Текст книги "Большой куш"

Глава 2. Налет на инкассаторов

По вертикальной лестнице Федор Степанович забрался на восьмиметровую высоту довольно быстро, хотя и с одышкой. Отец поставил голубятню после войны. Маленький Федор лазил на нее быстро по десять раз в день, но в шестьдесят три года и такой подъем можно было считать успешным.

Он открыл леток, выпуская на волю восемь пар голубей. Здесь были в основном сизари, несколько почтарей и один турман. Несколько турманов разбились во время своих кувырканий, напоминающих штопор и таких же смертельно опасных, поэтому новых Федор Степанович не заводил. Мясных пород он тоже никогда не держал. Даже когда было плохо с мясом и его товарищ Сергей по прозвищу Водолаз предлагал дать на развод пару «кингов», хвастаясь, что он с ними горя не знает: размножаются и вес набирают быстро, мясо вкусное и нежное… Но Федор Степанович отказывался: он считал, что голуби – его близкие друзья, как члены семьи. А друзей есть негоже.

Задрав голову, он смотрел, как, хлопая крыльями, беспорядочно кружатся над ним вырвавшиеся на волю птицы. Потом достал из футляра цейсовский бинокль и осмотрел небо. Отец привез этот бинокль с войны, и все прошедшие годы он верно служил мирную службу. Когда-то в него рассматривали последствия бомбовых ударов, корректировали артиллерийский огонь и снайперские выстрелы. Мощные линзы видели пожары, взрывы, горящие города и танки, дымящие в последнем пике самолеты и мертвые тела… Но эти страшные картины остались в прошлом – большую часть своей жизни цейсовские линзы изучали мирное небо и парящих в нем голубей.

Обычно Федор Степанович смотрел в бинокль – нет ли поблизости чужих стай, потому что тогда надо было выпускать приманщиков, которые завлекали чужаков и приводили в родную голубятню. Когда неосторожный чужак залетал за приманщиком в леток, Федор Степанович дергал веревку и захлопывал треугольную решетчатую дверцу… Чужак оставался в плену, а на следующее утро, как правило, приходил хозяин, чтобы выкупить голубя обратно. Между голубятниками было принято отдавать пленников за небольшую цену, иногда чисто символическую – вдвое, втрое дешевле, чем на птичьем рынке. Федор Степанович никогда не торговался и брал деньги только для соблюдения обычного ритуала.

Впрочем, это было раньше, когда голубятни имелись в каждом третьем дворе, а теперь их осталось, может быть, десять, может, двадцать на весь Тиходонск. Небо было пустынным, только медленно плыли причудливые облака, а вокруг, в крошечных двориках у маленьких саманных и шлакоблочных домиков шла обычная жизнь: хозяева копались на своих грядках, азартно лаяли собаки, кое-где играли дети. Но большинство дворов было пустынным: рабочий день, все зарабатывают деньги, кто где может. Через улицу рабочие в оранжевых касках прокладывают теплотрассу – не самый легкий заработок сегодня, когда все предпочитают другой способ: купи-продай…

Федор Степанович снова поднял бинокль к небу и принялся рассматривать своих голубей. Ему нравились грациозные движения их крыльев, изгиб хвостового оперения, поджатые, как шасси у самолета, лапки. Птицы, описывали круги, постепенно расширяя их и набирая высоту. Глаза-бусинки без особого интереса рассматривали то, что происходит внизу: их родной дом, на веранде которого стоял хозяин и рассматривал их сквозь какую-то штуковину, человеческие домики вокруг; в некотором отдалении из-за высокого длинного забора, который окружал п-образное здание с синими стеклами, выбрался желтый жук, который довольно быстро пополз по дороге. Но голуби не едят насекомых, поэтому все это их не интересовало, они стремились вверх, туда, где их даже не будет видно с земли…

Впрочем, увиденного голубями жука не смогли бы склевать и вороны или даже орлы: на самом деле это был не «жук», а инкассаторский броневик. Он выезжал с дороги, которая вела от Сбербанка в город и, поскольку выезд на основную магистраль был давно перекопан, свернул на узкую дорогу, чтобы выехать через Северный поселок. Но и здесь дорога была плохой: мало того, что не мощеная, так вдобавок впереди рыли широченный глубокий ров для теплотрассы, поэтому проезжая часть сужалась до нескольких метров. Впрочем, водитель был опытный, и его трудности дороги не страшили, как и остальных инкассаторов.

