Текст книги "Вихри эпох"

Данила Ботанцов
Вихри эпох

© Данила Ботанцов, 2020

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2020

Миссия «Бродяги»

Прохладный летний ветер приятно обдувал лицо, истомившееся от долгого и знойного августовского дня. В этих широтах конец лета всегда выдавался особенно жарким, что вполне устраивало Крамера, для которого рабочий день начинался после захода солнца. Всё дневное время, когда солнечные лучи не грели, а обжигали, он всё равно проводил дома – либо работая за компьютером, либо отсыпаясь в своей кровати после бессонной ночи.

Работа Крамеру не надоедала. С одной стороны, конечно, это скучно – сидеть и ничего не делать столько времени, ожидая щелчка затвора, однако умный человек всегда найдёт, чем заняться, о чём подумать. Вот, например, Сэму пора бы уже в школу с сентября записывать – а вот в какую, так и не решено, и Джулия никак не соглашается на Мэриленд. А чем, спрашивается, так плох Мэриленд? Всё одно уже решили, что переезжать будут, так и велика ли разница, в какой штат…

Ночь была удивительно тихой, и мрачную тишину нарушало лишь тихое и мерное гудение моторов. Телескоп медленно и незаметно поворачивался вслед за звёздами, убегавшими в течение всей ночи от его огромного двадцатидюймового глаза. Новейшая система плавного ведения и корректировки позволяла делать идеальные снимки с весьма длительной выдержкой, на которых ни одна из бесчисленного числа звёзд не смазывалась и не уползала.

Крамер сам не заметил, как его размышления плавно перетекли в сон. Какая-то ночная птица пролетела над самой его головой, но мужчина лишь повернулся на бок в своём кресле и подложил руку под откинутую голову.

Внезапно щелчок фотоаппарата вывел Крамера из сна, и он с усилием поднялся с кресла. Медленно мерцавшая лампочка на фотоаппарате погасла, и теперь её сменил ровно светящийся индикатор, показывавший, что снимок с выдержкой в 300 секунд завершён и в данный момент обрабатывается компьютером.

– Ну что ж, на сегодня хватит, – довольно пробормотал Крамер, откручивая камеру от переходного кольца. – Последняя ночь, и скоро я наконец-то смогу вернуться домой.

* * *

Джейкоб Крамер был ярым фанатом астрономии. Он с детства интересовался буквально всем, что так или иначе было связано со звёздами и межпланетными путешествиями. Уже много позже, когда он закончил колледж и почувствовал себя самостоятельным и взрослым, его увлечение окончательно оформилось и выразилось в тяге к астрофотографии. К тому времени он уже понял, что полёты на ракетах в дальние уголки космоса – это не более чем романтичная сказка древних писателей-фантастов, разбивающаяся о прозаичную картину суровой реальности. Равно как и детские мечты Джейкоба о том, как он будет сидеть в огромной обсерватории за многометровым телескопом, направленным, подобно гигантской пушке, в небо, и, переводя его с одной планеты на другую, открывать далёкие миры и внеземные цивилизации.

Всё это было в прошлом, и теперь молодой человек прекрасно понимал, что на самом деле настоящие открытия совершаются совершенно иными способами. Однако Крамер был слишком неусидчив для карьеры астрофизика-теоретика и испытывал патологическое отвращение к длинным и скучнейшим формулам.

Вид галактики Андромеды, когда Джейкоб впервые попробовал сделать снимок этого туманного пятнышка на небе с длительной экспозицией, поразил его до глубины души. Волшебным образом бледное и бесформенное пятно, тускло различимое в 90-миллимитровый школьный рефрактор, превратилось в смазанную, но легко узнаваемую правильную спираль, слегка наклонённую набок.

Этот первый опыт в фотографии перевернул все представления молодого человека и определил его дальнейшую судьбу. Осознание простых истин оптики и фототехники – то, что время открытого затвора имеет гораздо большее значение, чем размеры линз телескопа, – стало шоком для юного астронома и казалось каким-то волшебством. Крамер отдался своему увлечению целиком, начиная осваивать эту трудную и непростую сферу современной астрономии.

