Текст книги "Друг мой, враг мой"

Часть третья

* * *

Мама позвонила и попросила зайти к ней на работу после занятий. Алина недовольно нахмурилась: что еще за важные дела у матери?.. Ей хотелось прошвырнуться с подругами по модным магазинам, а не тащиться через полгорода в парикмахерскую.

Но материнский голос в телефоне был строг и требователен. Пришлось повиноваться.

Распахнув дверь парикмахерской, Алина с порога потребовала объяснений:

– Ну что случилось, мам? Что за спешка? Почему я должна откладывать все дела и переться сюда, в такую даль?

Тамара выглянула из-за угла и радостно улыбнулась, будто и не слышала возмущенную тираду дочери.

– О, а вот и моя доченька, моя красавица Алиночка!

Алина про себя подивилась некоторой театральности в голосе мамы и слащавой улыбке. Но тут из парикмахерского кресла поднялся незнакомый и совершенно лысый мужчина лет сорока, мазнул по лицу девушки безразличным взглядом и полез в карман за деньгами.

– Ну как, Сергей Борисович, все хорошо? Вы довольны? – подобострастно улыбаясь, засуетилась вокруг клиента Тамара.

– Конечно, Тамарочка! Я всегда доволен вашей работой.

Мужчина провел ладонью по блестящей после бритья лысой голове и улыбнулся.

Он был невероятно, вопиюще некрасив! Грубые черты лица, тяжелый подбородок, кривой после перелома нос. Если к этому прибавить маленькие, глубоко посаженные бледные глазки и почти бесцветные брови и ресницы, станет понятна реакция девушки, которая еле сдержалась, чтобы не показать свое отвращение. Урод, натуральный урод! Но зато одет он был с иголочки: дорогой костюм серо-синего цвета ладно сидел на высокой, крепкой фигуре, голубая рубашка с такого же цвета шелковым галстуком. Все подобрано в тон, все новенькое и модное. Урод оказался щеголем.

Пока Сергей Борисович расплачивался с администратором, Тамара выволокла из подсобки два большущих пластиковых пакета с продуктами.

– Вот, доча, надо отнести домой. Мне еще до позднего вечера работать, а тут скоропортящиеся продукты. Их срочно нужно в холодильник.

– Да ты что, мам?! – Алина обалдела, увидев эти мешки. – Как я их до дома поволоку? Они же тяжелые! А у меня еще и своя сумка с учебниками.

– Ничего, как-нибудь, постарайся, – уперлась мать, совершенно игнорируя жалобную мину дочки.

– Ну, мам…

– Давай, давай, бери пакеты и иди домой. Можешь на автобусе несколько остановок проехать. Ничего страшного.

– Да я умру по дороге! – возразила Алина, с ужасом понимая, что отвертеться не получится. – Сейчас в автобусе же толпа народа. Меня просто раздавят с этими пакетами.

– Не раздавят, – стояла на своем Тамара, постепенно подталкивая дочь к выходу и всовывая ей в руки груз.

– Если хотите, я могу вас подвезти, – неожиданно вмешался в их препирательства «урод», расплатившись и убирая кожаное портмоне во внутренний карман пиджака. – Я на машине.

– Ой, Сергей Борисович, – всплеснула руками Тамара и заулыбалась, – вы так любезны! Алиночка будет очень рада, если вы ее подвезете. Да тут недалеко, особенно если на машине.

Сергей Борисович надел кашемировое пальто, легко подхватил оба пакета и направился к выходу. Едва дверь за ним захлопнулась, как Алина зашипела на мать:

– Мам, что это за тип? Страшный такой! Просто Фантомас.

– Это Сергей Князев, деточка, хозяин сети магазинов готовой одежды. Богатый и совершенно неженатый, я проверяла.

– И что, что богатый и неженатый? Он же урод натуральный!

– Для мужчины красота не главное! – возразила Тамара, выталкивая на улицу упирающуюся дочь.

– А что главное?

– Кошелек! – И мать захлопнула дверь парикмахерской перед носом возмущенной Алины.

Та немного потопталась на пороге, но делать было нечего, надо ехать домой с мамиными злополучными покупками.

Раздался сигнал автомобиля, и девушка обернулась: из-за руля шикарного «мерседеса», припаркованного в десяти шагах от парикмахерской, ей махал рукой Сергей Борисович. Удивленно подняв брови и внимательно рассматривая машину, Алина медленно подошла.

Ехали молча. Алина опасалась, что этот лысый урод начнет заигрывать с ней, а то и приставать. Но мужчина внимательно смотрел на дорогу, а на нее не обращал никакого внимания.

Подъехали к дому Климовых.

– У первого подъезда, пожалуйста, остановите, – попросила девушка.

– Конечно.

