Текст книги "Хроники Айо"

Отдел кадров

Пусть все повторится снова, как день сурка.

Вторник по субботам, средам и четвергам.

Александр Цихов¹

В тишине кабинета «46» ветер лениво играл занавесками.

На другом конце города Николь наблюдала, как мимо неё пролетает жизнь. Она сидела в прелестных красных туфельках и смотрела в окно трамвая. Осенний дождь размазывал тоску по стеклу, – слёзы по прошлому. Машины проносились мимо тротуаров, окатывая нерасторопных непуганных прохожих из луж. Николь контрастировала с этим печальным миром своим радостным сиянием души, и конечно же, своих красных туфелек. Она настолько радостна и хороша. Тёмная тучная кондукторша курсировала вокруг неё как Фобос вокруг Марса. Всё намереваясь испортить ей настроение. Как она смеет быть такой счастливой и яркой в такой день, в такой стране, в таком мире?

Сегодня для Николь не существует грусти или тоски, ведь она едет в Отдел кадров. Одно только упоминание этого места заставляет мурашки разбежаться по телу. Её предвосхищённое ожидание было намного сильнее всех сегодняшних невзгод. Все неприятности этого мира не могли её задеть, ведь она не здесь – мысленно она уже там.

Трамвай замедлял ход. Николь встала и направилась к выходу, протискиваясь сквозь плотные тела, перешагивая через грязную обувь и подножку от кондукторши. Её красные туфельки, будто две огненные лисицы, ловко перепрыгивали через грязные валуны чужих ступней.

Николь выпорхнула из трамвая, распахнула зонт и направилась к массивному зданию Отдела кадров на другой стороне площади. Взгляд людей, идущих в толпе, лежал или на земле, или на экранах смартфонов. Люди-роботы поднимали взгляд на сияющее лицо Николь, только увидев на земле её юрко семенящие туфельки. Контрастность вводила их в ступор.

Наконец маленькая стройная фигурка Николь остановилась напротив величественной лестницы, будто построенной народом Майя, и нависающим над ней зданием, как отвесной откос чёрной ониксовой скалы. На здании не было никаких вывесок, его и без того тёмные бетонные стены ещё больше почернели от дождя. Возле железных тяжёлых дверей висела едва заметная табличка «Департамент изучения времени».

Стук красных каблучков разносился эхом по широким залам, разбавляя своим лаковым щёлканьем монотонное шуршание бумаг.

– Вам куда? – спросила древняя, как мир, женщина. На её иссохшихся временем губах нелепо красовалась розовая губная помада: будто она хотела казаться молодой; будто, утопая в бездне времён, она хватается за соломинку, пытаясь вытащить свое тело хоть на пару лет наружу.

– Мне в Отдел кадров, – сказала Николь, мило улыбаясь.

– Направление есть? – сухо, но теплее спросила женщина, разглядев что-то в её глазах.

– Да, конечно, – Николь протянула потёртую бумажку женщине. – Вот.

Женщина бегло прошлась по ней глазами и с силой, как кузнец по наковальне, обрушила печать на бумагу. Грохот прокатился по коридорам департамента.

– Проходите в кабинет «46», – женщина протянула талончик обратно.

По просторному кабинету порхала женщина помоложе. Она была похожа на мотылька. Одежда её выглядела такой лёгкой, будто она одета в тюль, а не в медицинский халат.

– Значит, смотрите. Я ищу кадр из вашей жизни. Вставляю в хронограф. Затем вы ложитесь в него. Я вам ставлю лёгкое снотворное и запускаю аппарат. Ваше сознание переносится в тот момент жизни на кадре. Это миг, час или день, который вам назначили. В этом моменте вы прорабатываете травму, выявленную врачом. Процедура происходит натощак, принимать какие-либо препараты запрещено. Вы ранее у нас уже были на процедурах?

– Да, – ответила Николь. – Но только на «Созерцании».

– У вас в направлении значится «Полное погружение».

