Текст книги "Принцип карате"

Со стороны казалось, что он советует новичку, как лучше приложить свои силы. Габаев говорил убедительно, крикун старался, даже на цыпочки привстал, рука отскочила от кирпича, как резиновая, и он, сморщившись, сунул отбитую ладонь под мышку.

– Не вышло? – удивился Габаев. – Давай по-другому попробуем, кулаком, может, получится?

Он зажал кирпич в огромной лапе, юнец с отчаянием вмазал кулак в преграду, кожа на пальцах лопнула, из глаз брызнули слезы.

– Ай-ай-ай! Ну никак, – посочувствовал Габаев, театрально поднял над головой целый кирпич, потом подставил его Колпакову и через секунду продемонстрировал зрителям оставшуюся половинку.

– Как видите, без специальной подготовки не обойтись, – импровизировал Колодин. – Надеюсь, среди вас нет больше желающих соревноваться с тренированными бойцами?

Желающих не нашлось.

– Тогда попрошу нашего гостя вернуться на свое место.

«Гость» находился в трансе, некрасиво облизывая кровоточащие костяшки пальцев. Габаев предложил ему напиться и полстакана незаметно выплеснул на брюки, ниже живота. Предупредительно провожая присмиревшего весельчака к лестнице, Григорий по-прежнему тихо сказал:

– Так кто из нас слабак? Ты вон от страха в штаны намочил!

Весельчак машинально пощупал, привлекая этим жестом внимание к мокрому пятну. Зал взревел. Юнец бросился по ступенькам, споткнулся, с трудом удержался на ногах и, поникший, побрел по проходу. Очевидно, выражение лица подействовало на зрителей, смех опал, как пена в выставленной на солнце пивной кружке. Но, когда он поравнялся с двенадцатым рядом, в пять глоток надрывно загоготали сотоварищи. Не выдержав такого предательства, он побежал, с ходу распахнул дверь и вылетел из театра.

– Попрошу всех успокоиться, – обратился к публике Колодин. – Сейчас вам будет показан учебно-тренировочный бой.

Четверка участников надела доспехи. Сначала провели спарринг Зимин с Окладовым, потом Колпаков сражался против двоих.

Колодин комментировал каскады ударов, блоков, уклонов и прыжков.

– В боевом карате нет никаких ограничений и запретов, допустимы любые приемы, помогающие добиться победы. В спортивном – запрещены атаки в голову и пах, кроме того, удары не наносятся, а только обозначаются: ударная поверхность фиксируется в нескольких сантиметрах от тела…

Бац! Голова Окладова дернулась, на скуле вспыхнуло красное пятно.

– …В бою случается всякое, поэтому предплечья и голени бойцов защищены специальными щитками, а бьющая поверхность рук и ног покрыта мягкими прокладками.

Не рассчитывая, что это объяснение окажется убедительным, Колодин скомандовал прекратить бой.

– Сильно достал? – спросил Колпаков, когда они опустились на пятки в углу сцены.

– Прилично. До сих пор в ушах звенит.

– А сейчас, уважаемые зрители, – Колодин освоился у микрофона, в голосе появились артистические нотки, – вам покажут ката. Это базовая техника, грамматика карате, представляющая собой последовательность определенных приемов, выполняемых всегда одинаково и в одном направлении. Всего известно около 60 ката. В старое время на изучение одного затрачивали три года. Гишин Фунакоши упростил древние ката и создал легкую в изучении серию. Тот, кто владеет ею, может противостоять противникам в любой ситуации. Ката продемонстрирует Григорий Габаев.

Колпаков мог выступить не хуже, но для Гришки это был вопрос престижа – как же, оказаться в центре внимания, – и Геннадий не стал спорить. Сейчас он смотрел, как Габаев ведет смертельный бой с несколькими противниками. Отразил атаку ногой, отвел удар в лицо, оглянулся через левое плечо назад, а развернулся направо, введя в заблуждение нападавшего сзади, поставил блок и с громким криком контратаковал, сделал три скользящих шага…

Работал он с предельной концентрацией, убедительно, воображаемые противники казались реальными, но некоторые движения выходили не совсем четко. Хотя, может быть, Геннадий был настроен слишком критически.

Сразив последнего врага, Габаев замер в исходной позе. По лицу катились крупные капли пота. Зал аплодировал.

