на случившееся, ему везет. И единственное, чего он теперь хотел, – это побыстрее покончить с этим делом и забыть о нем как можно скорее.

Глава 7

На этой неделе Маршалл не поехал в Лос-Анджелес. В среду утром, через два дня после того, как узнал об обвинениях Меган Виллерз, он увидел ее с адвокатом в конференц-зале МОИА. Усевшись за стол напротив, она уставилась на Маршалла сверлящим взглядом. Ее адвокат вновь повторил суть обвинений и высказал уверенность в правдивости ее слов. Она не колебалась и, казалось, даже не нервничала, лишь внимательно слушала и утвердительно кивала, причем избегать взгляда Маршалла не пыталась. На встречу она надела обтягивающее черное платье и туфли на высокой шпильке. Она даже не пыталась изображать скромницу и сделала все, чтобы подчеркнуть достоинства своей роскошной фигуры. Выглядела она фривольной и слишком кричаще одетой для утренней деловой встречи, но при всем при этом ей нельзя было отказать в привлекательности. Это была красивая женщина лет тридцати пяти – сорока. После того как снова перечислил все убытки, которые понесла его клиентка в результате увольнения, ее адвокат передал Саймону Стерну конверт из плотной желтоватой бумаги. Адвокат утверждал, что его клиентка закрыла свой бизнес по устройству мероприятий, когда ее приняли в штат МОИА, а после того как уволили, так и не смогла восстановить, а когда начал говорить о нанесенной ей душевной травме, Маршалл сжал челюсти.

Саймон аккуратно открыл конверт и вынул оттуда два письма и копии нескольких электронных посланий, предположительно написанных Маршаллом, с бесстрастным видом прочитал, после чего передал Маршаллу. Все письма были напечатаны на компьютере, и ни одно из них не было подписано.

– Как мы можем знать, что мисс Виллерз не написала все это сама, чтобы ложно обвинить мистера Вестона?

В письмах содержались намеки на проведенные вместе ночи и подробности их сексуальных отношений. Они были чрезвычайно откровенными. После этого адвокат вручил Саймону главную улику – маленький конверт, в котором лежало три фотографии. На двух из них была запечатлена его клиентка в соблазнительных позах, совершенно обнаженная, а снимал ее мужчина, чье отражение можно было ясно разглядеть в зеркале, очень похожий на Маршалла, также обнаженный. На третьей фотографии был также запечатлен Маршалл: обнаженный, лежал в кровати и, судя по всему, спал. Это было бесспорным доказательством, что они находились в интимных отношениях. Саймон молча передал снимки Маршаллу. Ничто не указывало на подделку: они были сделаны хорошей камерой, а не мобильным телефоном, и мужчина, запечатленный на них, был, без сомнения, он.

Маршалл побледнел, но старался не подавать признаков, что признает обвинения. А она твердо встретила его взгляд. Для нее это был только бизнес, и ничего более. Не было и речи о нарушенных обещаниях, разбитых сердцах или безответной любви. Это был шантаж, явный и незатейливый. Они занимались сексом, он нанял ее, а потом уволил, и она жаждала мести. Ее гнев имел свою цену, и не маленькую.

Саймон быстро убрал фотографии в конверт. Это всего лишь отпечатки, а главный козырь в переговорах негативы.

– Мы готовы предложить мисс Виллерз миллион долларов за потраченное время и за беспокойство в обмен на полную конфиденциальность и снятие обвинений против мистера Вестона, – сказал Саймон ее адвокату.

Совет директоров дал согласие торговаться до двух миллионов. Маршалл, как самый компетентный генеральный директор, который когда-либо был в МОИА, был самым удачным приобретением и стоил этих денег. Никого не волновало, виновен он или нет: все, чего они хотели, – это чтобы Меган Виллерз исчезла, желательно до того, как обратится в прессу. Она выжидала больше года, после того как эта связь закончилась и ее уволили, а адвокат, к которому обратилась, убедил ее, что можно пригрозить судом и получить очень хорошие отступные. На адвоката предложение Саймона не произвело впечатления, и он провозгласил ошеломившую их новость:

– Я думаю, мне нужно сказать вам, что сегодня утром мы сделали заявление для прессы о том, что мистер Вестон имел связь с моей клиенткой, а после того как она порвала с ним, уволил ее из МОИА, в результате чего мы предъявляем ему обвинение в сексуальных домогательствах и причиненном ущербе.

Это было простое объявление их намерений, лишенное всяких эмоций. Адвокат оказался скользким типом, но вовсе не глупым, так же как и Меган Виллерз.

