Текст книги "Фуа-гра из топора"

– А почему уволились? – мгновенно поинтересовалась я и услышала тихий скрип.

Дверь в квартиру Борисовой чуть-чуть приоткрылась. Может быть, ее сдвинул сквозняк, но я почему-то сразу подумала про Елену, которая решила послушать, о чем толкуют ее матушка и незваная гостья.

– Нашла службу с большим окладом, – как-то неуверенно ответила Борисова, – в супермаркете, кассиром. День чеки бью, два отдыхаю, очень удобно. А к Кауф приходилось шесть раз в неделю ездить, да еще за город. Правда, недалеко, десять минут на маршрутке от конечной станции метро, но все равно уставала.

– Варя, – укоризненно покачала я головой, – в семье, где вы служили, другая версия вашего увольнения. Например, у Ванды. Вы с ней дружили?

Борисова отшатнулась и ударилась затылком о стекло.

– Комиссарова всех ненавидит, она очень злая. Из-за Ванды ни одна прислуга у Кауф не задерживалась. Я довольно долго проработала только потому, что все ее подначки игнорировала. И я уверена, это Ванда что-то придумала, из-за чего Ваню арестовали.

Я сделала вид, что понимаю, о ком идет речь.

– Ну, Иван сам виноват.

Варвара округлила глаза.

– Это вам Ванда наплела? Брехня! Она все затеяла, чтобы своего сыночка с Беатрисой свести.

– У Комиссаровой есть ребенок? – не сумела я скрыть удивления.

– Ага! Не знали! – возликовала Варвара. – Сейчас вам всю правду выложу, поймете, какая она лгунья. Ни одному слову ее верить нельзя!

Глава 8

Нанявшись на работу к Кауф, Борисова сразу поняла, кто в доме хозяин. Владимир неустанно подчеркивал, что главой семьи является его жена, но реально правила там Ванда. Ксения-то Львовна с утра до ночи сидела у рояля, извлекая из него жуткие, на вкус Борисовой, звуки. Горничная не могла понять, каким образом эта какофония потом превращается в прекрасные мелодии.

Варваре на половину Ксении заходить запрещалось, там убирала Комиссарова. Она же командовала всем хозяйством, сама ездила закупать продукты, оплачивала счета и общалась с рабочими, которые чинили что-нибудь в саду или в доме.

В десять утра Кауф спускалась на кухню, где ее ждали кастрюлька с геркулесовой кашей и чашка зеленого чая. Ксения перекладывала овсянку в пиалу, нарезала туда кусок сыра, ставила еду на поднос и уносила к себе на второй этаж.

Когда Борисовой объяснили, что ей нужно приготовить для первой трапезы хозяйки, она чуть не расхохоталась. Богатая тетка, живущая в особняке стоимостью в много миллионов, лопает дешевый геркулес? Неужели не могут купить для нее нечто вкусненькое: осетринку, ветчину, импортные йогурты? Вроде у семьи нет нужды экономить.

Но Ксения Львовна за все годы работы Вари в доме ни разу не изменила своего рациона: овсянка и сыр по утрам, в полдень чай с сухофруктами, на обед часа в три крохотный кусочек лосося с овощами, в шесть вечера чай с двумя ломтиками подсушенного зернового хлеба и на ночь несколько слив. Иногда, крайне редко, в обед рыба заменялась гречкой с ароматным деревенским растительным маслом. Ни шоколадных конфет, ни печенья, ни колбасных изделий, ни деликатесов Кауф не употребляла. И еще. В тот момент, когда она спускалась на кухню (что происходило исключительно по утрам, обед, полдник и ужин хозяйке относила Ванда), там не должно было быть людей. Варе предписывалось исчезнуть. Поэтому горничная ни разу не разговаривала с Кауф – она просто не имела такой возможности.

