Текст книги "Вальс влюбленных попугаев"

– Нам бы бабу Нину повидать. Она у вас убирается.

– Мне бы ее саму видеть хотелось, – вздохнула в ответ хозяйка. – Вот только, где наша дражайшая Нина Ивановна гуляет, я нынче никакого понятия не имею. Уж и звонила, и писала ей, а толку ноль.

– Куда же она подевалась?

– Сегодня ее еще не было. И вчера она раньше времени ушла. Ничего толком не прибрала, собралась и убежала.

– Так уж и убежала?

– Унеслась, словно на хвост ей перца насыпали.

– Пожилая ведь женщина.

– Я и сама удивилась. Спрашиваю, Нина Ванна, что случилось-то? А она руками на меня замахала, потом, Маргошенька, потом все тебе объясню. И убежала.

– И пропала?

– Получается, что так. А вам она зачем?

– Поговорить с ней хотели.

– Догадываюсь. Наверное, Василий чего-нибудь снова начудил. Что на сей раз? Кошелек у вас стянул или с машины зеркала снял?

– Нет, ни то, ни другое.

– Странно. А я уж подумала, что Василий снова в историю влип, поэтому Нина Ванна так и умчалась, словно на помеле. Сыночка своего полетела спасать.

– Василий – это сын Нины Ивановны?

– Непутевое отродье! – в сердцах высказалась женщина. – Пальцы гнет так, что не разогнешь. По мне, так лучше вовсе без детей век куковать, чем с таким сыном. Но Нину Ванну спросишь, так, по ее словам, лучше ее Васятки никого в целом мире и нет. Ну, да это их дело, как хотят, пусть живут. Мне лишь бы узнать, что со старухой все в порядке. А то душа не на месте. Уж не прирезал ли этот выродок свою мать– старушку.

– А что? Может?

– Такой дурак все может! Уже не один раз в тюрьме сидел. Нину Ванну спросишь, за что, так по ее словам, все вокруг Васеньку ее подставить хотят. Все вокруг плохие, он один хороший, бедненький. Но я в такие сказки не верю. Мерзавец ее Василий, вот и весь мой сказ. Только выделываться умеет! Если он мать обидел, гореть ему в аду. Впрочем, ему и так там самое место!

Выяснить домашний адрес Нины Ванны оказалось делом простейшим. Хозяйка магазинчика и сама была рада всучить его Саше с ее папой.

– Сходите, посмотрите, жива ли она вообще, а потом приходите и мне скажите. Если он ей что-то сделал, то я его сама, не дожидаясь полиции, почикаю. Гад такой! Ни гроша за душой, ботинки дырявые, а туда же, все крутого из себя строит.

Снабженные таким напутствием они ожидали увидеть перед собой кровожадного монстра, громилу ростом под два метра, с налитыми кровью глазами и многодневной щетиной. Но дверь им открыл худой и бледный юноша, который на вопрос о Нине Ванне тут же залился горючими слезами. Он так плакал, что даже кудри на его затылке тряслись.

– Пропала моя мамочка! Всю ночь ее дома не было, и сейчас нет!

– Так вы ее сын? А нам сказали…

– Что?

– Нам сказали, что вы гораздо старше.

Но в это время худенький юноша вышел на свет и стали видны многочисленные морщины, испещрившие его кукольное личико. Этому херувиму было хорошо под пятьдесят. И вставшие дыбом кудряшки на его головенке представляли собой жалкие остатки прежней роскоши.

– Все морги, все больницы обзвонил, нет ее нигде! Представляете мое состояние?! Я возвращаюсь, а мамы нет! И нет, и нет, и до сих пор нет!

– Когда это случилось?

– Вчера. В одиннадцать часов вечера я был уже дома, а мама нет.

А из магазина Нина Ванна ушла, вернее, убежала в начале восьмого.

– Я очень боюсь, что это ее исчезновение может быть связано с тем, что со мной случилось.

– А что случилось?

