Текст книги "Сокровище волхвов. Роман-фэнтези"

Глава 4 в которой происходит пробуждение духа настоящего воина

К двенадцати годам Торбьёрн здорово вытянулся и окреп. Однажды отец, осмотрев сына со всех сторон оценивающим взглядом, сказал, удовлетворенно кивнув головой:

– Пора. Готовь его, Атли, к школе воинов. Завтра я устрою смотр.

Что за смотр? Берни, конечно, знал, что такое школа воинов, и всей душой стремился туда попасть, торопя время. Самые сильные и смелые из сыновей княжеских дружинников и из числа родовитых подростков поступали в школу воинов, где обучались искусству рукопашного боя, боя на мечах и ножах, стрельбе из лука и арбалета, постигали науку воевать. Подготовка в школе была столь серьезной, а требования столь высокими, что до конца обучения доходили не все. Многие просто не выдерживали ежедневных многочасовых тренировок, изматывающих тело и душу. Многие из соратников князя мечтали отдать туда своих отпрысков, и, одновременно, боялись. Потому что князь, охочий до жестоких развлечений, иногда устраивал бои среди учеников не до первой крови, а до смерти одного из участников. Но, зато, выходили из школы лучшие, отборные воины, элита, до последней капли крови преданная своему князю. Элита, составляющая основу власти в государстве.

В тот день, дело было весной, Атли, ставший уже совсем старым, долго напутствовал своего воспитанника, давая последние наставления. А потом за Берни пришел один из учеников школы, молодой крепко сбитый парень в полном боевом доспехе.

– Пойдем, княжич, – сказал он, – князь уже ждет.

У Берни внезапно похолодело под ложечкой, но он кивнул, обнял старика Атли и последовал за своим провожатым.

Тормунд решил устроить показательные бои во дворе здания, где располагалась школа. В центре двора толстой веревкой ограничили круг, за который не полагалось выходить. Зрители стояли по бокам, а на высоком крыльце установили кресло с резной деревянной спинкой для самого князя. Берни стоял в толпе молодежи, немного робея, и то и дело поглядывая в сторону отца. Он пытался понять, как истолковать решение отца отправить его в школу сейчас, не дожидаясь обычных 13-ти лет. Хотя по росту и крепости он не уступал 13-тилетним новобранцам. Он подумал и решил, что все-таки ему стоит гордиться. Значит отец видит в нем будущего воина, верит в него. А доверие отца он очень хотел оправдать. Поэтому выпрямил спину и развернул плечи, когда громкий голос назвал его имя, вызывая на бой в центр круга.

Противником его оказался крепкий, мускулистый отрок лет четырнадцати с уверенным, холодным взглядом. Наставник вручил бойцам окованные железом щиты и короткие боевые мечи. Торбьёрн повертел в руке меч, оценивая его тяжесть, и половчее надел щит на левое предплечье. Он был готов показать отцу все, чему он научился за несколько лет у старого вояки Атли. А тот был хорошим учителем.

– Ну, что ж, – с хищной улыбкой произнес отец, подняв правую руку, – Сварт, сын моего лучшего друга, покажи этому мальчишке, чему научился в школе воинов. И не смей поддаваться! Если он продемонстрирует слабость и безволие, убей его. Мне не нужен наследник – слабак и неженка! Все меня поняли?! – и обвел страшным, сверкнувшим сталью взглядом присутствующих.

Кто-то молча кивнул, кто-то одобрительно загудел, жадный до кровавых зрелищ, кто-то захлопал в ладоши, радостно принимая условия игры. Сварт поклонился князю и посмотрел на своего противника оценивающе. Он знал, что если будет думать о том, что перед ним сын князя, наследник, то проиграет и вылетит из школы. Что тогда скажет его отец? По головке точно не погладит. Значит он будет думать, что перед ним враг, смертельно опасный враг. Он сузил глаза и сжал рукоятку меча.

Князь резко опустил руку, подав тем самым сигнал к началу боя. И противники стали медленно двигаться по кругу, примериваясь, оценивая, рассчитывая, как нанести удар по ловчее. В ту секунду, когда на солнце сверкнул молнией клинок в руке противника, Берни собрался и выставил щит, встречая удар. Удар оказался неожиданно сильным и откинул его на шаг назад. Он сделал замах и попытался достать противника. Но тот ловко увернулся. Меч Берни просвистел в двух ладонях от плеча Сварта. Тот даже улыбнулся, искривив в насмешке жесткий рот.

