Текст книги "Антикиллер-5. За своего…"

Глава 3
Свой

Жизнь похожа на собачью упряжку – если ты не вожак, то всю дорогу картина не меняется: впереди чья-то задница…

Лис

– Филипп Михайлович, на трассе в районе Степной три трупа. Похоже на разбойное. Там уже работают из района, вроде бы прокурорские только что выехали. Можем подогнать к вам машину через пять – семь минут…

Голос дежурного в трубке немного заторможен, будто читает по бумажке. Лис потер глаза, зевнул. Темно. Тихо. За окном проступает красноватая полоска рассвета. Она кажется нарисованной на небосводе.

– Степная? Какой километр?

Он сел, медленно спустил ноги на прохладный пол, потянулся.

– Тридцатый километр, Филипп Михайлович. Не городская подследственность, краевая. Но дело такое… Гнилое. В смысле – резонансное…

– Что там?

– Семья: мужчина, женщина и пацан лет семи. Туда все начальство съезжается…

Лис посмотрел на Ребенка. Судя по изменившемуся дыханию, она проснулась. Но глаза не открывала.

– Ясно. Глазурин едет?

– Ему как раз сейчас звонят.

– Хорошо. Высылайте машину. Сейчас выхожу.

Он собрался было нажать отбой, но что-то ему не понравилось – в голосе, в интонации или в том, что дежурный сразу не бросил трубку, как это обычно делают все дежурные.

– В чем дело? – сказал Лис. – В чем гниль?

– Ничего, Филипп Михайлович, – после небольшой паузы ответили на том конце провода. – Машина выезжает к вам.

Он встал, умылся холодной водой, оделся. Прежде чем уйти, заглянул в спальню. Ребенок лежала, отвернувшись к стене, из-под одеяла выглядывала аккуратная розовая ступня. Лис взял с прикроватного столика мобильник.

– Я потом сразу на работу, – сказал он. – Если хочешь, позавтракаем в городе.

Не поворачиваясь, она ответила сонным голосом:

– А? Ага-а…

* * *

Пустая трасса, утренние сумерки. Лис успел вздремнуть в машине, а когда в очередной раз открыл глаза, увидел мигающие «люстры» полицейских машин и городского прокурора Басманного с дымящимся стаканчиком в руке. Другую руку прокурор держал горстью перед собой и смотрел на нее с надеждой и отвращением.

– Вот такая ерунда, Филипп, – сказал он и, запрокинув голову, высыпал таблетки в рот. Пожевал, попыхтел, отхлебнул из стаканчика.

Лис вышел из машины. Кусок обсаженного тополями проселка огорожен желтыми лентами. Два микроавтобуса, полицейская «лада» из райотдела, патрульная машина, две черные «ауди» – Басманного и еще чья-то. Машины бросили прямо на поле, среди смятых зеленых колосков. Человек пятнадцать задумчиво топтались по этим колоскам, стояли, отставив ногу, кашляли, бросали под ноги окурки и негромко переговаривались. Волин, Лунц, знакомые все лица… Замнач УФСБ по оперативной работе Вознюков (чего это «Контора»-то всполошилась?)… А вот кто-то из заместителей мэра (Лис забыл фамилию) в расстегнутой до пупа «гавайке», глаза мутные, волосы обсыпаны фосфоресцирующими блестками – очень странно смотрится. Похоже, его сняли прямо из ночного клуба. В одном из микроавтобусов горел свет, там сидел, понурившись, небритый мужчина. Рядом с ним важняк Баринов из краевого СУСКа[3]3
  СУСК – следственное управление следственного комитета.


[Закрыть] что-то записывал в блокнот.

– Полная ерунда, Филипп, – вздохнул рядом Басманный. – Вот так и не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Вроде, на гражданке полегче, и безопасней… А оно вон как обернулось. А вот если бы остался у вас, может, ничего и не было бы…

– Кто остался? – спросил Лис.

– Ну кто, кто… – прокурор посмотрел на него. – Ясно кто. Гусаров этот ваш…

– При чем тут Гусаров?

Басманный поморщился, отошел в сторону и крикнул кому-то с раздражением:

– Да выключите вы там фары, наконец! Слепит же, работать невозможно!