Быстрые цепкие глазки ощупали гостей с ног и до головы. Решив, что тут найдется чем ему поживиться, Васятка решил пойти на некоторую откровенность:

– Всю жизнь меня преследуют беды и несчастья, – произнес он, и в его блекло-голубых, словно бы полинявших от времени глазах снова навернулась слеза. – Всегда мне приходится страдать за других. Такая уж моя доля, ничего тут не поделаешь.

Василий явно относился к той породе людей, которые любят, чтобы их жалели. А если нет никого, кто бы это сделал за них, готовы пожалеть себя сами.

– Вам нужна моя мама? Мне тоже она нужна. А еще мне очень нужны деньги. И вчера они тоже были мне нужны. Позарез!

– Так что вчера с вами случилось?

– Я звонил матери. Использовал один-единственный звонок, который мне разрешили сделать, чтобы переговорить с дорогой моей родительницей. Объяснил, чем мне все это грозит, если она не раздобудет для моего выкупа денег, она обещала все сделать, и исчезла!

– Убежала? – предположил папа.

– Скрылась? – добавила Сашенька.

Васятка переводил недоумевающий взгляд с одного своего гостя на другого и потом обратно.

– Кто убежала? От кого скрылась?

– Ваша мама убежала от вас. Скрылась от проблем, которые с вами связаны.

Васятка очень оскорбился.

– Моя мама только счастлива бывает, когда ей приходится мне помогать.

Убежденность, звучавшая в голосе Василия, была так велика, что ничего другого не оставалось, как поверить ему. Если уж сам Василий так верит, что является светом в окошке для своей мамочки, то и другим нечего в этом сомневаться.

Суть дела заключалась в том, что вчера во второй половине дня Василий попался на краже. И все бы ничего, кража была мелкая, можно было бы отделаться условным сроком или даже просто штрафом или исправительными работами, но, увы. Такой условный срок у Васи уже имелся, а потому предстояло поехать ему далеко и надолго.

– Да еще, говорят, теперь вместо колонии придумали какие-то рабочие поселения. По сути та же колония, только там еще работать надо. Работаешь, а денежки твои кровные государство себе прикарманивает!

– Неужели?

– Да! Говорят, что с этих доходов будут выплачиваться возмещение убытков или алименты, кто их платит. Например, у меня мама пенсионерка, так я ее, по мнению государства, должен содержать!

Такая несправедливость сильно огорчала Василия, который в своей жизни не привык заботиться о ком-нибудь другом, кроме самого себя. Поэтому он решил, чем ему выплачивать из тюрьмы маме содержание, пусть лучше она подсуетится и раздобудет денежек, чтобы выкупить дорогого сынулю из беды.

– Там с потерпевшим можно было договориться. Нормальный мужик. Сказал, чтобы я ему сверху еще столько же накинул, сколько я у него с карты снял, и мы в расчете. Он забирает заявление и никаких претензий ко мне в дальнейшем не имеет. И нужно-то всего было около двадцати тысяч. Я мать с деньгами целый час ждал. Пока ждал, мужик этот передумал, еще десятку за ожидание сверху накинул. Мне Ритку уже тридцатку пришлось просить привести. Наобещал ей за эту тридцатку с три короба, теперь не знаю, как выкручиваться. Да еще мамаша пропала. Так бы она за меня заплатила, а теперь что мне делать? Если мама не вернется, чем я с Риткой расплачусь? Придется мне с ней переспать. Она и так уже все время на то намекает. Бедный я бедный, и почему все беды на мою голову?!

– А у вашей мамы деньги при себе были?

– В том-то и дело, что нет. Только накануне она мне последнюю пятерку отдала, еще объясняла, что пенсия у нее только через неделю, что на эти пять тысяч мы с ней должны были неделю жить. Но ничего, отдала, очень уж она меня любит, мамочка моя. Кто еще кроме нее так меня любить будет? Ритка? Так ей только от меня деньги нужны. Всем бабам от меня только деньги и нужны.