Ксения Львовна практически не высовывалась из дома, очень редко ее можно было увидеть гуляющей по саду. Владимир, наоборот, почти каждый день катался в Москву. А Беатриса ездила на занятия в институт. В отличие от матери дочка была человеком компанейским, она даже ссорилась с отчимом, который не разрешал ей приглашать домой друзей.

Варвара мысленно была на стороне Беатрисы – жизнь в особняке смахивала на монастырскую, разве что не молились с утра до ночи.

Ничто не должно было волновать Ксению. Ей старались не рассказывать о новостях, особенно о печальных. Когда от старости, благополучно прожив много лет, скончался кот Мартин, которого Кауф завела, еще будучи нищей учительницей, Резников тайком похоронил общего любимца в саду и в тот же день принес из приюта для брошенных животных трехгодовалого «дворянина», похожего на Мартина как две капли воды. Новый жилец быстро освоился в особняке, оказался ласковым и сразу завоевал сердца Ванды, Владимира, Беатрисы и Алины. А что Ксения? Она не заметила подмены! Варвара все изумлялась: неужели Кауф настолько глупа, что не понимает – коты не могут жить вечно? Или Ксения Львовна забыла, сколько лет назад взяла в дом Мартина?

Но потом произошло событие, утаить которое от хозяйки оказалось невозможно – Беатриса влюбилась в паренька по имени Иван. Хотя нет, правильнее будет сказать, что девушка не собиралась скрывать свое чувство. И представила избранника матери. Как ей это удалось?

Однажды утром, когда Ксения накладывала себе овсянку, за ее спиной раздался радостный голос Триси:

– Мамочка, это мой жених Ваня. Мы очень любим друг друга и скоро поженимся.

Кауф вздрогнула, обернулась и произнесла:

– Очень рада. Мне так приятно вас видеть. Сейчас Ванда сварит кофе.

Вари в тот момент на кухне, естественно, не было, горничная, как ей приказали, находилась вне поля зрения хозяйки. Но уши-то Борисова не затыкала, поэтому слова Беатрисы, а также ответ матери услышала. И весьма удивилась. До сих пор Ванда твердила, что Ксения Львовна терпеть не может никаких гостей, якобы появление в доме посторонних нанесет ей эмоциональную травму, у хозяйки может случиться нервный срыв. Но сейчас-то Кауф вполне дружелюбно отреагировала на визит Вани. Она не кричала, не закатывала истерику, а вполне гостеприимно предложила юноше кофе.

Конечно, странно, отметила для себя горничная, что мать столь спокойно отнеслась к заявлению Беатрисы о предстоящем замужестве, но Кауф вообще женщина с левой резьбой. И, похоже, она равнодушна к дочери. Ксения даже не догадалась спросить у Триси, каким образом молодой человек очутился в доме в столь ранний час. Не самое ведь подходящее время для первой встречи с будущей тещей.

Зато прислуга мигом поняла, как девушка обстряпала дело, когда пришла застилать ее постель и увидела, что на кровати явно спали двое. Очевидно, Триси поздним вечером открыла окно, и Ваня влез в ее комнату. Беатриса отлично понимала, что у нее есть всего одна возможность легализовать Ивана: познакомить его с матерью. Ясно же, что отчим, заикнись она о замужестве, категорически запретит ей даже думать на эту тему, как всегда, скажет:

– Ксюша нас содержит. Мы с тобой трутни, живущие за счет трудолюбивой пчелки. Хочешь, чтобы семья стала нищей? Если нет, не нервируй маму. Да и какая свадьба в твоем возрасте? Лучше учись усердно.

Но теперь ни Резников, ни Ванда, ни Алина, ни врач Виктор Маркович не могли ничего поделать. Ксения увидела Ивана и не расстроилась.

Варвара с интересом наблюдала, как события разворачивались далее.

