Текст книги "За тридцать тирских шекелей"

– Гм, я вообще-то не против… Но я устал, да и на кафедре полно людей – только закончились пары…

– Ничего тут рядом очень уютное кафе, там замечательный кофе и прекрасные пирожные. Свежие-свежие! Не пожалеете! К тому же, я приглашаю!

Трофимов даже улыбнулся такому наивному напору. Свежие пирожные и бесплатное угощение – надо же!

– Раз так, я согласен!

– Я могу взять вас под руку? – спросила Лена, одновременно делая то, о чем спросила.

Трофимов шарахнулся в сторону и вырвался.

– Нет, нет, это уж слишком! Ведь я преподаватель, и вот мои студенты! Что они подумают?

Стрекоза и Винни-Пух действительно удивленно переглянулись.

– Вот и загарпунили твоего муравья! – достаточно громко сказала Винни-Пух.

«Почему я муравей?» – подумал Трофимов, проходя мимо под цепкими взглядами студенток.

– Нахальство – второе счастье! – прокомментировала Стрекоза. Лена, несомненно, тоже ее услышала и неизвестно, о чем подумала, но отреагировала ответным выпадом.

– Ой, я ужасно замерзла! – она снова вцепилась в локоть спутника и прижалась к нему.

Действительно, солнце спряталось за тучу, подул ветерок, и стало довольно зябко. Поэтому второй раз он отстраняться не стал. Тем более что ему было приятно исходящее от спутницы тепло и тонкий аромат духов. Лишь бы жена не увидела!

В кафе-кондитерской было малолюдно, уютно и пахло ванилью. Они сели за столик у окна, взяли безе с черникой и кофе. Иван предложил выпить коньяку, Лена охотно согласилась. Она действительно продрогла и согревала ладони о чашку.

– А вы ведь, историк, верно? Почему же тогда преподаёте на философском?

– Это уже интервью? – улыбнулся Трофимов. – У меня диссертация на стыке специальностей. Движение перстня – это история, а его оценка – философия…

– Так легче маневрировать?

– Между чем и чем?

– Между запретной правдой и дозволенной ложью.

– С чего вы взяли?

– Это чувствовалось. Да и студентов привлекает то, о чем вы не писали в своих трудах, но о чем по крупицам проговариваетесь в лекциях. Недаром у вас такой аншлаг. Особенно на этой теме. Я не слышала, чтобы филологи и инязовцы ходили к другим преподавателям. Или к вам на другие темы…

Она подняла грушеобразный бокал с плескающейся на дне янтарной жидкостью.

– За науку и вас, как ее яркого представителя!

Они чокнулись, выпили.

– Похоже, коньяк неразбавленный, – сказала Лена.

– И пирожные действительно свежие, – в тон ей высказался Трофимов.

– А ваш коллега Киндяев? Ему нравился перстень? – небрежно спросила Лена, допивая свой кофе.

От неожиданности Иван Родионович вздрогнул.

– Откуда вы знаете про Киндяева?!

– Я же не просто пишу, что в голову придет! – девушка с сожалением отодвинула пустой бокал. – Я провожу расследование. И знаю, что Киндяеву перстень не нравился, что в львиной голове он угадывал Князя Тьмы. Разве не так?

Вместо ответа Трофимов подозвал официантку и заказал еще кофе и коньяк.

– И перстень действительно сильно обжег ему руку! – продолжила Лена. – А через некоторое время вырвавшийся из клетки цирковой лев разорвал его прямо во время представления. Об этом написали газеты. А я только соединяла разрозненные факты. Рассказы родственников, знакомых, сослуживцев… И у меня накопилась целая папка!

– Чего же вы хотите от меня? – напряженно спросил Трофимов. Это могла быть действительно пронырливая журналистка, а могла быть представительница «третьей силы», которая не раз вмешивалась в его жизнь. Правда, это были позитивные вмешательства. Но все могло измениться в любой момент…

– Чего вы испугались?

– Ничего.

– Я чувствую исходящую от вас волну страха. Но не меня же вы боитесь?

