Текст книги "Маникюр для покойника"

ГЛАВА 2

Отчего-то моя кровать мерно покачивалась. Я разлепила глаза, и взор уперся в низко висящий потолок, затянутый искусственной кожей. Через секунду включился ум – меня везут в машине!

Морщась, я села и с ужасом обнаружила на ногах абсолютно мокрые сапоги, напоминающие компрессы. Впрочем, и юбка, и колготы, и пальто выглядели не лучше.

– Очнулась? – раздался высокий голос.

Сидевшая за рулем худощавая блондинка резко свернула вправо и припарковалась на обочине.

– А теперь отвечай, мерзавка, какого черта ты кинулась под мою машину? Почему из всех автомобилей выбрала именно мой? Хоть понимаешь, дурья башка, что могла погибнуть?

Я размеренно кивала, глядя в ее злое лицо. Довольно большие голубые глаза спасительницы воткнулись в меня, словно ножи. Светло-коричневая помада на губах размазалась, а на голове во все стороны дыбились коротко стриженные прядки. Наверное, моя прическа выглядит не лучше. Я подняла руку и попробовала пригладить торчащие вихры.

– О красоте вспомнила! – всплеснула руками женщина. – Ну ты и скотина! Решила покончить с жизнью – топись в собственной ванне. Прикинь, как меня подставила? А если б я задавила тебя? Все, конец, получила бы срок, а у меня, между прочим, дети, ну гадина…

Внезапно ее гневные речи перестали долетать до моих ушей. Боже, какая я неудачница, даже покончить с собой не смогла! Тяжелые слезы полились из глаз…

– Ладно, ладно, – забормотала женщина, перебираясь на заднее сиденье, – хватит сопли развешивать.

Неожиданно она обняла меня за плечи. Я уткнулась лбом в ее пахнущий духами кроличий полушубок и завыла белугой.

– Прекрати, – разозлилась добрая самаритянка, – давай выкладывай свое горе.

Взвизгнув последний раз, я, захлебываясь, принялась рассказывать незнакомке все: про маму, арфу, Мишу и видеокассету…

Около получаса из моего рта лились бессвязные речи. Наконец блондинка вздохнула:

– Да уж, значит, идти тебе некуда?

Я затрясла головой.

– Ладушки, тогда поедем.

– Куда?

– Ко мне, не на улице же спать!

«Жигули» довольно долго неслись по переулкам и наконец встали у девятиэтажной блочной башни. Подъезд смотрел на мир окнами без стекол, а в лифте угрожающе топорщились выжженные кнопки. Мы поднялись на шестой этаж, блондинка порылась в сумке и, чертыхнувшись, позвонила. Моментально раздался многоголосый лай, и дверь тут же распахнулась.

– Мамочка пришла! – завопил мальчишка лет одиннадцати.

Я невольно отшатнулась назад. В тесной прихожей толкалось дикое количество животных, кошки и собаки вперемешку.

– Иди давай! – Кулак хозяйки уткнулся в спину. – Чего застряла, они не кусаются!

Кое-как я влезла в сантиметровое пространство. Мальчишка прыгал около блондинки.

– На, – сунула она ему большую хозяйственную сумку, – тащи на место.

Радостно гикая, парнишечка понесся в глубь длинного коридора. Собаки вкупе с кошками погалопировали за ним.

– Пришла наконец, – довольно сердито заметил молодой мужчина, – иди скорей, картошка стынет.

– Сейчас, – пропыхтела блондинка, стягивая ботинки. Потом повернулась ко мне: – Давай раздевайся, чего стоишь!

Я покорно стянула с ног «компрессы» и робко спросила:

– Где тапочки?

– Там поищи, – махнула хозяйка рукой в сторону Монблана из обуви, – и топай в ванную.

Кое-как разыскав две разномастные тапочки, я добралась до ванной комнаты. Да уж, видок – лучше некуда! Из зеркала глянула бледная, перепачканная грязью физиономия, волосы торчат вверх, словно забор, тушь размазалась.

– Эй! – постучали в дверь.

Я приоткрыла дверь. Невысокий мужчина протягивал старенькое, но чистое полотенце.

– Это мне?

– Тебе, тебе, чем вытираться думала? Тряпкой? – хихикнул хозяин и испарился.

