Текст книги "Опасный танец втроем"

– Пойдет она, – проворчал Глеб, тоже шагнув к дверям, что заставило Машу отступить еще на пару шагов назад, поддерживая дистанцию. – Да ладно тебе шарахаться от меня! Лучше бы боялась тех, кого действительно нужно! Умные люди в такую компанию не то что по доброй воле, а и под дулом пистолета бы не сунулись.

– Так что я, по-твоему, дура? – вскинулась Маша. Предполагалось, что Глеб хотя бы из вежливости должен был возразить, но он вместо этого подхватил:

– Еще и какая!

– Ну, знаешь! – Глаза у Маши гневно сверкнули. Оставалось развернуться и уйти отсюда, но она теперь, после угрозы Глеба, опасалась повернуться к нему спиной – а вдруг и в самом деле надумает связать? С него станется. Однако он, глядя на нее, лишь тяжко вздохнул:

– Я-то знаю, а вот ты вообще непонятно, о чем думаешь, не говоря уж о том, чтобы с рассудком дружить. Ладно, нечего на меня дуться. Поедем, я отвезу тебя домой. Чтобы еще и на обратном пути не упрекала меня за плохую дорогу и свои каблуки.

– Ты же вроде говорил, что у тебя машины нет.

– Зато есть мотоцикл. Так что если твое твердолобое величество снизойдет до этого средства передвижения…

– Глеб, ну что ты завелся-то, в самом деле?! Пойми ты, что я как лучше хочу! И ничего мне этот Никифор не сделает, не из той он породы. Уж в чем в чем, а в мужчинах-то я разбираться умею. Во всех, кроме таких психов, как ты, но тут уж, как говорится, любая наука бессильна и только лишь одна медицина может помочь.

– Разбираешься, говоришь?! Эх, жаль, нет у меня здесь фотографий, сделанных на некоторых местах происшествия! Может, хоть они бы тебя образумили! Поглядела бы, на что способен Никифор, в котором ты разбираешься! Это человек без законов и совести, а ты лезешь к нему в самую пасть!

– Ради того, чтобы помочь тебе сделать этот мир чуть почище. Овчинка стоит выделки! А кто не рискует, тот, как известно, шампанского не пьет.

– Да ты, по ходу, еще после предыдущей бутылки не протрезвела, – в сердцах выдохнул Глеб перед тем, как выйти из дома.

Он вышел и скрылся за углом, а Маша осталась ждать его на крыльце. Топтаться на своих каблуках по полутемному и не слишком ухоженному двору ей не хотелось. Как, честно говоря, и ехать на мотоцикле вместо того, чтобы вызвать такси. Но ради того, чтобы не обижать отказом Глеба, и без того уже выведенного из равновесия, она согласна была потерпеть.

Впрочем, выкаченный из сарая мотоцикл оказался хорош! Этакий агрегат для пожирания километров, весь какой-то аэродинамичный и хищный на вид. На таком приятно было бы прокатиться, даже несмотря на некоторые неудобства в сравнении с машиной.

– Вот, надень. – Глеб вынес из дома и накинул Маше на плечи кожаную куртку.

– Зачем? – удивилась она. Сегодня была одна из тех сухих и звездных августовских ночей с теплым ветром, когда сложно было замерзнуть.

– Делай, что говорят. – Глеб дождался, когда не ставшая спорить Маша сунула руки в рукава, и подал ей шлем. – И это тоже. И садись.

Маша села у Глеба за спиной. Обхватила его руками, сомкнув пальцы у него на животе. Ну, или на том месте, где он у него должен был находиться – Глеб всегда был жилистым и поджарым, как дикий волк. Куртка Глеба пришлась весьма кстати, и не только для защиты от ветра – просто короткая и узкая Машина юбка на сиденье мотоцикла задралась едва ли не до самых трусов, а полы куртки успешно заменили ее, прикрывая ноги до середины бедра.

– Что, репутацию свою бережешь? – ехидно спросила Маша, оценив трансформации, произошедшие с ее одеждой.

