Текст книги "Стеклянное сердце"

– Но варенье-то есть? – спросил он с надеждой, от которой Тая не сдержала улыбки.

– Держи! – Она достала баночку его любимого, земляничного. – Ты порой прям как дитя малое, честное слово!

Он не ответил. Быть может, тоже вспомнил сегодня об их ребенке, который вполне мог уже бегать по этой самой комнате? Но никогда не побежит. Как никогда уже не смогут быть вместе его мать и отец, так и не сумевшие простить этого друг другу. Хотя, может, и без этого бы разошлись, только позже? Кто знает? У них в семье далеко не все было гладко. Но все-таки любили друг друга. Тая, например, до сих пор ощущает в душе отголоски этого чувства. И до сих пор не может избавиться от привычки высматривать в городе знакомое лицо, а также знакомую машину, которую он, оказывается, уже поменял. А Метелин? Да кто его знает? Он всегда был скупым на выражение чувств, даже редкие букеты Тае нес всегда с видом: «Это не мое». А уж когда Тая попыталась укорить его в том, что он никогда не говорит ей о любви, он и вовсе раздраженно отмахнулся:

– Сказать легко! Я тебя люблю! Что проще?! И ничего не стоит, заметь! Что ты их все ждешь, этих слов? Ну чем они для тебя важны? И неужели эти повороты языка для тебя ценнее того, что я делаю? Стараюсь обеспечить тебя и наш дом, пашу не покладая рук до изнеможения. Разве тебе этого мало, чтобы понять, как я к тебе отношусь? Непременно нужны еще и какие-то дурацкие слова?!

Тая не знала, что на это ответить, молча обижалась. А он снова исчезал с рассветом по звонку будильника, чтобы приползти домой без сил, уже ночью. Тае оставалось только поражаться тому, что именно это он, кажется, считает любовью. Она же с течением времени начинала считать, что это и вовсе не жизнь.

– Тай, у тебя чай остывает, – вернул ее в реальность Метелин. – Устала? Давай я застелю кровати, я ведь еще помню, где что лежит.

– Ну, застели, если несложно, – Тая наконец-то отпила из чашки. – И давай уже спать.

Утром Метелин поднялся раньше Таи. Она слышала, как поскрипывает собираемый им диван в соседней комнате, но не стала вставать – раньше он не любил, когда она поднималась, чтобы проводить его по утрам на работу. То ли нравилось с утра побыть одному, то ли просто ее жалел.

Собрав постель и умывшись, Метелин ушел на кухню. Тая прислушивалась к тому, что он там творит. Взял кастрюльку. Разбил несколько яиц, которые в этом доме пока что еще не переводились. Так, кажется, надумал жарить оладушки, чтобы не идти с утра за хлебом, которого может еще и не быть в сельском магазине в такую рань. А Тая уже и забыла о том, что он неплохо умеет готовить. Элька как-то сказала: «Тайка, жалей Алешкины руки! Они у него очень добрые». Тая не придала тогда значения этим словам. Лишь позже, уже после развода, слушая рассказы других женщин об их семейной жизни, начала сравнивать и осознавать, что он был вовсе не так уж и плох, ее вечно отсутствующий муж. Ну, или хотя бы гораздо лучше того, чем казался ей раньше. И что, наверное, его не боявшиеся работы руки и в самом деле были очень добрыми. И умелыми. А еще – огрубевшими, порой израненными и вечно в мелких порезах и ссадинах, которых было не сосчитать. Охваченная внезапным, хотя и очень запоздалым порывом нежности, Тая поднялась, накинула халат и, пропорхнув через умывальник, вышла на кухню. Она хотела сказать Метелину что-то очень и очень доброе, ласковое. Но он, едва увидев ее на пороге, деловито кивнул:

– Ты вовремя. Завтрак как раз готов.

У Таи разом пропало все ее лирическое настроение. Все как всегда! Деловой сухарь, не ведающий чувств! Или просто удачно ухитряется их маскировать? Но зачем?! Так или иначе, а выяснять это все равно уже поздно, подумала Тая, накрывая на стол.