И вот уже который год Джейкоб работал в НАСА, занимаясь тем, что стало делом всей его жизни. Он мог часами изучать различные снимки, получен ные с разных телескопов и спутников, анализировать данные, проводить моделирования по проверке полученных сведений и проводить дни и ночи напролёт, обрабатывая за компьютером свои фотоснимки.

Именно астрофотография действительно открывала широкие горизонты для совершения шокирующих открытий – уверял своих родителей и знакомых молодой астроном. Все самые знаковые открытия последних лет, касающиеся близкого и дальнего космоса, были совершены именно посредством изучения фотографий звёздного неба, сделанных через телескоп, – да что там говорить, очень часто и вовсе любительских фотографий! Подавляющее количество комет, астероидов, сверхновых и прочих объектов, выявленных в нашей солнечной системе и галактике за последние десятилетия, были открыты именно астрономами-любителями, которые обнаруживали аномальные и необычные объекты на своих снимках. Это может показаться парадоксальным, что для открытия нового астероида вовсе не нужна огромная обсерватория, а всего лишь изрядный запас терпения и энтузиазма (ну, желательно ещё и чистое небо).

В данный момент Крамер заканчивал свою летнюю сессию фотографий небольшого участка созвездия Девы, которую он фотографировал каждую ночь на протяжении трёх недель. Сегодня эта работа наконец-то подошла к завершению, и Крамер готовился забить в программу компьютера последний кадр и начать обработку полученных снимков. Съёмка проходила с достаточно большим для астрофотографии увеличением, вернее, максимальным, которое позволяло 507-миллиметро-вое зеркало телескопа Джейкоба, при котором атмосферные потоки нагретого воздуха ещё не слишком сильно размазывали кадр. Целью являлось получение максимально подробных снимков чрезвычайно малой и до недавнего времени неизвестной кометы с номенклатурным номером X/2030 A2, названной в честь её первооткрывателя кометой Фридмаха.

Она внезапно вынырнула откуда-то из глубин Облака Оорта и вначале не обратила на себя особого внимания – учёные НАСА гораздо больше занимались завершением разработки плана первой пилотируемой экспедиции на Марс, в связи с его ожидающимся великим противостоянием, однако вскоре выяснилась одна интересная особенность. Данная комета очень стремительно приближалась к орбите Юпитера, и ожидалось, что она может пройти чрезвычайно близко от него – настолько близко, что либо окажется притянутой его гравитацией и станет одной из его бесчисленных лун, либо обрушится на его поверхность и развалится на части в бурлящем океане жидкого водорода. При любом раскладе участь кометы была незавидной, но и событие намечалось, по меньшей мере, весьма интересное.

Однако первичные расчёты пока не могли дать никакой точной информации, и поэтому Джейкоб Крамер и занимался фотосъёмкой, на основании которой можно было бы определить дальнейшую траекторию и скорость кометы.

Джейкоб загрузил все фотографии в программу и для начала включил простой обрабатывающий фильтр. Компьютер немного подумал и предложил оптимальный выбор соотношения цветов на фотографии; Крамер, подвигав немного вправо-влево ползунком регулятора цветовой гаммы, выбрал положение, при котором сторонние шумы и засветы на снимках были менее всего приметны, и нажал «Окей».

Теперь предстояла возня с «дарками» – тёмными снимками, необходимыми программе для обработки фотографий, а также прочей необходимой фотографической мишурой, без которой профессиональная астрофотография совершенно невозможна. Уверенно водя мышкой и постоянно внося различные корректировки в окно программы, Джейкоб, наконец, выбрал позицию «сложить выбранные кадры» и нажал ввод.

