Текст книги "Чугунные сапоги-скороходы"

Глава десятая

– Федор – вор, – с гневом заявила хозяйка дома, когда увидела меня на пороге, – идите сюда! Нет, я точно Чугунные сапоги-скороходы! Всегда до меня поздно доходит!

Мы двинулись по извилистым коридорам старомосковской квартиры. Да уж, тот, кто спланировал и построил дом для пожилых людей, а на самом деле для себя и друга, не экономил на площади.

– Сколько здесь комнат? – не выдержала я.

– Девять, – ответила владелица апартаментов, – столовая, гостиная, спальня моя, мужа, его кабинет, мастерская, гостевые и библиотека. Нам сюда.

Зинаида открыла дверь.

– Вот это да! – восхитилась я. – Сколько книг!

Хозяйка пошла к окну.

– Наша семья всегда любила читать, муж трепетно собирал книги. Здесь все, что было можно купить в советские годы для взрослых и детей. В помещении есть тайна, о которой дочери узнали не сразу.

Хозяйка подошла к одному стеллажу, подкатила к нему лестницу на колесиках, поднялась под потолок, взяла большой том, нажала на заднюю стенку полки, та отъехала, и обнажилась кнопка. Зинаида ткнула в нее пальцем. Книжный шкаф, который стоял последним, медленно повернулся боком.

Я пришла в восхищение.

– Секретная комната.

– Нет, – возразила хозяйка, – это мастерская мужа. А спрятали ее по двум причинам: краски резко пахнут, у меня от их запаха голова болеть начинала. Кнопка, открывающая вход, так расположена из-за девочек. Юра боялся, что к дочкам друзья придут, а нас не будет дома. Дети любопытны, начнут гулять по комнатам, полезут книги на полках смотреть, увидят в стене кнопку, нажмут, войдут в мастерскую, набедокурят. Уходя из дома, муж прятал лестницу. Дочери долго не знали, что отец пишет картины в квартире, думали, что он куда-то уезжает. Мы им рассказали правду, когда они повзрослели. Входите.

Я очутилась в зале с большими окнами, увидела мольберт, полки с красками и столик, накрытый клеенкой…

– После смерти супруга я ничего здесь не убирала, – пояснила вдова, – несколько раз собиралась освободить помещение, но так и не смогла осуществить задуманное. Казалось, вот уничтожу мастерскую, и тогда Юрий окончательно умрет. Зачем мне еще одна комната? Что, для одной девяти мало? Я вообще-то сюда захожу несколько раз в году: в день нашей свадьбы, знакомства, в Рождество и на Новый год. Что меня сегодня сюда привело? Просто будто кто-то приказал: «Зина, ступай в мастерскую».

Морина опустила голову.

– Сонечка верит в то, что умершие живы, она на картах гадает, спиритические сеансы устраивает. Дочка порой говорит: «Мертвые с нами, они могут беду отвести, надо только услышать их». Бред, конечно, но я не хочу с ней по этому поводу спорить. А сейчас впервые подумала: «Может, она права?» Вот по какой причине непонятно чей голос в моей голове дудел: «Иди в мастерскую». Так настаивал, что я сюда пришла и вижу…

Зинаида замолчала.

– Что случилось? – спросила я.

Зинаида показала на одно окно.

– Вас ничего не удивляет?

– Подоконник! – воскликнула я. – Он поднят!

– Да, – кивнула хозяйка, – можете посмотреть.

Я подошла к раме и увидела, что под доской, которая сейчас стояла перпендикулярно, есть углубление.

Зинаида встала рядом.

– Там тайник. Когда мы въехали в эту квартиру, то в мастерской предполагали устроить кухню, а в библиотеке столовую. Я начала осматривать помещение и попросила Юру: «Давай сделаем здесь кладовую». Он удивился:

– Почему?

Я показала на окна.

– Они очень большие, а батарея в комнате одна! Зимой тут может быть холодно.

Муж без восторга отнесся к моему предложению:

– Сюда подвели газ и воду.