Кое-как приведя себя в порядок, я поплелась на кухню.

В большой комнате с двумя окнами было приятно тепло. За круглым столом восседало несколько человек: блондинка, молодой мужчина, девушка и мальчик. Вокруг толкались собаки, кошки нагло устроились на мойке.

– Так, – командным тоном велела хозяйка, – сейчас познакомимся! Я – Катя. Это мой старший сын Сережа.

Молодой мужчина улыбнулся и, лихо подкрутив усы, сказал:

– Здрассти!

– Его жена Юля.

Девушка глянула на меня быстрым взглядом и тоже улыбнулась.

– А я Кирюшка, – влез мальчишка, – мамин младший сын и брат этого…

Указательный палец, перемазанный чернилами, ткнулся в Сережу.

– Ешь давай, – велела Юля, – не отвлекайся!

Из-под стола раздалось недовольное ворчание.

– А ну, быстро закончили чеченскую войну, – велела Катя.

Собаки разом примолкли, зато заорали кошки.

– Сколько у вас животных, – вздохнула я, – целый зоопарк.

– Ну, вовсе не так уж много, – радостно сообщил Кирюша, – всего три собаки да две киски. Глядите, мопсы Муля и Ада.

Две совершенно одинаковые морды уставились на меня круглыми, блестящими глазами навыкате. Жуткие уродины. Нижняя челюсть выдается вперед, носа почти нет, на лбу кожные складки…

– Еще стаффордширская терьерица Рейчел, – тарахтел, не умолкая, мальчишка, выталкивая ногой из-под стола довольно крупную, задастую, рыжую собаку с нехорошим тяжелым взглядом. – Вон та киска, черно-рыжая, Семирамида, а совершенно белого кота зовут Клаус… А еще…

Полный энтузиазма, он рванулся в угол к холодильнику и вытащил большой аквариум, где суетились тучные хомяки.

– Серый – Кеша, рыжий – Петя, черный – Леонардо, а в корзинке – жаба Гертруда, хотите, принесу?

– Гертруду покажешь завтра, – отчеканила Юля и водворила Кирилла за стол. – Вы ешьте, а то остынет.

Я окинула взглядом угощение. Эмалированная кастрюля с отварной картошкой и сковородка с жирными жареными куриными окорочками, рядом, в красной миске, горкой громоздился салат, щедро залитый майонезом… У нас дома не едят подобных вещей, куриные окорочка содержат сплошной холестерин. Миша употребляет только грудки, желательно без панировки, с цветной капустой…

– Не стесняйтесь, – опять улыбнулся Сережа, – налетайте.

Вздохнув, я принялась за яства. Интересно, удобно попросить у хозяйки в качестве десерта таблетку фестала? Моя печень не вынесет окорочково-майонезную бомбежку. И потом, какая странная семейка. Старшему сыну подкатывает к тридцати, младшему по виду не больше одиннадцати, а возраст самой хозяйки определить невозможно…

– Как тебя зовут? – прервала мое глубокомысленное размышление Катя.

Я невольно вздрогнула. Мой папа был большой оригинал, и, когда я появилась на свет, недолго думая нарек дочь именем своей покойной матери. Все бы ничего, носи бабушка простое имя, типа Мария, Татьяна, Елена… Так нет, крестили… Ефросиньей. Естественно, в школе и консерватории меня всегда звали Фрося, и никак иначе. Самый тяжелый момент наступает, когда следует представиться незнакомым людям.

– Ефросинья, – бормочу я.

– Ну да, – следует ответ, – отличное, редкое имя. Фрося, значит. Фамилия случайно не Бурлакова?

Просто плакать хочется, до чего одинаково все реагируют. Кстати, фамилия у меня чисто царская – Романова.

Сережа, Юля, Катя и Кирилл выжидающе примолкли. Даже собаки разинули пасти. Еще раз подивившись уродливости мопсов, я открыла было рот… Ну нет, ни за что не скажу настоящее имечко. Ефросинью я ненавижу так же, как мужа и арфу, лучше сообщу первое, что придет в голову. Язык моментально ляпнул:

– Евлампия.

– Ну надо же, – восхитился Сережа, – какое редкое имя! А как сокращенно?