Астроном откинулся на спинку кресла и широко зевнул, рискуя вывихнуть челюсть. По сути, работа была выполнена, и больше от него ничего не требовалось; умники из орбитального отдела проанализируют снимки и доделают всю работу по вычислению траектории кометы без его помощи. Однако какой дурак будет отдавать в центр кадры, на производство которых ушёл почти месяц, даже толком не рассмотрев их?

Крамер решил провести стандартную процедуру по сложению и кадрированию снимков, затем расположил получившиеся из сложенных снимков изображения в последовательности съёмки и составил единую анимацию движения кометы. Джейкоб хорошо знал свою работу – комета Фрид-маха на всех кадрах была в кадре, и ни на одном из снимков не обнаруживалось ни малейшего смещения звёзд.

Подровняв края всем снимкам, Крамер запустил анимацию. Длительность составляла 7 секунд при частоте 3 кадра в секунду, после чего анимация проигрывалась заново. Так как телескоп на протяжении всех съёмок постоянно поворачивался вслед за звёздами, на каждом снимке звёзды были на одном и том же положении, однако комета медленно двигалась между ними из верхнего правого угла в нижний, описывая диагональ.

Хвост кометы, однако, был весьма жалок – настолько, что его было практически не видно. Это и неудивительно – по большей части хвостовая часть кометы представляет собой частицы замёрзшего газа, который тает по мере приближения к горячей звезде.

Крамер попробовал искусственно увеличить экспозицию кадров, сначала на две позиции, потом на все четыре, делая тёмные объекты более яркими в ущерб общему качеству снимков. Анимация продолжала прокручиваться, и вдруг астроном заметил интересную деталь – как будто в одном из участков неба, между двумя яркими звёздами, пиксели экрана стали более светлыми, чем окружавший их фоновый шум, и слегка передвигались на каждом кадре.

Это было настолько необычно, что Джейкоб даже не сильно удивился. Он вернул экспозиционную корректировку на ноль и сделал цифровое увеличение данного участка неба.

Теперь, когда он видел только этот кусок неба площадью менее чем одна десятая квадратной секунды, он отчётливо увидел, как какой-то объект, вернее, его размазанный трек двигается между неподвижно стоящими на фотографиях звёздами, с каждым кадром медленно смещаясь в сторону альфы Девы.

Что же это могло быть? По данным каталогов и программ, имеющихся у Крамера, на этом участке сейчас нет ни астероидов, ни малых планет. Значит, какое-то неизвестное тело?

Джейкоб вытер пот со лба и снова склонился над монитором. Возникло желание как можно скорее позвонить в свой отдел и заявить о своём открытии, но голос разума заглушил подобные мысли. Будь это более-менее крупный объект, его бы уже открыли или засекли бы по отклонению из-за его гравитационного поля; это не может быть ни малая планета, ни комета. Есть, конечно, соблазн предположить, что это далёкий-предалекий транснептуновый объект, по типу Эриды, который сейчас немного приблизился к Земле и стал заметен, но это предположение разбивалось о факт наличия у него высокой скорости движения: так может двигаться тело, только достаточно близкое к Земле. Скорее всего, это вшивенький астероид метров пятнадцати в поперечнике, однако…

Однако, в любом случае это открытие.

Крамер зашёл в почту и быстро набрал руководителю своего отдела сообщение о вынужденной задержке ещё на одни сутки.

Нужна была ещё одна ночь, чтобы сделать качественный снимок таинственного объекта.

* * *

Кроме атмосферы и погодных условий, астрофотография с Земли также сильно зависит от длительности ночи на той или иной широте. Так, здесь ночь августа длилась примерно восемь часов, однако клади полчаса на угасание Солнца после заката, да и завершить фотосъёмку нужно будет тоже уже до восхода Солнца. Поэтому выйдет очень неплохо, если удастся сделать хотя бы раза в два больше снимков для сложения, чем предыдущей ночью, и с более-менее солидной выдержкой, при которой объект ещё не начнёт ползти в стороны и размазываться.

