Текст книги "Проект «Справедливость»"

Глава 7

Если предложить человеку выбор между смертью и совершением какого-то действия, он, конечно, выберет действие. В моем случае проблема была лишь в том, что это действие от меня нисколько не зависело. Смогу ли я стать магом? Каким образом? Это все равно что требовать от меня усилием воли изменить собственный цвет волос с русого, скажем, на рыжий. Я понимал магический дар именно так – нужен особый талант, данный с рождения, типа дополнительной мышцы, которая способна шевелить ухом. Есть эта мышца – можешь шевелить, нет – не можешь и никогда не сможешь.

Однако губернатор считал иначе. Он почему-то был убежден, что человека можно заставить сделать все, что угодно, и поначалу долго рассказывал мне об открытых и закрытых людях.

– Люди бывают двух типов, – говорил он. – Те, кто открыт для окружающих, принимает их и хорошо себя чувствуют в этой среде, и те, кто замкнут и нелюдим. Есть люди – весельчаки и балагуры, таких называют «душа компании». За праздничным столом они чувствуют себя как окунь в озере. Есть люди еще более значительные, их можно назвать душой целого общества. Они открыты для происходящего, понимают его и оборачивают себе на пользу. Даже любой земной чиновник, который бултыхается в своем мирке циркуляров и взяток, успешен лишь тогда, когда знает все писаные и неписаные правила. Он встроен в свое общество, открыт для него! Так же и с магией. Открыться магии можно и нужно, тогда энергия потечет в резервуар. Я знаю три упражнения, вы будете пробовать их одно за другим. Думаю, в итоге у вас все получится и число магов возрастет в наших мирах.

– А если не получится? – скептически осведомился я.

– Тогда вы умрете, сударь, – буднично ответил губернатор. – Немаг не способен пережить третье упражнение, последнее. Но мы начнем с самого мягкого. Вдруг вам все удастся сразу?

Нельзя сказать, что я спокойно относился к намекам на смерть, хотя владыка старого города часто ими пользовался. Все-таки утешало то, что первое упражнение будет мягким. Перед моим мысленным взором вставали учебные пособия, карточки, даже слайды (можно ведь помечтать?). Я представлял, что сижу за столом или гуляю по залам, а мой самозваный учитель что-то объясняет, втолковывает и дает задания.

Уже позже стало понятно: это была пасторальная картинка. Ибо губернатор начал с того, что ослепил меня. Это произошло внезапно, на следующий день после моего появления в ратуше. Губернатор пригласил меня в очень необычную просторную комнату. В дальнем углу стояла кровать, в ближнем – располагался обеденный стол, еще ближе – дверь, ведущая в уборную, а посередине топорщились пики и острые копья, вделанные в пол под разными углами. Стены помещения были украшены торчащими из них лезвиями мечей. Их рукояти казались погруженными в камень. По этой комнате не то что бегать – даже быстро ходить не стоит. Иначе по неосторожности можно превратиться в рябчика, насаженного на вертел, или, в лучшем случае, обзавестись глубокими резаными ранами.

– Вы будете здесь жить, – сказал радушный хозяин, показывая рукой на все это великолепие. – Недолго. Всего несколько дней. Располагайтесь, сударь.

– Как – буду жить? – недоуменно переспросил я, останавливаясь в дверях. – Они что, острые? Эти копья и мечи? Острые, да?

– Конечно, – подтвердил губернатор, поправляя левую манжету жестом заправского франта. – Наточены так, что могут разрезать упавший на них волосок.

Предыдущую ночь я провел в роскошной спальне со светло-лиловым постельным бельем, серебристым балдахином и невероятно мягким матрасом. Перемена места показалась чудовищной.

– Спать придется там. Видите узкую кровать? – продолжал мой жестокий собеседник. – А есть – за этим столом. Еда будет появляться на столе в положенное время, просто считайте удары часов.

Неподалеку от кровати стояли напольные часы, темно-коричневые, лоснящиеся от лака, с циферблатом величиной с суповую миску. Они выглядели совсем новыми, словно их только-только закончил мастер и принес сюда, гордясь качественной работой.

– Между кроватью и столом ровно двадцать шагов, – сообщил губернатор. – А между столом и уборной – десять. Постарайтесь их преодолеть так, чтобы не наткнуться на какое-нибудь лезвие. Дверь тоже не пытайтесь открывать – не тратьте силы понапрасну на невозможное.