– Нет, твое здоровье. Чтобы завтра к Никифору Львовичу поехала не с соплями, – не менее ядовито отозвался Глеб прежде, чем завести мотоцикл. Тот послушно заурчал, лишая Машу возможности что-то ответить. А потом к рокоту мощного двигателя присоединился еще и шум ветра. Глеб хорошо знал местную дорогу, со всеми ее ухабами и рытвинами. Долгий и трудный путь между домом и шоссе, неведомо за сколько времени пройденный Машей, они, искусно лавируя, пролетели за какую-то минуту. Свернули на шоссе. У Маши дыхание перехватило от ощущения скорости, совсем не так воспринимавшегося в машине, но она мужественно крепилась, всецело доверившись Глебу. Прижалась к его спине, защищающей как от страха, так и от ветра, и жалела лишь об одном: о том, что шлем не дает прильнуть к нему еще и щекой, как ей отчего-то вдруг захотелось. Поездка оказалась возмутительно короткой. Вскоре Глеб остановил мотоцикл возле последних кустов, обрамляющих площадку перед ее домом. Слез сам, помог Маше. Как бы невзначай бросил взгляд на окна ее квартиры, к его разочарованию, оказавшиеся неосвещенными.

– Что, и впрямь бы к моей маме ябедничать пошел? – спросила Маша, возвращая ему и шлем, и куртку. Потом обеими руками потянулась к его шлему: – Сними, дай хоть на тебя взглянуть на прощание.

– Машка, – он выполнил ее просьбу, но, кажется, лишь затем, чтобы подкрепить свои слова взглядом: – Если ты завтра к нему все-таки пойдешь, то уже точно можешь больше мне не звонить, я даже знать тебя после этого не желаю. А теперь иди домой. Я подожду, пока ты дойдешь до подъезда. Провожать, уж извини, не буду, не хочу, чтобы ты лишний раз засвечивалась в моей компании.

– Вакантов, – вместо того чтобы сразу развернуться и уйти, Маша вдруг шаловливо ухватила его руками за края воротника, чуть подтянулась и поцеловала прямо в губы. Целоваться она умела, не зря они с подругой Томкой когда-то, в далекой теперь юности, тренировались друг на друге, чтобы потом не ударить в грязь лицом при игре «в бутылочку», да и на первых свиданиях тоже. Но Глеб даже не шелохнулся в ответ. И не отшатнулся, и не ответил. И когда Маша отстранилась от него, то увидела, что и лицо его осталось все таким же осуждающе-бесстрастным.

– Истукан, – проворчала она, поправив ему чуть примятый воротник. Еще в школе она мечтала вдруг взять и поцеловать его, но тогда ей мешала какая-то робость, какой она никогда не испытывала перед другими парнями. – Ладно, не буду тебя больше задерживать. А ты все-таки обдумай ночью мое предложение. Может, к утру у тебя и появятся какие-нибудь идеи?

– Дать на тебя ориентировку парням, чтобы отловили тебя завтра по пути к Никифору и упекли бы в КПЗ до вечера. Такая идея тебя устраивает?

– Нет, – честно ответила Маша.

– Ну, тогда мне больше нечего тебе предложить. Разве что пожелать, чтобы ты к утру все-таки образумилась.

– Фигушки! – с чувством сказала ему Маша вместо прощания.

Глеб дождался, когда она дойдет до самой квартиры. Быстро скинув туфли в прихожей, она успела подбежать к окну и увидеть, как он трогается с места после того, как заметил включившийся у нее свет. Стоя у открытого окна, Маша проводила его взглядом, а потом вслушивалась в рокот мотора, затихающий вдали.

Спала в эту ночь Маша плохо, несмотря на то, что всеми силами старалась заснуть. Но беспокойные мысли бродили в ее голове, сменяя одна другую: о Глебе, о его нынешней жизни, о предстоящем Машином свидании. Если поначалу Маша не находила в нем ничего страшного, то, настращенная Глебом, теперь все-таки начала испытывать тревогу: а ну как переклинит старого бандита? И что ему при этом в голову придет? Но утром она все-таки поднялась с твердой уверенностью, что отступать некуда и что надо идти, раз ее там сегодня ждут. Во-первых, потому, что на такие встречи, как правило, дважды не приглашают, и если она впоследствии передумает, то будет уже поздно. А во-вторых, потому, что если Никифор Львович задумал в отношении ее что-то дурное, то при желании сможет отравить ей жизнь и вне своего дома. Так что уж лучше поехать и выяснить все сразу и до конца.

