Текст книги "Крымская весна. «КВ-9» против танков Манштейна"

Глава четвертая

На окраине города встретили братьев по оружию. Точнее, по броне – ремонтную роту 39-й танковой бригады.

Бригада прибыла на Крымский фронт в начале января и активно участвовала в освобождении полуострова. Как и другие части, понесла большие потери: из сорока пяти машин к концу марта осталось всего четыре – два КВ-1 и столько же Т-60. Все «тридцатьчетверки» оказались выбиты – в основном немецкими ПТО и «лаптежниками».

Пикирующие бомбардировщики буквально охотились за новыми советскими танками, уничтожали ударами с воздуха. Ну и, конечно, панцеры тоже постарались, внесли свою лепту – вывели из строя немало Т-34. А также «шестидесятых» и КВ…

Часть подбитых, сожженных машин удалось оттащить в тыл, и теперь они чинились под Керчью. Ремонтники спешили – надо как можно скорее восстановить бронетехнику, чтобы было с чем наступать. Точнее – на чем. Из двух-трех разбитых машин собирали одну целую – запчастей остро не хватало. Их, как и все прочие грузы, доставляли в Керчь через пролив, и баржи нередко гибли под бомбами. Шли на дно вместе с людьми и ценными грузами…

Воентехники старались что-то придумать, выкручивались, как могли: на пробоины ставили стальные заплатки, чинили двигатели, заменяли разбитые агрегаты, натягивали гусеницы… И снова в бой!

Почерневшие, в ржавых пятнах танковые «туши» даже не красили – некогда, к тому же все равно придется скоро снова латать и чинить. Все знали – немцы хорошо укрепились, ждут наступления. Значит, потери будут большие. Тогда к чему наводить красоту? Ездит, стреляет – и прекрасно. Все остальное – лишнее. В конце концов, мы на войне, а не на параде, так ведь?

Майор Дымов приказал притормозить у тракторной станции, где располагалась ремрота, узнать дорогу на Арма-Эли. Впереди – голая степь, никаких указателей, как найти поселок? А гонять по открытой местности, рискуя ежеминутно попасть под бомбовый удар – не самое умное занятие. Да и подзаправиться надо – тоже нелишнее.

Ремонтники встретили танкистов как родных: осмотрели новую для них машину, уважительно поцокали языками – какая мощная! И с отличной 122-мм гаубицей! Конечно, стали уговаривать экипаж остаться на ночь – им хотелось получше рассмотреть новый танк. Виктор Михайлович подумал и согласился – скоро совсем стемнеет, ничего видно не будет. Еще заедешь куда-нибудь не туда…

Капитан Николай Шлыков, командир ремонтников, зазвал новых знакомцев к себе на ужин – так сказать, перекусить, чем Бог послал, выпить за встречу, а заодно и поговорить. Все-таки такая необычная машина, интересно про нее все узнать… Да и вообще – люди ехали через полстраны, наверняка много чего видели и слышали.

Здесь, в Керчи, с новостями было туго. Да, все говорили о скором наступлении, дело уже вроде бы было решенное. Пойдем во второй раз освобождать Феодосию, прорываться к Севастополю. Надо же помочь нашим товарищам и снять блокаду! Уже столько месяцев героически сражаются в полном окружении…

О том, что происходит на других фронтах, новостей почти не было, так, одни слухи. Левитана, конечно же, слушали два раза в день – по радио передавали сводки Совинформбюро, но сведения были слишком скудными.

Майор Дымов приглашение на ужин принял – хорошее дело. Сейчас закончим дела, умоемся, почистимся – и можно в гости. Нам тоже интересно узнать, какие дела у вас в Крыму. Насколько хороша немецкая оборона, чего от фрицев можно ждать… Вы же с панцерами генерала Манштейна уже встречались, значит, знаете, что да как. Вот и поделитесь – раз опытные такие. Нам легче драться с ними будет…

* * *

В гости на ужин пошли втроем: майор Дымов, капитан Вальцев и Михаил Стрелков. Дениса Губина оставили в машине, как и Ивана Меньшова. Охранять и, так сказать, бдеть на всякий случай. КВ-9 поставили под деревьями, замаскировали. Хоть и ночь, но – мало ли что…

Взяли с собой немного спирта и пару банок тушенки – приличное угощение. Виктор Михайлович предупредил Вальцева и Стрелкова – самим много не пить. Ремонтники сидят под Керчью, им можно, а нам завтра-послезавтра – уже в бой. Так что смотрите!