– Значит, двадцати тысяч у вашей мамы при себе не было. И где же она должна была их раздобыть? Разве что у ваших соседей занять?

– Соседи не вариант, – замотал головой Вася. – Соседи ей бы ничего не дали. Они все против меня настроены. Сволочи! Только и мечтают, чтобы меня снова забрали, чтобы я перед их сытыми рожами бы не мелькал и своей несчастной фигурой их покой и счастье бы не смущал.

– Знакомые? Друзья?

– О чем вы говорите?! – горестно воскликнул этот тип. – Какие друзья? У нищих друзей нет! Были бы мы с матерью богаты, всяк бы захотел с нами дружить. А коль нет у нас ни шиша, так и друзья разбежались. Бедные мы с ней бедные, никому в целом свете ненужные!

Определенно у Василия был своеобразный талант. Он умудрялся вызывать жалость к себе даже у тех людей, кто жалеть его вроде бы совсем не был должен. Вот и Саша с ее папой почувствовали, как начинает пощипывать у них в глазах от нежданно подступающих слез.

– Бедная моя мамочка, даже не представляю, к кому она могла обратиться, к кому могла пойти.

Василий выглядел таким безутешным, что приходилось поверить ему на слово. Он и впрямь не знал, куда могла исчезнуть Нина Ванна, уволенная уборщица из «Замка короля Артура». Нет, Василий не притворялся. Он и впрямь горевал. Кроме мамочки, никому не было дела до этого непутевого мужика. Нина Ванна исчезла, а ее великовозрастное дитя осталось без мамки и теперь горько плакало.

Впрочем, Вася не до конца растерялся и со своих гостей постарался стрясти немножко денег, но они хоть и чувствовали жалость к этому типу, поощрять подобный иждивенческий образ жизни не захотели.

– Нет у нас для тебя денег. Иди и работай.

– Работай… – скривился Василий. – Если бы я мог работать. Да, я хочу работать. Дайте мне работу!

– И что же ты умеешь делать?

– Все!

– То есть ничего?

– Я больной человек, – заскулил Василий. – У меня сердце болит. Давление подскакивает. Ноги-руки на погоду ломит. На позвоночнике грыжи на каждом позвонке. Мне по совокупности моих болячек уже лет десять как инвалидность полагается, но только разве в этой стране кого-нибудь это волнует? Тут же всем наплевать, что живой человек загибается от непомерной ноши, которую на него взвалили! К врачам пойдешь, они тебе только одно и твердят, здоров. А где здоров, если у меня все болит?

– Зато у твоей матери, как я посмотрю, ничего в ее годы не болит. Она уже пенсионерка, а для тебя недоумка старается. Полы в магазине моет.

– И чего? Ей это нетрудно совсем. Не на двух работах, как раньше, на одной всего. Маме это прямо курорт. Она вечером прибежит, тряпкой махнет, и назад. Ритка добрая, она маме деньги исправно платит. Только ко мне злая, хочет, чтобы я эти деньги у нее в магазине грузчиком бы отработал.

– То есть деньги за тебя вчера в полиции заплатила хозяйка магазина, в котором убирает твоя мать?

– Ну да. Маргарита. Мне делать нечего было, я мать с деньгами не дождался, вот я Ритке и позвонил. Она сказала, что ради Нины Ванны заплатит за меня, только мне эти деньги отработать придется.

– Так иди! Отрабатывай! Чего ты ждешь-то?

– Погодите, куда спешить? Пойду. Оклемаюсь чуток и пойду. Мне в полиции все почки отбили. И по печени били. И ребра помяли. Мне до сих пор дышать трудно. Может, они мне легкое проткнули. Я на рентген в поликлинику должен сходить, потом уж на работу пойду.

С Василием все было ясно. Большего бездельника и вруна трудно было сыскать. И долго сердобольной Рите придется ждать от него тех денег, которые она заплатила в полиции. Разве что вернется Нина Ванна и отработает этот долг. Потому что на самого Василия в этом плане, да и в любом другом, надежда была плоха.

