Текст книги "Танки прорыва"

Черные тучи с Запада

Ну а что же создали в тот период те на Западе, которые рядились учить Грабина азам конструирования артсистем? Прежде всего надо сказать, что они смотрели на наши танки свысока. Тем более их пренебрежительное отношение к советской военной технике усилилось с приходом к власти гитлеровцев с их теорией превосходства арийской расы над славянской. Так было вплоть до разбойничьего нападения фашистской Германии на нашу страну.

2 февраля 1941 года, в самый разгар подготовки к вероломному броску через наши границы, о превосходстве своих танков над нашими писал в своем дневнике и начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер. Правда, тут же оговаривался: «Тем не менее не исключены неожиданности». И он не ошибся. Они будут, эти неожиданности приведут его к изумлению и унынию.

До порабощения народов Европы немецкие войска имели на вооружении легкие и средние танки, вооруженные пулеметами и 20‑, 37‑ и 75‑миллиметровыми пушками. Танки, вооруженные 37‑ и 75‑миллиметровыми пушками, имели короткие стволы, с низкой начальной скоростью и слабой пробивной способностью, то есть они были способны бороться с танками, имевшими противопульную защиту.

Немецкий генералитет и конструкторы недооценили не только советское, но и французское и английское бронетанковое вооружение. После боевых действий на Западе гитлеровцы, встретившись с английскими танками «Матильда», имевшими бронирование 70–80 миллиметров, и «Валентайн», несшими броню толщиной 30–65 миллиметров, пришли к выводу, что их 37‑ и 75‑миллиметровые пушки слабы.

Гудериан в своих «Воспоминаниях солдата» пишет, что после кампании во Франции Гитлер убедился в необходимости увеличить огневую мощь немецких танков и потребовал, чтобы 37‑миллиметровая пушка на танке Т-III была заменена на длинноствольную 50‑миллиметровую пушку Л-60 с высокой начальной скоростью снаряда. Но указания фюрера были самовольно изменены управлением вооружений сухопутных войск, и на Т-III была установлена короткоствольная 50‑миллиметровая пушка с низкой начальной скоростью снаряда. Этот факт «довел фюрера до бешенства, и он так и не простил этого самоуправства руководителям управления». Раздражение Гитлера можно оправдать, пишет Гудериан, потому что случай неповиновения сказался в конечном счете на исходе войны.

Конечно, это не было главным в исходе войны, но не будем пока спорить с генералом.

Немецкие конструкторы работали над усилением пробивной силы своих танковых пушек не только по пути увеличения их калибра и длины ствола, но и пытались увеличить бронепробиваемость иным образом.

23 сентября 1940 года, после испытаний пушки на полигоне управления вооружений сухопутных войск в Куммерсдорфе близ Берлина, Гальдер записал в своем дневнике:

«Предложено разработать проекты:

…б) для танковых пушек – таких же стволов (имеются в виду 75‑ и 105‑миллиметровые с начальной скоростью 500 метров в секунду. – Д. И.) и, кроме того, стволов небольшого калибра с коническим дулом».

Снова заблуждение, которое приведет впоследствии к полнейшему разочарованию.

5 декабря 1940 года Гальдер опять зафиксировал:

«Русские уступают нам в вооружении в той же мере, что и французы. Русские располагают небольшим количеством современных полевых артиллерийских батарей. Все остальное – модернизированная старая материальная часть; наш танк Т-III с 50‑мм пушкой (весной их будет 1500 штук), как нам представляется, явно превосходит русский танк. Основная масса русских танков имеет плохую броню».

Входя в раж, генерал пошел в своих рассуждениях дальше: «Русский человек – неполноценен».

Немецкий генералитет, одурманенный Гитлером и геббельсовской пропагандой, недооценивал советского человека, а вместе с ним – и специалистов, и думать даже не смел о том, что советские люди могут создать танки лучше немецких, и ведать не ведал, что делается в конструкторских бюро А.А. Морозова, Ж.Я. Котина, Т.П. Чупахина, В.Г. Грабина, Ф.Ф. Петрова.

