Текст книги "Дьявольская трель"

Пролог

С чего начинается новый день? Пожалуй, с восхода солнца. С чего начинается день обычного человека? Наверное, с горячего кофе. С чего начинается утро ребенка? Возможно, с просмотра мультфильма по кабельному. А с чего начинается день Эмили? С демонической ухмылки.

Что-то мерзкое

Просачивается внутрь меня.

Эти благословения, эти знаки…

Под твоей личиной я становлюсь безбожником,

Жаждая наслаждений и боли.

Теперь я бессмертен…

Я развёртываю свой флаг, теперь никто мне не помеха…

Жестокое, жестокое сердце, зачем ты меня так искушаешь?

Почему ты выбрало меня для своих испытаний?

Я весь горю, я прогнил до самой сердцевины.

Я принимаю всё, что ты ни дашь: мужчин и женщин,

Плотские утехи и богатство.

© David Usher – «Black Black Heart»

Глава 1

Вечер пятницы. Над городом стелился туман, и понемногу начинали зажигаться фонари на безмятежных улицах. Серые тучи стянули небо в крепкие объятья и этим своим действием предвещали дождь, но это не несло опасности.

В это время Эмили не было дома только потому, что в школе проходил очередной пятничный концерт. Компания озорных, талантливых молодых людей и девушек проявляли себя во всей красе, но только ради того, чтобы их родители, сидящие в зале, сказали, какие они молодцы. Именно так думала она сама. Эмили считала, что этим людям все равно, но они упорно сидели на своих местах и виду не показывали, что ловят скуку. Но на самом деле им нравилось то, что их дети вытворяли на сцене, только вот она в это все равно ни капли не верила.

Эмили же, как обычно, сидела одна. На одиноком стуле поодаль от всех остальных зрителей. Рядом с ней – только огромный высокий горшок с землей, с росшим и процветающим в нем растением, в могучих листьях которого она затерялась. В руках она держала программку красного цвета и, глядя на то, как неудачница вроде Алексис Смит демонстрировала свое умение игры на гитаре, от злости смяла в клочок глянцевую бумагу со всей силы. Вредная, противная Алексис, которую она считала своим врагом номер один. Ее белокурые волосы были собраны в конский хвост, а сама она была одета в простенькое платьице, которое придавало ей образ провинциалки. Всегда красивая, нарядная, умная и просто идеальная, она будто хотела уничтожить, унизить и продавить Эмили. Но как насчет нее самой?

Эмили семнадцать лет, но у нее уже был сформирован характер, и внести коррективы было неподвластно никому. На самом деле она та еще поганая стерва. Ее хобби – это строить козни и превозносить себя на невидимый пьедестал, о котором она мечтала всю жизнь. Однажды она ради забавы испортила замок личного шкафчика Криса Самерса – ее одноклассника, которого она недолюбливала лишь за то, что ему, кажется, нравилась Алексис. Парню пришлось заплатить за порченное школьное имущество и Эмили это ни капли не трогало. Более того, он знал, что именно Эмили сделала это, потому что она следила за его реакцией и каждый раз, когда он смотрел на нее, одаривала его злобной ухмылкой. Корона, приросшая к ее голове, уже порядком всех заколебала и с каждым днем лишь увеличивалась в размере и характер Эми от этого не становился мягче.

Нельзя не упомянуть родителей. Она в семье единственная дочь, и они с нее пылинки сдували. Все же они отправили ее в эту бюджетную школу – в попытках исправить нрав дочери, но Эмили своих сверстников даже за людей не считала, потому что у них не было денег. Она демонстративно фыркала носом перед их лицами и не стеснялась выражать свое мнение, зная, что они тихо возненавидели ее, но отплатить не хватало духу – она же богачка. Если папочка, узнает, что его дочери кто-то навредил, – тебе лучше бежать.