Лис вдруг понял, почему мялся дежурный. Не поверил. Нет, не может быть. Хотел окликнуть Басманного, но тот уже был далеко. В горле сдавило. Он ведь вспоминал о нем совсем недавно, когда с Вальком разговаривали. А тот его видел – на море с семьей ехал… Вот и вернулись… Да нет, ерунда! Гусар двадцать лет в уголовном розыске отпахал – и стреляли в него, и с ножами кидались… Невозможно, чтобы вот так просто, в мирной жизни…

Нет. Возможно. Еще как.

Внутри огороженного участка на обочине стоял знакомый рыжий «жигуль». Лис помнил, как они ездили на нем на шашлыки в Казачий хутор, помнил, что задняя правая дверца плохо закрывалась, надо было хлопнуть раз десять. Сейчас все дверцы нараспашку, лобовое выбито, капот усыпан осколками. Рядом с передним колесом лежит труп мужчины, вместо лица – кровавая каша, руки раскинуты в стороны. Кровь успела впитаться в землю, темное пятно похоже на огромного осьминога с щупальцами. Одно из щупалец выползало с противоположной стороны машины, из-под глушителя, и терялось в траве. Рядом сидел на корточках криминалист Карпенко и целился фотоаппаратом в белый оголенный живот трупа. Вспыхнул блиц. Эксперт поднялся, покосился на Лиса.

– В упор стреляли, меньше метра, – буркнул он.

– Дробовик?

– Да. Гильза пластиковая, двенадцатый калибр, под охотничий гладкоствол…

«Жигуль» изнутри залит кровью, на заднем сиденье полулежала женщина с открытыми глазами. Выше лба практически ничего не было, но Лис узнал ее.

– Где пацан?

Карпенко махнул рукой в сторону обочины.

– Ножом добивали…

– Б…дь, – не выдержал Лис.

Ноги сами понесли туда, где за деревьями возились серые фигуры, а по траве шарили пятна света от карманных фонарей.

– Не надо, Михайлыч, там работают сейчас. Да и… Лучше не надо. Точно тебе говорю…

Он вроде бы помнил его пацана, Витьку, но как-то смутно. Сколько – семь лет? Черт. Семь! Это ж… Что-то перемкнуло одновременно в голове и в горле, будто он махнул залпом стакан неразбавленного спирта. Даже в воздухе чем-то таким повеяло, спиртным… Но это всего лишь был судмедэксперт Рачков. У него лицо старого пропойцы и интеллигентная профессорская бородка. И еще печальные глаза сенбернара.

– Ну что, Виктор Самуилович? Может, все-таки не он? – выдохнул Лис, понимая, что говорит глупости. – Может, другой какой-то мужик? Там же лица как бы и нет, а?

Рачков поморщился, махнул рукой.

– Вскрытие покажет, Фил… Чего ты от меня хочешь?

Шаркая ногами, он пошел к машинам.

– А «жигуля» так и не успел поменять, – проворчал над ухом Карпенко, как будто именно в этом было все дело. – Я думал, он там бабки вовсю зашибает в этой своей охране, давно уже пересел на что-то более приличное… Чего ему сдался этот «жигуль», Михайлыч?

– Не знаю, – сказал Лис. – Значит, не зашибал бабки…

Еще одна серая фигура приблизилась к ним, раскачивая в руке горящий фонарь. Это капитан Глушаков, он сегодня в следственно-оперативной группе.

– Ну и утречко выдалось, товарищ подполковник! Надо же, такое зверство! Просто в голове не укладывается…

Он посмотрел на Лиса, замолчал.

– Докладывай, Глушаков, – сказал Лис.

– Ну… Мы тут, значит, осмотрели предварительно… – Глушаков прокашлялся. – В общем, разбойное, к бабке не ходи. Деньги, телефоны – все забрали. Даже мелочь выгребли, похоже. Их местный обнаружил, вон там сейчас сидит.

Он кивнул в сторону освещенного микроавтобуса.

– Говорит, вроде какие-то выстрелы слышал под вечер, но здесь частенько перепелов бьют на поле, ну, вроде как не придал значения. А ночью, под утро уже, наткнулся на машину…

– Что он здесь делал ночью?

– Типа сторожа, говорит. Фермеры нанимают, чтобы поля не потравили…

– А кто травит?

Глушаков пожал плечами.

– Не знаю. Цыгане, может…

Помолчав, он добавил:

– По беспределу все сделано, Филипп Михайлович. Сто пудов наркоманы обколотые какие-нибудь. Вон, даже мальца не пожалели… «Золотую Милю» надо трясти, где у них главный притон… Цыгу там, Василису и всех прочих.