– Врач сказал, это завершит курс психологического восстановления.

– Вы знаете правила договора? Взамен вы обязуетесь отдать свою мечту.

– Да, вот заявление на отчуждение.

– Заверенное?

– Заверенное.

– Что отчуждаете, если не секрет?

– Мечту материнства.

– А как же вы, простите, станете матерью?

– Я уже… была…

Женщина взяла талончик Николь и поставила свою подпись и печать. Затем подошла к огромному ящику для документов. Открыла тот, что с надписью «Николь XXVII». Ловко перебрала корешки папок и выбрала нужную папку «Июль», достала оттуда переливающийся матовый лист «23» и вставила в отсек в механизме хронографа, который занимал половину комнаты. Прижала накидным прессом и защелкнула зажим.

Проходите в отсек, ложитесь в кресло, – мягко сказала она, открывая герметичную дверь шкафа. Николь улеглась на медицинское кресло, как в кабинетах стоматологов. Женщина поставила ей инъекцию снотворного и закрыла за собой дверь. Николь спешно и незаметно проглотила ещё четыре таблетки снотворного, которые прихватила с собой. Из динамиков послышался голос женщины:

– Вдохнуть и не дышать.

Затем вспышка щёлкнула внутри камеры. Хронограф издал басовитый гул.

– Дышите, – эхом отозвалось от стен черепной коробки внутри Николь. И она провалилась внутрь себя, в свои воспоминания.

Николь открыла глаза и осмотрелась. Она находилась у себя дома в спальне. Пару секунд, переводя дыхание, Николь приходила в себя. Она взглянула на часы на прикроватной тумбочке: «Вт, 8:12». Она встала с постели, сунула ножки в красные плюшевые тапочки и накинула лёгкий халатик. Распахнула шторы, будто глаза гиганта, и дала комнате захлебнуться в океане солнечного света. Мужчина на кровати начал недовольно ворочаться. Она подпорхнула к нему и звонко чмокнула в нос.

– Доброе утро, любимый!

– Ещё пять минут, – протестовал мужчина.

– Ты что, забыл какой сегодня день? Вставай, пойдём поздравлять нашу принцессу. Только постарайся не шуметь.

– Понял, встаю.

После утреннего туалета родители на цыпочках направились в комнату дочери. В руках Николь несла коробку перевязанную ленточкой. А её муж – торт с пятью свечками.

Николь с нетерпением положила руку на ручку двери. Она ждала этого момента каждый раз, неустанно мотаясь к психотерапевту. И вот теперь, наяву, в осознанном сне, она открывает дверь в комнату своей любимой дочурки. Она знает, что это не жизнь, а лишь воспоминание из жизни. Но всей душой хочет остаться в этом моменте. В этом кадре.

– Ну что, заходим? – спросил муж.

Она улыбнулась и кивнула.

* * *

В кабинет «46» влетела команда реанимации. Бледную, почти белую, как её платье, девушку отключили от аппаратуры. Извлекли из аппарата и начали делать реанимацию на носилках. Через несколько минут безуспешных действий, главный врач начал заканчивать:

– Всё. Время смер…

– Заткнитесь, – подчинённый хамовато ругнулся в сторону главного врача и затем обратился к коллеге. – Увеличивай напряжение.

– Успокойся. Только тело обожжешь. А оно вишь, какое красивое. Оставь это.

– Да вы… Как… Ещё минуту, – сурово посмотрел молодой человек на пожилого врача. И ловким отточенным движением ввёл девушке вазопрессин.

– Только зря препараты переводишь, – махнул старик.

* * *

Артур стоял на пороге, облокотившись о дверной косяк, и наблюдал, как рисует его жена. Руки Николь были покрыты разноцветными родинками краски. Она кусала кончик кисти и, нахмурив брови, разглядывала свою незаконченную работу. На холсте белый дельфин плывёт по зелёным волнам.

Наконец, Николь отвлеклась и увидела Артура. Она укоризненно вскинула бровь и осуждающе наклонила голову. Ей дискомфортно, когда кто-то видит её незавершенные картины. Для неё это, будто переодеваться на людях.

