Текст книги "Сокровище волхвов. Роман-фэнтези"

Часть 2: Берни

Глава 1 в которой маленький Берни встречается с отцом

Теплый осенний день скатился рыжим солнечным диском со склона горы и задержался на подворье старого Эгиля. Ветра не было, и поздние желтокрылые бабочки собирали последний нектар на увядающих соцветиях медвянки. Листья на деревьях и трава уже утрачивали летнюю изумрудную зелень, сдаваясь во власть желтого и оранжевого.

Аста с умилением наблюдала за игрой четырехлетнего сына. Мальчик, смеясь во все горло, носился за щенком Ульви по двору, а тот, высунув от возбуждения язык и радостно виляя хвостом, уворачивался от маленьких, неловких рук Берни. Щенок явно понимал смысл игры и получал от нее не меньшее удовольствие, чем его маленький хозяин. На синеглазом личике малыша ярким румянцем горели круглые щечки, от беготни растрепались и торчали в разные стороны темно русые вихры. Не зря, ох, не зря приклеилось к ее сыну прозвище Берни – медвежонок. Этот добродушный, немного неуклюжий увалень действительно напоминал медвежонка. Вот вырастит, с любовью и нежностью думала Аста, и станет большим и сильным, как медведь – хозяин горных лесов.

Берни на бегу зацепился ногой за какую-то палку и с размаху полетел на землю, беспомощно всплеснув руками. Мать тут же бросилась к нему и подняла, бережно отряхнув одежду.

– Торбьёрн, мальчик мой, не ушибся? – Она поцеловала его и прижала к своей груди, утешая и забирая всю боль себе.

Большие синие глаза наполнились слезами, но ни одна слезинка не пролилась на румяные щеки. Потому что, когда рядом была мама, ласковая, добрая, любимая, родная мама, боль быстро исчезала, пугаясь материнской любви. И спустя минуту малыш уже снова рвался поиграть, побегать со своим четвероногим другом, забыв про неудачное падение.

Так бы и сидела Аста, сложив руки на коленях, пригревшись на солнышке и наблюдая за игрой сына, но в ворота, тяжело припадая на больную ногу, ввалился старый Эгиль, отец Асты. Длинные седые волосы развивались вокруг испещренного сетью глубоких морщин лица, а светлые голубые глаза тревожно мерцали.

– Аста, Аста, – закричал он, задыхаясь от непривычного для старика быстрого шага, – я видел на склоне горы черных всадников! Они скачут в нашу сторону.

Сердце в груди Асты громко бухнулось о ребра и затрепетало, как крылья испуганной птицы. Она вскочила, подбежала к сыну и подхватила его на руки. Мальчик вырывался и брыкался, как норовистый жеребенок, не желая прерывать игру. Ульви задрал голову и растерянно уставился на хозяина, который вдруг взмыл высоко в небо и оказался на руках большой хозяйки. Почему больше не играем? Разве уже пора обедать?..

Женщина бросилась к дверям большого, бревенчатого дома, надеясь укрыться от беды за его прочными стенами. А то, что скачущие черные всадники несли за собой беду, она не сомневалась. Она усадила сына на кровать и, сунув ему игрушки, бросилась к окну. В распахнутые настежь ворота уже въезжали раскрасневшиеся, возбужденные от быстрой скачки, всадники в черных одеждах. И впереди всех – Тормунд – Черный князь.

Окинув холодными, и такими же синими как у Берни, глазами двор, Тормунд спешился и, не глядя, бросил поводья в руки старика Эгиля, точно тот был слугой, а не хозяином богатой усадьбы. Впрочем, для князя Горной Страны все ее жители, богатые и бедные, знатные и никому не известные, были слугами. Эгиль покорно склонился перед господином.

– Где Аста? – бросил Тормунд, внимательно и немного презрительно осматривая хозяйственный двор с конюшней и коровником, крепкий, ухоженный дом, привязанных к изгороди рабочих лошадей, снующих под ногами откормленных кур и гусей, вялившуюся на солнышке на веревке рыбу. Он по достоинству оценил хозяйство Эгиля. Видать тот оказался не только славным воином, каким он был во времена отца Тормунда, но и неплохо управлялся с большим хозяйством, оправившись после тяжелого ранения в ногу. – Где моя жена, старик?

Повторил свой вопрос князь, не дождавшись ответа. Эгиль молча кивнул в сторону дома, хотя сердце его тревожно сжималось от страха за дочь и внука. Из всех дверей и окон дома робко выглядывала челядь. Но, что толку молчать, если вокруг дюжина вооруженных до зубов головорезов князя, готовых по первому же сигналу хозяина выхватить из ножен мечи и изрубить на куски всех и вся.

Откинув с плеча черный, шитый серебром плащ, Тормунд направился к дому. В сенях из-под ног его прыснули в испуге слуги и собаки. Князь молча усмехнулся: его боялись не только люди, но и животные! В теплом сумраке внутренних помещений он видел прячущихся по углам людей, но Асты среди них не было. Это начинало раздражать.

– Аста!! – крикнул он вглубь комнат так, что на кухне зазвенела посуда. Ну, сколько можно прятаться?

Войдя в самую дальнюю от входа спальню, Тормунд наконец увидел бледную от страха жену. Женщина жалась к стене, закрывая собой ребенка.

– Ну-ка, покажи мне его! – приказал князь, резким движением оттолкнув женщину в сторону. Она чуть не упала. – Как ты вырос, сынок, за этот год!

Огромный, черный человек склонился над Берни, сверкая белыми зубами в улыбке, отчего-то напоминающей волчий оскал. Его руки в черных кожаных перчатках потянулись к мальчику и схватили его жестко, словно были железными. Берни стало очень страшно, так страшно, что захотелось плакать и спрятаться от этого чужого человека за маминой юбкой. Он потянулся ручонками к матери и жалобно всхлипнул. Черный человек оторвал его от пола и поднял в вытянутых руках, рассматривая, как забавную игрушку.

– Похож, похож, поганец! В нашу породу пошел! А ну, пойдем, покажу тебя нашим воякам. Вот вырастишь, будешь сам ими командовать.

И, словно, не замечая цепляющуюся за него испуганную женщину, пошел с хнычущем ребенком в руках к выходу. Солнце ударило в глаза Берни, как только вышли на крыльцо. И он зажмурился, чувствуя, как по щекам стекают горячие слезы. Увидев своего господина с сынишкой на руках дюжина головорезов радостно заорала, одобрительно кивая и воздевая к небу пудовые кулачищи с зажатыми в них страшными, вспыхивающими молниями в солнечном свете, мечами.

– Да здравствует Торбьёрн – наследник князя!

– Да здравствует князь! – прокатился многоголосый возглас по двору дома Эгиля.

От этого крика, от прикосновения железных пальцев черного человека, от того, что он висел в этих руках где-то между небом и землей, а мамы рядом не было, маленький Берни еще раз всхлипнул и заревел в голос. Отец удивленно уставился на него.

– Ты чего ревешь, герой? Разве ты не знаешь, что мужчины не плачут? – и улыбка-оскал стерлась с жесткого, словно выточенного из камня лица с синими, пронзительными глазами.

– мама-а-а!!! – кричал мальчишка, пытаясь вывернуться из жестких, сильных рук в черных перчатках.

– Отпусти его, Тормунд! – крикнула Аста, хватаясь за сына, стараясь вырвать его из рук отца.

Тормунд недовольно нахмурился, но ребенка отпустил. Голоса его свиты стихли в ожидании развития событий.

– Эй, Эгиль, старый вояка, что ж ты не приглашаешь гостей к столу? – Князь повернулся к хозяину дома, – Мы устали с дороги, проголодались. Давай, давай, скликай прислугу, пока я не рассердился!

Эгиль и его слуги забегали, засуетились, готовя стол для гостей. Эгиль, припадая на больную ногу, отправился в погреб за брагой, прикидывая в уме, что останется от припасов после этого набега? Ну, да ладно! Лишь бы эти головорезы не напились до скотского состояния.

Но, видимо, князь и не собирался задерживаться в гостеприимном доме Эгиля, потому что попойки не получилось. Воины князя расселись за столом и с жадностью накинулись на угощение, но кружки с брагой отставили в сторону. Тормунд усадил Асту рядом с собой и велел взять сына на руки. Мальчик с опаской поглядывал на страшного человека, который называл себя его отцом. Он видел, как тот белыми крепкими зубами отрывает куски мяса от окорока, а самому казалось, что это волк, страшный лесной охотник, разрывает мощными клыками плоть убитой жертвы. Отец смеялся, что-то рассказывал своим воинам, бросая косые взгляды синих, пронзительных глаз на маму. А та сидела ни жива – ни мертва и молча прижимала к себе сына.

– А ты чего не ешь? – спросил отец у Берни и протянул к нему руку с куском мяса, с которого стекал и капал на стол янтарный жир.

Мальчик испуганно отшатнулся и, обняв мать за шею, спрятал лицо в ее пышных светлых волосах.

– Ну-у-у, так не пойдет! – произнес Тормунд и бросил кусок мяса обратно на блюдо. – Заберу ка я сына к себе, Аста. А то ты плохо его воспитываешь. Капризный, избалованный растет.

– Нет, нет, я его не отдам! – замотала головой мать, еще сильнее прижимая сына к груди, точно хотела растворить его в себе, чтобы уж точно никто не мог его отобрать.

– А разве кто-то ждет твоего согласия? – усмехнулся Тормунд. – Ты мне хоть и законная жена, но знаешь, что мне от тебя был нужен только сын, наследник. А сама ты мне ни к чему. Так что, молчи, женщина, и делай то, что тебе велят. Собирай его вещи!

– Тормунд, не забирай его, он еще маленький, прошу тебя! – жалобно запричитала мать дрожащим от слез голосом.

– Мужчину надо воспитывать с пеленок! А ты из него растишь слабака и неженку. Властителем Горной Страны должен быть сильный и бесстрашный воин, а не маменькин сынок.

– Но ему еще нет даже пяти! – в отчаянии воскликнула мать.

– Ему уже почти пять, Аста! Надо было забрать его еще год назад, ну, да ладно, наверстаем пробелы в воспитании.

– Прошу тебя, Тормунд, не забирай его! – она смотрела на него умоляющими, полными слез глазами.

Тормунд поморщился. Она всегда была слишком мягкой, слишком слабой, плаксивой, а он этого не любил. Разве может такая женщина воспитать настоящего воина? Нет. Пора брать воспитание сына в свои руки.

Он отодвинул стул и встал из-за стола. Вся княжеская свита, дожевывая на ходу угощение, вытирая рукавами мокрые усы, стряхивая с бород крошки пищи, по вскакивала со своих мест следом за господином. Тормунд выхватил Берни из рук матери и прикрикнул на нее:

– Хватит выть! Быстро собирай его вещи!

Берни не понимал, куда его несет по двору на руках черный страшный человек? И почему следом, цепляясь за его плащ, плача и причитая бежит мама? И от ее растрепавшихся на ветру волос, от отчаянных слез мальчику стало так страшно, что он закричал и стал вырываться, извиваясь всем телом и молотя ногами. Но руки в черных перчатках сжимали его как тиски, так, что было трудно дышать.

– Фрейвар, возьми мальчишку! – крикнул князь одному из своих головорезов. Тот, уже сидя верхом на мощном мохноногом жеребце, согласно кивнул кудлатой головой.

Ульви, видя, как уносят его маленького хозяина, как рыдает и тянет за ним слабые руки большая хозяйка, понял, что происходит что-то ужасное и несправедливое, и бросился с громким лаем на чужака, от которого исходил острый запах опасности и беды. Тормунд, скосив глаза на маленького защитника дома, походя отпихнул его ногой. А тот подлетел в воздухе от пинка и с размаха ударился о стену конюшни со странным сухим звуком, будто что-то треснуло или лопнуло… Секунду спустя маленькое тело щенка медленно сползло по стене и распласталось безвольно на земле, напоминая снятую шкурку лесной зверушки. И только быстро стекленеющие глаза не мигая смотрели, как черный человек передает маленького хозяина в руки бородатого воина, усаживая его перед седлом, как падает на колени и бьется в истерике большая хозяйка, а черный чужак, не обращая на нее никакого внимания, вскакивает в седло.

– Будь ты проклят, Тормунд! У тебя нет сердца! – кричала в след скрывающимся за воротами всадникам Аста.

– Мама!! Мама!!! – еще долго несся отчаянный детский крик над тихой долиной, поднимая с насиженных мест встревоженные стаи птиц, будя долгое горное эхо.

Глава 2 в которой появляется одноглазый Атли

Всю дорогу Берни сидел верхом на лошади того бородатого великана, что звался Фрейвар. Обессилев от слез и крика, на которые никто из всадников не обращал внимания, будто они были глухими, мальчик притих, привалившись к твердой, как железо, груди воина и вдыхая запах дубленой кожи и пота.

– Ничего, княжич, – прошептал ему на ухо Фрейвар, – по обвыкнешься, осмотришься на новом месте и тебе понравится. Ты ж мужик! Пора привыкать к жизни настоящего мужчины и воина. А всякие мамки-няньки… Ну их!

Берни трясло и подкидывало при каждом шаге лошади, но усталость и сильные переживания сделали свое дело, мальчик незаметно уснул. Он бы свалился с лошади, если бы не руки Фрейвара, державшие поводья.

Проснулся он, когда подъезжали к княжескому замку. Закатное солнце огненными языками вылизывало небо. Дорога вела к подножию горы. Берни вырос в долине, окруженной со всех сторон горами, но таких гор он еще не видел. На фоне полыхающего огнем неба огромный черный пик тянулся в высь, а на почти отвесной стене слева проступали контуры замка Арнгрей, такого же черного, как и сама гора. Казалось, замок вырастает из мрачных глубин горы, как почка из ствола дерева. Мощная зубчатая стена огораживала высокие, островерхие башни, так же упрямо, как и материнская твердыня, стремящиеся ввысь.

Его новое жилище было совсем не похоже на родной, любимый дом деда, с его теплыми, пропитанными солнцем бревенчатыми стенами, с уютным запахом сухого дерева и только что испеченного хлеба. Всадники друг за другом въехали в кованные ворота и те, что-то ворчливо проскрежетав железными цепями, наглухо закрылись за их спинами. Копыта лошадей звонко цокали по булыжникам. Дворы, дороги, дома, башни в замке – все было из блестящего черного камня. И над всем этим заунывно пел свою песню холодный северный ветер. Берни понял, что попал в царство мрака.

Всадники остановились в большом квадратном дворе, со всех сторон окруженном черными стенами, и спешились. С высокого крыльца большого мрачного дома высыпали слуги встречать хозяина. Берни подхватили на руки и стали передавать от одного слуги другому, пока он не оказался внутри дома.

– Позови Атли! – крикнул Тормунд, снимая перчатки и бросая их слугам. Он двигался стремительно и быстро, точно не было долгой, утомительной дороги, точно усталость не давила на плечи поверх черного, шитого серебром плаща.

Когда появился Атли, мальчик вздрогнул от ужаса. Старик был огромного роста, сед и одноглаз, как верховный бог, а вместо кисти правой руки у него торчала культя, обмотанная белой тряпицей.

– Атли, вот мой сын. – Сказал Тормунд, вместо приветствия похлопав старика по плечу. – Поручаю тебе заботу о нем. Будешь ему вместо матери и деда, вместо нянек и мамок. Подготовь его к школе воинов.

– Ясно, князь. – Кивнул старик, сверкнув голубым, как осколок льда, одиноким глазом. – Это для меня честь! Значит еще нужен старый Атли своему господину?

– Нужен, нужен, дружище! – князь тепло улыбнулся, взглянув на прочерченное глубокими морщинами лицо калеки. – Кто, как не старый вояка Атли, обучит уму-разуму молодежь? Не подведи меня, старик. Мне нужен достойный наследник.

Повернулся и ушел, ни слова не сказав сыну, махнув черным крылом плаща. А однорукий старик уставился своим глазом на Берни.

– Ну, давай знакомиться, княжич! – и улыбнулся… Во рту у него не хватало нескольких передних зубов. А потом протянул левую руку и неловко погладил мальчика по голове. Берни притих, с любопытством и страхом рассматривая ужасного старика.

Атли долго вел новосела по темным крутым лестницам, длинными мрачными коридорами, мимо высоких, окованных железом дверей и стрельчатых окон, пока они не оказались в комнате, в которой предстояло теперь жить наследнику князя. Комната, как ни странно, оказалась большой и не такой уж и мрачной. Может от того, что в углу весело потрескивал горящими поленьями камин, а над кроватью поблескивал шелковыми кистями балдахин, а на полу были расстелены яркие, узорчатые ковры?

Старик позвал слуг, и они быстро принесли мальчику ужин, а потом уложили спать.