Мама уже ушла на работу, так что объясняться с ней по поводу своих сборов Маше не пришлось. Но и позавтракать – тоже: мало того что от волнения не было аппетита, так еще и зеркало показало, что надо срочно заняться лицом, на котором под глазами за бессонную ночь затаились тени. Маша взялась за их устранение, плавно перетекшее в накладывание макияжа, в создание прически и в прочие необходимые действия. Так что, когда она посмотрела на часы, выяснилось, что времени до назначенного часа осталось не так уж и много. И что пора уже было выдвигаться в путь с учетом того, что сегодня Маша собиралась ехать на автобусе.

Еще раз оценив себя в зеркале, она уже собиралась выходить, как вдруг какой-то непонятный импульс заставил ее выглянуть в окно. На широкий двор перед их домом, со скамейками и с детской площадкой, с зарослями сирени и акации по периметру. В этот час да в рабочее время двор был пустынен. Разве что дворник возился, разравнивая граблями песочницу, ну и еще какой-то томимый похмельем алкаш понуро сидел на утопающей в кустах скамейке. Маша, которой изредка все же доводилось пережить нечто подобное, уже готова была ему посочувствовать, как вдруг не столько рассудком, сколько каким-то своим внутренним чутьем поняла: да это же Глеб! Все-таки пришел и подкарауливает ее у подъезда, чтобы использовать свой последний и самый реальный шанс ее задержать. Отпрянув от окна, Маша приникла спиной к стене, пробормотала сквозь зубы:

– Хорошо, что выглянула! Осел ты упрямый! – после чего взяла из прихожей свою обувь и направилась в зал, добавив при этом: – Ну что ж, сам виноват, что с нами в юности не гулял и не ходил ко мне в гости.

Да, за все время учебы Глеб так ни разу и не отозвался на неоднократные приглашения что-либо отпраздновать в их компании. И хотя, как Маша теперь знала, мотивы для этого у него были весьма веские, все же он при этом лишил себя возможности ознакомиться со всеми тонкостями разгульной Машиной жизни. И сидел теперь во дворе, зная ее подъезд и номер квартиры, чего в данном случае было совершенно недостаточно для ее удачной поимки. Усмехнувшись, Маша отдернула шторы, открыла дверь на лоджию, у которой были сразу два неоспоримых достоинства: она располагалась на тыльной стороне дома и была смежной с соседской лоджией. А соседская квартира располагалась уже в соседнем подъезде. Привычно, как заправский ковбой в седло, Маша вскочила на невысокую часть перегородки перед самыми перилами. То ли недоделанную строителями, то ли специально оставленную так, чтобы при желании соседи по лоджии имели возможность общаться друг с другом лицом к лицу, а не через бетонную стену. Маша же не только общалась, но и наловчилась перемахивать через эту перегородку.

– Марта Викторовна, вы дома? – оказавшись на чужой лоджии, Маша постучала в дверь. Хотя прекрасно знала, что соседка, престарелая генеральская вдовушка с ее больными ногами, практически не покидает свою квартиру, но приличия все-таки надо было соблюдать.

– Марья, ты? – та, в дорогом шелковом халате и с неизменным мундштуком в накрашенных губах, подковыляла к лоджии и откинула занавеску, пропуская гостью в комнату. Понимающе усмехнулась: – Что, опять мать заперла? Давненько что-то такого уже не случалось.

– Нет, сегодня другое, – честно сказала Маша. Соседка, бунтарка-матерщинница, хулиганка и авантюристка по натуре, когда-то частенько прикрывала Машины грешки, помогая то сбежать из-под родительского ареста, то незаметно вернуться домой, так что заслуживала откровенности. И Маша нередко тешила генеральшу рассказами о своих похождениях, пристроившись на лоджии и угостив ее баночкой хорошего пива. О сегодняшнем она, конечно, не будет рассказывать во всех подробностях вообще никому, но частичной правды Марта Викторовна заслуживала даже сейчас. – Но все потом, мне сейчас недосуг. Опаздываю!