– Спортивно-показательный вечер окончен, – объявил Колодин. – Желающие изучать карате могут записаться в секции, которыми будут руководить выступавшие сегодня Григорий Габаев, Геннадий Колпаков, Александр Зимин и Николай Окладов. Расписание тренировок и условия приема можно узнать в городском Доме физкультуры.

Публика стала расходиться. С опасной целеустремленностью раздвигал толпу бородатый хирург. Несколько десятков человек сгрудились у эстрады, шумно обмениваясь впечатлениями и задавая вопросы сидящим в президиуме.

– Как же у них кости не ломаются?

– А это больно – в кирпичи колотить?

– С шестнадцати лет принимают?

– За сколько можно всему научиться?

– Разрешите пройти… Все можете узнать завтра в ДФК… Позвольте…

Колпаков с трудом пробирался к нетерпеливо ожидающей его Лене.

– Как впечатления?

– Блестяще!

– Сейчас у нас небольшая пресс-конференция. – Колпаков заглянул девушке в глаза. – Если подождешь немного, я тебя провожу…

– Нет уж, я пойду. – Лена поправила ему завернувшийся ворот кимоно. – Девчонки ждут, да и вообще…

– Что вообще?

– Не люблю ждать.

Она смягчила отказ улыбкой.

– Не сердись. Позвони завтра.

Колпаков без разбега запрыгнул на сцену. Зал почти опустел, любопытные расходились, Лена ушла не оглядываясь. Почему-то ему стало грустно, защемило сердце – недопустимая слабость для человека, владеющего своими эмоциями, но сейчас он даже не отметил этого факта, что являлось еще одним упущением в жесткой системе самоконтроля.

– Хорошая девочка! – Гришка подошел незаметно и смотрел туда же, куда и он. – Мордочка, фигурка, ножки… Я бы не отказался…

– Заткнись!

Колпаков бешено обернулся, но сдержал руку и ужаснулся, увидев своим опережающим на миг реальность вторым зрением, как ороговевшие основания первой и второй фаланг легко, будто двухслойную фанеру, проваливают Гришкину височную кость.

– Что с тобой? Нервы? Надо больше медитировать.

Колпаков оцепенело выдохнул воздух, задержанный для ненанесенного удара. Ему стало страшно. Снова шевельнулась мысль, с которой он разделался утром у пожарного щита. Он управляет собой с помощью Системы или Система управляет им?

Лена скрылась в проеме выхода. Самостоятельно включившееся йоговское дыхание помогло снять напряжение и отогнать сомнения. Голос прозвучал буднично и спокойно.

– Зачем ты облил штаны этому пестрому полудурку? Он и так получил свое, к чему же глумиться?

– Да ты, братец, гуманист! – издевательски процедил Габаев. – Знаю, видел, как покалечил парня для забавы. Перед куколкой своей хотел показаться? А гуманность? Пьяный, неподготовленный, отними нож – и дело с концом…

– Ты бы это вчера посоветовал, да и помог заодно, чем за чужими спинами прятаться!

– Чего мне вмешиваться? Я без девушки, выставляться не перед кем… А этого мозгляка, что орал под руку, надо было вообще в бараний рог согнуть! – Гришка озабоченно ощупал кисть. – Пусть благодарит судьбу, что попался в неподходящем месте. Я бы его растоптал, по земле размазал!

В сознании Колпакова возникла ассоциативная цепочка, и он вдруг понял, почему бородатый травматолог вызывал у него неприязнь – он напоминал Гришку! Не столько внешне, хотя Габаев тоже коренаст и могуч, сколько явно выраженным комплексом сверхполноценности и глубокой убежденности в своем праве ломать, гнуть, размазывать, сворачивать в бараний рог любого, менее сильного человека, попавшегося на жизненном пути.

– Что вы здесь обсуждаете? – Зимин уже переоделся в джинсы и клетчатую рубаху, щегольски повязал легкий шейный платок. – Через пять минут начало!

– Ничего, можно и в спортивном на вопросы отвечать. – Окладов остался в кимоно, скула у него подернулась синевой. – Генка, газетчики тебя разыскивают. Что ты такого сотворил вчера в парке?

– Кстати, пока не забыл…

Колпаков стал напротив Окладова.

– Давай ножом снизу!

Николай обозначил удар, Колпаков показал защиту.

– Так вот, боевое исполнение этого приема приводит не к открытому перелому предплечья, а к разрыву сумки локтевого сустава и трещине лучевой кости. Впрочем, возможно, результат зависит от степени поворота запястья и места подхвата коленом…

– Спасибо, просветил, – усмехнулся Габаев. – Какая разница – в лоб или по лбу? Это только тебе интересно. Запиши в свою тетрадочку, непременно запиши…

Болван! Что с него взять? И еще посмеивается…

– Уже записал, Гриша. У меня много всякого записано. Настанет время – почитать попросишь.