У Маршалла был такой вид, словно ему вот-вот станет плохо. Саймон постарался никак не проявить свою реакцию и даже не взглянул на клиента.

– Мне кажется, это очень неблагоразумный поступок и очень преждевременный, в то время как мы стараемся достичь с вами полюбовного согласия.

– Ни о каком полюбовном согласии не может быть и речи, – резко сказал ее адвокат. – Ваш клиент вступил в сексуальные отношения с моей клиенткой. Будучи генеральным директором МОИА, он использовал свою власть и влияние, чтобы зачислить ее в штат, а возможно, и чтобы принудить к сексу, а когда она прервала отношения, он ее уволил. А за полгода до этого моя клиентка прошла курс химиотерапии и радиотерапии в связи с раком груди, о чем она ему говорила. Мне все кажется предельно ясным: он использовал онкологическую больную.

– Нет, предельно ясно здесь лишь одно: мисс Виллерз желает получить большую сумму денег за сексуальные отношения с моим клиентом. Этому есть название: «вымогательство» или еще хуже. – Саймон окинул своего противника ледяным взглядом. – А то, что вы сделали заявление для прессы, только ухудшает дело. Вы уже нанесли ущерб репутации моего клиента. Зачем нам теперь платить вам? – В этом он был прав. – Если мы вообще согласимся заплатить вашей клиентке, рассчитываем, что она откажется от своего заявления и публично признает безосновательными претензии к мистеру Вестону. Мы потребуем, чтобы она отдала нам негативы этих фотографий и оригиналы писем, и только после этого заплатим два миллиона. Это наше окончательное предложение.

По Саймону было видно, что он твердо решил стоять на своем. Взглядом адвокат дал понять Маршаллу, чтобы молчал. Он видел торжество в глазах Меган Виллерз, в то время как она могла увидеть лишь безграничную ненависть. За все время они не обменялись ни словом.

– Репутация вашего генерального директора стоит намного больше, – возразил ее адвокат, пытаясь понять, на что может рассчитывать.

Было очевидно, что со своей тактикой он зашел в тупик. Саймон уже потерял терпение. Ему очень не нравилась ситуация, в которую поставил их Маршалл, но его задачей было не судить его, а вызволить из той ситуации. Таково было и желание совета директоров, который целиком и полностью встал на сторону генерального.

– Мы не платим шантажистам, – спокойно произнес Саймон, – а ведем переговоры. К тому же только что они закончились. Два миллиона и ни цента больше, или мы пойдем в суд и выиграем.

Учитывая фотографии, он понимал, что они не выиграют. Саймон блефовал, но сдаваться не собирался, а Меган Виллерз не хотела рисковать потерять деньги, так же как и ее адвокат.

– Как онкологическая больная, я полагаю, мисс Виллерз может претендовать как минимум на три миллиона.

– Мистер Вестон не виноват в ее болезни, – отрезал Саймон, поднимаясь и делая знак Маршаллу следовать за ним.

Переговоры закончились. Они собрались покинуть конференц-зал, и адвокат бросил быстрый взгляд на свою клиентку. Та кивнула. Она хотела получить эти деньги. Два миллиона ее устраивали.

– Мы принимаем ваше предложение, – быстро сказал адвокат.

– Полагаю, сейчас эта история уже во всех газетах и в Интернете, и настаиваю, чтобы ваша клиентка полностью отказалась от своих обвинений до конца рабочего дня, – холодно произнес Саймон и добавил: – И подписала соглашение о конфиденциальности.

– Как только мы получим чек, – сказал адвокат и тоже поднялся.

– Я сейчас же этим займусь, – ответил Саймон, и они с Маршаллом вышли из зала.

Они ехали в лифте в полном молчании и не обмолвились ни словом, пока не вошли в офис.

– Мне очень жаль, – сдавленно произнес Маршалл. – Я понятия не имел, что имеются какие-то фотографии. Наверное, был в стельку пьян или, может, она чем-то меня опоила.

В ответ на этот лепет Саймон промолчал. Она не могла опаивать его в течение восьми месяцев и не принуждала дать ей работу. Вся история была крайне неприглядна, и эта маленькая интрижка Маршалла только что обошлась МОИА в два миллиона долларов. Лично Саймону все происшедшее было очень не по душе, а особенно неприятно, что Маршалл ему лгал, но судить босса не входило в его обязанности. Он просто должен был решить проблему.