– Это часть обучения? – спросил я, с ужасом разглядывая оружие.

– Разумеется, сударь. – Хозяин поправил другую манжету. – Я сделаю так, что свет в этой комнате будет связан с магической энергией вокруг вашего резервуара. Если вдруг энергия потечет в резервуар хотя бы самой тоненькой струйкой, вы станете кое-что видеть. Потечет сильнее – будете видеть лучше. В этом и заключается цель.

– Какой свет? – в отчаянии спросил я. – Вы хотите оставить меня в этой комнате впотьмах? Среди этих лезвий?!

Губернатор выглядел совершенно спокойным, будто делал и говорил нечто, давным-давно ставшее привычным:

– Располагайтесь. И не сидите подолгу на одном месте, а то я заставлю мечи и копья двигаться.

Дверь захлопнулась. И не просто захлопнулась, а исчезла, слилась со стеной, будто сама превратилась в стену. Я остался один в комнате, уставленной смертоносным оружием. Тогда я еще не знал, что между хлопком двери и погружением в темноту у меня было примерно десять секунд. Целых десять секунд, когда я мог наслаждаться светом! Мог, но не стал… а зря. Ведь когда эти десять секунд истекли, мое зрение погасло, как гаснет свеча, упавшая на пол.

Представьте на мгновение кромешную тьму. Вы живете в ней, ею дышите, но при этом отчетливо понимаете, что живете и дышите лишь до тех пор, пока не шевелите ни рукой, ни ногой. Стоит вам двинуться – и невидимые острые лезвия вопьются в вас. Сделайте лишь шаг – и не только ноги окажутся под угрозой, но и все тело. Куда нацелено ближайшее копье? Куда метит меч, торчащий из стены? В бедро? В голень? В живот? В глаз? А если в глаз, то достаточно малейшего касания, чтобы слепота стала вечной.

В тот момент я знал, что света нет лишь временно. Может быть, преуспею в выполнении «упражнения» и энергия потечет в мой резервуар. Или как-то пережду эти несколько дней, и губернатор освободит меня. Но разве их можно переждать? Мне придется часто ходить между кроватью, уборной и столом.

Первые минуты я просто сидел, привалившись к той части стены, где недавно была дверь. Меня одолевали возмущение и страх. Что должен сделать человек, чтобы с ним так поступили? До какой степени может дойти невезение? Нахожусь непонятно где, в темноте, и еще от меня требуют невыполнимого, угрожая смертью.

Я попытался освоиться в комнате и сделать хотя бы пару шагов, шаря перед собой руками. Шаги были мелкие, просто шажочки, но расплата не заставила себя долго ждать: в бок воткнулось нечто острое, хорошо, что только поцарапало кожу. Пришлось немедленно отпрянуть. Нет, так не пойдет.

Поразмыслив, я опустился на четвереньки. Если передвигаться таким способом, вероятность быть нанизанным на вертел резко снижается. Я помнил, что справа от меня должен быть стол, и пополз туда. Пополз! Еще вчера я мог ходить и даже бегать. Я был перспективным молодым человеком: карьерный рост, достаток, девушки, с которыми собирался познакомиться. А сейчас ползу к какому-то столу, зная, что если не заработает резервуар, мне конец. А как он может заработать, спрашивается? Мне предложили сделать из самого себя мага! Разве это возможно?

Впрочем, я все-таки достиг кое-каких успехов. Не в смысле заполнения резервуара, конечно, а в смысле работы памяти. Никогда бы не подумал, что экстремальная ситуация может так усилить человеческие возможности. Моя подстегнутая стрессом память обострилась до крайности: я «видел» мысленным взором мечи и копья, расположенные между дверью и столом, хотя смотрел на них лишь несколько секунд! Это позволило доползти до стола с минимальными потерями, если не считать разорванный рукав.

Стол был холоден, гладок и… безопасен. На нем стояла пустая тарелка, лежали вилка, ложка и салфетка. Я немного посидел на невысоком стуле, а потом решил взять вилку. Это будет мой маяк, мое щупальце. Не хвататься же за лезвия пальцами?