– Хочешь, расскажу тебе сказку? – спросил Атли, укрывая мальчика теплым, мягким одеялом.

Тот удивленно уставился в его голубой глаз, подумал и кивнул, соглашаясь. Сказку? Кто же откажется от сказки?

И старик тихим голосом стал рассказывать историю про маленького мальчика волею судьбы оторванного от родного дома, от своих близких. Все было в этой сказке: и безысходная тоска по родному дому, и одиночество, и злые, коварные волшебники, и хитрые бандиты, и приключения, и битвы, поражения и победы. Но в конце концов главный герой обрел верных друзей и добрый дом. И вырос большим и сильным, став князем и предводителем непобедимых воинов.

– А маму он потом увидел? – спросил мальчик, когда сказка кончилась.

Старик посмотрел на него одиноким голубым глазом и сочувственно вздохнул.

– Увидел, конечно, увидел, княжич. Но сначала он стал сильным и смелым воином.

Берни повернулся на бок, подложив под щеку сложенные ладошки, и, уже засыпая, подумал, что тоже обязательно станет сильным и смелым воином, чтобы увидеть маму. Эта мысль помогла ему смириться со случившемся.

Глава 3 в которой в жизни Берни появляется соперник

Прошло несколько месяцев. Зима укрыла белым покрывалом горные долины, а замок Арнгрей, обдуваемый всеми ветрами, оставался черным на черном теле горы. Берни постепенно привык к новой жизни, в которой каждый его шаг сопровождал старый одноглазый Атли. Он познакомил наследника с замком, рассказав, что Арнгрей начал строить еще дед Торбьёрна, а отец продолжил. Что эта цитадель неприступна для любых врагов. Что именно здесь воспитываются лучшие воины Горной Страны, самые смелые и непобедимые в мире. И княжич, если будет слушать своих наставников и упорно тренироваться, тоже станет таким воином.

В те дни, когда над башнями замка свирепствовали ураганные ветра, выстуживая жизнь из больших и маленьких дворов и двориков, сгоняя стражников в укрытия с высоких зубчатых стен, Берни учили грамоте. Ему легко давались буквы, быстро складывающиеся в слова. А вот игры с маленькими, специально изготовленными для него, деревянным мечом и копьем огорчали не только самого княжича, но и его наставника. В его крупном, похожим на медвежонка, теле не было ни ловкости, ни гибкости, ни силы. Меч то и дело выпадал из руки, копье летело не в ту сторону, со свистом пролетая мимо мишени. Он часто падал и ушибался. А вечерами старый Атли втирал в полученные мальчиком за день ссадины и синяки пахучую волшебную мазь, от которой к утру синяки исчезали.

Отца Берни видел очень редко. Тот занимался достраиванием замка, его обустройством или отправлялся в поход со своими воинами. Возвращались из похода обычно с богатой добычей, устраивали веселые пиршества и всякие забавы, в которых детям участвовать не полагалось. Вот тогда приходил отец и дарил сыну какую-нибудь необычную игрушку, трепал мальчика по вихрастой голове и уходил. А Берни с любопытством и интересом изучал подарок.

Однажды отец привел к нему в комнату мальчишку, чуть меньше Берни ростом и, вероятно, возрастом. Незнакомый мальчик смотрел на княжича темными, злыми, чуть раскосыми глазами из-под нахмуренных бровей очень недружелюбно и молчал.

– Вот, Торбьёрн, я привел твоего сводного брата, Стейнара. Он будет жить в замке вместе с тобой. Будете вместе учиться и тренироваться под наблюдением Атли.

Он сделал паузу и, хитро улыбнувшись, добавил:

– Вот думаю, кого из вас сделать наследником? А? Кто из вас хочет стать властителем Горной Страны?

Стейнар поднял голову на отца, сверкнув холодным взглядом, и уверенно произнес:

– Я буду властителем Горной Страны!

Берни подивился такой наглости чужака. Сам он робел перед строгим отцом, побаивался не только разговаривать с ним, но даже смотреть в его синие, пронзительные глаза. А этот… Отец удовлетворенно рассмеялся, блеснув белыми зубами.

– Посмотрим, посмотрим. Ты, Стейнар, сын моей наложницы, то есть не можешь считаться прямым наследником, как Торбьёрн. Но я же князь! В моих силах изменить право наследования. Вот я и посмотрю, кто из вас вырастит самым смелым и сильным, на кого можно будет переложить бремя власти!