Но я настаивала и, как потом выяснилось, оказалась права. В мастерской всегда свежо. Из-за моей прихоти переезд задержался, коммуникации переносили в другое место. Наверное, в это время супруг и сделал потайное место. Что он там держал? Понятия не имею.

Зинаида засунула руку в отверстие и вытащила два кожаных чемоданчика, выглядели они далеко не новыми. Морина откинула крышки.

– В них ничего нет. Навряд ли кто-то станет прятать пустые несессеры. Один из них служит для хранения и перевозки ювелирных изделий. Видите тут маленькие коробочки прикреплены? Они для колец и серег. А на крючки цепляли браслеты, вон те крепления для ожерелий.

Зинаида взяла другой чемодан.

– В нем держали флаконы, – воскликнула я, – тут углубления, и понятно, что они для пузырьков, двенадцать штук помещается.

– Но сейчас оба чемоданчика пусты, – повторила Зинаида. – Когда я вошла сюда, сразу заметила поднятый подоконник. Вообще-то я редко посещала рабочую студию даже при жизни Юрия Сергеевича. А он мне про тайник не рассказывал. Нашла я чемоданы, и у меня появилась мысль. Я поспешила в квартиру, где ночевал Федор. У него с собой было мало вещей, все поместились в спортивную сумку не самого большого размера. И что? В квартире ни гостя, ни его багажа нет! Вам ясен ход моих мыслей? Кто я после этого? Чугунные сапоги-скороходы!

Я заглянула в углубление.

– Думаю, парень откуда-то узнал, что в доме хранятся драгоценности. Проник в апартаменты в отсутствие хозяев, нашел несессеры и опустошил их. Странно, что не унес добычу вместе с кожаными чемоданами.

Зинаида Борисовна потрогала один чемоданчик.

– Он квадратный, не гнется. А у Федора сумка маленькая, узкая. В ней два таких несессера не поместятся.

– Мог в руках унести или в пакет положить, – нашла я варианты.

Зинаида опустила подоконник.

– Небось испугался, вдруг он из квартиры выскочит, а ему навстречу я или Света, Соня, Игорь, Петя. Увидят они, что у мерзавца в руке, и спросят:

– Ты уже уезжаешь? Почему не предупредил? Ой, какие чемоданчики интересные.

И вор так спешил, что забыл подоконник опустить. Захлопни он его, как я сейчас, никогда бы я не догадалась о тайнике. Пойдемте угощу вас чаем.

Мы направились к выходу, и тут послышался скрип. Я обернулась и увидела, что подоконник встал перпендикулярно полу.

Я вернулась к окну.

– Грабитель закрыл тайник и спешно покинул мастерскую. Крышка сама приняла вертикальное положение или…

Я опять положила подоконник на место, потом оперлась о него ладонями и нажала что есть силы на покрытую лаком доску. Раздался щелчок.

– Я не зафиксировала подоконник, – догадалась Зинаида, – вот он и поехал вверх! Думала, его просто опустить надо.

Я снова направилась к выходу.

– Грабитель так же решил.

В столовой Зинаида стала размышлять вслух:

– Чемоданчики находились в мастерской, значит, их спрятал Юра. Я понятия не имела о тайнике. Девочки, конечно, не в курсе, Игорь с Петром, естественно, тоже.

– Мужчинам показывали мастерскую? – поинтересовалась я.

Хозяйка начала заплетать из бахромы скатерти косички.

– Да, но они туда никогда не ходили.

– Вы можете дать нам на время несессеры? – попросила я.

– Пожалуйста, но зачем? – спросила Зинаида.

Я встала.

– Отпечатки пальцев надо снять, они остаются повсюду, правда, не навечно сохраняются. Можете предположить, куда уехал Федор?

– Утром он не собирался покидать нас, – ответила Морина, – ушел в девять, предупредил, что вернется поздно.

– Вы ему дали ключи, – вздохнула я.