Сначала Джейкоб рассчитал положение и прикинул относительную скорость неизвестного объекта в градусах на координатной сетке, чтобы определить, как следует сместить телескоп относительно его предыдущей позиции, чтобы таинственный объект попал ближе к центру; кроме того, это также позволит избежать превращения объекта на снимке в жирную линию. Наконец, фотограф настроил аппаратуру, сориентировал систему автонаведения телескопа по Веге, Бетельгейзе и Проциону и приготовился ждать удобного момента для начала съёмки. Увеличение было максимально допустимым при такой высоте наблюдения над уровнем моря.

Солнце понемногу закатывалось за горизонт. Крамер недовольно покосился на небольшую полосу туч, лениво плывущих по небу, однако пока что они не собирались пересекать угол обзора телескопа.

Джейкоб запустил программу съёмки и ушёл с площадки в беседку. Сначала астроном попытался снова немного вздремнуть в кресле, однако сон никак не шёл, все мысли крутились вокруг непонятного объекта. Крамер попытался прикинуть размеры и массу астероида, исходя из уровня его светимости и скорости, однако данных было очень мало, да и не был он особо силён в теоретических расчётах – гораздо лучше он разбирался в диафрагме и апертуре, чем в логарифмической прогрессии звёздных величин и тому подобной ерунде.

«Ну, предположим, что его яркость – что-то вроде двадцать второй звёздной величины… Хм… При этом астероиды все крайне тёмные и поглощают большую часть света… значит, если отражается около нескольких процентов света, то, стало быть, он может быть не таким уж и маленьким… ну, может, метров 70 диаметром… однако, тогда выходит, он должен быть совсем близко к Земле, раз я его засёк? Что же это такое?»

Джейкоб имел хорошее представление обо всех системах слежения и контроля НАСА и русского Агентства и знал, что так близко 70-метровый астероид к Земле незамеченным вряд ли бы подлетел. С другой стороны, не так давно мимо Земли пролетел 200-метровый астероид, который и вовсе открыли уже после прохождения им линии земной орбиты…

Когда первые звёзды с восточной стороны начали гаснуть, а небо светлеть, Крамер завершил съёмку. В этот раз астроном отснял максимально возможное количество кадров, которое позволяла ему длительность августовской ночи; сложив все снимки, Джейкоб надеялся получить максимально чёткое изображение объекта.

Проведя стандартную обработку кадров, астроном сделал дополнительное цифровое увеличение. Компьютер на несколько секунд повис и выдал обработанный снимок. Теперь полоска из чуть более серых, чем окружающий фон, пикселей оформилась в единый, вполне воспринимаемый объект неправильной, но совершенно определённой формы.

Крамер снял с носа очки, положил их на стол рядом с собой.

Похоже, это был не астероид.

* * *

– Пол, ради бога, – поморщился Ричард Симпсон, помощник первого заместителя руководителя НАСА, когда его секретарь снова попытался его перебить. – Прекрати ныть и лучше принеси мне кофе.

Пол демонстративно закатил глаза и, развернувшись, вышел прочь из кабинета.

– Мог бы и прикрыть за собой дверь, – недовольно пробурчал Ричард, снова пододвигая к себе файл с фотографиями.

«Что же это такое, – снова подумал он. – Может быть, ранее неизвестный спутник-геостационар? Предположим, его скорость совпадает со скоростью вращения земли, и он кажется висящим в небе… а на снимке с выдержкой, наоборот, превратился в линию. Чёрт, чёрт, где же эти олухи из центра? Они обещали подъехать ещё к двенадцати!»

– Что будем делать с этим? – мрачно кивнул Пол в сторону снимков, когда вернулся со стаканчиком кофе в руках.

– Не знаю, – устало покачал головой Ричард Симпсон. – Не похоже, чтобы это был астероид – орбита непонятная, да и близко он что-то к нам. Видимо, придётся собирать совещание, пусть отделы пораскинут мозгами.