Старший экипажа, Пафнутич, как обычно, рассказывал истории из своей молодости:

– Сейчас работа совсем другая. Едем в танке, с автоматами, сквозь бойницы можем отстреливаться, а нажать кнопку, и через пять минут подоспеет подмога… А когда я после армии пришел в инкассацию, ничего этого не было. В обыкновенной «Волге» ездили с «наганами»… На моем, например, стоял год выпуска – 1898, и клеймо – царский герб и надпись «Тульский Его Императорского Величества оружейный завод».

– Как же вы такими пукалками обходились? – спросил Славка, самый молодой в смене, который еще не знал наизусть всей героической жизни Пафнутича.

– Так тогда все спокойно было. Расскажи, что мы будем с автоматами в броневике ездить – не поверили бы! Все началось с этих бандюг – «фантомасов». Слышал, небось?

– Конечно, – кивнул Славка. – Еще бы не слышать. Даже фильм недавно показывали.

– Да в фильме все переврали, – сказал Пафнутич и махнул рукой. – Просто они автоматы сделали и на нашего брата нападать стали. Это дело невиданное. Тогда никто себе такого не позволял, а они позволили. Одного нашего убили, второго, вот ребята и стали увольняться понемногу. У меня тоже такая мысль появилась. А то ведь идешь к машине с полной сумкой и ждешь выстрелов… Короче, чувствуешь себя, как рябчик на вертеле…

– Рябчик на вертеле уже ничего не чувствует, – сказал Славка.

– Умный ты больно. Вот попадешь, не дай Бог, в засаду…

Пафнутич не окончил фразу. Инкассаторский броневик осторожно прокрадывался между черным провалом рва и стоящим в нескольких метрах слева, у вагончика-бытовки, тарахтящим и выбрасывающим синий дым бульдозером. Несколько рабочих, в черных комбинезонах, ярких оранжевых касках и зеленых респираторах, возились впереди возле экскаватора, опустившего ковш в недорытый ров. И вдруг бульдозер взревел двигателем, сорвался с места и ударил хищно выставленным отвалом в желтый борт.

– …твою мать! – вскричал водитель, крутя руль, чтобы хоть как-то выправить положение. Но усилия оказались напрасными.

Идущие по краю ямы колеса сорвались, броневик накренился и в следующую секунду тяжело обрушился вниз. С высоты два с половиной метра трехтонная махина упала на правый борт, от удара содрогнулась земля. Сила инерции выбросила инкассаторов из кресел и впечатала в стальную стену. Все трое потеряли сознание и утратили контроль над ситуацией. Ни кнопка сигнала тревоги, ни автоматы, ни бойницы не могли им помочь защитить ценный груз, находящийся в грузовом отсеке.

Бульдозерист, не заглушив мотор, выскочил из кабины. Но и он, и остальные рабочие повели себя совсем не так, как должно было себя вести. Они явно не собирались вызывать «скорую помощь» и звонить в полицию. Один из них по заранее установленной лестнице быстро спустился в ров, прилепил к задней двери в районе замка что-то, похожее на пластилин, поджег короткую огнепроводную трубку и отбежал подальше. Грохнул взрыв, и задние двери машины распахнулись, открывая доступ к зеленым брезентовым мешкам в грузовом отсеке. Рабочий принялся собирать эти мешки и бросать их наверх, а когда перебросал все, то выбрался наружу так же, как и спустился.

Федор Степанович любовался полетом стремящихся ввысь голубей, когда услышал какой-то звук. Он сразу не понял, что это взрыв, но посмотрел в сторону, откуда звук донесся. Там, нависая своим отвалом надо рвом, стоял бульдозер, что было, в общем-то, ненормально. А рядом суетились рабочие, но занимались они странным делом. Кто-то выбрасывал какие-то мешки из рва, а они собирали их и грузили в тачку. Потом быстро покатили эту тачку по улице, свернули за угол, изо рва вылез еще один рабочий и принялся их догонять. Они свернули за угол и скрылись бы за домами от обычного наблюдателя, но Федор Степанович смотрел с высоты, и бинокль позволял хорошо рассмотреть все происходящее. Он видел, как они подбежали к легковому автомобилю, погрузили мешки в багажник, быстро сели в кабину, и машина тронулась с места.