23 декабря 1940 года генерал-бухгалтер Гальдер (так его называл Геринг) опять записал в своей толстенной книге:

«Скудные данные о русских танках: уступают нашим танкам в толщине брони и скорости. Максимальное бронирование – 30 миллиметров, 45‑миллиметровая пушка (Эрхарда) пробивает наши танки с дистанции 300 м. Предельная дальность прямого выстрела – 500 метров. На дистанции 800 метров – безопасна. Оптические приборы – очень плохие: мутные стекла, малый угол зрения. Механизм управления – неважный».

Но гитлеровское командование перед войной располагало сведениями об устаревших советских танках, уже снимавшихся с вооружения. Оно совершенно не располагало сведениями о танках Т-34 и КВ, уже начавших поступать в войска и превосходивших немецкие.

Конструкторы фашистской Германии, установив на танк Т-III 50‑миллиметровую пушку с низкой начальной скоростью, быстро убедились в ее малой эффективности в борьбе с бронированными целями. Гнев Гитлера заставил их искать пути повышения пробивной способности танковых орудий путем увеличения мощности бронебойного снаряда. В 1940 году была разработана бронебойная граната. К марту 1941 года на каждый танк, вооруженный 50‑миллиметровой танковой пушкой, было изготовлено 15 процентов этих гранат.

28 марта 1941 года генерал-инспектор артиллерии в отставке Лееб из управления вооружений сухопутных войск доложил Гальдеру, что конические стволы к танковым и противотанковым орудиям уже начали изготавливать. 14 мая 1941 года состоялась еще одна встреча отставного генерала с Гальдером, во время которой Лееб доложил, что испытания стволов переменного калибра (37, 27, 50 миллиметров) показали их высокую эффективность и пробивную способность и это достигнуто благодаря высокой начальной скорости полета снаряда – 1400 метров в секунду.

Тут нужны пояснения. В Германии для повышения пробивной способности снарядов танковых и противотанковых пушек калибра 37 и 50 миллиметров решили установить стволы с переменным калибром канала ствола.

Например, 37‑миллиметровая пушка имела начальный калибр 37 миллиметров, который к дульному срезу уменьшался до 27 миллиметров. При этом сердечник снаряда изготавливался из прочной стали с добавкой вольфрама, чтобы выдержать возможно большие поперечные нагрузки. Но воплотить эту техническую находку так и не удалось. Был острый дефицит вольфрама.

В самых первых боях после вероломного броска танковых колонн Клейста, Гота, Гудериана и Геппнера через границу СССР оправдалось предвидение начальника генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера, писавшего в своем дневнике о возможных «неожиданностях».

Захваченный вермахтом советский танк КВ-2

Уже на третий день войны в генштаб стали поступать тревожные сведения из групп армий. В донесениях от 24 июня 1941 года штабы групп армий «Юг» и «Север» доложили, что на фронте появился русский тяжелый танк нового типа, который, видимо, имеет орудие калибра 80 миллиметров (согласно донесению штаба группы армий «Север» – даже 150 миллиметров). «Что, впрочем, маловероятно», – сделал примечание Гальдер.

Но маловероятного здесь ничего не было. Немецкие танкисты встретились с советскими тяжелыми танками КВ-1 и КВ-2.

25 июня начальник штаба группы армий «Центр» Тресков в телефонном разговоре с Гальдером сообщил, что в районе Белостока его части вновь встретились с советскими тяжелыми танками, и Гальдер сделал запись в дневнике:

«Получены некоторые данные о новом типе русского тяжелого танка: вес – 52 тонны, лобовая броня 37 см (?), бортовая броня – 8 см. Вооружение: 152‑мм пушка и три пулемета. Экипаж – 5 человек. Скорость движения – 30 км/час. Радиус действий – 100 км. Бронепробиваемость: 50‑мм противотанковая пушка пробивает броню только под орудийной башней. 88‑мм зенитная пушка, видимо, пробивает также бортовую броню (точно еще не известно). Получены сведения о появлении еще одного нового танка, вооруженного 75‑мм пушкой и тремя пулеметами».