«Чуткая штучка!»

– Нет конечно. Чего мне вас бояться?

– Действительно!

Если бы это была посланница, то она попыталась бы усыпить его бдительность. Но она не предпринимает таких попыток…

– Лена, чем я могу вам помочь? Ведь похоже, что вы осведомлены больше, чем я!

– Вряд ли! – перебила девушка. – Сейчас меня мало интересует лев с перстня и сам перстень. Но вы недавно признались, что это действительно перстень Иуды…

– Но совсем другого Иуды! Простого жителя Иудеи! Я подчеркнул это!

– Простой житель Иудеи не мог иметь непростой перстень! Перстень Иуды, сохранившийся в веках – может быть только перстнем того самого Иуды! Значит, Иуда существовал? Значит, существовал и Христос?

Трофимов почувствовал себя более неуютно, чем при беседе с Иваном Ивановичем. Наверное, потому, что девушка была лучше осведомлена о предмете разговора и загнала его в тупик.

– Лена, стоп! – картинно поднял он руки. – Я ученый и могу говорить только о научных материях. Высказывать свои предположения по вопросам мирового значения я не имею права. Только факты. Через неделю я лечу в Израиль, на конференцию, где как раз будут обсуждаться такие факты. Вот по возвращении я смогу рассказать вам о результатах этих обсуждений.

Несколько секунд журналистка рассматривала его в упор, потом кивнула.

– Что ж, хорошо. И на этом спасибо!

Этой ночью ему приснилась новая знакомая. Босая, в полупрозрачном белом платье с глубоким декольте и красивой золотой ладанкой на шее, она что-то говорила и улыбалась. Слов Иван не слышал, но ему было приятно просто смотреть на неё.

Глава 2
Конференция на Святой Земле

Раньше, готовясь к международным форумам, Трофимов испытывал волнение и трепет в преддверии встреч с известными учёными из разных стран, перед которыми он должен выступать, как равный среди равных. Оценят ли мировые светила его доклады? Признают ли? Оказалось, что и оценили, и признали, такие встречи стали обыденностью, он сам приобрел известность в научном мире, и теперь волнение было вытеснено прагматичными мыслями: как лучше подать материал, чтобы запомниться и укрепиться в неписаном, но хорошо всем известном рейтинге специалистов своего дела…

В самолете он поел жареную курицу, выпил стакан красного вина и даже немного подремал. Почему-то снова приснилась новая знакомая. Симпатичная журналистка опять что-то говорила, а он снова не мог разобрать смысла, но был уверен, что слова ее очень правильные и умные – других из такого красивого рта исходить просто не могло. И вдруг будто включили звук. «Дзынь-дзынь!» – сказала Лена, Иван удивился и проснулся. Светилась надпись: «Пристегните ремни», по трансляции объявляли, что самолёт приближается к аэропорту Бен Гурион. Он прильнул к иллюминатору – в этих краях бывать еще не приходилось. Какая же она – Святая Земля?

Но вид сверху на серый, словно покрытый слоем цементной пыли, Тель-Авив поверг Трофимова в уныние. Одинаковые квадратные и прямоугольные здания, отсутствие зелени, стандартная квадратно-гнездовая застройка – все это производило впечатление спешно возведенных временных жилищ для спешащих на историческую родину мигрантов. Никакой особой мистической атмосферы тут быть не могло, и разгадки таинств, уходящих корнями на тысячи лет назад, этот блочный город не обещал.

Разочарованный Трофимов откинулся на спинку сиденья. Сидящий рядом средних лет мужчина в белом летнем костюме беспокойно вертелся в кресле, нервно ощупывал карманы, вынимал и перекладывал из одного места в другое какие-то документы.

– Готовься, земляк, сейчас шмонать будут! – сказал он, поймав недоумевающий взгляд соседа. – Они, бляха муха, в каждом госте террориста видят!

– А разве мы похожи на террористов? – удивился доцент.