– Мне так нравится, когда ты сидишь тихонечко здесь и рисуешь. Я считаю, это лучшая интроверсия тебя, – сказал Артур и засмеялся глядя на смущённую улыбку Николь.

– Ты же знаешь, что мне не нравится, когда кто-то наблюдает.

– Я пришёл поздравить тебя с именинницей. Спасибо, что так старательно вынашивала наше чудо, – муж вручил жене коробку.

Николь открыла её и расплакалась, не в силах себя сдержать. Для Артура это просто подарок, но для Николь, пришедшей в этот вторник через хронограф – это лезвие напоминания по клеткам памяти. В этих красных туфельках, подаренных мужем, Николь была, когда они всей семьёй поехали за город отдохнуть через две недели после пятилетия Анны. Но это было в реальности, а здесь этого ещё не произошло. В тот день автокатастрофа на мосту Понте-Менда забрала у неё мужа и дочь.

Две сестры: младшая и старшая пришли в тот момент на скоростное шоссе, босыми ногами ступая по окровавленному асфальту и осколкам, проходя сквозь искорёженные обломки. Смерть бледной рукой закрыла глаза её самым любимым людям. А Жизнь, та что помладше, обняла тёплыми руками Николь, не давая ей уйти вслед за любимыми. И держала так: в реанимации, на похоронах, на постоянных приёмах у психотерапевта, на многолюдной работе и в холодном доме, полном одиночества. Из Николь Жизнь выбивала всё, что принадлежит её старшей сестре: суицидальные мысли и саморазрушающие действия. Но сегодня в Отдел кадров, Николь пошла без её компании. Наглоталась таблеток перед погружением и растворила мозг в своём любимом кадре навсегда.

– Что с тобой, Николь? – спросил Артур, недоумевая чем мог расстроить жену.

– Всё хорошо. Я просто очень… тронута. – заулыбалась она сквозь слёзы.

– Милая, это ведь всего лишь туфли, – вскинув брови пытался утешить Артур.

– Да, – рассмеялась звонким смехом Николь, рассыпая слёзы по лицу. – Всего лишь туфли…

Артур крепко обнял Николь и начал покрывать её поцелуями прямо по солёным дорожкам на лице. Она посмотрела в его глаза и сказала:

– Я люблю тебя больше жизни.

– И тебя очень люблю, Николь. Я всегда буду рядом.

Артур и Николь, страстно обнимаясь, плавно переместились в спальню, мимо комнаты дочери, которую ночь укрыла сном.

* * *

Главный врач наблюдал, как его подчинённые пытаются спасти обречённую девушку. Он видел такое: человек сам для себя решил уйти, и кричать ему в приоткрытую дверь «вернись» нет смысла. Тут можно лишь пожелать человеку хорошей дороги и тихонько закрыть за ним дверь.

Сёстры неслышно вошли в кабинет. Молодой медбрат всё ещё боролся за жизнь Николь, уточняя что-то у медсестры, проводившей процедуру.

– Сколько вы ей дали снотворного? – спросил он.

– Как положено, не больше.

– У неё передозировка.

– Но этого не может быть, у меня всё раздозированно…

– Дай атропин, – молодой врач протянул руку своему напарнику.

Жизнь упала на колени перед Николь, укоряя себя за то, что не уследила, что проглядела. Смерть любя и понимающе погладила сестру по светлым кудрявым волосам. Это не первый раз и не последний: младшая всегда плачет, теряя, старшая всегда забирает себе. Живые бессмертны, но только пока живы.

* * *

Николь открыла глаза и осмотрелась. Она находилась у себя дома в спальне. Взглянула на часы на прикроватной тумбочке: «Вт, 8:12». Она повернулась на другой бок и крепко прижала к себе сопящего Артура:

– Доброе утро, любимый. Вставай, пойдём поздравлять нашу принцессу.