После завтрака Метелин, как и обещал, отвез Таю в город. На своей новой машине, и весьма роскошной, надо сказать – видимо, неплохо он там зарабатывал, на своем Севере. И доставалось ему там, наверное, соответственно. Ведь, что ни говори, а специализация-то у него, как у сварщика, была непростая, изначально располагающая к риску и повышенным трудностям. Как там было написано в дипломе? «Сварочные работы повышенной сложности в условиях, приближенных к экстремальным»? Ну, или что-то вроде этого.

– Ты-то не хочешь куда-нибудь съездить отдохнуть? – спросила у него Тая, уже выходя из машины возле своего турагентства – по счастью, путевка была у нее с собой, так и болталась в сумочке после покупки, согревая душу на работе.

– Ой, нет, – улыбнулся Метелин. – После возвращения с вахты мне и наш город кажется настоящим курортом.

– Ты там поосторожнее, на своей работе, сильно хоть не надрывайся, – неожиданно для самой себя выпалила Тая, заметив, как у Метелина при этих словах удивленно распахиваются глаза. Она что, раньше никогда ему такого не говорила? Но ведь думала же об этом не раз!

– Постараюсь, – ответил он. – А ты звони, если вдруг что-то будет нужно. Если еще застанешь меня здесь, то дозвонишься. Буду рад помочь, чем смогу.

– Спасибо.

На том они и расстались. Пока он разворачивался и отъезжал, Тая все смотрела ему вслед. Потом пошла по своим делам – жизнь продолжалась даже после Элькиной смерти, а не то что после развода.

Домой Тая заходить не стала – не тянуло в ее холостяцкую городскую «однушку», особенно сегодня, после общения с Метелиным. Поэтому, сдав путевку и заглянув в несколько магазинов, она отправилась назад, «к Эльке». Пусть сестры больше не было на свете, но Тая была почти уверена, что никогда не станет называть их дом по-другому. Так она и ехала в автобусе, думая по очереди об обоих – то об Эльке, то о Метелине, растревожившем ей душу своим приездом. Тая знала, что он заезжал к Эльке и после их развода, нечасто, примерно раз в полгода, и всегда старался подгадать так, чтобы не встретиться с Таей. Это вчера им обоим было не избежать встречи. Элька, отчаявшаяся при жизни все-таки их помирить, стала причиной их свидания после своей смерти.

Перебирая в памяти подробности их с Метелиным свидания и разговора, эти короткие и быстро пролетевшие минуты, Тая, ехавшая на задней площадке автобуса, невидящими глазами смотрела в заднее окно. Мыслями своими она была не здесь, и даже не в сегодняшнем дне. Лишь раз, когда автобус ощутимо тряхнуло на каком-то ухабе, она на несколько минут словно пришла в себя. Для того, чтобы удивиться: за ними следом ехала легковая машина, которую Тая заметила и тогда, когда они с Метелиным выезжали из поселка. И в городе она пару раз мелькнула. Именно эта, сомнений быть не могло.

Тая вообще-то не имела привычки обращать внимание на проезжающие машины, но эта запомнилась. Не маркой, в которых Тая особо не разбиралась, и не цветом – темных машин сейчас было пруд пруди, – а своим номером. 987-й. Тае он запомнился потому, что, если бы в начале приставить к этому номеру единичку, то получился бы как раз год Элькиного рождения: 1987-й. И надо же, кто-то ездил на этой машине в город в то же время, что и Тая. Да еще почти по тому же самому маршруту. Интересно, чья она? Раз возвращается в поселок, значит, кого-то из местных. И если это был кто-то из Таиных знакомых, то вполне можно было бы напроситься в попутчицы на обратную дорогу, вместо того чтобы трястись теперь в автобусе, рискуя прикусить язык при особо норовистых его скачках. Впрочем, теперь об этом думать уже поздно, потому что почти приехали, а водителя легковушки не было видно за притененным лобовым стеклом. И Тая почти сразу забыла о нем, снова вернувшись к своим тягостным думам.

