Текст книги "Золотая середина ослика Иа"

Глава 10

– Начну с истоков, – заговорил Димон, намазывая на кусок домашнего белого хлеба толстый слой французского санкционного масла, которое неведомыми путями добывает Рина. – Валерий Кругликов, на мой взгляд, последний, кого можно было заподозрить в преступлениях. Родился с золотой ложкой во рту, идеальные характеристики как школьных, так и вузовских педагогов. Отличник, красавчик, спортсмен. Не увлекался алкоголем, к сигаретам не тянулся, был не обделен вниманием женщин. Из самой лучшей школы Москвы попал в престижный вуз. Собственная квартира, машина, полный кошелек. С младенчества летал с мамой по всему миру. Анна Юрьевна брала сына на гастроли. В первый класс он пошел в восемь лет, в одном из своих интервью певица пояснила, что у сына нет задержки в развитии. Просто она хотела продлить ему детство. С пареньком дома занимались педагоги, поэтому он недолго просидел с первоклашками, его перевели во второй, потом в третий класс. В институте Кругликов был первым по всем предметам, отличник, ловелас. Он лучше остальных танцевал, играл на гитаре, про одежду лучше промолчу, понятно же, она у него была самая модная. И вот этот умница оказался жестоким маньяком, который убивал женщин. Причем возраст жертв был от сорока пяти до шестидесяти. Молодых он не трогал.

Дима сделал себе еще один бутерброд, на сей раз с домашним паштетом. Теперь они с Иваном стали говорить по очереди, вводили меня в курс дела, вспоминали позабытые подробности. Я слушала мужчин молча.

Как-то раз одна молодая пара решила уединиться в лесу. Юным любовникам едва стукнуло по шестнадцать лет. Рита и Коля, москвичка-дачница и парень из неблагополучной деревенской семьи, прекрасно понимали, что родители никогда не разрешат им проводить время вместе, поэтому тщательно заметали следы. На людях они ругались, пару раз подрались, и все жители села искренне считали, что подростки ненавидят друг друга. Но поздним вечером ребята втихаря удирали из дома, встречались в условленном месте за деревней и шли в глубь леса, каждый раз выбирая для веселья новую поляну.

Однажды Рита легла на одеяло и вскоре пожаловалась:

– Спине больно.

Коле не хотелось прерывать начатое занятие, поэтому он прикинулся, что не слышит слов любовницы, но та в конце концов закричала:

– Эй! Прекрати! Мне что-то режет кожу.

Николай поднял тонкое одеяльце и увидел… большое железное кольцо, которое торчало из земли.

– Ну ваще! – изумился он. – Откуда оно тут? Когда я клал подстилку, ничего не торчало!

Рита стала шарить руками по мху.

– Смотри, кусок отрезан! Я стала ерзать, и он съехал.

Ребята смахнули куски земли со мхом и увидели лист то ли пластика, то ли железа, который покрасили зелено-коричневой краской.

– Ух ты! Мы нашли клад! – обрадовалась Рита.

– Что-то я сомневаюсь, – пробормотал Коля.

– Давай откроем и посмотрим, что там, – предложила Рита.

– Да ну, темно, мы ничего не увидим, – засопротивлялся кавалер.

Но женщина, даже совсем юная, всегда знает, как добиться желаемого. Рита взяла Николая на слабо, обозвала трусом, и он поднял крышку.

К удивлению ребят, внизу вспыхнул свет.

– Там точно клад, – заликовала Маргарита, – мы его заберем, купим квартиру, поженимся. Спускайся, а я за тобой.

– Подожди, пока я тебя позову, – велел подросток и исчез под землей.

– Эй, ты там как? – крикнула Маргарита спустя, наверное, минут десять.

И тут Николай молча вылез наружу, и его стошнило.

Рита попятилась.

– Что-то страшное?

– Бежим скорей, – прошептал Коля.

– Хочу посмотреть, – закапризничала девочка.

Кавалер живо захлопнул крышку.

– Нет! Ты с ума сойдешь, нам надо к участковому.