Лис очень хорошо представлял себе, как он заталкивает этому наркоману (или наркоманам) ствол двенадцатого калибра в задницу и нажимает спуск.

– Хватит, – сказал он сам себе и выдохнул.

– Что? – не понял Глушаков.

Лис взял у него фонарь и выключил. Уже рассвело. На востоке, в стороне Степной, поднялся оранжевый солнечный диск, обещая жаркий день. С трассы, сверкая хромом и отполированными черными боками, свернул служебный «мерседес» Глазурина. За ним на почтительном расстоянии пылил фургончик городской службы теленовостей.

– Ну, все, сейчас начнутся пляски с бубном. – Лис повернулся к Карпенко: – Следы все успели снять? Сейчас затопчут…

* * *

Насчет Гусара уже в курсе. Напротив дежурки в уголке поставили столик, там его фотография в траурной рамке и букетик тюльпанов. Только осталось уже мало тех, кто с ним плотно работал. Молодые заходят, смотрят – еще один пенсионер ушел из жизни… Дело житейское. Правда, тут злодейское убийство, это кое-что меняет, но полицейские притерпелись к злодействам.

– Да я на минуту буквально отъеду, Филипп Михайлович! – Глушаков едва поспевал за Лисом.

– Нет. Получишь задание, отработаешь, доложишь – тогда отъезжай!

В коридоре Комаров с Гнединым, обсуждают что-то. Увидели, к стеночке прижались, смотрят.

– Здравия желаем, товарищ подполковник… А почему это дело на нас повесили? Это же за городом, пусть краевики раскрывают…

– Создана бригада, в нее вошли наши сотрудники. Связи-то все замыкаются на город, – холодно объясняет Лис. Но его не понимают.

– А что, у нас своих дел мало…

– Это не обычное дело, – цедит Лис. – Это же свой! Нашего коллегу убили, со всей семьей! Не понятно, что ли?!

– Ну да, ну да…

А что им Гусар? Кто он им? Никто. Гусар был опер, а эти два охламона – куклы фанерные. Когда Гусар еще работал здесь, он их просто не замечал. Не потому, что молодые-зеленые. Они другие. Разный уровень, разные вселенные. Все разное. А вот с Глушаковым они как-то даже сцепились всерьез. По «колдунам» когда работали… Или нет? Или по Валету?

Глушаков идет следом.

– Да мне на рынок только заскочить, Филипп Михайлович! Должок получить нужно!

Лис скрипит зубами. Глушаков крышует кое-что на рынке. И даже не считает нужным делать из этого тайну. Мир перевернулся.

– Ты же начальник отделения по раскрытию убийств! Убили сотрудника! Оперативка сейчас! Какой, на фиг, рынок?!

– Что, и в туалет зайти нельзя?

Прикалывается он, что ли? Лис оглянулся на Глушакова, тот действительно как-то жмется, с ноги на ногу переминается, махнул рукой.

– Иди в свой туалет, Глушаков. Через минуту чтоб все были у меня.

Зашел к себе. Хлопнул дверью. Походил по кабинету, сел за стол. Распирало. Натурально распирало, аж руки дрожали. Глушаков ему сто лет не нужен, на рожу его кислую смотреть… Но надо раскручивать маховик розыска. Гусара убили. Опера бывшего убили, товарища, всю семью его под корень… Надо ухватить след, пока не остыл, отработать все его новые связи, прошерстить этот «Стройсервис», а главное – старые концы поискать: может, освободился кто-то из бывших «крестников», да решил свести счеты… Поднять архивные дела, напрячь участковых, потрясти агентуру, со следаком переговорить. Много дел, очень много! Гладкостволы двенадцатого калибра проверить, владельцев оружия отфильтровать. Если сразу раскрутить колесо, тогда и результаты начнут появляться – по крупицам, по зернышкам… Ну, да курочка по зернышку клюет, а яичко вот какое получается. Беда в том, что никто не хочет бежать и искать по «горячим следам», – у всех свои дела, свои заботы, надо дать под жопу доброму десятку людей, чтобы раскрутить машину розыска…

Тоска смертная. Такого раньше не было. Ничего не хочется. Нет, хочется… Домой хочется! Запах родной квартиры, сонный голос из спальни: «Фил? Ты уже?», что-нибудь ответить по-шутейному, типа «а я еще не уходил»… А потом – запереться, отключить все телефоны. Сесть в кресло. Усадить на колени Ребенка. Выпить кофе. Рассказать про Гусара.