* * *

В тишине кабинета «46» ветер продолжил лениво играть занавесками.

Загробный клуб

Sino hora sancta morta

Thomas-Adam Habuda⁵

Мой город вне времени.

Вне территории, племени,

рода, империи.

Троя, Помпеи, Рим.

Мой город – морок и видение,

что во тьме видит бедуин⁹.

Мирон Фёдоров⁶

Загородный дом нежно обнимал сумрак, в то время, как внутри, в камине мирно потрескивал огонь. Свет пламени игриво щекотал лица собравшихся, не решаясь притронуться к самым дальним и тёмным уголкам дома. Шестеро гостей сидели кругом на стульях из тёмного дерева. Спиной к камину восседал хозяин дома – Первород. Он медленно поднялся, опираясь на мощную трость и таким же потрескивающим голосом начал говорить:

– Приветствую вас на первом собрании клуба страшил.

Он оглядел собравшихся: Саша, Ури, Митч, Руно, Аркаша и Каллисто. После чего, продолжил:

– Я организовал этот клуб для объединения и обмена опытом. Здесь вы всегда сможете высказаться и получить поддержку, а также будете поняты и приняты такими, какие есть. Наступил тяжёлый период – Калиюга. Тёмная эра. Да только вот это тьма не наша. Чужая. Как для нас, так и для людей. Они становятся всё более прогрессивными и свет их знаний заставляет наши тени бледнеть. Надеюсь, мы вместе сможем объединить наши усилия, чтобы не сгинуть в истории окончательно.

Некоторые из гостей начали тревожится, кто-то кивал. Кто-то с гордостью и трепетом смотрел на Перворода. Закончив мотивирующее предисловие, вождь страшил ещё раз оглядел собравшихся и продолжил, но уже чуть побыстрее и не таким басовитым голосом.

– Итак, начнём. Круг начинается слева от меня и по порядку. Если не готовы, можно пропустить очередь и выступить в конце.

Первым слева сидел Саша, болтая обрубками ног. Возле него стояли костяные протезы. Сверху имелись кожаные манжеты (неизвестно из чьей кожи, но он всем говорит, что из человеческой), которые прирастали к его обрубкам. Внизу костяная конструкция плавно перетекала в тяжёлую подошву, похожую на лошадиные копыта. Возможно, это они и были.

– Всем привет, меня зовут Саша. Я – топотун.

– Привет, Саша! – раздалось хором в полумраке собрания.

– Трудно, конечно, выступать первым. Немного волнуюсь, – сбивчиво начал Саша с неуверенной улыбкой. – Думал кто-то начнёт первым, но точно не я.

С разных сторон послышались ободряющие слова.

– Ничего. Всё в порядке. Мы все здесь одна семья, – успокоил его Первород и похлопал по плечу в знак поддержки.

– Что ж, ладно. Что бы вам рассказать? – замялся Саша. Немного подумал, собрался с мыслями и начал. – Расскажу о моей тактике охоты. Я сам особо не любитель контактов. Пугательных желёз я не приобрёл, однако имеем, что имеем. Я забираюсь в пустые квартиры, обустраиваюсь там некоторое время. Изучаю, жильцов снизу по ночам: хорошо, если семья полноценная и тихая. От таких я получаю полный коктейль страха: мужской, женский, детский.

Присутствующие в зале слушали с интересом, втягиваясь в атмосферу собрания. Кто-то коротко кивал после некоторых реплик, соглашаясь со сказанным.

– Сначала я выхожу днём. Топаю тихонько, скриплю полом, двигаю мебель, если она есть. В общем и целом, даю понять жильцам снизу, что моя квартира вполне жилая. Затем начинаю топать днём всё сильнее. А позже выхожу и ночью. Всё это время я выжидаю, голодаю. Начинаю вкушать первые молочные страшинки, когда соседи снизу начинают волноваться и что-то предпринимать: поднимаются ко мне, стучатся в дверь, расспрашивают соседей. И вот наступает момент, когда всеведущая старушка, которая есть в каждом подъезде, объясняет им, что в «моей» квартире никто не живёт. Тут-то и начинает литься сладкий нектар страха.