– Ого! – Женщина многозначительно улыбнулась, умудряясь при этом не потерять свой янтарный мундштук. – Ну давай, удачи!

– Спасибо! – ответила Маша уже с подъездной лестницы. Выпорхнула из соседского подъезда, покосилась на кусты. Глеба отсюда было не видно, но все-таки она не стала рисковать, выбегая сразу на тротуар, а легкой тенью скользнула вдоль дома, под окнами, стараясь не слишком цокать при этом каблуками по бегущей вдоль фундамента полоске бетона.

Автостанция была от их дома недалеко, а расписание нужного ей автобуса Маша узнала заранее, из Интернета, так что успела вовремя. Купила билет. Отходя от окошка кассы, в последний раз воровато оглянулась, как нашкодившая школьница. Но Глеб скорее всего так и продолжал караулить ее у подъезда. Если не признал это дело безнадежным и вообще уже не ушел. «Один-ноль, напарничек!» – усмехнулась Маша, усаживаясь в автобус.

Остановка, на которой Маша вышла, официально значилась как пригородный поселок. На деле же здесь прочно обосновались явно не бедные граждане мира сего. Это было заметно по всему – по виднеющимся заборам с воротами и по доступной обзору части особняков, по состоянию лесопарка, по качеству дороги, наконец. Гладкая и ровная, она в этом районе словно сама стелилась под ноги. Но идти по ней Маше не пришлось. Едва автобус отъехал, как с другой стороны улицы к Маше тут же подъехала легковушка. Водительская дверца раскрылась, и из нее вылез Керубино собственной персоной.

– Эй, как тебя? Мария? Садись! – Он распахнул дверцу у пассажирского сиденья.

– Я? К тебе в машину? – Маша даже и шага не сделала в его сторону. – Мальчик мой, ты что, меня за больную держишь? Причем на всю голову?

– Да ладно тебе! Все чин чином. Зуб даю! – Он сделал характерный жест пальцем, словно и в самом деле выламывая названную часть тела. – Босс послал тебя встретить. Еще сокрушался, что не догадался к самому твоему дому машину тебе подогнать. Но эта мысль пришла ему в голову слишком поздно, он у тебя адреса не спросил.

– Босс, говоришь? Ну смотри у меня! – Маша оценила расстояние до ближайших домов, даже навскидку немаленькое, потом перевела взгляд на Керубино. Правая, исцарапанная Машей рука у него была густо замазана зеленкой, нос распух, на виске красовался пластырь, а под ближайшим к пластырю глазом – синяк, гораздо роскошнее, чем у Маши. – Одно только твое лишнее движение, и как минимум в кювет полетим!

– Да понял, понял, – ворчливо сказал он, придерживая ей дверцу. Потом сел за руль и быстро повел машину в центр поселка, путь в который, как выяснилось, был еще и шлагбаумом перекрыт, открывающимся только на специальный сигнал с брелока. Ворота в поместье тоже оказались управляемыми сигналом. За ними открылся сосновый бор, отличающийся от дикого лишь степенью своей ухоженности. В глубине бора стоял раскидистый двухэтажный дом с большой террасой и мощеным двором. Маша дождалась, когда остановивший машину Керубино выйдет и откроет ей дверцу. Вышла, бегло огляделась. Дом не выглядел как неприступная крепость, но отчего-то Маше сразу стало ясно, что Глеб даже при всем своем желании никогда не смог бы проникнуть за эти стены. А она вот смогла! Еще и провожают внутрь, вежливо придерживая входные двери.

Никифор Львович ждал ее в небольшом, но очень уютном кабинете с толстым ковром на полу. Таким ворсистым, что Машины каблуки тонули в нем едва ли не наполовину.

– Здравствуйте, Машенька! – скупо, но приветливо улыбнувшись, Никифор Львович сделал несколько шагов ей навстречу, в то время как Керубино легкой тенью исчез за дверью. – Я очень рад, что вы все-таки решили приехать. Простите, что не додумался сразу прислать Керубино к самому вашему дому. Присаживайтесь! – Он пододвинул ей стул.