Геннадий Колпаков составлял уникальное пособие по рукопашному бою и искренне верил, что через несколько лет оно нарасхват пойдет с книжных прилавков.

– Вам что, нужно особое приглашение?

Колодин был явно чем-то раздражен, впрочем, в следующую минуту стало ясно, чем именно.

– Что это за представление устроил? – резко обратился он к Габаеву. – Еще бы вытолкнул его на спарринг и разделал в котлету!

– Надо бы… – лениво ответил Гришка.

– Надо бы тебя не подпускать к карате! Основное правило: силу и умение нельзя применять для забавы, тем более к слабому! Забыл? А еще хотел стать зампредом федерации!

«Ай да Гришка! – подумал Колпаков. – Оказывается, тайно плетет интриги, чтобы занять административный пост! Не ожидал…»

– Мне сейчас Стукалов такую головомойку устроил за твои художества, что можешь распрощаться со своими надеждами!

На лице Гришки отразилась растерянность, он даже не обратил внимания на удивление товарищей, впервые услышавших о его тайной инициативе.

– Не сдержался, Сергей Павлович, – просительно стал оправдываться он. – Эта мерзость кричит под руку, помешала мне, чуть кисть не выбил, от боли глаза на лоб полезли, вот и решил проучить. Да и не я его на сцену вытаскивал – возмущенные зрители…

– Пустые разговоры. – Колодин махнул рукой. – Мнение о себе ты сформировал скверное. Чего теперь объяснять… – И, предупреждая возражение, обрубил: – Ладно! Быстро наверх, нас ждут!

Пресс-конференция, или, точнее, как значилось в программе, час вопросов и ответов, проходила в холле второго этажа. Глубокие мягкие кресла составили в круг, с одной стороны сидели журналисты и представители спортивной общественности, с другой – четверка бойцов и Колодин. Стукалов с Серебренниковым расположились чуть в стороне, у полированного журнального столика.

Корреспонденты начали с традиционных вопросов: не испытывают ли спортсмены боли при разбивании голыми руками твердых предметов, часто ли случаются травмы.

Отвечал первым Колпаков, он говорил оптимистично и для убедительности демонстрировал собственные руки, зная, что на расстоянии следы давних переломов незаметны.

Корреспондент молодежной газеты поинтересовался, сколько времени требуется, чтобы овладеть карате.

– На Востоке считалось, что не хватит всей жизни, но за пятнадцать-двадцать лет обучающийся приобретет необходимые знания и навыки.

– Что же, вы собираетесь готовить спортсменов двадцать лет? – недовольно спросил Стукалов. – Может, еще предложите специальные монастыри построить?

Добрушин и Литинский рассмеялись, улыбнулись корреспонденты, настороженно повернулся к Колпакову Колодин.

– В наших условиях для подготовки перворазрядника понадобится три-четыре года, как и для любого вида спортивного единоборства.

– А насколько вообще подходит для наших условий этот спорт? – продолжал Стукалов. – И можно ли назвать его спортом? Скорее какие-то цирковые номера, эффекты для публики… Чему они учат?

– Разбивание предметов – шивари – только один из разделов карате, да и то не главный…

Вопрос председателя городского спорткомитета выходил за рамки частного, и, в принципе, отвечать следовало Колодину, но тот молчал.

– А демонстрация такого рода показывает возможности человеческого организма, побуждает зрителей к физическому совершенствованию…

Колпаков поймал восторженный взгляд Окладова, согласно кивающего каждому слову. Николай, пожалуй, был самым большим энтузиастом карате, свято верил в его полезность и даже готовил письмо в Министерство просвещения с обоснованием необходимости обязательного введения его в программу физподготовки школьников.

– Видели, к чему побуждает. – Стукалов, не скрывая раздражения, дернул подбородком в сторону Габаева. – Какую-то корриду устроили! Случайность? Или наоборот – закономерность? Каково зрелище – такова и публика?

Колпаков не стал возражать и повернулся к Колодину, давая понять, что наступила его очередь.

– Как мнение присутствующих? – спросил Стукалов. – Может, я слишком субъективен?