Она чувствовала себя королевой среди этих людишек, но все же в один момент она поняла, что они какого-то черта имеют цели, что-то делают, занимаются творчеством. Каждую пятницу она ходила на эти чертовы концерты и наблюдала, как эти недотепы занимают ее место на сцене, на которую ей так и не удосужилось подняться – Эмили талантов не имела. Но, возможно, где-то в глубине души она понимала, что вместо сцены и славы хотела обрести то, что полагается всем детям с рождения, – любовь и внимание родителей. Ведь все, что демонстрировали родители Эмили, не более чем показуха для общества, дома же происходило совершенно иное.

Как только под длинными пальцами Алексис прозвучал последний аккорд, ее тут же одарили волной оваций, а некоторые люди даже встали, чтобы в полной мере выразить свое восхищение. Эмили презренно фыркнула и манерно отвела взгляд в сторону, Алексис ее похвалы не заслуживала. «И чего они так радуются?» – подумала она и закатила глаза, как только услышала голос Алексис, подбежавшей к ней.

– Ну как? – спросила Алексис и отодвинула огромный лист растения, что загораживал лицо ее подруги. – Неплохо, а?

Эмили встала и тут же изобразила эмоции счастья и поддержки.

– Просто потрясающе! – воскликнула она и впилась в плечи Алексис, словно это должно было еще больше придать искренности ее словам. – Изумительно. Вот только…

– Что? – голос Алексис сразу же понизился, уголки губ уже смотрели вниз, а в глазах блеснула ярость. Она поняла, что сейчас услышит очередную критику Эмили.

– Ты немного не дотянула. Надо было тебе выбрать другую песню.

– Но ты ведь сама сказала, что эта песня мне подходит.

– Я такого не говорила. Я лишь сказала, что было бы неплохо, если бы ты исполнила ее на концерте, но, видимо, эта композиция сложна для тебя.

Алексис недоуменно прищурила глаза и сверлила в теле Эмили уже восьмую дыру, пока она договаривала свой вердикт и поправляла черные, как крыло ворона, волосы. Смит не дура и ясно видела, что подружка пытается принизить ее достоинство, но отчего-то постоянно ждала ее одобрения. Наверное, это какая-то болезнь.

– Я иду домой, – сказала Эмили и взъерошила движением вверх свою челку.

– Но мой брат еще не выступил, ты же сказала, что подождешь меня.

– Ты ведь уже выступила, так? Значит, я тебя подождала, а вот на братца мне твоего начихать. Со мной идешь?

Алексис прибывала в изумлении. Кожа на переносице образовала складки, брови нахмурились, и теперь вся эта неконтролируемая мимика выдавала ее с потрохами. Алексис всегда понимала, что дружбы между ними никогда не было, но и ответить на вопрос, почему тогда она с ней общается, тоже не в состоянии. Возможно, из-за богатых родителей Алексис полагала, что таких друзей все же стоит иметь в своем кругу, и поэтому каждый раз терпела язвительные нападки со стороны Эмили. Но сейчас настал момент отречения. Больше Алексис не могла терпеть.

– Почему ты такая? – в сердцах воскликнула она.

Эмили вопросительно посмотрела на нее, ожидая пояснения.

– Дрянь, – наконец произнесла Алексис.

Эмили прикрыла глаза, и ее рот исказился в ехидной улыбке.

– Спасибо за комплимент, – жеманно произнесла она.

Демонстративно развернувшись, она направилась к выходу. Ничего и никогда ей не приносило столько удовольствия, как вынуждать людей говорить правду. Вот Алексис, к примеру, всегда такая милая и добрая, а тут вдруг высказала то, что думает о своей подруге. Эмили считала, что это победа. Но были ли они подругами вообще?

Эмили шагала по длинному коридору и ловила на себе презрительные взгляды одноклассников. Она лишь взмахнула своими длинными блестящими прядями и нахально улыбнулась, делая вид, что их мнение ее ни капли не волнует. «Да кто они такие», – думала она, пытаясь вновь возвысить себя над сверстниками.