– А как иначе? – развела руками собеседница. – Я его сразу полюбила, он же внук Миши, нашего лучшего друга. Муж Михаила Воробьева братом считал. Сколько раз он нам помогал, сколько раз поддерживал. Танечка, найдите Федора. Это щекотливая ситуация, не хочу сообщать ни девочкам, ни Игорю, ни тем более Пете о том, что случилось. Зять будет переживать, считать себя виноватым: из-за него пустили в дом вора! Вы отыщите Федю, объясните ему, что лучше вернуть украденное владельцам. И все. Ни наказания, ни вызова полиции не будет. Решим все по-семейному, без посторонних людей.

– Сомнительно, что он согласится, – сказала я, – но попробовать можно. Мне придется запачкать ваши руки.

– Чем? – изумилась Зинаида.

– Краской, – ответила я, – она смывается.

– Не понимаю, – продолжала удивляться Морина.

Пришлось объяснить:

– И вы, и я трогали несессеры. Мои отпечатки пальцев есть в лаборатории, а ваших нет.

– И что? – никак не могла сообразить собеседница.

– Надо определить их, знать, что «пальчики» принадлежат вам, Зинаида Борисовна, не искать в базе, чьи они.

– Ой, прямо как в кино! – восхитилась Морина.

Глава одиннадцатая

Утро началось с крика Надежды Михайловны.

– Летит! Бей его!

Послышался стук и лай «кабачков». Наверное, последние слова ввергли вас в изумление. Разве овощи умеют гавкать? «Кабачками» мы называем французских бульдогов Мози и Роки, которые очень похожи на цукини, собачки такие же округлые, безо всякого намека на талию. Правда, сейчас псинки медленно, но верно превращаются в дыни торпеды.

Я накинула халат, выбежала в столовую и увидела две фигуры странного вида. Та, что повыше, была одета в серебряный комбинезон с пришитыми к штанинам сапогами. В правой руке она сжимала сковородку. Вторая облачилась в непромокаемую куртку с капюшоном, брюки цвета оливок, в калоши, которые привязала к ступням шнурками. В руках у нее было полотенце.

Я остановилась на пороге столовой, услышала звук:

– Ш-ш-ш, – увидела перед своим лицом нечто большое с крыльями и шарахнулась в сторону.

– Лови его! – завопил «комбинезон».

– Сейчас таракану мало не покажется, – ответили «калоши».

Парочка бросилась в коридор, за ней потрусили бульдожки. Кот Альберт Кузьмич, который сидел на столе возле сахарницы, подергал носом и произнес:

– Мяу, мяу!

– Да, дорогой, – отозвался Иван Никифорович, который, сохраняя олимпийское спокойствие, ел овсянку, – люди такие странные! Чего только не выдумают.

– Ш-ш-ш, – раздалось в комнате.

Альберт Кузьмич подпрыгнул и сбил лапой таракана. Тот упал прямо в тарелку мужа.

Иван посмотрел на неожиданное добавление к каше.

– В Китае считают, что насекомые – идеальный источник белка. Но я пока не готов лакомиться прусаками. Танюша, если у тебя другое мнение по данному вопросу, отдам тебе сей деликатес. Хочешь?

Я содрогнулась:

– Фу! Никогда!

– Куда он подевался? – закричала Рина из коридора.

Я захихикала.

– Где мама и Надя взяли эти странные одеяния?

Муж отодвинул тарелку и сделал глоток кофе.

– Я всегда подозревал, что Рина никогда ничего не выбрасывает. А сегодня мои подозрения превратились в уверенность. Серебряный костюм – противочумная защита, отцу его выдали, когда мне было лет десять-одиннадцать. Папа в него еле влез, хотел застегнуть молнию, но не удалось! Живот мешал. Мама ему велела:

– Вдохни, задержи дыхание и стой так. Я застегну комбинезон.

Куда там! Не получилось. Отец рассвирепел:

– Рина, все ты виновата!

Мама удивилась:

– Что я не так сделала?

– Зачем вкусно готовишь? – выдвинул претензию муж. – Вот не хочу ужинать, а увижу, что ты на стол несешь, и все сметаю.

Рина у него комбинезон отняла и унесла. Понятное дело, спрятала где-то. Противочумная защита не одно десятилетие лежала в укромном месте и, пожалуйста, пригодилась сейчас.

Альберт Кузьмич, сидевший у тарелки с кашей, встал, повернулся задом к каше и начал зарывать ее лапой.

– Абсолютно с тобой согласен, – вздохнул Иван Никифорович, – возможно, геркулес с тараканом и полезен, но мне не хочется его есть.

– Где он? – закричала Рина, вбегая в столовую.

– Если ты имеешь в виду таракана, то он утонул в овсянке, – объяснил сын.

– Ужас, – попятилась моя свекровь, – катастрофа!

– Тебя травмировала кончина насекомого? – прищурился Иван. – Но вы же с Надей хотели лишить прусака жизни. Или я ошибаюсь?

– Мы планировали его поймать, – закричала Бровкина, тоже появляясь в столовой, – и посадить в банку.

– Арестовать и отправить отбывать срок, – хмыкнул Иван Никифорович.

– Нет, – возразила Рина, – потом Таня возьмет склянку, отнесет на улицу и выпустит ужасную дрянь на волю.

Я заморгала, а Иван решил прояснить ситуацию:

– Почему роль спасателя таракана отведена Танюше?

– Потому что мы с Ириной Леонидовной его до трясучки боимся, – откровенно призналась Надежда Михайловна.

– Мама, у тебя в руках сковородка, – сказал Иван Никифорович, – а у Нади полотенце. Будь я тараканом, мог бы и усомниться в мирных намерениях женщин, которые ко мне приближаются. Еще наподдадут от всего своего доброго сердца!

– Надя должна была сбить парящий ужас полотенцем, а я быстро накрыть его сковородкой, – сообщила план охоты на таракана Рина, – потом мы собирались позвать Танюшу. Она должна аккуратно поместить страшилище в банку.

– Неплохой план, – сказал мой муж, – но в нем есть небольшие изъяны. Таня не сидит постоянно дома. И когда вы поднимете сковородку, добыча мигом удерет. Попробуйте взять сачок.

Ирина Леонидовна и Надя переглянулись.

– Седьмая? – спросила домработница.

– Девятая, – ответила Рина, – на пятой!

– В девятой нет пятой, – возразила Бровкина.

– Есть, – уверенно сказала Ирина Леонидовна, – пятая третья от восьмой. На ней серая бумага постелена.

– Такой точно нет, – стояла на своем помощница по хозяйству.

– Пошли покажу, – скомандовала моя свекровь.

Обе женщины убежали.

– О чем они сейчас толковали? – удивилась я.

Муж погладил кота.

– Не понял. Вероятно, мама и Надя изобрели свой собственный язык и теперь общаются на нем между собой. Ты сейчас куда?

– На встречу с Романом Гореловым, – доложила я, – будучи лейтенантом, он занимался делом Наума, потом…

– Бросил службу в милиции и стал писать детективы, – договорил за меня Иван.

– Ваня, – радостно закричала Рина, врываясь в столовую, – спасибо тебе за правильную идею, мы ступили со сковородкой! Зато сейчас вооружены как надо.

– Сачки! – поразилась я. – Где вы их обнаружили?

– В девятом шкафу на пятой полке чулана, в который уж не помню сколько лет не заходила. Сорок? Пятьдесят?

Я опешила:

– У нас три кладовки, но в них нет шкафов.

– Есть, есть, – засмеялась Надя, – просто вы в них не заглядываете.

– В первой только стойки с вешалками, – забормотала я, – во второй полки, на них коробки. В третьей хранятся крупные вещи вроде старых ковров и люстр.

– И зачем мы их храним? – осведомился Иван Никифорович.

– Вдруг пригодятся, – отмахнулась Рина, – ничего нельзя выбрасывать. Вот сейчас мы надели костюмы. Очень удобные!