– Ну, дела-а… – ошалело покачал головой Федор Степанович и принялся спускаться вниз.

* * *

Тиходонский Центральный рынок, или как его называют старожилы – Старый базар, мог бы служить музеем продуктового изобилия. Недаром московских гостей водят сюда, как на экскурсию, а они удивляются, изумляются и восхищаются. Хотя если разобраться, то на столичных рынках можно найти все то же самое, даже еще в более широком ассортименте, потому что сюда везут со всей области, а туда – со всего СНГ. И если на тиходонских прилавках вяло шевелятся только местные раки, то на Преображенском или Черемушкинском рынках бултыхаются в аквариумах и донские, и манычские, и саратовские, и севанские, и какие хочешь! Правда, там они подороже, и платить за них надо из своего кармана, а здесь – угощают гостеприимные хозяева. В этом и состоит для гостей основное преимущество Тиходонского Старого базара.

Тиходонцы, конечно, ни изобилием, ни дешевизной местных даров природы не очаровываются. Дело привычное: пришел, купил и ушел, оставив половину месячной зарплаты. Но двое быстро идущих мужчин, уверенно рассекающих бурлящую толпу, не были похожи на обычных покупателей. Высокие, за метр восемьдесят, широкоплечие, с большими ступнями и ладонями, которые так привыкли сворачиваться в огромные кулаки, что почти и не разворачивались обратно. И сейчас кулаки были сжаты, как у боксеров, выходящих на ринг. Будто высеченные из камня лица, жесткий прищур глаз, постоянно сканирующих обстановку вокруг. Костюмы с галстуками и надвинутые на лоб шляпы дополняли картину и делали их похожими на полицейских из голливудского кино.

Началось все действительно с фильма «Скала Малхолланд», где четверка рослых полицейских из специального отряда безжалостно расправлялась с преступниками с помощью револьверов и огромных кулаков, а главный герой – их командир лейтенант Гувер, еще использовал диковинную карманную дубинку, которой бил не только преступников, но и всех, кто ему мешал в данный момент: от военнослужащих особо секретного объекта до агентов ФБР. Копии этого фильма имелись у каждого дома, они знали его наизусть, даже фамилию актера, Ник Нолт, выучили и нашли в интернете сведения о той самой дубинке. Оказывается, она называлась слепер: пружинистая стальная пластина с утяжелением на конце, обшитая толстой кожей и с петлей на рукоятке. У нас они не продаются, друзья хотели заказать себе такие же, но подумали, что в кино возможности слепера преувеличены, к тому же если наотмашь врезать им по лицу, как делал бесстрашный коп, то не просто «отключишь» человека, а убьешь или, в лучшем случае, искалечишь… Да и кулаки их ни разу не подводили… А завести шляпы и костюмы с галстуками несложно, и друзья считали, что теперь похожи на лейтенанта Гувера. И хотя они в этом никому не признавались, коллеги прозвали их «Американцами» или «Копами».

Вид у них действительно был серьезный, и сейчас толпящийся между рядами народ спешно расступался, быстроглазые карманники и блатные, у которых всегда есть дела на рынке, завидев Терминатора и Бэтмэна (а в этой среде их знали под такими прозвищами), вообще уходили от греха подальше. На самом деле они не были похожи на американцев и имели самые что ни на есть русские фамилии: Васильев и Степанов. Да и на суперменов становились похожими только в минуты крутых замесов, свидетелей которым, как правило, не было, а участники рассказывали легенды о лихости Американцев в следственных изоляторах и колониях различных режимов. Если, конечно, оставались живыми и более-менее здоровыми.