Триси ходила с видом победительницы, а Ванда, брат и сестра Резниковы были здорово обозлены, но старательно маскировали свои чувства под светскими улыбками. Иван воспользовался случаем и почти поселился у Кауф. Парень часто оставался ночевать в гостевой комнате, у него в доме завелись личный халат, тапочки, зубная щетка. Потом в шкафу появились рубашки, обувь. Молодой человек медленно, но верно укоренялся в особняке, и в конце концов это сподвигло ближайшее окружение композитора на активные действия. Борисова сначала и не поняла, что стала участницей виртуозно разыгранного спектакля, а между тем, сама того не желая, исполнила в нем чуть ли не центральную роль.

Как-то раз Ванда велела горничной:

– Ступай в кладовку и принеси серебряное блюдо. Оно на полке, слева.

Варя поспешила исполнить приказ, а в спину ей полетел сердитый голос Комиссаровой:

– Ничего попросить нельзя, еле-еле шевелится, ног от пола не отрывает.

Домработница не понимала, по какой причине Ванде так спешно понадобилось блюдо, которое доставали исключительно на Пасху, но сильно занервничала. Борисова влетела в чулан, кинулась к полкам, но обо что-то споткнулась и упала, задев стоявшую рядом табуретку. Свалившись с последней, приземлилась у ее носа… фарфоровая фигурка балерины. Послышался, характерный звук – у статуэтки отломилась голова.

Позже, многократно прокручивая в мыслях произошедшее, Варвара начала удивляться. Почему Ванда неожиданно потребовала серебряное блюдо? После того, как со статуэткой случилась неприятность, Комиссарова про него и не вспомнила. С чего вдруг в чулане появилась табуретка из кухни? Ее там отродясь не было. Кто и зачем притащил сюда хрупкую барышню в пачке и водрузил на табуретку? И главное – обо что она, Варя, споткнулась? Вечером того же дня, принимая дома душ, Борисова увидела на ноге чуть повыше щиколотки тонкий порез. Такой бывает, если с размаха налетишь на тонкую, туго натянутую проволоку или леску. Но откуда бы им взяться в кладовке?

Все эти вопросы возникли потом, а в первый момент, глядя на осколки статуэтки, Варя окаменела от ужаса и тут же услышала возмущенный голос Ванды:

– Что ты, косорукая растяпа, наделала? Раскокала самую дорогую вещь из собрания Ксюши! Фарфор восемнадцатого века! Куплен на аукционе! Теперь до конца дней не расплатишься, корова безмозглая!

Горничная начала рыдать.

– Да уж, только реветь тебе и остается, – бросила Комиссарова и ушла, собрав осколки злополучной статуэтки.

Домработница слышала, что Ксения Львовна очень трепетно относится к своей коллекции изделий из бисквита [5]5
  Бисквит – фарфор, который не был покрыт глазурью.


[Закрыть], хранит ее в специальном шкафу в кабинете, и никого не подпускает к ней. Варе было предельно ясно: сегодня ее последний день работы у Кауф. Ее выгонят, не заплатив ни копейки. Хорошо, если не заставят возместить ущерб…

И тут в чулане появилась Алина.

– Знаю про твою беду, – начала певица с порога. – Перестань лить сопли. Быстро езжай вот по этому адресу к Александру Кошмарову. У него замечательные руки, так склеит статуэтку, что никто и не поймет, в каком месте она была разбита. Говори что хочешь, но упроси парня срочно приехать сюда со всем необходимым инструментом. На, держи деньги на такси.

Ошеломленная добротой поп-звезды Варвара, забыв сказать ей «спасибо», побежала ловить машину.

Александр оказался дома и почти сразу согласился отправиться в Подмосковье. Лепеча слова благодарности, Борисова села в крошечную иномарку своего спасителя и всю дорогу назад осторожно рассматривала мастера на все руки. Парень был волшебно красив! Такому бы сниматься в кино, играть в театре, ходить по подиуму, а не фарфоровые безделушки клеить.

Но специалистом Александр показал себя отменным. Он заперся в комнате Ванды, прихватив изуродованную балерину, и через полчаса статуэтка была как прежняя.