* * *

– Большинство из вас уже знает цель нашего собрания, однако я всё же напомню некоторые события, которые произошли несколько дней назад. – Ричард внимательно оглядел сосредоточенные лица всех собравшихся в кабинете специалистов и продолжил:

– Позавчера наш астрофотограф обнаружил на сделанных им снимках кометы Фридмаха трек, оставленный объектом, двигающимся по траектории, отличной от траектории других звёзд и планет. Сделав более подробный снимок с высокой выдержкой, он смог получить изображение этого тела в статике с более высоким качеством. Вот этот снимок.

Ричард щёлкнул маленьким пультиком, и прикреплённый к потолку проектор негромко загудел. Затем на белом экране, висевшем позади спины выступавшего, появилась увеличенная фотография, сделанная Джейкобом Крамером. Объект, оказавшийся в самом центре, распадался на пиксели и в целом был похож на планету, однако его края были очень резкими, если не сказать – ровными.

– Как вы видите, это объект неправильной формы, и он не шарообразен, – продолжил Ричард Симпсон, когда разговоры и громкий шёпот, поднявшийся в кабинете после включения проектора, слегка утихли. – Мы не знаем на данный момент точные размеры, скорость и направление движения данного тела, равно как и его природу. Я поднимаю вопрос о дальнейшем, более глубоком исследовании этого объекта, в том числе, задействовании орбитальных телескопов. Однако сначала я хотел бы услышать ваше мнение, коллеги.

В зале повисло молчание. Джозеф Стивенсон, астроном-теоретик, задумчиво грыз карандаш.

– Можно ли точно определить направление и скорость движения этого тела по снимкам, которые у нас есть? – спросил Грегори Мэйсон.

Ричард вопросительно посмотрел на Стивенсона из Орбитального отдела. Тот пожал плечами.

– Ну, точную траекторию мы сразу сказать не сможем, конечно, но прикинуть её можно попробовать, – сказал он. – Кроме того, необходимо будет провести спектральный анализ, возможно, получить параметры по Допплеру… Хм… Что же касается дистанции, как и размеров объекта, то для этого нужно бы измерить его параллакс… а это, хм… ну, скажем, достаточно сложное и долгое занятие.

– По крайней мере, хоть что-то мы можем предположить с более-менее высокой степенью уверенности? – спросил Ричард Симпсон.

– Я бы сказал, что будь это классический астероид или метеороид, покрытый тёмной и малоотражающей космической пылью, то это тело имело бы диаметр близкий к 100 метрам, – медленно сказал Стивенсон. – Однако это может быть металлический метеор относительно недавнего происхождения, не успевший потемнеть, вследствие чего он так сильно блестит. Тогда его диаметр может быть и намного меньше, может, даже меньше, чем 10 метров.

– Ладно, – устало махнул Ричард.

– А откуда у нас вдруг взялся свежий метеорит из металла? – спросил кто-то из присутствующих.

– Ну, на спутнике Юпитера Ио до сих пор идёт бурная вулканическая активность, быть может, кусок вулканического продукта вылетел из атмосферы из-за слабой гравитации, и…

– Но речь идёт о металле, а не о пемзе, – язвительно заметил тот же голос.

– Да, а ты анализировал состав вулканических пород на Ио?! – огрызнулся на это Стивенсон.

– Так, всё, хватит! – поднял руку Ричард Симпсон. – Полагаю, никто спорить не будет, что данное тело – более чем странный космический объект, к изучению которого есть смысл подключить и другие отделы. Все согласны?

Собравшиеся в зале более-менее активно покивали головами, ожидая, что будет дальше.

– В таком случае, я жду ваши письменные соображения по данному поводу. Передадим эту проблему наверх и посмотрим, на что расщедрится наше начальство.

* * *

– И сколько времени может на это уйти? – недовольно заметил Лори Болден, первый заместитель руководителя НАСА.