Дальше все стало происходить с невероятной скоростью. Сварт опасно приблизился и стал наносить удары, явно намереваясь закончить бой в ближайшие две минуты собственной победой. От первого удара Торбьёрн увернулся, второй угодил в щит, а третий просвистел у самого уха, резанув острой болью по плечу. Меч Сварта легко, как бумагу рассек плотный кожаный рукав, льняную нижнюю рубаху и обжог правое плечо в самой середине. Рукав стал стремительно намокать, пропитываясь кровью.

Берни в растерянности отступил на шаг, потом еще на шаг, прячась за щитом, пытаясь укрыться от сыплющихся на него безжалостных ударов. Сердце громко стучало в горле, мешая дышать, отдаваясь в висках гулкими ударами. Он что, с ума сошел? Пронеслась в голове испуганная мысль. Он же меня убьет!.. Он меня уже убивает… Как беззащитного зайца, способного только убегать, сверкая пятками… Но я же не заяц! Я не заяц, и просто так не дамся. Он меня, конечно, убьет, но я еще заставлю его помучиться! Волна ярости и возмущения всколыхнулась где-то в глубине груди, вырвавшись звериным рыком. Лицо княжича исказила гримаса ненависти и он сломя голову бросился на противника.

Правая рука перестала чувствовать боль, и меч в ней засверкал, заискрился в лучах солнца, разбрызгивая яркие солнечные блики вокруг. Глухие удары зазвучали с удвоенной силой. Берни нападал, теснил противника к краю круга, заставлял защищаться, уворачиваться, отступать.

Сварт, в угаре боя оскалил зубы и сделал резкий выпад, целясь острием меча в горло противника. Но Торбьёрн, приняв мечом лезвие Сварта, сделал неуловимое движение и меч в руке того вывернулся и полетел в сторону, звонко ударившись о камни, вылетев за пределы круга. Сварт упал, пытаясь прикрыться щитом от безжалостного клинка озверевшего противника. Такого поворота событий он не ожидал и растерялся. А Торбьёрн перехватил рукоятку меча так, чтобы ловчее было всадить его в лежащего противника. Но тут подал голос князь и противники замерли.

– Остановите бой! – Он поднялся во весь рост и с довольной улыбкой стал громко, размеренно хлопать в ладони, выражая свое удовлетворение зрелищем. Хлопки подхватили в толпе наблюдающих. И спустя минуту весь двор гудел, ликуя и славя юного княжича, сумевшего победить превосходящего по силе противника.

А Торбьёрн, у которого силой вытащили из руки меч и отобрали щит, стоял на внезапно ослабевших ногах и шатался, чувствуя, как силы быстро покидают его, как мелко подрагивают, словно в ознобе, мышцы рук и ног, как железными зубами вцепляется в раненое плечо боль, как пульсирует кровь в висках, как кружится голова и все плывет вокруг. Он бы упал, если бы Атли, стирая с единственного глаза набежавшую слезу, не подхватил бы его здоровой рукой, и не потащил из центра страшного, жестокого круга.

Берни не помнил, как оказался в своей комнате на кровати, укрытый теплым одеялом. Все тело ломило от усталости, в раненом плече пульсировала боль. Атли достал свою чудодейственную мазь и, смазав неглубокую, но болезненную рану, наложил повязку из чистой тряпицы. Как ему удавалось ловко делать это одной рукой, Берни не понимал.

Пришел Стейнар и сел на край кровати возле брата. Глаза его горели восторгом.

– Ну, ты даешь, Берни – медвежонок! Ты же неповоротливый, как медведь, а так лихо уделал задаваку – Сварта! – воскликнул он, с восхищением рассматривая раненого брата.

– Еще раз назовешь меня медвежонком – убью, – тихо предупредил его Берни.

Стейнар с удивлением посмотрел на него.

– Как чуть не убил Сварта?

– Угу.

– Стейнар, – обратился к младшему брату возившийся с мазями и бинтами Атли, – сегодня наш Берни раз и навсегда стал Торбьёрном. Забудь про медвежонка, дружок!

Глубоким вечером отдыхающего после боя Торбьёрна позвали к отцу, который устроил со своими воинами пир в честь первой победы наследника. Берни нехотя встал с постели. Его одолевала слабость, шатало при каждом шаге. Но разве можно отказать князю?