Глава 4

Дома Василий оставаться не пожелал. Идея взять больничный показалась ему такой замечательной, что он не стал откладывать дело надолго и вышел вместе с Сашей и ее папой. Потом он поскакал по лестнице вниз резво, словно молодой конь. Василий успел узнать по справочному в поликлинике, что прием его врача заканчивается через двадцать минут, и теперь боялся опоздать.

– Если больняк не возьму, Ритка за меня прямо сегодня возьмется. Начнет требовать, чтобы я долг отрабатывал. А с больняком ей мне и сказать будет нечего. Не сможет же она с больного человека работу требовать!

Стоило Василию скрыться с глаз, как открылась дверь квартиры напротив. Из нее выглянула пожилая женщина. Голова у нее была покрыта мелкими завитушками, видимо, недавно вернулась из парикмахерской, где наводила красоту.

– Ушел? – опасливо поинтересовалась она, глядя вслед Василию. – Ох, и не повезло же Нинке с мальчишкой! То ли дело мои орлы! И мать обихаживают, и на работе успевают, и семейные оба. Внуками меня одарили оба. А у Нинки только и радость, что Васька до сих пор с ней живет. Да и то радость сомнительная. Сами посудите, много ли радости старухе в однокомнатной квартирке с сыном жить? Он взрослый человек, она тоже, у каждого из них свои интересы. А они вынуждены на одном пятачке ютиться. То ли дело мои красавцы! Как вылетели в восемнадцать лет из родного гнезда, так и живут своими семьями. Мать своим присутствием не напрягают. Раз в год приедут погостить, и то дело. Да не с пустыми руками приезжают, всегда с подарками.

– У вас тоже однокомнатная квартира?

– Вот еще скажете! Я не такая нищебродка, как Нинка, которая невесть от кого своего Ваську прижила. У меня-то, в отличие от нее, муж имелся. Отличный специалист был мой Григорий Михайлович. Его на производстве всегда ценили. И нам с ним от завода эту квартиру дали. Трехкомнатную! Это Нинка всю жизнь тряпкой елозила, ей и однушки за глаза хватит! Правильно тогда правление решило, однушку дать и будет с нее. Соседке еще повезло, что на саму Нинку квартира записана всегда была. А иначе Васька давно бы ее уже продал, деньги пропил, а потом с матерью под мостом бы оказался или у мусорных бачков, где ему самое и место.

– Мы поняли, что мать до сих пор опекает своего сына?

– Избаловала Нинка своего мальчишку, с детства неправильно себя с ним вела. Я ей всегда говорила, возьми, Нина, ремень в руки и поработай им как следует, покуда еще не совсем поздно. Но где там! Как какого-то принца своего Ваську растила. Все ему самое лучшее в клювике несла. Наши с мужем пацаны сами себе на джинсы заработали, на стройке летом пахали и заработали. Мы с мужем им по пять пар штанов могли купить, наши с ним заработки позволяли это сделать, но специально не стали этого делать. Ни к чему детей баловать, нужно их к труду с самого раннего детства приучать. А Нинка, хоть и зарабатывала гроши и куда беднее нашего жила, своему Васятке брючки вожделенные на тарелочке преподнесла. Знаете, сколько они тогда стоили? Как вся ее зарплата! И что вы думаете? Оценило это дерьмо эту материнскую заботу? Нет, в первый же вечер у костра штаны прожег. Распсиховался и выбросил. Во всяком случае, так он матери рассказывал. А мне другое сказывали, что проиграл Василий эти джинсы в двадцать одно. А наши мальчишки свои джинсы еще года три таскали, потому что помнили, каким трудом им эти вещи достались, и ни проигрывать, ни портить нарочно их не собирались.

