Текст книги "С третьей попытки"

„Предчувствую, как всепоглощающие мрачные облака злобно сгущаются над сияющим светлым полем,

и всем своим могуществом, предвещая тонны боли,

натягивают раскаты грома, не виданных поколе, как тетеву,

И трава потускнеть успела, готовясь в надежде на пощаду впустить разгневанную тьму"

Даниил Байчиков

Вдруг в вестибюле центрального театра стало избыточно шумно. Роскошные анфилады забились людом безумно, что напрочь отрезало возможность пройти в залы. С чего это так? А, точно, сегодня пятница тринадцатое, хороший знак – дата премьеры никем не жданного спектакля, народа навалом. Интересно, что же подготовил нам режиссёр? Обещал, что будет скучно до смерти. Давайте поскорее уже узреем его творение и перестанем вести пустой разговор? Вот вся знать уже давно на местах, в готовности. Посбивавши вазы с увядшими цветами с форфоровых балюстрад, впопыхах обеспечил аншлаг в партере и ложах аристократии концентрат. Занавес постепенно открывался под аплодисменты, и выяснилось, что сцена отсутствует, за кулисами сразу стенка. Зрителей поначалу это удивило, подвох не ожидался, а потом, заручившись помощью рассудка, осознав, что это, как видно, какая-то за их баснословные деньги шутка, отданные за билет с наценкой, зал завозмущался и давай воскрикивать ругательства, звать постановщика. А постановщик находился неподалёку, выступления проектировщик, как раз за этой стеной примечательной, только сбоку, но он их не слышал: там располагались его покои с безупречной шумоизоляцией от потолка до крыши. Без какого-либо освещения в безжизненном сумраке таился господин, поглаживая какую-то незнакомую даму под обилием лепнин, перебирая волосы и эстетически растворяясь в тенях суеты, даже мыши тишайше шептались, скрывая своё присутствие и сохраняя причастность к гармонии свободы и тесноты. Но вот пробил час, тот самый, когда открылись полотна и гости начали разводить недовольство, и он технично привстал и потопал к инструменту сердобольно – процессия началась. Керамическую плитку стал прожигать воск: от шагов джентльмена зажглись все канделябры, напористо прозвучал парфюм, ему придаёт аромата дерева лоск, иначе тот уж слишком угрюм, служащий материалом для грациозного рояля, за который только что и сел режиссёр уверенно, подобно жандармам, проделав недолгий путь от бархатного лежбища с дамой до фортепиано. Сначала чуть-чуть заскрипела крышка. Тишина. Тишина. Тишина. Тишина. Тишина. Игра! Без фальша и одышки! Образовалась мелодия! Безумие! Поток! Ручей из музыки! Полились ноты рапсодией! Причём не только ядрёные древесные, но и прослушиваются цветочные и цитрусовые, редкие и известные. Какую композицию он сыграет на этот раз?

– Прощу прошения, зрители не довольны, требуют вас – прервала звучные мотивы мастера та самая незнакомая дама.

Поток прекратился. Почти тишина. Свечи почти погасли сызнова. Крышка захлопнулась сполна. Мыши почти померли, покинув экраны.

Нетактично отвлекать во время сеанса творения. Видимо, не хватило у них терпения.

Шаги, шаги, шаги, стало ясно, чьи они. Все повернулись в сторону входа. Из живописного променуара является у подножия амфитеатра виновник в вычищенном ониксовом пиджаке фирмовом.

– Извиняюсь, зрители скоро пожалуют, пока что можете репетировать.