На четвереньках пополз к кровати, исследуя пространство перед собой с помощью вилки. Память не переставала удивлять: я запоминал почти каждую преграду. Думаю, если сделаю три-четыре рейда туда и обратно, то смогу ориентироваться и без вилки. Просто запомню путь! Похоже, губернатор ошибся. Вместо активизации резервуара получилась тренировка пространственной памяти. Я так думал в ту минуту, еще не зная, что такие, как хозяин ратуши, редко ошибаются.

Однако хорошие новости насчет памяти мало улучшили мое настроение. Почему я должен ползать с вилкой в руке, как какая-то обезьяна? Вот что трудно понять!

Достигнув кровати, я лег, положив вилку под подушку. Теперь у меня было много свободного времени, а отсутствие зрения позволяло сосредоточиться на внутренних проблемах. Поразительно, как легко думается, когда ничего не видишь.

Мне всегда хотелось знать, что собой представляет Лим. Губернатор обмолвился, что старый город был задуман «таким». Получается, неизвестные архитекторы специально сконструировали этот город и наделили его невероятными свойствами? Но зачем? И кто эти архитекторы? Инопланетяне с пока непонятными мне целями? Я оказался во власти чуждых мне по разуму жителей других миров?.. Но где находится Лим? На какой он планете, если вообще на планете. В какой галактике? Как далеко от Земли? Я не мог спрашивать об этом прямо, но сейчас вдруг понял, что существует способ это узнать. Над Лимом есть солнце – днем и звездное небо – ночью. Вот он, ключ. Я, конечно, не разбираюсь в астрономии, но кто мешает слегка позаниматься ею, если выберусь отсюда? По крайней мере, узнаю, где расположен Лим, если он находится неподалеку от Земли.

Был еще один вопрос, который меня очень интересовал. Я примерно представлял себе, как работает местная магия. Энергия поступает в резервуар и берется оттуда для создания форм. Затем формы материализуются. Это слегка противоречит физическим законам Земли, но все равно выглядит более-менее логично. Однако то, что вытворяет губернатор, не укладывалось в знакомую схему. Каким образом он лишил меня света, да еще привязал это к изменениям энергии вокруг моего тела? Что это еще за фразы насчет слуг, «которые надоели и после которых он стал все делать сам»? Что он теперь «делает сам»? Сервирует стол и моет посуду? Я с трудом представлял губернатора за таким обыденным занятием. Возможно, он действительно сервирует стол и моет посуду, только делает это не так, как обычные люди или даже обычные маги. Получается, он очень могущественен и его необъяснимое могущество не имеет видимых границ. Впрочем, насчет границ я, наверное, ошибаюсь. Губернатор не способен создавать магов. Предел его возможностей – лишь с помощью хитроумных средств заставить человека самого стать магом.

Весь день прошел однообразно: я прислушивался к часам и к своим ощущениям, передвигался на четвереньках по комнате, пользуясь известным маршрутом и прощупывая путь вилкой. Еда на столе появлялась исправно и была довольно вкусна. Но я не благодарил губернатора, а копил в себе раздражение.

На следующее утро раздражение усилилось. Я пополз в уборную по знакомой «дорожке» и чуть не наткнулся на копье: хорошо, что, осторожничая, все еще тыкал впереди себя вилкой. Губернатор за ночь поменял расположение оружия!

Мне пришлось привыкать к новому маршруту. Я разозлился и даже пытался ругаться вслух, костеря губернатора, старый город и ратушу. Мои конструкции были витиеваты и громки. Ничего не происходило, и внезапно я понял, что напрасно сотрясаю воздух – губернатору все равно, как движется мое «обучение». Он не наблюдает за мной! Ему до лампочки, выживу я или погибну тут от ран. Даже если буду истекать кровью, никто не придет на выручку. Вероятно, губернатор лишь изредка посматривает, дабы убедиться, что я не сижу на одном месте, и это все, что он делает. «Мушкетер» настроил ловушку и предоставил «подопытную мышь» ее собственной судьбе.

На этот раз мне удалось быстрее освоиться с расположением оружия, чем вчера. Память улучшалась, но с резервуаром не было прогресса: вокруг царила тьма.

Я ползал, думал, тихо ругался, спал и ел. Так прошло четыре дня. На мне появились две свежие царапины, к счастью, не очень глубокие. Та, что была на руке, особо не беспокоила, но царапина на бедре болела и мешала передвигаться на четвереньках.