Все оно было так, и все правильно, вот только что-то не видно было в большой трехкомнатной квартире ни сыновей, ни внуков. Одна жила соседка, никто из родных не спешил к ней в гости. А вот непутевый Васятка не оставлял свою маму, жил с ней бок о бок, радуя ту своим каждодневным присутствием. Так что еще большой вопрос, кто из этих двух женщин был счастливей. Каждая жила той жизнью, которую сама для себя выбрала. Одна вырастила и выпустила в мир двух новых и полезных членов общества. А другая вырастила утеху своих дней, недотепу, о котором нужно постоянно заботиться. Была ли Нина этим счастлива? Видимо, да. Иначе женщина нашла бы способ, чтобы сбросить с себя это ярмо и каким-то образом давно изменила бы свою жизнь.

– А вы чего приходили-то к Василию?

– Нину ищут на ее работе. Послали нас узнать, все ли у нее в порядке.

– Это кто же вас послал? Ритка, что ли? Хорошая она баба, только дура, они с Нинкой два сапога пара. Обе жалостливые. И добро бы на кого-нибудь дельного жалость тратили. А так… Тьфу! На Ваську проходимца!

– Вы не знаете, куда делась ваша соседка?

– Ума не приложу! Сама тревожусь! Вчера Нинка ко мне прибежала, лица на ней не было. Начала какую-то дичь нести, что ее сыночка в полиции избивают, уже все внутренние органы ему отбили, если она им срочно двадцать тысяч не принесет, то они совсем его убьют. Или в тюрьму посадят, что для Васятки равносильно смерти, потому что он весь насквозь больной, а в тюрьме ухода за ним никакого не будет, там он точно пропадет.

– И что же вы ей ответили?

– Велела ей дурью не страдать. Если ее неугомонного Ваську в тюрьму посадят, так Нинка от его выкрутасов хоть несколько лет отдохнет. А если помрет в тюрьме сыночек, так туда ему и дорога. Троглодит и нахлебник он!

– Что? Прямо так и сказали?

– Прямо так и сказала.

– А Нина? Наверное, поблагодарила вас за разумный совет?

– Ага! Счас! Дождешься от этой идиотки благодарности! Обозвала меня разными дурными словами и убежала.

– А куда? Куда побежала-то?

– Так за деньгами. Ей же деньги были нужны, чтобы этого дурака в очередной раз от неприятностей отмазать.

– А разве был человек, который был готов Нину субсидировать?

– Вот, и я тем же вопросом задалась. Только Нинка мне напоследок крикнула, что есть человек, у которого должок к ней имеется. И самое время этот должок с него спросить.

– Что же это за человек?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю. Но только это вряд ли кто-то из близких Нинке людей. В том смысле, что с кем она каждый день общается, тем она сама всем должна. Василий не в первый и, наверное, не в последний раз в истории влипает. И всякий раз за помощью к своей мамочке бежит. А Нинка, как ненормальная клуша, тут же кидается его спасать. Нет, я понимаю, материнский инстинкт и тому подобное, но всему же должен быть предел.

– А что за человек-то? Могла Нина у него ночевать остаться?

– Говорю же, что не знаю. Но вообще… появился у Нинки в последнее время какой-то мужчина.

– Ухажер?

– Скажете тоже! Кому она нужна, кошелка старая. Да еще с таким сынулей.

– И тем не менее мужчина был?

– Был, – вынужденно призналась соседка.

По ее описанию, это был высокий и очень худой человек лет шестидесяти с небольшой бородкой.

– И вот что странно, мужчина выглядит интеллигентным, очки, бородка, а вот одет очень неопрятно. Одежда вся в каких-то подтеках, словно он ремонтом занимается, и на него сверху все время жидкая замазка течет.

– Замазка?

– Ну, мел, побелка, краска. Хотя не знаю, на простого рабочего он тоже вроде как не похож. Скорей, на ученого. Но с головой у него вряд ли в порядке, если он за Нинкой решил приударить. Хотя чокнутых много, может, и на Нинкиной улице счастье пройдет.