В большом мрачном зале за длинным столом собрались все друзья и соратники князя. Стол ломился от яств и крепких напитков. В массивных канделябрах потрескивали свечи, бросая тусклый, колеблющийся свет на пирующих. Уже находясь в состоянии хорошего подпития, воины громко разговаривали, смеялись, рассказывали сальные шуточки под взрывы громоподобного хохота. Во главе стола восседал отец. Увидев растерянно застывшего в дверях сына, он помахал ему рукой, указывая на место рядом с собой. Торбьёрн прошел вдоль стола под одобрительные взгляды, кивки и похлопывания по плечу бывалых вояк.

– Садись, сын! – приказал отец.

Берни молча сел рядом. Слуги мгновенно поставили перед ним тарелку с угощением. Но есть совсем не хотелось. Хотелось задать отцу один вопрос, мучивший Берни с момента боя. Но решиться задать его он никак не мог.

– Вот теперь я вижу, Торбьёрн, что мужское воспитание дает результат. И неплохой результат. А твоя глупая мать не хотела тебя отпускать. И кем бы ты сейчас был при маминой то юбке? А? – синий взор сверкнул холодным блеском, от которого по спине мальчика побежали мурашки.

За долгие годы, что Берни рос в замке Арнгрей, он почти забыл мать. Лицо ее совсем не помнил, только ощущение тепла и нежности от ее рук, прижимающих его, маленького, к своей материнской груди. Но и эти воспоминания он старательно гнал от себя. Потому что они делали его слабым и беззащитным. Но государю Горной страны не нужен был слабый и беззащитный наследник.

– Отец, а почему вы не стали жить вместе с мамой? – вдруг спросил он и без робости взглянул на отца.

– Она сама ушла от меня. – Ответил тот, пожав могучими плечами. – Ей, видите ли, не понравилось, что у меня, князя, помимо законной жены есть множество наложниц, с которыми я люблю проводить свободное время. Но разве кто-то спрашивал ее мнение? Я – князь, я – хозяин, и сам решаю, достаточно ли мне одной жены. Но она осмелилась спорить со мной! Я возмутился и ударил ее пару раз, так слегка, чтобы показать, где ее место. На следующий же день она забрала тебя, новорожденного, и вернулась в родной дом. Так что, это был ее выбор, сынок. Женщины – особый народ, с ними надо уметь обращаться. Я тебя научу, когда подрастешь. А пока самым главным становится умение обращаться с оружием!

Кто-то из пьяных гостей встал из-за стола с кубком в руках и провозгласил очередной тост за князя и его отпрыска. Гул голосов, поддержавших тост, повис в мрачном зале плотной пеленой, сквозь которую уже не слышно было голоса соседа. Когда же все снова принялись за еду, Торбьёрн повернулся к отцу.

– Скажи, а если бы сегодня Сварт убил меня?

Он пристально взглянул в глаза отца, пытаясь в их глубине найти ответ. Неужели ему не было страшно за жизнь родного сына? Неужели он бы не проронил ни одной слезинки, если бы сын погиб в том бою? Но в синей глубине сверкал горный лед. Отец ответил с беззаботной улыбкой:

– Но ведь не убил! В тебе, Торбьёрн, течет моя кровь. А я бы никогда не сдался без боя и, скорее, умер, чем проиграл. Так что я был уверен в тебе. Надеюсь, и ты теперь уверен в себе, в собственных силах.

– Не знаю, уверен ли… – Покачал головой Берни. – Мне было очень страшно, отец.

– В первый раз всем страшно. Я сам прошел через это в таком же примерно возрасте. Мой отец, твой дед, был безжалостным и сильным человеком. Но только такой и может стать настоящим князем.

– Ты любил своего отца? – Берни вдруг потянуло в первый раз в жизни на откровения с отцом. В первый раз в жизни он завоевал право говорить с ним на равных, ну, почти на равных.