„В смысле пожалуют зрители?" – подумали в зале, постановщик смог их шокировать малость самую. Выходит что ли, что они и есть актёры, а не посетители? Поэтому сцены там и нет? Понимая, что таким высказыванием зародилось только больше вопросов, господин удалился, не успев услышать новые возмущения или запросы. Совершив краткий променад в свою комнату за инструмент, возобновил мелодию. Еще ярче, еще сочнее! А в зале воцарился хаос преисподнии: кто-то встал и пошел к выходу, кто-то, повеселее, приняв это за забавный розыгрыш, наоборот повеселел и восхитился перфомансом. И его идеей необыденной, кто-то начал заниматься своими делами брошенными или общаться с гостями остальными. Звук фортепиано усиливался и усиливался, громче и громче, клавиши прожимались мощнее и мощнее, и, услышав музыку, зал затих. Попутно поворачивается к нам с вами господин заявляет речами горячее: „Уважаемые читатели, спасибо, что наблюдаете за моим представлением внимательно, невзирая на массу неразберих. Эти глупые люди думали, что пришли смотреть на какую-то постановку, даже не понимая, что они и есть актёры в мышеловке, играющие для вас сюжеты нудные. На что вы хотите посмотреть? Может, на танцы? Запросто устрою, правда, без декораций". После чего порядок нот слегка поменялся, гости в зале встали в проходы между рядами, образовали пары и начали танцевать вальс нам посмеяться.

– „А может, вы хотите, чтобы они станцевали не вальс, а что-то посовременнее? Допустим, брейк-данс?" – и вальс сменился на кручение пожилых людей на руках, ломая конечности и получая травмы, и молодые, и в возрасте люди танцевали нещадно. Несколько пенсионеров попросту погибло, так как их тела не выдержали танцев такого типа. Они не могли сопротивляться гипнозу маэстро, который голосом мелодии диктовал, что делать повсеместно. По его мнению, это должно забавлять читателей, но большинство это не одобрило, что подметила его спутница к ним благосклонная восклицательно.

– Быть может, я вмешиваюсь зря, но мне кажется, что зрителям изрядно претит колек возня.

– Что же тогда прикажешь играть? Может, ты и вовсе владеешь роялем лучше и сможешь поумнее меры предпринять?

– Позвольте попробовать – сев на мастера банкетку скованно.

Новая партия снимала с жертв гипноз, они сели обратно на свои места, вследствие чего перестали „развлекать" читателей и приходили в себя, осмысляя произошедший курьёз.

– Какое это творчество? Кого позабавит глупое поведение бездарных богатеев? Те люди созданы, чтобы бороться и выживать, пусть корчатся, а чтобы выжить, им надо плясать под дудку порезвее.

– Но ведь ты сам их слепил. Сам подбирал глину, сам её окрашивал, делал их тела и приводил в жизнеспособное состояние, кормил, наводил дисциплину, аж до того, что они абсолютно идентичны настоящим людям из мира читателя. А теперь выступаешь их предателем?

– Верно, я их лепил, потому мне ни сколь и не жалко их. Кому как ни мне лучше знать сущность высокомерных и тупых?

– Разве то не твоя вина?

Дама оказывается не над банкеткой, а уже около. Господин мысленно, но молча поддерживая оком своим и сохраняя диалога нить приветливо, доходит до стола напиток себе и ей налить, выпивая его до дна.

– Без стресса они всё будут делать медленно, им должно чего-то не хватать, чтобы была мотивация жить – размахивая фужером тону диалога под стать.

– А сам ты чем мотивирован творить?

– Я хочу создать совершенных существ, и лучшие – пока что эти.

– Для чего тебе поиски трудные?

И тут он призадумался в ответе.

– Ну, были эксперименты, но непутные.

Давнейшие события в памяти возникли в пируэте.

Ну а там, в зорях, в разума чертогах, отрылся клад, это история творения предшествующего про его формат. Нитками сплелась в мыслях ретроспектива: ни горизонта, ни материи, ни неба, ни светила. С течением времени хаотично меняется только общий цвет всего пространства градиентом с фиалкового на пунцовый, а может, с каштанового на дубовый. В этом калейдоскопе без гравитации парят существа, еще встречаются звёздочки в качестве декора, ну и своеобразной навигации в измерении волшебства.

– Мне нравится твой вкус, но мерзки твои косточки – заявляет гранату арбуз, выставляя виновником.

– Что за критика жёсткая? А ты какой громоздкий вон.

– Разве важно, какой я? Разбираться в этом мне не нужда, да и тебе не надо, прерогатива осуждать моя, противоречить – удел гадов.

