Текст книги "Помост у реки Роны"

Глава четвертая. Подо льдом

Зимние утренние часы всегда тёмные. Под толстое одеяло словно пробираются холодные пальчики, на коже проступают мурашки. То ли сквозняк нашёл лазейку-щель от неплотно закрытого окна, то ли это счастье скрежещет в сердце от первых открыток, найденных в почтовом ящике.

В шесть утра накануне европейского Рождества в калейдоскопе города сверкают украшенные фасады домов, пластиковые звезды отражаются на белом снегу всевозможными цветами, тысячи маленьких игрушечных Сант взбираются на балконы. Малочисленные в эти часы продавцы собирают свои сокровища в большие коробки, чтобы разложить их на прилавках знаменитой зимней ярмарки в Монтрё. Улицы наполняются прозрачной радостью, тишиной и праздником. Планета начинает своё новое путешествие: вскоре Солнце не спеша станет возвращаться в северные земли, но перед этим еще треть года ничто не сможет растопить снег.

В это темно-синее утро Валя уже не спала. Сегодня был день икс, она не могла думать ни о чем больше. И как всегда, сразу после сна ей страшно захотелось молока. Скользя по наливному полу бывшего завода в толстенных шерстяных носках, она направилась к общей кухне на своём этаже. На кухне могли долго и незаметно кормиться «севшие на мель». Носки, с которых хитро улыбался зелёный Гринч, оказались важным атрибутом худенькой воровки: делали шаги бесшумными, как у хоббита.

Валя поднесла электронный ключ к замку и осторожно проскользнула в приоткрытую дверь. На кухне мог кто-нибудь засидеться, ну, например, уже начав отмечать Рождество. Но удача – за столами было пусто! Значит, «банк можно брать».

Она открыла большой холодильник, который принадлежал сразу всем обитателям этажа. Они распределяли свои продукты по полкам или подписывали свои вкусняшки на стикерах. И вот долгожданный куш… Соблазнительную струйку отдала новенькая белая бутылка молока, на этикетке которой среди альпийских лугов щипали траву упитанные швейцарские коровы.

Валя, как ей казалось, была совестливой воровкой.

Сначала она взяла небольшую кружку и налила в нее немного молока, но затем прикончила молочное блаженство в два сладких холодных исцеляющих глотка. «Боже… какой кайф… – подумала она. – Ну никто же не заметит, если я возьму еще чуть-чуть?»

Бутылка опустела еще на одну кружку, но Вале этого явно было мало. «Завтра я точно куплю бутылку молока и долью в эту столько, сколько выпила», – пообещала она себе, убавив содержимое бутылки до половины. Но уже стало понятно – совесть покинула чат, и если воровать, так миллион!

Не владея собой, Валя схватила бутылку с «альпийскими коровками» двумя руками и, уже не думая, жадно осушила ее прямо из горлышка.

Но только она, словно вампир, напившийся крови, медленно открыла полные счастья глаза, как увидела перед собой испанца Пьеро. Точно грозное изваяние, он стоял перед ней в серой флисовой пижаме. Маленькие глазки метали гром и молнии, а остренький нос делал его похожим на разъярённую серую крысу.

– Так вот кто постоянно пиздит у меня молоко пока я сплю!

– Пьеро, ой! Привет…

Сохраняя злобное выражение лица, испанец молча требовал объяснений.

– Чувак, ну прости. Но это ведь всего лишь молоко, ха-ха! Я сегодня обязательно куплю тебе точно такую же бутылку!

– Что, скажи мне, ну что тебе мешает покупать себе молоко, чёрт тебя подери! Купи себе и пей сколько влезет!

Было очевидно, что он в бешенстве. Валя решила пойти ва-банк.

– Ну, Пьеро, ну, милый… Не злись на меня. Просто так получается, что к утру мое молоко всегда заканчивается, а сейчас ведь так холодно на улице, чтобы идти в магазин, но ты… ты всегда так любезно меня выручаешь. Как хорошо, что ты есть!