– Возможно, ваша подруга за деньгами для своего сына к этому мужчине побежала?

– Вот-вот! Он рядом с Нинкой только месяц всего, как появился, прежде я его никогда тут не видела. Если не успел еще за это время прочухать, что за фрукт ее Васятка, то мог повестись на слезные просьбы Нинки и одолжить ей денег. При условии, конечно, что они у него есть. Так-то он на богатенького не больно-то тянул.

На этом их разговор и закончился. Соседка вспомнила, что ей пора принимать лекарство, и Сашенька с папой поняли, что больше они тут ничего не узнают.

– Если честно, то мне уже все равно, кто был первым хозяином нашего Яго. Теперь совершенно ясно, что жизнь у попугая была бурной, ему вдоволь пришлось нахлебаться в этой жизни, так что нет ничего удивительного, что бедная птица борется за выживание как только может.

– Ты готов его простить? – удивилась Сашенька.

– Ну, а что делать? Не убивать же его теперь из-за пары выкинутых рубашек и галстуков.

– А еще брюки и пиджаки, – напомнила девушка. – Яго их у тебя тоже украл и скинул в окно. Ты забыл об этом?

Но папа был человеком хоть и вспыльчивым, но совсем незлопамятным. И не жадным, что тоже большой плюс.

– Да, ладно, – беззлобно произнес он, – что там эти пиджаки? Кому они нужны, по большому-то счету? Висели себе в шкафу, я про них много лет даже не вспоминал. А тут вдруг чего-то стукнуло, что нужно к приходу нового генерального принарядиться, вот я и начал в своих запасах шуровать. Наверное, Яго стало завидно. У него-то ни одного костюмчика нет. Надо будет, когда вернется, ему на заказ фрак сшить. Представляешь, его во фраке?

– Ага! В белом! Со стразами! И еще корону ему примерить не забудь! Я тебе удивляюсь! Нельзя спускать на тормозах такие выходки. Неизвестно, что ему в следующий раз придет в голову из дома выкинуть. Может быть, мамины драгоценности!

– Какие там у твоей мамы драгоценности, – отмахнулся папа. – Одна бижутерия.

– Это потому, что после появления в нашем доме Яго мама стала прятать все ценные вещи в сейф.

– И что ты предлагаешь? Вот он вернется, и что мы сделаем? Предлагаешь, взять и выставить Яго на продажу?

Сашенька уже хотела кивнуть, но внезапно поняла, что не сможет вот так взять и расстаться с попугаем. Конечно, он бывал невыносим. Он воровал все, что плохо лежало. От него были сплошные сложности и головная боль, но при этом он был их попугаем, их любимым ворчуном Яго.

– Дадим ему последний шанс, – с тяжелым вздохом сказала Сашенька. – Когда появится, мы попробуем с ним договориться.

– Он не дурак! – обрадовался папа. – Он все поймет правильно.

В магазине у Риты, куда отец с дочерью зашли напоследок, чтобы предупредить, не стоит ждать Нину Ванну, собралось несколько человек. Все они возбужденно обсуждали какую-то новость, вид у всех был встревоженный и огорченный. Сама Рита плакала, уронив голову на прилавок.

– Что случилось?

– Только что мне позвонили из больницы, сказали, что Нина к ним попала. Еще вчера! Сказали, что состояние у нее крайне тяжелое, вероятность того, что она выживет, равна одному проценту или даже меньше. Просили принести чистую одежду и документы.

– А вы?

– А что я? Растерялась. Спрашиваю, почему мне звоните? Я же не родственница. Они говорят, что мой номер у Нины на телефоне в числе последних высветился.

Но ведь Василий говорил, что всю ночь обзванивал больницы и морги. Выходит, врал? И никому не звонил, потому что было лень? Или в больнице не знали имени и фамилии пострадавшей, поэтому и не смогли сообщить сыну, что его мать находится у них? Наверное, так и было. Определенно, какая-то особая магия исходила от этого Василия. Сыщики знали его всего пять минут, а уже пытались найти оправдания для него.