Она вышла на улицу и вдохнула холодный вечерний воздух. Асфальт еще был мокрый после дождя, но гигантских луж, в которых можно было бы промочить ноги, не наблюдалось. Около школы прерывисто мигал фонарь, поэтому Эм подняла на него глаза. У лампы возилась стая мошек, которая, как только свет гас, разбредалась в стороны, но стоило ему снова зажечься, они тут же подлетали к нему, как обезумевшие. Эмили лязгнула языком, мошки такие же тупые, как и ее одноклассники. Сама не знала, к чему такое сравнение. Эми закинула на плечо одну лямку своего рюкзака, в очередной раз поправила челку и двинулась по направлению к дому.

Ее мысли были заполнены лишь сегодняшним концертом. Она считала, что сверстники ничего такого особенного не совершали, чтобы получить одобрение и восхищение родителей. Эмили не могла поверить, что взрослые люди делали это просто из-за любви к своим детям, ведь для нее это было мистикой. «Не может такого быть», – удивлялась она и внезапно подумала о том, что, если бы она смогла наконец подняться на эту сцену, то мама с папой ей гордились бы. Да, именно этой мыслью она загорелась. «Это ведь возможно воплотить, я же училась некоторое время играть», – подумала она и сразу же подняла себе настроение этим размышлением.

Преодолев около трех миль, Эмили уже стояла у ворот своего роскошного особняка. Двухэтажное строение, имевшее белоснежный цвет, располагалось в элитном районе, который был не очень близко к школе, но это не мешало Эм прогуливаться туда и обратно пешком. Она, безусловно, пользовалась услугами личного водителя, но иногда разрешала себе пройтись. Странно, ей никогда не приходило в голову, что ее могли обокрасть или еще что похуже. Что ж, самоуверенности у нее было хоть отбавляй. Проскочив внутрь и пройдя вдоль каменной узкой дорожки, усаженной по бокам синими и малиновыми цветами, Эм шагнула на ступеньку лестницы. Она оглянулась назад и услышала, как сработали разбрызгиватели. Вздрогнув, она тут же усмехнулась себе, потому что ей показалось, что на частной территории кто-то был. Преодолев оставшиеся три ступеньки, Эм открыла дверь и вошла в дом.

– Эмили, – надменно сказала Мари, когда увидела дочь. – Как концерт?

– Мам! – резко и холодно оборвала Эмили. – Будто ты не знаешь. Где папа?

– В своем кабинете, зачем он тебе?

– Просто спрашиваю.

Эмили прошла в гостиную, бросила свой персикового цвета рюкзак около кофейного столика и плюхнулась в кресло у камина напротив Мари. Мягкая обивка кресел создавала ощущение уюта, а камин помог Эми согреться, ведь на улице уже было достаточно прохладно, и она успела продрогнуть. После дождя в их доме всегда становилось зябко и приходилось разжигать огонь.

Мари Дорсон было пятьдесят лет. Несмотря на то, что она выглядела достаточно хорошо для своего возраста, чувствовала она себя старой. В отличие от мужа, она не имела своего бизнеса, предпочитая всем этим хлопотам и беготне просто быть домохозяйкой. Она была образованной, начитанной, но даже это не послужило ей опорой для собственного становления как личности, ведь муж еще по молодости сказал, что она ни в чем не будет нуждаться и работать ей необязательно. Ребенка они решили завести только после того, как его бизнес более-менее будет держаться на плаву. У Мари была аристократическая внешность. Даже в эти годы она имела стройную фигуру и любила облачаться в красивые и утонченные наряды. Шея выдавала ее приблизительный возраст, скулы на худом лице выражались слишком сильно, но это никак не оттеняло ее природную красоту. И все же было в ней что-то зловещее, но, возможно, это было приобретено с годами. Именно от нее Эмили получила черный цвет волос и выглядела маминой копией.

– Мама… – тихо и нерешительно начала Эмили, – скажи, у меня есть будущее?

Мари, попытавшись скрыть удивление, перевела взгляд на огонь, но через секунду посмотрела на дочь. Эмили закатила глаза, она знала, что означал этот ступор ее матери, дочь она прямо сейчас обидеть не хотела и потому врала ей прямо в глаза.

– Ну конечно, есть, Эми.

Эмили пристально и не моргая смотрела на нее и пыталась уличить ее в очередной лжи, но Мари никогда не давала ей этой возможности.