Последующие несколько дней прошли своим чередом. Кур Тая все-таки отдала, но в огороде возилась впервые в жизни с охотой, как будто какая-то часть Эльки переселилась в нее. Лишь перчатки все-таки надевала, чтобы не испортить маникюр, которого у Эльки в жизни никогда не бывало. К своим ногтям Элька всегда относилась пренебрежительно, а работать любила голыми руками, чтобы, как она говорила, чувствовать землю.

Раньше Тая часто задумывалась, почему сестра так и не вышла замуж. И даже ни одного серьезного романа не завела. Элька только отшучивалась в ответ на расспросы, ни разу не проявив внимания к тем, кто пытался за ней ухаживать. И вот теперь, оставшись в их доме одна, Тая как будто почувствовала этот ответ, поняв сестру изнутри. Элька всегда была не такой, как все, кое-в чем отличаясь от других незначительно, а вот в чем-то – очень даже заметно. И она, сейчас Тая ощущала это, как на себе самой, не нуждалась в пресловутых романах, потому что он у нее был, один и на всю жизнь: Элька была обвенчана с окружающим ее миром. Лес, в котором она знала, наверное, каждое дерево, холм и болота и, конечно же, озеро – со всем этим Элька была связана какими-то незримыми и крепкими узами, которых раньше Тае было не понять. Но сейчас вот, кажется, поняла, и ответ пришел словно ниоткуда. Так же, как спокойная уверенность в том, что она может отныне ночевать одна в их с Элькой доме, и ничто ее при этом не напугает. Потому что если сестра когда и явится ей, то только в образе доброго ангела-хранителя, но уж никак не призрака, способного вселить ужас. Тетя Рита в первые дни все ахала и звала Таю обратно к себе, хотя бы ночевать, но Тая была непреклонна: она приехала домой, дома и останется. И ничто ее здесь не тревожило – ни одиночество, ни потрескивание старого дома, ни шорохи за окном, от которых она уже успела отвыкнуть за годы городской жизни, приспособившись к совершенно иным звукам с улицы. Что иногда будило Таю среди ночи, так это… тишина. Она просыпалась и лежала под своим одеялом, прислушиваясь к тиканью часов как к единственному свидетельству того, что она не одна в этом мире и не попала в какое-то иное измерение.

В очередную такую ночь, когда Тая проснулась, ее снова угораздило вспомнить о Метелине, тоже недавно здесь ночевавшем. Понимая, что эти воспоминания – приговор ее сну, Тая решила ненадолго подняться и выпить чайку, чтобы в процессе от них отделаться. Люстру на кухне включать не стала, зажгла лампу над столом. Поставила чайник, а сама замерла в ожидании, всеми силами пытаясь отогнать от себя назойливые мысли о бывшем муже. Но они все же лезли, как штурмующие крепость войска. Почему вообще он внезапно вспомнился ей? Просто так? Или потому, что тоже о ней сейчас думает? Тогда почему не спит? Просто не хочется, как и Тае сейчас, или же развлекается с какой-нибудь очередной подружкой? Тая знала о нескольких: не виделась с Метелиным все эти два года, лишь иногда он мелькал случайно в толпе, учащая ей пульс лишь одним своим видом, но информацию о нем добрые люди до нее все же доносили.