Присутствующие заулыбались. Кто-то облизнул губы от вкусных воспоминаний.

– Хорошая тактика!

– Хитро…

– Скажи, а если живые не предпринимают активных действий: ну топает кто-то и ладно? – шелестящим голосом спросила девушка в белом.

– Тогда я начинаю топать по ночам прямо в их квартире. Но важно не перегнуть. Вы же знаете, нужно держать баланс: пугать, но не спугнуть.

– Пугать, но не спугнуть! – раздалось с разных сторон.

– Что ж, блестящее выступление! Спасибо, что поделился, Саша, – начал волну аплодисментов Первород. – Следующее слово – соседу слева.

Все обратили внимание на маленького мальчика, который сидел на обычном стуле со всеми наравне, однако ноги его едва доставали до пола. Его тело целиком было покрыто тягучей чёрной жижей. При таком тусклом освещении трудно разглядеть черты его лица. Когда он начал говорить, в его чёрной голове открылся провал, который, вероятно, является ртом.

– Что? – спросил он.

– Твоя очередь, – сказал Саша.

– А, да? Я думал слева – это с той стороны, – замялся мальчик. – Всем привет. Я – Ури.

– Привет, Ури! – дружно приветствовали мальчика участники собрания.

– А вы знаете, страшилки про чёрный город и чёрного мальчика?

– Да.

– Ага.

– Что-то слышала.

– А вы знаете, что? Это про меня! На самом деле, я обычный… был, пока не утонул в ёмкости с мазутом. Но мне нравится как у вас тут всё устроено. В садик ходить не нужно, кушать кашу – тоже. Нужно только пугать людей, чтобы не исчезнуть, ну и на солнце долго не находиться.

– Я тебе даже немножко завидую. Перед тобой сейчас столько всего нового и интересного. Я вот, когда умер, первое время просто в лифте сидел. Уж не знаю сколько времени, может неделю, может год. Времени-то у нас тут нет, – высказался Аркаша.

– Время у нас есть, просто оно влияет на нас иначе, – поправил его Митч шёпотом.

Некоторые заумилялись тому, что мальчика ждёт большое количество открытий, через которое они сами когда-то прошли. Первород одёрнул всех и напомнил:

– Дамы и господа, я попрошу не перебивать говорящего. Пусть сначала расскажет о себе, а потом уже в конце мы подключимся с вопросами и комментариями.

– Хорошо, – смущённо ответил мальчик.

Все замолчали. Повисла тишина.

– Нет, Ури, ты-то говори. К тебе это не относится, – скорректировал ситуацию Первород.

– А, да? Ладно, – Ури как-то вжался в спинку стула, переволновавшийся. Он шёпотом что-то пробубнил себе под нос и начал рассказывать. – Я вообще не знаю что рассказать. Я люблю играть с друзьями. Мы вместе играем в прятки. Я прихожу на нашу площадку во дворе, а они меня видят и сразу разбегаются. Даже не здороваются, но мне и так нравится. Только надоедает, что я всегда вожу.

Кто-то понимающе вздохнул.

– А ещё знаете что? Я могу делать вот так! – Ури начал медленно втягивать в туловище конечности, пока не превратился в шарообразный сгусток тьмы. Он слегка покачиваясь стоял на стуле, пока не шлёпнулся на пол. Затем из шарообразного состояния он вернулся в обычное, человекоподобное. Кряхтя, взобрался на стул.

– Вот так! – сказал он с гордостью и раскинул руки.

Страшилы захлопали.

– Ури, а как ты добываешь страх? – спросил Саша.

– Я? Да я просто выхожу по ночам гулять. Играю в песочнице. Кто-то пугается и всё, – застенчиво ответил мальчик и, будто вспомнив что-то, радостно воскликнул. – А знаете что? Я в песочнице звездолёт нашёл! Хотите посмотреть?

