Текст книги "Жадина платит дважды"

Итак, кому из циркачей было бы выгодно подставить Никиту? А в том, что парня пытались подставить, не было никакого сомнения. Иначе зачем преступнику или преступникам идти на риск, тащить Алину в шатер, приковывать, а перед этим еще и воровать ножи, хранящиеся в тайнике. И тут лейтенанта осенило. Стоило найти человека, который ненавидел Алину, и того человека, кому было бы выгодно устранить Никиту, и преступник обнаружен. И конечно, еще эти проклятые письма.

– Что там с анонимками? – крикнул он в открытую дверь. – Есть уже хоть какие-то результаты?

– Насчет идентичности почерка образцов, привезенных с ярмарки, и самих писем пока ничего, но про характер человека, писавшего эти письма, я могу тебе кое-что рассказать, если ты оторвешься от стула, – сказал Сергеенко.

Лейтенант тут же подошел к оперу.

– Автор – человек средних лет, даже скорей пожилой, – начал Сергеенко. – Всю жизнь занимался интеллектуальным трудом. Большое расстояние между строками и неравные по размеру буквы указывают на мечтательность, богатое воображение, идеализм и талантливость. Почерк неровный, и иногда буквы задевают росчерком нижнюю и верхнюю строки. Это указывает на сообразительность и умение вникать в дело, а также честность и порядочность.

– И это все? – удивился лейтенант.

– Еще, пожалуй, то, что никакими особыми болезнями этот человек не страдает. По характеру замкнут, хотя в глубине души, повторюсь, идеалист и романтик. И еще он худощав и в молодости скорей всего был брюнетом. А буквы с сильно вытянутыми росчерками как бы компенсируют малый рост писавшего. Вообще же невысокие люди не дописывают лист до края, переносят слова на другую строку, оставляя большие поля.

– Ты мне не лекцию читай, а скажи прямо: способен он на убийство или нет? – разозлился лейтенант.

– Каждый из нас способен на убийство, – последовал ответ.

Проклиная в душе опера-графолога, начитавшегося Моргенштерна, лейтенант отправился в город. Ему предстояла одна интересная встреча с частным детективом, нанятым в свое время Алиной. Собственно говоря, этот детектив вовсе не был в строгом смысле профессионалом. Лицензии и прочей чепухи у него не было. Просто время от времени он помогал ради собственного удовольствия попавшим в беду людям.

На пенсию из уголовного розыска он вышел только в прошлом году, и ему пока что было скучно без работы, вот и брался за некоторые дела, которые его чем-то поразили. Вот и дело Алины заинтересовало старого подполковника. Телефон этого человека лейтенант получил от того же Никиты. Договориться о встрече не составило труда, едва отставник услышал, что его подопечная погибла, он немедленно согласился встретиться.

Встречу назначили в небольшом кафе неподалеку от дома старого сыскаря.

– Вот что, молодой человек, – сказал подполковник Сенатов, – сразу предупреждаю, мне удалось узнать по этому делу не так уж много. Алина обратилась ко мне всего неделю назад. Я был уверен, что у меня в запасе как минимум месяц. Человек, писавший эти письма, не похож на любителя быстрых и радикальных мер. Можете мне поверить. Я двадцать лет занимался такого рода писаками, и у меня на них выработалось чутье. Я полагал, что автор этих писем – не опасен. Но, как видите, ошибся. Хотя готов был голову дать на отсечение, что психическим расстройством автор писем не страдает. Просто ему зачем-то очень нужно было систематически пугать бедняжку.

Он минуту помолчал.

– Я обратил внимание на адрес, написанный на конверте. Иногда по таким вещам можно определить личность отправителя, – продолжал он. – Адрес, что называется, не написан, а исполнен – по всем законам каллиграфии и деловой переписки. Это указывает на человека не праздного, энергичного, терпеливого и делового.

Подполковник еще немного помолчал и добавил:

– Я поднял свои архивы и проверил, нет, этот почерк мне раньше не встречался. Да и сами письма меня удивили.

– Чем? – поинтересовался лейтенант, думая, что, пожалуй, напрасно потратил время, ничего интересного этот старый гриб ему не скажет.