Оперативники вошли в рыбные ряды. На бесконечных деревянных прилавках лежали мокрые серебристые сазаны, хищные серые щуки, усатые сомы с расплющенными мордами и огромными ртами, шипастые тупорылые осетры и изящные длинноносые севрюги, а рядом – огромные розовые куски норвежской семги. По непонятной логике, многие покупатели предпочитали привозную мороженую семгу парной осетрине, хотя цена была примерно одинаковой.

За свежей рыбой пошла вяленая и копченая: розово просвечивающие жиром рыбцы, тяжелые, как кабаны, цимлянские лещи – чебаки на местном наречии, похожая на кинжальные клинки чехонь, твердая серебряная таранька, мягкая, истекающая жиром шемая… Потом начались банки с икрой: обычной черной – осетровой, и для гурманов – серой, севрюжьей.

Продавцами здесь были дородные круглоликие казачки и немолодые морщинистые мужики. Командовал тут Григорий Иванович – в отличие от других, у него было удивительно гладкое обветренное лицо с равномерным загаром, будто в свободное от ловли рыбы время он посещал косметолога и солярий.

– Здорово, Иваныч! – бодро сказал Васильев. – У нас тут торжество намечается: десять лет семейной жизни! Представляешь – у обоих! Мы ведь в один день женились…

Григорий Иванович слушал безучастно: не радовался вместе с операми, не удивлялся совпадению, даже не улыбался, как обычно.

– …Подготовь, как всегда: осетринки, икорки, рыбчиков, шемайки…

– Подготовить-то можно, – глядя в сторону, сухо сказал рыбак. Это было непривычно и настораживало. – Только бесплатно не получится. Теперь у нас тут другие порядки, – продолжил он. – Скидку, конечно, сделаю. Но не очень большую…

– А что случилось, Григорий Иваныч? – официальным тоном вступил Степанов. – Разве осетров и шемайку из Красной книги вычеркнули и закон позволяет их ловить и продавать? Или «крыша» поменялась? Или что?

– Какие проблемы, молодые люди? – раздался грубый голос сзади.

К ним подошли два молодых парня в синих комбинезонах с надписью «Охрана». Держались они по-хозяйски, может потому, что ростом и телосложением мало уступали Американцам.

Степанов смерил их презрительным взглядом с головы до ног.

– Вы чьи, малыши? Где Тарас, где Жердяй?

– Не знаю, кто это, – ответил тот, кто постарше. – Мне до них дела нет. Я рынок охраняю. Потому и спрашиваю: какие у вас проблемы? А то смотрю, на покупателей вы не похожи, с нашими продавцами какие-то терки трете, народ отпугиваете…

– Слушай, малыш, ты что, нас не знаешь? Мне что, Косте Киму позвонить, чтобы он тебе задницу надрал?

Охранник усмехнулся.

– Да и Кости Кима уже никакого нет. Переделили все. Теперь директор рынка Ованес Арамаисович. Без его команды вам даже вот эту тощую тараньку не дадут, кто бы вы ни были. Хоть менты, хоть пожарники, хоть санэпидстанция… Хотите – мы вас к нему проводим, он как раз на месте.

– Пойдем, потолкуем с твоим Арамаисовичем, – кивнул Васильев.

– Послушайте, ребята, я вам это не советую, – примирительным тоном сказал второй охранник. – Директор с вами долго говорить не будет. Вы ведь из ментовки? Он фамилии запишет и позвонит вашему генералу. А тот уже вас на кукан насадит по полной программе!

Американцы переглянулись. Такие слухи до них уже доходили. Васильев полез за деньгами.

– И правда, зачем нам к твоему Ованесу идти? Он что, поможет нам рыбу выбрать? Давай, Иваныч, сделай набор, как я просил! – и, вздохнув, добавил: – Только икру не клади…

Похожая сцена повторилась и в мясном ряду: мясо на шашлык не взяли, как обычно, а купили. И замечательные розовые помидоры величиной с кулак, и свежайшие, с острыми пупырышками ароматные сладкие огурцы, и перец – как горький, так и красно-желтый болгарский, – все пришлось не брать, а покупать.

Нагруженные пакетами и недовольные, они шли к выходу с рынка.