Особенно задела Таю новость о том, что Метелин начал встречаться с женщиной, у которой был двухлетний ребенок. Ребенок! Пусть и чужой, все равно. Тая после этого известия чуть с ума не сошла, настолько жгучими были охватившие ее тогда чувства, одно из которых – желание во что бы то ни стало увидеть эту новоиспеченную «семейную троицу». Оно так терзало Таю, что она всерьез начала подумывать о том, чтобы устроить засаду перед тем домом, где теперь жил Метелин. И лишь гордость удерживала ее от этого шага – вдруг он ее заметит?! Неизвестно, чем бы оно в конце концов закончилось, это противостояние чувств, если бы судьба не пошла Тае навстречу, позволив ей однажды увидеть всю компанию возле супермаркета. Метелина, женщину и ребенка. Они вышли из только что припаркованной машины, и Метелин подхватил малыша на руки, отправляясь с ним в магазин. Подхватил так естественно, как будто всю жизнь имел дело с детьми, и что-то говорил ему, вызывая улыбку на детском лице, а женщина шла с ними рядом. Тая почти не разглядела ее, совершенно забыв, что вообще когда-то мечтала увидеть ту, кем ее заменили, – все ее внимание было приковано к этим двоим, к Метелину с ребенком, которые смотрелись так гармонично, что у Таи ноги подкосились, и ей вдруг захотелось умереть. Она стояла на углу, не смея шевельнуться, чтобы ее вдруг не заметили, до тех самых пор, пока эти трое не скрылись за зеркальным стеклом дверей. А после, даже не вспомнив, что тоже хотела зайти за покупками, кинулась домой.

Не помня, как, Тая добралась до квартиры, долго рыдала в подушку и всерьез подумывала, не наесться ли ей таблеток. Но поскольку дома из лекарств оказался лишь анальгин, в аптеку идти не было сил, а крови Тая всю жизнь боялась, так что о вскрытии вен и речи быть не могло, то в конце концов она позвонила сестре, чтобы поделиться с ней переполнившей душу болью. В итоге они с Элькой проболтали полночи. Элечка, родная душа, и уговаривала, и утешала, и развлекала всякими байками. И засыпала в ту ночь Тая уже с одной только мыслью: как же хорошо иметь в этом мире родную сестру! А теперь вот и сестры больше нет, и будут ли еще дети после того, что она натворила?! Тая почти пополам согнулась над столом от скрутивших ее чувств. Как теперь жить?! Дура, которой всего-то и нужно было в свое время, что набраться терпения, как и советовал ей Метелин. Тогда, глядишь, и вся жизнь потекла бы по другому руслу. Прошел бы в конце концов этот проклятый токсикоз, родился бы малыш, сохранилась семья, и – как знать? – может, и Элька в этом другом, параллельном жизненном сценарии была бы сейчас жива. А теперь…

Во дворе раздался какой-то посторонний шорох, как будто чьи-то тихие шаги. Тая замерла, прислушиваясь к ним. Неужели Метелин приехал, откликнувшись на ее мысли?! Возможно ли это?! Чайник закипел, и Тая нетерпеливо его выключила, а сама снова замерла у окна, у открытой форточки. Шагов больше не было слышно, но определенно во дворе кто-то был. Неразличимый в темноте, но отбрасывающий на дорожку смутную тень в свете стоящего поодаль уличного фонаря.

– Кто там? – решившись открыть форточку пошире, громким шепотом спросила Тая. И таким же шепотом ей ответили:

– Тая, прости! Можно к тебе на минуточку?

Тая разочарованно вздохнула: чей бы это ни был голос, но явно не метелинский. Но мужской. Уж не ухажеры ли у нее тут пытаются завестись? Только этого не хватало!

– Кто вы? Что вам надо? – спросила она, не торопясь кидаться к двери и встречать незваного гостя.

– Да Тереха я. Тай, ты не бойся, я просто телефон сегодня Элин нашел. А когда возвращался, увидел, что у тебя свет горит. Вот и подумал: дай зайду и сразу отдам.

– Телефон? – Тая обмерла, вдруг вспомнив, что его ведь так и не оказалось дома, телефона сестры. И на берегу его не нашли, даже с собакой, безнадежно запутавшейся в многочисленных Элькиных следах. Решили, что утонул или кем-то украден; точнее, можно сказать, подобран, потому что был брошен без присмотра на несколько дней. – Погоди минуточку, сейчас открою.