– Калоши только шморкают, – пожаловалась Бровкина, – пришлось их шнурками подвязать.

– Мы и старые шнурки не выбрасываем? – спросил Иван.

– Нет, но я их не нашла, пришлось из ботинок вытащить, – заявила Бровкина, – если распихать в первом чулане стойки с вешалками, дойти до стены, раздвинуть ее…

Мое изумление зашкалило:

– Раздвинуть стену? Вы и на это способны?

– Талант Надежды Михайловны впечатляет, – заметил Иван Никифорович, – жаль, я только сейчас узнал о нем. Людей, способных так управляться с преградами, наперечет. Вообще-то вы единственная из всех, кого я знаю.

– Там есть ручки, – уточнила Бровкина, – надо просто за них потянуть, и откроются другие чуланы.

– Ну и ну, – восхитилась я, – даже не слышала о них.

– Аналогично, – сказал муж. – Мама, можно посмотреть твой сачок?

Рина протянула сыну орудие ловли.

– Конечно.

Иван начал вертеть в руках предмет из моего детства.

– На ручке выжжена надпись: «Ваня. Младшая группа, д/с тридцать семь, Фрунзенского района». Что такое д/с?

– Детский сад, – засмеялась Рина, – сачки в советское время у всех были одинаковые, впрочем, вещи тоже. Поэтому родители каждый предмет подписывали.

– Младшая группа, – повторила я. – Сколько же тогда лет Ивану было?

– Три годика, – ответила свекровь и повернулась к сыну: – Видишь, как правильно ничего не выбрасывать? Твои сачки лежали, кушать не просили и пригодились!

Глава двенадцатая

– Рад знакомству, – сказал Горелов, – пойдемте в кабинет, там и поговорим. Коньячку тяпнем?

– Спасибо, сегодня у меня много дел, – отказалась я.

– Вот и хорошо, – потер руки хозяин, – расслабитесь и со всеми делами живо справитесь.

– Не люблю коньяк, – нашла я новую причину отказаться.

– Он плохо пахнет? – засмеялся Роман Сергеевич. – Не самый приятный аромат издает дешевое пойло. А у меня настоящий, из провинции Коньяк во Франции. Давным-давно, еще работая в милиции, я помог одному фарцовщику. Отпустил его во время облавы. Школьник у гостиницы менял матрешек на джинсы, жвачку, я был ненамного старше. Задержал парня, хотел вести в отделение, а он взмолился:

– Будь человеком. Ну что плохого я сделал? У меня только мама есть, посадят меня, она одна останется.

И я его отпустил. А когда стал известным писателем, тот парнишка меня нашел, сейчас он крупный бизнесмен, у него поместье во Франции. Езжу к нему в гости. Понял я, вы алкоголь не уважаете.

– Уважаю, но не люблю, – призналась я.

– Тогда кофе, – решил за меня Горелов, крикнул: – Елизавета, сваргань по-восточному, – и повел меня по коридору.

– Вы читаете мои книги? – поинтересовался Роман, когда я села в кресло возле небольшого столика. – Только честно, я всегда вижу, когда врут.

– Пока я незнакома с вашим творчеством, – призналась я. – Если разрешите, задам пару вопросов.

– Валяйте! – согласился Горелов.

– В вашем первом сборнике детективных историй есть рассказ про молодого человека, который убил подругу своей матери.

– Так, – протянул Роман Сергеевич. – И что?

– Дело давнее… – продолжала я.

– И что? – повторил бывший следователь.

Я взяла чашку с кофе, которую поставила передо мной домработница.

– Вы помните то расследование?

Горелов встал и достал из бара бутылку.

– У каждого следователя есть дело, о котором он забыть не может. Плеснуть вам в кофе?

Я посмотрела на чашку.

– Спасибо, нет.

– Маааленькую капелюшечку, – продолжил соблазнять меня писатель.

Я сделала отрицательный жест рукой.

– Спасибо, но нет.