– Лампа, наверное, – хихикнул Кирюшка, за что моментально огреб от матери подзатыльник.

Я безнадежно запихнула в рот ложку отвратительного салата из крабовых палочек. Господи, ну почему мне так не везет?

На ночь меня положили в гостиной на диване. Ложе оказалось страшно неудобным, узким и жестким, подушка комковатой, а одеяло «кусалось», просовывая сквозь слишком тонкий пододеяльник жесткие ворсинки. Провертевшись с боку на бок, я наконец задремала, но не тут-то было.

Дверь комнаты, протяжно заскрипев, приоткрылась. Я посмотрела в ту сторону. Никого, наверное, сквозняк. Сон начал медленно заползать под веки, и вдруг что-то тяжелое, горячее, с угрожающим звуком плюхнулось прямо на грудь.

– А-а-а! – заорала я.

Послышался топот босых ног, потом вспыхнул свет.

– Ну? – спросил Сережа, щурясь. – Ты всегда орешь во сне или только в гостях?

– Кто-то напал на меня, – пролепетала я, пытаясь сесть.

– Боже, – вздохнул парень, – в нашем доме невозможно отдохнуть! Это всего лишь Муля. Ты лежишь в гостиной, а она привыкла тут ночевать, на диване, вот и пришла на свое место, подумаешь, ерунда какая, подвинься чуток.

– Кто такая Муля?

– Английский мопс, – напомнил парень. – Есть еще Ада, но та с хомяками дрыхнет. Да не бойся, Мулька не кусается, храпит только немножко, спокойной ночи.

Свет погас, я осталась в гостиной. Мопс, абсолютно не стесняясь, развалился на мне. Маленькая с виду собачка оказалась на редкость тяжелой и горячей. Я попробовала спихнуть ее вбок, но Муля даже не вздрогнула, лежала камнем, вытянув лапы. Я брезгливо оглядела животное. Спать в одной кровати с грязной собакой! Хотя на первый взгляд Муля выглядела довольно чистой, и пахло от нее ментоловой жвачкой. Внезапно ее передние ноги быстро задвигались, задние задрожали, и, не открывая глаз, мопсик начал повизгивать. Мне стало смешно: надо же, оказывается, собаки тоже видят сны. Песик продолжал плакать. Я осторожненько погладила его жирный бок. Муля вздохнула и успокоилась. Шерстка у мопсика оказалась нежной, просто шелковой на ощупь. Я машинально погладила ее еще разок, удивляясь приятному ощущению, потом вздохнула. Ну вот, трогала пса, теперь следует идти мыть руки. Но вставать не хотелось, внезапно диван показался страшно удобным, от мопса шло ровное тепло, и он сопел, тихо, совсем не противно. Я послушала несколько минут мерное дыхание и неожиданно вновь погладила Мулю. Пальцы случайно наткнулись на мордочку. Собачонка распахнула огромные сонные глаза и лизнула мою руку язычком, розовым и ужасно длинным. Прикосновение было моментальным и не слюнявым, словно кто-то очень нежно провел по ладони мокрой, теплой, замшевой тряпочкой. Я вздрогнула, мне говорили, что у животных глисты… Муля вздохнула и вновь поглядела на меня. Неожиданно стало спокойно и как-то хорошо, словно с души упал камень. Навряд ли у этой собачки паразиты, все-таки в семье живет… Осторожно повернувшись на бок, я закрыла глаза. Раздалось сосредоточенное сопение, и в ту же секунду мопсиха нырнула под одеяло и прижалась к моим ногам спинкой. Я попыталась выпихнуть ее наружу, но незваная гостья только сопела. Через пару минут ледяные ступни согрелись, и наконец пришел крепкий и глубокий сон.

ГЛАВА 3

– Дай сюда, немедленно отдай! – кричал Миша.

– Сам возьми, – отвечала ему Наташа.

«Интересно, что это стряслось с мужем и прислугой?» – вяло подумала я, открывая глаза. В ту же секунду из груди вылетел вопль. На подушке, возле самого лица, покоилась мордочка обезьянки. Одним прыжком я подлетела к двери, рванула ручку и воткнулась головой в Сережин подбородок.

– Ой! – вскрикнул парень и схватился за лицо.

– Простите, – залепетала я, – но там макака, прямо в постели…

– Обезьян у нас, кроме Кирюши, конечно, нет, – отрезал Сережка и, глянув на диван, дико захохотал: – Это же Муля! Тебе спросонья причудилось.

Я обернулась: мопсиха сидела посреди дивана. Не поверите, она улыбалась во всю омерзительную пасть.

– Ладушки! – хмыкнул Сережка и исчез в коридоре.

Оттуда незамедлительно донесся его крик:

– Ну, сколько можно собираться! Я из-за тебя опоздаю!

– Сапоги куда-то подевались, – ныл Кирюша, – и шапка. Мам, я поеду без шапки.

– Ни за что, – вплелся в скандал Катин голос. – Менингит захотел?

– Да, – возмутился мальчишка, – а почему Юльке можно?

– Доживи до моих лет и ходи в ноябре голым, – парировала девушка.

– Так, прекратили базар, – заявила Катя. – Все немедленно вон!

Послышалось шуршание и возня.

– Минутку, кто пойдет с собаками? – спросил Сережа.

– Я, – ответила Катя. – Ладно уж, бегите.

Дверь хлопнула, воцарилась тишина. Мой взгляд упал на часы – восемь утра. Они что, всегда встают в такую рань?

Вдруг с улицы донесся вопль:

– Мама, скинь ключи от машины, забыл на вешалке.

– Вот олух! – в сердцах сказала Катя и завопила: – Держи!

Интересно, что думают по этому поводу соседи, или они все встают ни свет ни заря?

Внезапно Муля соскочила с дивана и, цокая когтями, унеслась в коридор.

– Девочки, гулять, – сообщила Катя и заглянула в гостиную.

Без косметики ее лицо выглядело моложе и как-то проще, волосы по-прежнему топорщились в разные стороны.

– Проснулась?

Я кивнула.

– Давай беги завтракать, кофе на столе, остальное найдешь сама в холодильнике.

– А вы куда? – робко поинтересовалась я.

– Гулять с крокодилами, – пояснила Катя.

Я невольно попятилась. Оказывается, в этом доме есть еще и аллигаторы.

– Муля, Ада, Рейчел! – завопила хозяйка.

Клубок прыгающих собак покатился на лестничную клетку.

На кухне царил разгром. На столе громоздились в беспорядке тарелки с остатками чего-то желтого, початая банка «Нескафе», пустая вазочка и несколько кусков сыра. Эмалированный чайник совершенно остыл.

Я уселась у стола и пригорюнилась. Примерно через полчаса Катя вернулась и сообщила:

– Холодно, жуть! А чего кофе не пьешь?

– Чайник остыл.

– Подогрела бы.

– Не умею зажигать газ спичками.

– Как это? – изумилась Катя.

Я принялась бестолково объяснять:

– Ну, у нас электрическая плита…

– Неужели у всех подруг тоже? – продолжала удивляться хозяйка, поворачивая ручку.

Я молчала, глядя на синее пламя.

– Ну вот что, – отрезала Катя, – понимаю, что домой не хочешь, ведь так?

– Да уж, лучше умереть.

– Ладно, мы решили поселить тебя пока у нас, поживешь немного, отойдешь, освоишься, а там поглядим, как жить дальше.

– Но у меня нет денег, и платить за постой не могу…

– Я что, плату попросила? – ухмыльнулась хозяйка. – Только учти, тут за тобой ухаживать никто не станет.

– Нет, я так не могу, – промямлила я.

– Да погоди, – разозлилась Катя, – предлагаю пойти ко мне в домработницы. Квартира, видишь, огромная, мы ее из двух сделали, дети, собаки, да еще гости постоянно приезжают, родственники, чокнуться можно. Меня дома никогда нет, ухожу в семь тридцать, прихожу к программе «Время». Едим кое-как, убираемся через пень-колоду, а стираем вообще раз в году. Давно думала помощницу нанять, а тут ты на голову свалилась. Словом, получилось лучше некуда, сразу хороший выход для двоих. Тебе есть где жить и заработать, мне прислуга.