– Наверное, так, Игорь Петрович, – улыбнулся верткий черноглазый Таиров. – Интересный вид, необычный, перспективный…

– Особенно перспективна вседозволенность, – вмешался Литинский. – Хочешь – бей в спину, хочешь – ногой в живот. На соревнованиях попробуй соблюди бесконтактность! Раз – и в больницу!

– Положим, у вас такое тоже случается. Разве нокаут – не тяжелое сотрясение мозга? Кстати, запланированное заранее…

Литинский оставил реплику Колодина без внимания, вместо него в разговор вступил Серебренников.

– Я служил в морской пехоте, и то, что сейчас увидел, не спорт, а рукопашный бой. Нужно ли обучать ему молодых парней?

Колодин встал.

– Игорь Петрович, мне кажется, обсуждение показательного вечера приняло странное направление…

Он обращался к Стукалову, но обводил взглядом всех собравшихся.

– Карате – официально признанный новый вид спорта, создана Всесоюзная федерация, у нас в городе образован соответствующий орган. Целесообразно ли ставить под сомнение эти факты? Да и что мы, собственно, обсуждаем?

– Гм… Действительно, Сергей Павлович прав, от фактов не уйдешь. Но опасения спортивной общественности следует учесть. Чтобы… – Стукалов очертил рукой остроконечное облачко. – Чтобы не потерять контроль над джинном, которого мы выпускаем из бутылки.

Беседа закончилась мирно, и через полчаса четверка бойцов шла по широким аллеям Зеленого парка.

– …Я-то при чем? Стерпеть должен был? Да попадись они мне – по стенкам размажу! Это Стукалов развел слюнтяйство! – возбужденно гудел Габаев, но его не поддерживали.

– А я вас поджидаю!

Во вскочившем со скамейки человеке Колпаков узнал бородатого травматолога.

– Догнал-таки их, подлецов. – Он как будто продолжал давний, понятный всем разговор. – Людей, жалко, много было, но перья все же пощипал, поучил, одному, кажется, ухо оторвал…

– Молодец! – громко захохотал Гришка, хлопая бородатого по плечу.

Тот стойко выдержал тяжелый удар. Довольно улыбнулся.

– Я сам хирург, вот товарищ меня знает. – Он, как на старого друга, указал на Колпакова, и тому стало неприятно. – Кулаков моя фамилия, Вова…

Габаев пожал руку новому знакомому.

«Если отпустит бороду, будут как братья», – подумал Колпаков.

– Возьмете к себе в секцию? Я штангой занимался, боксом…

Кулаков влюбленно смотрел на Гришку, чувствовалось, что симпатия у них взаимная.

– Конечно, возьму! – Габаев снова оглушительно хлопнул по каменному плечу. – Завтра к двум приходи в ДФК.

Кулаков почтительно склонил голову и исчез.

– Вот парень – орел! Побольше бы таких!

– Все без ушей останутся. Его на пушечный выстрел к секции нельзя подпускать.

– По-моему, ребята, Колпаков становится слюнтяем. Во всяком случае, право ломать конечности ближнему он признает только за собой…

– Хватит ссориться, – сказал Зимин, останавливаясь у узкой незаасфальтированной аллеи. – Сегодня день, о котором мы мечтали столько лет. Пойдем проведаем «штат Техас».

Колпаков не хотел, он бы обошел это место за километр, но три фигуры скользнули в темноту между кустами, и он двинулся следом. В темноте идти следовало осторожно, чтобы не споткнуться о корень или не напороться на острый сучок, органы чувств перестраивали работу, приспосабливаясь к новым условиям, и на миг появилось ощущение, что они перенеслись в прошлое…

Тогда они группировались вокруг Петьки Котова, нахватавшегося основ в Индии, где семь лет работали его родители. Самому Петьке это вскоре надоело, да и остальным тоже, а у Геннадия, Окладова и Зимина интерес сохранился, они продолжали занятия по самоучителям, потом осторожный японец – аспирант мединститута взял их к себе, начал с азов, преподал методику занятий, познакомил с сутью Системы.

Он работал по второму дану, располагал настоящей литературой, фотоальбомом – дело пошло всерьез. Когда он, окончив институт, уехал, тренером стал Колпаков. К тому времени он достаточно овладел техникой, поверил в Систему и подчинил ей распорядок своей жизни: занятия продолжались на качественно ином уровне. Саша и Николай признавали его авторитет, да и Гришка Габаев, которого взяли для комплекта в спаррингах, – тоже. Он оказался способным учеником, к тому же дьявольски сильным, выносливым и фанатичным. Именно Гришке принадлежала идея проверять себя в реальных боях.