Комиссарова отнесла вещицу на место и предложила мастеру чаю. Едва красавец взял в руки кружку, как в столовую впорхнула приехавшая с занятий Триси. За ней шагал мрачный Иван. Было похоже, что парочка поругалась. Надо сказать, у Беатрисы не самый легкий характер, она из-за любой ерунды может взлететь на реактивной метле.

– Познакомься, солнышко, – защебетала Ванда, – с нашим гостем. Он взялся починить комод в гостиной. Ну тот, что с фарфоровыми медальонами.

Мастер встал и чуть наклонил голову.

– Александр.

– Триси, – кокетливо представилась Беатриса, словно забыв про Ивана. – А вы столяр?

– Нет, – смутился красавец, – художник. И мои картины хорошо продаются. Реставрация мебели мое хобби, я берусь только за очень интересные вещи.

С того дня Александр наезжал в особняк Кауф постоянно. С комодом он возился не спеша, вдумчиво, зашкуривал поверхность со скоростью черепахи по сантиметру в день. Варваре стало понятно, что ему очень нравится Беатриса. Девушка не обращала внимания на попытки живописца завязать с ней дружбу, а тот старался изо всех сил – предложил написать ее портрет, пригласил на свою выставку, позвал на день рождения, где должны были присутствовать многие из тех, чьи фото мелькали в гламурной прессе. Но Триси вежливо отказалась от всех предложений, сославшись на учебу.

Как-то раз Варя пошла в бойлерную покурить. В доме Кауф строго-настрого запрещалось дымить, но в помещении с отопительным котлом работала мощная вытяжка, и домработница тайком нарушала запрет.

Не успела Варвара достать сигареты, как до нее донесся голос Ванды:

– Ничего, сыночек, попытайся еще.

– Мама, дело дохлое, – ответил мастер.

Горничная замерла. Потом сообразила, что с внешней стороны дома, впритык к всегда приоткрытому, как требует инструкция, окну бойлерной, стоят Комиссарова и Александр.

– Не надо опускать руки, милый, – сказала Ванда. – Я объясняла тебе, насколько важно заинтересовать Триси. Если не ты, то кто?

– Не знаю, мама, кто, – чуть раздраженно отреагировал живописец, – но точно не я. Похоже, у них с Иваном настоящая любовь.

– Это невозможно! – отрезала Ванда. – Ты обязан ее отбить.

– Прямо вот так? Обязан? – хмыкнул Александр.

– Да, – отрубила Комиссарова. – Оцени, какая отличная партия: симпатичная девушка, семья прекрасная, денег в достатке, Ксения – идеальная теща, никогда в личную жизнь дочери не полезет, хозяйство в доме веду я. Владимир с Алиной тебя на руках носить будут, если ты спасешь их от катастрофы по имени Иван.

– Мама, я не намерен жениться. Сразу ведь предупредил: я готов уложить Триси в койку, но на этом все. И ты согласилась, сказала: «Нам бы только от Ваньки избавиться, остальное неважно». А теперь разговор в другую степь заворачивает? – возмутился Александр.

– Потому что я понимаю, как будет для тебя лучше, – парировала Ванда. – Все равно когда-нибудь придется семьей обзаводиться. И кого ты найдешь? Нищую свиристелку? А Кауф зятю поможет, у тебя всегда будут деньги на выставки. Наймем пиарагента, о Кошмарове заговорит пресса. А через несколько лет ты разведешься. И тогда станешь свободным, но уже известным и обеспеченным.

– Я не готов продаться за бабки, – сердито возразил реставратор.

– Однако согласился же за гонорар отбить Триси у Ивана, – напомнила Ванда.

– Верно, – после паузы признал Александр. – Потому что предполагал, что дело обойдется одноразовым сексом. Иван узнает, что невеста ему изменила, и уйдет. А я брошу Беатрису. Она похнычет и утешится в объятиях кого-то другого. К женитьбе я решительно не готов. И считаю, что пора закрывать лавочку. Ваню и Триси связывает настоящая любовь, их надо оставить в покое.