– Такое впечатление, что их писали два, три или даже четыре человека, – сказал Сенатов, не замечая удовольствия на лице своего молодого коллеги. – Для маньяка невероятно, так что автор либо просто позаимствовал ряд мыслей из какой-нибудь книжицы, либо ни о каком маньяке и речи нет, а искать нужно среди близких людей Алины, решивших ее разыграть таким жестоким способом.

Спасибо огромное! Лейтенант и сам мог бы прийти к такому же выводу. В любом случае ничего другого ему не оставалось. Даже нечего думать мотаться по отделениям связи, находящимся друг от друга на расстоянии в тысячи километров. Да и что бы это дало: кто из служащих забивает себе голову, запоминая внешность людей, опускавших письма у них на почте. И все-таки… Лейтенанту вдруг пришла в голову мысль, которая требовала немедленной проверки.

– У нас есть целых два относительно крепких подозреваемых, – сказала мне Мариша, когда мы уселись за столик в кафе, чтобы перекусить после разговора с Никаловским.

– Кто?

– Во-первых, клоун, а во-вторых, наш толстяк режиссер, – глубокомысленно изрекла Мариша.

– А режиссер почему? – удивилась я.

– Что ему мешало после ухода Никиты сесть в свою машину и прикатить на ярмарку? Машину оставил где-нибудь поблизости, а сам пришел к Алине, обманом заставил ее достать ножи и убил.

– Чтобы подставить Никиту? – уточнила я. – Бедная Алина.

– Мы же не знаем, чем она его шантажировала, – сказала Мариша.

Я раскрыла рот и уставилась на Маришу. Такой оборот дела мне не приходил в голову. Но в самом деле, режиссер не производил впечатление страшно богатого, а главное, щедрого человека. А Алина требовала у него кольца и серьги с брильянтами и деньги в придачу, и это учитывая, что он недавно подарил ей машину. Значит, либо мы ошиблись, и ночью от Карабаса Алина звонила вовсе не Никаловскому, а кому-то другому. И встречу тоже назначала кому-то другому. Ну а потом этот другой не смог, и она спешно вызвала Никаловского. Но это получалось слишком уж накручено, я вынуждена была это признать. Значит, режиссер богаче, чем кажется на первый взгляд. И тогда напрашивается вопрос, а с чего это он так разбогател? Вроде бы его фильмы бешеным кассовым успехом у публики не пользовались…

– А не последить ли нам немного за режиссером? – предложила Мариша. – Машина у нас теперь есть, слава богу, на таможне попался знакомый мужик – выручил. А то неизвестно, когда бы я получила ее. Колеса есть, и времени вагон.

Вообще-то это касалось в основном Мариши. Она и в самом деле всегда была свободна, словно ветер. Работать Мариша избегала, уверяя, что от этого портится цвет лица, а теперь необходимость в этом и вовсе отпадала – после развода со своим немецким мужем она должна была получить некоторую сумму денег. А мне, чтобы содержать себя, приходилось работать во всяких разных местах.

Впрочем, нигде я долго не задерживалась. Сейчас я числилась преподавателем в частной гимназии. И сегодня должна была явиться к нашему завучу, чтобы она поручила мне какие-то бумажки и списки, которые я должна представить на подпись в исполком. От этих бумаг зависела чуть ли не судьба гимназии на весь следующий год. Но так как я не явилась, гимназию теперь, наверное, закроют. А уж меня-то уже точно уволили, и можно было сидеть и не дергаться. Что я и сделала.

В сильную жару лучше всего находиться за городом, где-нибудь возле воды. Но если уж обстоятельства сложились так, что приходится остаться в городе, то неплохо сидеть в кафе под тентом и попивать сок и кока-колу прямо со льда. Двигаться нужно поменьше, а бег и прыжки следует исключить полностью. Не успела я прийти к этому решению, как увидела человека, который мчался во весь дух, перепрыгивая через попадавшиеся ему по пути мелкие препятствия в виде открытого люка, разбросанного мусора, сцепившихся собак или детской коляски.