– Пришли.

Зимин опустился на скамейку в густой, плохо освещенной аллее. Даже сейчас этот участок парка был неустроенным и пустынным, а тогда…

Окладов сел рядом, обняв Сашу за плечи, Гришка, хищно оскалившись, нырнул в темноту. Колпаков подошел к квадратному фонтанчику, заполненному вязкой черной водой. В душе шевелилось неприятное, забытое – то, что несколько лет служило причиной ночных кошмаров.

Здесь постоянно стояла огромная лужа, вокруг валялись битые бутылки, банки, между кустами из фанерных ящиков и всякого тряпья сооружены подобия спальных мест. Попадались убитые кошки. Даже днем здесь было жутковато.

А ночью в заброшенную рощу стекался всякий сброд, привлекаемый возможностью открыто пить из горлышка вино или водку, жрать зажаренную над костром колбасу и обуглившийся хлеб, резаться в карты, громко ругаться и орать похабные песни, одним словом – балдеть и кейфовать, по своему разумению, от души.

Дурное место. Нормальные люди обходили его за версту. И если все же проходил, срезая дорогу, припозднившийся прохожий, забредала по незнанию или неосмотрительности влюбленная парочка, им оставалось полагаться на судьбу и везение. Всякое тут случалось – грабили, избивали.

Всякое бывало. «Штат Техас».

И четверка «шерифов», бросившая вызов грубой и жестокой силе…

– Никого нет, – с сожалением сказал вынырнувший из кустов Габаев. – А я хотел тряхнуть стариной…

Идиот! Колпакова передернуло.

Он вспомнил взаправдашние жестокие драки, серьезность которых тогда не осознавалась. Хулиганы часто хватались за ножи или палки, «шерифы» тоже вооружались подручными предметами…

Колпакову стало страшно от того, что происходило, и еще страшней от того, что могло произойти.

Повзрослевшие «шерифы» сидели рядом в бывшем «штате Техас», вспоминая опасности, которые они вместе преодолевали и которые должны были помочь им слиться в благородное братство, вечное и нерушимое.

Братства не получилось. Гришка отличался от остальных еще тогда: более жестокий и нетерпимый, он предлагал использовать нунчаки[5]5
  Нунчаки – две скрепленные короткой цепью палки – орудие карате.


[Закрыть], не задумываясь, к чему это приведет, и если бы его не одергивали… Правда, тогда он был управляемым, знал свое место, слушался более опытных товарищей. До тех пор, пока не наработал технику и не почувствовал, что может тягаться даже с Колпаковым.

– Отучили-таки шпану сюда ходить!

– Брось, Гришка!

– А чего, по-твоему, совсем никакой пользы не принесли?

– Совсем – не совсем… Тому командированному здорово помогли, молодоженов выручили…

Окладов машинально потрогал шрам на затылке.

– …Вот и все полезные дела.

– А на остальное, как посмотреть.

– То есть?

– Обоюдная драка. Одни ввязались по въевшейся в кровь привычке, другие подставились умышленно, чтобы отработать на живом материале блоки, удары, броски… Кто из них хуже?

– Ну, ты даешь! Головой ударился?

Окладов не обратил на реплику Габаева ни малейшего внимания, он говорил не для него – Гришка не в состоянии был понимать такие тонкости, он говорил для остальных, да и для себя тоже.

– Они пьяные, грязные, злые, они не работают, воруют, все понятно; мы – полная противоположность: поставь рядом – наглядное воплощение добра и зла… Но когда мы деремся, чем мы отличаемся от них? Для них драка – элемент образа жизни, способ самоутверждения, поддержания авторитета. Для нас – тренировка на бесполезных обществу людишках, мы позволяем себе в отношении их то, чего никогда не допустили бы в привычном окружении! Это осквернение чистого и благородного искусства карате.

– «Сегун Йомицу на ночных улицах Эдо пробовал на живых людях остроту своего меча», – будто по книге прочитал Гришка, и в голосе его была печальная торжественность. – «Другие самураи переняли обычай окроплять новый меч горячей человеческой кровью, и утром в придорожных канавах находили трупы зарубленных бродяг, попрошаек, разбойников».

– Вот-вот! Воображаешь себя сверхчеловеком, не задумываясь, откуда у тебя право оценивать других…

– Эта мразь лезла на рожон, а мы им обламывали рога, отбивая охоту нападать на прохожих. Что же здесь плохого?