Петр Вальцев пожал плечами – я почти не употребляю. Не люблю алкоголь, тем более – чистый спирт, так что вряд ли налакаюсь. А вот за Михаилом действительно надо бы присмотреть: парень молодой, вдруг не рассчитает свои силы?

Капитан Шлыков радушно встретил дорогих гостей и представил своих сослуживцев – воентеха второго ранга Василия Коровина и политрука Семенова. Пожали друг другу руки, сели за дощатый стол. Сиденьями служили ящики из-под снарядов – стульев и табуреток не имелось, все сожгли зимой, когда нечем было топить печки. Окна в небольшой комнатке были плотно завешаны, на столе тлели две коптилки, сделанные из снарядных гильз. Вот и весь интерьер.

Коровин достал из печки котелок с картошкой, размял ее, добавил тушенки. Получился отличный ужин – быстро и сытно. Разлили по кружкам спирт, чуть разбавили, выпили. Первый тост, как всегда, за встречу, второй – за победу, ну а третий, как положено, за дорогого товарища Сталина.

Все раскраснелись, разговоры стали живее, свободнее.

– Ну, и как там, на Ленинградском фронте? – поинтересовался капитан Шлыков, когда узнал, откуда прибыли гости. – Слышал, тяжело под Тихвином было…

– Сейчас везде тяжело, – пожал плечами майор Дымов, – а на войне по-другому и не бывает. Правда ведь?

– Верно, – согласился Шлыков, – у нас здесь тоже трудно было. В марте, когда на Кой-Асан наступали… Крепко мы тогда с гитлеровцами сцепились! Вломили им как следует, но и нам тоже досталось, чего уж скрывать… Вон, – капитан кивнул за окно, – до сих пор все чиним, чиним, и конца-края этому не видно… Собираем машины по частям, что осталось: корпус – у одних, башня – у других, двигатель – у третьих… Но большинство пойдет в металлолом. А сколько их еще у Кой-Аксана осталось! Тягачей и тракторов нет, вытянуть не на чем… Да и немцы не дают: чуть сунешься, сразу же начнут стрелять. У них под Кой-Аксаном несколько батарей стоит, в том числе и гаубичные. Бьют так, что и не подойти. Ну, ничего, позже вывезем, когда выбьем гитлеровцев из Крыма…

Капитан замолчал и покосился на политрука – не сболтнул ли чего лишнего? Но тот был занят разговором с Мишей Стрелковым.

Михаил показывал ему фотокарточку Верочки – медсестры, с которой познакомился во время Финской. А затем потерял ее из вида… Но вот совсем недавно случайно узнал, что она служит где-то здесь, на Крымском фронте. В каком-то медсанбате…

Вот и решил непременно разыскать. Спросил у политрука Семенова – не встречали ли? Все-таки почти полгода на Крымском фронте, многих, наверное, знаете…

Тот покачал головой – нет, не видел. А то бы обязательно запомнил – очень симпатичная. Михаил вздохнул:

– Мне ее обязательно найти надо! Я, считай, жизнью ей обязан. В самом конце Финской меня снайпер ранил… Метил, гад, в сердце, да чуть промахнулся – пуля рядом прошла.

Михаил задрал гимнастерку, показал след от пули, политрук Семенов уважительно кивнул: да, почти у сердца. Повезло, что живой остался!