– Я не знаю, вероятно, день-два, – ответил Ричард. – Смотря сколько времени уйдёт на отправление запросов, как быстро на них ответят, рассчитают все данные…

– Я надеюсь, что, по крайней мере, оно того стоит? – спросил мистер Болден. – Или нас снова подымут на смех, как в тот раз с сообщениями о вулканах на Венере?

– О нет, – ответил Ричард, покачав головой, – по этому поводу вы можете не сомневаться. Это действительно что-то очень любопытное, хотя я и не рискну даже предположить, что именно мы можем обнаружить.

– Хочется в это верить, – негромко процедил первый заместитель, поигрывая карандашом. – У них и так напряжённый график, да и собственный план наблюдений. Отвлекать отдел управления орбитальным телескопом от штатных задач из-за всякой ерунды совершенно ни к чему, да и потом ещё самим будет не отвертеться, если что-то пойдёт не так.

* * *

– В общем, «Джеймса Вебба» нам никто не дал, – ответил Ричард Полу, вешая трубку. – Однако «Хаббл» обещают развернуть в течение суток.

– Ну это тоже неплохо, – заметил секретарь.

– Да, неплохо, кроме того, что диаметр зеркала «Джеймса Вебба» почти в три раза больше диаметра «Хаббла», и это новейший телескоп из всех находящихся на орбите в данный момент, – проворчал помощник первого заместителя руководителя НАСА. – А «Хаббл» – старый мусор, по непонятным причинам задержавшийся на орбите уже бог весть на сколько лет после года своего официального выведения из эксплуатации.

– Ну, в конце концов, не бросать же в Атлантический океан рабочий телескоп, – пожал плечами Пол. – Да и потом, зеркало «Хаббла» в пять раз больше, чем зеркало телескопа Крамера, в который он впервые засёк тот объект. Плюс ещё отсутствие атмосферы, длительность выдержки, точность наведения, всё такое… В общем, думаю, мы получим прекрасное изображение.

– Дай-то Бог, – вытер вспотевший лоб начальник отдела астрофотографии.

* * *

Теперь уже целый отдел орбитальных аналитиков проводил вычисления на основании полученных с «Хаббла» снимков. Было уже очевидно, что неопознанное тело – ему было присвоено временное название Х-234/2030, или, более коротко, «Бродяга» – являет собой нечто, отличное от простого метеороида или иного подобного тела. Это был крайне маленький объект вытянутой формы, который отсвечивал ярким блеском неясного происхождения. И, что интересно, двигался он действительно быстро.

– Есть параллакс, – произнёс Генри Сименс, быстро записывая что-то в блокнот.

– Сколько? – быстро спросил у него Лори Болден, стоящий позади аналитиков.

– Э… если со всеми поправками, то до «Бродяги» что-то вроде двух миллионов километров. И да, его размер – метров пять-шесть, не больше, причём у него есть собственное вращение, период – примерно полминуты по часовой стрелке.

– Два миллиона! – вскочил Лори Болден. – Чёрт знает что, у нас совсем под носом! Какой тут ещё пояс астероидов? Это же почти в сорок раз ближе, чем до Марса!

– Диаметр очень мал, – пожал плечами Генри. – Тут нет никакой опасности. Да мы бы его не увидели, не будь он таким ярким. Его поверхность имеет поразительно высокий коэффициент отражения…

– А что траектория?

– Пока работаем над этим…

* * *

– Ты знаешь, куда он летит?! – было первое, что выкрикнул Стивенсон вошедшему в отдел Ричарду.

– Нет, откуда бы? А вы что, уже закончили расчёты?

– Да! То есть, не совсем. Но мы знаем, что «Бродяга» летит под углом примерно двенадцать с половиной градусов к нашей орбите и пересечёт её примерно через месяц.

– Что?! Он пересечёт земную орбиту? Сколько до него будет миллионов?

– Пока сложно сказать. Мы ещё не проектировали наше положение на этот момент, сейчас вычисляем точную скорость объекта.

– А когда будет готов расчёт?