Тереха встретил Таю на крыльце, поддатенький, но не пьяный. И сразу же протянул ей обещанное, не делая попыток войти:

– Вот, держи. Это же Элин, точно, я хорошо его знаю! А я гулял сегодня возле озера и случайно нашел. В кустах, сбоку от тропинки. Как она могла его так обронить?

Тая взяла телефон. Да, Тереха был прав – действительно, Элькин. Тая сразу его узнала, потому что примерно год назад сама дарила сестре этот дорогой аппарат с поддержкой Интернета, хорошей камерой и прочими наворотами. А вот и крохотная наклеечка в уголке, размером не больше капли, – потешный щенок, явившийся, наверное, опознавательным знаком уже для Терехи. Тот сделал шаг с крыльца, бросив:

– Ну, я пошел, Тай. Ты извини, что поздно. Если бы свет не горел…

– Постой, – окликнула его Тая.

Тереха застыл как вкопанный, в глазах мелькнула надежда: может, стопочку нальют? Сам не попросил, но того, что успел принять сегодня на грудь, ему было явно недостаточно. Однако у Таи были свои мысли: если бы Тереха продал этот найденный телефон, даже за полцены, то наверняка мог бы безбедно пьянствовать, по крайней мере, полмесяца. И никто бы его за это не вправе был упрекнуть. Но все же он принес телефон Тае. Может, даже специально завернул к ней так поздно, борясь с искушением все-таки оставить его себе и побоявшись, что утром на это уже не хватит духу. Это стоило того, чтобы не отпускать Тереху просто так, сказав ему «спасибо».

– Зайди-ка, – Тая пошире открыла входную дверь. – Мне как раз не спится, так что ты кстати пришел. Давай-ка с тобой поболтаем. Иди, мой руки – и на кухню.

Он что-то попытался смущенно возразить, но Тая не стала слушать, сама затащила его в прихожую за рукав, где он разулся, заставив ее незаметно поморщиться. Чтобы обуздать запах от его не слишком свежих носков, Тая подсунула ему старые метелинские тапочки, с тем, чтобы после их выкинуть. Да, Тереха был спившимся и опустившимся человеком. Но ведь Тая помнила времена, когда он был совершенно другим! Вначале – пухлым малышом-ангелочком, потом – вредным мальчишкой, после – худым и довольно стеснительным пареньком, очень даже на проверку неплохим. Тая вдруг с удивлением подумала, что Тереха младше них с Элькой! Младше Таи! Года, наверное, на три-четыре, раз он ей запомнился маленьким. Когда же он успел так бездарно пустить под откос свою жизнь? Что за метаморфоза с ним случилась?! Спрашивать как-то неудобно, а самой ну никак такого не понять. Но что бы там ни произошло, а что-то светлое осталось в Терехе от прежних времен и сейчас, иначе он не принес бы Тае найденный телефон. Оставив Тереху возле умывальника с мылом и полотенцем, Тая прошла на кухню, налила полную миску супа, поставила разогреваться в микроволновку. Когда Тереха появился на пороге, она как раз уже перенесла аппетитно дымящуюся миску на стол.

– Садись, поешь, – скомандовала Тая. – Голодный ведь, наверное, после своих прогулок?

– Тай, да мне бы лучше это… – замялся он.

– «Это» тоже будет, но потом, а пока ты мне для разговора трезвый нужен, так что ешь, – и она подтолкнула его в спину, чтобы садился за стол. Подождала, пока он – конечно же, голодный! – торопливо вычерпает ложкой весь суп, жадно заедая его ломтями хлеба, потом поставила перед ним чай с бутербродами. И поскольку он начал есть их, уже не торопясь, решила, что между делом можно приступить к беседе:

– Тереш, сможешь рассказать мне, где именно ты его нашел, этот телефон? Ну, хотя бы примерно…

– Да и не примерно могу. Там еще куст такой примечательный растет, можжевельник, аж с тремя макушками сразу. Я там иногда делаю свои схороны, если пьяный да что-то боюсь потерять. Там оно в таких случаях надежнее. Местечко укромное, даром, что всего шагах в пяти от тропинки.