– Видите ли, – попыталась я охладить Катин пыл, – я совершенно не умею готовить…

– Подумаешь, – фыркнула хозяйка, – научишься! Дел-то! И потом, в будние дни дома до ночи никого нет. Кирюшка сначала в школе, потом бежит на секцию, гимнастикой занимается. Сережка раньше восьми не появляется, Юлька тоже. Забот немного. Утром всех растолкала, выпроводила, с собаками погуляла, покормила их и кошек, продукты купила, приготовила – и отдыхай.

От перечисления обязанностей у меня закружилась голова.

– Платить буду сто долларов в месяц, – сообщила Катя, – еда и все остальное, естественно, бесплатно. А насчет вещей не беспокойся. Вечером Сережка с антресолей чемоданы стащит, найдем и брюки, и свитер, и куртку.

Сто долларов?! Интересно, сколько Мишка платит Наташе, неужели такие же копейки?

– Ну? – поторопила Катя.

Мне некуда было деваться, и моя голова сама собой кивнула.

– Отлично, – подскочила на стуле Катя, – значит, так. Сейчас убегу часов до четырех, а ты тут осваивайся. Деньги в спальне, в комоде, ключи на вешалке. Кстати, машину водишь?

– Нет, – пробормотала я.

– Ничего, – бодро сообщила Катя, – научишься. И давай перейдем на «ты».

Она побежала в коридор, натянула черненькую курточку и схватилась за ручку двери.

– Да, вот еще…

– Что? – безнадежно спросила я, ожидая услышать от хозяйки какие-нибудь указания. – Что?

– Никогда не сдавайся. Выход из безвыходного положения там же, где вход, – выпалила Катя и унеслась.

Я пошла бродить по квартире. Она и впрямь оказалась большой. От длинного коридора влево и вправо отходили комнаты. Первая – гостиная, потом кухня, которую явно сделали из двух помещений. Напротив – детская. Там царил жуткий беспорядок. Все пространство было забито разбросанными вещами. Книги и игрушки вперемешку валялись на письменном столе, полу и полках. Возле кровати громоздились обертки от шоколада… Следующей шла спальня Сережи и Юли. Там тоже было не слишком чисто, но все же аккуратней, чем у Кирюши. Вплотную к кухне прилегали апартаменты хозяйки. Я отметила, что это помещение самое маленькое, едва ли десять метров. Диван, кресло, шкаф… Места для жизни просто нет. У изголовья стопкой высились книги. Я ухватила верхнюю – Маринина, следующая – Дашкова. Надо же, тоже любит детективы. Интересно, кем она работает? Похоже, что в этом доме не слишком нуждаются. Мебель, правда, простая, но новая, у всех в спальнях стоит по телевизору, и вроде у них две машины.

Последние две комнаты оказались прибранными. Кровати были застелены пледами, и никакой одежды. Наверное, одну можно занять мне.

Следующие два часа я безуспешно пыталась прибраться. Вынесла мусор, помыла посуду и застелила кровати. Устала так, что затошнило. Сев на кухне, я развела холодной водой отвратительный растворимый кофе и, чувствуя, как желудок противно сжимается, подумала: «Надо все-таки научиться зажигать плиту». И тут громко и резко зазвонил телефон. Я вздрогнула и схватила трубку.

– Слышишь, Лампа, – донеслось из мембраны, – это я, Катя. Быстро одевайся и отправляйся в Володаевский проезд, квартира семь, дом девять, метро «Театральная». Там живет Костя Катуков.

– Зачем? – удивилась я.

– Не перебивай, – возмутилась Катя, – возьмешь у него портфельчик, небольшой, черный, кожаный, и привезешь на метро «Динамо». Буду тебя ждать у первого вагона в сторону центра ровно в полдень.

– Прямо так войти и потребовать чемодан?

– Именно. Скажи: «Костя, меня прислала Катя за документами» – он и отдаст.

– Но я не приготовила ужин, только чуть-чуть убрать решила.

– Плевать, давай быстрей, – отреагировала Катя и отсоединилась.

Я принялась бестолково одеваться. Деньги и впрямь нашлись в спальне, а ключи на вешалке, хуже обстояло дело с одеждой. Пальто оказалось безнадежно испорчено, сапоги так и не просохли. Пришлось открыть большой шкаф у входа, там отыскалась темно-розовая куртка, а в спальне у Кати нашлись подходящие по размеру брюки и пуловер. Я натянула пахнущие чужими духами вещи и чихнула. Однако странно, что до сих пор не заболела, и аллергия почему-то не пришла.