– Верочка хирургической сестрой в полевом госпитале работала, – продолжил Миша, – помогала военврачу оперировать. Это она, по сути, пулю из меня вытащила. Сидела глубоко, хирург никак подцепить не мог, а Верочка очень ловко все сделала… Это мне потом, конечно, другие медсестры рассказали, когда я немного очухался. Если бы не Верочка, я бы, наверное, и не выжил… И еще у нее рука очень легкая – перевязки меняет отлично. Да и вообще: придет, бывало, в нашу палатку, так от одного ее вида сразу легче всем делается…

– Знакомая история, – хмыкнул капитан Шлыков, – я тоже прошлой осенью в госпитале валялся с осколочным ранением. Под Вязьмой зацепило, когда мы отходили… Так вот, у нас многие за медсестрами увивались – кто уже из раненых на поправку шел, разумеется. Своего рода был стимул к выздоровлению. Но серьезного никогда не случалось – сами понимаете. А еще наши ухажеры просили сестричек писать им на фронт…

– Я не успел адреса взять, – тяжело вздохнул Стрелков, – меня неожиданно в Москву отправили, в военный госпиталь. А Верочку в это время перевели служить в другое место… Вот так мы и потерялись. Лишь фотокарточка у меня осталась, подарила незадолго до расставания. Как будто чувствовала что-то… А недавно я узнал – здесь она, в Крыму, в медсанбате. Очень хочу найти!

Капитан Вальцев с некоторым сочувствием смотрел на Михаила: надо же было так влюбиться! Он сам женой и детьми не обзавелся (ни к чему, лишняя обуза для военного человека), а Мишка, похоже, втрескался по самые уши.

Петр Иванович хорошо помнил эту историю – она практически развивалась у него на глазах. Он лежал в том же полевом госпитале, но с обморожением (к счастью, ничего серьезного), и, конечно же, знал Верочку. И правда – очень красивая.

…Они уже заканчивали испытания танка Т-100 и остановились на опушке леса, возле разбитого финского дота. Чтобы чуть отдохнуть, перевести дух… Миша попросился наружу покурить. Почему нет? Все было спокойно, белофиннов отогнали уже далеко… Но неожиданно из леса грянул выстрел.

Финские снайперы отлично маскировались, сливались со снегом и ждали, когда появится кто-нибудь из советских командиров (их легко узнавали по овчинным полушубкам). И метко стреляли… Бить же они умели отлично, «кукушек», как правило, набирали из охотников…

Но финн чуть промахнулся: то ли рука замерзла от долгого ожидания, то ли расстояние сказалось (все-таки прилично), но пуля прошла возле сердца. К счастью, артерии не задела. Михаила быстро доставили в полевой госпиталь и успели спасти. И помогла Верочка – отчаянно боролась за жизнь молодого лейтенанта. А потом сама ухаживала за ним, меняла повязки…

Михаил совершенно потерял голову от молоденькой медсестры. Впрочем, было от чего – стройная, с правильными чертами лица, огромными голубыми глазами и русой косой. Настоящая русская красавица! А еще умная и серьезная: Верочка хотела стать военным врачом и упорно шла к своей цели.

Он ей тоже понравился, но открывать свои чувства Верочка не спешила – война, тут не до любовных историй. Тем не менее две половинки нашли друг друга, и дело вполне могло закончиться свадьбой, если бы не судьба: их неожиданно разлучили…

А теперь появился шанс встретиться. И хотя они снова на войне (причем более страшной и тяжелой, чем Финская), но ждать уже нельзя… Такую девушку нужно держать крепко, обеими руками, чтобы, не дай Бог, не увели. Или чего-нибудь другого не случилось…

К тому же военврачи и медсестры часто гибли от немецких снарядов и бомб, не говоря уже о пулеметных очередях, которыми летчики густо поливали советские санитарные поезда, госпитали и медсанбаты…

* * *

…Верочка на ухаживания Миши Стрелкова сначала внимания не обращала, относилась к нему, как к другим раненым. Да, сочувствовала – молодой, симпатичный, и такое тяжелое ранение! Но дальше этого дело не шло. Не за тем она попросилась на войну, чтобы крутить романы! Но потом все-таки поддалась обаянию Михаила…

Надо сказать, что Верочка действительно была девушкой серьезной и весьма целеустремленной. Еще в школе она твердо решила, что будет врачом и пойдет по стопам отца, известного московского педиатра. Но заниматься детьми не хотелось – сочла, что это слишком легкое для нее дело. Ее привлекала хирургия, главным образом – военная. Вот это то, что надо! Как хирург, она могла бы принести гораздо больше пользы, чем просто помогать детям. Поэтому после восьмого класса, не раздумывая, она поступила в медучилище.