Раздражение сменилось злостью, злость – отчаянием, отчаяние – упрямством, а упрямство – напряженным смирением. Я возненавидел эту комнату, ее хозяина, а заодно и ратушу, но держал чувства при себе. Хотелось вырваться отсюда лишь для того, чтобы подкрасться к губернатору сзади и приложить его по голове чем-нибудь тяжелым. Но размышления о пользе подобного поступка охлаждали мой пыл. Можно ли этим повредить губернатору? Что он за существо? Его вообще возможно убить? Даже другие титулованные особы, которых он ненавидит, не стали его убивать, а оставили в старом городе. Почему? Он неуничтожим или они просто не захотели приканчивать своего? Точных ответов на эти вопросы у меня не было.

На пятый день я совсем отчаялся. Колени болели от твердого пола, раны слегка кровоточили, а резервуар и не думал наполняться энергией. Иногда я что-то ощущал, перед глазами пробегали какие-то точки, блики, но это напоминало скорее обман чувств, чем прозрение. Губернатор за все время ни разу не появился и никак не дал о себе знать. Или он с самого начала принял меня за никудышного «ученика», или поступал так со всеми. Интересно, сколько у меня было предшественников? И что случилось с ними?

Иногда я вспоминал маму. Она наверняка ищет меня, беспокоится. Я ей обычно часто звонил и старался заходить в гости на выходных. Впрочем, меня, пожалуй, разыскивает не только она, но и моя контора. Интересно, знает ли кавалер Файет, куда я попал? Может, он сумеет выручить меня? Хотя кавалер казался деловым и энергичным, надежд на спасение почему-то было мало.

Шестой день принес разнообразие. Я пробудился от новых ощущений. Казалось, будто кровать сжалась, свернулась и сдавила мое тело. Мне даже успел присниться сон на эту тему: словно меня запеленали в ковер и подвесили над пропастью. Я проснулся в ужасе, заранее готовясь к новым неприятностям. К моей радости, первое, что почувствовал, – яркий свет, струящийся в окна. Я прозрел, мне вернули зрение!

Солнечный свет ударил по глазам, уже почти отвыкшим видеть. Я прищурился, скривился, но все-таки сумел рассмотреть, что нахожусь в прежней комнате, только мечи и копья куда-то исчезли. В правом углу стоит знакомый стол (гладкий и холодный на ощупь), слева – дверь в уборную (шероховатая и твердая), а моя кровать… как раз кровати не было. Я висел на том месте, где она стояла раньше. Мою грудь охватывал широкий кожаный ремень, от которого шла цепь вверх, к потолку. Руки и ноги тоже были зафиксированы и тоже цепями, но уже не такими толстыми. В потолке и в полу торчали массивные кольца, к которым крепились цепи. Пока я озирался, пытаясь рассмотреть, как именно меня подвесили, в комнату вошел губернатор.

Он был одет в темно-красный камзол. Черные начищенные ботфорты слегка блестели. Его руки ощупывали белый платок, а на лице было написано разочарование и, пожалуй, даже сочувствие.

– Не получилось, сударь. – Губернатор говорил тихо, но я так жадно прислушивался, что слова показались мне громовыми раскатами. – Самое медленное упражнение не принесло результатов. Что ж, попробуем упражнение побыстрее.

– Я не хочу ничего пробовать! – Хотелось надеяться, что мой голос звучит уверенно, без излишней нервозности. – У меня все равно не получится! Да я и не хочу быть магом! Почему меня нельзя просто отпустить?! Почему?!

Губернатор зачем-то вытер бородку платком и отвернулся. Он смотрел на пустую стену.

– Вы никогда не задумывались, сударь, почему люди часто делают то, что делать не хотят? Полагаете, многим нравится работать, хотя они каждый день ходят на работу? Многим нравится жить в тесной квартирке, хотя живут там десятилетиями? Многим нравится видеть лица соседей, сослуживцев или просто прохожих? Современный человек рождается, чтобы насиловать самого себя. Некоторые это делают с улыбкой. Улыбаются сослуживцам, соседям и себе, хотя к середине жизни не переносят никого из них. Люди даже умирают не потому, что хотят, а потому что надо. И, заметьте, мало кто восстает против этого.

Губернатор бросил платок на пол и теперь смотрел прямо мне в глаза.