Колонна отремонтированных советских тяжелых танков КВ-1 на набережной Невы в Ленинграде на пути к линии фронта. 1942 г.

Все было верно в донесениях немецких штабов, за исключением некоторых тактико-технических данных советских танков. Выпущенный накануне нападения фашистской Германии на СССР КВ-1 имел массу 52,0 тонны, экипаж состоял из 5 человек, лобовая броня – 75/30 миллиметров, бортовая и кормовая броня – 75 миллиметров, башня – 95 миллиметров; вооружение: одна 76‑миллиметровая пушка Ф-32 конструкции В.Г. Грабина и 3 пулемета. Некоторое количество танков КВ-2 были вооружены 152‑миллиметровой гаубицей. Запас хода составлял от 180 до 250 километров. Мощность дизеля В-2К равнялась 600 лошадиным силам и позволяла танку развивать скорость движения в зависимости от качества дорог до 35 километров в час.

Говоря «о появлении еще одного нового танка, вооруженного 75‑мм пушкой и тремя пулеметами», Гальдер имел в виду наш средний танк Т-34, масса которого составляла 28,5 тонны. Экипаж состоял из четырех человек. Вооружение: одна 76‑миллиметровая пушка Ф-34 конструкции В.Г. Грабина и два пулемета. Броня: лоб корпуса – 52/45, борт – 45, башня – 52 миллиметра. Мощность дизеля В-2—500 лошадиных сил, скорость движения в зависимости от качества дорог – до 55 километров в час, запас хода – от 200 до 300 километров.

Оба типа советских танков по боевым качествам значительно превосходили соответствующие образцы немецких танков.

Гитлеровские генералы в своих донесениях еще сетовали на дороги, которые плохи и не могут быть использованы для переброски танков.

Но по этим дорогам, хоть и прикрывая отступающие наши части, советские танки Т-34 и КВ двигались. Для них даже бездорожье не было помехой, потому что их двигали мощные дизель-моторы, созданные советскими конструкторами, и они имели меньшее удельное давление гусениц на грунт. После первых же встреч с нашими Т-34 и КВ немецкие танки, испробовав на своей бронированной шкуре снаряды 76‑миллиметровых пушек, трусливо поворачивали назад.

Не прояви наши конструкторы настойчивость в создании мощных танковых дизелей и пушек, возможно, не было бы танков Т-34 и КВ, появление которых на поле боя явилось для немцев неожиданностью.

Прошу у читателя извинения, но приведу еще свидетельство гитлеровского генерала Б. Мюллера-Гиллебранда о том впечатлении, которое произвели наши новые танки на немецкие войска:

«На вооружение Красной Армии к началу кампании поступил новый танк Т-34, которому немецкие сухопутные силы не смогли противопоставить ни равноценного танка, ни соответствующего оборонительного средства. Появление танка Т-34 было неприятной неожиданностью, поскольку он благодаря своей скорости, высокой проходимости, усиленной бронезащите, вооружению и главным образом наличию удлиненной 76‑мм пушки, обладающей повышенной меткостью стрельбы и пробивной способностью снарядов на большой, до сих пор не достигаемой дистанции, представлял собой совершенно новый тип танкового оружия».

Это лучшая аттестация советским конструкторам танка, сочетавшего в себе счастливое триединство: мощное вооружение, надежную бронезащиту и высокую подвижность и проходимость. Этим качествам танк обязан прежде всего советскому дизелю В-2, созданному в КБ Т.П. Чупахина, и пушке Ф-34, созданной под руководством В.Г. Грабина.