– Я тут подумала… – произнесла Эмили, – что хочу стать скрипачкой.

Тело Мари напряглось. Ей казалось, что эта тема давно осталась позади, она даже стала как-то мягче относиться к Эмили, но тени прошлого с новой силой вспыхнули в голове Мари. Зная нрав дочери, она с легкостью могла предсказать итог этой дурной затеи – ничего не выйдет. Ее дочь неусидчива, капризна, невыносима. И все же есть одно «но» – Эми всегда получала то, что хотела.

– Дорогая, – спокойно и тихо начала Мари, голос ее был металлический, словно она выдавливала из себя эти слова, – ты ведь занималась скрипкой с пяти лет, и на сколько же тебя хватило?

– На семь лет. И что?

– Семь лет. Ты только вдумайся! Это ничто! Когда люди знают, что их истинное предназначение – это занятие творчеством, они берутся за любую возможность, вкладывают в свою мечту все силы, не жалеют времени и средств.

– Что ты хочешь сказать, мама?! – грубо и с нажимом продолжила Эмили.

Мари опустила глаза. Эмили ведь должна была понимать, что скрипка – это не просто хобби, а серьезный труд. Ее дочери просто взбрела в голову очередная безумная идея, и она решила ее воплотить в жизнь, но Мари знала, что это всего лишь дурость и через неделю это занятие ей наскучит. Дочь она обидеть вроде бы не хотела, но ее грубый тон стерпеть не могла никогда.

– Эмили Дорсон! – крикнула Мари и ударила по подлокотнику ладонью и выпрямила спину. – Учти, ты вынудила меня сказать это – с твоими знаниями и твоим рвением тебе великой скрипачкой не быть!

Эмили была ошеломлена правдой, но всего на несколько секунд. Сразу после этого по ее телу пробежалось неистовое чувство удовлетворения от того, что она в очередной раз вывела человека из себя. Ядовитая ухмылка вновь отобразилась на ее губах. Но, как и говорилось ранее, – Эмили всегда получала то, что хотела. Сейчас ей было важно доказать собственной матери, что она может все.

– Что ты говоришь такое, мама? – улыбчиво и нахально снова заговорила она.

Мари растерянно и злобно отвела взгляд и уже не смотрела на дочь. Следующий ее шаг предсказать было не трудно, и поэтому Мари лишь спокойно ждала, когда это произойдет. Эмили встала и подбежала к лестнице, ведущей на второй этаж. Ее движения были, как у маленькой девочки, которая играла в догонялки, но вот лицо отражало совершенно иные эмоции. Эмили запрокинула голову и тут же довольно и победно крикнула жалобным девичьим голоском: «Папочка!». Она посмотрела на мать и с улыбкой на лице наблюдала, как та недовольно стучит ногтями по подлокотнику.

Услышав зов любимой дочери, отец – Гарри Дорсон – спустился вниз. Эмили ненавязчиво и кротко обняла отца и сразу же заметила, что он все еще занят, потому что что-то быстро печатал в телефоне.

Гарри было пятьдесят четыре года, но выглядел он лет на пять старше. Почти вся голова уже была покрыта сединой, а зрение сильно сдавало, и приходилось носить очки. У него было достаточно крупное телосложение, с возрастом появился небольшой живот, который слегка выделялся на и без того свободной серой рубашке с коротким рукавом. Гарри имел свое агентство по продаже недвижимости. Уже давно наученный опытом, он четко знал, что деньги решают все. Какое бы старое ни было здание, даже если оно заражено плесенью или вообще не пригодно для жизни, – это не проблема. Главное, дать денег кому надо, и дело с концом – можно выставлять на продажу.

– Что? – грубо сказал Гарри, все еще пялясь в телефон. Ему очень не нравилось, когда его отвлекали от дел.

– Папа, я хочу быть скрипачкой! – заявила Эмили.

– Хочешь – будь, – усмехнулся он в ответ.

– Папа! – взвизгнула Эми. – Я уже выдержала наказание, ты отдал меня в эту дурацкую школу.

– Не дурацкую, а бюджетную, – поправил ее Гарри, до сих пор не удосуживаясь поднять на дочь глаза.

– Да какая разница! Я хочу в музыкальную школу, – немного подумав, Эмили добавила: – В «Эперфилд».

Мари возмущенно и резко обернулась к дочери. Гарри оторвался от телефона и посмотрел на Эмили, затем на жену.

– В музыкальную школу? – переспросил Гарри. – Ты на чем-то играешь?

– На скрипке, папа. Хочу в класс скрипки!

– Это возмутительно! – вклинилась Мари. – Дети, чтобы попасть в «Эперфилд», ночами не спят, готовятся, да что там! Даже некоторые талантливые дети не проходят отбор! У тебя-то точно ничего не выйдет!

Эмили гневно посмотрела на мать. Никогда прежде ей не приходилось испытывать большей боли, чем сейчас. Собственная мать не верила в нее. Эмили испепеляла ее взглядом и ловила такой же, но менее агрессивный в ответ.

– Папа? – повернувшись к отцу, с нажимом спросила она, требуя его вердикта, который обязан завершить спор.

Гарри опять продолжал заниматься своими делами и даже не представлял, что в этот самый момент происходило между двумя его родными людьми. Тогда он даже не подозревал, что вражда между его женой и дочерью зародилась очень давно.

– Ты уверена, что тебе это нужно? – спросил он у Эмили.

– Да, – твердо и решительно ответила она.

– Позвоню директору завтра.

– Сегодня. Сейчас!

Гарри поднял на нее глаза и узрел нетерпение Эмили, но ему было наплевать. В этом доме приказы раздавал только он.

– Эмили Дорсон, вконец охамела? Ты как со мной разговариваешь, девчонка?! Я сказал – позвоню завтра!

Отец снова перевел взгляд на Мари, а затем поднялся вверх по лестнице и вернулся в кабинет. Эмили была раздражена, но все же своего добилась. Она победно улыбнулась и посмотрела на мать, вспомнив о том, что не хватает вишенки на торте.

– Получено, – произнесла она вслух, пристально глядя в глаза Мари.

Политика и люди,

Все одно и то же.

Дьявол скрывается под разными обличьями.

Сними эти цепи,

Вытащи меня из рабства.

Не можешь найти путь,

Жадность убьет тебя рано или поздно.

© Disturbed – «Avarice»

Глава 2

Утром Гарри постучал в комнату дочери, а затем, не дожидаясь ответа, отворил дверь и вошел внутрь.

– Вставай. Одевайся. У меня еще куча дел, – резко сказал отец и подождал, пока Эмили соблаговолит поднять на него взор.

Эмили медленно приподняла свое все еще сонное тело и посмотрела на родителя, откровенно не понимая, что происходит.

– В чем дело, папа? – зевнула она и нехотя присела на кровати, все еще находясь под одеялом.

– Ты в «Эперфилд» хочешь или уже передумала? – еще грубее прежнего сказал Гарри.

Эмили тут же очнулась. Она широко открыла глаза, пытаясь отогнать остатки сна, быстро вскочила с кровати и ринулась собираться. Гарри захлопнул дверь и, судя по удаляющимся шагам, направился вниз в гостиную.

Эмили села за трельяж с огромным зеркалом и посмотрела на свое отражение. В голубых глазах читались невинность и испуг, но через несколько мгновений в них пробудились власть и удовлетворение, а радужка глаз будто поменяла цвет, став немного темнее.

Ее волосы всю жизнь были идеально прямыми, будто по ним прошлись утюжком, но все же они путались за ночь, и их приходилось приводить в порядок. Она взяла расческу и расчесала их. Эмили испытывала к ним двоякие чувства – любила и одновременно ненавидела. С одной стороны, она чувствовала, что в них была ее сила, отображавшая ее самые главные качества: дерзость, уверенность и красоту. Но с другой стороны, все эти признаки были и в ее родной матери, у которой она так отчаянно искала поддержки, но никогда не получала ее.

Эмили направилась в ванную, умыла лицо и почистила зубы. Она стянула с плеч тонкие лямки ночной сорочки бирюзового цвета, и ткань начала сползать вниз по ее бледному и чистому телу. Как только ткань коснулась пола, Эмили вытащила из образовавшейся окружности свои ступни и наступила поверх сорочки. Она стояла напротив зеркала практически обнаженной, на ней были лишь белые трусики, а длинные волосы прикрывали обнаженную грудь. Эм взяла из навесного шкафчика красную помаду, которую почему-то стеснялась использовать, и поэтому решила, что ей место в ванной. Мягкой текстурой она провела по пухлым губам, и теперь они были сочного кровавого оттенка. Голубые глаза засияли по-новому, и она улыбнулась.

– Детка, тебя ждет успех, – сказала она своему отражению и уверенно выпрямила спину.

Вернувшись в комнату, Эми надела свои любимые темно-синие джинсы и белую блузку, под которую она не удосужилась пододеть бюстгальтер. Решила, что если отец договориться с директором не сможет, то она пустит в ход свое «обаяние». «Построю глазки, что тут такого», – подумала она и застегнула последнюю пуговицу. Поправив волосы и снова спрятав под ними грудь, Эми спустилась вниз. Отец о чем-то говорил с матерью, и они не обратили на нее внимания. Направившись к кофейному столику, Эмили взяла свой рюкзак, который оставила здесь вчера, и сразу же подошла к отцу.

– Ну все, Мари, мы поехали, – сказал Гарри и поцеловал жену в щеку.

Гарри приставил руку к спине дочери и пропустил ее вперед. Входная дверь захлопнулась, и они увидели, что на выезде у гаража их уже ждала поданная машина. Эмили, как кошка, прошагала до транспорта и, когда водитель открыл дверь, заняла свое место, Гарри сел рядом. С собой он взял борсетку, а значит, о дальнейших предстоящих делах не соврал, хотя одет он был не очень-то официально – брюки и не заправленная однотонная рубашка. Гарри поправил очки и посмотрел в телефон.

– К какому времени тебе нужно в школу? – вдруг спросил он.

Эмили закатила глаза, поспешно решив, что этого вопроса она уже никогда не услышит, так как думала, что «Эперфилд» будет ее единственной остановкой. Она наивно полагала, что в школу ее заставляют ходит только из цели проучить, потому что отец как-то раз обмолвился о том, что ей необходимо научиться общаться с людьми и не задирать нос. Но это ни к чему не привело. Эмили подумала, что если теперь она самолично изъявила желание чем-то заняться, то из этой школы ее заберут. Она знала, что их семья богата и при желании можно купить этот чертов аттестат, и дело с концом. Школа – это пустая трата времени, считала Эмили.

– Не знаю, – недовольно ответила она.

Гарри оторвался от экрана и посмотрел на дочь, которая глядела в окно, предварительно отвернувшись от него. Он усмехнулся, потому что понял ее мысли.

– Эми, я знаю, что тебе не хочется там учиться, но ты пойми, что это тебе только на пользу. Мы с мамой и так идем тебе навстречу и снова потакаем твоим капризам, отдавая тебя в музыкальную школу, но ведь это не одно и то же. Учеба отдельно, музыка отдельно. Ты сама решила, что двойная нагрузка тебе по зубам, так что не нужно демонстративно обижаться.

– Когда я такое решила?!

– Вчера. Я ведь спросил тебя, уверена ли ты, что это тебе нужно. Ты сказала: «Да».

– Но я думала… – остановилась она, но Гарри не простил ей этого и продолжил вместо нее:

– Думала, что, если будешь ходить в музыкальную школу, то про обычную школу придется забыть? – усмехнулся он. – Ты заблуждаешься.

Эмили надула губы и злобно посмотрела на отца. Как ей могло вообще прийти в голову, что он заберет ее из бюджетной школы, ведь это, по его мнению, «урок жизни».

– А, плевать. Все равно каникулы через неделю, буду ходить только в музыкальную, – сказала она, а затем добавила: – Хотя бы временно…

Гарри поднял одну бровь от удивления, ведь он намеревался отговорить дочь от данной затеи, но она стойко выдержала испытание и осталась верна своему мнению. Хотя он все равно не верил, что Эмили действительно хотела того, о чем просила.

Машина остановилась напротив железных ворот. Над ними возвышалась арка с огромным щитом, на котором большими графическими буквами вырисовывалось название «Эперфилд».

– Здравствуйте. Въезжать на территорию школы запрещено, – сказал охранник, подошедший к машине и по ошибке заговоривший с водителем.

Гарри опустил окно и сказал:

– Мы приглашены.

Мужчина растерянно посмотрел на него, потому что узнал в нем влиятельного человека, а затем соединился с кем-то по рации.

– Нет проблем, – сказал он через две минуты и ушел с дороги, разрешая им проехать.

Ворота автоматически начали раздвигаться и, как только образовалось достаточное место для проезда, машина рванула вперед. Черный «Роллс-Ройс» остановился прямо напротив входа, и подростки, которые проводили свободное время на крыльце школы, подскочили от страха, подумав, что транспорт остановился слишком близко. Мотор заглох, и Эмили с Гарри вышли из машины.

Гарри не было дела до пафоса, его сейчас волновало время, которое было для него дороже всего, а вот Эми данным моментом решила воспользоваться. Она окинула взглядом стоящих на крыльце эперфилдских учениц и увидела в них серых мышей – черные туфли на плоской подошве, белые блузки и такого же цвета длинные гольфы, темно-синие пиджаки и юбки в клетку. На пиджаках красовались золотые броши с эмблемой школы, прикрепленные с левой стороны. Не сказать, что девушки имели посредственную внешность, но на фоне Эмили они бесспорно блекли. У парней были черные классические туфли, черные брюки, белые рубашки и темно-синие пиджаки все с теми же брошами. Ее взгляд сразу же принялся резать всех их на кусочки, а искаженная улыбка начала практически мгновенно зарождать ненависть у окружающих. «Кто это такая?» – эхом донеслось до Эми из толпы. Она отвернулась от них, но улыбка все еще искрила на ее губах.

Как только они вошли в здание, директор сразу же встретил их в фойе.

– Добрый день, мистер Дорсон! – начал низкорослый мужичок в коричневом пиджаке, которому на вид было около пятидесяти. – Пройдемте в мой кабинет.

Они шли по просторному и светлому коридору. Здесь не было картин и даже многочисленных цветов, от чего все нутро данной школы казалось каким-то стерильным. «Как в больнице, – подумала Эмили, – только все равно поуютнее». Взгляд Эмили упал на юношу, который стремительно шел ей навстречу. Судя по форме, он являлся учеником этой школы, но в отличие от тех персонажей, которых она увидела на входе, он выглядел неуклюже: его пиджак был расстегнут, рубашка не заправлена, и верхние пуговицы ее тоже были на свободе. Как только он немного приблизился, Эмили смогла разглядеть, что у него были светлые волосы и серые глаза. «Какой красавчик», – подумала она и смахнула волосы назад. Он посмотрел на нее в ответ, за пару секунд просканировал ее лицо, а затем опустил взгляд ниже – ее сосок, съежившись от холода и став твердым, выпирал на ткани белоснежной блузки. Парень улыбнулся и сразу же посмотрел опять в глаза. Эмили ничуть не смутилась, даже наоборот. Когда он прошел мимо окончательно, она обернулась и застала его за тем же – он смотрел ей вслед.

Директор открыл дверь своего кабинета и предложил Гарри с его дочерью войти. Его обитель можно было бы назвать типичным логовом хозяина, потому что на полках теснились и пылились различные кубки, приобретенные на конкурсах, а на стене над ними висели многочисленные дипломы и почетные грамоты. На столе не было ничего лишнего, он светился пустотой. Эмили подумала, что этот мужчина перфекционист, потому что те вещи, которые все же присутствовали на его столе, лежали слишком ровно и слишком идеально.

– Итак, мы можем начать, – заговорил директор. – Меня зовут Кристофер Блум, я директор школы «Эперфилд». Как я понял из нашего разговора по телефону, у вас что-то срочное…

Блум предполагал, о чем пойдет речь. Гарри поинтересовался, какие документы необходимы для поступления.

Гарри начал без отлагательств и напрямую:

– Мистер Блум, думаю, вы знаете, что я человек деловой, обходные пути и завуалированность мне чужды, поэтому скажу прямо – я хочу, чтобы вы включили мою дочь – Эмили Дорсон – в список первокурсников по классу скрипки.

От столь резкого и слишком лаконичного выброса директор Блум слегка замешкался и даже впал в ступор. Он поднял глаза на Эмили, затем выдохнул и перевел взгляд на ее отца. Блум понимал, что отказывать такому человеку неудобно, но ему придется это сделать.

– Со всем уважением, мистер Дорсон, но боюсь, это невозможно. Списки уже утверждены и занесены в базу, и потом ваша дочь не проходила творческий отбор, даже дополнительные сеансы вы пропустили.

Гарри молча достал из борсетки толстый белый конверт, положил на стол, а затем пододвинул поближе к директору.

– Я уверен, что решение найдется, – улыбнулся Гарри.

Директор Блум несколько секунд неотрывно смотрел на конверт. Никогда в жизни он не получал взятку в таком размере, хотя точно не знал, сколько было денег внутри, но толстая форма конверта говорила за себя. Мужчина ни без труда смог оторвать прикованный взгляд от конверта и вновь посмотрел на Гарри, затем на Эмили, потом снова на Гарри.

– Все же я уверен в своей правоте и уже ничего нельзя сделать, – нехотя и чуть заикаясь, произнес он.

Гарри поставил борсетку на пол, выпрямил спину и, прислонившись локтем к поверхности стола, как можно ближе приблизился к физиономии директора школы.

– Все же я уверен, если вы заглянете в конверт – вы передумаете.

Гарри сказал это очень мягко, мелодично. Он хотел расположить к себе этого человека, а никак не отпугнуть. Но в его стальных глазах читалось принуждение.

Под натиском пристального взгляда бизнесмена мистер Блум подчинился его воле. Он приоткрыл верхушку конверта, который все еще лежал на своем месте, и у него чуть не остановилось сердце – там было слишком много денег. Больше, наверное, чем он получал за всю свою жизнь. Мужчина нервно сглотнул, на лбу его появилась испарина. Раньше ему предлагали взятки, но он никогда их не брал, потому что они были небольшими и не стоили того, чтобы ради них рисковать своей репутацией и репутацией школы в целом. Но рано или поздно в каждом человеке просыпается корысть и, если перед тобой лежит мешок денег, шанс, что ты пройдешь мимо него, ничтожно мал. Даже можно сказать, что никакого шанса нет.

Директор Блум накрыл ладонью толстый конверт и, скользя им по столу, притянул к себе. Гарри Дорсон победно улыбнулся, но даже и не планировал кидать язвительные колкости о продажности людей, ведь это могло спугнуть потенциальную жертву, а ему это было не нужно.

– Какие будут указания? – спросил Гарри.

– Мне… мне будут нужны… – заикаясь, начал Блум, – личное дело вашей дочери и ваше письменное согласие.

– Отлично. – сказал Гарри и достал из борсетки папку с документами. Позвонив с утра в «Эперфилд», он разузнал, что для поступления будет необходимо личное дело, в которое входили характеристика от директора образовательного заведения, несколько фотографий размера 3х4, заключение психолога, а также сведения о дисциплине и нарушениях. Один из подручных людей Гарри собрал все необходимое за час до того, как Эмили пришлось будить. – Где мне подписать?

Дрожащими руками директор Блум полез в компьютер. Найдя необходимый файл, он тут же его распечатал, а затем протянул отцу Эмили.

– Вот здесь напишите ваше имя, и ниже подпись.

Как только Гарри все сделал, он протянул заветный листок мужчине в коричневом пиджаке. Мистер Блум пробежался по документу глазами, вложил его в личное дело Эмили и убрал папку в сторону.

– Замечательно, – сказал директор, а затем обратился к Эмили: – Теперь пройдите в соседний кабинет и получите свою форму.