Текст книги "Большой куш"

– Честно скажу, я сиживал за многими столами. И у вас в Узбекистане…

Он учтиво наклонил голову в сторону Пулата и Урмана.

– …и на Волге, и на Байкале… Но такого стола я не помню. Он накрыт щедрыми, хлебосольными, хорошими людьми, и я не ошибся, порекомендовав их для совершения серьезной сделки. Давайте, за наших местных друзей!

Они чокнулись и выпили. Собственно, от души опустошили рюмки только сам Фома и Корнилов – остальные пригубили и поставили на место. Несмотря на то, что все наелись от души и немного выпили, несмотря на учтивые манеры, добрые слова и белозубые улыбки, атмосфера была довольно напряженная. Слишком многое стояло на кону. Хотя сумма еще и не озвучена, но все ее прекрасно представляли. А большие деньги – большой соблазн. И большой риск. Ибо большие деньги пахнут смертью.

Урман промокнул губы салфеткой и перешел к делу.

– Уважаемые друзья! Мы собрались, здесь, за этим великолепным столом, чтобы обсудить один, но важный вопрос… Нас свели вместе очень уважаемые люди. У нас хорошо знают и уважают достопочтенного Фому, правильного пацана из старой гвардии. Сейчас таких уже нет. А это значит, что мы можем здесь говорить совершенно открыто, ничего друг от друга не скрывая.

Речпортовские тяжело облокотились локтями на стол и внимательно слушали. Конечно, они, в общем, знали, о чем пойдет речь. Но главное им предстояло обговорить сейчас.

– Мы собрались здесь для того, чтобы совместно открыть новое дело, – с расстановкой продолжал Урман. – Мы можем поставлять в ваш чудесный город высококачественную дурь, причем разных видов. Дело это, конечно, серьезное, но и очень прибыльное…

Это и было то «общее», что знали речпортовские. Теперь оставалось главное – конкретика.

– Чья доставка? – спросил Корнилов.

Урман развел руками.

– Кто везет, тот больше рискует. Это на цене отражается. Возьмете в Москве – дешевле будет. Привезем к вам – дороже.

Фома внимательно слушал и кивал головой, как бы подтверждая, что узбек говорит правильно. Но это и так все знали.

– Пусть будет первая доставка ваша, – сказал Корнилов. – Когда вы можете начать? Вес партии? Цена?

– Нас интересует продолжительное сотрудничество, – сказал Урман. – Сейчас можем вам предложить… пять килограммов. Срок поставки – неделя, десять дней. Потом по мере потребностей. Но, повторяю: постоянно, без перерывов… От заказа до поставки неделя, может когда на день-два задержимся, но предупредим обязательно. Устраивает такая схема?

Урман впился испытующим взглядом в непроницаемое лицо Корнилова. За столом наступила тишина, было слышно, как плещется донская волна под деревянным полом веранды да с другого конца огромной, утопающей в зелени территории доносился приглушенный шум оркестра. Дул прохладный ветерок, скрипели под ногами доски. Они подошли к главному.

– Сколько вы хотите получить за первую партию? – ровным тоном спросил Корнилов.

– Три лимона, – буднично ответил Урман.

– Зеленых?

Узбек покачал головой.

– Нет, европейских рублей. В рознице вы поднимете втрое больше. А если бодяжить, то и впятеро!

Снова тишина за столом.

Сумма названа, размер сделки определился. Большой соблазн. Очень большой! Потому такая напряженная атмосфера за вроде бы дружеским столом. Потому с каждой стороны стола облокотилась на перила охрана – за узбеками четверо и за речпортовскими трое. И за спиной Фомы стоит человек в черном костюме, еще двое вход охраняют, да двое на стоянке, в машине. Вот оно как – еще не появились ни товар, ни деньги, а доверия уже нет!

Охранники, в отличие от переговорщиков, дипломатических тонкостей не придерживаются: для них чужие – враги! Вот они и рассматривают исподволь друг друга вроде бы безразличными взглядами, примеряются, прикидывают… Речпортовские будто скроены по одному лекалу – крупные, широкоплечие, с расплющенными носами и короткими стрижками. Узбеки выглядят не так внушительно – вроде как борцы легкого веса против супертяжей.