В мире потустороннем спорила пара ягод. Мы все страдаем, а вот ирония: душа их выбирает путь, какой ей сладок. Путей немного: могут лишь двигаться в любых направлениях и телепатически общаться, нет преград, по сути, жизнь – дорога. Ограничения вас от свободы оградят, зато навредить друг другу не могут. И насилью подвергаться, функция физически отсутствует. Взаимодействий тоже не сполна, всем дана одна инструкция: касаться и вкус ощущать взаимно, если душа на то вольна, или отшельником прожить бесперспективно, в случае, если совсем с социумом нехороши дела.

– Я разрабатывал эту концепцию годами.

– Можно уточню: мир с говорящими фруктами и другими чудаковатыми существами?

– Сейчас поясню: они посовершеннее людей будут, иной закладывал макет.

– Что же там с ягодами твоими в итоге случилось, почему больше мира того нет?

– Нууу – и опять лавиной утерянный мир нахлынул.

Гранат, что примечательно, не ушел. Вместо этого смирно остался на месте, вкусом позволяя насыщаться арбузу, да и сам от того силы приобрёл.

– Бесишь ты меня не слабо, абуза.

– Прощай?

– Прощай, так надо, прощай.

После этого остались стоять только усерднее и усиливать насыщение невзначай.

Увлечённо за то ли конфликтом, то ли за церемонией под венцом, наблюдало яблоко, в злости и агонии решило вмешаться в дела двух ненавистников, парадоксально стоящих почти под алтарём. Кусок пространства сжался, деформировался, приобрёл зеленоватый цвет и в итоге перестал быть закамуфлированным – так работает платное перемещение в том мире. Да, и даже валюта присутствует, других ягод чем больше вкуса, тем больше можешь – не так-то всё во Вселенной пусто – слегка пошире.

– Товарищи, выходит как-то странно. Как вы можете обмениваться соком, если в открытую взаимно грозитесь обетованно?

Люди в зале за то время решили поймать и проучить подлеца за оскорбление элит, и, выйдя в фойе, дружно отправились на его поиски, снесут любого схожего на вид.

– Извините, что развеиваю пересказ истории, но Вы в курсе, что нас активно ищут? А что, когда доберутся? Случится это вскоре, порубят топорищем!

– Не убьют, обойдутся. Мы в слепой зоне для них, не найдут и не наткнутся.

– Почему вы так уверенны?

– Никакой стены на самом деле нет, информация проверена. Это тоже одна из кулис, лишь длинный плотный плакат.

– И никто не заметил, но как?

– Это заметили поголовно, однако я их так слепил. Каждый боялся показаться фриком, раз только ему кажется, что это не стена, а тканевый настил. Так думают все, вот и ищут обход, блефуя. А вот как раз-таки обхода, который они так страстно ищут с гневом да криком и где-то видят, не существует.

– С предшествующим миром, выходит, должно быть по-другому?

Странное дело: яблоко было одним из богатейших существ мира, но ему так и не было дано проникнуться структурой ягод особых тех и свойствами их тела. Не получил он никакого ответа, а в виде единственной реакции предстало игнорирование и продолжение прелюдий. Они позволили ему продолжать наблюдать – настолько им было безразлично присутствие яблока на распутье, конфликт не утих.

– Тогда, арбуз, я к апельсину уйду. Себя найду в обществе других.

– И я предпочтения свои изменю.

Но и после этих громких утверждений сюжет снова лишился изменений. Тела их и переливались и блёстки испускали, искры заметались, кружева заплясали. Яблоко разозлилось всё пуще: всё делает по методичке успеха коллегий, вкушает всех и вся, его и этой пары сумасшедшей равны энергия и привилегии – максимальны. Скрылся в поисках ответа сакрального, в самой гуще.

– Мне поступила информация, что в толпе выделился паренёк, возглавивший розыск Вас и Вас кастрацию.

– Бывает, бывает.

– А почему вы, когда писали генетический их код, не обезопасили себя еще в начале?

– А ты знаешь, почему я вообще творю?

– Почему же?