– В пяти? – Тая задумалась. – Как-то странно Элька его обронила, тебе не кажется? Далековато, если сама она в этот момент шла по тропинке.

– Не знаю, Тай. Может, как и я, отчего-то потерять его боялась да случайно и выбрала то же самое место, чтобы оставить на время.

– Телефон? Это чем же она таким занималась в свой последний день? – У Таи на глаза навернулись слезы, но она смахнула их и подняла взгляд на Тереху: – Знаешь, ну не верю, не верю я в официальную версию Элькиной смерти! И меня настораживает не только то, что она утонула. Нет, тут мне патологоанатом все разъяснил, но… Чем дольше я об этом думаю, тем больше тревожат меня другие нюансы.

– Какие, Тай? – Тереха был сама готовность все выслушать.

– Ну, например, с чего бы вдруг она сорвалась на озеро так внезапно, не сидя у окна, а между делом? Разбирала постель, грела ужин – и вдруг! Это слишком уж внезапно, даже для Эльки с ее причудами. Кинулась так, что даже тапочки не переобула! И при этом не забыла закрыть дверь на замок!

– Да уж, – поддержал Тереха. – Скорее она про дверь бы забыла, чем про тапки. В них-то по тропинкам совсем несподручно, особенно в позднее время, когда наползает сырость.

– Вот и еще момент! Эльку нашли в одежде. Не секрет, что, когда она бывала без купальника, а кинуться в воду очень хотелось, она ныряла в чем есть. Этот заскок тоже все за ней знали, поэтому никого особо не удивило, что ее так нашли. Однако вопрос: а где она тогда оставила тапочки? В них-то она точно бы не стала нырять! И потом, знаешь… Я думаю, куртка на ней тоже должна была быть. И должна была остаться на берегу. Но ее тоже нет! Ни там, ни дома!

– Да это все как раз можно было бы объяснить, – вздохнул Тереха. – Нашли Эльку не сразу, через три дня только. За это время и куртку, и тапки могло и ветром в озеро сдуть, и смыть набежавшей волной – смотря где она их бросила. А там – ищи-свищи, куда их унесло, озеро-то у нас ключевое, подводными течениями богатое.

– А чего тогда нельзя объяснить? – спросила Тая, поняв, что Тереха может, но не решается что-то сказать.

– Тай, ты это… – он засмущался. – Только не думай, что я подглядывал. Но так просто выходило иногда, что я тоже бывал на озере по вечерам, а Элька меня не замечала.

– Ну давай уже выкладывай, не томи!

– Ну, в общем, как бы это сказать… Ну, какая бы она закаленная ни была, а не любила она выходить из воды в мокрой одежде. Особенно в эту пору, зябко ведь еще все-таки. Поэтому поздно вечером, когда уже темнело, она чаще всего, если не было купальника, прыгала в воду просто голой. Как настоящая русалка купалась. Она ведь была уверена, что все равно ее никто не увидит. А я и не смотрел, – торопливо добавил Тереха. – Дак ведь все равно иногда на глаза попадалась. Пока отвернешься, все равно успеешь понять, кто это и как.

– Эх, в последнюю-то ночь тебя там не было! – вздохнула Тая.

– Сам об этом постоянно жалею теперь. А что до одежды, то я даже к Трофиму Михалычу пытался подойти да об этом сказать.

– И что?

– Послал меня, даже не дослушав. Да еще и обозвал извращенцем. Но я же и правда не нарочно! Только он не поверил. За это уцепился, как пес за штаны, а за то, что я ему хотел по делу сообщить, нет.

– Да, поторопились в полиции дело закрыть. Прочитали заключение о вскрытии – и сбросили с рук. Не стали копаться в мелочах. Но они ведь есть! И странные все какие-то. Эта вот неувязка с одеждой, с ключом и тапками, а теперь еще и телефон.