Он оставил недовольно нахмурившегося мальчишку в комнате Берни и ушел, посмеиваясь себе под нос и о чем-то размышляя. Так в жизни Торбьёрна появился брат – соперник.

Вскоре два сводных брата привязались друг к другу, хотя общего между ними было очень мало. Торбьёрну легко давалось обучение грамоте и счету, а Стейнар с трудом осваивал азы науки. Ему было трудно сосредоточится на задании, маленькие пальцы не слушались и вместо букв на листе бумаги получались уродливые каракули. Стейнар злился, отчего письмо давалось еще сложнее. Зато в спортивных играх он не то, что не уступал старшему брату, а демонстрировал явные успехи, в отличие от Берни. Стейнар обладал от природы кошачьей гибкостью, быстротой и верткостью ящерицы. Торбьёрн был неповоротливым, но более сильным. Это несходство подталкивало к соперничеству, заставляло обоих стараться там, где было всего сложнее. Так и росли, часто ссорились, а порой и дрались из-за всяких пустяков. Но вмешивался старый Атли, рыкнув на расшалившихся мальцов или раздав тому и другому по подзатыльнику, и через пять минут братья, как ни в чем ни бывало, мирно играли в другую игру.

Торбьёрну исполнилось десять лет, когда отец впервые взял их на охоту. Фрейвар, близкий друг и соратник отца, опекал юных наследников. Его мощный рыжий жеребец шагал рядом, а Фрейвар, бородатый великан, то и дело посматривал, крепко ли держаться в седле мальчишки? Их невысокие смирные лошадки, специально подобранные для обучения верховой езде, неторопливо рысили друг за другом.

Утреннее солнце пронизывало яркими желтыми полосами тихий зимний лес, от чего мягкие снежные шапки на еловых лапах то и дело вспыхивали разноцветными искрами, словно там были рассыпаны драгоценные камни. Лес дремал в утреннем покое, с удивлением разглядывая группу всадников, вспарывающих копытами коней девственную чистоту снежного покрывала.

Берни полной грудью вдыхал вкусный морозный воздух, пропитанный запахом хвои. В безветрии лесные великаны – ели тянули свои мохнатые руки к головам мальчишек, а то и гладили их по лисьим меховым шапкам, стряхивая на них искристые, легкие как пух, сугробы снега. Изредка в кронах деревьев что-то шуршало, щелкало, заставляя ветки качаться и осыпать снег. Белка или куница? Пытался угадать Берни, силясь рассмотреть скрытного лесного жителя, но напрасно. Дважды большая птица пролетела над ними, медленно взмахивая темными, широкими крыльями.

Мальчик опустил взгляд на притороченные к седлу укороченное копье и метательный топорик. Он не был уверен, что справится и метко пустит оружие, если вдруг на него выйдет зверь. А вдруг промахнется? Он не всякий раз попадал в мишень на тренировках, в отличие от Стейнара. Тот был метким и ловким. Если промахнусь, думал про себя Торбьёрн, братец засмеет и всем растреплет в замке, язык то у него длинный и острый…

Вдруг всадники остановились на опушке леса. Отец поднял вверх руку в черной меховой перчатке. С другой стороны опушки кто-то из загонщиков подавал сигнал. Охотники начали растягиваться в линию. Фрейвар махнул мальчишкам, веля следовать за ним. Двигались молча, стараясь не поднимать напрасно шум, не спугнуть зверя. Колючая еловая лапа больно царапнула, махнув по лицу Берни, отчего он на мгновение зажмурился. А когда открыл глаза, то притихший в ожидании лес ожил в одно мгновенье. Пронзительный, звенящий на высокой ноте, свист повис в недвижном воздухе. А потом хлынула лавина звуков: крики, брань охотников, ржание лошадей, звон металла, встревоженные голоса птиц, спугнутых незваными гостями леса. Торбьёрн пригнулся к шее коня и понесся следом за Фрейваром.

Азарт погони захватил его сразу, сдавив горло, не пуская наружу дикий, ликующий крик. Впереди в нескольких шагах, размытая поднятой с земли снежной пеленой, неслась мощная темная фигура Фрейвара. Больше ничего Торбьёрн не видел. Ветви деревьев норовили выцарапать глаза, целые охапки снега летели в лицо острыми, колкими иглами, ветер свистел в ушах. Фрейвар повернул коня и понесся вправо. И тут Берни увидел зверя.