– Но что именно произошло с Ниной Ванной? Вам сказали?

– Черепно-мозговая травма.

– А точнее?

– По голове ее ударили. Кости черепа не выдержали, осколки в мозг проникли. Все там повредили. Если даже выживет, навсегда инвалидом станет. Ой, беда! И что делать, даже не знаю.

– Для начала надо ее сыну сообщить.

– Это верно!

Но Василий трубку не брал. Наверное, видел, что звонит Рита, и опасался, что речь пойдет о возврате долга.

– А кстати, почему вы вчера Нине денег напрямую не предложили? Пожалели? А когда Василий к вам напрямую позвонил, то передумали?

Рита всплеснула руками:

– Да разве же я знала, что у Нины случилось! Она же мне ни словом не обмолвилась. И даже больше того, я у нее прямо спросила, с Васей что-то, а она головой покачала. Нет, говорит, это к нему не относится. Только мне, Риточка, уйти нужно. Можно? Ну, я ее отпустила.

– Значит, денег у вас Нина не просила?

– Раньше занимала, – помедлив, призналась Рита. – И не один раз. И не все еще отдала. Все для Василия, всякий раз его из беды выручала. Наверное, неловко Нине снова было у меня денег просить, она ведь совестливый человек, в отличие от ее Василия. Вот она и побежала в другое место. Ах, если бы я только знала! Ведь беды можно было бы избежать! Надо было мне самой ей денег предложить! А я промолчала! В итоге за Ваську на десятку больше пришлось заплатить, да еще и Нина теперь умереть может. Правильно моя бабушка всегда говорила, если можешь сделать доброе дело, делай, не откладывай, второй раз случай может и не подвернуться!

Вот только можно ли было назвать добрым делом уплаченную за Василия взятку? Не лучше ли было оставить его в том месте, в котором ему и надлежало находиться за все его художества? Но это был чисто риторический вопрос, а Сашу с ее папой интересовали вещи практического характера.

– А в какой больнице оказалась Нина? Кто на нее напал? Почему это произошло?

Рита лишь руками в ответ развела:

– Сама голову ломаю, кому могло понадобиться Нину трогать? Одета она была скромно, если не сказать что бедно. При себе у нее никогда ничего ценного не имелось. Ни золота, ни украшений, да и выглядела она так, что всякому было ясно, женщина живет в большой нужде, даже на стрижку денег лишних не имеет. Нет, ограбить ее точно не могли.

– Это если происшествие случилось ДО того, как Нина получила деньги. А если ПОСЛЕ того? У нее при себе имелось двадцать тысяч наличными. Это минимум. Она могла и больше занять, мало ли как дела в полиции обернутся.

И тут Саша осеклась. Да ведь соседка ни словом не упомянула о том, что Нина собиралась призанять деньжат. Она же прямым текстом сказала, что знает человека, за которым есть должок. То есть Нина собиралась с кого-то стребовать то, что считала долгом. А долг мог быть и много больше тех несчастных двадцати тысяч, которые были нужны Нине в тот день. И значит, сумма у несчастной женщины при себе могла оказаться очень внушительной. А могло быть и такое, что денег Нина не получила. А рассчитались с ней совсем иным образом… Ударив женщину по голове и проломив той череп.

– Не знаю, как тебе, а мне это все очень не нравится, – сказала она папе, когда они вышли из магазина доброй Риты. – Мы искали хозяина нашего Яго, почти нашли его, наткнулись на след женщины, которая могла бы нам в этом деле помочь, и вдруг она оказывается на больничной койке.

– И ты заметила, что рядом с ней крутился мужчина, чье описание как две капли воды совпадает с нашим знакомым продавцом с Кондрашки?

– А ведь и правда, – удивилась Саша. – А я-то еще подумала, где я могла такого типа видеть. Ты прав! Мы с ним сегодня встречались. Так что? Это он?