– Вот суки! – ругался Степанов. – Из-за них почти всю зарплату оставили! Тогда, в лесу, их не было, они свои шкуры не подставляли! А тебя чудом не завалили! Попала бы пуля в грудь – и все! «ТТ» жилет запросто бьет… А могли и в меня попасть – в лицо или в голову. И все! Вот суки!

Было непонятно – кого он ругает? Продавцов? Охранников? Директора рынка? Но они и не должны были прочесывать лес и подставлять шкуры под пули…

– Ты это про кого? – поинтересовался Васильев.

Товарищ выругался.

– А то ты сам не знаешь! Одним все можно, а другим тоже все, но нельзя! Я хотел Аленку икрой побаловать, а теперь с пустыми руками придется заявиться!

Некоторое время они шли молча.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – сказал Степанов. – Давай я пойду в контору, а ты занеси продукты Татьяне. Пусть разберется: что в холодильник, что куда… Я скажу Боброву, что ты Людоеда отрабатываешь…

Васильев жил в обшарпанной пятиэтажной «хрущевке» в новом микрорайоне, который, впрочем, уже успел стать старым – время летит быстро. Чахлые саженцы превратились в большие деревья, дающие тень и насыщающие воздух кислородом, зато дома как-то просели и кое-где пошли трещинами. Отдуваясь, он затащил сумки на последний этаж, постучал ногой в дверь. Татьяна открыла почти сразу. Она была в коротком красном халате и золотистых домашних тапках без задника. Среднего роста, худощавая, с ухоженными рассыпавшимися по плечам волосами, она выглядела не хуже, чем десять лет назад, когда он повел ее в ЗАГС. Только характер изменился. И не в лучшую сторону.

– Чего стучишь? – спросила она. – Ключи потерял? Я педикюр делала, из-за тебя лак смазала…

– Ты же видишь, что я нагружен, как верблюд, – сдерживаясь, ответил Васильев. – Если поставить пакеты на пол, перевернутся и все рассыплется…

– Ладно, заходи, – жена сменила гнев на милость. – Отоварились? Все взяли?

– Почти. Только в этот раз придется обойтись без икры и раков.

– Почему? – недовольно наморщила носик Татьяна.

– На рынке новый директор, новая охрана, новые правила. За уважение теперь никому ничего не дают. Пришлось покупать. И так кучу денег ухлопали!

– Я так и знала! – жена всплеснула руками, как будто он сообщил, что уходит к другой женщине. Круто развернувшись, она ушла в комнату и легла на диван, уткнувшись лицом в подушку. Странно…

Васильев занес пакеты на кухню, пошел следом, погладил Татьяну по плечу.

– Что с тобой?

Она отодвинулась.

– Не хватай меня рыбными руками!

– Подожди, что случилось? Ты прямо убита горем! Из-за чего? Из-за икры?!

Татьяна вскочила и уставилась на него в упор. Если бы взгляды могли испепелять, от супруга осталась бы кучка пепла. В глазах стояли слезы.

– Сегодня я встречалась с Верой Воробьевой, – напряженным, дрожащим голосом сказала она. Так бывало, когда они всерьез ссорились. Да что с ней происходит?

– У нее праздник: Иван подарил новую машину. «Лексус»…

– Это не та крашеная блондинка? – спросил он. – Ну, которая…

– Да, – перебила жена. – Это она. Да. Мы с ней сидели за одной партой. Да. Она у меня списывала. Да. Да. Да… Теперь у нее сплошные праздники. Новая машина, новое кольцо с бриллиантом, недавно они вернулись из Испании, скоро поедут во Францию…

– Ну и что?

– И я пригласила их с Иваном на наш юбилей. Сказала: будем икру есть ложками, будут раки больше, чем эти, как их… Лобстеры. А ни раков, ни икры не будет. Шашлыки. Как десять лет назад жарили, так и сейчас! У той же самой избушки на курьих ножках, которую ты до сих пор называешь дачей! Курятник это, а не дача!

– Подожди, так у тебя истерика из-за этой поганой икры?! – взорвался Васильев. – Когда меня подстрелили, ты меньше расстроилась! Только из-за простреленного пиджака ругалась!