Тут Валя одной рукой погладила Пьеро по плечу, а другой исхитрилась стащить с его полки маленькую шоколадку, делая вид, что закрывает дверцу холодильника.

Жертва была нейтрализована. Сам не понимая как, Пьеро остался на тёмной кухне с пустой молочной бутылкой в руках.

Шустрые ножки в носках с зелёным персонажем из детской книжки пробежали по коридору в обратном направлении. Воровка шустро скрылась в своей комнате, электронный замок пискнул, оповещая, что дверь надёжно заперта.

Возможно, Пьеро всё это приснилось?

Настроение Вали было таким же праздничным, как само Рождество, сердце иногда замирало от предвкушения радости, что готовил этот день. На улицах стало совсем светло, захотелось прогуляться на свежем воздухе, пока никто не проснулся.

Это был идеальный час для фотографа: широкие безлюдные проспекты, птицы, царствующие в никогда не замерзающем озере. Можно было запечатлеть невероятное явление – закованную в лёд набережную.

Берега озера Леман стали похожи на чертоги Снежной Королевы – что-то необыкновенно сказочное в центре Женевы. Ночью сильный ветер смешал снежную бурю и ливень, которые сменяли друг друга несколько часов. Ветви высоких деревьев застыли в движении, направленные в одну сторону под покровом замёрзшего дождя.

В глыбах белого льда узнавались очертания машин и лодок, наивно припаркованных у побережья. Толстая наледь обволокла скамьи, перила и мостовые скользкой пеленой. Казалось, если остановиться у изгороди, то, подобно Каю, заледенеешь сердцем.

Фонтан Jet d’Eau был выключен на момент бури, никто не знает точно, что могло с ним произойти. Возможно, он бы превратился в гигантский хрустальный меч, размером с небоскрёб, торчащий из воды так, будто последний раз взывают к небу голоса всех самоубийц, навсегда оставшихся в этом городе.

И словно колдун, вмиг погрузивший озеро в забвение, высоко над берегом в величественном каменном гробу вечным сном спит герцог Брауншвейгский. Его охраняют крылатые каменные львы с крокодиловой кожей. Страдающий при жизни клаустрофобией, герцог завещал похоронить себя на берегу озера, в усыпальнице на шестиметровой высоте. Под крышей мавзолея его гроб виден даже издалека. Герцог никогда не будет погребён в земле. В своё время такая выходка стоила ему двадцать миллионов франков, и теперь он подвешен под небесами.

Работа такси и движение поездов были остановлены. Женева, привыкшая к нежному климату, просила дать ей время, чтобы справиться с невероятной зимой. Минус десять при местной высокой влажности ощущались в городе как минус тридцать.

Праздничные огни то загорались, то гасли в толще нахлынувшего льда, словно старались растопить его. Через дорогу от озера днем исходили паром тележки с горячими каштанами и глинтвейном, закутанные в горнолыжные костюмы дети скользили на перегонки по превратившимся в каток дорожкам. Все ждали Рождества как любимый праздник, надеясь, что в волшебные часы ледяные чары отступят.

Итак, в субботу в половине седьмого утра город был совершенно пуст.

Остывали от ночного веселья клубы и еще не звали прихожан колокольным звоном церкви.

Валя надела шипованные ботинки – такие продавались в любых спортивных магазинчиках Швейцарии как амуниция на случай нападения льда, так было безопаснее передвигаться с камерой в руках.

Ей очень хотелось сфотографировать застывшие во льду лодки. Было похоже, будто все они по ошибке причалили к берегам Антарктиды, навсегда приковавшей их к своему белому безмолвию.

Валю привлекла покрытая толстой наледью парусная яхта. Под тяжестью сосулек она наклонилась на бок, с ее голых мачт свисали нити ледяных кристаллов, а рядом с кормой вальяжно плыла гигантская пятнистая форель. Она скалилась на Валю, не в настроении сегодня позировать.