– Я сейчас же позвоню Конни, – тихо сказал Маршалл.

Саймон кивнул и вышел из комнаты составить договор, который предстоит подписать Меган Виллерз. Он обещал, что курьер доставит его в офис ее адвоката после обеда.

Звонок Конни Фейнберг был одним из худших испытаний в жизни Маршалла. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как сказать ей правду, и он предложил сам заплатить эти два миллиона долларов.

– Если вы так поступите, это все равно рано или поздно выйдет наружу и вызовет еще больший скандал, а вы только глубже увязнете. Я думаю, единственно правильное решение – заставить ее публично отказаться от обвинений в ваш адрес. Если ей заплатил МОИА, это будет выглядеть лучше, чем если вы сделаете это сами. Корпорации часто улаживают иски, предъявленные их служащим, чтобы избежать судебных разбирательств, независимо от того, справедливы обвинения или нет. Если вы заплатите сами, это будет выглядеть как шантаж, а если заплатим мы, то это сочтут обычной тяжбой. Мы можем вычесть эту сумму из вашей годовой премии, если совет директоров так решит и вы не будете против.

Это был всего лишь легкий шлепок, и Маршалл счет ее доводы разумными. Перспектива расстаться с двумя миллионами ради спасения карьеры и сохранения репутации его вовсе не пугала – скорее, наоборот, радовала.

– По моему мнению, совет директоров решит, что вся эта история не большая цена за исключительно компетентного генерального директора, – сдержанно произнесла Конни. – Такое случалось и в других компаниях, и все это пережили. В конце концов все обо всем забудут.

Ее голос звучал невозмутимо и спокойно, хотя было видно, что ситуация ей не нравится. Но совет директоров, безусловно, согласился поддержать Маршалла, и она была довольна, что все не обошлось в еще бо́льшую сумму, а такое вполне могло случиться, окажись эта Виллерз и ее адвокат пожаднее.

– Не могу выразить, как я вам благодарен и как мне жаль, что так получилось. Обещаю, что в будущем такое не повторится.

– Всякое случается. Будем надеяться, что с вами этого больше не произойдет, – доброжелательно сказала Конни. – Это была очень дорогостоящая ошибка. Я попрошу Саймона составить заявление для прессы, которое она должна будет подписать и в котором откажется от всех выдвинутых против вас обвинений.

– Я думаю, он как раз сейчас над этим работает.

– Мы известим акционеров, что компания заплатила ей отступные, чтобы избежать потери времени, расходов на судебное разбирательство и нежелательной огласки, и она отказалась от своих ложных обвинений. А мы вычтем выплаченную ей сумму из вашей премии в конце года.

Поскольку сумма намного меньше его предполагаемой годовой премии, никто из-за этого особо огорчен не будет. Главное теперь, чтобы Лиз никогда не узнала, что обвинения против него имели под собой почву. Он может сказать ей, что это был шантаж и им пришлось заплатить отступные, чтобы избежать дальнейшего скандала и долгого судебного разбирательства. Что касается писем и фотографий, сама она об этом наверняка никогда не узнает, и его репутация будет спасена. Единственное, что им теперь предстояло пережить, – это несколько часов скандала в прессе, пока Виллерз не выступит с заявлением, предположительно к концу рабочего дня.

После того как поговорил с Конни, Маршалл позвонил Лиз и предупредил, что сегодня в прессе появятся скандальные обвинения, с которыми выступила Виллерз, чтобы надавить на них, но все они будут сняты к концу дня или завтра утром. Угрозы судебного разбирательства удалось избежать с помощью отступных, и она по-честному отказалась от своих слов.

– Все в порядке? – В голосе Лиз прозвучала паника.

– Скоро все уладится. Она не отступала, пока мы не согласились заплатить. Это, конечно, вымогательство, но совет директоров решил не доводить дело до суда, хотя мы наверняка выиграли бы процесс. Все скоро закончится. Тебе лучше предупредить детей: все равно увидят в «Новостях». Скажи, что все это ложь, шантаж.

Самым главным для него было то, что Лиз верит ему и не станет докапываться до правды. Теперь он был в этом уверен. Поговорив с Лиз, он позвонил Эшли и также предупредил, чтобы ничему не верила: это будет шумиха вокруг судебного разбирательства, основанного на ложных обвинениях в сексуальных домогательствах, сделанных в порыве злости бывшей служащей компании, которую когда-то уволили. Она сочла это несправедливым и теперь жаждала мести. Это показалось ему разумным и правдоподобным объяснением происходящего.