– …И ты всегда был инициатором драк, если не нападали – откровенно провоцировал, так что иногда трудно определить – кто хулиганы, а кто – жертвы.

– А иногда напротив – очень легко, – вмешался Зимин, и все поняли, что он имеет в виду. У Колпакова вновь ворохнулся в душе комплекс вины. Все, кроме Гришки.

– Когда же это? – с вызовом спросил он, не без основания заподозрив выпад в свой адрес.

– С футболистами.

– А-а-а, – протянул Габаев. – Мальчики с мячиком, бьют – как фугасиком… У меня аж в голове зазвенело… Чего я их – целовать должен?

Наступила пауза. Стало душно. Тревожно шелестела под резкими порывами ветра листва, запахло грозой.

Колпаков готов был поспорить, что думают все об одном.

– А помните, как я того бритого уделал?

Но только у Гришки могло хватить ума сказать об этом вслух, да еще с оттенком бахвальства.

Гришка даже через свою толстую кожу почувствовал молчаливое осуждение.

– Я вас не тянул, сами влезли. Генка семерку здорово уработал…

Идиот! Колпакова передернуло…

– Пошли по домам, сейчас начнется…

Окладов и Зимин поднялись вслед за ним.

– Чего заспешили? Дождика испугались?

Да, нюансов он никогда не ухватывал, поэтому и не понял, из-за чего они прекратили рейды в «штат Техас».

Спотыкаясь о выступающие корни, четверка бойцов выбралась из глухой части парка. Забросив за спину спортивные сумки, они размашисто шагали рядом, занимая почти всю ширину аллеи.

– А ведь нас всего четверо! – воскликнул Гришка. – Четверо на весь город! Это что-то да значит!

Действительно, их было четверо. Геннадий Колпаков – преподаватель вуза, перспективный молодой ученый, выросший без отца и потому привязанный к бывшему детдомовцу Николаю Окладову, с ранних лет зарабатывающему на жизнь и беззаветно преданному Системе. В противоположность им Александр Зимин в детстве и юности не знал трудностей. Родители – известные спортсмены, затем – популярные тренеры, дом – полная чаша, Саша – единственный любимый сын, старательно ограждаемый от житейских забот. К чести Зимина, он избежал опасности превратиться в избалованного недоросля. Хорошо учился в школе, с отличием окончил психологический факультет, в аспирантуре разрабатывал нестандартную тему, успешно защитился. Сейчас он руководил сектором в научно-исследовательской лаборатории психологии спорта института физкультуры.

Того самого, в котором уже добрых десять лет учился Григорий Габаев. Оставление на повторное изучение курса, академические отпуска, отчисления с последующими восстановлениями – классический послужной список «вечного студента». Бесшабашный и ветреный, Габаев подрабатывал то в ресторанном оркестре, благо в молодые годы мать из-под палки выучила его музыке, то нанимался сторожем в садоводческое товарищество, в черные дни разгружал вагоны, а когда приходилось совсем плохо, прибивался под крылышко разочаровавшихся родителей, но удерживался недолго – до очередного скандала.

Они были разными людьми и могли никогда не встретиться, если бы не Система, единственное объединяющее их звено, даже непостоянный Габаев служил ей верно и истово. Когда-то давно они думали, что общее увлечение превратит их компанию в вечный и несокрушимый монолит…

Ветер усилился, на горизонте ярко сверкнуло, в воздухе отчетливо чувствовался запах озона.

Братства не получилось. Что-то помешало, и соединяющие их узы не упрочились до нерасторжимости. Скорее наоборот – появилось нечто разъединяющее компанию, вызывающее холодок отчуждения, порождающее какое-то скрытое неудовлетворение при внешней видимости полного благополучия…

Колпаков наедине с собой пытался разобраться – в чем тут дело, несколько раз ему казалось, что вот-вот удастся нащупать это нечто, но мысль ускользала, так и не оформившись в догадку.

И сейчас он вдруг ощутил: «штат Техас» разъединяет их, как любое сделанное совместно предосудительное дело. И подумал, что каждый в настоящую минуту понял это. Кроме, пожалуй, Гришки.

Они снова прошли мимо Зеленого театра. У рекламной тумбы с хорошо знакомой афишей припозднившиеся пацаны, гортанно выкрикивая, пинали ногами воздух.

Ветер мел по асфальту мятые пригласительные билеты и другой мусор. Упали первые тяжелые капли, Колпаков поднял голову и ускорил шаг.

На город наползала большая черная туча.