– Не стоило беспокоиться. – Маша села на предложенный стул. – Кстати, а почему его прозвали Керубино? Это ведь, если не ошибаюсь, персонаж из «Женитьбы Фигаро»? И по-моему, совершенно не тот типаж…

– Не знаю, – мужчина сел напротив Маши. – Это прозвище прилепилось к нему так давно, что, наверное, он и сам уже не помнит, с чем это было связано. А вы, как я погляжу, знакомы с классической музыкой?

– Ну, в музыке хоть немного должен разбираться каждый образованный человек.

– Вот как? – Маша снова ощутила на себе тот сканирующий взгляд, что и в ресторане, на кухне. – Приятно слышать такие слова от красивой женщины.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Маша за комплимент. И решила, что пора бы уже ей узнать о цели своего приезда: – Должна признаться, что я, как всякая женщина, просто сгораю от любопытства: зачем же вы меня пригласили к себе?

– Я пригласил вас… – мужчина ненадолго замялся. Он был явно не настроен так быстро перейти к делу. Но видимо, решил, что раз уж подошли к его сути, то не стоит откладывать разговор. – Видите ли, Машенька, это слишком деликатная тема. Я даже не знаю, с чего мне начать.

– Говорите, как вам удобнее. Обещаю, что никак не буду реагировать на ваши слова до тех пор, пока не выслушаю вас до конца.

Теперь настал его черед благодарить Машу. Что он и сделал, добавив после этого:

– Я уже понял, что вы очень тактичный человек. Успел оценить это, когда вы не захотели прилюдно унизить оскорбившего вас Керубино. Если бы вы не отказались, то я бы все-таки заставил его извиниться перед вами… но тогда уже не пригласил бы вас сюда и не было бы нашего сегодняшнего разговора. Я давно уже присматривался к вам, и не стану скрывать, что вы мне очень нравитесь, но все решила именно последняя ночь в ресторане. Так вот, Машенька… Скажу откровенно: даже не знаю, свободны вы или нет, но в любом случае многое бы отдал ради того, чтобы завоевать ваше сердце и чтобы вы согласились жить рядом со мной. Но есть одна серьезная проблема, которая препятствует таким отношениям, в классическом их понимании.

Он сделал паузу, во время которой Маша поняла только одно: что она уже вообще ничего не понимает. Она ожидала, что их ресторанные игры в переглядывания и его щедрые чаевые выльются сейчас в то, что он предложит ей стать его любовницей. И уже готова была найти тысячу причин для того, чтобы не отказываться сразу, но оттянуть свой ответ как можно на большее время. Однако он, похоже, вовсе не это собирался ей предложить.

– Продолжайте, Никифор Львович, я вас внимательно слушаю, – мягко приободрила она его. – Что бы вы сейчас ни сказали, обещаю, что все останется между нами.

– Именно на это я и рассчитываю, Машенька. – Он сказал это вроде бы так же мягко, как и она, но отчего-то у нее при этом не осталось ни малейших сомнений в том, что нарушь она обет молчания, ее не будет ждать ничего хорошего. Ощущение было такое, как будто невидимым лезвием коснулись ее горла. Появилось и тут же пропало. И снова перед ней сидел просто пожилой респектабельный мужчина, у которого, несмотря на его статус и достаток, все же были какие-то проблемы. Проблемы, которыми он под строжайшим секретом был готов поделиться с ней. – Дело в том, что пару лет назад мне поставили диагноз: рак предстательной железы. Нет, сейчас моей жизни ничего не угрожает, – добавил он, заметив, как у Маши дрогнуло лицо. Но откуда ему было знать, что не о нем она в этот момент подумала, а о папе? – Заболевание вовремя обнаружили, удачно прооперировали. Однако не секрет, что за все в этой жизни надо платить. Вот и я за спасение от смерти расплатился… скажем так, своими мужскими возможностями. Не знаю, что бы я выбрал, если бы этот результат был мне известен заранее, но теперь уже поздно об этом говорить, а факт остается фактом. Но этот мой, скажем так, недуг не лишил меня способности ценить женскую красоту и желания любоваться ею. Опять же мой статус… После излечения прошло достаточно много времени, и если я не обзаведусь в конце концов женщиной, то непременно поползут ненужные слухи. Вот в связи со всем с этим я и хочу предложить вам, Мария, стать моей спутницей. О том, что нас будет связывать в действительности, знать будем только вы и я. Я со своей стороны обещаю вам за это богатое содержание. Салоны, наряды, деньги и драгоценности – все у вас будет по первому вашему слову. Вы же в ответ должны будете вести себя подобающим образом, чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, что вы – моя любовница. И еще – никаких скандальных историй с вашей стороны, никаких интрижек с посторонними. Если у вас есть друг, с ним придется расстаться. Опять же из ресторана вам придется уйти – я не могу допустить, чтобы моя женщина была чем-то вроде прислуги.