– Видно, вы первый раз сюда? – вмешалась в разговор хорошо одетая молодая блондинка, сидящая у прохода. Она была симпатичной, но длинный острый нос придавал ей вид сплетницы из коммунальной квартиры, каких обычно рисуют в карикатурах. – Могут раздеть догола и выпытывать, зачем приехала! В прошлый раз знаете, где они у меня террористов искали? Да, да, во все отверстия заглянули!

«Что за ерунда?» – подумал Иван.

Очевидно, сомнения отразились на лице. Белый костюм доверительно похлопал его по руке.

– Короче, не сболтни лишнего! Если признаешься, что кто-то передал через тебя письмо там, посылку, любую хурду-мурду своим знакомым или родственникам, – пиши пропало! Просидишь сутки в камере, да обратно полетишь… Это еще в лучшем случае!

– Да ничего мне не передавали, – Иван убрал руку. – И вообще, я с официальным визитом!

– Это не поможет, – костюм отодвинулся.

– Еще скорей за шпиона примут! – блондинка тоже отвернулась.

Казалось, что между официальным Трофимовым и его неофициальными соседями возникла незримая преграда. И он почувствовал, что, несмотря на внешний скептицизм, они завидуют его неведомому служебному статусу.

Люк открыли, и в фюзеляж ворвался жаркий воздух. За бортом ярко светило ослепительное белое солнце – не меньше тридцати градусов в тени. Святая Земля встречала прибывших неласково. У трапа гостей ждали полицейские с собакой и военные с автоматами. Точнее, не гостей, а подозреваемых. Через темные очки они внимательно осматривали каждого, ступающего на израильскую землю, и приветливости на суровых лицах было, мягко говоря, немного. Даже маленький рыжий той-терьер, вполне мирного домашнего вида, на службе выглядел угрожающе, словно являлся, как минимум, немецкой овчаркой. Остроносую блондинку он вдруг облаял, и ее увели в минивэн с глухими шторками на окнах. Остальных посадили в большой автобус с тонированными стеклами. Здесь работал кондиционер, и было прохладно. Чудеса, да и только!

– Видал! – толкнул Ивана локтем в бок белый костюм, кивая на минивэн за окном. – А ты говоришь!

На пограничном и таможенном контроле Трофимов задержался минут на двадцать. И хотя он предъявил приглашение на конференцию, написанное на иврите и английском, да вдобавок заверенное красной печатью с зубчиками по окружности, оно никакой роли не сыграло. Строгая женщина в униформе и с пистолетом дотошно расспросила: зачем он прибыл в Израиль, есть ли у него здесь родственники или знакомые, что он везет с собой и не просили ли его посторонние люди что-то кому-то передать… Наконец, он получил штамп в паспорт и пересек границу.

В зале прилета его ожидал молодой человек в легких брюках, шведке и сандалиях на босу ногу. В руках встречающий держал табличку: «Троффимов».

– Соломон Гонтмахер, – представился он на хорошем русском языке. – Я из группы приема и размещения гостей. Сегодня все соберутся здесь, а завтра переедем в Иерусалим. Пойдемте к машине. Какие у вас первые впечатления от Израиля?

– Тревожные… Еще с трапа не успели сойти, а уже автоматы, собаки, задержания… На границе полчаса потерял, все расспросы, да расспросы… Приглашение университетское предъявил – ноль внимания!

Гонтмахер покачал головой.

– Вы ошибаетесь! Без этого документа вы бы там могли и на час застрять, и на два…

За разговором они вышли на парковку, сели в видавший виды серый ситроен с помятым левым крылом, Соломон вырулил на автотрассу и ловко вписался в плотный автомобильный поток.

– Не забывайте, что страна находится в состоянии скрытой войны, – продолжил разговор Соломон. – Часты теракты, нападения, похищения людей. Отсюда и повышенная бдительность, отсюда «острые» методы работы спецслужб… При контакте с полицией старайтесь не допускать никаких действий, которые могу спровоцировать открытие огня. Тут это быстро…

– Ничего себе! – поежился Трофимов.