– Я, собственно, закончил, – отъехал на своём кресле от компьютера Генри Сименс. – Конечно, ещё придётся поработать над анимацией, ну и в скорость придётся внести уточнение…

– Да чёрт с ним, каким будет минимальное расстояние до этой хреновины, и когда? – перебил его Ричард.

– Сейчас узнаем.

Генри нажал кнопку на клавиатуре, и на экране появился эллипс орбиты. По краям быстро замелькали какие-то цифры, и стало видно, как под острым углом к земной орбите приближается маленькая точка.

Генри начал комментировать:

– Я не стал вбивать земной эксцентриситет и прецессию в программу, так как всё равно…

– Помолчи, и так разберёмся, – поднял ладонь Ричард, напряжённо вглядываясь в тот момент, когда точка пересекла линию орбиты. Внезапно картинка замерла; табло с цифрами моргнуло и просигналило об окончании моделирования.

Внизу загорелась надпись: «Расстояние в момент апогея: 0,3».

– Это что? Ты считал в миллионах километров? – нахмурился Ричард.

Генри Сименс сидел с бледным как мел лицом.

– Нет, – выдавил он из себя. – В тысячах.

* * *

Как только буря голосов, поднявшаяся после объявления Лори Болдена, немного поутихла, а люди уселись на свои места, со своего кресла встал Ричард Симпсон и мрачно добавил:

– Мы немного подкорректировали данные. Объект пройдёт на расстоянии примерно 290 километров от Земли ровно через две недели.

– Ещё лучше, – покачал головой Лори Болден. Затем он снова обратился ко всем присутствовавшим в зале:

– Господа, вы все знаете, что мы публикуем все данные о наших расчётах и результатах нашей деятельности вообще. Но вместе с тем легко предугадать, что может начаться в мире после публикации подобных новостей. Вопрос состоит в том, какова действительно угроза, если она есть, и что мы можем успеть, в свою очередь, сделать?

Экстренное совещание проходило в конференц-зале. Здесь присутствовали представители всех подразделений НАСА, а также все сотрудники отделов, изначально занимавшихся «Бродягой».

Ричард Симпсон снова поднялся с места.

– Мои парни считают, что всё не так плохо, – начал он. – Генри закончил полное моделирование и говорит, что спутник будет обладать слишком большой скоростью для того, чтобы успеть затормозить и упасть на Землю.

– Это действительно так? – обратился к Генри руководитель НАСА.

Тот развёл руками:

– По сути да, он делает не меньше трёх десятков километров в секунду. Когда он будет пролетать мимо Луны, то сделает сильный виток, пролетев у самой поверхности… после чего сильно сбросит свою относительную скорость и под острым углом полетит к Земле. Расстояние всё же достаточно велико, чтобы он мог упасть; хотя, конечно, траектория его круто изменится, примерно градусов на пятьдесят. Правда…

– Что?

– Я не уверен, но он может стать спутником Земли.

В зале снова поднялся шум.

– Что ни день то новость, – устало выдохнул Лори Болден. – Но он точно не упадёт на Землю?

– Вероятность падения, на данный момент, меньше одного процента, – ответил Генри Сименс.

– Это слабовато, – заметил первый заместитель руководителя НАСА. – Мы готовим к запуску на орбиту спутник с оборудованием для «Джеймса Вебба». Быть может, нам стоит ускорить подготовку и послать его навстречу «Бродяге» с зарядом на борту?

Со своего кресла поднялся Грегори Мейсон.

– Я предполагаю, что это не так уж необходимо, – начал он. – Если я не ошибаюсь, диаметр объекта – не более трёх с небольшим метров, значит, его объём – не более двадцати пяти кубометров. При средней плотности метеоритных пород его масса вряд ли превышает сотню с небольшим тонн. Это, конечно, немало, но такие тела, как правило, в большей своей части сгорают при вхождении в атмосферу. Причём если принять во внимание скорость его падения и параболу, которую он при этом опишет, то можно смело говорить о том, что большая часть его вещества останется в атмосфере.