– Хлипкие они какие-то, – говорит один из речпортовских. – Я любого на раз сделаю! И чего все так вырядились? Не на концерт пришли. На белом и кровь и грязь заметней!

– Тише, Карась! – предостерегает товарищ. – Тут слова далеко разносятся…

Карась презрительно выпятил нижнюю губу.

– И что с того, Весло? Обидятся? На кулаки вызовут? Так я против всех могу выйти!

Весло пожимает плечами.

– Ты неправ, брат! – вмешивается третий охранник. – Тут главное не сила, а дух. Мне приходилось с азиатами встречаться – серьезные пацаны!

– Сейчас проверю, Гора, – усмехается Карась, отрывается от перил и обходит стол, направляясь к узбекам. Те стоят в прежних позах, только выжидающе смотрят на возможного противника.

– Здорово, пацаны! – говорит Карась, приближаясь. От него исходит волна агрессивности и силы. Глаза нагло блестят. – Или у вас положено по-другому здороваться?

– Да нет, – спокойно отвечает один из четверки – высокий, с поломанными ушами борца. – Кто как хочет, так и здоровается…

– Ну, ладно, – Карась достает пачку сигарет, вставляет одну в рот, перекатывает из угла в угол. – Спички есть? А то зажигалка чего-то не фурычит…

Он несколько раз щелкает разовой пластиковой зажигалкой, и та каждый раз отзывается сине-красным огоньком.

– Извини, не курим, – говорит узбек. Лицо его ничего не выражает. И поясняет:

– Спортом занимаемся.

Карась смеется и покровительственно треплет его по плечу.

– Это правильно. Здоровье беречь надо. Вот, держи подарок!

Речпортовский вкладывает зажигалку в твердую, словно деревянную, ладонь узбека.

– Вдруг огонь понадобится, а спичек нет!

Улыбаясь, он пристально рассматривает борца, тот не отводит глаз. Некоторое время они давят друг друга взглядами, как будто сцепились ладонями – кто кого положит. Карась моргнул первым, недовольно дернул уголком рта.

– Спасибо, – вежливо отвечает узбек. У него спокойное лицо, спокойный взгляд, спокойный голос. – Буду плов готовить, тебя вспоминать буду…

Карась разворачивается и тем же путем, обходя по дуге стол, возвращается на свое место. Внимательно наблюдавший за ним Фома и его охранники переводят дух. А Урман с Пулатом, хотя не поворачивали головы, но заметно напряглись, и только когда Карась вновь показался в поле зрения, расслабились. Корнилов одарил своего бойца тяжелым взглядом, и Ярема недобро скривился.

Виновник этого бесшумного переполоха как ни в чем не бывало вернулся на место и подмигнул приятелям.

– Слабаки они, на понтах сидят!

Весло и Гора осуждающе переглянулись.

– Ты, Карась, и был безбашенный, а теперь совсем оборзел! Зачем ты их дразнишь? Они о миллионах базарят, а ты лезешь!

– А чего я лезу? – оскалился Карась. – Я брателле зажигалку подарил. На память.

– Вот Корнилов тебе вложит памяти…

Тем временем за столом разговор возобновился.

– Что приуныли, братва? – задушевно спросил Фома и улыбнулся. – Местный к приезжим закурить подошел, а вы уже застремались? Конечно, с одной стороны, понять вас можно. Вы еще вместе не работали, о первом деле договариваетесь, а в голове всегда дурные мысли бродят – дескать, как бы не кинули! Так?

Высокие договаривающиеся стороны промолчали, но лица их разгладились, на губах появились улыбки. Законник попал в самую точку!

– Только я ведь здесь не просто так сижу! Знаете, сколько я таких «стрелок» провел? Сколько бригад свел и на рабочие рельсы поставил? Первый раз, действительно, братва опасается. А потом все идет как по маслу! Так что давайте, обговаривайте все, а дурные мысли из головы выкиньте!

– Все правильно уважаемый Фома сказал, – кивнул Урман. – И беспокойство есть, и опасения. Они всегда в нашем деле бывают, плохих примеров много…

Действительно, плохих примеров собравшиеся знали предостаточно. И понимали, что если произойдет «кидок», то Фома Московский, при всем своем авторитете и значимости, не загородит их от пуль своим массивным телом. Но произносить это вслух было нельзя, поэтому переговорщики выполнили дипломатический ритуал и заверили друг друга, что участие Фомы делает предстоящую сделку абсолютно безопасной и они полностью доверяют своим новым партнерам, с которыми, после уточнения всех деталей, они проведут и эту сделку и ряд последующих, которые приведут группировки к богатству и процветанию.