– Нормально! – улыбнулся Соломон. – Вы не похожи на арабского террориста, да и ваше поведение вряд ли привлечет внимание полиции. К тому же мы будем стараться сопровождать вас везде…

– Ну, тогда другое дело! – то ли благодарно, то ли саркастически сказал Трофимов.

Он с любопытством смотрел по сторонам. Машины, в основном, были старые, много побитых и проржавевших. Безыскусная планировка города, одинаковые скучные дома эконом класса, – все производило впечатление мрачной, безысходной бедности… Не таким он представлял Землю Обетованную! Сердце согрел яркий плакат: «Советский цирк в Израиле!», на котором лев прыгал через обруч, а человек в длинном черном плаще и цилиндре взмахивал какой-то палочкой. Он воспринял это как привет с Родины, которую недавно покинул, но по которой уже начал скучать.

Оказалось, что Трофимов прибыл одним из первых, Гонтмахер заселил его в скромную трехзвездную гостиницу и поехал встречать следующего гостя. Британский профессор Гарри Оливер Крайтон и немецкий Манфред Бреннер, с которыми он обычно общался на конференциях, должны были прилететь ночными рейсами. Оставалось коротать время одному.

Отдохнув после перелета, Трофимов вышел в вечерний Тель Авив. И оказалось, что от его серости и необустроенности не осталось и следа. Город светился тысячами огней: рекламы, вывесок с названиями магазинов, сувенирных лавок и бесчисленного множества кафе, распространявших по округе вкусные запахи и приятную музыку. Людей было много. Казалось, все жители и гости столицы только и ждали наступления ночи, чтобы выбраться погулять, поесть и повеселиться. Трофимов органично влился в вечернюю жизнь: зашёл в кафешку под открытым небом, заказал яблочный сок, кебаб, сабих – подобие бутерброда из лаваша, фаршированного жареными баклажанами, яйцом вкрутую, петрушкой и каким-то очень вкусным соусом. После ужина настроение кардинально изменилось, город больше не казался мрачным и неприветливым. Даже то, что у контролировавшего персонал хозяина заведения под распахнувшейся курткой он увидел пистолет, не произвело пугающего впечатления.

Вечер был приятным – без духоты, с легким прохладным ветерком. Он неспешно вернулся в гостиницу и заснул сном младенца.

* * *

На следующий день он проснулся поздно и чуть не опоздал на завтрак. Быстро съев омлет, несколько бутербродов с ветчиной и выпив кофе, он одним из последних вошел в комфортабельный автобус с табличкой на лобовом стекле «Conference. Jerusalem.» В конце салона уже сидели его научные приятели: профессор из Кембриджа Гарри Оливер Крайтон и Манфред Бреннер из Дюссельдорфа. Их фамилии красовались на десятках монографий и были хорошо известны в мире исторической теологии. Сейчас они просто оживленно переговаривались, не обращая внимания на окружающих.

– Привет, друзья! Как долетели? – непринужденно спросил Трофимов, благо английским он владел вполне прилично.

– О, Иван! А мы гадаем – приехали вы или нет? – Крайтон, широко улыбаясь, привстал навстречу. Пожилой Манфред Бреннер тоже изобразил улыбку, хотя по утомленному лицу, окруженному седой норвежской бородой, было видно, что он не выспался: даже всегда ухоженная борода была растрепана. Они обменялись несколькими фразами вежливости, и Трофимов сел на свободный ряд за ними, заняв место у окна: в дороге он любил наблюдать за пейзажами и жизнью незнакомой страны.

Устроившись и вытянув ноги, он увидел, как Гонтмахер, торопясь, чуть не вприпрыжку, ведет от гостиницы невысокого худощавого мужчину в сером костюме, такой же шляпе и с раздутым коричневым портфелем в руке. Как только они поднялись в салон, двери с легким шипением закрылись, и автобус, наконец, мягко тронулся. Соломон занял кресло гида рядом с водителем, а его спутник прошел по проходу и остановился возле Трофимова.

– Не возражаете, если я сяду рядом? – снимая шляпу, спросил он по-русски, но с акцентом и ударением на последние слоги.