– Нет, сыночек, это невозможно! – запричитала Комиссарова. – Я так на тебя надеялась! Обычно женщины штабелями к твоим ногам укладываются.

– Значит, не всем я прихожусь по вкусу, – засмеялся Саша. – Кстати, почему ты взъелась на Ивана? Оставь беднягу в покое. Что в нем тебя не устраивает? Бедность? Провинциальное происхождение? Сама пару секунд назад ты сказала, что денег Кауф хватит на десятерых. И я, между прочим, тоже не коренной москвич. Зачем разбивать счастье девчонки? Ну, выйдет она замуж за Ваньку, родит ребенка. Ничего ж плохого. Разведутся? Подумаешь, Триси с младенцем по миру не пойдет. Останутся они навсегда вместе? Флаг им в руки.

– Ой, замолчи, – зашипела Ванда, – ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Если Триси распишется с Иваном, случится непоправимая беда. И не дай бог, у них дитя родится.

– Какая еще беда? – засмеялся Саша.

– В общем, слушай внимательно, сынок. Если ты сумеешь переманить Триси, чтобы Иван навсегда исчез из ее жизни, Владимир заплатит тебе двести тысяч долларов, – пообещала Ванда.

Воцарилось молчание. Потом Александр пробурчал:

– Ну, раз так… Хорошо, я попытаюсь.

– Деточка, ты не пытайся, а сделай, – потребовала Комиссарова. – Помоги маме. Столько нервов я потратила, чтобы тебя в дом внедрить вроде как случайно.

Глава 9

Варвара откинула голову назад, опять стукнувшись о стекло, и с обидой в голосе продолжила:

– Они ушли, а я закурила и думаю: «Лохушка ты, Борисова. Ванда все с фигуркой балерины подстроила!» Так меня жгло, что на следующий день, пока Ксения утром в свою кашу сыр резала да зеленый чай заваривала, я схватила лупу и пошла в кабинет хозяйки. Понимаете, да?

Рассказчица уставилась на меня немигающим взглядом.

– Конечно, – кивнула я. – Вы решили внимательно изучить балерину, склеенную Александром. Не побоялись, что Ксения застанет вас в неположенном месте? Ранее говорили, что домработнице запрещалось заглядывать в покои Кауф.

– Верно, запрещалось, – подтвердила Варвара. – И когда я там очутилась, поняла, почему. А поймать меня в своей комнате Ксения Львовна не могла – она же копошилась на кухне.

– Вы рисковали, – покачала я головой. – Вдруг бы ей неожиданно захотелось что-то взять из кабинета? Пошла бы Кауф наверх, а там посторонний человек…

– Ой, только не она! – рассмеялась Борисова. – Вы просто не знаете, какой пунктуальной была хозяйка. Электричка отдыхает! Да что там электричка, она частенько из расписания выбивается… Ксения Львовна же настоящий робот. Подъем ровно в семь. Через десять минут она на кухне, всегда в розовом халате. В кладовке таких хранилось десять штук. Все одинаковые. Уж не знаю, где их ее родня раздобыла, я подобных сто лет не видела: байковые, с двумя карманами и простыми белыми пуговицами. Давным-давно, в конце восьмидесятых – начале девяностых ими на рынках торговали. И тапочки Кауф носила из той же эпохи – искусственный темно-зеленый бархат, помпон плюшевый, задника нет. Спустится хозяйка к плите и возится там ровно полчаса, ни больше ни меньше. Кашу всегда перекладывала в пиалу с азиатским рисунком. Ложечка из мельхиора, чайная чашка фаянсовая, красная в белый горох, ценой три копейки. И этой посуды у Ванды большой запас имелся. В доме полно шикарных сервизов из тонкого фарфора и столовых серебряных приборов, а сама Кауф барахлом пользовалась.

– У творческих людей свои причуды, – вздохнула я.