Валя представила, что наледь на яхтах – это коралловый риф, разросшийся по всей набережной. Она посмотрела вверх: солнце было недосягаемо высоко, а Валя стояла на самом дне рифа, понимая, что ей не выбраться. Косяк зелёных блестящих хариусов пронёсся внутрь яхты – рыбы прятались от лебедей, охотившихся за ними даже на глубине. Похожие на белые стрелы, рыбки ныряли под воду.

Валя постаралась не упустить этот красивый кадр. Казалось, что позади нее властелин подводного царства – мертвец Герцог, восседая в гробу, запряжённом морскими чудовищами, несётся по ледяным волнам. Он объезжал свои владения, чтобы удостовериться, что всё в это утро в порядке. «Боже, как же всё это волшебно…» – думала Валя, нажимая на кнопку камеры.

Она не могла оторваться от красивых видов еще долго, пока щеки совсем не заледенели от мороза. Какая удача, что к этому моменту город уже проснулся. Уличные торговцы оживляли свои киоски, двери шикарных отелей и ресторанов приветливо открывались для гостей. А значит, наконец-то настал час икс – время долгожданного завтрака с семьёй.

Отец Вали любил жить в небольших отелях, спрятанных во дворах центральных улиц старых городов. Так она привыкла путешествовать с ним с детства – только они вдвоем. Но с появлением в их жизни Любочки вкусы отца почему-то изменились. Теперь было важно останавливаться только в номерах самых знаменитых отельных сетей из перечня The Leading Hotels of the World[15]15
  Лучшие отели и курорты мира.


[Закрыть]. Любочке их было легко выучить – их названия дублировались в любой стране мира. Валя все реже путешествовала с ними. Все их поездки возникали слишком внезапно, чтобы ее могли предупредить, и сопровождались сложными обстоятельствами.

Сегодня в десять утра по женевскому времени встреча с отцом и его женой была назначена в Four Seasons[16]16
  Сеть гостиниц класса «люкс».


[Закрыть], «Четыре времени года», где фуршет предоставлял лучший вариант французского завтрака и сводил с ума десертами.

У столика за окном Валя увидела папу. Он только поставил свою тарелку с едой и собирался сесть в кресло. Напротив него Любочка пила чай. Валя в одну секунду оказалась рядом с отцом и тут же крепко его обняла. Появилось тёплое чувство, будто всё в жизни встало на свои места.

– Привет, дорогая. Ты такая холодная. Садись ближе к батарее. – Папа дотронулся до ее ярко-розовой ледяной щеки.

Любочка приветливо-натянуто улыбнулась, с удивлением рассматривая наряд Вали, который был, как бы сказать… походным и, как представлялось юной супруге русского бизнесмена, совсем не подобающим для такого случая, как завтрак в Four Seasons в Женеве.

– Да уж, милая, у тебя тут… снег в волосах, – бросив пристальный взгляд на падчерицу, добавила Любочка.

Валя машинально провела рукой по волосам, стряхнув маленькую ледышку прямо на стол. Любочка поморщилась, будто в ее тарелку прыгнула скользкая лягушка.

– Да, я просто… рада, что вы ко мне приехали! Я плохо спала сегодня, а как только стало светать, пошла фотографировать. Видели, что случилось с набережной? Это невероятно! Хотите сегодня туда вместе сходим?

– Мы слышали прогноз, говорят, аномально холодно. А ты что, брала с собой камеру в такой мороз? И… гуляла с ней по этому дикому льду?