Мощная броневая защита танков Т-34 и КВ обеспечивала им живучесть. Снаряды немецкой 37‑миллиметровой танковой пушки почти не оказывали на них поражающего действия. Вводимые в это время на вооружение немецких войск 50‑миллиметровые танковые и противотанковые пушки были также недостаточно эффективным средством.

Сразу же после первого донесения о появлении в боях нового типа советского танка на фронт немедленно вылетела специальная комиссия управления вооружений фашистских сухопутных войск. На основе доклада этой комиссии уже 25 июля 1941 года был выдан заказ фирме «Рейнметалл» на создание длинноствольной пушки калибра не менее 75‑миллиметров для перевооружения всех танков. Но это удалось сделать только к апрелю 1942 года на танках Т-IV, а на танк Т-III к январю 1942 года удалось установить 50‑миллиметровую пушку. И лишь на часть танков Т-III гитлеровские конструкторы установили 75‑миллиметровую пушку.

А бронетанковые войска Красной Армии получали боевые машины Т-34 и КВ во все возраставшем количестве.

Но вернемся еще раз в прошлое. Тяжелый танк КВ («Клим Ворошилов») был создан раньше тридцатьчетверки. Поэтому, придерживаясь последовательности принятия его на вооружение, и поведем о нем речь.

Ее величество броня

1936 год. Именно тогда состоялась закладка фундамента для будущих знаменитых танков Т-34, КВ и ИС. К тому времени ценой огромных усилий большого коллектива удалось создать опытные образцы танкового дизеля В-2, которые экспериментально были проверены на танках. Нет, это еще не были серийные дизели, читатель об этом уже знает… Они появятся только через два года.

В 1936 году было принято на вооружение Красной Армии первое орудие, созданное молодым конструкторским коллективом Грабина, – 76‑миллиметровая дивизионная пушка Ф-22, положившая начало множеству артиллерийских систем, в том числе и для КВ и Т-34, – Ф-32, Ф-34, ЗИС-5 и других.

В 1936 году… Впрочем, об этом теперь подробнее.

Что такое танк?

Артиллеристы в тот период обычно отвечали, что это прежде всего пушка. Без нее – это повозка. И пушку не ставят на танк, ее одевают броней и гусеницами, вокруг нее формируют танк!

Такой ответ у танкистов вызывал негодование. У них было иное мнение. Но и те, и другие сходились на том, что нужна еще броня, хорошая броня.

А теперь познакомимся с содержанием одной газетной публикации.

«…Двое, стоя у окна, в которое вливались сумерки, удрученно молчали. Затем один произнес:

– Потом я полюбил корабли. Эти быстрые стальные крепости, казалось мне, должны хорошо оборонять нашу мягкую русскую землю, и она останется навеки нетронутой и цельной…

– Одних кораблей мало, – сказал второй. – Нужны еще танки, авиация, артиллерия…

– Мало, – согласился первый. – Я понимаю, что корабль – это еще не все. Но понимаю и другое – нам нужна броня, какой не имеют наши враги. В эту броню мы оденем корабли и танки, и даже самолеты. Мы обрядим в нее все военные машины. Это металл по стойкости, прочности, благодаря своему особому и естественному строению, должен быть почти идеальным. Броня – это мускулы войны!..

– Сами не справимся. Надо доложить в ЦК партии…

Батарея советских 76‑мм дивизионных пушек Ф-22 образца 1936 года на конной тяге движется по лесной дороге. 1941 г.