И сразу же начала подрабатывать в больнице. Не потому, что деньги были очень нужны, но чтобы набраться опыта. И еще доказать (и прежде всего самой себе), что может быть медиком, врачом.

Конечно, вначале пришлось тяжело: после занятий бежала на дежурство в больницу, сидела всю ночь на посту (хорошо, если удавалось немного поспать), а затем неслась на учебу. Зато набралась ценного опыта, да и отец стал относиться к ней с особым уважением – почти коллега! Верочка училась очень хорошо, старательно и упорно шла к своей цели, но, к сожалению, в военную хирургию девушек брали крайне неохотно: считалось чисто мужским делом.

После окончания училища Верочку распределили в городскую больницу, в терапевтическое отделение. И лишь благодаря собственной настойчивости (а также некоторой помощи отца) ей удалось поступить на хирургические курсы и успешно их закончить.

Следующая ступень – стать врачом-хирургом, но для этого надо было получить высшее образование. А это еще несколько лет учебы… Долго, да и сидеть на одной скамье со вчерашними школьницами Верочка не захотела – чувствовала себя вполне взрослым, состоявшимся человеком. Так что мечта оставалась мечтой…

Но все изменилось в декабре 1939 года: в СССР, в связи с начавшейся Финской кампанией, объявили дополнительную мобилизацию врачей и медсестер. Верочка поняла – вот он, ее шанс! И одной из первых подала заявление – добровольцем. Кандидатуру одобрили, и вскоре она попала в медицинско-санитарный батальон 138-й стрелковой дивизии 7-й армии Северо-Западного фронта…

Так она оказалась на войне. И тут очень пригодился опыт, полученный в больнице. Верочка помогала проводить операции, ассистировала у хирургического стола. Работала почти без отдыха – раненых, контуженных и обмороженных было много. И вскоре стала одной из лучших операционных сестер в медсанбате.

Среди раненых как-то оказался лейтенант Стрелков. И незаметно между ними вспыхнула любовь… Но, к сожалению, вскоре судьба разлучила их. После окончания Финской Верочку отправили на курсы повышения квалификации, по сути, ускоренную переподготовку. Что позволило, наконец, осуществить мечту – стать военным хирургом. Затем она вернулась на службу – военврачом 3-й категории. Но уже в другую часть – в военно-медицинский батальон 142-й дивизии, стоявшей у Выборга. Задачей 23-й армии было прикрытие Ленинграда с севера – со стороны Суоми. Совсем не дружественной по отношению к Советскому Союзу…

Под Выборгом Верочка и встретила Великую Отечественную. Отступала к старой государственной границе, работала в госпитале у деревни Гарболово, не раз выезжала на передовую помогать с эвакуацией раненых. Во время одной из поездок, на возврате, ее полуторка попала под артиллерийский обстрел, снаряд разорвался буквально в метре от машины.

Грузовик перевернуло, раненые посыпались из кузова как горох. Верочку выбросило из кузова и накрыло следующим снарядом. И теперь уже ей самой потребовалась помощь – осколок попал в левый бок.

Она лежала в госпитале в Гарболове, а затем вместе с другими ранеными ее переправили в тыл, в Вологду. Где и пробыла до декабря 1941 года. Поправилась, встала на ноги. В связи с ранением ей дали кратковременный отпуск – повидаться с семьей.

Верочка приехала в Москву, но не узнала родной город: на улицах – растопыренные «ежи», на перекрестках – зенитные орудия, все грозно и мрачно. Окна заклеены крест-накрест газетной бумагой, воют сирены во время ночных налетов… Но люди были решительно настроены драться за любимую столицу…

В марте Верочка получила новое назначение – в 276-ю стрелковую дивизию, воевавшую в Крыму. И одновременно повышение по службе: возглавила медроту 316-го медсанбата. Под ее началом находилось более пятидесяти человек, в том числе – десяток врачей. Многие из которых были намного старше и опытнее ее…

Верочка активно взялась за дело – стояла у хирургического стола, проводила операции. Раненые ее просто обожали – за внимание и заботу. Несмотря на усталость и недосыпание (иногда приходилось работать по десять-двенадцать часов подряд), она находила время, чтобы подойти к каждому, поговорить, выслушать… Доброе слово лучше лекарств (которых, кстати, часто не хватало) помогало бойцам и командирам.

Но Верочка не переставала думать о Михаиле и в глубине души надеялась, что встретится с ним. И очень жалела, что была с ним не слишком правдива, не рассказала о своей любви. Не понимала тогда, что в жизни (тем более на войне!) надо ценить каждую минуту счастья, пользоваться каждым мигом… Сейчас она, конечно, вела бы себя совсем по-другому. Но что говорить – жизнь есть жизнь. И в ней случается всякое, и хорошее, и плохое. Но Верочка была почти уверена, что скоро увидит Михаила. Было у нее такое предчувствие…

Оперативная сводка Советского Информбюро за 6 мая 1942 года

Утреннее сообщение 6 мая

В течение ночи на 6 мая на фронте чего-либо существенного не произошло.

Вечернее сообщение 6 мая

В течение 6 мая на фронте ничего существенного не произошло.

По уточненным данным, за 4 мая уничтожено не 12 немецких самолетов, как об этом сообщалось ранее, а 14 немецких самолетов.

За 5 мая уничтожено 6 немецких самолетов. Наши потери – 5 самолетов.

Наш корабль в Баренцовом море потопил транспорт противника водоизмещением в 5000 тонн.

За 5 мая частями нашей авиации уничтожено или повреждено 2 немецких танка, 65 автомашин с войсками и грузами, 8 зенитно-пулеметных точек, взорван склад с боеприпасами, разбит железнодорожный состав, рассеяно и частью уничтожено до двух рот пехоты противника.

Глава пятая

– Я, кажется, видел эту девушку, – неожиданно произнес воентех Василий Коровин, посмотрев на фотографию.

Он взял из рук Семенова карточку и уверенно кивнул:

– Да, точно! Она в 316-м медсанбате служила…

Михаил весь подался вперед – где?

– Помните, две недели назад я ездил в 124-й танковый? – начал рассказ Василий. – А 316-й медсанбат совсем рядом находится… Завернул в него, чтобы навестить друга, Витьку Малышева. Мы земляки, оба из Дмитрова, по соседству жили, в школе одной учились… Вместе и на войну пошли. А потом нас раскидало – он в 124-й танковый батальон попал, а я – в 39-ю бригаду. Витьку в начале марта серьезно ранили, осколок полбока разворотил. Ну, я и завернул по пути, надо же проведать товарища!

Коровин достал из коробки папиросу, не спеша закурил, снова посмотрел на карточку:

– Очень красивая! Точно она…

Михаил толкнул воентеха – давай, не тяни, рассказывай!

– Витька мне очень обрадовался, – продолжил Василий, – давно не виделись. Он мог уже сам ходить, правда, еле-еле, по шажочку. Вышли мы с ним из палатки на свежий воздух покурить… Я, само собой, предложил отметить встречу – захватил фляжку. Только сели за ящики, сделали по глотку, как на нас налетает какая-то девица. И давай орать: почему, мол, раненый не в палатке, ему перевязку надо делать! Строгая такая, сердитая! Я сначала хотел ее слегка послать – не мешай, сестричка, видишь же – друзья-товарищи встретились… Но потом увидел по «шпале» в петличках и решил не связываться: такая может сама послать, и куда подальше. В общем, друг пошел на перевязку, а я остался его ждать. Ну а затем мы все же выпили. И поговорили, само собой. Я спросил у него о врачихе, Витька рассказал: «Вера Александровна – хирург от Бога, наши на нее молятся: стольких уже спасла и выходила! Делает операции бережно, не так, как некоторые – чуть что, сразу руку или ногу под нож, и будешь потом оставшуюся жизнь инвалидом. Нет, старается по возможности сохранить…»

– Она же, помнится, военфельдшер была, – перебил Миша Стрелков.

– Вырос по службе человек, – пожал плечами Коровин, – это же понятно.