Из обуви мне подошли лишь весьма обтрепанные кроссовки, и, завязав шнурки, я выползла на лестницу. Собаки молча глядели вслед влажными глазами, и непонятно почему я сказала:

– Ладно, девочки, не скучайте, скоро вернусь.

Муля и Ада зашевелили толстыми, свернутыми в кольцо хвостами, Рейчел тихо гавкнула.

Метро оказалось в соседнем доме. Надо сказать, что данным видом транспорта я не пользовалась много лет, а если честно, то, выйдя замуж, ни разу. Миша нанял шофера, который возил меня везде, куда надо.

У кассы я порылась в чужом кошельке и, вытащив десятку, попросила:

– Дайте четыре пятачка.

– Чего? – рявкнула из окошка старуха. – Какие пятачки?

– Для автомата, – ответила я. – Хочу в метро попасть.

– Ты, милая, никак проспала пять лет, – неожиданно ласково ответила бабка, – теперича карточки, и на твои денежки могу дать на две поездки.

Я кивнула и через секунду держала в руках бумажный прямоугольничек. Ехать оказалось минут двадцать, и дом стоял недалеко от метро, в глубине за телеграфом. Радуясь, что так легко достигла цели, я позвонила в дверь. В ответ – тишина. Пришлось нажать кнопку снова, в «глазке» мелькнула тень, словно кто-то разглядывал непрошеную гостью.

– Вам кого? – глухо донеслось из квартиры.

– Здравствуйте, Костя, – вежливо сказала я, – мы с вами незнакомы, но не волнуйтесь, открывайте. Меня прислала Катя за черным портфелем, кожаным.

Приоткрылась неширокая щель. Я продолжала улыбаться изо всех сил.

– Подожди, – велел голос, и дверь захлопнулась.

Подивившись на странную манеру принимать гостей, я прислонилась к косяку. Дверь вновь приоткрылась, и рука, на запястье которой сверкнули дорогие золотые часы, просунула нечто, больше похожее на планшет.

– Бери и уматывай.

– Большое спасибо, – ответила я.

Дверь хлопнула. Нет, все-таки в нашей стране много хамов!

У метро торговали хот-догами. Бойкая толстая тетка, уже успевшая нацепить валенки, подмигнула мне и крикнула:

– Горяченького не хочешь? Иди, с горчичкой!

Я демонстративно отвернулась, подобную дрянь, набитую токсинами, не возьму в рот даже под страхом смерти. Все-таки одежда играет огромную роль: когда выходишь в красивой норковой шубке из «Мерседеса», наглые торговки не бросаются с предложением купить малосъедобные продукты.

До «Динамо» я добиралась минут пятнадцать, хорошо хоть, не понадобилось делать пересадку. На платформе на скамейке сидела Катя, около нее пристроился крупный мужик, просто гора. На толстой, колонноподобной шее красовалась маленькая, плоская, словно змеиная, голова. При виде меня Катя не встала. Лицо ее выглядело изможденным, каким-то серым, глаза глубоко ввалились, губы побледнели. Хозяйка казалась больной и какой-то пришибленной.

– Давай! – велел мужик, увидев, что я притормозила возле Кати.

– Отдай ему портфель, – прерывающимся шепотом пробормотала женщина.

Я протянула планшетик. Толстяк ухватил вещицу левой рукой и, неловко орудуя, открыл. Правая рука его неподвижно висела. Инвалид, значит.

– Ну, падла, – прошипел мужик, показывая абсолютно пустую сумку, – ну дрянь, обмануть решила.

Катя побледнела еще больше и опять шепотом спросила:

– Это тебе дал Костя? Внутрь заглядывала? Ничего не потеряла?

Я почувствовала себя оскорбленной до глубины души. Ну за кого меня принимают?

– Именно Костя и именно данный портфель. И потом, я не имею привычки лазить по чужим сумкам.

– Закрой хлебало! – велел мужик.

Я осеклась.

– Это вы мне?

– Тебе, вошь убогая, – последовал ответ.

Катя вздрогнула и сказала:

– Он обманул меня.

– Нет, кисонька, – неожиданно ласково пропел толстяк, – это ты меня обманула, и знаешь, что тебе за это будет?