– Представь: у тебя из бесконечного количества мелков меню. Весь мир – мелки, а тот, кто владеет ими – и есть совокупность их сродни. Как ему познать самого себя? Рисовать всеми, рисовать любя. Любое действие имеет причину, и это всегда недостаток чего-либо. Ты хочешь есть – ты ищешь еду, совершаешь много побочных дел, чтобы достичь свой предел. Тебе чего-то не хватает – и ты на поводу. Тому, кто имеет все мелки бытия, разве может чего-то не хватать? Да, только одного – бесконечного познания себя, имея бесконечные для этого ресурсы. Так появился я, ты и читатели, структура вся. У меня ограниченное количество инструментов, всё же я тоже пытаюсь творить, и те, кого я создаю, имеют сознание, волю и множество прочих элементов. Правда вот их воля не совсем принадлежит им. Она основывается на инстинктах, которые я им туда вбил.

– Как я понимаю, чтобы творения тоже творили и действовали, ты установил им много потребностей, и, удовлетворяя их, им приходится бороться и появляется причина для действий в этой закономерности?

– И рационально придумать эквивалент труда, в каждом мире он свой. Выживут только наиболее эффективные, без разницы: моральные иль мерзкие, перемешаны вразнобой.

– Поэтому ты сделал два мира? Прототип людей и ягоды?

– Не сказал бы, что они сильно разные, зато во обоих дела плохи несказанно.

Яблоко скиталась по пространству неустанно, о свои сомненья и думы спотыкалось, но от замешательства не отдалилось ни на шаг. В аппарате мыслительном бытует мрак, и решение пришло вернуться к сестре и брату. А неразлучники стояли в том самом месте, сдвигаясь раз в столетье. Ну и вот ненадолго отлучиться пришлось арбузу и гранату. Плывя, летя или шагая, тут с формулировкой не понять, в пространстве без поверхностей и края, арбуз вдохновение направился искать. И порассуждать и посмеяться, и пожаловаться, нажраться, и хобби, конечно же, заняться. И энергии полно. Стабильно слишком, раз творчество его одного.

– Дружище, арбуз, привет еще раз, не все вопросы кончились у меня.

Сделав вид одиночества полного, энергией скрыл визуально себя. Функция то затратная. И вот неувязица еще одна. Процесс насыщения вкусами у плодов затратен из-за несовместимости моральной, уходят в ноль. А тут ссоры, отсутствие старанья, результат как у „альфача" почти такой. Насыщаться всеми подряд придаёт хороший тонус, это видно, а тут конкуренция неясная и притом солидная – неразгаданный фокус.

Одна леди из аристократов всё-таки пролезла через ширму. Музыка от рояля замолкла. А потом: тадааам! И уже окончательно, надолго. Тишина: пианист встал и приблизился к человеку так, как явка с повинной, будто ждал его всё это время ещё с утра.

– Тебе не стыдно от проделанного?

– В смысле ей стыдно? Щас начнётся драка! – помощница оттаскивает нервно.

– Я не жалею о содеянном.

– Ничего не поменялось, да?

– Да что тут, чёрт побери, за беда, она же щас всем разболтает, и они вас забьют мгновенно.

– Не разболтает. А что там, между делом, с теми дурачками? Им уже надоело, или они так и остались вместе с вами? – разговор в настроении, что они давненько знакомы и друг друга знают.

– Не угадал. Они подключили свои связи, чтобы проломить стену извне, такой вот на вас запал.

Под мерцающим сиянием полымя в подсвечниках спокойно и смиренно стояло трое, ну разве что помощница маэстро, Мария, чувствовала себя взволнованно, такое ей в диковинку. Леди, с коей он вёл диалог – Карина, а сам – Фёдор, подводя знакомства итог.

– Предположу, пытаешься воссоздать то, что хотел, заново и ново? С ягодами то не вышло.

– Предыдущие неудачи как-то не колышут.

– Надеешься, серьёзно?

Арбуз всё же решил ответить яблоку на вопрос его.

– Я люблю её, несмотря на нашу несовместимость.

Яблоко нашло способ совершить проверку непредвзятую, объективную.

– Бросишь ли ты свою подругу, если избавлю от всех потребностей?

– Конечно нет, приверженец я верности.

– Давай проверим?

– Делай как хочешь, меня не сломишь и страшнейшим бременем.