Я лениво следила за парнем, решая, как быстро он выдохнется; бедняга совсем не был создан для бега или прыжков, но тут он повернул голову, и я увидела его лицо. Поперхнувшись соком, так что он фонтаном брызнул у меня изо рта, оросив новое платье Мариши, я вытянула руку и начала дико кашлять. Указывала на парня и мычала, говорить я была пока не в силах.

– Что ты юродствуешь? – недовольно сморщилась Мариша. – Говори толком.

– Наш толстяк режиссер, – наконец выдавила я из себя, справившись с кашлем.

– Ну?!

– Куда-то намылился.

Мариша забыла про свое драгоценное платье, которое она только что старательно оттирала салфеткой, проследила за направлением моей руки, вскочила из-за столика и рванула следом за мужиком. К счастью, он мчался не оглядываясь, не то он был бы весьма удивлен, но вряд ли обрадован свидетелями, потому что через несколько минут, когда он домчался до уединенной лавочки в глубине парка и рухнул на нее без сил, к нему подошел не кто иной, как Иннокентий. И добро бы просто так подошел, поздоровался, постоял да и прошел мимо. Уже это было бы подозрительно, но Кеша плюхнулся рядом с Никаловским, и они принялись болтать, словно старые приятели. Впрочем, в качестве приятелей они не смотрелись, слишком мало душевности было в их беседе.

– Того и гляди друг другу в глотку вцепятся, – прошипела мне на ухо Мариша. – Как раскочегарились. Эх жаль, фотоаппарата нет! А впрочем, посиди тут!

И она исчезла, оставив меня наблюдать за парочкой, которая пришла к какому-то решению и уже не грызлась между собой. Несколько минут спустя, когда Кеша собирался прощаться, появилась Мариша с непонятно откуда взявшимся фотоаппаратом в руках. Наведя его на Кешу, она несколько раз сфотографировала собеседников.

И сделала это вовремя; почти сразу же парочка разбежалась, а к нам подковыляла необъятных форм гражданка нерусского вида, держась за сердце, она с мольбой протянула руки к Марише, которая тут же кинулась целовать гражданку с таким жаром, словно перед ней стояла ее американская бабушка, собирающаяся завещать ей все свои миллионы.

Из ломаных английских фраз, которыми Мариша закидывала бедную туристку, стало ясно, что бедняжке пленки не видать как своих ушей, пусть радуется, что хоть фотоаппарат ей вернут. У меня голова пошла кругом, а когда остановилась, то мы уже были обладательницами пленки с шестью отснятыми кадрами. Просто чудо, что в такой дали от всяких архитектурных и исторических памятников Марише удалось встретить туристку с фотоаппаратом в руках, да еще вдобавок настолько несообразительную, что не стала звать милицию, когда Мариша вырвала фотоаппарат у нее из рук и со словами: «Я жду вас в парке!», умчалась прочь.

Итак, теперь мы были обладательницами двух отлично получившихся фотографий, на которых был запечатлен миг прощания Кеши и Никаловского. Что это нам даст, мы пока не знали.

– Они знакомы – это факт, – сказала Мариша. – Но почему-то наш толстяк сказал, что никого из цирка никогда раньше не видел, его с ними Алина свела. А как она могла его познакомить с Кешей, если тот не участвовал в съемках? И зачем толстяк это знакомство скрыл? Но раз скрыл, значит, есть что скрывать.

– Мне этот Иннокентий сразу не понравился, чутье, должно быть, сработало, – сказала я. – Предлагаю фотографии отдать в милицию. Нечестно, если мы скроем их.

– Пожалуй, – согласилась Мариша.

Но когда мы пришли в милицию, выяснилось, что лейтенант Гривцов уехал на несколько дней.

– Куда? – ахнули мы. – Он ведь расследует дело.

– Вот по нему и уехал, – сообщил нам невозмутимый, словно гора, начальник отделения. – Скажу вам, девочки, по секрету, он считает, что поездка поможет обнаружить след маньяка.

– Поживем – увидим, – скептически заметила Мариша.