– Ну спасибо, Никифор Львович! – вскинулась Маша. Потом поинтересовалась: – А вы уверены, что желаете обзавестись именно женщиной, а не просто вещью? Снабженной теми ярлыками, которые вас устраивают?

– Уверен, – невозмутимо ответил он. – И даже могу понять сейчас ваше возмущение. Да, в принципе должно уважать любой труд, каким бы он ни был. Но чтобы вы по-прежнему обносили нетрезвых клиентов, и к вам тянулись бы их грязные лапы? Нет! А оградить вас от этого не смогу даже я. Ярким примером тому служит инцидент с Керубино. Если уж даже мой собственный подчиненный, выпив достаточно много, не смог перед вами устоять, то что уж тогда говорить о других?

– Но я привыкла сама зарабатывать свой хлеб, а не принимать его из чьих-то рук.

– А я и предлагаю вам, по сути, новую работу. Может – я на это очень надеюсь – в будущем все изменится, и у вас появятся какие-то чувства ко мне, в корне способные повлиять на весь характер наших отношений. Но пока мое предложение стоит рассматривать именно так: я предлагаю вам работу. На мой взгляд, более выгодную и достойную, чем прежняя.

– Вот только у этой новой работы изначально нет ни трудового договора, ни каких-либо гарантий. Вообще ничего. И ради нее вы предлагаете мне отказаться от той стабильной работы, которую я сейчас имею. От работы, на которую просто так, с улицы, не попасть.

– Ко мне попадают тоже не с биржи труда, – напомнил он чуть уязвленно. – Наоборот, я бы сказал, что у меня здесь гораздо более жесткий кастинг. Но все же я понимаю ваши опасения, Машенька. Оказываясь на распутье, любой человек пытается не прогадать и сделать верный выбор. Однако вспомните, как легко может все измениться для вас и сейчас и как быстро может вас уволить ваш нынешний работодатель. Как он едва не уволил вас позапрошлой ночью. И скажите, вам не хочется швырнуть после этого в него своим заявлением об уходе? А то и просто не выйти без всякого предупреждения, чтобы ему в этот вечер пришлось обслуживать столики вместо вас?

– Он для этого ни лицом, ни фигурой не вышел, – усмехнулась Маша. – Да и не люблю я так жестоко подставлять людей, пусть и несимпатичных. Так что… – тут она задумалась, нервно ломая пальцы. Выбор и в самом деле был непрост! И даже сложнее, чем думал Никифор Львович! Он ведь даже не догадывался об истинных причинах Машиного появления здесь. О ее мотивах: помочь Глебу, предотвратить зло, восстановить справедливость. Стоило ли оно того, чтобы становиться, по сути, содержанкой? Пусть даже и без интима? Хотя – как знать? – со временем и это могло претерпеть какие-то изменения. Вопрос заключался в том, сколько времени Маше вообще придется здесь продержаться и насколько за это время успеет измениться отношение к ней, а главное – здоровье преступного босса. Но с другой стороны… Согласись она сейчас, и какую ценную информацию она могла бы собирать для Глеба! Такую, какую он при всем своем старании вряд ли сможет добыть где-то еще. Опять же и в институте восстановиться, наверное, она смогла бы, не теряя при этом в деньгах. Против ее учебы Никифор Львович вряд ли станет возражать. Мысль о деньгах была для Маши наименее приятной из всех. Мало того что они, сколько б их ни было, все-таки лягут к ней в руки как-то не так, так еще и омыты будут чьей-то кровью, и оплачивать будут, по сути, предательство. Нет, угрызения совести по поводу того, что она собиралась сделать, Машу нисколько не терзали, но все равно, оставался на душе какой-то неприятный осадок.

