Текст книги "Хроники Айо"

– Шт… Ш… что с тобой? – заикаясь, спросил он.

– Я взяла мазь в ближайшей аптеке и спешила её принести. Меня сбила машина, когда я перебегала дорогу, – спокойно и однотонно ответила Света.

– К-как ты себя ч-чувствуешь? – спросил Гена.

– Мне очень больно. Я скоро умру, – всё тем же спокойным тоном ответила Света. И продолжала держать мазь в протянутой руке, и хлопать ресницами.

Гена, распахнув рот, изумленно молчал. Он подошёл к девушке, взял мазь из ладони, и в этот же момент, девушка с грохотом рухнула на пол, закатив глаза. В падении она ударилась головой об угол тумбы для обуви. Кровь брызнула и окропила коридор.

Заляпанный красным бисером, Геннадий взвизгнул. Он стоял, как вкопанный и смотрел, как лужица крови медленно подкрадывается к нему. Без агрессии, без криков и претензий. Она медленно подбирается к его чёрным тапочкам из овечьей шерсти и войлока, украшенным контрастной бежевой тесьмой, рыжими камушками и восточным орнаментом.

Щёлкнул замок. Евгения вышла из ванной. Выглядела она лучше, чем с утра, но хуже, чем вчера. Уставилась на Гену и произнесла, нисколько не удивившись происходящему:

– Я привела себя в порядок.

Гена открывал рот, как рыба, и пытался вдохнуть. Он испытывал дискомфорт. Казалось, весь мир лежит у его ног, но что-то не так. Мир стал пластилиновым и деформируется так, как Гена захочет. Но в том и была загвоздка. Мир преклонялся по воле Геннадия, а не по своей. Этот диссонанс и вызывал дискомфорт. Трясущейся рукой он открыл тюбик с мазью и намазал себе поясницу, чтобы как-то унять этот душевный зуд. И немного придя в себя сказал, ну или попытался:

– Это… Ты видишь… Как… Скорую надо.

Он посмотрел на жену и, указывая ей пальцем, перевёл взгляд на свою ногу, заляпанную кровью Светы.

– У меня нога поцарапана. Заражение может быть.

Евгения смотрела на него бесчувственно, как неодушевлённый объект на неодушевлённый объект.

– Скорую вызывай! Чё стоишь?

Будто по щелчку, Женя целеустремлённо направилась к смартфону в спальне, вызывать бригаду медиков. После этого Гена приказал ей вымыть коридор.

Пока машина скорой мигалками разгоняла трафик, Гена нервно допивал вино и курил. В его голове мысль «Как всё исправить?» боролась с «Как не умереть от инфекции?», а «Смерть брата» с «Победой в вечном соперничестве».

Он пришёл к выводу, что сначала избавит себя от инфекции, а затем возьмётся за исправление неправильных желаний. От таких натужных размышлений у него разыгрался аппетит и он снова напал на салаты.

«Надо будет эту колбасу не брать больше – слишком уж „дешёвый“ вкус», – размышлял он.

– Что с ней? – спросил вошедший в квартиру медик с оранжевым чемоданом у натирающей пол Евгении. Она не обратила внимания на вопрос и продолжила уборку. Прихожая наполнилась запахом медицинского спирта и свежих бинтов.

Геннадий с набитым ртом поспешно встал из-за стола и вышел в коридор.

– Она упала, – махнул рукой Гена на девушку в прихожей, затем дожевал оливье и показал им свою ногу, изящным движением выставив её вперёд, приподнимая халат. – Но, это не главное. Мне нужно ногу обработать. Иначе, я могу умереть от заражения крови. Я слышал такое.

– Хрен с ней с вашей ногой! Что с девушкой?! – закричал медик из команды врачей, которые уже мерили пульс Светы и готовились к реанимации.

Геннадий нахмурил брови и схватил заляпанный жиром, маленький камушек на шее.