– Я уже привыкла, что с такой работой тебя в любой момент могут убить, а я останусь с Ванькой у разбитого корыта! И так сын тебя не видит, у моей мамы, считай, живет, – теперь Татьяна кричала, не сдерживаясь. – А когда дома, то папы нету: то уже на работе, то еще на работе!

Слезы текли по щекам, и она смахнула их ладонью, размазав макияж по покрытому красными пятнами лицу.

– И тебя не подстрелили, лишь…

– Как не подстрелили? Ребро у меня лопнуло! Хорошо, жилет был! А немного по-другому попало бы – был бы трупом!

– …лишь хороший костюм испортили, – не слушая, продолжала Татьяна… А он сорок тысяч стоит!

– Так мне же премию дали, – растерянно сказал Васильев.

– К твоей премии еще добавлять пришлось! А вообще хорошо получается: в тебя стреляют, за это дают премию, которой не хватает на испорченный костюм, и ты доволен, работаешь дальше! В другой раз тебя застрелят и опять дадут премию, которой не хватит на похороны!

– Ты опять съехала на мою работу! Знала же, за кого замуж выходила!

– Молодая была, дурная! Сейчас бы еще пять раз подумала!

– И все из-за икры?!

– Да не в икре дело! В жизни дело! Почему Верка живет, как королева, а я как нищенка? И ничего, что я хочу, у меня не получается!

Она заплакала навзрыд.

– Ладно, принесу я тебе этой чертовой икры! – Васильев развернулся и, хлопнув дверью, выскочил из квартиры.

* * *

На место происшествия съехалось все городское и областное руководство, причем не только полицейское – и мэр города, и заместитель губернатора, и чиновники поменьше. Среди руководства выделялся начальник УВД Виктор Владимирович Козубов – может, из-за генеральского мундира и солидной осанки, может оттого, что он был здесь самым осведомленным: к нему то и дело подбегали подчиненные и сообщали новую информацию, которой он делился только с главными лицами. Каждому вновь прибывшему начальнику поменьше докладывал обстановку начальник уголовного розыска полковник Синеватый – невысокий полноватый человек в гражданском костюме:

– Угрожая пистолетами, они заперли рабочих в вагончике и столкнули машину бульдозером в ров. Потом взорвали дверцу. Инкассаторы получили переломы, у двоих сотрясение мозга, но они живы. Похищено восемьдесят миллионов рублей, но разыскные мероприятия уже начаты, привлечены лучшие силы…

И действительно, здесь собрались почти все оперативники Тиходонска. И начальник городского угрозыска легендарный полковник Коренев по прозвищу Лис, и начальник ОРЧ[1]1
  ОРЧ – оперативно-разыскная часть. Далее, для простоты восприятия, именуется отделом.


[Закрыть] по разработке оргпреступной среды и преступных авторитетов подполковник Бобров со своими подчиненными.

«Американцы» спустились в ров и вместе со следователем, экспертом и взрывотехником осматривали взорванные дверцы беспомощно лежащего на боку броневика. Васильев провел пальцем по копоти, окружавшей сквозную пробоину на месте замка, понюхал.

– Тротил?

Эксперт-криминалист пожал плечами:

– Это не моя епархия.

– Скорей, похоже на гексоген, – сказал взрывотехник.

– Когда будет точный ответ?

– Дня через два-три, – ответил взрывотехник. – Надо сделать газовую хроматограмму, она точно покажет вид взрывчатки…

– Хорошо.

Степанов и Васильев по лестнице выбрались наверх. Вокруг сновали сотрудники полиции и следственного комитета, в стороне мрачно переговаривались полицейские начальники: гражданское руководство, «отметившись» на месте ЧП, со спокойной совестью вернулось в свои кабинеты. Бывший оперативник Козубов оставался на месте, поэтому и все его подчиненные продолжали изображать активность. За желтыми ленточками ограждения – самым наглядным последствием реформирования милиции в полицию, – толпились зеваки. Их сдерживали патрульные, периодически отодвигающие толпу назад. В вагончике следователи допрашивали рабочих, пытаясь выяснить приметы нападавших, однако значительных успехов в этом деле не достигли: преступники были в масках, к тому же стресс плохо способствует работе памяти.