– Конечно, хотим. Неси скорей! – Первород дотянулся и ласково погладил мальчика по чёрной голове, проводил его взглядом. После того, как он удалился в одну из комнат дома, Саша произнёс:

– Тяжело видеть настолько молодых страшил среди нас.

– С другой стороны, в таком малом возрасте он сам сделал серьёзный выбор остаться с нами. После того, как стал страшилой, Ури, конечно, тут же побежал к родителям, – поведал окружающим Первород. – Мать сразу умерла от его вида. И без того пропитанное горем сердце не выдержало. Отец упал в обморок, но остался жив. Этого страха Ури хватит, чтобы просуществовать, пока ума не наберётся.

Присутствующие в кругу как-то погрустнели. Общее настроение упало.

– Смертствуйте, меня зовут Митч, – еле слышно вдруг вторгся в тишину другой участник собрания.

– Смертствуй, Митч, – вразнобой, растерянно поприветствовали страшилы.

– Я шептун. Раньше обитал в лесах и шептал людям всякое. Но из-за этой проклятой индрусли… индустриализации, в лесах стало меньше людей. Деревни близ лесов начали пустеть – народ ломится в город. Пришлось, к сожалению, и мне последовать за ними. А в городе ж конкуренция, как у людей, так и у страшил. В общем, пока мне удалось прибиться к какой-то семье стариков. И через пару ночей я понял, почему это место пустует для нашего брата, – прошептал Митч, глядя куда-то сквозь всех. Во время его речи все неосознанно наклонялись вперёд, чтобы лучше слышать. – Старики мало того, что глуховатые, так ещё и с деменцией. Поэтому все мои старания кроту под хвост. Пока они поймут, что что-то слышат, уже забудут, что нужно испугаться. Раньше было лучше. Вот, что я вам скажу.

– Даа.. Хорошо там, где нас нет, – высказался Саша. Его звонкий голос на контрасте тихого шёпота резанул по ушам.

– Ну нет, не соглашусь. Дело в нас, а не в местах или временах. Так что, Митч, желаю тебе найти своё новое место. Всё будет хорошо, – сказал Первород.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, что выговорился. Кто хочет выступить следующим?

Руно, следующая в очереди, засмущалась и стеснительно опустила глаза. Она ещё не готова выговориться. Аркаша воспользовался заминкой и поднял кривую руку. Первород кивнул ему:

– Прошу.

– Смертствуйте, меня зовут Аркаша. Я – лифтовой.

– Привет, Аркаша!

– Я давно обитаю в лифтовой шахте. Наверное, с самой смерти. Болтаю, трясу лифт. Иногда останавливаю. Дёргаю. Мне очень нравится. В такие моменты, я осознаю себя счастливым, – оратор на секунду вернулся в воспоминания, улыбнувшись. Но, продолжив говорить далее, погрустнел. – Недавно я столкнулся с проблемой. Один сильно немолодой подросток, которого я раньше не видел в «моём» доме, стал частенько посещать мой лифт. Он рисует мужские половые органы на стенах, причём в таких разнообразных вариантах, что меня поразило, где он столько видел. Ещё пишет бранное слово из трёх букв так часто, будто это его подпись, а не мат. Возможно, у него и правда проблема с этим, потому что он постоянно, простите, опускает нужду на пол. Каждый раз, когда заходит в лифт.

– Справляет нужду, – шёпотом поправил его Митч, но тот даже не обратил внимания и продолжил.

– До того меня это однажды взбесило, что я начал трясти лифтом со всей силы. Но его это не остановило, хоть и швыряло об стены, било головой о потолок. Он продолжал мочиться, бултыхаясь по маленькой кабинке, несмотря ни на что. В итоге, весь лифт был в его биологических жидкостях, да и сам он весь пропитался и, когда поднялся – с него капало. Он сказал что-то про мать, прижал руку к голове и, шатаясь, вышел, как ни в чём не бывало.