И вытащил двух влюблённых из Вселенной, из области начальных желаний. И оказалось, что стало не нужно взаимное внимание прежде бесценное. Сок больше бессмысленно поглощать, и разошлись арбуз и гранат, корабли так не расходятся, так мимолётно в запутанной паутине своих надежд носится, и среди совместных планов и услад, подражая уходу последнего лучика солнца в сумеречном лесу. Пастельный фон для них пропал, его заменила дремучая тропа в один конец ударом по лицу, ведущая к истокам небытия – вниз, к бездонной бездне, в далёкие края, которые он сам избрал. Не разглядеть ничего, и в ряби глаз, отсутствующих у ягод, отражалось их нутро. А оно примитивно и пусто. Величие для ягод имела пустыня смыслов уже без всяких страз, ведь могущественность в том, в чем непонимание чего-то. Спускаясь по спирали ночи всё глубже пролегал путь коварный, обделённый кислородом, и, упав в абсолютный мрак, до души потери только шаг элементарный. Не видя ничего, страшное самое настигло её и его: остались наедине с собой, придались настоящим своим версиям, и слились с ничем. А ведь любовь их, как могучий мудрый лев, шагающий по давно знакомой дорожке, провожает окутанный пурпурными красками закат, уходящими в неизведанные дали, и там в рубиновый переходящий каскад, как кровь из окутанного так же сердца запылали, пестрящего пожеланиями для половинки наилучшими. Но окрасили все краски дорожку для могучего льва замученного, ушедшего в вечный сон, и никогда больше не проснётся и не будет спасён. Перед экспериментаторами, Фёдором и Кариной несколько лет назад, четко очень нарисовалась вся картина: всё не спроста, и ничего не бывает просто так, творец пошел создавать театр и играть на пианино, а Карина новой проверки существ ждала. А сегодня время для долгожданного момента наступило.

– Яблоко узнало ответ на вопрос, как и ты, как и читатель – Фёдор подытожил.

– Спасибо, Фёдор, ответ хорошо изложен. А что же вы проверяете сейчас, создатель?

– Видишь эту женщину? Знаешь, почему она где я нахожусь поняла? Она не прототип людей, как та толпа, она настоящий человек, типа меня и тебя. Вместе с ней мы и сотворили гранат и арбуз.

– Давайте в правильности понимания убежусь? Всё имеет причину и предпосылки. Что совершенной нет привязанности, что всё это навязано? Организмом делает это, выходит, скрытно.

– Мне уже всех экспериментов, честно, вдоволь. Хочу жизни я другой, новой. Карина, давай сейчас отсюда уйдём?

– Ты и я? Вдвоём? Ты мне не выгоден, мне были интересны твои опыты, ты не единственный, да и не особенный. Ты вытянул ягоды из области желаний и потребностей, они перестали любить. А сам ты не находишься в ней? Твоя любовь – тоже следствие их.

Шквалом пуль, а нет, из подолгу медлительно проворачивающихся лезвий те слова донеслись, вместе и с только что всё-таки пробитой стеной ворвался собранный патруль, выходящими зверьми, убившими сценариста, отправив на покой, пока тот оседал на духовной внутри себя мели. Детерминированное поведение и цели касаются всего дышащего, и в инспирироованных иллюзиях находится постановщик, ответы на философские вопросы ищущий. Но вот и нежданчик: он сам был чьим-то творением, и Фёдор не погиб. Очнулся на причале. Чайки только закричали, но уже достали немеренно, их кто бы перешиб. Провода какие-то сверху над головою. Нет желания разбираться и думать над местоположением и своей судьбою. Рядом вдумчиво пробивает туманные просторы пасмурной погоды, но её отвлекают: к ней виновато подсаживается Федя обсуждать невзгоды.

– Ты, как и созданные тобой прототипы людей, считал себя властителем, но тебе даже не пришла мысль о том, что и ты был зрителем – отвечает на молчание бывшая коллега.

– А где же тогда в итоге?

– Тремор угомони и выйди из траура – свесив с причала ноги.

Морфема произошла и изменилась аура: причал находился там, где побывали ягоды, без потребностей любить и получать пользу. Но почему-то в сердце не угомонилась боль та.

– Всё же я быть хочу с тобой.

Невероятно! Не может быть! Нет причин у него любить! Но и это был опыт такой. Он исполнил роль актёра и доказал занимательный факт: даже без причин можно что-то ценить, чтобы остаться собой.