Иван Родионович вздохнул. Он любил располагаться вольготно, а напротив ряд был свободен, да и заднее сиденье тоже. Но отказывать без повода неловко.

– Присаживайтесь, – сказал он, скрывая недовольство за деланной улыбкой и незаметно разглядывая незнакомца. Кудрявый брюнет лет сорока, зеленые глаза, усики-стрелочки и бородка клинышком. Похож на мушкетера из известного фильма.

– Мерси! – попутчик положил на верхнюю полку портфель и шляпу, плюхнулся радом, развернулся, обнажая в улыбке крепкие белые зубы. Все, до коренных.

– Лукас Бланше, из Сорбонны, – улыбка была столь же широкой, сколь и неприятной. И вообще, Трофимову он не понравился.

– Иван Трофимов.

– Конечно, я вас узнал!

– Каким образом? Разве я киноартист?

– В «Науке и истории» было ваше фото! А вообще я читал все ваши публикации!

– Вот как?! – удивился Иван. – Не знал, что я так популярен во Франции!

– Да, да, мне очень интересовали ваши труды! – он то и дело переходил с английского на русский, которым владел средне. – Этот перстень… Вы держал его в руках! Ни один из исследователей древних артефактов не может этим похвастать! Наверняка он передал вам хоть крупицу своей энергетики. Я вам искренне завидую!

Трофимов ради приличия улыбнулся в ответ, но ничего не ответил. Разговаривать с французом не было желания, хотя первоначальная неприязнь исчезла. Он немного опустил назад спинку кресла и прикрыл глаза. Спутник оказался понятливым и больше не пытался завязать разговор.

Через полтора часа они доехали до Иерусалима, и вскоре автобус остановился в университетском кампусе, расположенном на одном из городских холмов, довольно далеко от центра. Это был целый городок: четырехэтажные общежития из белого камня образовывали периметр, посередине располагались учебные корпуса, библиотека, зеленые лужайки с аккуратно подстриженной травой, цветочные клумбы. Трудно было представить, что это рукотворный оазис, раскинувшийся в пустыне… Городок был огорожен проволочным забором, на въезде дежурила вооруженная охрана, вокруг его периодически объезжали открытые вездеходы с парой автоматчиков.

Гонтмахер разместил гостей в двухместных номерах скромного, но чистого и удобного общежития. Соседом Трофимова оказался Лукас Бланше – он сам проявил инициативу, и Иван возражать не стал.

Потом состоялся скромный обед – обычный для научных конференций, но с элементами местной специфики: хумус, жареные яйца в томатном соусе, овощи, кус-кус, цимес с бараниной…

– Кушайте смело, все кошерное! – объявил Гонтмахер, придерживаясь обязательного протокола приема пищи, хотя вряд ли среди европейцев были те, кто соблюдает кашрут.

После обеда гостей провели в главный корпус, где находился большой зал со столом президиума на возвышении, трибуной, экраном для презентаций, лежащими на столах наушниками, небольшими бутылочками с водой и стеклянными кабинами синхронного перевода. Здесь уже ожидали местные ученые и молодые люди – то ли студенты старших курсов, то ли аспиранты.

Все заняли свои места в соответствии с фамилиями на расставленных табличках. Гарри Крайтон, Манфред Бреннер, Иван Трофимов, один американский профессор и один индиец оказались за столом президиума, – это свидетельствовало о высокой степени признания их заслуг в науке. Лукас Бланше сидел в зале, хотя и в первом ряду, но их разделяла невидимая пропасть, поэтому француз заметно приуныл.

Проректор университета взял вступительное слово, учтиво представил членов президиума, поблагодарил всех, кто, несмотря на занятость, счел нужным приехать на этот славный форум, и объявил доклад профессора Крайтона. В общем, все двигалось по обычным рельсам научных конференций. Англичанин изучал неканонизированные Евангелия, он проанализировал Евангелие от Иуды, уложившись в тридцатиминутный регламент, и быстро ответил на вопросы, которых было не очень много. Вторым выступил профессор Бреннер, доложив результаты изучения «Копья судьбы», привел добытые им важные свидетельства и открытые научные факты, но в регламент не уложился, а в соответствии с традициями мэтра не перебивали и давали высказаться до конца. Потом немец долго отвечал на вопросы, Трофимов почти не слушал: он изнывал от нетерпения, хотелось, чтобы конференция поскорее закончилась и можно было пройтись по Иерусалиму, прикоснуться к святым местам, ощутить особую атмосферу, связанную с перстнем, который он так долго и целенаправленно изучал.