– Может быть, он.

– Поедем назад? На Кондрашку?

– Предлагаю все-таки сначала заглянуть в ресторан. Там остались свидетели, которые могут нам помочь.

– А как же нападение на Нину Ванну? Его не будем расследовать?

– Мы с тобой в первую очередь занимаемся поисками хозяина Яго или ты забыла об этом?

– Но мне показалось, что совсем недавно ты был готов отказаться от них?

– Да, – согласился папа и тут же поспешно добавил: – Но это было до того, как я узнал про нападение на несчастную женщину.

– Ты считаешь, что эти две ниточки как-то связаны между собой?

– Мне бы этого совсем не хотелось, но такой возможности исключать нельзя. И поэтому надо бы побольше выяснить как про эту Нину Ванну, так и про первого владельца Яго. А это последнее можно сделать только в ресторане.

И они пошли в ресторан. Впрочем, внутрь им попасть не пришлось. Не доходя нескольких десятков метров, они увидели, как из ресторана выскакивает тот самый любезный и аккуратно причесанный официант. Впрочем, сейчас его вид был далек от того, который запомнился Сашеньке. Волосы на голове у него стояли дыбом. Глаза были выпучены, а лицо отливало бордовым цветом. Кроме того, одет он был кое-как, куртка застегнута криво, шнурки на кроссовках и вовсе волочатся по земле. Казалось, что одевался он впопыхах, не очень обращая внимание на то, чтобы детали его гардероба гармонировали друг с другом.

Выскочив из ресторана, он огляделся диким взглядом, а потом помчался прочь, не разбирая дороги.

– Что это он? Пожар?

– Мчится, словно угорелый.

И Саша с папой последовали за ним. Но сделать это было не так-то просто. Официант отличался молодостью, силой и выносливостью. Он мчался с такой скоростью, что ни Сашенька, ни ее папа не могли за ним угнаться. Не прошло и нескольких минут, как официант скрылся из виду и пропал.

– Мне это не нравится, – сказала Сашенька, когда они с папой смогли отдышаться. – Куда это он так ускакал?

– Мало ли какие неприятности могут быть у человека. Может, это никак и не связано с тем, что случилось с Ниной Ванной.

– А вдруг связано? И мы совсем немного времени спустя найдем нашего официанта в таком же положении, в каком нашли Нину Ванну.

– Погоди… А что соседка говорила про ее ухажера, в котором мы с тобой заподозрили нашего продавца с рынка? Могла Нина Ванна отправиться к нему? Как его звали?

– Тихон Иванович.

– Может, все-таки вернуться к нему на рынок и хорошенько его прижать? Может, он знает, что затевала Нина?

– Ну, если мы не ошибаемся…

– Да ты сам вспомни, как он смутился, когда ты у него начал спрашивать, не приходили ли к нему какие-нибудь люди с просьбой пояснить, куда он дел попугая, который у него жил?

– Ты тоже это заметила? А я думал, что ты на ворона глазела.

– И ничего я не глазела, – обиделась Сашенька. – А хоть бы даже и глазела, это не мешало мне многое другое вокруг замечать. И как у Тихона глазки забегали при твоем вопросе, я тоже видела.

– Но директор «Замка короля Артура» не выглядел смущенным. А ведь к нему должны были к первому обратиться с таким вопросом.

– Во-первых, он работник торговли, ему не привыкать держать лицо. Мог соврать, мы бы с тобой этого и не заметили. А во‐вторых, в ресторане помимо него работают и другие сотрудники, кому известна судьба попугая. Эти двое любителей редких попугаев к директору ресторана могли и не обращаться.

– Тогда кто с ними общался? Официант?

– Именно! Вот он как раз заметно занервничал, когда ты стал расспрашивать у него про попугая.

– Не про самого попугая, – поправил Сашеньку ее папа, – а про его первого владельца.

Сашенька была вынуждена признать, что папа прав. И вдвоем они направились обратно на Кондрашку.