– Конечно, – ответил второй. Он подошел к столу, включил настольную лампу, удобно уселся, пододвинул стопку бумаги и взял ручку с пером. Неторопливо макнул перо в чернильницу, и на лист бумаги легла первая строчка адреса: «Секретарю Центрального Комитета ВКП(б)…»

Когда я внимательно читал то, что донес до нас пожелтевший газетный лист, то не мог отрешиться от мысли: какой же был накал страстей, кипевших когда-то! Немногим более полувека назад, а точнее, 26 февраля 1936 года «Ленинградская правда» выступила в защиту инженеров Попова и Завьялова, уволенных с работы руководством Ижорского завода. Газета рассказывала, как возник конфликт между молодыми специалистами по танковой броне и дирекцией завода. В частности, в ней говорилось:

«Молодые инженеры-коммунисты Завьялов и Попов пользуются на Ижорском заводе широкой известностью. Директор Белов не жалел ни хвалебных приказов, ни восторженных статей, ни щедрых наград для того, чтобы подчеркнуть их крупные заслуги.

Руководимая тов. Завьяловым, располагающая крепко сколоченным коллективом в двадцать молодых инженеров-энтузиастов лаборатория проделала сложные исследования по специальным сталям, которые в корне изменили всю технологию производства».

Стоп! О каких сталях идет речь? Поясню словами самого Завьялова, сказанными в беседе со мной.

– Да как вам ответить? Это новая физиология металла. А еще конкретнее – это способ производства броневого сверхпрочного металла. Он нужен, чтобы нас никто не одолел, а мы бы сокрушили врага. Требовалось создать новый металл: твердый и вязкий, упругий и жесткий, чуткий и вечный, возрождающий сам себя против усилия его разрушить…

Теперь продолжим цитирование: «Заслуги нашей лаборатории, хвалился директор завода Белов, исключительно велики. Она превратилась, по существу, во всесоюзный центр научно-исследовательской работы по броне».

Второй заковыченный абзац также взят из той самой статьи, опубликованной 26 февраля 1936 года в «Ленинградской правде», и называлась она «Самокритика по-ижорски».

Что же случилось? Почему два молодых инженера решили обратиться в ЦК ВКП(б)? Был конфликт. В статье «Самокритика по-ижорски» он излагается так:

«Но несколько месяцев назад руководители Ижорского завода товарищи Белов и Шестопалов круто изменили свое мнение об этих молодых инженерах.

– Завьялов и Попов – дрянные работники, – заявляет т. Белов.

– Да и вся лаборатория ничего не стоит, она не принесла заводу сколько-нибудь значительной пользы, – вторит ему Шестопалов».

Как видите, недавно восхваляемые инженеры оказались до того негодными, что их пришлось снять с работы в лаборатории, а потом и совсем уволить с завода.

Газета сообщала, что вся вина Завьялова и Попова заключалась в том, что они написали в вышестоящие организации письмо, где высказали свое мнение о ряде серьезных недостатков в работе завода. «Они осмелились подвергнуть критике персону самого технического директора товарища Шестопалова и указать, что при улучшении технического руководства можно поднять качество продукции. Больше того, они рискнули даже внести конкретное предложение, направленное на улучшение качества».

На заводе «наглое» заявление Попова и Завьялова вызвало бурю негодования.

– Эти два щелкопера сеют недоверие к продукции завода. Если о нем узнают в войсках, то это подорвет авторитет наших танков, более того, подорвет моральный дух армии, – кипятился директор завода.

В день появления статьи ни дирекция, ни уволенные не могли представить, что их судьбы будут решаться Политбюро Центрального Комитета ВКП(б). Такое огромное значение имело письмо инженеров Попова и Завьялова, заявивших, что броневая защита наших танков Т-26 и БТ-7 недостаточно прочна.

М.Н. Попов (потом, в годы войны, когда 11 сентября 1941 года будет создан наркомат танковой промышленности СССР, он станет заместителем народного комиссара) и А.С. Завьялов (о его будущем – чуть ниже) стояли в кабинете в Кремле и докладывали членам Политбюро о тревожных фактах, заставивших их обратиться в ЦК.

– К сожалению, сварные корпуса танков дают при испытаниях трещины по швам. А вместо того, чтобы совершенствовать технологию, на заводе, к великой радости других предприятий… сократили десятки квалифицированных сварщиков и вернулись к устаревшей клепке.