Мы оставили фотографии в милиции и ушли. Вернувшись на ярмарку, мы первым делом наткнулись на Карабаса, который пугливо пытался забиться в маленький дощатый сарайчик для всякого реквизита. Сарайчик был так плотно набит, что туда могла бы поместиться разве что катушка для ниток, но никак не такой мощный детина. Но Карабас попыток не оставлял. Мы подошли поближе и заинтересованно уставились на его задницу.

– Вы что-то ищете? – спросила я, когда нам это зрелище надоело.

Карабас вздрогнул, но не проронил ни слова.

– Я к вам обращаюсь, – снова сказала я. – Может быть, вылезете?

В ответ на мои слова директор распрямился и радостно воскликнул:

– Ой, это вы! А я было испугался, что бабушка.

При мысли, что у Карабаса могла быть бабушка, мы дружно прыснули.

– Ничего смешного! – неожиданно обиделся он. – Вас бы на мое место, вам было бы не до смеха. У меня язык не поворачивается сказать бедной старушке, что ее единственная внучка того… умерла. А все эти жалкие людишки тоже отказываются сообщать, говорят, что это моя обязанность. И все потому, что я директор. Господи, как представлю себе эту картину, так жить не хочется!

И он снова попытался влезть в сарайчик. Мы выковыряли его оттуда и потребовали, чтобы он объяснил нам все подробно. Оказалось, что сегодня прикатила бабушка Алины, которая не видела внучку уже больше пяти лет, а тут как что подтолкнуло.

– Как некстати! – убивался директор. – Нет чтобы приехать неделей раньше. Или уж когда тело найдут, а так просто не представляю, как сказать старушке. Может быть, вы?..

– Нет, – помотали мы головами.

– Отличная мысль! – вдохновился он, словно бы и не слыша наших возражений. – Женщина с женщиной всегда легче найдет общий язык. Если вы это сделаете, то будьте уверены, я вам это не забуду. Можете каждый день по два раза смотреть наше представление совершенно бесплатно.

Сделав это шокирующее по щедрости предложение, он исчез. Просто удивительно, как это ему удалось, вроде бы мы ни на минуту не выпускали его из поля зрения. Ему и правда страшно не хотелось разговаривать с Алининой бабушкой. Мы побрели вперед, возле фургончика Алины и в самом деле стояла какая-то женщина, а рядом с ней у ног несколько сумок. Меньше всего гостья походила на чью-либо бабушку.

Она была очень высока и держалась так прямо, словно кол проглотила. У дамы были пышные, тщательно прокрашенные волосы и пронзительные синие глаза. Наверное, в молодости она была ослепительно красива, если даже сейчас сражала наповал. К тому же в ней чувствовалась порода, и нам как-то сразу стало ясно, что слухи о дворянском происхождении Алины – не вымысел. Оставалось только удивляться, как Алининой бабушке удалось выжить во время революции и последующего безжалостного истребления всех, кого подозревали в наличии голубой крови. А такую царственную стать, которой обладала Алинина бабушка, не спрячешь ни под один рваный платок, и он бы смотрелся на ней как самая дорогая шаль.

– Вот это бабушка! – восхищенно прошептала Мариша.

Приезжая обернулась и смерила нас оценивающим взглядом, под которым я лично немедленно почувствовала себя полным ничтожеством. Но тут женщина, видимо, решила, что мы не совсем безнадежны, и одарила нас улыбкой, мигом превратившись из ледяной королевы в самую обаятельную и привлекательную женщину.

– Вы не знаете, где Алина? – спросила она у нас.

– Нет, – ответила я чистую правду. – Вы ее бабушка? Она про вас рассказывала.

Мне показалось, или женщина и в самом деле напряглась? Но это длилось всего секунду.

– Наверное, одни гадости? – с улыбкой предположила женщина. – Мы с внучкой не слишком ладили. Мне вообще трудно общаться с женщинами.

После этого замечания приглашать ее к нам в гости стало еще труднее, но мы все-таки решились. К счастью, в фургончике был Андрей. При виде молодого мужчины Антонина Александровна, так звали гостью, мигом оживилась.

– Это Алинина бабушка, – представила ее Мариша.