Кто-то сдавленно хихикал, кто-то сопереживал Аркаше.

– И вот, в этот момент, я вдруг почувствовал себя таким никчёмным. Я так вкладывался в своё дело, но он даже не вздрогнул, не вскрикнул. У меня даже от того, что я творю, волосы встали в жилах!

– Волосы встали дыбом, – снова прошептал Митч. Но Первород жестом указал ему помолчать.

– Да зачем я тогда вообще существую, если какого-то жалкого пьяницу напугать не могу!?

Аркаша прижал переломанные ладошки к лицу и расплакался. Митч обнял его и начал гладить по спине.

– Спасибо, что выговорился, Аркаша. Мы тебя любим и поддерживаем. Ты большой молодец, что так стараешься. Просто смерть такая штука, в ней не всегда легко. Иногда ты можешь столкнуться с такой проблемой, которую не можешь решить. Если ты с ней не справился – это не значит, что ты плохой. Ты правильно делаешь, что пытаешься. Возможно, эта проблема, требует другого подхода. Кстати, Каллисто сможет тебя чему-нибудь научить. Если захочет, конечно. Что скажешь? – Первород вопросительно кивнул головой в сторону женщины, сидящей возле Аркаши.

– Ну, наконец-то! Всем привет. Меня зовут Каллисто. Я потомс…

– Привет, Каллисто!

– …привет. Я потомственная зеркальная сущность живу в зеркалах. И да, Аркаша, я могу научить тебя паре зеркальных испугов, чтобы ты смог решить свою проблему. Если, конечно, в лифте есть зеркало, – Аркаша грустно покачал головой. Каллисто не обратила на него внимания и продолжила тараторить. – А вот моя проблема гораздо серьёзнее. Как вы, наверняка, знаете я – Каллисто, мстительный дух дома на холме, вот уже пару веков пугаю и довожу до инфарктов его жителей. Я профессионал в делах кошмара и ужаса. Про меня снимают фильмы, на меня охотятся, изгоняют. Кстати, прямо в данный момент по мою душу вышли охотники. Эти простофилины даже не понимают, что меня нет дома.

От такого пищащего словесного потока многие откинулись на спинки стульев, морща лица.

– Так вот, насчёт дома. Про меня пишут книги и обсуждают в подкастах. Я достигла бешеного уровня известности. Меня боятся ВСЕ. И знаете, что эти бестолочи голубых кровей решили сделать? Они продали дом! Продали «мой» дом, в котором я обитаю уже 208 лет! И его купили какие-то мстительные слабовольные натоптыши, которые снесли мой дом. Снесли!

Пронзительный писк поразил ушные перепонки страшил. Чей-то стул скрипнул, отодвигаемый назад.

– И знаете, это ещё не всё. Самое страшное. Реально страшное – впереди.

Я присмотрела себе дом одной фешенебельной модели в богатом районе мегаполиса. Ну так, на время пока. И вот, жду я в первую ночь эту дамочку у туалетного столика. Уже в нетерпении вся, жажду испуга. Весь день разминала свои пугательные железы. И знаете что случилось, когда я подошла к её отражению в зазеркалье?! – уровень интриги, писка и вскинутых бровей Каллисто достиг запредельного уровня. – Она посмотрела на меня без косметики. И я её испугалась!

Калисто закончила на высокой ноте и бесшумно заплакала, показывая всем своё красивое страшное лицо, по которому аккуратно и прекрасно текли чёрные, как нефть, слезинки. Все зеркала в доме повторяли отражение её лица. После услышанного, все страшилы, вдруг, вздрогнули как единый организм. Кто-то прижал руку к лицу, у половины округлились, и без того, огромные глаза. Аркаша упал со стула в обморок.

– Что ж, Калисто… Я даже не знаю, что сказать. Сам впервые с таким сталкиваюсь… Возможно, это первые симптомы Калиюги. Я видел страшных людей, видел страх в отражении их глаз. Я сам был страхом и был человеком. Возможно, ты где-то перешла дорогу Карме и напугала когда-то не того. Ты была страхом в отражении и, в итоге, нашла в отражении свой страх. К сожалению, Карма сегодня опять не пришла. Но, как только она… – старался поддержать Первород.