«Понимаешь, я как чувствовал. Только вот подумал: один остался во всем управлении, никого больше нет, в ком уверен, на кого можно положиться. Гусар и Волошин последние ушли, а больше никого! И тут как раз – ёшкин кот, Гусара убивают! За что мне такое, скажи?» Или – нет. Можно ничего не рассказывать. Можно даже без кофе. Просто оказаться в своем углу со своим человеком. Хоть ненадолго…

Он вроде бы и сейчас среди своих. Вроде бы… Только «свои» эти совсем не такие, как раньше!

– Вот, Филипп Михайлович, ровно минута, как обещал…

Вернулся из туалета, вытянулся, стоит. И другие подтягиваются – Комаров, Гнедин, Кленов, Ежов… На лицах озабоченность. И озабочены они не раскрытием убийства отставного майора Гусарова. Просто свои дела срываются и летят под откос!

– Получите задания, лучше запишите, чтобы не было расхождений!

Лис сгреб в сторону бумаги, поставил локти, уселся поудобнее. Распирало по-прежнему. Он взял листок, на котором набросал план работы.

– Комаров! К обеду сними все записи с дорожных камер в районе тридцатого километра. Перелопать их на предмет подозрительных машин в районе между пятью и восемью вечера. Эти гады на машине были, сто процентов. Ориентируйся на гусаровский «жигуль» и на поворот к тем посадкам. Да, и потом, после всего, они наверняка с превышением скорости шли, с неслабым превышением. Это тоже учитывай.

– Есть!

– Кленов! Узнай расписание рейсовых автобусов и маршруток, которые ходят в этом направлении. Всех, кто проезжал в нужном нам отрезке времени в районе Степной, – найди и опроси. Разузнай, чьи поля в посадках. Фермеры или как они там называются. С ними поговори. Пройди по окрестным поселкам, узнай про местных охотников. Говорили, там перепелов бьют и все такое, – может, кто-то был рядом, что-то видел. Про алкашей и наркош местных тоже узнай. У них в посадках могут быть свои места, делянки с коноплей, шалаши какие-нибудь. По-умному расспроси, подключай ребят из райотдела.

– Филипп Михайлович, простите… А куда же мне убийство Полозова девать? Разбой на Садовой? Налет на дом ювелира?

– А у тебя какое дело на раскрытие идет?

– Да пока…

– Вот и паши! – он сорвался, рявкнул в голос, так что стекла задребезжали. Но тут же взял себя в руки. Криком делу не поможешь.

– Ежов! Свяжись со СМИ. Дай объявление, мол, ищем свидетелей, просим отозваться.

– Я думаю, это уже лишнее, Филипп Михайлович, – пробурчал Ежов. – В утренних новостях был сюжет…

– Это не важно. Есть портал, где общаются тиходонские автомобилисты, не помню, как называется. «Гайцы» должны знать, уточни. Прошерсти там все. У многих есть видеорегистраторы, они записи свои выкладывают. Там тоже кинь клич – мол, ищем очевидцев с видеоматериалами. Понятно?

– Да.

– Глушаков! Поднять старые сводки по похожим нераскрытым убийствам. При обнаружении похожих фактов, истребовать материалы или самому поехать в командировку.

Капитан смотрел в стол и озабоченно барабанил пальцами.

– Сейчас главное – скорость! Главное, пока следы не остыли!

– Гнедин! Сгоняй к экспертам, узнай все, что можно, про оружие и патроны. Пройдись по охотничьим магазинам: кто покупал патроны этой партии – они всех покупателей в журнал записывают… Кто покупал ружья такой системы? Загляни к разрешителям – у кого на руках такие ружья?

Старлей с досадой бросил на стол карандаш, которым все записывал.

– Да это на весь отдел месяц работы! Ее надо по районным участковым раскидать! Давайте я лучше в Сочи смотаюсь, узнаю, как он там время проводил, с кем встречался. Может, оттуда ноги растут!

Лис посмотрел на него внимательно.