К слову сказать, местного детектива, который, как и Николай, спустился в подпол, тоже вывернуло наизнанку. В отличие от юноши взрослый мужчина не успел подняться, ему стало плохо внизу. Сельские опера – простые ребята, им приходится в основном заниматься примитивными бытовыми убийствами. Ну, сели вечером муж с женой телик смотреть, уговорили пол-литра, он обозвал супругу дурой, та схватила сковородку, мужик поднял табуретку… В результате один труп и рыдающая убийца. Все ясно, понятно, никаких психологических хитростей.

Но камера пыток, явно специально оборудованная, снабженная жуткими приспособлениями, вся в крови, а потом и обнаруженное рядом захоронение тел испугали местных дознавателей. Они поняли, что не справятся с таким делом, обратились за помощью к более опытным товарищам, но принимали участие в расследовании. И именно деревенский участковый объяснил, что его дедушка в сороковые годы прошлого века оборудовал в лесу в глухом месте подземную землянку, где прятал от немцев-оккупантов две семьи коммунистов: председателя колхоза и парторга. Мужчина тайком носил им еду, спас людям жизнь. После победы дед скоро умер. Землянка не использовалась, о ней начисто забыли. Получалось, что маньяк из местных, кто-то из родни рассказал ему о схроне, а преступник решил использовать его в своих целях.

Глава 11

Перешерстили все население, допросили каждого жителя окрестных сел, кроме маленьких детей. Расследование топталось на месте, потом к Ивану Никифоровичу обратился его старый приятель, который и занимался поиском маньяка. Мой муж с командой тайно подключился к работе. Иван изучил допросы местных жителей и решил, что исключать ребят в возрасте от шести до десяти неправильно. Они много видят и слышат. Димон, Гри и еще пара сотрудников запаслись шоколадом, игрушками и начали разговоры с малышами. Наиболее результативной оказалась беседа с восьмилетним Жорой Ефимовым. Он рассказал, что получил в четверти два по математике, положил дневник на стол в кухне, а сам удрал в лес. Жора надеялся, что, когда он вернется домой, мама слегка остынет, решил зайти поглубже в чащу и заблудился. Когда стемнело, мальчик залез на дерево, ему пришло в голову, что с высоты хорошо видно окрестности, и он поймет, в какой стороне деревня. Но вскарабкаться на вершину не удалось, сил малышу хватило лишь на преодоление нескольких нижних пышных ветвей. Жорик, сидя на дереве, перевел дух, хотел спускаться, и тут из-под земли показался луч света. Ребенок чуть не умер со страха. Бабушка часто рассказывала ему сказки про леших, Бабу-Ягу. А кто еще может в темное время суток вылезать из-под земли? Уж не светлый ангел.

Жора прижался к стволу, затаил дыхание, но глаз не закрыл. Он увидел, как из-под земли вышел высокий дядя. Лица его ребенок не рассмотрел, а вот кроссовки разглядел в деталях. Нечисть светила фонарем на землю, луч захватывал обувь, которая восхитила паренька: оранжевые кроссовки с зелеными фосфоресцирующими вставками и шнурками того же цвета. Такую обувь носил его одноклассник, сын владельца магазинов в деревне, на станции и даже в самой Москве. Почти весь класс мечтал о таких же спортивных ботинках, но они стоили больше, чем родители большинства ребятишек зарабатывали за месяц. Жорик тоже мечтал о таких, однако понимал, что не видать ему кроссовок, как своего затылка.

Имея только сведения об обуви, члены особой бригады еще раз допросили местных. И Татьяна Николаевна Валуева, жительница села Горелое, сообщила, что вот уже много лет сдает дачу Никитиным, у них есть взрослый сын Борис. У него вроде такие кроссовки.

Димон и Гри не стали медлить, они отправились к Боре, тот удивился вопросу.

– Кроссовки? Да, были. Только я их Валерке отдал. Кругликов живет в десяти минутах езды отсюда, у его матери дача в Соловьях, она певица. Мы с Валериком с детства друзья. Он ко мне пришел, распсиховался. По дороге наступил в коровье дерьмо, кеды уделал. А мне папаня подарил кроссы, он с мамой в разводе, алименты он не платит, пару раз в году вещи мне покупает, но всегда в размере ошибается. Мала обувь. Да и не надел бы я ее никогда, даже если впору. У Валерки нога меньше, он эти ботасы забрал.