– Кремень красавица, – хмыкнул хозяин, – о’кей. Вас интересует та давняя история? В книге, естественно, нет всей правды. События развивались так. Маргарита Львовна Воробьева пригласила к себе на дачу подругу Нину Кропоткину.

– Вы не забыли имена и фамилии, – восхитилась я.

Горелов осушил пузатый фужер.

– Почему нет? У меня отличная память. Прозаик, в особенности тот, кто работает в жанре криминальных историй, обязан держать в своей голове всю информацию о рукописи. Я уже сказал: дело было особенное. После того как Наума отправили в СИЗО, я принял решение бежать из милиции не оглядываясь. Человек не может забыть ситуацию, которая коренным образом изменила его жизнь, растоптала мечту, сбросила с розовых облаков наивности и восхищения теми, кто ловил преступников, на камни реальности. Я шмякнулся как муха, которой наподдали хлопушкой. Правда, сразу сбежать из рядов доблестных охотников за преступниками мне не удалось. Прошло время, прежде чем я сменил поприще. Но вам переживания простого лейтенанта неинтересны. Вернемся в то лето. Сначала информация о главных героях.

Маргарита – обеспеченная женщина. Ее муж – главврач одной из самых крупных больниц тех лет. Знакомств море, связей клубки. Хорошая квартира, дача, машина, нет проблем с деньгами и с тем, как их потратить. Двое сыновей – Игорь и Наум. Михаил – еврей. СССР – многонациональное государство, которое состоит из союзных республик. В советское время телевизор и газеты кричали о том, что узбеки, киргизы, таджики, грузины, армяне, в общем, все-все-все имеют одинаковые права и обязанности. Мальчик из далекого аула и паренек-москвич легко могут поступить в МГУ, бесплатно получить высшее образование. Главное, чтобы дети хотели учиться.

Роман Сергеевич опять налил в свой бокал малую толику коньяка.

– Это вранье. Ребенок из далекого аула ходил в местную школу, а весной-летом-осенью работал на хлопковых плантациях. О высшем образовании ни он, ни его родители и не мечтали. Да и зачем оно мальчику из далекого аула? Где родился, там и пригодился. Сейчас я веду речь об основной массе школьников, а не о тех единицах, которые рвались в крупные города за образованием. К чему столь долгое повествование? А к тому, что равенство в СССР существовало лишь на бумаге. Еврею поступить в те годы в МГУ было так же сложно, как верблюду пролезть между частыми прутьями забора. Михаил Григорьевич поэтому взял фамилию жены, изловчился и записал сыновей русскими.

Итак, в семье было два сына. Старший – Игорь, младший – Наум, его назвали в честь брата отца, который погиб во время службы в армии. На мой взгляд, более чем странно делать в документах из еврейских мальчиков русских и не менять имя – Наум. Но, как вы понимаете, мое мнение тут ни при чем.

Я отодвинула пустую чашку.

– Если в графе национальность указано «русский», то все отделы кадров будут паренька таковым считать даже в случае, если его зовут Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб.

Горелов опять наклонил бутылку над фужером.

– Согласен. У братьев была большая разница в возрасте. Старшего родители воспитывали строго, он прошел через все детские учреждения: ясли – сад – школа с продленной группой. Молодая пара горела на работе, бабушки-дедушки болели, а нанять няню не позволяло материальное положение. Деньги в семье появились, когда старший сын пошел в первый класс. Игорь рос беспроблемным, здоровым ребенком, отличником. В школе его нахваливали, по окончании вручили золотую медаль. С такой наградой с поступлением в вуз никаких проблем не возникало. Работая над делом, я беседовал с соседями Воробьевых и по городской квартире, и по даче. Все, как один, говорили:

– Не мальчик, а подарок. Вежливый, воспитанный, если коляску с ребенком в подъезд затаскиваешь, всегда поможет и сумку донесет.

Никто не видел старшего паренька с сигаретой, бутылкой в руке. Он не сидел с приятелями во дворе, не бренчал на гитаре, не убивал зря время.

Вот Наум был совсем другим.