– В Сочи, конечно, веселее смотаться. Может, еще и придется. Хотя вряд ли оттуда за ним шестьсот километров отмахали, чтобы под Тиходонском всю семью вырезать! Только сейчас мы неотложные оперативные мероприятия проводим. Поэтому, кроме всего прочего, поднимаете агентуру, получаете информацию, ориентируете на поиск преступников. Вопросы есть?

Вопросов не было.

– Тогда – вперед! Чтобы без результатов я никого не видел!

Оставшись один, Лис отправил SMS-сообщение Лешему. Оно состояло из вопросительного и восклицательного знаков: «Предлагаю встретиться сегодня в обычное время на обычном месте. Дело срочное». Ответа не было долго, около часа. Что-то в последнее время агент носом крутит… Потом мобильник звякнул. На экране высветился восклицательный знак и запятая. Первый означал согласие, а что означала запятая, Лис не знал. Наверное, Леший нажал не ту кнопку.

Потом все-таки не удержался, набрал номер Ребенка. «Абонент временно недоступен». Опять забыла подзарядить телефон. Или деньги не положила. Он посмотрел на часы: без десяти восемь. Может, еще дома? Позвонил на домашний номер. Занято. Лис задумчиво побарабанил пальцами по столу. Отсчитал минуту, позвонил еще раз. Ту-ту-ту. С кем она может болтать так рано? Ее подруги, насколько ему известно, дрыхнут до полудня…

Ну что тебе неймется, скажи? Собачье предчувствие. Или дома что-то не в порядке, или… Или непорядок с головой. С его собственной головой.

Лис поразмыслил еще некоторое время, затем решительно встал и направился к выходу. В этот момент зазвонил телефон – внутренняя линия.

– Подполковник Коренев слушает.

– В двенадцать общее совещание собираем по этому делу, – пророкотал в трубке голос Волина. – Надо скоординироваться со следаками, планы представить. Подготовь все, что надо.

– Сделаю.

Волин помолчал, пошуршал чем-то в трубке. Затем выдал:

– Испортил нам твой друг картину. Он не виноват, конечно, но… Только что отчитались, похвастались успехами, а тут такое… Поторопились, значит. – Начальник еще помолчал. – Но ладно, разберемся как-нибудь. Давай, работай!

И бросил трубку.

– Спасибо, товарищ полковник, по вашему приказу будем работать, – пробормотал он. – А без приказа бы сидели и жопы грели!

И выругался.

* * *

После совещания он заскочил домой переодеться в свежее. В квартире пахло табачным дымом.

– Катя?

Сумочки в прихожей нет, ключница пуста. Новых «балеток» тоже нет. Ушла. Видимо, ушла. Но запах непонятный. Ребенок не курит – во всяком случае, при нем. А тут пахнет не табаком даже, а – табачищем, дешевыми сигаретами…

– Катерина? Ты здесь?

Свет в ванной и туалете выключен. Лис прошел в кухню, в спальню, гостиную, открыл книжный шкаф, залез в тайник, где хранилась семейная казна и кое-какие документы. Все на месте. Вернулся на кухню. Кофейник едва-едва теплый и пустой, на дне плещется жидкая гуща. В мойке стоят две чашки. На одной едва заметный след губной помады (Ребенок никогда не садится за стол, не намарафетившись по полной программе). На второй помады нет.

Все это ему очень не нравилось. Позвонил ей на работу. Девичий голос промурлыкал:

– Архитектурная мастерская «Проект-М», добрый день. Чем могу помочь?

– Я хотел бы поговорить с Екатериной Кореневой.

– Сейчас переключу, одну секунду…

Короткий электронный мотивчик отыграл два раза, и опять тот же голос:

– Екатерины Викторовны нет на месте. Возможно, она выехала к клиенту. Ей что-нибудь передать?

Лис молча выругался.

– Мне нужен адрес клиента.

– Извините… – Девушка замялась. – Но мы такую информацию не даем. А кто спрашивает?

– Муж, – отчетливо произнес Лис. – Муж Екатерины Кореневой.

– Я передам ей, как только она вернется. Думаю, она вам сразу перезвонит…

– Что у вас за клиенты? – перебил ее Лис.

– В смысле?

– Кого вы обслуживаете? Частные лица или какие-то организации? Что вы вообще делаете, когда выезжаете к ним? Проекты рисуете? Стены там белите? Или еще что-нибудь?

Девушка хихикнула:

– Думаю, Екатерина Викторовна сама вам все это объяснит. До свидания. Не беспокойтесь.