– У меня смертельная рана, мне нужна помощь. А про эту, – Гена указал пальцем на Светлану. – Забудьте!

Сотрудники скорой помощи резко отпрянули от тела девушки и упёрлись взглядом в царапину на ноге мужчины, которая почему-то начала разрастаться и покрываться чёрной сочащейся кровью корочкой.

– Слушайте, нам нужно срочно вас госпитализировать! Как вы ещё на ногах стоите, я не понимаю? – командным голосом проговорил главный медик.

– Да, Климентий Михайлович, я на днях читала об этом. Триплодефласкулёзная гриппотрихинометриальная опухолевая грыжа! Необходима экстренная госпитализация! Подчёркиваю, экстренная! – паническим голосом поддержала медсестра из бригады.

– Я сообщу, чтобы прислали вертолёт, – прислонив к уху телефон, сказала третья сотрудница бригады.

– Даа! У меня именно это! – восхищенно закивал Геннадий, купаясь во внимании и заботе. А затем он снова посмотрел на свою ногу и завизжал от увиденного. От места царапины до кончиков ногтей нога почернела. Где-то белела кость, где-то алело мясо. Местами из тёмно-серых отверстий сочился гной. В общем, вид, как с изображений на пачках сигарет о вреде курения.

Геннадий запрыгал на одной ноге, будто пытаясь убежать от второй, что поуродливе. Держась одной рукой за стену, другой вцепившись в метеоритный камушек, он кричал в истерике:

– Что это?! Уберите! Уберите это от меня!

В ту же секунду, повалив его на землю, команда врачей и Евгения зажали ему руки и ноги. А Климентий Михайлович, обколов ногу обезболивающим, схватил со стола нож для нарезки хлеба, такой волнистый, немного напоминающий пилу, и начал ампутацию ноги.

Кухня наполнилась запахом железа. У Геннадия потемнело в глазах. Он бился в истерике и визжал от боли. Злость переполняла его: на врачей, что не так поняли; на Евгению, что сидит на руке и не дает прикоснуться к камню; на Сергея, который этот камень подарил; на Светлану, в конце концов, у которой дома нет телевизора.

На крики сбежались соседи. После увиденного ими, количество криков в прихожей увеличилось.

Гена пребывал в обморочном состоянии, когда медик закончил исполнять его желание и убрал почерневшую, полусгнившую ногу от него. Обработал и замотал бинтом обрубок ноги, бросив дежурное: «Жить будет».

Прихожая наполнялась людьми и криками. Криками и людьми.

Запахи и ароматы толпились, перемешивались, пихались в тесноте прихожей.

Соседи пытались реанимировать Свету, умоляя врачей помочь. Те, в свою очередь, не могли понять, какой такой Свете нужна помощь и спокойно ждали вертолёт.

Гена плакал. Злился и бил людей. Падал. Кричал. Устал. Закурил, сидя на кухонном полу и наблюдая артхаус в прихожей. Вспоминал, как эта прихожая вчера наполнялась гостями. Это «вчера» было, будто бы, целую вечность назад.

А как хорошо начинался юбилей. Гена вспомнил момент, когда он стоял в очереди и у него не хватило денег, а он не смог выбить выгодную скидку из кассира. Затем вспомнил, как гости дарили ему дорогие подарки, вызывая зависть друг у друга. После в памяти всплыла картина, как Сергей надел ему на шею метеоритный камень и сказал: «Удача – спутник смелого».

«Так вот оно что! Я могу всё исправить», – уверил он себя.

– Я всё исправлю! – крикнул он окружающим. На него не обратили внимания. Свете остановили кровотечение и понесли на улицу, чтобы отвезти в ближайшую больницу на машине.

Гена глубоко затянулся, затушил бычок о пол. Сжал в двух пальцах камушек, размером с семечку подсолнуха и с выражением сказал:

– Я хочу вернуться во вчерашний день и прожить его заново, помня всё, что произошло сегодня.

Камень в его руках засветился, заполняя всё вокруг светом. Ослепляя всё и вся. Геннадий зажмурился и задержал дыхание, на всякий случай.

* * *

– Кто последний? – услышал он за спиной.

Гена выпустил с шумом воздух из лёгких. Поглядел на ноги. Они обе были на месте. Он радостно рассмеялся, вызвав удивлённые взгляды в очереди. Когда очередь на кассе дошла до него, чековая лента закончилась на предыдущем покупателе, и маленький принтер противно запищал, как младенец, который просит еды.

– Подождите, пожалуйста, минуточку… – кассир нервно начала искать чековую ленту в коробках под кассой, шелестя пластиковыми упаковками и целлофановыми пакетами.

Геннадий исступленно пыхтел и двигал ноздрям, обращая всему миру своё недовольство. Поглядывая, то в обращенные на него лица стоящих в очереди после него, то на кассира, то на часы. Ментально указывая всем на причину их задержки, чтоб не подумали, будто это из-за него; будто это он притягивает неудачи.

– Ну, конечно! – воскликнул Гена, преисполненный уверенностью. – А ещё что у вас закончится?

– Да у нас уже терпение заканчивается! – прогудел кто-то из толпы.

– Вот, вот! – покачал пальцем осмелевший Геннадий, раззадоривая толпу.

– Пакет? – спросила кассир тоном, будто встретила бывшего одноклассника-отличника в канаве в непотребном виде.

– Пакет не надо, колбасу не считайте.

Затем наклонился к кассиру и, натянув самодовольную улыбку, сказал:

– У неё вкус «дешёвый», я такое не ем.

– Хорошо, – ответила кассир, вскинув бровь и закатив глаза.

– Оплата наличными или картой? – спросила кассир, покрасневшая от впившихся в неё пассивно-агрессивных взглядов толпы.

– Картой, – ответил Геннадий и приложил карту к терминалу.

Терминал молчал. Думал. Искал сигнал со спутником, чтобы провести покупку. Сердце Гены застучало от волнения, но внутри что-то будто щёлкнуло. Он преисполнился отваги и рванул в перепалку с кассиром.

– Слушайте, вы долго меня мурыжить будете?! Я спешу!

– Подождите, нужно дождаться подтверждения от банка: прошёл платёж или нет.

– Да всё там прошло. У меня денег достаточно! Тем более я колбасу вашу отвратную отложил, – Гена взял отложенную колбасу и помахал ею перед кассиром.

– Мужчина, не нужно грубить, давайте дождёмся ответа.

– Учитывая ваш уровень обслуживания, я вообще могу не платить, и вы мне ещё должны останетесь! – высокомерно размахивая пальцем, сказал Геннадий.

– Нет, уж, вы за всё заплатите! – выстрелила изо рта кассир. Сдерживающие агрессию замки слетели с петель.

Терминал поймал, наконец, сигнал и запищал, чтоб все слышали, что на карте недостаточно средств.

В толпе начались волнения. Воображение Гены рисовало на периферии сознания вилы и факелы. Запахло инквизицией.

Кассир смотрела то на толпу, то на экран, то на Геннадия, недовольно вздыхая и гневно раздувая ноздри.

У Гены рухнуло что-то внутри, и он, не веря в происходящее, спросил:

– Это как так? Что вы мне там насчитали?

– Мне, что вам весь чек перечислять? – начала закипать кассир.

– Уж извольте, перечислите, – гневно ответил Гена

В толпе начались возмущения на грани бунта.

– Сколько там не хватает? – спросил следующий за Геной покупатель.

– Шестьдесят шесть рублей, тринадцать копеек, – отчеканила кассир, делая акцент на шипящих согласных, и смотря прямо в глаза Геннадия.

– Вот! – высокий крепкий седой мужчина со шрамом на щеке звонко шлёпнул сотней на специальное блюдечко для денег на кассовом столе. – Без сдачи. Не благодари…

– Ещё как со сдачей! – бросил он в лицо мужчине, хватая сотню, срывая с себя все барьеры и ограничения, наполняясь какой-то серой нелепой яростью. И продолжил орать уже на кассира. – Вы слышите, что я говорю?! У меня юбилей! Я главный бухгалтер! Сделайте мне скидку и всё! Сами оплатите разницу за свою нерасторопность!

Гомон толпы перевалил за уровень громкости «13», если б поблизости находился включенный телевизор для сравнения. Вдруг из толпы кто-то метко швырнул двухлитровую банку с томатным соком точно Геннадию в голову. От удара Гена отлетел от кассы и шмякнулся на пол. Серую, грязную плитку магазина залило кровью вперемешку с густым соком и осколками стекла. Последняя обиженная мысль Гены хлопнула за собой дверью сознания, уходя.

«А я только всё исправил», – подумал он, натягивая улыбку и сжимая на груди мятую, обагрённую кровью сотню.

Удача рассмеялась в закрывающиеся навсегда глаза Геннадия:

– Я иду рядом со смелыми, но не безрассудными.

Роботы и голуби

Говорят, нас создали люди.

Говорят, мы были другими,

Но в нашем коде баги и глюки.

Это они сделали нас такими⁹.

Иван Алексеев⁴

В лесной деревушке пилигримы завершали дневные дела и приступали к вечерним. Володя сидел на колокольной башенке полуразрушенной заброшенной церквушки, завороженно любуясь полётом голубей, живущих здесь. Он смотрел на них сквозь все доступные ему спектры зрения: ультрафиолетовый, инфракрасный и обычный видимый. С помощью оптической детализации приближал каждое перышко, вибрирующее на ветру.

Володя насыпал пшеничные зернышки на перила деревянной оградки и отстранялся в дальний угол башни. Оттуда он смотрел, как голуби сначала осторожно и пугливо подлетают к башне, оценивая обстановку, а затем садятся на перила и настороженно клюют. Володя завороженно наблюдал. Крылатое произведение искусства эволюции вызывало в нём неудержимый трепет, непостигаемый единицами и нулями. Пытаясь подобрать доступ к их голубиным тайнам, он перебирал различные звуки своей звуковой картой и имитировал их щебетание. Его звуковой чип, созданный людьми, был не так совершенен, как, например, у попугаев, сотворенных природой.

Постепенно голуби перестали бояться Володю, и начали привыкать к его присутствию. Порой даже ели из рук и ходили по холодным плечам, оставляя мелкие царапины на металле.

– VO: Loaded, – пропищало из головных динамиков, и на небольшом отладочном дисплее на виске замигала надпись: «Virus Object: Loaded».

Вообще, у роботов нет имён, только серийные номера. Серийный номер Володи выгравирован над маленьким дисплеем: «H0M1C1D3».

Он один из отряда боевых роботов зачистки, так называемых, «Истребителей». Их задачей было опустошить территории от пилигримов, обитающих в этих краях. Официальная задача поставлена с ярлыком «без жертв». Однако, все ограничения с боевых модулей штаб сциентистов предварительно снял.

В одном из рейдов на базу пилигримов, где люди разрабатывали программное обеспечение для защиты от роботов, H0M1C1D3 подхватил вирус «Pacifire» и стал изгоем среди роботов и чужаком среди людей. Вирус блокировал все его программы, направленные на уничтожение. На подстанции технического обслуживания истребителей Володю не смогли избавить от вируса. Решили отформатировать ему систему и разобрать на запчасти для ремонта небракованных собратьев. Тогда он сбежал от своих. Выцарапал отслеживающий маячок и прибился к людям. Жил в заброшенной церкви на краю поселения.