Наконец, подошла его очередь. Трофимов решил говорить на родном языке: все-таки научный доклад и обычный разговор – это совершенно разные вещи! Он привычно изложил то, что совсем недавно рассказывал своим студентам. При этом несколько раз встречался взглядом с Лукасом Бланше: тот внимательно слушал, иногда кивал и даже что-то записывал. А когда доклад закончился, сразу же поднял руку.

– Мистер Трофимов! – обратился он тоже на русском. – Вы единственный из тех, кто непосредственно работал с изучаемым артефактом. Чувствовали ли вы нечто особенное, когда держали его в руках? Не исходила ли от него некая опасность?

– У увлечённых исследователей любой артефакт вызывает трепетные чувства. Иногда я так засматривался на него, что не замечал, как пробежал день… Изредка чувствовал некоторое тепло, – честно ответил Иван Родионович. – А опасность… Мой напарник предупреждал, чтобы я не надевал его на палец… Ну, я этого и не делал!

– А с чем связано такое предостережение?! – немедленно вцепился в ответ француз. Ученые обычно не задают вопросы так точно и цепко – это прерогатива сыщиков. Иван уже пожалел о своей откровенности. Но надо было выкручиваться.

– Просто, когда-то одна старейшая сотрудница Эрмитажа примерила это кольцо, а снять не смогла, так и ходила несколько дней… Пришлось всем понервничать – ведь это дорогой предмет, включенный в опись экспонатов… Он должен находиться в музее, а не в частном владении. Даже временном!

– И как же удалось вернуть его на место? – с жадным любопытством расспрашивал Бланше.

– Подержала руку в холодной воде, намазала мылом – так и сняла!

Это была спасительная ложь. Перстень буквально вцепился в палец, его не удавалось даже распилить – ножовка не оставляла следов на неизвестном металле. Только когда Мария Спиридоновна, интуитивно догадавшись, пошла в церковь, он сам соскочил с руки… Но ученый из СССР, атеист и член партии, не мог рассказать противоречащую идеологическим стандартам правду! Тем более что старушка перед этим действительно держала руку в ледяной воде и мазала палец мылом. Так что он не очень сильно погрешил против истины…

Но француз не отставал.

– Вы установили, что этот перстень принадлежал Иуде, ведь так?

«Да что ты привязался, как репей!» – раздосадованно подумал Трофимов, но сохранил спокойный тон и даже снисходительно улыбнулся.

– Это наиболее часто задаваемый вопрос, который мне совсем недавно задавали юные студенты. Перстень так называют потому, что внутри есть имя Иуды, но реальность и Библия – разные вещи, поэтому я не могу ничего утверждать определённо… Как вы знаете, в первом веке нашей эры в Иудее это было распространенное имя.

Ответ был более обтекаемый, чем те, которые он давал дома. Потому что мировая наука считала принадлежность перстня установленной достаточно точно, и опровергать это значило разрушать фундамент собственных научных достижений. Но и открыто соглашаться он не мог: вряд ли Иван Иванович одобрит такое идеологическое предательство! А в том, что он узнает о происходящем в этом зале, Трофимов был уверен. Правда, не знал – каким образом, но не сомневался, что это произойдет. Он думал, что теперь Бланше вцепится в него мертвой хваткой, как бульдог, но, к его удивлению, француз, наконец, удовлетворил свое любопытство.

– Спасибо, мистер Трофимов! Я надеюсь, у нас ещё будет времени поговорить!