Черт знает что, подумал Лис. Он уже не чувствовал запах табака. Или привык… или запах выветрился, пока он здесь. Но ведь не могло ему показаться, в конце концов!.. Стоп. Что получается? Получается так, что Ребенок завела себе любовника, какого-нибудь работягу с «Примой» в кармане… Перестань. Это чушь собачья. Значит, кто-то заходил в квартиру, когда ее уже не было. Вот буквально только что. И пил тут кофе? Тоже ни в какие ворота…

Значит, ничего не получается.

Он осмотрел спальню, убрал покрывало с кровати. Два длинных светлых волоса Ребенка на подушке. Больше ничего. Ладно. Он зря теряет время. Надо ехать к Лешему.

Прежде чем покинуть квартиру, Лис зашел в туалет. В унитазе плавал размокший окурок с торчащей из него коричневой табачной бахромой. Лис присел на корточки, наклонился. «Наша Марка». Дешевые сигареты местного производства.

* * *

На портовой свалке воздух смрадный, жирный. Раскаленный бетон жжет ступни через подошвы, в носу свербит от вони, перспектива дрожит и колышется, того и гляди – миражи пойдут…

Ага, пошли. Вот он, первый. Привалившись спиной к сетке забора, сидит на кортах поюзанный жизнью мужичонка в шерстяных штанах и пиджаке на подкладке, пыхтит «беломориной». Треугольное лицо в морщинах, стальная фикса, упрятанные под брови глазки-буравчики, на ногах – тяжелые демисезонные «утюги». Ну не может обычный человек в такую жару спокойно сидеть и не растаять под всем этим спудом! Мираж, однозначно мираж! Причем проецируется он не то что из другого, более прохладного, места, а из другого времени – из далекого советского времени, когда народ не знал еще ни бермудских шорт, ни «гаваек», ни прочих удобных вещей.

– Здоров, Петруччо! Даже смотреть на тебя жарко! Ты бы хоть пиджак скинул, что ли?

Леший поднял голову, будто только сейчас заметил подошедшего. Прищурился, сплюнул, неторопливо распрямился.

– Так это не для форсу, а для жизни… – проговорил он скрипучим голосом, нехотя пожимая протянутую руку.

– И что ж за жизнь у тебя такая, Петруччо? – удивился Лис. – Тяжелая, небось?

– Да уж какая есть, Михалыч, какая есть…

Глаза-буравчики многозначительно сверкнули из-под бровей, как бы говоря, что жизнь хреновая, и стала она такой не без помощи того, кто делает вид, что ею интересуется. И тут же спрятались, показывая, что никакой предъявы никто никому делать не собирается, а глаза могут сверкнуть и сами по себе, без всякого затаенного смысла.

– В маечке и сандалях мне рассекать не по чину… Или как мода нынче пошла – «семейники» какие-нибудь до колена, типа шорты, да еще в узорах, в огурцах каких-нибудь. Тьфу! В мое время если бы кто на улицу в таких показался, его бы офоршмачили в два счета!

– Может, и так, – сказал Лис. – Но сейчас времена другие, Петруччо. Потеть уже не модно.

– А по мне так лучше вспотеть, чем отморозиться. Вон, у меня в пиджаке этом десять карманов – потайные, «обманки», всякие. Ежели в бега, так у меня все с собой, хоть сей момент. И если в поле ночевать или под мостом, так накрыться можно. А на самый крайняк так и загнать за пару рупий.

– От кого ж ты бежать собрался, Петруччо?

– Не важно, – Леший вздохнул. – От себя не убежишь, Михалыч.

Он выплюнул папиросу, растер ногой.

– Говори, чего звал, а то так до самой ночи порожняки гнать будем…

Никакой он на самом деле не Петруччо, как дружески называет его подполковник Коренев. И не Леший, хотя под этим прозвищем он находится на связи у того же Коренева. И даже не Клоп, как его знают представители криминального Тиходонска. Собеседник Лиса упрятан в плотную многослойную шелуху из псевдонимов, прозвищ, кликух и имен – вот как в этот свой пиджак и теплые штаны с «утюгами». Поди разберись, где там что… Хотя где-то внутри под этим спудом вроде бы находится сухая и жилистая сердцевина, некто Петр Васильевич Клищук, неоднократно судимый гражданин пятидесяти с хвостиком лет, неженатый, бездетный, без постоянной прописки и определенных занятий. Но поди докопайся до этой сердцевины, когда он сам порой не помнит, кто он в данный момент – вор, информатор, друг Лиса или… Или он просто сам по себе.