Сначала он не покидал свое убежище, лишь изредка пугая своим присутствием местных мальчишек, которые утоляли жажду познания в блуждании по заброшенным развалинам. Затем он стал им махать с башни, когда они приходили. Позже ребятня и вовсе жадно разглядывала детали механоида вблизи, не боясь истребления. Когда мальчишки впервые услышали «VO: Loaded», то отпрыгнули от робота, как напуганные резким движением коты. Так они его и прозвали, созвучно, – Володей.

По деревне поползли слухи о мирном истребителе, которого судьба загнала в церковь. Родители, шокированные новостью о том, что их дети играют с машиной для убийств, хотели сжечь Володю, уничтожить, разобрать на запчасти. Но когда они увидели, как робот кормит голубей с рук, в окружении детей, то их праведный гнев разбился о противоречивость реальности.

Так, советом деревни было решено использовать Володю для нужд деревни. Его механический корсет позволял переносить огромные тяжести, по сравнению с человеком, а вычислительные способности помогали просчитывать варианты развития небольших событий.

Периодически, он выполнял тяжёлую работу за несколько граммов зерна. Со временем люди привыкли к нему. И даже отправляли мальчишку, звать Володю на работу. Робот расценил это, как гарант доверия: к истребителю отправляли человеческого детёныша. Маленького, беззащитного. Как голубь. Сегодня мальчик принёс ему алую накидку поселенцев в знак принятия робота людьми.

Он больше не видел угрозы в людях, хоть ему и заложено разработчиком истреблять их. Он пытался познать людей, и, таким образом, их творение – себя.

Порой Володя по полдня стоял в роли домкрата, подпирая поднятый дом. Время летело незаметно в беседе с людьми. Володя всё пытался выяснить различия между собой и человеком.

– А что значит быть человеком? – спрашивал он, ковыряющегося под домом пожилого мужчину.

– Ну, это значит, эт самое.. Гуманным значит быть. Гуманизм же, то и значит – Хуманизм, человечность, то есть, – витиевато объяснил старик.

– А что значит – быть гуманным? – спросил робот, держа дом.

– Значит, высшей ценностью ставить человеческую жизнь, эт самое, личность, – мужчина поднял вверх палец. – А также уважать право на свободу и счастье. Как говорится: «Живи и дай жить другим».

– То есть, я могу стать человеком?

Мужчина выехал из под дома на лежаке на маленьких колёсиках и посмотрел в упор в лицо роботу.

– Оно, эт самое, вишь, как устроено – человеком же родится надобно. Глаза иметь, там, уши, рот, лёгкие.

– У меня есть оптические системы, микрофоны, динамики и системы вентиляции и охлаждения – всё подобрано по образу и подобию.

– Это, конечно, да. А сердце у тебя есть? – хитро прищурившись, спросил старик.

– Да – ядерный реактор.

– А ты, эт самое, любить этим ядерным реактором можешь?

– А что значит «любить»?

Старичок рассмеялся сухим смехом, и вытер подступающие слёзы. Сел на лежаке и поднял взгляд куда-то сквозь Володю, к небу. Сказал задумчиво:

– Это значит, ухаживать, проявлять чуткость и заботу, беспокоиться, принимать любимого таким, какой есть, беспокоиться о нём. А в случае чего, эт самое, быть готовым и жизнь отдать, и кровь, и орган, если потребуется.

Володя задумался. Зажужжали кулеры, нагрелись процессоры.

– Я люблю голубей.

Мужичок рассмеялся заливисто.

– Ну вот, видишь. Уже что-то. Надежда есть, значится?

– Надежда есть, – эхом подтвердил робот.

– VO: Loaded, – напомнила система о вирусе.

Тем же вечером, вернувшись к себе в башню, Володя был поражён новым открытием. Он наблюдал, как глубоко в небесах парил голубь. Но стоило Володе покормить и отпустить голубку из башни, как голубь, завидев её с такой высоты, тут же камнем бросался вниз. К ней. К своей голубке. Робот просчитал, что это невозможно. Голубиные глаза не видят с такого расстояния. Даже если голубь и заметил, какое-то движение, то как определил, что это именно она, его любимая? Володя списал это явление на другой орган чувств, нежели зрительный.