«Иди ты к чёрту, надоел!» – подумал в сердцах Иван Родионович, кивая с доброжелательной улыбкой. И тут же пожалел о своей несдержанности: кто на Святой Земле поминает нечистого, тот сам может с ним встретиться!

– Конечно, буду рад обсудить с вами все вопросы! – исправился он, и тут же атеистическое воспитание взяло верх, и предыдущая мысль показалась просто глупой.

Еще один вопрос задал черный американец Френсис Купер:

– Как представитель страны господствующего атеизма представляет себе современный ад? – спросил он, многозначительно улыбаясь. – Верит ли он в то, что изображено на тысячах картин: кипящие котлы с грешниками и рогатые хозяева, мучающие тех, кто в них не поместился?

– Атеисты не верят в ад, уважаемый коллега, – тонко улыбнулся в ответ Иван Родионович. – Но, абстрагируясь от реальности и просто анализируя произведения известных художников, должен заметить, что архаика средних веков, нашедшая отражение в знаменитых полотнах, отражает представления того времени. Сейчас мне была бы ближе космогоническая картина нынешнего знания: бесконечное пространство Вселенной, гравитационные поля, белые карлики, черные дыры, галактики, между которых, «в кротовых норах», может таиться все, что угодно. Но я уверен в том, что это «что угодно» должно быть основано на научном знании!

Он замолчал, а зал разразился аплодисментами.

* * *

После основных докладов объявили перерыв до завтра. Улыбающийся Соломон Гонтмахер подошел к столу президиума.

– На сегодня у нас запланирована обзорная экскурсия по городу и посещение старого города, где вы увидите замечательные памятники Святой Земли! – торжественно сообщил он. – А в полночь в Храме Гроба Господня состоится Божественная литургия…

– Спасибо, Соломон! – произнес профессор Бреннер. – Мы с мистером Крайтоном бывали здесь много раз. – Если не возражаете, мы отправимся по своему маршруту? Кстати, можем взять с собой и мистера Трофимова!

– Я с удовольствием присоединюсь, – кивнул Иван.

– Разумеется, вы вольны в своём выборе! – развел руками Соломон. – Желаю хорошо провести время. Если устанете, в семь у Дамасских ворот старого города будет ждать автобус, он привезет вас сюда. Если припозднитесь, лучше взять такси. Хотя после литургии автобус будет на том же месте.

На выходе из зала к ним подбежал Бланше.

– Возьмите меня с собой! Не люблю ходить в толпе!

– Пожалуйста, коллега, – кивнул Крайтон. Бреннер молча улыбнулся. Трофимову привязчивый француз не нравился, но он тоже изобразил приветливую улыбку.

В старом городе было, как всегда, многолюдно. Разномастно одетые туристы, паломники в строгих одеждах, на удивление много молодых парней и девушек в военной форме цвета хаки. Хотя, судя по свободному поведению и любопытному вниманию к окружающей обстановке, солдаты находились в увольнении, все они, включая девушек, были при оружии: тяжелые автоматические винтовки, некоторые с подствольными гранатометами, висели на плечах, иногда почти касаясь стволами земли. Особенно удивило Трофимова, что к оружию на специальных зажимах были пристегнуты магазины с патронами. Но его спутники не обращали на это никакого внимания, и он не стал выражать свое удивление вслух.

Ученые неспешно шли по узкой улице, вымощенной светло-коричневым камнем, стоптанным подошвами сотен тысяч ног. С двух сторон бесконечными рядами тянулись лавки и магазинчики, торгующие сувенирной продукцией, религиозной атрибутикой, национальной одеждой и всякой всячиной, на которую так падки туристы.

Крайтон уверенно рассекал толпу, одновременно выполняя функции гида:

– Здесь расположились церкви всех основных христианских конфессий: свои храмы есть и у католиков, и у православных, и у протестантов, и у коптов, и у сирийцев, – говорил он, оборачиваясь на ходу. – Главную святыню христианского мира, Храм Гроба Господня, делят между собой православные, армяне, копты, эфиопы и католики. У каждой из этих конфессий есть свой алтарь и свои часы для молитвы.