– По цене вопросы есть? – спросил Фома, когда ритуал был закончен.

Корнилов посмотрел на Ярему, поиграл задумчиво желваками, кивнул:

– Цена нас устраивает. Мы согласны.

– Ну, значит, ровно идем! Поехали дальше!

– Сегодня суббота, значит, давайте в следующее воскресенье. Двое с нашей стороны, двое с вашей, – сказал Урман. Лицо его было покрыто оспинами, но при слабом освещении это не бросалось в глаза.

– По две машины, по два охранника, место и время сообщите заранее, уважаемый Фома должен его одобрить.

– Годится! – кивнул Корнилов. – А место я вам прямо сейчас скажу: от неработающего моста на юг полтора километра, там памятник – Тачанка. Это рядом – пятнадцать минут езды. А время обговорим позже, когда все будет готово.

– Мы это место потом хорошо осмотрим, – кивнул Урман и пронзительно взглянул на сидящих напротив него партнеров. – Только… Вы извините, уважаемые, но вы у себя дома, вам и стены помогают, а мы в гостях, от каждого куста шарахаемся. Проверьте, пожалуйста, чтобы там все чисто было, от всего сердца прошу! Работа нервная будет, плохие мысли сами в голову лезут… Собака в кустах зашевелится, а ребята подумают – засада… Сами понимаете – так и до беды недалеко!

– Никаких засад быть не может! – строго сказал Фома. – Здесь собрались серьезные люди, которые знают, что почем. «Косяки» исключены! Местные отвечают, чтобы собак у Тачанки не было! И кошек, и алкашей всяких, и бомжей. Вам ясно?

Корнилов кивнул.

– И последнее, по очереди, но не по важности, – сказал «законник». – Напоминаю, что мой гонорар составляет десять процентов от цены сделки. Это триста тысяч, по сто пятьдесят с каждой стороны. Расчет после проведения сделки. Это справедливо? Возражений нет?

Пулат и Урман покачали головами.

– Нет. Все нормально.

Корнилов кивнул.

– Все ясно, уважаемый Фома, это справедливо! А теперь предлагаю продолжить отдых в другом месте. У нас банька заказана и все, что к ней прилагается…

– Нет, дорогой, спасибо! – «законник» покачал головой. – Отдыхать после дела будем, а сейчас надо готовиться, чтобы все прошло гладко. Да и непонятки всякие нам не нужны. Первыми гости уезжают, потом я, потом хозяева. Порядок ясен, или есть вопросы?

Вопросов не было.

* * *

«Хвостов» взяли удачно. На этот раз агентурная информация оказалась точной – ночью группа подобралась к трехэтажке в Нахаловке, осторожно поднялись на второй этаж, собры, похожие на рыцарей в своем тяжелом снаряжении, выбили дверь и ворвались в квартиру, братья не успели даже натянуть штаны. Через несколько секунд, ошалевшие от превентивных «расслабляющих» ударов, они сидели на полу, в цветастых трусах, упакованные в защелкнутые за спиной наручники, и только зло зыркали налившимися кровью волчьими глазами на массивные черные фигуры в масках и бронежилетах, которые переворачивали матрацы да выкидывали содержимое шкафов. Худые, рыжие, с испитыми лягушачьими лицами, они были похожи на отмороженных хулиганов, а не на особо опасных бандитов. С ненавистью рассматривая ловко стреноживших их сотрудников, они молчали, сдерживая свое обычное блатное красноречие: «собры» оскорблений не любят, так что обойдется себе дороже.

– Всем привет! – в квартиру стремительно вошли еще два человека, такого же крупного телосложения, как спецы, только без масок, в обычных гражданских костюмах и шляпах. – Нашли деньги или взрывчатку?

– Нет, – коренастый собровец покачал головой.

– Где деньги, Хвостатые?! – угрожающе спросил Степанов.

– А тебе чего, зарплату не платят? – старший брат усмехнулся. – Пошарь у меня в карманах, там полторы тысячи и мелочь. Как раз хватит на пиво, порадуешься…

– Не, нас другие деньги интересуют. Побольше.