Парень вытаращил глаза и онемел. Довольная произведенным эффектом, Антонина Александровна стала осваивать новое жизненное пространство. Андрей ушел за вещами, которые мы оставили на улице. Разумеется, Антонина Александровна к ним и не подумала прикоснуться и нам не позволила.

– Все беды в нашей стране происходят от того, что женщины стали взваливать на себя слишком большой груз и выполнять все мужские обязанности, – пояснила она нам. – Ни в коем случае нельзя давать понять мужчинам, что мы отлично можем обойтись без них и принести вещи и сами. Что вы! Один раз принесете и не успеете оглянуться, как будете всю жизнь таскать грузы, лишая мужчин их мужского характера. И они вам этого не простят.

Гостья выпила чашечку кофе, которую ей предложил Андрей (нам он в жизни стакана сока не налил), и в нетерпении огляделась по сторонам.

– Где же все-таки моя внучка? – спросила она.

– Вы знаете, – несколько нерешительно сказала я. – Она пропала.

– Как пропала? – удивилась бабушка.

– М-да, – подтвердила Мариша. – Взяла и пропала. То есть сначала мы нашли ее тело, а потом и оно пропало.

– Что вы несете? – возмутилась Антонина Александровна. – Какое тело, куда пропало?

Вдохнув побольше воздуха, мы с Маришей мужественно приступили к рассказу.

– Так ее убили? – дрогнувшим голосом спросила Антонина Александровна. – Вы уверены?

Мы затравленно кивнули. Теперь Алинина бабушка не выглядела так уж хорошо, стало заметно, что ей уже сильно за шестьдесят, хотя сначала нам показалось, что ей нет и пятидесяти.

– Этого не может быть! – наконец решительно сказала Антонина Александровна после продолжительного молчания. – Я бы почувствовала. Вы что-то напутали. И как я понимаю, тела у вас нет? Ну а пока нет тела, нельзя ничего с уверенностью утверждать.

– Одно время мы думали, что ее тело похитил маньяк, – сказала Мариша.

– Маньяк! – фыркнула женщина. – Какая чушь! С чего это вам пришла в голову такая нелепая мысль?

– Письма, – сказала Мариша. – Алине все время приходили угрожающие письма!

– Мало ли что, – пожала плечами Алинина бабушка. – Мне в свое время поклонники тоже слали всякую чепуху, угрожая партсобранием и изгнанием из партии, если я им не отдамся. Кто берет в голову то, что они там говорят или пишут! Мужчины выродились, они уже неспособны на убийство из страсти.

– Но это были не совсем обычные письма, они приходили каждую неделю в течение нескольких месяцев, – настаивала Мариша.

– Бред, – сказала Антонина Александровна, поджимая губы и показывая, что ее не переубедишь.

– Ну хорошо, а вам Алина не жаловалась в своих письмах на кого-нибудь, кого бы она опасалась? Или еще что-нибудь подозрительное с ней в последнее время не случалось?

– Ни о чем таком я не знаю, – сказала бабушка. – И вообще, проводите меня к директору этого балагана. Я хочу с ним поговорить.

Мы поспешно выполнили ее пожелание, позлорадствовав при виде физиономии Карабаса, который чуть не захлебнулся чаем при виде бабушки, возникшей в дверях его фургончика.

– Что ни говори, а бабка непростая, – сказала Мариша. – Ей явно есть что скрывать.

– Почему ты так думаешь? – спросила я.

– Зачем она иначе приехала бы? – пожала плечами Мариша. – Путь из Воронежа неблизкий, ее что-то здорово встревожило. Она внучку несколько лет не видела, а тут вдруг прикатила. Надо с этой бабкой еще поговорить.

Мы дождались, пока женщина выйдет от Карабаса.

– Я остаюсь, – сказала она нам. – Арсений Майевич был очень внимателен. Я поселюсь…

– У Алины? – не выдержав, перебила ее Мариша.

Антонина Александровна закатила глаза.

– В гостинице. Надеюсь, поблизости найдется какая-нибудь гостиница. Арсений Майевич сказал, что отвезет меня туда.

– Мы будем знать, где вас искать в случае чего, – сказала я. – Должно быть, и милиция захочет с вами поговорить.

– Уверена, – кивнула Антонина Александровна. – Знаете, как ни странно, я чувствую себя спокойней, оказавшись там, где жила моя внучка. Сидя дома, я постоянно терзалась и придумывала себе всякие ужасы о ее образе жизни. А теперь я вижу, что все не так уж плохо, многие мои знакомые живут значительно хуже. Никогда бы не подумала. А то мне постоянно снились порнофильмы с участием Алины и разных животных. Я просто измучилась, потому и приехала.

– Сказки, – сказала Мариша, когда Алинина бабушка и Карабас скрылись с глаз. – Кошмары ее, видите ли, замучили. Почему она все же пожаловала? Но нам она ничего не скажет. Может быть, Гривцов найдет к ней подход, как-никак – мужчина.

А лейтенант Гривцов, не подозревая об уготованной ему участи – обхаживать шестидесятилетнюю даму, – прибыл в Тотьму. Именно отсюда пришло Алине одно из писем. Было это еще в то время, когда их ярмарка останавливалась в Вологде. Следующие два письма уже отправлены из самой Вологды, и искать в ней таинственного отправителя было делом безнадежным. А вот в маленькой Тотьме могли его запомнить. Особенно, если он был приезжим и хоть чем-то примечательным внешне.

Лейтенант не очень верил в то, что ему удастся найти след, но ему повезло, хотя далеко не сразу. Почта на центральной площади была закрыта, и он, чтобы не терять времени, поехал на другую. Там ему ничем не помогли. Продемонстрированный конверт не произвел на пожилую почтмейстершу никакого впечатления. Таких конвертов у них сроду не было, и вообще отделение у них не то, что на штемпеле. Лейтенанта отправили обратно в центр. Здесь почта уже открылась.

Под стеклом на столе лежали только длинные конверты, а у лейтенанта был обычный с каким-то идиотским букетиком и ленточкой на нем. Лейтенант приуныл, но поднял глаза и приободрился. За стеклом сидела и скучала миленькая девица, которой питерский милиционер тоже показался симпатичным. Она внимательно его выслушала, наморщила свой хорошенький лобик и принялась соображать. Лейтенант терпеливо ждал, пока девушка додумает свою мысль.

– А где сам конверт? – наконец спросила она.

Лейтенант достал.

– Конверт наш, – удовлетворенно заметила девушка. – И марки. Видите, они все по двадцать копеек. Ох и намучились мы с наклеиванием. Когда по России – еще туда-сюда, а когда за границу? Вы представляете, весь конверт приходилось обклеивать.

– Выглядело, должно быть, престранно, – согласился лейтенант.

– Да это плевать! – отмахнулась девушка. – А вот возни… Что они там думают, у меня другой работы нет, как их марки наклеивать? Я даже братцу домой относила, чтобы он наклеил. Этот конверт как раз его рук дело. Только он клеил марки таким образом, видите, получается пирамидка. Вообще-то, это неправильно, но какого черта, сами виноваты. Могли бы другие марки прислать.

Чувствовалось, что эта тема ее всерьез волнует.

– Но вот никого иногороднего, кто бы покупал у меня конверты, я не помню, – разочарованно сказала девушка.

Как лейтенант ни бился, пытаясь помочь ей вспомнить, она ничего не вспомнила. Стало ясно, что зря он проделал такой конец. Единственная ниточка, по которой он собирался выяснить хотя бы приметы маньяка, оборвалась. Понурившись, он повернулся, вышел из почты и пошел к автобусной остановке. Автобус подошел сразу же, словно только его и дожидался. Подняв ногу, чтобы шагнуть на ступеньку, лейтенант услышал позади себя крики. Оглянувшись, он увидел девушку с почты, мчавшуюся к нему через всю площадь.

– Постойте! – кричала она ему. – Не уезжайте!

Лейтенант, провожаемый удивленными взглядами пассажиров, вылез из автобуса.

– Знаете, – немного отдышавшись, сказала девушка, – я совсем забыла вам сказать, что я не всегда сама сижу на почте. Иногда мне нужно отлучиться на пару часов. И тогда, чтобы не закрывать почту, я прошу кого-нибудь из подруг посидеть вместо меня. Иногда сидит мама. Но мама уже давно не сидела, а из подруг я просила за последние три месяца Наташку и Марлен.

– Марлен? – удивился лейтенант.

– Ну, на самом деле она Маша, но отзывается только на Марлен. Я вам дам их адреса, может быть, они что-то помнят.

Лейтенант сходил по очереди к девушкам, но Марлен не оказалось дома, а вот Наташа была дома. Девушка готовила обед.

– А мужчину я помню, – сказала девушка, как только поняла, о чем идет речь. – Это было еще весной. Все наши возились на огородах, народу не было никого, Нина и попросила меня посидеть вместо нее. И вдруг этот тип является. Я сразу поняла, что он приезжий и издалека. Знаете, у него одежда была такая вся помятая и джинсы в белых ворсинках, как бывает после ночевки в поезде. И щетина на лице. Я еще за ним вышла и посмотрела, он к группе туристов присоединился. Оно и понятно, если у него в Тотьме никого знакомого или родного нет, значит, только с экскурсией.

– Описать можете? – деловито поинтересовался лейтенант.

– Ну, ростом он маленький, пониже меня будет, а я, сами видите, невысокая. Уже далеко не молодой, даже старый, волосы седые и зачесаны назад. Не слишком длинные, но густые и лысины нет. Очки. Знаете, такие, в тонкой оправе, вроде пенсне. Лицо самое обычное, я даже и не вспомню сейчас никаких примет.

– Что-нибудь еще помните? Что-то необычное в его облике было?

– Странно было только то, что одет был в джинсы и клетчатую рубашку. Очки к этой одежде совсем не подходили. Я еще подумала, что он обычно должен носить костюм и галстук. Но вообще он производил впечатление человека неженатого и одинокого.

– Почему? – удивился лейтенант.

– Ну, – замялась Наташа, – трудно сказать. Какой-то он весь неуютный и неухоженный. Нет, ботинки у него были начищены, рубашка с пуговицами, но как-то все без женской руки.

Отметив про себя, что девушка отличается хорошей памятью и наблюдательна, лейтенант решился и спросил:

– А как, по-вашему, этот человек психически здоров?

– Пожалуй, да, – нерешительно пожала плечами Наташа. – Не пьяница, если вы это имеете в виду.

Нет, лейтенант имел в виду совсем иное, но не объяснять же девушке, что ее клиент, по всей видимости, сексуальный маньяк.

– А что с группой туристов? – спросил он. – Вы не помните, откуда они были?

– Из Вологды, конечно, – удивилась девушка. – Автобус такой красный и с надписью – Центральное бюро путешествий «Северный путь». Если вас так заинтересовал этот человек, спросите там, в агентстве. Может быть, они вам помогут. Не так уж у них много пожилых туристов, обычно наши старички по домам сидят или по больницам почки и печень лечат. Так что вы спросите. А хотите, я вам портрет этого старичка набросаю. Говорят, у меня способности.

– Ну давайте, – нерешительно согласился лейтенант.

Наташа проворно вытащила лист оберточной бумаги, огрызок карандаша, и ее рука запорхала над ним. Пока закипал суп, девушка успела набросать портрет интеллигентного и грустного пожилого возраста мужчины в очках и с зачесанными назад длинными волосами.

После разговора с Наташей лейтенант, сжимая в руках драгоценный шедевр, решил немедленно отправиться в Вологду, а там в туристическое агентство. И тут ему снова повезло, выйдя на центральную площадь, он прямо-таки наткнулся на туристический автобус, принадлежащий агентству «Северный путь». Шофер оказался человеком понимающим и разрешил лейтенанту отправиться вместе с ним и экскурсантами в город, доставив до самого порога агентства.

– Вам чего? – недружелюбно уставилась на него ярко накрашенная девица.

При виде милицейского удостоверения Гривцова она помрачнела еще больше. Ее недовольство можно было вполне понять: рабочий день закончился, а тут милиция, и возись с этим типом неизвестно сколько.

– Как фамилия вашего путешественника? – устало спросила она, включая компьютер.

– Мне известны только его приметы и возраст, – сказал лейтенант. – Вот смотрите.

И он протянул портрет. Девица смерила его откровенно издевательским взглядом, явно заподозрив, что приперся специально, чтобы поиздеваться над ней.

– Клиенты сюда не заходят, я вижу только их бумаги, а сами они разговаривают с нашим менеджером. Так что мне портрет без надобности, а менеджер уже дома, – сказала она. – Да и вообще, может быть, этот старичок вообще покупал путевку где-нибудь в другом месте? У нас есть филиалы во многих городах России, в том числе и в Москве.

– Девушка, – взмолился лейтенант. – Вы моя единственная надежда.

– Ладно, какой год рождения у вашего путешественника? – сжалилась девица.

– По виду ему за шестьдесят, – сказал лейтенант, сверившись с портретом. – Значит, мне нужны все ваши клиенты за период май – июнь. Думаю, что возраст нашего деда можно отсчитывать с 1930 года, вряд ли старше.

Девушка бойко пощелкала клавишами и отделила нужные фамилии. Всего набралось порядка двадцати трех человек. Восемь из них оказались жителями Вологды, трое из Петербурга, четверо из Москвы, двое из Новгорода, а остальные из разных уголков России. Один даже был жителем Владивостока.

С некоторым ехидством в прекрасных глазах девушка распечатала на принтере фамилии и адреса клиентов и вручила внушительный список расстроенному лейтенанту. Из агентства он поспешил на ближайшую почту, заказав разговор с Петербургом. Переговорив с начальством, он немного приободрился, поел и решил навестить для начала кого-нибудь из восьми путешественников, живших волей судьбы в самой Вологде.

Я чувствовала, что начинаю ненавидеть клоуна Иннокентия вместе с его дрессированной обезьяной породы шимпанзе. Обычно я весьма лояльно отношусь к животным и их хозяевам, но эта парочка просто выводила меня из себя. Началось это не сразу, но на второй день непрерывной слежки за клоуном я стала ловить себя на явном недоброжелательстве. Он меня раздражал еще и потому, что не делал ровным счетом ничего подозрительного.

А все идиотская идея Мариши, дескать, если мы с ней вдвоем постоянно будем таскаться по пятам за Кешей, он заподозрит неладное. Значит, надо придумать предлог, который бы позволил находиться рядом с ним все двадцать четыре часа в сутки. Мариша предлагала изобразить внезапно вспыхнувшее чувство. Разумеется, чувство это вспыхнуть должно было в моей груди, так как Андрей измены от Мариши, даже ради благого дела, не потерпел бы. А я, мол, девушка свободная, за что и поплатилась.

И вот уже второй день я изображала из себя форменную идиотку, так как, на мой взгляд, только идиотка и могла влюбиться в Иннокентия настолько, чтобы не давать ему прохода. Вдобавок клоун вовсе не был в восторге от моих чувств и всячески пытался от меня избавиться хотя бы на несколько минут.

– Вот и отлично, – удовлетворенно прокомментировала Мариша по телефону очередное оскорбление, которое я скушала от Иннокентия.

Теперь моя подруга не могла приезжать на ярмарку, так как круглые сутки была занята слежкой за режиссером; Андрею пришлось соврать, что Марише срочно нужно уехать в австрийское консульство в Москву.

– Раз Кеше не терпится от тебя избавиться, значит, ему позарез нужно остаться одному, а ты не давай, – сказала Мариша.

– Не знаю, – с сомнением протянула я. – По-моему, если ему не удастся избавиться от меня по-хорошему, он меня просто изобьет. Во всяком случае к мату он уже прибегал. Сегодня он посоветовал мне «свалить в туман». Только вместо «свалить» он применил более смачное выражение. Как бы он чего не заподозрил, ведь ни одна девушка не потерпит такого унижения. Да еще эта его обезьяна, она точно что-то заподозрила и постоянно скалит на меня зубы. Сама понимаешь, это не способствует нашему с Кешей сближению.