Михаил нервно хлебнул из кружки. Капитан Вальцев заметил это и тихо произнес:

– Найдешь ты свою Верочку, Миша, не переживай. Кстати, 316-й медсанбат, как я понял, совсем недалеко от Арма-Эли. Съездишь к ней, повидаешься…

Стрелков кивнул: «Ладно, все в порядке!» И слегка улыбнулся: «Нашел я все-таки свою Верочку! И теперь ни за что не отпущу…»

Михаил убрал фотокарточку в карман и незаметно перевел разговор на другую тему – не стоит слишком углубляться в личную жизнь. Петр Вальцев одобрительно кивнул: раскрываться даже перед своими товарищами совершенно ни к чему, лучше держать себя застегнутым на все пуговицы.

Посидели еще немного, а затем стали собираться – завтра рано вставать. Чуть солнце поднимется – сразу в путь. Попрощались с гостеприимными хозяевами и пошли к своей машине. Отдыхать и готовиться к новым сражениям.

* * *

Выехали чуть свет – солнце еще даже не показалось из-за края горизонта, только легкая дымка на востоке окрасилась в розоватый цвет… Сразу за Керчью началась степь – сухая, горькая, выжженная солнцем. И открытая со всех сторон, что удобно для немецких самолетов. По шоссе в сторону фронта двигались маршевые батальоны и конные обозы, проносились легковушки, пылили грузовики с орудиями и боеприпасами. Все говорило о скором наступлении…

КВ-9 обогнул одну из таких колонн и пошел прямо по степи, благо никаких препятствий не предвиделось – на горизонте лишь невысокие курганы, древние могильники. Решили идти отдельно от всех – безопасней. Вряд ли немецкие летчики решат охотиться за одиноким танком – когда есть более привлекательные цели. Да и места для маневра, в случае чего, больше.

Миновали Турецкий вал, главную оборонительную линию Керченского полуострова, дальше до самого фронта – никаких заградительных рубежей. Куда ни посмотри – серо-коричневая равнина с белыми пятнами солончаков и низкими, пологими холмами. И так – до самой Владиславовки.

С одной стороны, для нашего наступления – это очень хорошо, можно пустить вперед танки, но с другой… Если немцы нанесут контрудар и прорвут оборону, остановить их будет очень трудно. А после Турецкого вала – вообще невозможно. Керчь в этом случае придется сдать…

Но думать об этом не хотелось – наоборот, все были настроены на наступление. Только вперед! Освободим Владиславовку, потом – поворот на Феодосию. Ну а дальше – на Ялту и Севастополь…

Солнце поднялось довольно высоко, стало изрядно припекать. Майор Дымов разрешил открыть люки – хоть и пыльно, зато не так душно. Сам он, стоя в башне, с тревогой всматривался в бледно-голубое небо – не появятся ли «юнкерсы»? Совсем не хочется попасть под их удар… Укрыться негде и замаскироваться трудно. Одна надежда – проскочат мимо, не обратят на нас внимания. Хотя кто их знает…

Пока, к счастью, в небе носились лишь соколы-сапсаны. Пернатые хищники уже вылетели на охоту – стремительно скользили над высокими травами. Мелкие птахи в страхе выпархивали из своих укрытий, и соколы тут же нападали на них. Чиркнут острыми когтями по спине – и все. Сбивали, а потом утаскивали свои жертвы в тихое место и ели…

Виктор Михайлович горько усмехнулся: летчики «лаптежников», по сути, применяли ту же тактику. Ю-87 проносились над колоннами и обозами, высматривая цели, а затем резко переворачивались вверх брюхом и устремлялись вниз. Уйти от их бомб было почти невозможно – совсем как мелкой птахе от быстрого сапсана…

Прошли значительную часть пути, до Арма-Эли осталось километров пятнадцать-двадцать. Решили сделать привал – надо охладить двигатель. Да и самим размяться тоже бы неплохо… А заодно и покурить.

Встали в неглубокой балке, на всякий случай натянули поверх машины маскировочную сеть. Если появятся «юнкерсы», глядишь, и не заметят… Для них мы – просто серо-зеленый холмик, ничего примечательного.

Как оказалось, спрятались не зря – в небе вскоре показались Ю-87 и Ю-88. Шли «девятками» (три по три) в сторону Семи Колодезей – очевидно, бомбить штаб фронта. Самолетов было много, насчитали более шестидесяти штук. Их, как обычно, прикрывали «мессеры» – тоже изрядное количество.