– Откуда? Мы только откинулись, на работу не берут…

– Из инкассаторской машины, работнички хреновы, – ответил Васильев. Напарники засмеялись.

– Нарисовались последними, козлы, и сразу скалятся! – младший Хвост сплюнул прямо на пол. – Небось сами заходить зассали? Вперед этих гоблинов пустили?

– Бац! – изрядно поношенная туфля сорок пятого размера с размаху въехала ему в ребра, так что внутри что-то екнуло. Опера уголовного розыска тоже не любят непочтительного поведения. Особенно те, которые занимаются разработкой организованных преступных группировок.

– Сиди тихо, шелупень! – приказал Терминатор. – Тебе двадцатник корячится, так что учись хорошим манерам. А то на волю никогда не выйдешь!

– Слышь, Васильев, дай я ему врежу за гоблинов, – один из спецназовцев подошел поближе и отвел ногу в тяжелом шнурованном ботинке, будто готовился бить по мячу.

– Не-е-е, нам с ними еще работать, – ответил оперативник. В принципе, собрам он был не указ, но как инициатор захвата имел право голоса, и скорей всего, боец его бы послушался. Но в это время старший Хвостов повалился вперед и вцепился зубами в отведенную для удара ногу.

– Ах ты, мразота! – тяжелый кулак в перчатке с отрезанными пальцами обрушился на рыжий затылок, и Хвост, хрюкнув, уткнулся лицом в пол.

– Бейте, суки, бейте! – младшего прорвало – он брызгал слюной, глаза вылезли из орбит, тело тряслось, как в припадке. – За все спрос будет, по полной ответите! Думаете, е… за маски спрятали – и все в порядке? Хрен вам! Этих-то мудаков мы знаем, а когда начнем их на куски резать, они вас с потрохами сдадут!

– Кого ты резать собрался?! – второй оперативник тоже ударил беснующегося бандита ногой.

– Вложи ему, Степанов, – собровец, прихрамывая, подошел к окну и, задрав штанину, рассматривал укушенное место. – До крови прокусил, как собака! Надо прививку от бешенства делать…

Но опер лютовать не стал.

– Он свое получит, – только и буркнул Бэтмэн, отходя в сторону. – Надо еще деньги искать, да взрывчатку.

Но собровцы только покачали головами, указывая на учиненный ими переворот.

– Нету тут больше ничего, все перевернули. Вон только, на столе, тэтэшник и макар. Колоть их надо, паскуд!

– Поколем, куда они денутся, – кивнул Васильев.

– Яйца ты себе поколешь, если гвозди будешь п…! – сказал пришедший в себя Хвостов-старший и оскалился.

* * *

Через два часа, сдав Хвостовых и задокументировав задержание, опера вышли на улицу. Уже темнело, город переходил к ночной жизни. По Магистральному проспекту катил плотный поток машин, и в подавляющем большинстве это были не «рабочие» модели отечественного автопрома, а мерсы, бэхи, роверы, крузаки… Запрещенные тонированные стекла приспущены, из темных кожаных салонов рвется наружу одуряюще громкая музыка.

– Смотри, кто за рулем – одно соплячье! – сказал Васильев.

– И молодые телки, – согласился Степанов.

– Еду по городу в автомобиле, не насосала, а подарили, – продекламировал Васильев.

– Сам сочинил? – хмуро спросил Степанов.

– Нет, Пушкин Александр Сергеевич.

– Ты с этим аккуратней…

– С чем? – удивился Васильев.

– С насосами. Моя Алена тоже машину хочет, даже курсы закончила, права получила. Мне неприятно, если и про нее так говорить будут!

– Да я и не думал про нее! – растерялся Васильев. – Просто сказал. Поговорка же такая есть.

– Ладно, проехали. Что будем делать?

– Давай грамм по сто, и по домам.

– Идея мне нравится, но с некоторыми коррективами. Не по сто, а по двести.

– Коррективы внесем по ходу действия. Там будет видно.

– Мудрое решение! Куда двинем?

– Лучше неподалеку, пешочком. Тачки потом заберем, – Васильев кивнул на противоположный тротуар, который днем превращался в импровизированную автостоянку для сотрудников. Несмотря на позднее время, там еще стояло десятка полтора машин.