– Любил, уважал, почитал, учился у него многому. И я надеюсь передать тебе постепенно все знания, полученные от него, и те, что приобрел сам в течение собственной жизни. Честно скажу, сын, я сильно сомневался, что из тебя получится нечто стоящее. Ты был таким неуклюжим увальнем… Но этот бой показал, что в тебе живет дух воина! Ведь ты победил не силой, ты конечно слабее Сварта, и даже не волей. В тот момент, когда ты заглянул в глаза собственной смерти, в тебе проснулся дух настоящего воина! И только тогда ты победил. Теперь важно этот дух вырастить и укрепить. Для этого и существует школа воинов. В школе тебе будет трудно, никто не будет относиться к тебе, как сыну князя и наследнику. Тренироваться будешь на равных с другими мальчишками. Но только так ты сможешь стать для них своим. И, когда вы вырастите, они пойдут за тобой на смерть. И служить будут преданно и честно. А ты, будучи князем, будешь ценить их и уважать. Вот так и строится сильная государственная власть, сынок.

Глава 5 в которой Берни учится в школе воинов, а его отец делится мудростью

Ох, и тяжело давалось Торбьёрну обучение в школе воинов. Два часа тренировок с утра, два – после обеда, плюс верховая езда и теоретические занятия. От физических нагрузок к концу дня тело наливалось свинцовой тяжестью, каждая мышца ныла и молила о пощаде. Ежедневно приобретаемые синяки цвели на руках и ногах яркими диковинными цветами с радужными переливами цвета от фиолетового до светло желтого. Свежие ссадины быстро покрывались коричневыми сухими корками и жутко зудели, заживая. На ладонях от рукоятки меча образовались твердые, выпуклые мозоли. В круговерти похожих один на другой дней Торбьёрн различал только два всепоглощающих чувства, владевших всем его существом, чувство усталости и голода. Постоянно хотелось спать и есть. Вечером будущий воин с трудом доползал до кровати и, рухнув на подушку, тут же засыпал глубоким, без всяких сновидений сном. Утром он просыпался таким голодным, что готов был съесть быка. Благо, кормили их сытно и обильно.

После первого удачного боя Торбьёрн сразу стал своим среди учеников школы, даже старшие отнеслись к нему без ожидаемых издевок и насмешек. Только Сварт, тяжело переживавший позорное поражение от сопляка, молчал и старался держаться от княжича подальше. А друзья долго и обидно поминали его проигрыш, отчего Сварт раздувал ноздри, покрывался сердитым румянцем и сжимал кулаки. Несколько вспыхнувших на этой почве потасовок были прерваны суровыми наставниками, а задиры потом выясняли отношения в темном и холодном подвале, куда их сажали на несколько часов остыть и успокоиться, заодно лишив ужина.

Несколько месяцев спустя Торбьёрн с удивлением обнаружил, что втянулся в четкий ритм занятий и тренировок, привык к нагрузкам. А в редкие выходные дни, когда никаких тренировок не было, его тело, налившееся упругой силой, даже скучало и требовало привычных нагрузок. Но в такие дни нередко отец звал его к себе, и они много разговаривали, что сын очень ценил. В таких беседах передавалась мудрость поколений от старшего к младшему. Тормунд не гнушался сам, лично, показать хитрый удар или тайный, известный только ему, прием рукопашного боя. А сын жадно учился, мысленно повторяя и повторяя движения, которым его учил отец, впитывая науку, как губка.

Летом всех учеников школы разделили на две группы и одних отправили в горы, а других на побережье Великого моря. Торбьёрн попал в первую партию и две недели вместе с товарищами учился сплавляться по горным рекам, преодолевая пороги и стремнины. Умение плавать пришло само, как способ выживания. А куда деваться, если тебя бросают в реку, течение несет вперед, а выплыть можно только с помощью собственных рук и ног? Так и научился. А заодно научился верить в себя и испытывать чувство удовлетворения от преодоления собственных страхов и слабостей.

Настоящим чудом стали две недели, проведенные на море. Их учили мореплаванию, учили править рулем, ловить парусом ветер, грести на веслах. И всякий раз, когда лодка, подрагивая на ходу, подпрыгивая на волнах, поскрипывая снастями, летела по морю в сторону яркого, плавящегося в синеве солнечного диска, Торбьёрн испытывал невыразимый восторг. Ему казалось, что он сам сливается в единое целое с лодкой и летит, летит в бескрайнее море, словно чайка, кружащая в вышине, рассекающая острыми крыльями упругий ветер.