– И откуда столько? – удивился Миша Стрелков. – Целая армада…

Краснозвездных «соколов» в крымском небе не наблюдалось – были заняты на прикрытии Керчи. Переправа прежде всего связывает полуостров с «большой землей». Перережут ее – и советские армии не смогут воевать. Не будет ни пополнения, ни бронетехники, ни артиллерии, ни машин, ни лошадей. А также продовольствия, медикаментов, боеприпасов… Неудивительно, что штаб фронта направил почти все истребители на защиту порта и кораблей, перевозивших важные грузы.

К счастью для КВ-9, немецкие бомбардировщики шли достаточно высоко и не заметили танка. Да и сетка помогла – все-таки спрятались хорошо.

Но только стих тяжелый мерный гул самолетов, как раздался звук бомбовых разрывов с юго-запада, со стороны фронта. Судя по всему, гитлеровцы интенсивно бомбили передовую. Низкие громовые раскаты и серо-черный дым на горизонте вскоре подтвердили – немецкие летчики активно утюжат передний край…

Майор Дымов удивился: неужели гитлеровцы перешли в наступление? Учитывая численное и техническое превосходство наших частей – несколько странно. Ведь для немцев было бы гораздо безопаснее сидеть в обороне и спокойно отражать атаки.

Гитлеровцы прекрасно умели это делать – доказали в феврале-марте, когда не только удержали позиции, но и серьезно потрепали советские армии. Лишь на правом фланге 47-й и 51-й армиям удалось все-таки потеснить противника, создать удобный выступ в сторону Феодосии. Но там оборонялись румыны… А они, как известно, не самые лучшие солдаты.

По мнению советского командования, Манштейн должен был нанести удар под выступ – выровнять фронт, а при удачном стечении обстоятельств – и попытаться прорваться в глубь Акмонайского перешейка, тесня 51-ю армию к Керчи. Но атаковать вдоль Феодосийского залива, где для танков не такие хорошие условия? Там же глубокий ров, выходящий прямо в море…

Тем не менее тяжелые разрывы бомб звучали со стороны 44-й армии. Значит, Манштейн все-таки решился атаковать вдоль Черного моря… «Ладно, чего гадать, – сказал сам себе Виктор Михайлович, – подойдем ближе и все увидим».

– Заканчиваем перекур! По местам! – крикнул экипажу.

– Эх, поесть не успели, – огорченно вздохнул Иван Меньшов, заворачивая в белую тряпицу нарезанные хлеб и сало (сегодня он был за дневального).

– Ничего, в танке пожуем, – сказал Дымов, – на ходу. Раздай каждому по два бутерброда, хватит. Прибудем в Арма-Эли, там и пообедаем. Если время найдется…

Сняли маскировочную сеть, заняли свои места, КВ-9 взревел мотором – еще не успевшим как следует остыть. Ну, ничего, скорее бы добраться до места…

* * *

Но в этот день так и не добрались: не успели пройти еще несколько километров, как в небе опять появились Ю-87. Это, судя по всему, была вторая волна бомбардировщиков. Они по-прежнему шли на большой высоте – чтобы не достали счетверенные «максимы», но уже без прикрытия «мессеров» – очевидно, гитлеровцы больше не опасались атаки советских истребителей.

Майор Дымов заметил далеко в небе черные точки и приказал глушить мотор. Быстро натянули маскировочную сетку, замерли в тревожном ожидании. Заметят или нет?

Заметили. Один из «лаптежников» вдруг отделился от общей массы и резко пошел вниз. Виктор Михайлович выругался: «Твою мать!..» Как он смог увидеть спрятанный под сетью танк? Непонятно… Может, по тени на земле? Как ни укрывайся, а черный силуэт вырисовывался четко…

Впрочем, чего гадать, надо спасать танк… И себя тоже. Хорошо, что самолет был всего один – вероятно, гитлеровцы решили, что этого вполне хватит. Цель-то одиночная, легкая, уничтожим без проблем. В самом деле, куда деваться танку в открытой степи? Ни спрятаться, ни укрыться.

Майор Дымов крикнул Денису Губину:

– Заводи!