– Может, в «Сад»? – Степанов саркастически улыбнулся и показал рукой.

Наискосок от УВД мягко светилась украшенная цветными гирляндами веранда ресторана «Цветущий сад». Вокруг, загораживая проезжую часть, точно пришедшие на водопой хищники, сгрудились дорогие машины.

– Все шуткуешь? На руководство нарваться? Не, там мы никто и звать никак… А если за деньги, так и повышенных зарплат не хватит! Надо туда, где нас уважают. Пойдем к Вартану!

– Пойдем. Только… Может, давай я Алену приглашу? Для компании. Посидим втроем, все веселее…

Васильев выругался про себя. Но вслух спокойно сказал:

– Лучше в другой раз. У нас же свои разговоры, ей неинтересные. Да и многое у нас не для посторонних ушей.

– Ну, так – значит, так, – согласился Степанов.

Они прошли несколько кварталов вниз, в сторону вокзала, и, привычно осмотревшись, нырнули в дверь под вывеской «Встреча». Спустившись по ступеням, они оказались в подвальном помещении, отделанном по моде давно ушедших времен деревянными панелями. Бар был небольшой, здесь царил приятный полумрак, играла тихая музыка… Что очень важно – не было окон, в которые можно забросить гранату или выстрелить. А что еще важней – имелся второй выход во двор, о котором никто не знал. Народу почти не было. Вечер только наступил, а до ночи еще было далеко.

– Какие люди! – из-за стойки навстречу им радостно выскочил черноволосый, южного вида бармен и принялся горячо пожимать руки. – Здравствуйте! Как поживаете? Что давно не были?

Радость была непритворной: несколько раз оперативники здорово помогли этому человеку. Поэтому здесь они пользовались максимальным уважением и стопроцентной скидкой.

– Здравствуй, Вартан! Что спрашиваешь? Ты же нашу работу знаешь…

– Знаю, знаю, проклятая работа! Я бы вам десять зарплат платил, честное слово!

– Ну, может, станешь когда-нибудь нашим министром… А пока накорми да напои – мы только с задержания…

– Пойдемте, пойдемте в ваш кабинет, – засуетился Вартан. – А кого задерживали?

– Завтра узнаешь! – ответил Степанов. – Как вокзальные? Не наезжают?

– Тьфу-тьфу, – сплюнул бармен. – После того раза, как бабка отходила!

– А вообще как обстановка? – поинтересовался Васильев.

– Сегодня двое приходили, дерганые такие, на карманников похожи. Предлагали золото купить. Я сказал не надо, чтобы по мелочи не светиться. А те залетные с пушкой куда-то пропали. Завтра Скворец из Анапы приезжает, он много новостей наметет…

Они прошли в маленький, но уютный кабинет с запирающейся изнутри дверью и выходом на черную лестницу. За несколько минут Вартан и его официант накрыли стол закусками: мясная нарезка, копченая курица, помидоры, огурцы, маслины, свежий ароматный лаваш, бутылка «Белой березки», томатный сок. Оставшись одни и задвинув щеколду, они жадно набросились на еду. Васильев разлил водку по рюмкам, они чокнулись.

– Ну что, давай за нас.

– Давай.

Они выпили, запили томатным соком.

– Сейчас ни на кого рассчитывать нельзя, – с полным ртом проговорил Васильев. – Свои же и продадут в случае чего.

– Это точно, – кивнул Степанов. – Хорошая бастурма, не пересушенная. Ты Кольку Логинова помнишь из Пролетарского?

– Ну?

– Ехал с дня рождения, с запахом, гаишники остановили, оформили и на ксиву не посмотрели. На следующий день уволили, и начальника розыска следом…

Васильев покрутил головой.

– Совсем офуели! Раньше своих всегда отпускали. А сейчас наоборот – лучше коркой не махать, а на деньгах решать вопрос…

– Только куда же мы так придем?

– А хрен его знает! Ни к чему хорошему… Только там, наверху, больших начальников за грехи подчиненных не снимают, что бы они ни вытворили. Даже выговоров не объявляют…

– Да-а-а, несправедливо… Если закон для всех один, то и спрос со всех одинаковый должен быть…

– А скажи, зарплаты у нас справедливые? Сколько раз в нас стреляли да ножами пыряли, а большие деньги в домах не водятся! Мы их только у бандитов видим: вот у «мертвецов» полный рюкзак…

– Ну, Бобров-то видит. И Лимонов. И примкнувший к ним Феклистов – хотя и молодой, а уже дом строит… Нормально для старлея?