Выходя из задумчивости, Маша обнаружила, что сидящий напротив Никифор Львович пристально наблюдает за ней и за сменой выражений на ее лице. Но к счастью, Машины мысли не выносились к ней на лоб бегущей строкой, а иначе в точности понять все, о чем она сейчас думала, было невозможно.

– Вы не даете мне времени на раздумье, как обычно бывает в таких случаях, – заметила она.

– Потому что люблю быстрые решения. Они не всегда бывают самыми правильными, но зато – самыми искренними, что для меня как раз важно.

– Вы мне симпатичны, Никифор Львович. – Тут Маша не кривила душой, в этом человеке действительно было что-то притягательное, помимо того, что чувствовались в нем и внутренняя сила, и ум. И в постель он ее не тащил, просто предлагая сыграть эту роль. – И нет у меня никаких друзей… в этом смысле. Если бы вы только не потребовали от меня бросить работу, – она вздохнула, – я бы согласилась на ваше предложение сразу и без колебаний. А так я боюсь оказаться пресловутой птицей в золоченой клетке.

– В золотой, Машенька, в золотой.

– Клеткой она от этого быть не перестанет. Ну ладно, с работой в ресторане понятно. Но против моей учебы в институте вы не стали бы возражать? Мне остался год до получения диплома, и я бы хотела восстановиться.

– Машенька, – судя по лицу, его позабавила такая безделица, – если хотите, этот диплом будет у вас уже завтра.

– Я предпочла бы еще и сопутствующие знания. Без них диплом – это всего лишь статусная бумажка, не более того.

Что на этот счет думает Никифор Львович, Маша не успела узнать: у нее неожиданно заиграл телефон. Первым Машиным порывом было отклонить несвоевременный звонок, но тут Никифор Львович благодушно кивнул:

– Ответьте, Машенька, я подожду.

Телефон пришлось вытащить. Но, вопреки Машиным опасениям, звонил ей, оказывается, не потерявший ее Глеб, а подруга, та самая Томка Зайцева, с которой они когда-то тренировались с поцелуями.

– Сарик, ну где ты там провалилась? – сразу жизнерадостно защебетала она в ответ на Машино «алло».

– Дела, все дела, – вздохнула Маша.

– Деловая ты наша, – поддела ее подруга. – Бросай все к лешему! Санек сегодня звонил, зовет нас всех завтра собраться, организует нам сауну. Ты, разумеется, в числе почетных гостей, просто он твоего графика не знает, вот и не решился сам тебе позвонить: вдруг ты спишь после ночи? Так что вместо него я тебя ставлю в известность о твоих планах на завтрашний вечер! Все ясно?

– Ясно. – Маша покосилась на Никифора Львовича, слышавшего их разговор. – Только я не смогу. Придется вам завтра париться без меня.

– Сарик, ну ты что в самом деле?! – взвилась подруга. – Ты же выходная, я помню. Неужели у тебя могут появиться еще какие-то причины оторваться от коллектива?

– Зайкин, так получилось, не ворчи. Я и правда не смогу, так что передавай всем нашим огромный привет и мои глубочайшие сожаления.

Подруга еще пыталась возмущаться и уговаривать, но Маша все-таки смогла убедить ее в том, что у нее действительно ничего не получится, после чего с облегчением отключилась.

– Друзья звали на вечеринку? – вежливо осведомился Никифор Львович, как будто сам еще этого не понял из разговора.

– Старинные, еще школьные. – Маша вздохнула: встретиться с ними в сауне она была бы откровенно не прочь. Даже более того – поехала бы туда с огромным удовольствием. Но сильно подозревала, что такая встреча вряд ли будет одобрена Никифором Львовичем. И он почти сразу подтвердил ее подозрения, сказав:

– Машенька, я думаю, вы понимаете, что в вашем новом положении такие встречи будут нежелательны. Сауны и разгульные вечеринки – я надеюсь, вы от всего этого сможете отказаться без особых сожалений.