Теперь главное – успеть увернуться, а для этого нужно двигаться. Ни одна танковая броня (даже такая, как у КВ-9) не выдержит попадания авиационной бомбы. Если даже рядом ляжет – все равно очень неприятно, ударная волна, как гигантский молот, обрушится на машину…

На полной скорости рванули вперед – под сеткой, снимать некогда, да и незачем. «Юнкерс» перевернулся верх «лаптями» и с мерзким завыванием пошел вниз. Резкий, рвущий душу звук наполнил воздух…

– Влево! – крикнул Дымов Губину.

Тот налег на рычаги, тяжелая машина резко свернула, уходя от удара. Стой! – приказал Виктор Михайлович.

Танк тяжело качнулся и замер. Летчик уже сбросил бомбы, но они легли там, где должен был находиться «Клим Ворошилов». Взрывная волна ударила по танку, но не слишком сильно – взорвалось на приличном расстоянии. Промазал!

Но это еще больше раззадорило пилота – самолет снова стал набирать высоту, заходя на второе пике…

«Не отстанет, – понял Дымов, – будет бить до последнего. Для него это уже престиж…» Виктор Михайлович крикнул Мише Стрелкову: «За ДШК!»

Пулемет был на корме, приторочен на манер груза. Миша с помощью Меньшова быстро достал его и установил на башне. Раздвинул станок-треногу, задрал вверх длинный ствол… Иван принес патронную коробку и заправил ленту. Ну, держись, фашист…

«Лаптежник» с натужным завыванием пошел вниз. Истошно заревела его «иерихонская труба», звук стал почти невыносимым. Михаил прицелился и дал короткую очередь. Немецкий пилот не ожидал этого – не подозревал, что на танке может стоять зенитный пулемет. Бронебойно-зажигательные пули прошили «фонарь» и ударили в летчика. Тот погиб мгновенно.

«Юнкерс», не снижая скорости, пронесся мимо танка и врезался в сухую, твердую землю. Над степью встал столб желтого огня и дыма.

– Пора убираться! – сказал Дымов. – Пока другие не подлетели…

КВ-9, набирая скорость, устремился прочь – дальше от места боя. Основная масса бомбардировщиков уже скрылась за горизонтом, но все же была вероятность, что кто-то может вернуться и завершить дело. Или просто отомстить за своего камрада…

Хорошо бы спрятаться – второй раз отбиться будет труднее. Если налетят всей стаей… Вовремя подвернулся курган, встали в его тени. Растянули снова маскировочную сеть, теперь, может, и не заметят…

Повезло – никто не вернулся. Другие же бомбардировщики (а их в этот день пролетало еще немало, одна волна за другой) проскочили мимо. Под прикрытием сетки стояли до захода солнца. В темноте гитлеровцы не летают, можно было идти дальше…

Но, подумав, Виктор Михайлович отложил выход на завтра – в темноте двигаться опасно. Лучше утром встанем пораньше и продолжим путь. До цели недалеко, за час-два, если все будет нормально, доберемся. Направление – на совхоз Арма-Эли.

* * *

Сталин подошел к окну, чуть отодвинул тяжелую штору, посмотрел на кремлевские соборы – на фоне весеннего неба они отливали яркой белизной. Да, в Москве уже вовсю бушует май, тепло, даже жарко.

Он не любил долго сидеть в кресле, предпочитал во время совещаний прохаживаться вдоль длинного стола. Это, во-первых, позволяло лучше сформулировать мысли, а во-вторых, заставляло присутствующих быть начеку – никто не знал, к кому он обратится в следующую минуту.

Сталин немного полюбовался на древние соборы, затем повернулся к маршалу Тимошенко – он как раз заканчивал доклад.

– …Таким образом, для нас совершенно ясно, что противник, сосредоточив в Харькове две полнокровные дивизии, готовится к вероятному наступлению в направлении Купянска, – Семен Константинович уверенно ткнул в карту, показывая, откуда и куда, по его мнению, будет наноситься удар немецких войск. – Необходимо сорвать его замысел, причем сейчас, пока подготовка еще не завершена. Для этого на Юго-Западном фронте сложились благоприятные условия – противник в районе Харькова не располагает достаточными силами, чтобы развернуть встречное наступление…