– Мне сегодня не до порожняков, Петруччо, – Лис в упор взглянул на собеседника. Глаза его сузились, голос стал сухим, резким. – Дело у меня серьезное. Гусара убили, товарища моего. Слышал что-нибудь?

Леший выдержал паузу, пожал плечами:

– Да нет. А кто он?

– Старший опер. Бывший.

– Опер, говоришь, – Леший нахмурился. – Это работа опасная…

– Не работа, – оборвал его Лис. – Он уволился. Давно. С семьей по Южной трассе ехал – из отпуска возвращался. Положили всех, даже пацана-второклашку не пожалели.

– Когда?

– Вчера вечером. Повторяю: слышал об этом что-нибудь?

– Он не из моей компании. И с мокрушниками я не вожусь. Что я мог слышать?

Лис оскалился, выдохнул.

– Ты мне дурака не включай, Петруччо! – сказал он голосом, жестким, как напильник для металла. – Завалили-то его не мокрушники, не киллер нанятый! Отморозки какие-то безбашенные, наркоши или тому подобная шепупень! И весь город об этом болтает…

– Отморозков сейчас хватает, это правда, – согласился Леший. – Но про такие дела по пивнякам не баянят, сам понимаешь. Даже отмороженные.

Лис рыкнул что-то, похрустел пальцами, прошелся туда-сюда, как запертый в клетке зверь.

– Ладно. Кто мог это сделать, по-твоему?

– Из блатных, кого я знаю и кто жив еще… Да вроде некому, – сказал Леший. – Получается, что самых дурных отшмаляли, а кто остался, так те вроде бы при мозгах. Смотри: Гарика Речпортовского шмальнули, Батона, Шкета того малохольного… А больше никто под это дело не нарисовывается.

Леший подумал:

– Как там оно все было? Чем валили? Машину обчистили?

– В поле под Степной. Ружье охотничье, или обрез, ножом добивали – все вокруг в крови… Деньги, телефоны забрали, чемоданы со шмотками распотрошили…

– Был бы жив Шкет, я бы сказал, что это он, – проговорил Леший. – Может, его шобла? Ну, те, кто в живых остались… Это, блить, гиены, шакалы голодные! В общем, не знаю, Михалыч. Чтоб серьезный блатной стал мобильники тырить, это нереально. А пацанов обколотых в городе хоть пруд пруди, но я с ними не пересекаюсь. Так что сам понимаешь…

– Ясно, – сказал Лис. – Ладно. Вот моя просьба: потолкайся на Золотой Миле, по пивнякам полазь, по базарам… Базар все равно пойдет, обсасывать это дело будут. Слушай, внимай, впитывай. Какая-нибудь информация, может, проскочит.

– Мне сейчас стремно толкаться среди блатных, – недовольно ответил Леший. – Я, наоборот, зашхерился, на дно лег…

– Я же сказал – это моя просьба, – с нажимом сказал Лис. – Запомни, убили Гусара, Юрку Гусарова, не кого-нибудь! Зверски, вместе с семьей! Он мой человек, пусть он больше со мной и не работает. Вызов лично мне!

– Ага, – пробормотал Леший. – А если мне через это дело уши отрежут и язык, это тоже твой личный вызов будет?

– Почему тебе их отрежут? При чем тут это? – Лис сдвинул брови. – Что ты несешь?

– Да за расспросы мои, за любопытство, за что еще! Объясняю – я на дно лег! Гусара твоего, вон, почикали, а мне через это опять блохой скакать, изображать интерес!

Лис озадаченно молчал. Леший работал на него много лет, случались у него депрессии и сомнения, но с ними он всегда приходил к своему куратору, потому что они были заодно! А вот сейчас совсем другая картина вырисовывается! Нехорошая картина… Бунт на корабле? Тогда капитана первым вздергивают на рее! А ведь известно: когда агент надламывается от вечного раздвоения личности и постоянного предательства, он начинает искать виновного и находит – курирующего офицера! И запросто может завалить его, такие случаи бывали, только давно… Потому что настоящих агентов уже давно нет. Но Леший – настоящий агент…

– Подожди. Я тебя чего-то не понимаю, – нарочито спокойным тоном начал Лис. – Не надо скакать, и изображать ничего не надо. Делай то, что обычно делаешь, ходи туда, куда тебе не стремно… Ты же все равно не среди прокуроров трешься, и не среди артистов, ты среди блатных всегда… Просто включи внимание, фильтруй информацию, вот и все! Что с тобой сегодня, Петруччо? Ты как будто приболел или что? Может, проблемы какие-то?