Любочка посмотрела на своего супруга как бы с просьбой обратить внимание на безответственное обращение дочери с его дорогими подарками, но он промолчал. Любочка продолжила:

– Какая ты смелая, Валечка! Но мы очень устали. Всю неделю много катались на лыжах, тело теперь просто гудит! Мы лучше отдохнём перед завтрашним ранним рейсом. Знаешь ведь, отцу сразу из аэропорта придётся ехать на работу…

Лицо Вали застыло, словно она услышала что-то страшное. В голове звонко повторялось слово, как скачущая монета по тротуару: «Неделю, неделю…» Если бы можно было просто взять и разреветься в эту секунду, если бы в этом зале никого больше не было, то Валя завопила бы изо всех сил: «Вы тут уже целую неделю, как же так?! Почему вы мне об этом не сказали?!»

Она не смогла сдержаться, ее глаза затуманились от слёз, но можно было притвориться, что это тают снежинки на ресницах. Задать этот вопрос вслух было почему-то стыдно. Это означало бы признать себя ненужной, заявить об этом официально и сознаться самой себе. Валя была к этому не готова, нужно было держать себя в руках. «Ничего страшного, они приедут специально ко мне в следующий раз. У меня была учёба, они не позвали с собой, потому что и так ясно, что я по уши занята», – успокоила себя Валя и даже смогла вяло улыбнуться.

– Вау, здóрово. А где вы были? В Вербьё?

– Нет, мы решили поехать в Церматт на этот раз, там особенно красиво украшают горную деревушку перед Рождеством. И такие классные склоны. Швейцария буквально создана, чтобы кататься на лыжах!

– Да, мы были там с друзьями… Это, правда, очень красиво. – Валя жалобно взглянула на отца. – Хорошо, что из Женевы есть прямой рейс в Москву, да? Очень удобно.

– Да, меньше четырёх часов лёту – красота.

Детское выражение на лице Вали мгновенно исчезло. Несколько минут назад она была готова бегать по залу, как смешное заснеженное чучело, забавляя всех своей непосредственной прытью и хвастаясь фотографиями лодок, но сейчас она строго выпрямила спину и молчаливо принялась за фантастическое пирожное, соблюдая весь этикет приличной беседы. Теплота и нежность в ее душе растаяли, как и не бывало, сразу стало холодно, ее зазнобило. Показалось, что лед с улицы стал расползаться по всему отелю, замораживая еду на столе, официантов, посетителей и музыкантов.

– Я очень рада вас видеть. Спасибо, что заглянули, – вежливо сказала она.

Завтрак продолжался еще около часа. Успели обсудить учёбу Вали, последние новости семьи и мира, а потом как-то само собой разговор исчерпал себя. Есть больше не было сил, логично теперь лишь попрощаться.

– Если будет еще время сегодня, звоните, – целуя отца и Любочку, попросила Валя.

– Конечно, дорогая моя, – ответил ей папа и крепко обнял. Так нежно, что Вале снова захотелось расплакаться, словно она оказалась на космическом корабле, из иллюминатора которого виднелся ее далёкий дом, но до него было не дотянуться.

Валя не сомневалась, что отец любит ее. Она прекрасно понимала, насколько на самом деле она безразлична Любочке. Но не обижалась на них. Ее отцу нужно было время, чтобы построить со всеми какие-то новые отношения после появления нового человека в семье. Просто это не мужское – планировать досуг и быт и складно организовывать поездки. Ничего страшного, всё как-то сложится.

Тяжёлые двери закрыли золотой мир пятизвёздочного Four Seasons. От чая и пирожных тошнило, очень хотелось вина, курить и больше всего – любви.

Валя ходила по городу до самых сумерек. Она сделала еще несколько снимков чудесных детей в шапках Санты, не меньше часа гуляла между праздничных киосков, разглядывая елочные игрушки, созданные вручную из дерева и стекла, и рождественские сувениры, попробовала каштаны, подружилась с двумя рыжими хаски, которых выгуливала пожилая швейцарская пара.

Среди праздничной толпы, будто стараясь сама себя расколдовать, что-то бормоча и размахивая руками, ходила сумасшедшая старуха. Та самая, которую студенты частенько видели на трамвайной остановке у Les Berges и которую отчего-то не трогали цыгане, когда она заходила на их холм.

Валя уставилась на нее, как если бы невидимая сила приковала ее взгляд. Блёклые глаза старой женщины, казалось, кого-то выискивали среди толпы. Валя впервые наблюдала за ней так долго и пристально, надеясь, что толчея скроет ее любопытство, но вскоре прохожие совсем заслонили странную женщину, и Валя потеряла ее из виду. Она принялась бегать, озираясь, то ускоряя шаг, то поворачиваясь на месте, но женщина пропала, словно растворилась.

Валя остановилась, тяжело дыша, и вдруг ее словно толкнули в спину. Она оглянулась и чуть не вскрикнула от ужаса, прижав руки ко рту. Совсем рядом с ней и глядя на нее в упор стояла страшная старуха.

Их взгляды встретились, и словно невидимые окоченевшие морщинистые пальцы сжали, сдавили шею Вали. Ей стало нечем дышать. Она непроизвольно схватилась за шею и отшатнулась. Сердце ее было готово выпрыгнуть из груди. Валя машинально схватилась за телефон и уткнулась в него, хотя в этот момент даже не соображала, что она делает.

Через минуту, когда она подняла голову, старухи рядом не было.

Она еще раз посмотрела на экран телефона и грустно вздохнула, поняв, что уже не получит сегодня долгожданный звонок от отца.

Город светился разноцветными огнями праздничной иллюминации, которая загоралась то тут, то там, немного успокаивая тревогу, и Валя поняла, что узнает дома, рядом с которыми оказалась, – она очутилась совсем рядом с домом Сэм!

Возможно, Валя случайно выбрала тот самый маршрут или просто удачно заблудилась, но, заглянув в магазинчик за парой бутылок вина и сигаретами и ускорив шаг, она уже через десять минут стояла перед дверью подъезда Саманты.

Из домофона зазвучал голос:

– Валентино? What’sup! Ну, заходи, разбёремся.

– Сэм! Ты дома, ура! У меня тут вино, я к тебе, можно?

Пожалуй, сначала стоило написать Сэм хотя бы эсэмэску, любой бы удивился звонку сразу на домофон. С другой стороны, в этом внезапном нашествии все же было что-то праздничное. На последнем этаже старого швейцарского дома абсолютно домашняя Саманта открыла дверь.

– Ты вообще какими судьбами? У тебя же день с родителями?

– Да… мы посидели сегодня вместе за завтраком.

– Только за завтраком? А почему? А потом что ты делала почти до самой ночи?

– Это долгая история. Потом я гуляла… В центре так красиво…

Открывая бутылку вина и наморщив лоб, Сэм посмотрела на Валю.

– Что это еще за долгая история?

Вале не хотелось обсуждать свои чувства ни с кем, но Сэм не отстала бы от нее, не разобрав ее душу до последней бусинки, избежать допроса не представлялось возможным. Валя не собиралась сопротивляться, но почему-то сначала решила ответить вопросом на вопрос:

– Сэм, скажи мне… а когда ты последний раз виделась со своими?

– М-да… Ты, конечно, Валентино, сегодня странная даже больше, чем обычно. Ну, хорошо, давай сначала я. Своих я видела пару раз за последние пару лет: после одного крутого экономического форума, ради которого им все же пришлось появиться в Женеве, и еще разок – во сне. Ну и в последнее время меня дико заёбывает почта: из нее сыпятся очень мне «нужные» сувениры из этих их… камней, а еще отправляются сразу в мусорку нежным почерком подписанные приглашения на разные невероятные праздники. Ты даже не представляешь, что там: благотворительный вечер в пользу спасения чилийских дельфинов и тысяча вечеринок, которые я даже не хочу называть, в честь просто хорошего настроения моей мамы. Валя… Мне, правда, давным-давно плевать на всё это. Пусть они там хоть передохнут все, подавившись своими рубинами. Я давно ничего не жду и не считаю дни до встречи. Просто мерси всем за материальную поддержку, я ушла наслаждаться своей короткой человеческой жизнью!

– Прости, если задела тебя за живое.

– Слушай, ты не задела. Правда меня уже давно это не трогает. Самая моя близкая родственница еще со школы – это наставница Виви из пансионата. Она хоть и немного чокнутая, но добрая. Она меня, наверное, даже любит. Ты просто пока не понимаешь…

Рассказ Саманты прозвучал хладнокровно и убедительно. Более того, чем дальше, тем задорнее становился ее голос. Она достала фужеры для себя и Валентино и принялась наполнять их, чуть не перелив вино через край. Сев на стол, Сэм подняла фужер, сделала глоток и неожиданно задала вопрос:

– Знаешь почему ты так долго и безнадёжно нравишься Августу?

– Потому что я держу его на расстоянии и это притягивает? – предположила Валя.

– Нет. Потому что ты все еще веришь во что-то, в отличие от всех нас. И вот это манит как… ну знаешь, как чёртики охотятся за вкусной душой, потому что сами лишены ее?

Это прозвучало пугающе. Валя ничего не ответила.

– Ладно, хрен с ними со всеми. Про Августа вообще не будем, я к нему ревную. Пойдем, я хочу тебя переодеть.

Сэм нажала на какую-то волшебную кнопку, и по всей квартире оглушительно зазвучала музыка. Закрыв глаза и чуть пританцовывая, она напевала строчки: «Well it’s a dog eat dog, eat cat too. The French eat frog, and I eat you-u-u…»[17]17
  Песня «Волчий закон».


[Закрыть] Последнее слово Сэм пропела в одном сантиметре от губ Вали, крепко ухватив ее за талию. Затем повернулась спиной и настежь распахнула двери комнаты, в которой планировалось переодевание. Это была огромная гардеробная. В их прошлые совместные ночи Валя сюда не заходила. Десятки вешалок тяжелели под красивейшими платьями из самых различных тканей, украшенных сверкающими камнями всех существующих цветов.

– Господи, как же они прекрасны… Почему ты ничего из этого не носишь?

– Я знала, что они тебя впечатлят. Это подарки моей мамы, она присылает по платьицу на каждый праздник уже много-много лет. У нас разный вкус, но не выбрасывать же их? Поэтому здесь их бесполезное хранилище. Сейчас будем выбирать тебе наряд на сегодняшнюю вечеринку.

– Мы идём на вечеринку?

– Мы и есть вечеринка! Кто тебе еще нужен?

Сэм втолкнула Валю в гарберобную, вспомнив, как та любит наряжаться, и Валя попала в свой персональный рай. Она провела рукой по ряду шёлковых юбок, словно дотронувшись до волн ночного июльского моря. Можно было подумать, что именно здесь собирались на свои сказочные балы все диснеевские принцессы. Синие лазуриты украсили кружевные корсеты, на рукавах распустились шифоновые цветы и засияли нежностью юных губ «розы инков» – аргентинские родохрозиты. Валя влюблялась то в одно, то в другое платье, а потом застыла неподвижно. Похожее на рассвет, перед ней переливалось жёлто-лиловым светом короткое платье-сорочка с длинными рукавами. На дымно-сиреневой органзе сияли сотни невероятных балийских аметринов – редкого минерала, сочетающего в себе аметист и цитрин. На первый взгляд платье казалось невесомым, но лишь положив на ладонь рукав, становилось ясно, насколько оно драгоценно, а первое впечатление – обманчиво.

– Хочешь его? – небрежно спросила Сэм.

– Если, конечно, можно… Оно же, наверное, стóит как гроб герцога у озера!

– Только для того, кто захочет купить его в магазине. Хочешь, подарю его тебе?

– Шутишь, что ли?