Вот так вышли на Кругликова, а дальше все оказалось примитивно просто. Отпечатки пальцев со всех сторон прекрасного молодого человека обнаружились по всей землянке, переделанной в камеру пыток. Адвокат нашел этому объяснение:

– Валерий случайно обнаружил схрон, спустился туда, походил, посмотрел, потрогал инструменты, вылез, хотел идти заявлять, и тут вы сами приехали.

– Хорошая попытка, – одобрил законника Димон, – но пальчики вашего клиента обнаружились и на внутренней поверхности мешка, в который был упакован один из изуродованных трупов. Валерий случайно нашел «кладбище» маньяка, отрыл одного покойника, заглянул в мешок, потом привел захоронение в первозданный вид и решил пойти к следователю, а тут мы сами приехали. Да?

Адвокат на пару секунд растерялся, потом открыл рот, но тут у Валерия, который по его указке ничего не говорил, сдали нервы.

– Да, – заорал он, – да! Я ненавижу старух! Таких, как мать! Она всю жизнь мне поломала!

– Немедленно врача, – потребовал адвокат, – вы довели моего клиента до нервного срыва.

А потом пропал Заикин и вместе с ним испарились улики. Вещдоки лежали на складе, выдаются они по запросу следователя, который расписывается в книге. В журнале зафиксировано, когда Петр взял коробку. И все! Вещественные доказательства испарились без следа. Останки Заикина потом случайно нашли, а вот все, что можно использовать для обвинения Кругликова, пропало навсегда. Отправить Валерия под суд было невозможно.

Коробков щелкнул пультом, включился большой экран на стене, на нем появились фото.

– Это снимки жертв, которым, по заключению эксперта, было от сорока до пятидесяти пяти лет. Думаю, точного возраста Валерий, выбирая жертву, не знал. Сомневаюсь, что он у них спрашивал паспорт, и не в возрасте дело. Видишь, как они похожи.

– М-м-м, – протянула я, – карие глаза, шатенки, прически такие, волосы на бигуди завиты и слегка начесаны.

– И у всех безумный макияж, – перебил меня Димон, – голубые перламутровые тени, розовые щеки, красные губы. Прямо матрешки.

– Они просто хотели выглядеть модными, – встала я на защиту тетушек, – молодость женщин пришлась на то время, когда не было в изобилии декоративной доступной косметики и одежды масс-маркет, когда за сравнительно небольшие деньги можно модно одеться. Вот они и решили приукрасить себя, когда появилась возможность. Но ты прав, жертвы словно причесывались и красились в одном салоне. И у них одежда очень похожая.

– Одежда? Что ты имеешь в виду? – задал странный, на мой взгляд, вопрос Иван.

Я удивилась.

– Что можно иметь в виду, когда говоришь, что у них почти одинаковая одежда? Только то, что дамы носили идентичные блузки.

– И как ты это поняла? – спросил мой муж.

Я пустилась в объяснения.

– Фото расположены последовательно, одно за другим, хорошо видно, что кофточки у них просто клоны.

– Мне так не кажется, – возразил Коробков, – первая женщина слева в красной, та, что рядом с ней, в синей блузке. И где совпадения?

– На мужской взгляд, наверное, его нет, – согласилась я, – а вот как дело обстоит, когда снимки рассматривает женщина, сейчас объясню. Да, цвет не совпадает. Но! Воротник, мелкие пуговички, рисунок вязки трикотажа, рукав, чуть присборенный вверху. Фасон один, только цвет разнится. Обратите внимание, у всех трикотажные блузки!

Иван вскинул брови.

– Фото, которые ты видишь, сделал убийца. Он их вставлял в альбом. Посмотри, во что одеты другие.

На экране ноутбука Коробкова появились новые изображения.

– У этих двух блузки вроде шелковые, – прищурилась я, – снова один и тот же…

– Понял, – перебил меня Иван Никифорович, – у них воротник-стойка, жабо такое кудрявое.

– Гофрированное, – улыбнулась я, – плюс кокетка, что немного странно для жабо. Перегруженная вещь.

– Кокетка? Вас ист дас? – жалобно спросил Коробков.