– Весь мир делает клепаными корпуса танков. Да что танки!.. Все корабли клепаные… – возражал находившийся тут же директор.

– Корпус – это основа всей машины, ее рабочее тело и скелет, – доказывал Попов. – У корпуса танка – этой коробки из броневых листов и броневых деталей – есть и менее эффективная, незаметная, но очень важная работа. Прежде всего корпус должен быть жестким и прочным, чтобы обеспечить ударную силу танка и его высокую скорость движения по пересеченной местности. Ведь танком разбивают стены, валят деревья, давят повозки, автомашины и даже таранят вражеские танки…

Мы, судостроители, знаем, например, что при спуске со стапеля корабль начинает медленно двигаться к воде. Зрелище, захватывающее непосвященных, совсем не идиллическое для специалистов. В тот момент, когда корпус корабля уже не весь на стапеле и еще не весь на воде, на него действует большой изгибающий момент. Средняя часть фактически без опоры. И здесь создается такое напряжение, которое бывает при очень сильном шторме.

Танковый корпус, подразделяющийся на борт, нос, корму, подбашенную коробку, днище, крышу, постоянно испытывает не меньшее напряжение. Во-первых, корпус воспринимает все нагрузки, связанные со стрельбой, с преодолением внешних препятствий, с ударами снарядов. Во-вторых, в нем находятся моторное и боевое отделения, а также и вся трансмиссия, то есть система, преобразующая энергию двигателя в движение катков. Клепаный корпус – это тысячи отверстий и заклепок. Это столько же местных напряжений!

Внимательно слушали члены Политбюро молодых инженеров-ижорцев, подкреплявших каждое свое слово убедительными аргументами. Нет, не клеветали они на советские танки. Напротив, стремились к тому, чтобы дать армии действительно грозные боевые машины.

Дважды лауреат Государственной премии СССР, кавалер шести орденов, доктор технических наук, профессор Андрей Сергеевич Завьялов отлично помнит все подробности того шестичасового заседания в Кремле, на котором ему довелось присутствовать и выступать.

Попов и Завьялов вернулись на завод, руководство которого вскоре сменилось. Пошла борьба за сварной танк. Ижорский завод по-прежнему занимал ведущее место в работах по созданию советской брони.

Заводской лабораторией, которая этим занималась, руководил Завьялов. Сын ткача, рано осиротевший, бывший беспризорник, поднятый и воспитанный Страной Советов, он теперь словно отдавал ей долг, работая на переднем крае, каким было создание танковой брони.

Два события связаны у Завьялова с одним и тем же годом. В 1930‑м он вступил в партию большевиков и окончил Ленинградский горный институт. А через год, направленный приказом народного комиссара тяжелой промышленности СССР Г.К. Орджоникидзе на Ижорский завод, он стоял перед директором завода, который рассматривал его с явным недоверием:

– Значит, тебя Серго прислал? Броней будешь заниматься? А лет тебе двадцать шесть? Ну-ну, давай, давай. Поглядим…

Это потом спор между ними стал предметом обсуждения на Политбюро…

«Ее величество броня», – говорили в ту пору металлурги, ибо прочность брони была вершиной мастерства, свидетельством зрелости специалистов и отрасли в целом. Поистине «ее величество»! Еще в 1573 году на Руси был создан Бронный приказ, ведавший средствами защиты ратных людей от пуль… Вели свой счет столетия. Броня оседлала орудийные стволы, прикрыв расчеты, одела палубы и борта боевых кораблей. По полям сражений поползли танки. С их появлением начался золотой век броневиков – специалистов по изготовлению этой сложнейшей стали.

Ижорцы имели давние традиции по прокатке брони. До 60‑х годов прошлого столетия корабельная броня всюду за границей ковалась молотом. В 1856 году мастер Златоустовских заводов на Урале Василий Степанович Пятов впервые в мире осуществил прокатку броневых листов между валками на специальном стане. В то время способ Пятова, казалось, выходил за рамки технических возможностей изготовления толстой корабельной брони. В частности, для проката броневых плит толщиной несколько дюймов (один дюйм – 25,4 миллиметра. – Д. И.) требовались прокатные станы с огромным маховиком – диаметром несколько метров. Пятов отлил шестиметровый маховик и испытал его при прокатке четырехдюймовых стальных плит. Результат испытаний оказался вполне удовлетворительным.

В июне 1859 года Пятов послал подробное описание своего метода в Морское министерство. С этого момента и начались мытарства Пятова. Морской комитет рассмотрел его предложение и вынес свое решение:

«…что касается предложения г. Пятова, т. е. производить выделку толстого листового железа, именно в 4,5 дюйма толщины, плющильными катками без посредства парового молота, который, как известно, при означенном производстве принят везде за границей, как то: во Франции, Англии и других странах, комитет считает это новизной, не доказанной опытами, и, не имея данных, по которым можно было бы сделать положительное заключение о возможности подобного производства, предложил пригласить к участию в этом деле специалистов и через посредство агентов морского ведомства за границей узнать предварительно мнение разных заводчиков».

Почему за границей? От Петра Первого это идет. Но тогда в России лапотной еще не было своих Ломоносовых и царь-новатор посылал молодежь учиться за границу. С тех пор, хотя своих ученых мужей и талантов стало предостаточно, оглядка на заграницу осталась.

Так вот, мнение по поводу изобретения Пятова запросили. Все признали, что метод новый, но трудно осуществимый, главным образом из-за огромных размеров маховика, который необходимо установить на прокатном стане. И морской комитет решил «оставить дело без последствия».

Пятов обратился к генерал-адмиралу великому князю Николаю Константиновичу, ведавшему тогда постройкой русского военно-морского флота. «Скоро я отправлюсь за границу, – сказал великий князь, – и постараюсь на заводе, где заказана броня для русского флота, проверить выводы, на которые ты указываешь в своей записке».

За границей великий князь беседовал с английским заводчиком Брауном. Браун сделал вид, что относится к предложению Пятова отрицательно. Однако прошел только год, и на заводе Брауна в Шеффилде стала изготавливаться… катаная броня. В Россию она попала уже как «английская новинка», и с 1863 года на Ижорском заводе начали катать броню по способу Пятова, назвав его способом Брауна.

Так беззастенчиво было украдено одно из выдающихся русских изобретений. Впрочем, почему украдено? Просто отдано, подарено из-за невежества и укоренившегося вожделенного взгляда на Запад.

Поскольку металлургия броневой стали выходит за рамки повести, приведу лишь хронологию ее совершенствования.

В 1859 году Пятов предложил способ цементации броневых плит, то есть насыщения тонкого поверхностного слоя плит углеродом для увеличения его твердости при сохранении вязкости тыльной стороны. Предложенный Пятовым способ в основном совпадает с современными способами цементации брони.

С 1876 года начали изготавливать броню из высоколегированной стали. По сравнению с мягкой броней ее снарядостойкость была выше примерно на 30 процентов. Однако большое содержание углерода делало ее хрупкой: она растрескивалась при попадании снаряда.

В 1877 году была изобретена двухслойная углеродистая броня: наружный стальной лист, составляющий примерно одну треть всей толщины брони, опирался на мягкий стальной лист – «подушку». Чугунные снаряды, применявшиеся в то время для обстрела брони, раскалывались, не нанося ей повреждений. Но когда изобрели стальной снаряд, двухслойная броня уже не могла противостоять ему.

С 1891 года начали применять броню, содержащую 7 процентов никеля. Однородная (однослойная) никелевая броня не разрушалась при обстреле стальными снарядами.

…Когда молодая советская промышленность приступила к танкостроению, металлургам пришлось начинать почти с нуля, если не считать хрестоматийных истин, почерпнутых в учебниках и в силу своей хрестоматийности дававших не слишком много. Один из крупнейших русских специалистов по броне, занимавшийся ею еще до Октября, – главный металлург Ижорского завода Анатолий Николаевич Фарфурин, чье имя с великим уважением произносят и сейчас, безнадежно больной, парализованный человек (на завод его привозили, в цех приносили на руках), успел оставить рукопись «Броневое производство», в которой научно обосновал технологию изготовления брони. Но в эту технологию приходилось вносить поправки. Ведь Фарфурин занимался в основном корабельной броней и умер он как раз в тот год, когда на Ижорском заводе разворачивались работы по изготовлению брони для танков.

Производство брони покрывала глубокая тайна. Страны, умевшие ее делать, хранили за семью замками ее химические составы, технологию… Были секреты истинные, были и надуманные. Считалось, например, что качество брони будет тем выше, чем ниже температура металла в конце прокатного стана. Чтобы достигнуть этого, ломали головы и… валки, летевшие от охлаждающейся, быстро теряющей пластичность стали.

Когда в предыдущих главах рассказывалось о создании дизеля и часто упоминались фамилии Трашутина, Чупахина, Поддубного, а о создании пушек – Грабина, Муравьева, не следует считать, что сделали все они одни. И этот рассказ не только о Завьялове и Попове. Создание мотора, орудия, брони – подобного рода задачи не решаются в одиночку. Можно назвать еще много фамилий, но и они не дадут полного представления о широком круге специалистов, занимавшихся дизелем, танковой пушкой и танковой броней, о масштабе работ.

Десятки первопроходцев должны были не просто одеть броней советские танки, но и перевести ее производство на научную основу. И в первую очередь этим занимался молодой инженер И.Ф. Тевосян, в ту пору стоявший во главе объединения «Спецсталь». В конце 1936 года Тевосян был переведен в наркомат оборонной промышленности. Тогда же, в декабре 1936 года, его послали в Германию и Чехословакию. Цель командировки: познакомиться с производством танковой и судовой брони в этих странах.

По возвращении на Родину Тевосян, уже в качестве первого заместителя народного комиссара оборонной промышленности по делам судостроения, вплотную занялся проблемами судостроения. А вскоре после XVIII съезда партии он стал наркомом судостроительной промышленности. Теперь он был частым гостем на Ижоре и в лаборатории Завьялова, внес и свой вклад в создание брони.

Что помогло выполнить эту поистине титаническую работу? Конечно же чувство долга перед страной, чувство ответственности за ее судьбу. Каждый понимал – предстоит смертельная схватка с фашизмом. Но еще, наверное, помогла и молодость энтузиастов, и все преимущества, которые она дает.

Наступил день испытания советской брони. Присутствовал Иероним Петрович Уборевич, командарм 1 ранга, участник Октябрьской революции, герой гражданской войны, авторитетнейший командир, член ВЦИК. Как положено, испытания велись стрельбой со сравнительно небольшой начальной скоростью снаряда.

Прозвучал первый выстрел. Последовал доклад:

– Снаряд разбился, броня цела! Начальную скорость снаряда увеличили.

– Снаряд разбился, броня цела! – доложили осмотрщики мишени из капонира.

Наконец начальную скорость снаряда довели до штатной для данной пушки. Она огромна и исчислялась несколькими сотнями метров в секунду. Докладывающий пытался быть официально бесстрастным, а в голосе звучало торжество:

– Снаряд разбился, броня цела!

Торжествовали все. В том числе и И.Ф. Тевосян. Кстати, ветераны отечественной металлургии вспоминают, с какой радостью встретили они назначение Ивана Федоровича в 1940 году на пост народного комиссара черной металлургии. В их ряды возвращался знаток металла, энтузиаст металлургии, талантливый организатор производства. С этим назначением металлурги связывали особые надежды.