– Может, и правда все так совпало? А полиции лень копаться только для того, чтобы все это подтвердить.

– Ну да, им-то она никому не сестра. А я… Ну не могу так все это оставить, нет мне покоя! Словно какая-то тревожная жилка бьется! Теперь еще этот телефон. С чего его Эльке было прятать его в кустах? От кого, с какой целью?

– Тай, а может, в тот вечер был кто на озере? Вот она и побоялась, что они его украдут. И купаться поэтому полезла одетой, – предположил Тереха. – Я только что об этом подумал. Тогда все сходится, и как раз именно в куче с этим спрятанным телефоном.

– Тогда почему эти, кто был на озере, никому не сказали, что видели Эльку?

– Побоялись? Не захотели себе неприятностей? Или так и не узнали, чем все закончилось? Элька ведь наверняка утонула далеко от берега – не тот она была пловец, чтобы какую-то пару сотен метров не дотянуть, даже если вдруг очень плохо стало. А у нас тут знаешь, сколько приезжих стало появляться, чужаков? Скупают участки, перестраивают под дачи. Они нашей местной жизнью нисколько не интересуются, им лишь бы очередной коттедж отгрохать. Вот погоди, может, и к тебе в скором времени начнут подъезжать насчет участка.

– Об этом и речи быть не может, этот дом не продается.

– Это хорошо, что ты так решила. Нас тут все меньше остается своих, коренных.

– Да… – Тая задумалась, пытаясь осмыслить все то, что сегодня узнала. Но быстро забросила это занятие, поняв, что сейчас оно ей не под силу. Спросила у Терехи: – Ты все равно почти всех здесь, наверное, знаешь, сколько б их ни понаехало. Так может, скажешь мне, у кого тут в поселке машина с номером 987?

– А что? – Тереха выглядел озадаченным.

– Да просто заметила ее, когда из города возвращалась. Ехали в одном направлении.

– Знакомый какой-то номер, а вспомнить вот так сразу не могу. Но я постараюсь. Знаешь, что-то есть в этих цифрах…

– Что есть – так это и я тебе могу сказать: добавить спереди единичку – и получится год Элькиного рождения. Я потому и внимание обратила.

– Нет, Тай, это для тебя такие цифры что-то значат, – грустно улыбнулся Тереха. – А что до меня, то я даже и свой-то собственный год не сразу вспомнить смогу, если потребуется.

– Тереш, а ты ведь совсем еще молодой. Сколько тебе? Лет двадцать пять? Я же помню, как ты еще младенцем в коляске катался! Смутно, но помню! Эльке ну уж больно ты нравился, и она все бегала к твоей маме, чтобы та дала ей с тобой понянчиться. И меня с собой таскала за компанию. Я еще и сама тогда маленькая была, так что не нянчилась, а просто рядом стояла да, бывало, зарилась на твои погремушки. А еще я помню, как один из приятелей твоей мамы в шутку предложил Эльке, чтобы она тебя купила, раз ты ей так нравишься. А Элька восприняла всерьез, принеслась как очумелая к бабушке за деньгами. И ревела потом на весь двор, когда купля-продажа так и не состоялась: бабушка денег не дала, сказала, что до пенсии надо ждать, а в долг тебя этот шутник нам так и не уступил.

– Ага, – Тереха посветлел лицом, усмехнулся. – Я знаю эту историю. Еще бы не знать! После того, как я подрос и мы с Элькой начали ссориться – тебя-то не было во дворе, ты все с бабушкой дома возилась, – она не раз мне кричала в сердцах: «Гад, надо было все-таки денег собрать на твою покупку! Да купить и придушить тебя на фиг, пока продавали!» Над этими нашими перепалками вся улица хохотала. Многие ведь взрослые были в курсе тех торгов – после того, как Элька устроила бабушке концерт из-за денег.

– Да, было, – Тая грустно улыбнулась. – Как здорово все было в детстве. И как все изменилось, когда оно закончилось. Не узнать!