Катерина напряглась, в ее больших голубых глазах плескался откровенный ужас, но голос звучал твердо:

– Отпусти меня, привезу сама.

– Три ха-ха, – заржала туша. – Нашла дурака! Нет уж, пусть эта ищет.

В мою сторону ткнулся сарделькообразный палец с довольно грязным ногтем, на котором нелепо, будто седло на корове, выделялся вульгарно дорогой золотой перстень с крупными камнями, издали сильно смахивающими на брильянты.

– Эта не сможет, – размеренно ответила Катя, – не тот человек. Разреши, Лене позвоню.

– Вот еще, стану я тут перед всеми твоими бабами светиться, – вызверился монстр, – сказал – эта, значит, эта.

Катя опустила голову.

– Слушай сюда, – велел мне мужик. – Здесь лежали бумаги, несколько листочков, и негативы. Найдешь и принесешь на это самое место, на «Динамо», ровно через две недели, 17 ноября в час дня. Не сделаешь – от Катьки рожки да ножки останутся!

Он сердито пошевелил правой рукой, в ту же минуту у Кати дернулась левая, лежащий между ними шарф упал, и я с ужасом уставилась на наручники.

Бедная Катюша оказалась прикована к горе сала.

– Чего буркалы выпятила? – прохрипел толстяк.

– Что? – не поняла я.

– Глаза закрой, на пол уронишь! – выплюнул мужик. – Подними шарф и прикрой браслеты.

– Что? – снова не поняла я.

– Слышь, фефела, ты не из Белых столбов бежала? – не успокаивался толстяк.

– Возьми шарф и брось на наручники, незачем внимание привлекать, – безнадежно сказала Катя, потом добавила: – Говорила же тебе, Слава, она не тот человек.

– Заткнись, быстро, – велел собеседник и вновь обратился ко мне: – Ну так понятно?

– Нет, – затрясла я головой. – Где я возьму документы?

– В сарае на полке, где воют волки. Ищи.

– Погоди, Слава, – попросила Катя, – дай ей объясню.

– По-быстрому только, – велел «кавалер», – недосуг тут жопу просиживать.

– Лампочка, – ласково завела Катя, – поезжай снова к Косте и попробуй узнать, куда он задевал документы. Очень постарайся, иначе, боюсь, последствия окажутся слишком тяжелыми.

Увидав мое вытянувшееся лицо, она быстро добавила:

– Не волнуйся, скорей всего Костик просто перепутал портфели, у него два одинаковых. Сереже и Юле скажешь, что я уехала в командировку, в Кемерово, они привыкли и удивляться не станут. Поняла?

Я закивала.

– Вот и умница, через две недели встретимся. Теперь запомни. Там три листочка, синего цвета, необычная такая бумага, не перепутаешь, и четыре фото с негативами. На них разные люди, в основном мужчины. Все положено в красную папочку, сверху написано «Комбинат». Поняла?

Я опять кивнула.

– Действуй, – велел жиртрест и резко встал. Катя тоже поднялась.

– Лампочка, – прошептала она, – ты уж постарайся. Впрочем, если, не ровен час, не получится и мы больше не встретимся, заклинаю, не бросай моих, у них никого, кроме меня, замени им мать…

– Пошли, – дернул мужик и поволок Катю.

Та покорно двинулась, но, отойдя на метр, обернулась и крикнула:

– Богом прошу, не бросай! Знай, я тебе их отдала!

– Давай, давай, – велел жирный пузырь, и они исчезли за колонной.

Я плюхнулась на скамейку и только сейчас поняла, как устала. День был заполнен незнакомыми, тяжелыми хлопотами – сначала уборкой, потом поездкой, теперь вот этой жуткой встречей. Постепенно заработал ум. И почему я не позвала милицию? Хотя здоровенный парень скорей всего не дал бы этого сделать… И что имела в виду Катя, говоря о детях? Внезапно мои уши загорелись огнем, а по спине потекли струйки пота. До разума только что дошел смысл сказанных ею фраз. Если не найду документы, Катю попросту убьют, и я должна стать матерью Сереже, Кирюше, Юле, трем собакам, двум кошкам, хомякам и жабе Гертруде. Боже, я даже не знаю их фамилию!