Маша потупила глаза, убирая телефон. Знал бы он, чего требует! Да она жила всеми этими вечеринками долгие годы! Потому что сидеть вечерами и киснуть над романтической книжкой – это было совсем не по ней! Она предпочитала реальные радости, активное общение, веселые и не воображаемые развлечения. И он надеется, что все это сможет ей заменить? Причем говорит это уже каким-то хозяйским тоном, словно предложенная им сделка – это уже абсолютно решенный вопрос. Впрочем, а сомневался ли он с самого начала в том, что она примет его предложение? Он ведь даже не поинтересовался, свободна ли она, а просто упомянул о ее возможном мужчине как о чем-то несущественном. Пренебрежительно, вскользь, как будто был уверен, что ни один представитель мужского пола не в силах составить ему конкуренцию. И Маша готова была признать, что очень для многих женщин получить такое предложение было бы равносильно тому, что вытащить козырного туза из колоды жизни. Но она-то в число таких женщин как раз не входила! Однако отказаться после того, как все выслушала, означало бы обидеть очень влиятельного человека. И как он на это среагировал бы? Не приказал бы в отместку своим подчиненным прикопать Машу по дороге домой? Все-таки, наверное, прав был Глеб, и не нужно было бы ей сюда приезжать, ни в коем случае! Если бы не одно «но»: Глебу она все-таки хотела и готова была помочь. Так что ради этого сколько-нибудь продержится, а дальше видно будет.

– Так мы с вами договорились, Машенька? – спросил Никифор Львович таким тоном, как будто на самом деле хотел сказать: «Ну, давай уже подпишем наш договор!»

– Договорились, – у Маши было такое чувство, как будто она с вышки в воду прыгнула.

– Тогда, может быть, перейдем на «ты»? Скажи, загранпаспорт у тебя есть?

– Только уже просрочен. А вам… простите, но я бы хотела пока обращаться к вам по-прежнему… вам зачем?

– Через три дня я собираюсь в Италию, недельки на две, отдохнуть и заодно подлечиться у одного местного знахаря. И надеюсь, что ты составишь мне компанию. Неплохо проведешь время, а заодно у нас с тобой будет возможность узнать друг друга получше. С паспортом вопрос я решу, это не проблема. Только надо, чтобы ты сегодня же отдала его Керубино. Твою трудовую из ресторана тебе тоже отдадут, всю исписанную благодарностями, даже не сомневайся. С институтом решай сама, я готов покрыть все материальные издержки. Чего еще ты бы сейчас хотела? Скажи, не стесняйся.

– Если не возражаете, то именно сейчас я бы уже хотела домой, – честно ответила Маша.

– Домой? – Он явно ожидал от нее какого-то другого ответа. Но, не боясь его разочаровать, Маша утвердительно кивнула:

– Да. Видите ли, Никифор Львович, я не из тех, кто после знакомства готов сразу продолжить общение в постели, и даже с мыслью о моей новой роли мне надо вначале свыкнуться. Так что, если вы не возражаете…

– Конечно, Машенька! Я и не думал о тебе как-то иначе. Просто ожидал, что ты захочешь для начала немного осмотреться. Но если ты хочешь домой, то Керубино тебя отвезет. Главное, не забудь отдать ему свой загранпаспорт.

На том они и расстались, к Машиному облегчению, разве что напоследок Никифор Львович еще проводил ее до машины. Маша опустилась на сиденье с таким чувством, как будто только что сама, без помощи лошади, вспахала целое поле. Она и не представляла себе, что пережитая встреча окажется такой выматывающей и напряженной. Стараясь не думать о том, что же с ней будет во время дальнейших встреч, Маша позволила себе немного расслабиться. Но получилось ненадолго, потому что Керубино – это был не Антон. Едва выехав за ворота, этот молодчик выжал из двигателя, наверное, все двести с лишним и, судя по всему, не собирался их сбрасывать до конца пути. Вначале Маша честно пыталась вытерпеть этот скоростной беспредел, но после пары захватывающих поворотов все-таки решила, что в ее планы не входит разбиться по дороге домой, и скомандовала: