Текст книги "Функции памяти"

Свои способности по части древолазанья я переоценила, всё-таки ветки оказались слишком огромными, чтобы цепляться за них было легко, да и усталость сказывалась. Конечно, задавшись целью, я бы всё равно вползла наверх, но рыжему не хотелось ждать, и он регулярно меня подсаживал: то давал опору ноге, то колену, то вообще подталкивал в попу, как ребёнка.

Но и о том, что начала взбираться самостоятельно, я не пожалела. На спине харра было бы гораздо страшнее и, подозреваю, неудобнее: порой ветки очень тесно сближались, и даже мне было сложно между ними протискиваться, что уж говорить о более крупном мужчине! Так что в любом случае пришлось бы в какие-то моменты двигаться самостоятельно, и вряд ли в итоге вышло бы быстрее.

К счастью, слишком высоко Нидар не полез, поднялся туда, где начинались листья, присмотрел удобное место, где тесно сближались две ветки, поправил пару листьев так, чтобы закрывали от дождя.

– Вот тут и переночуем.

– Не уверена, что смогу уснуть, – призналась честно.

– Почему?

– Высоко и ненадёжно. Я высоты не боюсь, но всё-таки не кошка – спать на дереве. И после всего этого…. – я неопределённо мотнула головой вбок.

– Я буду тебя держать, – заявил харр. Уселся на ветку верхом, прислонился спиной к стволу и выразительно похлопал по «жёрдочке» перед собой. – Садись. Нужно хоть немного отдохнуть.

Я тяжело вздохнула, но, признавая справедливость сказанного, принялась гнездиться в охапке рыжего. Поначалу попыталась дистанцироваться, но потом плюнула на эту глупость и откинулась на широкую грудь харра. Какая уж тут вежливость, такт и сохранение личного пространства! Сон важнее.

В итоге мы разместились на удивление уютно. Нидар скрестил лодыжки у меня под коленями, зацепился руками за лямки моего рюкзака, приобнимая за плечи и заодно придерживая. Я немного поёрзала, тихо ворча себе под нос, что если и засну, то к утру у меня затечёт решительно всё, и у рыжего – тоже. Но тот только молча посмеивался. Всё-таки удивительно терпеливый мужик!

Спала я… странно. Словно тонула в чём-то чёрном и вязком, то и дело окунаясь с головой. Липкое, неприятное ощущение.

Во сне звучала музыка, если можно так назвать эти звуки, напоминающие о чём-то древнем, шаманском: мерный стук барабана, тянущий несколько нот странный вибрирующий голос – не то живого существа, не то какого-то инструмента. И эти звуки пронизывали собой мешанину из событий долгого, трудного дня, вытягивая на поверхность все пережитые страхи и рождая новые.

После каждого видения я словно поднималась ближе к поверхности этой топи, сознавала себя спящей, пыталась повернуться, досадуя на неудобство постели, и опять проваливалась в новое сновидение. Но даже в такие моменты музыка как будто не стихала.

Проснулась окончательно я, кажется, именно тогда, когда в голове наступила тишина. Вернее, именно по этой тишине определила, что уже не сплю, что вокруг давно рассвело и чувствую я себя на удивление неплохо. То есть в душе по-прежнему мутный неприятный осадок и дурные предчувствия, но мыслей повторно закинуться успокоительным нет.

А когда я сообразила, в каком положении нахожусь, предмет раздумий и вовсе кардинально поменялся. За ночь я умудрилась перевернуться на живот и теперь лежала, не просто уткнувшись носом в шею харра, но ещё и обнимала его обеими руками под жилеткой. Причём мужчина отвечал тем же: одна его ладонь лежала у меня на спине под рюкзаком, а вторая – вольготно разместилась на попе.

Не спеша шевелиться, я задумалась, что делать. Первую идею, отстраниться и извиниться, быстро отогнала. Вот ещё не хватало начинать строить из себя недотрогу и неиспорченность! Тем более… приятно же ради разнообразия пообниматься с живым мужиком в реальности! Ну не человек, ну с хвостом и ушами, но симпатичный же. И тело у него такое, что просто стыдно не воспользоваться возможностью. Да и не делаю я ничего неприличного.

Не смогу сделать, даже если захочу. Потому что мышцы затекли так, что я не чувствую ног, какие уж тут неприличные радости тела!

Да и не только ног…

– Выспалась, маленькая урши? – ровным, совсем не сонным голосом спросил Нидар и, кажется, даже обнял меня покрепче.

– Ну так, – пробормотала неопределённо. – Боюсь пошевелиться, ноги затекли. И спина. Всё-таки спать в такой позе – то ещё приключение… Я не очень тебя пинала? – спросила, не предпринимая попыток освободиться.

– Не очень, – в голосе рыжего послышалась улыбка, которая быстро пропала: – Тебе снилось что-то плохое?

– Ну после такого вечера было бы удивительно, если бы приснилось что-то хорошее! – отозвалась я с нервным смешком. – А как ты это определил?

– Ты всхлипывала и дрожала. И бормотала что-то, я не понял. Наверное, на своём языке.

– Короче, понятно, поспать спокойно я не дала и тебе. Извини.

– Мне хватило, – спокойно возразил Нидар, перехватил меня под мышки и потянул, легко повернул на спину. Потом сел сам и принялся уверенными, отточенными движениями разминать мне бёдра.

– Ты что делаешь? – всё-таки не выдержала я.

– Ты же сказала, что затекли ноги. – Я почувствовала, что он пожал плечами.

Так. Кажется, я окончательно перестала что-то понимать.

Конечно, такая забота приятна, а всяческий подтекст… Вскоре начал восстанавливаться кровоток и я окончательно перестала видеть в процедуре какие-то посторонние намёки, только шипела от боли сквозь зубы. Но уж слишком охотно этот харр со мной нянчится, подозрительно. Конечно, все его действия при желании можно объяснить практической необходимостью: и таскать меня на плечах ему, может, проще, чем ждать, и спать на дереве спокойней, а что пришлось держать меня всю ночь в охапке – так только ради безопасности. И вот сейчас проще помассировать мне ноги, чем пытаться спустить так. Но всё равно – странно.

– Нир, почему ты со мной так возишься? – спросила в итоге, заодно отвлекая себя от неприятных ощущений.

– Как – так?

– На руках таскаешь, ноги вот разминаешь, хотя с последним я бы и сама справилась. Я, конечно, очень тебе благодарна и не в претензии, но что-то подсказывает, будь на моём месте мужик, ты бы над ним так не трясся.

Нидар помолчал несколько секунд, кажется, в смятении, а потом озадаченно проговорил:

– Как тебе такое только на ум пришло… Нет, я бы, конечно, не стал так заботиться о мужчине.

– Ага. Тогда остался один вопрос: а ты вообще как меня воспринимаешь, как девушку или как ребёнка?

– Всего понемногу, – засмеялся он. – Зачем тебе это?

– Интересно. Нам предстоит провести наедине ещё несколько дней, и я пытаюсь понять, чего от тебя ждать. То есть понятно, что вряд ли чего-то плохого, но хотелось бы деталей.

– Ты меньше ростом, чем наши женщины, – после короткой паузы проговорил рыжий. – Уже в плечах и слабее физически. А ещё урши говорят и ратят неправильно, ближе к детям, чем к взрослым харрам. Поворачивайся, – скомандовал он, но дожидаться, пока соображу, куда именно, не стал и, чуть отодвинув меня, развернул к себе лицом, чтобы заняться голенями. – Поэтому иногда я чувствую тебя ребёнком. Но голос и поступки взрослые, красивое женское тело, приятное, хотя и немного чуждое, лицо. Красивый, необычный цвет волос, у нас таких светлых и солнечных не бывает. Глаза яркие, голубые, мне такой цвет больше всего нравится. Поэтому в остальное время я вижу привлекательную молодую женщину. И… возиться с тобой приятно. Особенно во втором случае. Достаточно деталей? – он бросил на меня насмешливый взгляд.

– Кхм. Более чем, – медленно кивнула в ответ.

Нет, я знала, что харры прямолинейны, особенно мужчины, но к такому оказалась не готова.

А впрочем… Нашла из-за чего дёргаться! Ничего такого шокирующего он, если подумать, не сказал, и если совсем уж честно, я и сама о нём нечто в том же духе думала. Ведь хорош же! Даже жаль, что инопланетный дикарь с хвостом и мохнатыми лапами.

– Лучше? – спросил Нидар.

– Да, пожалуй, – опомнилась я, сообразив, что и боль уже прошла, и ладони харра на голенях начинают ощущаться совсем иначе. – Двигаемся дальше?

– Пойдём. Пить хочешь?

– Хочу, но есть – больше.

– Сейчас найдём что-нибудь.

Спустились мы быстро, а через несколько минут вышли к очередному ручью, где Нир оставил меня умываться и вообще приводить себя в порядок. Вернулся он вскоре с новыми фруктами: ярко-оранжевые, размером с крупный апельсин, они представляли собой толстостенные мешочки с густой вязкой белой жидкостью, в которой плавали мелкие семечки. Жижа оказалась ужасно сладкой, а вот мякоть приятной – мучнистой, чуть пряной.

– Удивительно, сколько тут всего съедобного, – заметила я. – А ядовитые плоды есть?

– Есть. Вон, например, – Нир кивнул на растущий неподалёку невысокий куст, облепленный густо-синими крупными ягодами. – Умереть не умрёшь, но приятного мало. Ешь, с собой брать не будем, маруки совсем не хранятся. А то можно было бы не охотиться.

– Почему?

– Они очень сытные. Самый сытный фрукт из тех, которые я знаю.

– Нир, ты вчера так и не ответил, что мы будем делать, когда придём к храму? – спросила через пару минут. – Там же наверняка будут эти.

– Подождём помощи, оттуда её проще позвать.

– Почему? – растерялась я.

– Потому что проще, – рыжий недовольно дёрнул ушами, всем видом давая понять, что других пояснений не будет.

Ну и ладно.

– А как ты думаешь, остальные будут нас преследовать? Они ведь наверняка забеспокоятся, когда те трое не придут, найдут их броню. И… тела.

– Вряд ли.

– Вряд ли – что?

– Вряд ли найдут тела, – спокойно пояснил мужчина. – В лесу пища надолго не залёживается… Ты чего? – озадачился он, когда меня на этих словах перекосило, и я поспешно закрыла рот ладонью, отложив марук.

– Слушай, я всё понимаю, ты циничное и суровое дитя природы, и если бы ты их не убил, то они бы убили тебя и со мной что-то нехорошее сделали. И что падальщикам без разницы, что жрать. Но… вин! Мне противно думать о людях как о пище. Да, даже несмотря на то, что я понимаю и признаю справедливость сказанного!

– Вечно вы всё усложняете! – качнул головой Нидар. Но тему великодушно сменил. – Преследовать могут, но мы отобьём у них такое желание. В лесу это несложно.

– Из-за их самонадеянности? И веры в оружие?

– Да, в основном.

– И что, ты будешь мастерить ловушки? – оживилась я. – Ну там всякие колья строгать, волчьи ямы делать, это которые с такими кольями на дне…

– Какая у тебя богатая фантазия! – харр удивлённо вскинул брови.

– Честно говоря, это не у меня фантазия, это у земных киношников. Ты даже не представляешь, сколько у нас таких придуманных историй про всяких одиноких героев в лесах и джунглях, которые примитивными средствами борются со злыми врагами.

– Пока я буду копать ямы и строгать колья, они успеют найти нас просто случайно, не прилагая усилий. Да и броня их от такого защитит, – весело фыркнул Нидар. – Зачем эти твои герои такое делают, если у них столько времени?

– По-разному, – уклончиво ответила я, но потом всё-таки созналась: – Я, честно говоря, не помню. Но такие фильмы смотрят не ради сюжета, а ради приключений. А если не будет кольев, то как ты собираешься их останавливать?

– Не я. Лес. Увидишь, – не стал вдаваться в подробности мужчина. – Пойдём.

Что рыжий имел в виду, я поняла очень быстро. Если раньше мы с ним аккуратно обходили опасные места, то теперь харр прокладывал путь напрямую, а может, даже старался выбирать наиболее рискованные участки. И было у него одно неоспоримое преимущество перед преследователями: он отлично знал повадки местных опасных тварей, а вот пришельцы – нет.

И я узнала очень много нового о растительном и животном мире Индры. Конечно, обошлась бы и без таких знаний – может, спала бы лучше, – но один полезный вывод всё же сделала: этот лес действительно способен постоять за себя. Здесь слишком много ядовитых тварей. Может, будь наёмники одеты в броню более тяжёлого класса или хотя бы носи эту полностью закрытой и с хорошими воздушными фильтрами, большинство угроз оказались бы им безразличны. Но судя по тем преследователям, которых мы видели, они слишком безалаберно относятся к этой планете и недооценивают её.

Всё же Нидар абсолютно прав в том, что говорил об оружии и броне. Я и раньше подобное замечала, за собой в том числе, просто не было случая задуматься.

Достижения цивилизации, безусловно, полезны, они облегчают жизнь, но дают призрачное ощущение полного контроля над обстоятельствами и окружающим миром. Мы кажемся себе всезнающими и всемогущими, и сложно поверить, что какие-то кусты на чужой планете с удовольствием подзакусят не только нами, но и всеми нашими средствами защиты. Конечно, всевозможных первопроходцев и профессионалов, работающих в подобных условиях, это не касается, они прекрасно знают, чем может обернуться любой неосторожный шаг. Но простые люди слишком самонадеянны, а Индра – обманчиво прекрасен и кажется обжитым, хорошо изученным. Местные-то ходят по этим джунглям как будто без опаски!

Да, сейчас нам противостояли наёмники, люди бывалые и подготовленные, но вряд ли они привыкли действовать в условиях диких, неисследованных джунглей. Если даже следопыт, то есть человек как будто специально обученный, пренебрегал не только фильтрами, но даже лицевыми щитками брони, то от остальных тем более не приходилось ждать осторожности. Может, только в том случае, если кто-то из них погибнет на глазах товарищей, но… Вряд ли при таком раскладе они продолжат преследование, скорее уж правда – встретят в храме.

Всю дорогу я силилась понять, что могло заставить некоего весьма богатого человека затеять эту возню. Организовать такую операцию ведь очень дорого, а действует тут наверняка частное лицо, не ИСБ или кто-то вроде.

Что настолько ценного нашла экспедиция, о чём я умудрилась забыть? Даже если отбросить изначально живущую во мне уверенность, что пропавшие охранники тут ни при чём, и допустить, что именно они кому-то рассказали о находке.

Деньги? Разве что месторождение чего-то очень ценного и редкого, но месторождение – совсем не тот куш, ради которого стали бы рисковать прямо сейчас. Да, именно с такой целью пришли на Индру нечистые на руку первооткрыватели, которых вытурило правительство. Ну, не считая биоресурсов. Но теперь, когда за этим миром наблюдают, ввязываться в незаконную добычу чревато, такое долго не утаишь, а работы должны вестись постоянно.

Информация? Но никаких великих открытий экспедиция совершить не успела, мы вообще очень недолго пробыли в храме. И вряд ли что-то резко изменилось за тот день, который выпал из моей памяти. Да даже если отвлечься от действительности и провала в ней, опираться только на теории и мои сумбурные сны, я просто не представляю, что там может быть такого впечатляющего, ценного или шокирующего! Те, кто это построил, создали земную цивилизацию? Даже если закрыть глаза на цифры и прочее, то… Ну нет в этом ничего настолько важного! Вернее, важное-то может быть, но только с точки зрения науки, из этого никак не получить выгоду.

Разве что допустить, будто там сохранились некие потрясающие воображение древние технологии… Но какие? Как?! Сейчас это просто груда камней! Да, хорошо сохранившаяся груда, но не настолько же! Если там когда-то было нечто более интересное, оно уже давно истлело и поросло травой.

А впрочем…

Что-то же случилось с экспедицией. И либо стоит поверить официальной версии при всей её зыбкости, либо… Что? Не представляю. То есть вариантов множество, всё это было описано много раз до моего рождения всевозможными писателями и сценаристами. И мыслей много, только дельных среди них нет: в голову лезут откровенно бредовые конспирологические теории.

– Нир, а почему всё-таки харры избегают этого храма? – спросила я на привале. – Неужели из-за одной только давящей атмосферы?

– А этого мало? – рыжий озадаченно вскинул брови. – Много хороших, приятных мест для жизни, зачем загонять себя туда?

– Ну не обязательно ведь там жить, просто… Вам что, совсем не интересно?

– Что не интересно?

– Кто, зачем и когда это построил? Кому там поклонялись? Почему сейчас у вас вообще нет религии? Кто были эти бесчувственные боги? Почему в итоге погибли? Как вышло, что этот храм столько простоял и до сих пор не разрушился под напором леса и атмосферы?

– Нет.

– Что – нет?

– Не интересно, – улыбнулся Нир. Несколько секунд насмешливо разглядывал совершенно оглушённую таким ответом меня, после чего добавил: – А зачем? Мы знаем, что они слишком увлеклись делами разума, забыв о чувствах. Мы знаем, что счастье не от ума, а от сердца. Зачем искать что-то ещё?

– А для некоторых людей счастье в познании нового, – возразила я. – Неужели среди вас таких совсем нет? И в вас совсем нет любопытства? Это же так интересно – как устроен мир, что в нём и как происходило раньше и случится потом!

– Чистое стремление знать разрушает, – очень спокойно и серьёзно проговорил Нидар. – Если оно вообще способно иметь какие-то чувства, то чувства эти – всегда страхи, порождённые одним главным, страхом смерти. А если не пугает смерть, то все так ценимые вами знания теряют значение.

– Но какая-то техника у вас есть, есть исследования! Вы добываете полезные ископаемые, строите машины, развиваетесь, – возразила я. – Значит, всё же пытаетесь познавать мир. И почему-то же ты был зол на урши, которые убили твоих родных!

– А я и не говорил, что все харры совсем свободны от страхов, – снова улыбнулся он. – Я тогда был ребёнком, да и теперь страхи остались. Но это не повод им потакать.

– Что же выходит, если вы наконец избавитесь от своих страхов, вы все дружно умрёте?

– Не бояться смерти – не значит не хотеть жить, – весело возразил Нидар. – Жизнь – это счастье. Счастье в равновесии с собой, в каждом новом дне, в родных и любимых существах рядом.

– Но ведь любовь к ближним, инстинкт размножения – это в конечном итоге тоже порождение страха смерти!

Упёртость рыжего начала уже раздражать. Тот, кажется, это видел, но оставался невозмутим.

– Когда это инстинкт, – возразил он. – Но может быть и желание.

– На одном желании далеко не уедешь, и всё в итоге закончится вымиранием вида, – проворчала я.

– Инстинкт нужен тем, кто недостаточно разумен.

– Но ты же сам только что говорил, что дело не в разуме, а в чувствах? – Я поняла, что близка к тому, чтобы окончательно запутаться.

– При чём тут разум, если дело в разуме? – харр озадаченно вскинул брови, и я на несколько мгновений зависла, глядя на него потерянно и недоверчиво. Издевается, что ли?

Правда, через мгновение в голове будто щёлкнуло, и я всё-таки вспомнила немаловажную деталь: мы же разговариваем через переводчика!

– Повтори это ещё раз, – попросила мрачно, отключая в шимке автоматический перевод, позволявший воспринимать слова собеседника как сказанные на родном языке.

– Что случилось? – полюбопытствовал Нидар, послушно повторив.

– Тьфу. Короче, у нас с тобой проблема в терминологии, – вздохнула раздосадованно. – Мой переводчик считает, что эти два слова – одно и то же, хотя я теперь слышу, что звучат они по-разному.

– Шайян и найвин? – уточнил мужчина. – Почему?

– Понятия не имею! Надо спрашивать у тех, кто программу составлял, – проворчала, чувствуя себя на редкость глупо. – В чём между ними отличие?

Не знаю, насколько я сумела понять сказанное, а Нидар – объяснить, но у меня сложилась довольно странная картина мировоззрения харров. Нашему пониманию знаний, а также разума в целом соответствовало первое слово, связанное с интеллектуальным, естественным познанием. Все эксперименты и теории устройства мира, которые строили люди, относились сюда. А вот вторым понятием определялось высшее, априорное знание, которое индивид получал… откуда-то. Нир так и не смог объяснить природу этого знания и почему именно оно – правильное. Просто потому, что сам никогда не задавался подобными вопросами: он точно знал, что это так.

Я же напомнила себе давно и прочно забытый курс философии и на этом предпочла свернуть обсуждение. Что-то я разошлась, в самом деле, на ровном месте. Ведь были и в земной истории сторонники подобной концепции, хотя точно вспомнить, кто именно, я так и не смогла.

Интересно только, почему в переводчик не внесли это отличие?

А впрочем, чему удивляться! Переводчик у меня прошит общегражданский, туристический, а на кой туристу тонкости? Лингвисты и антропологи наверняка в курсе местной философии, может, и нам в прошлый раз давали другую программу, а чтобы объясниться – достаточно простых правил.

Но теперь хотя бы понятно, что заменяет аборигенам религиозные представления.

В остальном день у нас прошёл на удивление спокойно и без потрясений. Наверное, потому, что сегодня я была гораздо внимательней, а Нидар – предусмотрительней. Поскольку он специально выискивал опасных существ, то соблюдал повышенную осторожность. А с учётом моей неопытности ещё и здорово перестраховывался, что не могло не радовать.

Останавливались мы часто, несмотря на нежелание харра тратить время на подготовку сюрпризов преследователям.

Где-то Нир заранее объяснял, как проходить тот или иной участок. Например, так было под кроной развесистого кровососущего дерева, под которым мы шли, старательно пригибаясь. С ветвей свисали тонкие белёсые отростки, похожие на воздушные корни, и их нельзя было касаться, причём мужчина особенно настаивал на том, чтобы шагать при этом как обычно, чтобы не изменять след, а не вставать на четвереньки, упрощая себе жизнь. Правда, этот план ставило под угрозу наличие в кроне ссохшегося трупа невезучего крупного зверя, который висел чуть в стороне, оплетённый сыто разбухшими «корнями». Но заметить его было сложно, для этого требовалось сразу искать подвох.

Мерзкое зрелище. Повод гордиться собственными нервами: как человека неподготовленного меня непременно должно было стошнить от такого зрелища, но – нет, обошлось.

Порой Нидар просто замирал и отдавал команды с помощью радиосигналов – когда мы подходили к гнезду чего-то, ориентирующегося на звук.

Один раз харр даже взял меня на плечи, когда мы переходили довольно глубокий ручей. На его берегу мы остановились на привал, однако воду пили принесённую с собой. На первый взгляд нормальный и неотличимый от остальных, ручей был населён какими-то опасными микроскопическими паразитами, которые к аборигенам снаружи не липли, а вот за людей Нидар поручиться не мог, поэтому предпочёл меня перенести. Наличие их он определил по каким-то едва уловимым признакам вроде особого цвета водорослей. Правда, я сомневалась, что наёмники настолько безалаберны: уж воду-то, которую пьют, они наверняка проверяют.

А пару раз Нир всё-таки останавливался именно для того, чтобы организовать ловушку. И если первая бесхитростно должна была уронить с дерева нечто вроде большого осиного гнезда с очень недружелюбными и, конечно, тоже ядовитыми обитателями, то вторая сбрасывала несколько… бомб-вонючек, кропотливо изготовленных харром. Проводник очень аккуратно наполнил несколько пустых шкурок маруков, запасливо прихваченных с собой, помётом какого-то животного и млечным растительным соком.

– Слушай, я всё понимаю, но ты серьёзно думаешь, что вонь и пара грязных пятен кого-то остановят? – растерянно спросила, с почтительного расстояния наблюдая за производством ловушек детсадовского уровня. Наполнял их Нир при помощи обструганной парой ударов трока ветки-лопаточки.

– Наоборот, – возразил страшно довольный рыжий.

– Наоборот – что? – Кажется, я начинаю привыкать к его редкому для харра немногословию.

– Привлечёт. Это помёт аквира, быстрого и опасного хищника. Здесь охотничьи угодья очень крупного самца. Смесь постоит и будет пахнуть течной самкой, аквиры от такого шалеют. Особенно когда видят обман.

– Я не хочу знать, откуда ты знаешь, как пахнет течная самка аквира, – пробормотала задумчиво. – Скажи мне только, зачем в вашей жизни нужна такая смесь?

– Иногда бывает нужно поймать и убить аквира, – спокойно пожал плечами Нидар. – Так проще всего.

Я в ответ только глубокомысленно кивнула.

Нет, всё-таки чтобы привыкнуть к этим нравам, совершенно недостаточно про них читать и даже оказаться бок о бок. Мне в прошлый прилёт казалось, что я вполне освоилась среди харров, но – нет, похоже, понимала я их на уровне вежливого туриста, который ничего толком не знает, но умеет не нагрубить в разговоре. Конечно, само по себе это уже хорошо, достаточно вспомнить мою попутчицу в челноке, но…

Нир снова прав. Слишком мы самонадеянные со своими благами цивилизации вроде шимки, способной мгновенно всё перевести и обеспечить иллюзию понимания.