Начальник районного угрозыска майор Ивашин стоял возле экскаватора, к нему то и дело подходили опера, он выслушивал их, давал указания, и они опять убегали. «Американцы» подошли к коллеге, обменялись рукопожатиями.

– Ну, что у тебя?

– Да ничего! – раздраженно ответил тот. – Подворный обход результатов не дал: или никого не было дома, или были, но спали, а если не спали, то все равно ничего не видели и не слышали… Да и работяги ничего толкового не сказали, хотя видели их вблизи…

Васильев кивнул.

– Обычное дело. Сейчас никто не хочет оказаться в свидетелях.

– И правильно делают, – буркнул Степанов. – Кроме хлопот и проблем это им ничего не даст.

Начальник УР поморщился.

– Правильно или неправильно, а раскрывать нам. И по голове получать нам. А если на них давить – сами знаете, что получится…

Это все знали. Начнут говорить то, чего от них ожидают. А потом писать жалобы. В результате дело только запутается, а опера опять-таки получат по голове…

– Всех обошли? – спросил Степанов.

– Почти, – кивнул Ивашин. – Ну, может, еще найдем кого-нибудь. Вот, в конце улицы, хозяев нет дома. Может, придут.

– Только если их нет дома, что они видели? – поинтересовался Васильев.

– Сейчас нет, а утром могли быть, – невозмутимо ответил майор. Вряд ли он сам верил в то, что неожиданно объявятся ценные свидетели, мечтающие помочь полиции, но его задача – представить объяснения от всех жителей улицы, а за их содержание он не отвечает. Ну, не видели люди ничего, что мы можем сделать?!

– Ладно, удачи! – «Американцы» снова пожали коллеге руку. – Будет что интересное – отзвонись.

– Ладно, – мрачно глянул Ивашин. – Вы будете заниматься?

– Скорей всего, – кивнул Васильев.

– С чего ты взял, что нас подпишут? – спросил Степанов товарища, когда они отошли в сторону.

– Ты ж видишь, что творится, – тот обвел рукой вокруг. – Не каждый день такие нападения. Не районщикам же его раскрывать…

– Ну, я думал, город займется. Или областной отдел разбоев и бандитизма…

Но прав оказался Васильев. К ним подбежал Бобров и скороговоркой выпалил:

– Давайте быстро – генерал зовет!

Козубов встретил их приветливо, поздоровался с каждым за руку. Генерал вообще был демократичным с подчиненными, а уголовному розыску, по старой памяти, откровенно симпатизировал.

– Занимайтесь этим делом, парни, – сказал он. – Больше мне доверить его некому. Коренев выработался, а молодежь еще не подросла. На кону восемьдесят миллионов государственных денег, сами понимаете, какой будет с меня спрос…

Генерал недавно вернулся из отпуска, и его холеное лицо было покрыто ровным, явно не черноморским загаром.

– А я с вас спрошу, да с ваших начальников, – Козубов показал на стоящих рядом и преданно поедающих его глазами Синеватого и Боброва. – Это вам ясно?

– Так точно, товарищ генерал! – за всех отрапортовал Синеватый. И повернулся к «Американцам»:

– Что стоите? Идите, работайте!

– Есть! – четко ответили те, только руки к шляпам не приложили – по нашим уставам не положено. Так же четко повернулись и отошли.

– Я знал, что без нас не обойдутся, – сказал Васильев. – Областники больше контролировать любят, и указания давать.

– Загар у генерала видел? – спросил Степанов. – Видно, в Турции отдыхал.

– Скорей, где-нибудь покруче, – уточнил напарник. – Хотя выезд-то нашему брату запретили…

– Кому запретили, а кому и нет, – буркнул Степанов, осматриваясь вокруг. – Смотри!

Он качнул головой в сторону.

– И что?

– Вон там голубятня.

– Так она ж далеко!

– Зато с нее все видно.

– Ну, что ж, пойдем, посмотрим.