– Народ вообще с тараканами в голове, – захихикала собеседница. – У Ксении же в мозгу жили мыши. Я ее считаные разы видела, но даже одной встречи хватило бы, чтобы понять: мадам с большим сдвигом. А комната ее… Умереть не встать!

Борисова поерзала на подоконнике и продолжила повествование.

…Зная, что Кауф поднимется к себе с завтраком ровно через тридцать минут, горничная не нервничала и не волновалась, что ее застукает кто-нибудь другой – в столь ранний час весь дом спит. Владимир, Триси и Ванда встают позже, около девяти. Из подслушанного вчера разговора ей стало ясно, что Комиссарова ее использовала, как дурочку, чтобы получить повод привести в дом Александра. Варвара отлично помнила головомойку, устроенную ей Вандой за разбитую статуэтку, и какими карами бывшая няня грозила ей, и очень хотела… Чего именно? Она не могла четко сформулировать конечную цель посещения кабинета Кауф, а вот с промежуточной все было ясно: она хотела изучить балерину.

Варя толкнула незапертую дверь, ведущую на половину хозяйки, и опешила. Возникло ощущение, что Борисова попала на много лет назад, перенеслась на машине времени в конец семидесятых – начало восьмидесятых двадцатого века.

Кабинет был объединен со спальней, и все помещение оказалось заставлено громоздкой мебелью, некогда являвшейся для советских людей признаком достатка. В югославской «стенке» за стеклянными дверцами сверкали хрустальные рюмки, слева – собрания сочинений классиков, а посередине стоял здоровенный телевизор, смахивающий на сундук. Почти впритык к нему громоздилось полосатое кресло на колесиках, а рядом притулился крохотный журнальный столик. К простому окну (не стеклопакету!) был придвинут письменный стол, заваленный бумагами. Посреди комнаты на серо-зеленом паласе стоял рояль с поднятой крышкой, около него находился самый обычный стул с сильно потертым кожаным сиденьем. У стены сиротливо жался диван, прикрытый красно-черным клетчатым пледом. К его левому подлокотнику прижималась тумбочка, на которой стояли совсем уж раритетные предметы – ночник с абажуром в виде тюльпана и белый телефон с наборным диском и трубкой на витом шнуре. Окно прикрывали шторы из желто-белой ткани, и кружевной тюль. А под потолком висела трехрожковая люстра (лет сорок назад ее сестры красовались у большинства москвичей, но эти светильники давным-давно отправились на помойку).

Если не обращать внимания на рояль, то можно было подумать, что Варя находится в однокомнатной квартирке скромной интеллигентной старушки, которая отчаянно старается выжить на крохотную пенсию. Денег, выдаваемых добрым государством, ей хватает лишь на скудную еду, поэтому она не может себе позволить ни ремонт, ни качественную одежду, таскает обноски и доживает среди старых вещей. Контраст между этим помещением и шикарным интерьером первого этажа, а также комнатами остальных членов семьи был настолько разителен, что Борисовой понадобилась пара минут, чтобы прийти в себя и вспомнить, зачем она сюда поднялась.

Домработница стряхнула оцепенение, подошла к той части «стенки», где хранилась посуда, и снова пришла в недоумение. Слова о том, что Ксения Львовна собирает коллекцию фарфоровых фигурок, приобретая их на аукционах, горничная слышала от Ванды несколько раз. Комиссарова же обронила вскользь, что собранию нет цены, и оно хранится в специально оборудованном шкафу. Однако никаких витрин Варвара сейчас не видела, как и раритетных изделий из бисквита. На одной из полок «стенки» стояло лишь несколько статуэток, ровесниц трехрожковой люстры, выпущенных отечественными фарфоровыми заводами. Даже Борисовой стало понятно, что козочка, клоун в красно-белых штанах, таджичка с чайником, олененок и собачка не имеют ни малейшего отношения к искусству, они представляют интерес исключительно для хозяйки.