– Но он не сгорит без остатка, – возразил кто-то.

Мейсон ответил:

– Да, но я не думаю, что это событие стоит так сильно раздувать. Тем более два против трёх, что падение произойдёт и вовсе где-нибудь над океаном.

Лори Болден прошёлся вдоль кресел.

– Итак, как я понимаю, причин для особого беспокойства нет, – медленно начал он. – Даже в случае падения тела на Землю вероятность причинения им сколько-нибудь серьёзного вреда близка к нулю. Что ж, это определённо хорошие новости. Моё мнение следующее: мы публикуем данную информацию с заверениями, что ситуация находится под контролем и нам ничто не угрожает. Мы ничего не утаим, при этом избежим неприятной шумихи.

– А как быть с… – начал Ричард Симпсон.

– А по поводу всех странностей, связанных с формой и структурой «Бродяги», распространяться совершенно ни к чему, – отрезал Лори Болден. – Достаточно будет сказать, что это метеороид неизвестного нам на данный момент происхождения.

* * *

– И какая была реакция? – спросил Пола Ричард, отбрасывая в сторону газету.

Его секретарь махнул рукой:

– Ничего особенного. Я думаю, ближе к делу появятся какие-нибудь глупости в соцсетях, но на данный момент всех больше интересует Африканский кризис, а конкретно любители астрономии пребывают в ожидании эпопеи с падением кометы на Юпитер.

– Мда, – задумчиво произнёс Ричард. – Ну что ж, тем лучше. Посмотрим, что будет дальше. А пока что попробую поверить, что этот инцидент исчерпан.

* * *

Два дня спустя дверь, ведущая в кабинет руководителя Орбитального отдела, была чуть не сорвана с петель мощным ударом Генри Сименса. Астроном-теоретик ворвался в помещение подобно марсианской буре и едва не стал причиной преждевременной смерти Ричарда, пытавшегося в тот момент разгрызть гранат. После длительных процедур по приведению Ричарда в чувство Генри хлопнул по его столу какой-то папкой и с выпученными глазами заявил:

– Угадай, что я выяснил?

– Что? – устало спросил Ричард своего коллегу, тяжело дыша и вытирая с глаз выступившие слёзы.

– Мы с парнями из отдела решили уточнить его скорость, для чего направили в эту сторону коротковолновик. Нас насторожили отклонения в данных, и мы…

– Подожди, о чём это ты? – за несколько дней ситуация с «Бродягой» несколько улеглась, и Ричард снова перешёл к более рутинным просчётам, касающимся оптимальной площади солнечных батарей на марсианской орбитальной станции, и не сразу сообразил, о чём идёт речь.

– Я про наш таинственный планетоид. Короче, не буду тебя грузить и утомлять, но смысл таков: мы увидели, что нашему радиосигналу мешает какой-то другой, на схожей частоте, и попытались настроиться на неё. Мы подобрали диапазон и обнаружили, что наш «Бродяга» сам по себе излучает радиоволны.

Ричард удивлённо уставился на Генри.

– Какие?…

– Направленные. Причём с определённой периодичностью, с интервалом в десять с маленьким минут. Мы проверили – импульсивность сигналов всё время одинакова.

– Ну, знаете, это может быть не только он… – неуверенно начал Ричард.

– Нет. Мы проверили волны на допплерово смещение – их источник двигается как раз со скоростью «Бродяги» и по его траектории. К тому же, это направленные волны, и они передаются в очень узком направлении. И засечь их также можно, только напрямую направив антенну передатчика. Но и это ещё не всё, – и Генри возбуждённо подмигнул своему начальнику.

– Ну что там ещё? – безнадёжно выдохнул Ричард Симпсон.

– По сути, если объект не излучает волны по всему диапазону, то он мог бы излучать их перед собой. Однако, он излучает их по несколько другой траектории, с отклонением ровно в 12,5 градусов от своего курса, или примерно на 11 часов.