На белом снегу далеко был виден огромный вепрь, темным вытянутым пятном несущийся прямо на него, Берни. Мальчик втянул с шумом носом воздух и выхватил свое копье. Огромный кабан приближался, подгоняемый криками загонщиков. Вот уже стали видны его изогнутые страшные клыки, вставшая дыбом щетина на холке, злые, отчаянные, маленькие угольки глаз.

Смирная лошадка Берни, охваченная азартом охоты не меньше своего хозяина, неслась вперед, взрывая копытами снег, хрипя и выгибая дугой шею. Вепрь приближался. С разных сторон в него полетели копья охотников. Торбьёрн прицелился, размахнулся и со всей силой метнул копье. Орудия смерти настигли зверя почти одновременно в прыжке. Он дернулся, взревел и рухнул на бок, продолжая перебирать ногами, будто еще бежал, спасаясь от своих убийц.

Неужели промахнулся? Думал Берни, натягивая поводья, притормаживая лошадь, чтобы не перемахнуть через убитого зверя. Охотники, пересыпая радостные крики крепкими словечками, спешивались вокруг добычи. Торбьёрн остановился за их спинами. Вепрь лежал на боку, из шеи, живота, груди торчали копья, безжалостно впившиеся в намокшую от крови шерсть. Глаза зверя были открыты и, как показалось Берни, с отчаянием и ненавистью смотрели на людей. Но взгляд их быстро тускнел, стекленел, угасал. Жизнь быстро уходила из него вместе с кровью, вытекавшей из многочисленных ран и окрашивающей снег в невозможно яркий, полыхающий огнем, красный цвет, от которого хотелось зажмуриться или отвернуться.

Никто из охотников не подходил к добыче, пока не спешился сам князь. Тормунд склонился над вепрем, внимательно рассматривая раны. Резким движением он вырвал одно из копий, потом второе и, выпрямившись, поднял копья над головой. Это были укороченные, облегченные копья мальчишек.

– Чье копье? – громко крикнул князь, обводя торжествующим взглядом своих воинов. – Кто же убил зверя?

– Я!! Это мое копье! – звонкий мальчишеский крик пронесся сквозь гул голосов. Стейнар соскользнул с коня и, чуть не падая в глубоком для мальчишки снегу, побежал к отцу.

Глаза Тормунда сверкали от гордости. Он не сдерживал улыбку.

– Это мое копье! – Снова выкрикнул Стейнар, подбежав к князю.

– Молодец, сын, попал в живот кабану. Иди сюда, Торбьёрн! – позвал он второго сына. – А это копье твое?

Второе короткое копье принадлежало Берни. Он спешился и, отчего то робея, пошел к отцу.

– Ты попал в шею. Похоже, смертельный удар! – отец протянул сыновьям окровавленные орудия убийства.

– Нет, это я попал в шею, а он – в живот! – Стейнару до боли хотелось быть тем, чей удар убил зверя, а не ранил. И он готов был вступить в драку, если бы кто-то стал спорить с ним. С вызовом и неприязнью он смотрел на брата.

– Копья то одинаковые, – пожал плечами Берни, – может это мое копье попало в живот.

– Ну что ж, я доволен вами. Для первой охоты совсем не плохо!

Отец достал охотничий нож с широким и длинным, немного изогнутом на конце лезвием, и собственноручно начал свежевать тушу вепря. Нож входил в мертвое тело жадно, с хрустом, точно пожирал чужую жизнь, впитывая чужую силу и мощь. Брызги крови летели вокруг горячими рубиновыми каплями, и снег под ними испуганно таял, сморщивался, испарялся.

– Отец, а можно мне один клык вепря? – спросил Стейнар, расширенными от восторга глазами следя за руками отца, ловко вспарывающими брюхо жертвы.

– Будет тебе клык! – Тормунд вывалил на снег дымящиеся в морозном воздухе потроха.

Торбьёрн отвернулся. От вида окровавленных кишок его замутило и он, взяв копье, стал старательно оттирать его снегом от уже подсохшей крови. А перед глазами стояла картина: мощный, прекрасный в своей первозданной силе, зверь несется по белому снежному полю, сверкая маленькими, хищными глазками…