– Особенно меня, – вздохнул Тереха.

– А с тобой вообще не могу понять, что случилось.

– Да не бери в голову, Тай. В двух словах этого не расскажешь, а в подробностях никакой ночи не хватит. Сложная она штука, эта жизнь! И хрупкая, и запутанная, как слитая в кучу и застывшая стеклянная нить.

– Ладно, не буду лезть тебе в душу, – не стала настаивать Тая. Поднялась из-за стола, вынула из буфета бутылку. – Давай лучше, раз я тебе обещала. Да и я приму для спокойного сна, а то ведь до рассвета глаз не сомкну.

Они раскупорили бутылку и выпили по паре стопок. Тае этого было более чем достаточно, так что остатки она предложила Терехе забрать с собой. Он засобирался почти сразу – видимо, не терпелось продолжить, а пить при Тае один все-таки постеснялся. Тая едва успела сунуть ему на дорожку хлеба и колбасы, даже не порезав. Но утешила себя тем, что и сам справится, если не сейчас закусит, то утром позавтракает. Он был уже у порога, быстро переобулся в свои старенькие кроссовки. Но у дверей все-таки задержался, чтобы проститься и поблагодарить. И еще вспомнил:

– Тай, так номер-то этот… 987… В ту ночь, как Элька исчезла, я его видел на той самой чужой машине, что зачем-то приезжала в поселок! Не наша она, не местная.

– Ты уверен? В том, что был именно этот номер?

– Голову на отсечение не дам, но, по-моему, так оно и есть, – сказал Тереха, открывая входную дверь. – Сам бы я его не вспомнил, но вот ты сказала, и как-то оно отозвалось…

– Ты повспоминай хорошенько, ладно? Потом точнее мне скажешь. Да, и приходи, если опохмелиться захочешь. Заодно проводишь меня к этим вашим с Элькой кустам, где ты нашел телефон. Я сама хочу на них посмотреть.

– Ладно. Ну все, спокойной ночи, Тай, я побежал, – Тереха резво выскочил за порог. Не пошел, а почти побежал. Наверняка торопясь домой, чтобы поскорее допить бутылку.

Тая проводила его грустным взглядом, думая о том, что на такой стадии лечить человека, похоже, уже бесполезно. Брезгливо, двумя пальцами, взяла оставленные им тапочки и выставила на крыльцо – мало ли, еще пригодятся, если вернется с утра. Потом вытащила из Элькиного телефона аккумулятор – завтра поставит его на зарядку да посмотрит, что там может быть у сестры в телефоне. Особенно на камере. А до утра пусть просохнет как следует, чтобы не забарахлил. Тая только сейчас задумалась, что с ним делать потом. Может, Терехе подарить на память об Эльке? Так ведь все равно продаст за бесценок. Нет, решила Тая, лучше телефон сохранить как память, пусть себе лежит, а Терехе сунуть денег в качестве вознаграждения за находку. Если он их возьмет. Но это все завтра, а сейчас – спать. Чувствуя, как начинают слипаться глаза, Тая легла и закуталась в одеяло.

С утра Тереха не появился, но Тая его рано и не ждала. Проснувшись, она собрала Элькин телефон и поставила на зарядку, молясь, чтобы он заработал. Не то что рассчитывала там что-то найти, а просто вдруг осознала, насколько дорого ей все, каждая мелочь, которая способна напомнить о сестре.

Включился телефон действительно без проблем, и Тая принялась рыться в нем, не пропуская ни одной папки. Что она там искала, чего такого особенного ожидала увидеть, Тая не знала и сама. Номер нового, ранее неизвестного ей абонента? Какую-то аудиозапись? Фотографию? Пожалуй, нет. Наутро Тая уже склонялась к Терехиной версии о том, что Элька просто спрятала свой дорогой телефон, чтобы не бросать его без присмотра на берегу, так как там в этот момент находились еще какие-то люди. И явно из «чужаков», потому что своим Элька все-таки доверяла. По крайней мере, большинству.