После возвращения с моря ученикам школы воинов предоставили две недели для отдыха, дав возможность съездить в родные дома, побыть с семьями, похвастаться своими достижениями, приобретенными за год. Торбьёрн проводил это время с младшим братом, бесконечно рассказывая и показывая то, чему сам научился. Стейнару не терпелось скорей присоединиться к старшему брату и постигать науку побеждать. Он завидовал белой завистью успехам Берни-медвежонка, искренне недоумевая, как этот увалень умудряется не уступать другим сверстникам в воинском искусстве?

Однажды их вызвал к себе отец и лично повел по длинным, мрачным коридорам замка в подземелье, где располагалась тщательно охраняемая государственная сокровищница. Тормунда, помимо двух вооруженных охранников, сопровождал хлипкий седой старичок со слезящимися бледно голубыми глазами, глядящими на подростков с интересом и доброй улыбкой. Старичок оказался государственным казначеем и хранителем сокровищницы. Без него даже сам князь не мог попасть в святая святых, потому что ключи от сокровищницы были только у него. Звали старика Хьярти.

Поплутав по лабиринту подземных ходов с низкими, мрачными полукруглыми сводами над головой, путники оказались перед окованной железом дверью. Князь вытащил из железного кольца в стене горящий факел и поднес к двери, освещая замок, с которым долго возился Хьярти. Он все промахивался слабыми, покрытыми морщинами и старческими пятнами, руками с массивным ключом мимо замочной скважины. Отчего то волновался старый казначей. А факел шипел и потрескивал, освещая подземелье неровными, красноватыми всполохами.

Наконец тяжелая дверь со скрипом медленно растворилась, впуская в сокровищницу нежданных посетителей. Взору мальчишек предстало обширное, теряющееся в темноте помещение, заставленное ящиками и сундуками. Отец, продолжая держать факел, прошел внутрь и стал открывать перед изумленными сыновьями заполненные золотом и драгоценными камнями сундуки. Хьярти замер у двери.

Из разинутых пастей сундуков высовывались сверкавшие в свете факела горы золотых и серебряных монет, переливались радужными бликами самоцветы, тускло поблескивали тяжелые диадемы и браслеты, жемчужные ожерелья сахарными горками застыли между изумрудными и сапфировыми реками и островами…

– А-а-х! – вздохнул, глядя завороженно на все это великолепие, Стейнар. В глазах его отражались красные огненные блики. – А потрогать можно, отец?

– Можно! – усмехнулся Тормунд. – Тем более, что все это когда-то будет принадлежать одному из вас.

Стейнар перебирал с благоговением холодные, сверкающие камни, подносил к глазам монеты, рассматривая чеканный рисунок.

– Значит все это принадлежит князю? – От еле сдерживаемого восторга голос его дрожал, а чуть раскосые глаза расширились и стали почти круглыми.

– Все это принадлежит князю, – кивнул Тормунд.

Князь порылся в груде драгоценностей в одном из сундуков и достал массивный перстень с алмазом. Свет факела дробился о его грани и рассыпался яркими радужными бликами вокруг, завораживая юных княжичей.

– Как вы думаете, дети мои, чем больше всего должен дорожить правитель, что крепче всего должен держать в своих руках? – спросил Тормунд, не отрывая холодного взгляда с прищуром от перстня.

– Золото? Сокровища? – выпалил Стейнар.

– Нет. – По губам отца бродила странная задумчивая улыбка. – Не угадал, сын мой.

– Его воины, соратники? – немного подумав ответил Берни.

– И ты не угадал, Торбьёрн. Власть! Вот, что самое ценное и важное для правителя! А власть, она, как вот этот прозрачный камень, должна быть крепкой, как алмаз, и многогранной, как бриллиант. И грани эти – ум, расчет, хитрость, сила, целеустремленность, умение управлять людьми. И вот когда ты владеешь всем этим, то понимаешь, что нет на свете ничего слаще абсолютной, безраздельной власти! Никакие сокровища мира не могут сравниться с этим.

Свет факела и радужные блики от перстня смешивались в глазах князя и казалось, что в их глубине горит темный огонь. И жутко было смотреть в эти синие пылающие глаза. Так жутко, что по спине Берни побежали мурашки. Он вздрогнул и решил отвлечь отца от задумчивого созерцания перстня.

– Этим золотом ты оплачиваешь работу мастеров, что достраивают замок? – поинтересовался Торбьёрн, заглядывая под крышку очередного сундука. Во всех ящиках и сундуках было одно и то же: золото, камни, драгоценные украшения.