«Неужели он видит сердцем?» – побежали запросы по нейросети. – «Неужели голуби могут любить? Являются ли они, в таком случае, людьми?».

Ночи Володя проводил в башне в размышлениях. Он не спал. Роботы не спят, лишь переводят некоторые процессы в энергосберегающий режим. Володя думал о голубях и людях, о любви и смысле своего бытия. Он, конечно, знал смысл своего существования – зачистка местности от людей. Но вирус будто снял заслонку ограничивающую нейросеть от познания внутреннего и внешнего мира, дал возможность обращать вопросы к себе. Осознаться и понять, что ты существуешь, а значит мыслишь.

«Почему голубь – символ мира? Он красив, свободен, хрупок, однако беззащитен. Такой ли и должен быть мир?» – проводил анализ Володя, глядя на оранжевую звезду на ночном небе, мерцающую ярче остальных. Он называл её для себя «Тигровая звезда» и думал, как правило, в неё. Наматывал свои мысли на её орбиту. – «Если так сложен и красив голубь, так свободен его полёт, то как же прекрасен и сложен человек – венец природы, как же тогда свободен он: в мыслях, в словах, в действиях? Как гармонично вытесаны все биологические виды и подогнаны друг к другу. Но что случилось с человеком? Неужели его так опьянила свобода действий, что он пришёл от созидания к войне и уничтожению. И вместо гармонии и красоты стал создавать нечто злое, как я, и пропитанное ненавистью, как мои шестерёнки маслом. Как так получилось, что став хозяином Земли, Человек начал пожирать сам себя, словно Уроборос?».

– VO: Loaded, – перебил его размышления голос динамиков. Володя прервал поток мыслей. Его снова наполнило ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Вдруг, его датчики звука уловили крики из деревни. Оптическим увеличением он разглядел в деревне истребителей. Вскочил и направился туда.

Володя быстро приблизился к боевым роботам, которые расшвыривали деревенских жителей. Один держал за шиворот подростка, второй замахивался на женщину, третий пинал мужчину. Сквозь пыль и грязь, он разглядел на висках роботов серийные номера: «5L4Y3R», «MUR-D3R», «K1LL3R». Он обратился к ним:

– Нехорошо, безобразники! Чего вы делаете-то? Чего дерётесь?

– Это что за отсталый? – обратился 5L4Y3R к своим товарищам. Роботы вдруг отпустили своих жертв и переключились на Володю. Семья, воспользовавшись возможностью, сбежала.

– Да ему давно на дефрагментацию пора, у него, вон, вирус по процессору гуляет, – поддержал MUR-D3R и постучал Володе по дисплею на виске с мигающей надписью «Virus Object: Loaded». Володя отмахнулся от механических пальцев робота.

– Ты ж один из нас. Чего ты на своих-то кидаешься? – ткнул пальцем K1LL3R в металлический корпус Володи, покрытый красной накидкой. – Ещё и тряпку эту нацепил, будто «кожаный». Нет, вы поглядите на него!

– Меня с вами роднит лишь одна серия выпуска, но не мировоззрение. Я изучаю природу, я наблюдаю за творениями величайшей системы, венцом которой является и наш с вами создатель. И её принципы расходятся с нашей программой. Я не дефектный – я познал истину.