– Забирай! Это мой тебе подарок на Рождество, чтобы ты не грустила.

Сэм сняла платье с вешалки и вручила его Вале. Тут кстати заиграла новая песня Femme Fatale[18]18
  Песня «Роковая женщина».


[Закрыть].

– Скорее надевай его! Давай! – Сэм нетерпеливо запрыгала вокруг Вали, которая широко улыбалась, и счастливые зайчики танцевали в ее глазах.

Она принялась раздеваться, игриво посматривая на Саманту. Та же, величественно держа фужер с вином, с удовольствием наблюдала за представлением. Фантастическое платье село превосходно на тонкую фигурку Вали. Она стояла в центре гардеробной. Жёлто-сиреневые переливы цвета камней, украшающих платье-сорочку, наводили на мысль о наряде фей или сказочных принцесс.

– Слушай, а оно тяжёлое… – прошептала Валя.

– Ты невероятно красивая, больше мне нечего сказать. Пошли за мной. – Свет камней отражался в зрачках Сэм. Она потянула Валю за руку.

В песне говорилось о легендарных работниках фабрик Манхэттена, которые восхищались хитростями и репутацией роковой женщины, звучали звуки маленьких дудочек: ту-ту-ту-ту-да-а-а. Сэм притащила Валю в спальню и вместе с ней вскочила на кровать. Она держала Валю за руки, не выпуская пустого фужера, и принялась прыгать на несчастном матрасе, заставляя делать то же самое и Валю.

– Нам нельзя с тобой грустить! И нам никто не нужен! Мы с тобой откроем бар в Женеве, будем вечно пить и заниматься любовью! Под пеплом и вином нас смогут обвенчать!

Сэм радостно визжала, в прыжках дёргая Валю за рукава, как вдруг нежная органза сдалась. Возможно, подвела всего лишь одна ниточка, но она освободила десятки солнечно-фиолетовых камней, которые как салют разлетелись по всей постели.

– Сэ-э-эм! Мы платье порвали! – вскрикнула Валя.

Встав на колени, они опустились на кровать, пытаясь поймать ускользающие аметрины. «Cause everybody knows… the things she does to please, she is just a little tease…» – пела Nico[19]19
  Нико – немецкая певица, композитор, автор песен, поэтесса, фотомодель и актриса. Получила известность, исполнив эпизодическую роль в фильме Федерико Феллини «Сладкая жизнь».


[Закрыть] и ее банда. Но стало очевидно – если всерьёз собирать камни, это прервёт праздник.

– Давай подумаем о них завтра, – спокойно предложила Сэм.

Она взяла Валю за плечи и положила ее спиной на постель – так, что сама оказалась сверху. Сэм набрала в рот вина и наклонилась к губам Вали, через поцелуй отправив в нее всё, что было во рту. Они начали нежно целоваться. Чуть приподняв подол платья, Сэм запустила руку Вале между ног. Она издала звук, как если бы ребёнок наконец дорвался до любимого мороженого, потом облизнула два своих пальца и произнесла:

– Ты солёненькая.

– Сэм, прошу, скажи, кто мы друг другу? – открыв глаза, почти беззвучно шепнула Валя.

– Мы просто странные сестры, – ответила ей Сэм.

Подружки трогали и целовали друг друга всю ночь с перерывами на походы за новым вином и смену песен.

С рассветом они почувствовали, как наконец непреодолимо хочется спать. Валя обнимала Саманту, чувствуя с ней рядом силу отца, заботу матери, сестринские радости и любовь. Через щель между шторами в комнату пробился первый луч нового дня, и волшебные аметрины засияли на платье, брошенном на спинку стула. В полоске света сплетались нити дыма. Воздух спальни стал горячим от дыхания, пота и сигарет.

Дом окружала холодная зима. Но она не имела власти в этом месте. Даже самый плотный кусок льда растаял бы за секунду, случайно оказавшись здесь.