– Этим, сынок, этим. Молодец, что задал такой вопрос, – Князь бросил на старшего сына удовлетворенный взгляд, – потому что правитель страны должен в первую очередь думать не о собственной выгоде и наживе, а о процветании государства. Запомните, дети мои, что золото никогда не является целью, а только средством, средством достижения других, более важных и весомых целей.

– А откуда ты берешь столько золота? – поинтересовался Торбьёрн. От блеска сокровищ у него уже рябило в глазах.

– Есть много разных способов получить деньги. – Усмехнулся князь. – Добыть из горной породы, собрать с подвластного тебе народа в виде дани, обменять на хлеб или шкурки ценных лесных животных. Но мне больше всего нравится другой способ!

– Какой? – живо повернулся к отцу старший сын, уже потерявший интерес к сокровищам.

– Заставить других правителей сопредельных государств отдать тебе свое золото добровольно. – Синие глаза Тормунда хитро поблескивали, в уголках губ дрожала улыбка. Он получал огромное, доселе не виданное удовольствие, уча уму-разуму подрастающее поколение и чувствовал себя при этом великим мудрецом, что было, несомненно, приятно.

– Как это, добровольно отдать? – изумился Торбьёрн.

– Да кто ж его отдаст добровольно, красоту такую? – вставил Стейнар, перебирая монетки.

– А вот для этого, дети мои, и существует страх.

Князь закрыл сундуки, не обратив внимания на разочарованный вздох младшего сына, и, положив руку на плечи старшего, повел всех к выходу. Экскурсия в недра сокровищницы подошла к концу.

– Запомните, дети мои, страх – великая сила! Страх за жизнь свою или своих близких заставляет людей с легкостью расставаться с накопленным, жертвовать все, что имеешь, лишь бы избавиться от этого страха. А ваша задача, как правителя, уметь вызвать этот страх в нужный момент. А потом ждать, когда сокровища потекут в ваши закрома и подсчитывать прибыль. Умение вызывать страх и лежит в основе власти князя. А орудием, вызывающим страх, и являются его лучшие в мире воины! Понятно вам?

– То есть соседей нужно припугнуть так, чтобы они были готовы заплатить за свою жизнь?

– Ты ловишь мои мысли на лету, сынок! – обрадованно кивнул князь. Не глуп, совсем не глуп старший из сыновей! – При виде наших вооруженных до зубов воинов у правителей соседних княжеств поджилки трясутся. И они готовы платить и платить много, лишь бы эти воины не приходили в их дома с обнаженными мечами, лишь бы не жгли дома и не убивали население, не угоняли в плен, лишь бы самим правителям этих княжеств гарантировали жизнь и сохранение власти. Все очень просто, сынок!

– Значит, наши воины таким способом принуждают платить дань соседних князей? – Торбьёрна все больше интересовали вопросы, связанные не с боевым искусством, а с управлением государством.

– Именно таким. Благодаря вооруженным отрядам, прозванным в народе «черными всадниками», все соседние княжества, что раскинулись между Горной страной и Королевством пиланов, по сути своей являются моими вассалами, хоть и сохраняют видимость независимости. Но все они связаны по рукам и ногам различными договорами, а больше всего страхом. Вот и платят безропотно дань, и солдат своих присылают при необходимости для поддержки, и соглашаются со всеми моими решениями, не споря. Если ты боишься (а они очень бояться!), значит не будешь спорить и возражать. Так что, Торбьёрн, учись вызывать страх у окружающих. Но для этого ты сам не должен ничего бояться. Ты должен вытравить из своего сердца страх.

– А вот я ничего не боюсь! – вмешался в разговор Стейнар. Его сильно задевало то, что отец разговаривает с братом, как будто он, Стейнар, вообще ни при чем! В конце концов еще не известно, кто станет из них князем!

Тормунд широко улыбнулся и потрепал младшего сына по голове.

– Да, ты молодец, сынок, из тебя получится сильный и бесстрашный воин на зависть всем остальным!

Вышли из хранилища. Пока старый казначей закрывал замки, князь вернул на место горящий факел и вся группа, в сопровождении вооруженной охраны, двинулась по гулким подземельям в обратный путь. А перед глазами Стейнара все еще мерцали таинственным, волнующим светом алмазы и рубины, сапфиры и изумруды, переливались радужными бликами голубые и розовые жемчужины…