– Отрезная часть платья, юбки, которая, как правило, пришивается сзади, но может располагаться и спереди, – объяснила я. – У блузок этих женщин очень странный крой. Какой-то театральный, вычурный, маскарадный. Не знаю, как его правильно назвать.

– И рукава непонятные! – воскликнул Димон.

– «Летучая мышь»! – воскликнула я.

Мужчины разом подняли головы и посмотрели на потолок.

Глава 12

– Шутка удалась, – заметил Димон, – помнится, лет в семь мы с пацанами ждали, когда мимо нашей компании пройдет кто-нибудь. Когда человек приближался к нам, один из членов дружного коллектива задирал голову и кричал: «Падает». Нас очень забавляло наблюдать за реакцией взрослых. Одни пригибались, закрывали голову руками, вторые убегали, третьи просто визжали, стоя на месте. Но были и другие, те спокойно говорили: «Дети на пустыре, ничего сверху не свалится, неоткуда ему падать». Участвуя в этой забаве, я рано сообразил: если человек родился дураком, то ему никакое образование не поможет. Он выучился на врача, учителя, инженера? У него одни пятерки в дипломе? Значит, в России появился отличный врач, учитель, инженер, но полный дурак. Он свои пятерочные знания применит самым идиотским образом.

– Ну все, повеселились, теперь займемся делом, – остановил Коробкова Иван.

Я вздохнула. Иван и Дима прекрасные специалисты, но есть некие мелкие детали, которых они не знают, известные большинству женщин, ничего не смыслящих в сыскном деле.

– Сказав «летучая мышь», я не собиралась заставлять вас изучать потолок. Просто назвала фасон одежды, посмотрите на рукава, которые Димон назвал необычными.

– А-а-а, – протянул Коробок, – действительно, похоже.

– У нас есть женщины, – продолжала я, – которые одеваются в идентичные вещи, только разного цвета. Вы уверены, что жертвы между собой не знакомы?

– Связь искали дотошно, но так и не нашли, – ответил Иван.

– У них и прически похожи, и макияж, – пробормотала я.

– Интересная деталь, – сказал Димон, – они все одинокие. Ни мужей, ни детей, ни родственников, ни друзей не имели.

– Пропали, и никто их не искал, – уточнил Иван Никифорович, – потому что никто ими не интересовался.

– Валерий специально подбирал таких, значит, он их знал, – сообразила я.

– У нас возникла та же мысль, – согласился Иван Никифорович, – но нет никаких тому доказательств. Наш тогдашний психолог долго объяснял, что серийные убийцы разные, этот, значит, вот такой! И еще одна странность: почему немолодые дамы ехали с ним в деревню?

– Валерий красавчик, – поморщился Димон, – а секс, он и в сто лет секс. У меня другой вопрос! Почему жертвы так похожи?

– Может, он их переодевал! – воскликнула я. – Прически делал, накладывал макияж, фотографировал. Как полагаете, он всем этим мог заниматься до или после того, как бедняги умерли?

– До, – буркнул Иван, – потом они оказывались в таком виде, что лучше не смотреть. Кругликов садист! Просто садист. Дима, ты забыл, что сексуальной составляющей в деле нет!

– То, что у женщин не было семьи, родственников, не удивляет, – пробормотала я, – на свете намного больше одиноких людей, чем мы полагаем. Но отсутствие знакомых, коллег по работе странно.

– Мы тогда решили, что они все пенсионерки, – пояснил Иван, – одни по возрасту, другие, вероятно, по здоровью.

Я встала и начала ходить по комнате.

– Странно, одна жертва живет на пенсию, вторая. Но чтобы все! Из-за полного отсутствия тех, кто мог беспокоиться об исчезновении женщин, их и не искали. Валерий отлично продумал, кого убивать. Где вы взяли эти фото?

– В землянке, в шкафу. Они находились в альбоме. Ни подписей под снимками, ни дат, ни отпечатков. Они случайно остались в моем столе. Просто фото, – объяснил Иван. – Есть мысли по поводу женщин?

– Ни одной, – призналась я, – давайте теперь поговорим о Заикине. Что о нем известно?

– Петр Павлович, – начал Димон, – родился в семье учителей, Павла Николаевича и Людмилы Сергеевны Заикиных, они преподавали в школах рабочей молодежи, которые после перестройки переименовали в экстернат. Знаешь, что это такое?