– Хватит! Нет никакой Кармы! Только и твердите: Карма, Карма!. А кто-то из вас хоть раз её видел лично?! – Калисто обвела взглядом всех собравшихся и, чеканно цокая каблуками, стремительно покинула собрание через ближайшее зеркало.

– Уж лучше не встречаться с ней, – прокомментировал Саша, непонятно, кого именно имея ввиду.

– А я верю, что Карма существует. И мне кажется, она почтила меня своим мракословением, – вступила наконец Руно..

– Что ты имеешь в виду? – спросил пришедший в себя Аркаша.

– Ну, для начала, всем привет. Меня зовут Рýно

– Привет, Руно.

– Я – теснотень. Залезаю в тесные места и пугаю оттуда людей, иногда даже покусываю. Моя мама – Клаустрофобия. Наверное, все вы её знаете. Такой высокий статус моей мамы негативно сказывается на моей личной смерти. Всю свою смерть я выполняла мамины требования. Никогда не разговаривала с людьми и не симпатизировала им. Совершенствовала свою страшимость и навыки пугания. Я делала то, что скажет мать, даже не задумываясь о том, что я сама хочу делать. Столько сил вложила в работу над собой. А вообще, мне самой хочется испытать любовь. Настоящую. Живую.

Круг собравшихся утонул в памяти, вороша прошлое в поисках воспоминаний о своей первой любви. При жизни, конечно.

– Как-то я гуляла по мрачному уютному району на отшибе. И встретила парня, который потянулся за тюбиком клея под шкаф и застрял там рукой по самую лопатку. А ещё, представляете, соседей не было, а на помощь он позвать не мог. Какое-то невероятное совпадение! Я поразглядывала его с различных ракурсов в его несуразной позе. Затем, предвкушая хорошенькую пугань, пробралась под шкаф с обратной стороны. И вот, я уже подготовила Смертельную Пасть над его кистью, пока он отвернулся. А когда он заглянул под шкаф, уставился в мои глаза своими изумрудными… Короче говоря, я не смогла его укусить, только окропила Ядовитой Слюной его ладошку и… – Руно смущённо, покрасневшим голосом прошептала. – Я влюбилась в человека. Не знаю, что произошло, что именно такого я сделала, но теперь он превращается в страшилу живьём!

Аркаша со всей силы упал в обморок, брякнув давно переломанным телом о пол. Зеркало, через которое подслушивала Каллисто, треснуло и осыпалось на пол серебром. Первород вскочил со своего огромного стула так резко, что у всех присутствующих потемнело в глазах. Чистая тёмная энергия страха, из которой он состоял, перемешалась с энтузиазмом и интересом. Он резко выпалил:

– Ты наложила на него Узы Смерти! А ты объяснила ему, как они работают?

– Нет, а что, надо было? – потупив взгляд, растерянно спросила Руно.

– Ну, конечно! Он должен знать, какая честь ему выпала! Сколько у него теперь времени, какие у него появились обязанности, – Первород разразился воодушевлением, подобно раскатам грома. Но последнюю часть предложения договорил очень тихо. Так звучит затишье перед бурей. – И какая участь его ждёт, если он с ними не справится.

– Ты же в курсе, что вы ОБА исчезнете, если он не сможет наложить на себя руки? – спросил Саша.

– Ну да, вообще-то такие моменты заранее обговариваются с будущим узником Смерти, – прокомментировал шёпотом Митч.

– Я…я просто не знала, растерялась девушка.

– Я приставлю к нему демонов и страшил, чтобы ни один смертный не убил его, лишив души, – распорядительным тоном сказал Первород. – А тебе советую глубже изучать теорию, перед тем, как приступать к практике.

На этой таинственной ноте первое собрание клуба страшил закончилось.