– И все прекрасно уживаются между собой, – добавил Бреннер. – Это прекрасный пример торжества толерантности!

– Не соглашусь с вами, коллеги! – с непонятной улыбкой вмешался Бланше. – Нет в мире города, который был бы причиной стольких войн, как Иерусалим!

Англичанин и немец переглянулись.

– Гм… Пожалуй, тоже правда!

Наконец, они добрались до Храма Гроба Господня. В это время шло сразу несколько богослужений разных конфессий, и кроме греческого пения учёные услышали доносившееся из соседнего коптского храма звуки барабанов и бубнов.

– Фантастишь! – произнёс француз по-русски. – Я находиться здесь первый раз… И мне нравиться…

Спутники Трофимова поставили свечи и помолились, он тоже поставил свечу, но, поскольку молитв не знал, просто сосредоточенно помолчал. Они прикоснулись к Камню Помазания, постояли на Голгофе, хотя она находилась в храме и мало напоминала гору.

«Наверное, тысячелетия сравняли ее с землей», – подумал Трофимов. На него посещенные места произвели сильное впечатление и вызвали чувства, которые явно не должны были найти место в душе атеиста. Но сейчас он вдруг ощутил, что это действительно святые места и то, что подвергала критике атеистическая пропаганда, имело место в действительности! И это открытие потрясло его до глубины души!

На обратном пути они зашли в сувенирный магазинчик. Немец, англичанин и француз купили иконки, в которые были встроены крохотные пробирочки с маслом и ладаном. Трофимов не осмелился сделать такую покупку. Его внимание привлекла монета: на одной стороне изображён профиль властного мужчины с мощной шеей, волевым, выдвинутым вперед подбородком, большим плоским носом боксера и в лавровом венке. На противоположной стороне орел, но не воинственный – с угрожающе раскинутыми крыльями и мечом или копьем в когтях, а вполне мирного вида – крылья сложены, мощные лапы наступают на какой-то колосок.

– Это Тирский шекель, – заметив его интерес, пояснил на чистом русском языке продавец – немолодой мужчина с залысинами и черными усиками. Наверняка, пару лет назад он жил где-то в Одессе. – Видите, там написано «Тир». Это такой древний город…

Вот оно что! Про Тирский шекель Иван слышал, но никогда не видел. И сейчас остро захотел купить его копию. В отличие от икон, приобретать сувенирные монеты коммунистическая идеология не запрещает!

– А на обороте кто? – поинтересовался Трофимов, крутя серебристый кружочек в руках.

– Это мэр Тира! – уверенно, со знанием дела сообщил бывший одессит.

– Какой мэр? Тогда и мэров-то не было!

– Какая разница! Главный в городе всегда был. Вот он и есть.

– Сколько стоит?

– Четыре тысячи долларов.

– Сколько?!

– Четыре тысячи долларов, – невозмутимо повторил бывший соотечественник.

Трофимов ошеломленно потряс головой. И дело не только в том, что на эту поездку ему было выделено ровно 87 долларов. Дело в том, что выставленные на прилавках товары были рассчитаны на массового туриста и стоили соответственно. Ни у одного из заходящих сюда покупателей заведомо не могло быть в кармане такой суммы. Да и вообще не могло быть – ни на кредитной карточке, ни в чековой книжке, ни в дорожных чеках. Ведь завсегдатаи мировых аукционов антиквариата сюда вряд ли заглядывали…

– Да вы что?! За что столько?!

– Так это же древняя вещь! – удивился продавец. – Ей почти две тысячи лет! Это одна из тех монет, которыми заплатили Иуде за предательство!

– Какие две тысячи лет?! Это современная работа! Сувенир!

– Нет, нет! Это подлинник! – горячо возражал черноусый. – На подделках нет названия города. А здесь видите – вот оно!

Трофимов всмотрелся. «TYP»

– Написано с ошибками! Смесь английского и русского! Да и новодел сразу виден: идеальная окружность, окантовка, мелкие буквы, тонкая проработка рисунка… В начале эры таких штампов не было, ее просто не могли отчеканить в то время!