Я кивнула.

– В советские годы там обучались люди, которые по разным причинам не смогли закончить школу, ушли из нее лет в четырнадцать, а потом решили получить аттестат об окончании десятилетки. Занятия в таких образовательных учреждениях шли по вечерам три-четыре раза в неделю. Еще туда отдавали учеников, которые собирались поступать в серьезный вуз, например физтех. Ну зачем им география и биология? Ребятам нанимали репетиторов по нужным предметам, и два последних класса они занимались только тем, что им понадобится на вступительных экзаменах. Экстернат они вообще не посещали, их просто отмечали на уроках, ставили оценки, а потом выдавали аттестат со сплошными пятерками, которые разбавляли три четверки. За таких «учеников» родители вручали начальству экстерната конвертик. Учителя в таком месте постоянно менялись, они там работали не постоянно, а вот директор плотно сидел в кресле.

– Родители Пети преподавали в такой школе, – повторил Коробок, – но они работали на одном месте до своей смерти, которая случилась, когда Пете исполнилось пятнадцать. Тань, ты же тоже у нас педагог-репетитор. Подтягиваешь балбесов по русскому языку и литературе.

– Все наши соседи и дальние знакомые абсолютно в этом уверены, – засмеялась я, – близких друзей у меня очень мало, и все они сотрудники бригад. Только не говори, что отец Петра тоже из наших.

– Не! Из другой конторы, – улыбнулся Коробков, – мы это узнали сегодня. У Ивана родилась гениальная мысль. Он мозг.

– Прямо скажем, мозг этот – просто тормоз, – вздохнул мой муж. – Отчего мне раньше не пришел в голову вопрос: если у Петра нет родни, то он в пятнадцать лет остался сиротой…

– Его не отправили в детдом? – перебила его я.

– Нет, это меня не удивило, – возразил Иван, – Петр в четырнадцать лет ушел из школы. А если парень занимается в техникуме или училище, как Петр, то его попечителем становится учебное заведение, и сирота может жить дома. Я уже говорил, что мы с ним с первого курса знакомы, но после получения диплома не встречались. Увиделись, когда он пришел наниматься в бригаду. Я его взял и вот тут совершил ошибку. По студенческим временам помнил, что его родители умерли, когда Петя в училище занимался. Велел Димону его проверить, сказал: «В ранней биографии ничего предосудительного не найдешь, я с Заикиным вместе в институте учился, он уже тогда был сиротой. Прошерсти внимательно, чем парень занимался, получив диплом».

– Я легко выяснил, что Петя без проблем в милиции работал, – подхватил Димон. – Всегда позитивный, готовый заниматься делом. Не пил, не стонал по поводу ненормированного трудового дня. Надо ночь пахать? Нет проблем. В Новый год дежурить? Да пожалуйста. Женат, у него маленькая дочь. Родители давно умерли. Ничего криминального. Братьев, сестер у Петра не было, он опытный следователь, вдумчивый, честный, характеристики прекрасные. Я его отца и мать дотошно не проверял. Да и зачем?

– Из МВД он решил уйти по понятным причинам, – дополнил Иван, – зарплата маленькая, работы через край, да еще время настало беспредельное, честному человеку в милиции было тяжело. Старых опытных людей повыгоняли, потому что они новым не разрешали за взятки дела рушить. На службу пришли людишки с уголовным прошлым. Таких в советские годы на десять километров никто бы к районному отделению не подпустил. Честных ребят просто выживали, вынуждали увольняться. Если они отказывались, то могли сесть по статье, им подбрасывали наркоту. Ну почему Петра не взять? Когда Заикин пропал и семья его исчезла, никто мне звонить не стал, что лишний раз подтвердило: никакой, кроме жены-дочери, родни у Петра нет. А сейчас Дима… Пусть сам рассказывает.

Коробков быстро дожевал очередной бутерброд.