«Американцы» пробились сквозь толпу зевак, обошли квартал и зашли на соседнюю улицу. Покосившийся дом с голубятней окружал довольно хлипкий забор с давно не крашенной калиткой и полустертой цифрой «7» посередине. Степанов нажал кнопку звонка. Во дворе залаяла собака.

– Кто? – раздался надтреснутый голос.

– Полиция, – внушительным басом ответил Степанов.

– Сейчас открою.

Через минуту пес перестал лаять, калитка распахнулась. На пороге стоял высокий пожилой человек с растрепанными седыми волосами. Когда-то он имел крепкое телосложение, но сейчас наброшенный второпях, вконец выношенный коричневый пиджак обвисал на плечах. Выцветшие голубые глаза выжидающе смотрели на полицейских.

– Вы случайно не видели, что произошло там? – Степанов показал большим пальцем через плечо. Он не надеялся на положительный ответ и спрашивал для очистки совести.

– Как не видел? – удивился мужчина. – Это же я позвонил в полицию!

– А чего не назвались? – спросил Степанов. – В журнале записано: «Анонимный звонок».

– Да потому, что не хочу, чтоб меня по судам затаскали. И вообще, в наше время лучше не идти в свидетели, особенно по такому делу. И застрелить могут, и дом сожгут…

«Американцы» переглянулись. Старик был прав, но поддерживать такой настрой нельзя. Тем более что им нужно было прямо противоположное решение.

– Ну, почему же, – сказал Степанов. – Во-первых, свидетелям редко мстят…

– Ну, если эта редкость выпадет на меня, то будет не очень весело, – резонно возразил хозяин.

– Как вас зовут? – сказал Васильев.

– Федор Степанович, Игнатов.

– Вот что, Федор Степанович, а давайте вы нам расскажете все без протокола? А если понадобится, тогда уже вас следователь вызовет и допросит.

– Нет, к следователю я не хочу, – ответил Федор Степанович. – А вам здесь могу рассказать. Приватно, конечно.

– Ну, давайте приватно, – усмехнулся Степанов, подивившись, что старик знает столь мудреное слово.

– Я как раз на голубятне был, услышал, вроде как, удар какой-то… Потом оказалось, что это они машину взорвали. Ну, я спустился, подошел, там уже никого не было. Я побежал, позвонил и больше не возвращался туда…

– Ну, а вы видели, кто это сделал?

– Я видел, что там толклись, вроде как, рабочие: черные комбинезоны, каски, на мордах респираторы… Еще подумал: зачем? Вроде от пыли наши люди никогда не берегутся, может подземного газа опасаются?

– А потом что? – поторопил Степанов.

– После взрыва они перетягали мешки, бросили в тачку и побежали за угол. Завернули, а там погрузились в машину…

– Какую машину? – уточнил Степанов.

– А шут ее знает, по-моему, не наша, иностранная. Черного цвета. Не новая – заднее крыло помято справа. Как будто он об столб теранулся…

– Ничего себе! – удивился Васильев. – Как же вы это рассмотрели на таком расстоянии?

– Так я ж в бинокль смотрел, – пояснил Федор Степанович.

– Ну, и что вы еще видели?

– Да больше ничего. Правда, когда они в машину садились, то каски поснимали и эти намордники тоже сбросили.

– И что?

– Да ничего, просто двое рыжие были, я еще удивился – в одной банде сразу двое рыжих…

– А сколько их всего?

– Четверо или пятеро, – сказал Федор Степанович. – Нет, точно пятеро. Пятый их потом догнал.

– А в лицо вы их запомнили?

– Да нет, какой в лицо… Разве до того было, чтоб запоминать? Оно все быстро…

– А номер машины?

– Да и номер машины не догадался посмотреть. А может, его и видно бы не было. Она ж низко сидит за заборами, не рассмотришь отсюда.

– Ну, хорошо, – Васильев записал его слова в блокнот, и они попрощались.

– Двое рыжих, – сказал Васильев, когда они возвращались к месту осмотра. – В общем-то, это броская примета.

– Да, сразу двое – пожалуй, – кивнул Степанов. – Может, это Хвосты?

– Слишком просто получается.

– Ты же знаешь, что сложные ограбления бывают только в кино. А для Хвостов это привычная линия…