– Так они не с зарплаты видят, а с «колдовства». И Синеватый не бедствует. Говорят, у него вилла в Испании…

– Они же ему и передают. Так все и идет: бабло снизу вверх по цепочке, а сверху вниз – покровительство. Лимонов меньше нас служит, а уже майора получил. И Бобров подполковника досрочно.

– А мы в капитанах перехаживаем!

– Бабло побеждает зло, – криво усмехнулся Степанов. – Может, и нам начать «колдовать»? Я бы тоже хотел в Испанию… Да и машинку недорогую Алене купить…

– Ничего себе! Ты совсем офуел с этой Аленой! Да ты знаешь…

– Не говори так, а то мы поссоримся! – насупился напарник, и Васильев осекся.

Степанов мрачно опрокинул рюмку, не предлагая товарищу. Васильев тоже выпил, но без удовольствия, ибо атмосфера единения душ, необходимая для российской пьянки, дала трещину. Да-а, дело плохо… Пожалуй, эпизод в кемпинге придется забыть, иначе они рассорятся насмерть!

– Я хотел сказать, что нам начинать уже поздно, – соскочил со скользкой темы Васильев. – Раз мы сразу не вписались в Систему, то и доверия нам нет. Да и места хлебные все заняты. «Крыши» уже поставлены, система развала дел налажена, зачем мы нужны? Да и не хочу я бандюков отмазывать!

– Так даже лучше: чуть жареным запахнет, они сразу друг друга сдают, – товарищ оставался мрачным, но явно ссориться не хотел.

– Ответственность тоже снизу вверх идет, по цепочке. И тормозится на каждом звене. Так что первым в СИЗО Феклистов отправится. В худшем случае – и Бобров. А до Синеватого не дойдет. Не говорю уже об остальных начальниках.

– Давай выпьем за нас. За честных ментов…

– Давай! За дураков!

Они выпили, закусили, расслабленно развалились на стульях.

– Нет, я себя дураком не считаю, – после паузы произнес Васильев. – Хотя Татьяна думает по-другому.

– И у меня та же картина. Ольга по сторонам смотрит и примеры приводит: у того машина классная, у того жена в бриллиантах, у того дом шикарный. А зарплата у вас одинаковая! Да и Алена… Кстати, чего ты на нее взъелся?

– И не думал. Просто, когда мы вдвоем сидим, задушевней получается. А дома у меня та же песня. Мы что, уже бутылку допили?

– Да, как-то незаметно. Когда нервы напряжены, она как вода пьется.

– Тогда по домам?

– Давай. Я хотел к ней заехать, но уже и сил нет.

– Вот и правильно. Отдыхать тоже надо!

В дверь постучали условным стуком: тук-тук, тук, тук-тук, тук.

Васильев открыл дверь.

– Чай пить будете? – спросил Вартан. – Или кофе? У меня пахлава хорошая есть, медовик.

– Спасибо, дорогой! – Васильев, сдерживая руку, похлопал его по плечу. – Мы уходим.

Вартан проводил их до выхода, тепло попрощался, пригласил заходить почаще. Оперативники осмотрелись и неспешно двинулись вверх, в обратную сторону.

– Знаешь, о чем я иногда думаю? – спросил Степанов.

– О чем?

– Как мы закончим…

– Службу?

– Нет. Жизнь.

– Глупые мысли.

– Может, и глупые. Только если Вартан нас сдаст, то прямо на ступеньках нас и положат. Один автоматчик здесь, второй во дворе, у черного хода. Минута делов.

– Где угодно могут положить. У дома, у работы, на улице, на рынке. Где угодно. Но думать об этом нельзя, а то можно свихнуться…

– Да я и не думаю. Оно само думается.

Дальше, до машин, они шли молча. Вечерний Тиходонск стоял в пробках. Автомобили еле-еле двигались по Магистральному проспекту, водители раздраженно сигналили. Каждый хотел как можно скорее вырваться из забитого центра и набрать скорость по дороге на Западный или на Северный. Каждый хотел быстрее попасть домой. И опера хотели того же. Но они не знали, как их встретят дома.