– Я решил просмотреть дела, которые Петр вел до того, как Кругликовым заниматься начал. Ну вдруг что выплывет? И наткнулся на его беседу с Геннадием Симаковым. Это свидетель, нормальный мужик. В разговоре прозвучало… сейчас… вот! Читаю: «Заикин: Если я правильно вас понял, плохие отношения у Филимоновой с Рогиным сложились еще во времена студенчества? Симаков: Нет. Нас всех родители после окончания девятого класса определили в медучилище имени Котакова. Отстойник. Заикин: Почему вы так называете учебное заведение? Симаков: Да потому что там директриса очень конвертики любила. Принимала к себе весь сброд. Честно скажу, от меня школа рада была избавиться. Тройки мне натянули, чтобы я только ушел. Мы с Филимоновой и Рогиным еще те перцы были. Хулиганье. Вот нас и пристроили в училище, где таких приголубливали. Да там ни одного нормального ученика не было, все сплошь уроды. Только я потом за ум взялся, диплом получил, в больницу санитаром пошел. В клинике у меня сознание перевернулось».

Димон остановился.

– Дальше не интересно. Меня как тюкнет что-то по лбу! Заикин-то в медучилище имени Котакова учился. И после окончания отстойного заведения отправился в престижный институт, на одни пятерки экзамены сдал. Возраст у Петра и Геннадия совпадает. Они же должны были в одном классе сидеть! Но они друг друга не узнали. Смешно, если учесть, что у следователя документы были под носом. Петру следовало прийти к Ивану и доложить:

«Мне надо опросить Симакова, но мы с ним подростками в одно училище ходили. Я не имею права близкого знакомого допрашивать».

И говорили они сухо, официально. Вопрос: может, Петр то училище не посещал? Что он делал? Как жил?

Коробков налил себе еще чаю.

– Я решил еще раз проверить под лупой биографию Петра и его родителей. Не стану долго повествовать, как правду выяснил. Всю ночь не спал, утро пахал и дорылся. Фамилия отца не Заикин, а Зайкин. Маленькая загогулинка над буквой «и», и уже другая личность. Отец – Павел Петрович, а не Николаевич. И он правда умер, но не тогда, когда сын в школе учился, а позднее. Мать зовут Асолева Инна Ивановна, она жива до сих пор, обитает в московской квартире. Павел Петрович с супругой служили в учреждении, о котором ты подумала, услышав мой рассказ. Они мегапрофи, уникальные, гениальные создатели легенд для агентов.

– А-а-а, – протянула я, – специалисты, которые придумывает новую биографию агенту, делают из него другого человека.

– Точно, – согласился Иван, – организуют новое имя, отчество, фамилию, год рождения. Подбирают других родителей, сочиняют другое детство, юность. Сложная, кропотливая работа, требует массу времени, внимания, нельзя упустить ни одну деталь.

Иван посмотрел на меня.

– Я ценил Петра за то, что он неведомыми путями всегда мог раздобыть такую информацию о человеке, какую и Дима не сразу найдет.

– А кое-что мне никогда не отыскать, – признался Коробков. – Помнишь, как он нам подсказал фамилию первой жены преступника? У меня челюсть отвисла, никакого упоминания о бывшей супруге нигде не было. Как Петя ее нашел? Я спросил у него, он ответил: «У меня много информаторов еще со времен работы в милиции осталось». Мать ему небось помогала! Она и не то может! В связи с тем, что сейчас выяснилось, мне еще непонятнее стало: ну как Петр задумал улики спереть? Может, его все же подставили?

Иван Никифорович поднял руку.

– Дима, мы с тобой тогда, много лет назад, досконально обсудили эту тему. Заикин спустился в хранилище улик, расписался в журнале, его впустили внутрь. На выходе зарегистрировали, как сотрудник покидает склад с коробкой. Та имела соответствующий номер, все по инструкции. Потом камера на выходе из здания запечатлела Заикина с портфелем. В принципе, ничего особенного, он с ним постоянно ходил.

– Когда Петр не появился на работе, – перебил Ивана Димон, – никто не забеспокоился, потому что он в пять вечера позвонил мне и сказал: «Дим! Жутко зуб разнылся, я записался на завтра к дантисту. Он только в десять утра может меня принять. Придется опоздать». Конечно, я ответил: «Нет проблем. Если совсем плохо будет, не приходи вообще. Скорей всего, нерв удалят. Я после такого сутки спал, не больно, но страшно, и после анестезии дурно». Поэтому я и не звонил ему рано утром.