– Я не понимаю людей, сударь, – сказал он. – Наверное, оттого, что сам не человек. Но вы-то – человек и, вероятно, знаете, почему еще лет тридцать будете заниматься вербовкой магов, получая хорошую зарплату и в глубине души ненавидя себя за каждый бездарно прожитый день. Знаете? Нет? Вы молчите. Значит, не знаете. У меня до вас был гость. Бухгалтер фирмы, принадлежащей одному графу. Мой гость очень хотел не возиться с пустыми цифрами, а плавать с аквалангом среди пестрых рыб и морских чудовищ, как это делал некий капитан Кусто. Мы с ним договорились так: он становится магом, выполняет одно-два моих поручения и идет выбирать акваланг…

– Он не мог согласиться на такое! – Набравшись наглости, я прервал монолог губернатора. – Лучше долго жить, считая цифры, чем быстро сдохнуть, наткнувшись на меч или еще на что-то!

– Да, человек, возможно, создан для того, чтобы жить и тихо страдать, – кивнул хозяин ратуши. – Но я так не могу. Не могу затаиться, поступиться своими целями. Лучше сразу перейти в небытие! Но пока я туда не спешу, ведь есть надежда. В старый город иногда приходят гости. Они мне помогают мстить.

Он по-прежнему говорил негромко и спокойно, но в этом внешнем равнодушии чувствовалась непреклонность. Интересно, все титулованные особы таковы?

– Я не могу отпустить вас, сударь, – продолжал губернатор, разведя руками. – Не потому, что я упрям, а потому, что лишен гуманизма и жалости. Я даже не понимаю, что это такое. Вы попали сюда и стали моим орудием. С чего бы вдруг мне отказываться от орудия? Разве вы на поле сражения бросили бы винтовку на землю? Сомневаюсь. Вы можете проклинать меня, умолять, уговаривать – это ничего не изменит. Я не выброшу винтовку до тех пор, пока не поверю, что она уже никогда не выстрелит.

Эти слова меня впечатлили. В них чувствовалась искренность. Самая настоящая искренность законченного мерзавца и людоеда.

– Но я должен рассказать вам о следующем упражнении, – будто спохватившись, сказал губернатор. – Оно продлится недолго, всего несколько часов. Не радуйтесь, ведь упражнение очень болезненно. Вокруг вашего тела возникнет огненный обруч. Он станет жечь, причиняя нестерпимые муки. Однако этот огонь – не огонь вовсе, а просто сгусток энергии. Если вы сможете раскрыть свой резервуар, то начнете потихоньку впитывать эту энергию и в конце концов избавитесь от обруча.

Мои глаза расширились от ужаса. Несколько часов пытки огнем!

– Постарайтесь, сударь, вы уж постарайтесь, – добавил губернатор, направляясь к дверям. – И, пожалуйста, большая просьба – не сойдите с ума. Я не умею лечить сумасшедших… Если это произойдет, придется просто отдать вас старому городу.

– Стойте! – Я закричал уже тогда, когда дверь закрывалась.

Губернатор не вернулся. Он ушел, оставив меня в смятении. Но это смятение длилось недолго, пожалуй, лишь мгновение. Я овладел собой в предчувствии нового испытания. Моя обострившаяся интуиция подсказывала, что у меня в запасе снова десять секунд. Десять секунд между спокойствием и болью. Как их потратить? Это важный вопрос. Что можно сделать, зная, допустим, что умрешь через десять секунд? Наверное, попрощаться с родными. На это уйдет пара секунд. Вспомнить ошибки, совершенные в жизни. Две-три секунды, если ошибок не так уж много. Подумать о том хорошем, что не произошло, но о чем мечтал. На это – одна секунда. Что еще? Ничего! Остаются четыре секунды безделья. Думай о чем хочешь!

Почему-то я подумал об Иванне и о девушке с белыми волосами. Эти мысли были со мной, когда вокруг груди начал появляться огненный обруч. Вопреки ожиданиям, он не сразу вошел в полную силу, а постепенно разгорался, обхватывая меня пылающими объятиями. Сначала было просто горячо, потом стало жарко, а затем будто раскаленные иглы вонзились в кожу. Я хотел закричать, но не мог даже вздохнуть полной грудью, – любое движение усиливало боль. Отчего, отчего я не маг?! Об этом уже не получалось подумать спокойно, но у меня оставалось еще несколько часов, чтобы поискать ответ.