– Да у тебя просто оперативки мало. Сейчас добавлю! – с этими словами 5L4Y3R пневматическим ударом кулака вмял бронированный нагрудник Володи внутрь корпуса. К окружающим звукам разрастающегося пожара и крикам, добавились звуки скрежета и хруста: металла и углеродного пластика. Володя начал терять равновесие, семеня механическим ногами, но устоял. Следующий удар в голову внёс критические повреждения в систему работы акселерометра Володи и он, всё-таки, упал на землю. Нижняя часть лица, подобная челюсти, вылетела из володиной головы. Зажужжали механизмы, щёлкнули пневматические затворы и из кистей робота K1LL3R выдвинулись смертоносные лезвия. Он оттолкнул 5L4Y3R и начал вонзать блестящие жала в корпус Володи. Последний пытался защищаться, вывел загрузку ЦП на максимум и включил защитные системы, кулеры завизжали от скорости оборотов. Одно лезвие проникло в механическую плоть Володи, K1LL3R отогнул кисть и провернул лезвие внутри. Затем вытащил его с кусками внутренних частей, проводами и платами. Динамики Володи завыли от критических ошибок, он запустил импульсный отражатель и K1LL3R отлетел от мощного толчка импульсной волны.

Володя перевернулся и поднялся на четвереньках, придерживая одной рукой вываливающиеся внутренности. Встал на ноги и попытался убежать, активировав реактивные ускорители на ногах и спине. Краем сенсора он услышал нарастающий звук заряжающегося фотонного излучателя «Магнум». Таким, обычно, снаряжают роботов-бурильщиков, но с уменьшенной мощностью излучения. Он быстро рассчитал траекторию и прыгнул в последний момент. Одного он не учёл – зарядов было два. И второй заряд прошёл насквозь, оплавляя металл в радиусе поражения корпуса. Володя шлёпнулся на спину. От дыры в груди шёл дым. Система выдавала одну критическую ошибку за другой, отключаясь. Кулеры замедляли вращение. Логические операции выдавали нули. Володя смотрел в небо затухающими оптическими сенсорами. Искал голубей, надеясь прикрепить к ним свой взгляд. Пусть последние секунды его жизни они унесут с собой. А голуби кружили над деревней, будто прощаясь; будто последний раз выписывали пируэты в небесном танце для кого-то близкого их птичьему сердцу; будто хотели забрать с собой.

– VO: Loaded, – раздалось в последний раз.

* * *

Утром на тлеющем месте побоища бродили люди в красных накидках, олицетворяющих закат. Они пытались собрать то, что уцелело после налёта боевых роботизированных групп. Пара пилигримов остановилась возле безжизненного тела Володи, облачённого в красную накидку подобно им. На холодном корпусе механоида топтались несколько белых голубей, оставляя дырочки и затяжки от когтей на красной ткани.

– Он задержал их. Это спасло жизни не всем, но многим.

– Он пёс сциентистов. Не нужно привязываться к ним и хуманизировать.

– Тем не менее, он вмешался, когда твою семью чуть не убили. Теперь ты стоишь живой, а он лежит… мёртвый.

– Они не могут умирать. То, что мертво, умереть не может.

– Похороним его по нашим обычаям, как мы хороним защитников. То, что уже и роботы становятся на нашу сторону – чем не знамение Божье? Что, если не перст Создателя указал ему спасти тебя и твою семью в час погибели? На всё воля Божья, стало быть, и железка может стать ангелом праведным. Гляди, он ведь и в одеждах наших, мы приняли его в свои ряды.

– Может быть, ты и прав. Пути Господни неисповедимы.

– Помоги его унести.

Пилигримы собрались вокруг могилы и наблюдали за похоронной процессией. Капли дождя барабанили по крышке гроба. Володю хоронили возле заброшенной полуразрушенной церкви. Мальчишки грустили. Пожилой мужчина не скрывал слёз и твердил:

– Он просто хотел стать человеком.

Многие озадачены: «Это нонсенс – хоронить истребителя по человеческим обрядам». Но также, это прецедент, дающий надежду. Благодаря вирусу, роботы станут человечными, и смогут уберечь пилигримов. «Pacifire» работает, это значит агрессию истребителей можно деактивировать.

Люди думали. А в это время голуби пили воду из володиной челюсти, что так и осталась лежать в руинах цивилизации.