Горничная взяла в руки стоявшую среди прочих фигурок балерину и мигом сообразила: лупа ей не понадобится. Танцовщица была иной, чем та, разбитая в чулане. Может, Александр и великий мастер-реставратор, но он никогда не прикасался к статуэтке из экспозиции, выставленной в комнате Кауф.

Растерянная Варя спустилась на первый этаж…

Я устала стоять и присела рядом с собеседницей на подоконник.

– Послушайте, зачем столько хитростей? Можно было просто пригласить Александра в гости под любым предлогом.

Бывшая прислуга поморщилась.

– Так в доме никогда никого из посторонних не бывало. Ивана Беатриса обманом привела. Ванда решила использовать ее опыт и подстроила появление мастера. Причем хотела, чтобы Александр появлялся в особняке как можно чаще, поэтому и замутила эту историю. Сначала художник вроде как починил фигурку, потом ему предложили отреставрировать комод… В общем, красавчик в самом деле завис в доме надолго. Комиссарова надеялась, что ее сынок отобьет Беатрису у Ивана, но на обольщение девушки требовалось время. Ну неужели вы не понимаете? Ванда хитрая крыса! Она очень давно нанялась к Ксении Львовне няней и сумела втереться в доверие, подружилась с ней. Постепенно подчинила ее себе, стала заправлять всем в доме, а затем решила, что хорошо будет еще и женить сына на Беатрисе. Захотела все деньги композитора захапать!

– Вы работали у Кауф несколько лет? – уточнила я.

Варвара молча показала два пальца, означавшие, как я поняла, два года.

– И Александр до случая с фарфоровой безделушкой в гости к Ванде, которую в услышанном вами разговоре он называл мамой, не приходил? – не успокаивалась я.

– Никогда, – отрезала Борисова. – Я даже не слышала о нем, думала, что Ванда старая дева. Она очень злая, постоянно замечания мне делала, прямо не женщина, а радио болтливое. Говорю же, Комиссарова стремилась к полной власти над членами семьи, и ей это удалось.

Я сделала вид, что не верю:

– Неужели бывшая нянька командовала хозяйкой?

Усмехнувшись, Варвара сложила руки на коленях и заговорила:

– Вы небось побеседовали с Вандой, и она вам показалась милой, заботливой, да еще лучшей подружкой Ксении? Не верьте. Вранье это. Комиссарова злая сучонка, думает лишь о деньгах. За малейшую провинность она меня штрафовала. На чайной чашке скол появился? Я виновата, из зарплаты минус триста рублей. Остались на доске хлебные крошки? Стольник долой. Банки с крупами случайно поменяла местами? Еще вычет.

– Почему же вы продолжали там работать? – поразилась я. – Почему не уволились?

Глаза собеседницы забегали.

– Ну… образования у меня нет, возраст не юный, попробуй-ка на приличную службу устроиться… Все работодатели мечтают о двадцатилетней расфуфыренной красотке без детей, с университетским дипломом, с тридцатилетним стажем, имеющей личный автомобиль, квартиру и, желательно, готовой пахать тридцать суток в месяц без сна и выходных за тысячу рублей. Ванда не исключение. Она мне постоянно твердила: «Что сгорбилась? Спина болит? Ну да, понятно, в твоем возрасте остеохондроз обостряется. Опять сидишь? Ноги ломит? Ясненько, старческий артрит в разгаре». Думаете, это приятно слышать?

– И как долго Александр пытался соблазнить Беатрису? – перевела я разговор в иное русло.

Варвара надула губы.

– Месяца три, а может, четыре, я не считала. А потом он исчез. Просто перестал приходить, и все. И в доме о нем не заговаривали. Беатрису красавчик не интересовал, она от Вани без ума была. Господи, что потом получилось! Триси чуть Ксению не убила. Я такого скандала за всю свою жизнь не видела, хотя с малолетства в прислугах.

Варвара вытащила из кармана халата махрушку, стянула волосы в хвост и принялась с энтузиазмом излагать подробности поразившей ее семейной сцены.