– Нет у меня никаких проблем, – хмуро отозвался Леший. – Все пучком.

Лис внимательно смотрел на него, ожидая продолжения. И продолжение последовало.

– Хватит на меня рентгеном своим светить. Я все понял, все ущучил и схватил. Давай, что там дальше по программе?

Да он издевается!

Лис хотел что-то ответить, но не успел – зазвонил мобильник. На экране высветилась аватарка Ребенка и номер ее рабочего телефона.

– Черт. Секунду, Петруччо… Алло, Катя! Ты где?

– Я на работе, – голос у нее немного запыхавшийся, как после пробежки. – Ты мне звонил?

– Да. Послушай… – Он оглянулся на Лешего. – Короче, у меня сейчас важный разговор, я перезвоню тебе позже, лады? Только ты… Алло!

Ему вдруг показалось, что линию разъединили.

– Алло! Ты слышишь меня?

Короткие гудки. Лис выругался, посмотрел на экран. Рядом с аватаркой, где Ребенок беззаботно улыбалась ему, появилась надпись «Звонок завершен».

– Ладно, – пробормотал он, пряча телефон в карман. – Какое-то сплошное недоразумение… Так какие новости слыхать, Петруччо? Как ты сам? Это сколько мы с тобой уже не виделись? Месяц? Два?

– Да полгода, считай, – хмыкнул Леший.

– Неужто? – удивился Лис.

– Ага. Ну, или около того… Специально не считал. Вот как Каскета на кладбище тогда положили, так и все. Криминальная обстановка в городе устаканилась…

Леший явно передразнил чей-то официальный голос.

– Органы правопорядка контролируют ситуацию. Все по ништяку ведь, так?

– Ничего там не устаканилось, Петруччо, – отмахнулся Лис. – Но изменилось. И не скажу, что в лучшую сторону.

Леший почесал ухо, зевнул.

– Тебе видней, – сказал он. – А у меня для тебя новостей никаких нет, Михалыч. Я вот всю жизнь крутился вокруг тебя, информацию носил, стучал на своих… И что? Несколько раз пришить хотели, на «правилку» ставили, еле ноги унес. Другие босяки по-другому жить стали, прикинулись, в Турцию ездиют, коктейли пьют… Косой, Воробей… А я что? Как болтался двадцать лет назад, так и болтаюсь. Даже своего угла нет. То на съемных хатах жил, то в мосту, то на базе…

– Да брось, Петруччо! – Лис попытался перевести все в шутку. – Ты что, в Турцию покатишь? А от коктейлей тебя тошнит, сам говорил!

Но Леший не улыбнулся в ответ, не выругался с облегчением, в глаза не смотрит… Значит, действительно бунт! Значит, надо хватать кортик и на него в ответ буром переть!

– Или ты мне предъяву кидаешь? – Лис нахмурился и впился в агента безжалостным взглядом. Он тоже умеет холоду нагонять.

– Может, это я тебя от учебы оторвал, работать запретил, воровать заставил? Может, я тебя на фуфло взял и в зону закатал? Может, я тебя по пресс-хатам гонял, гнул в бараний рог, пока не ссучил? Если я виноват, так и скажи!

– Не заводись, Михалыч! – Леший по-прежнему смотрел в сторону. – Я тебе не предъяву кидаю, а базарю, как есть…

– Да не так все есть, как ты базаришь! Ты сам себе дорогу в тюрьму протоптал! И ко мне ты сам прислонился, по своей воле! И много лет мы с тобой одно дело делали, только с разных сторон! Ты мне помогал, а я тебе… Или не так, Петруччо? Может, не помогал я тебе?

– Было… Что было, то было…

– А чего ж ты тогда меня винишь?! Хочешь, я тебе тему подскажу, как подняться? Косого за пояс заткнешь, да и всех остальных…

– Что за тема? – наконец-то Леший глянул оперативнику в глаза. Взгляд был мутный и не очень добрый.