Припарковав машину, Князев вылез со своего водительского места, распахнул дверцу перед пассажиркой и любезно протянул руку, помогая ей выбраться наружу. Пока Алина рылась в сумочке, доставая ключи от квартиры, Сергей Борисович открыл багажник и вытащил пакеты с продуктами.

– Спасибо вам, – выдавила из себя вежливую улыбку Алина.

– Я донесу до квартиры. Они тяжелые.

Девушка хотела возразить, что и сама справится, но наткнулась на стальной взгляд светло-серых глаз и осеклась. Ну и пусть несет! Ей же легче.

Князев бодрым шагом поднялся по лестнице на третий этаж и опустил свою ношу перед дверью квартиры.

– Ну что ж, Алина, рад был с вами познакомиться, – произнес он теплым бархатным баритоном, окинув девушку с головы до ног таким взглядом, что у нее подогнулись колени и пришлось привалиться плечом к стене.

Улыбнулся, заметив ее замешательство, повернулся и стал быстро спускаться по лестнице, решительно стуча каблуками дорогих замшевых ботинок.

– Ух… – выдохнула Алина, чувствуя, как чужая мужская энергия окутывает ее, лишая собственной воли и сил.

С трудом, по одному, перетащила пакеты с покупками в коридор и постаралась выбросить из головы этого типа. Хотя, конечно, спасибо ему за помощь.

Алина бы и забыла о нем, но на следующий день курьер принес им домой огромный, роскошный букет цветов. Имя отправителя не было указано на вложенной между бутонов роз маленькой открыточки с изображением алого сердечка. Но Тамара так многозначительно посмотрела на дочь, так торжествующе улыбнулась, что называть имя вслух и не понадобилось.

«Слава богу, получилось!» – подумала Тамара, вспоминая, как забегала, засуетилась, обнаружив в журнале записи клиентов фамилию «Князев». Надо было за очень короткий срок не только выполнить свою работу, но и сбегать в магазин, накупить продуктов для создания убедительной ситуации.

Но трюк все-таки удался!

* * *

Понять, чем он так провинился перед судьбой, что их с Дрёмовым определили в одно подразделение, Саня так и не смог. Но факт оставался фактом: служить им теперь бок о бок целый год!

Не сговариваясь, оба парня старались держаться подальше друг от друга. Но жить приходилось в одной казарме, под одной крышей, в столовой сидеть за одним столом и заниматься, отрабатывая боевые навыки, на одном полигоне.

Сначала полтора месяца они проходили боевое слаживание в Псковской области, в военной части. Потом их перевезли на Донбасс – на учебный полигон, поближе к фронту. Там предстояло закрепить приобретенные умения и отработать те мелочи, которым нельзя научить в учебных тыловых базах, но которые совершенно необходимы в реальном бою.

Инструктором в их подразделении оказался мужик лет сорока, местный, донбасский, из первой волны мобилизованных в 2014-м, да так и оставшийся воевать. Позывной Старый никак не вязался с его подтянутой, сухопарой фигурой. Получив ранение на передовой, он не стал после госпиталя валяться на диване в своей донецкой квартире, а попросился инструктором на полигон, обучать пополнение. Раненая нога еще побаливала, и в конце рабочего дня Старый начинал прихрамывать, хотя изо всех сил старался не показать свою слабость.

Отрабатывали работу в двойках. По закону подлости напарником Лиса оказался Дрёмов. Чертыхаясь про себя, Саня нехотя зарядил автомат и пошел к отметке, с которой начиналось упражнение. Встав за его спиной, Джексон сплюнул с досады себе под ноги, но промолчал.

Дав команду, Старый внимательно смотрел на своих подопечных, подмечая все недостатки и ошибки. Но пятая пара – совсем молодые парни Лис и Джексон – все больше беспокоила его. Да что ж они вытворяют?! Он внимательно пригляделся: неужели они умудряются толкать друг друга локтями и подставлять ноги? Черт побери этих сопливых мальчишек!

– Пятая пара, ко мне! – рявкнул Старый, перекрывая голосом трескотню автоматов.

Нехотя, словно их оторвали от любимой компьютерной игры, парни подошли к наставнику. Тот с минуту внимательно смотрел им в глаза, словно пытаясь заглянуть в душу. Наконец сказал тихо, так, чтобы никто кроме них не услышал:

– Слушайте меня внимательно, пацаны. Не знаю, что вы там между собой не поделили на гражданке, но вы пришли воевать. Игрушки кончились. Здесь, если ты не прикрыл товарища, – значит, его убили. И если товарищ не прикрыл тебя, – значит, тебя убили. Иначе не бывает. Так что оставьте все распри, споры и ссоры там, в большой России, – инструктор махнул рукой куда-то в сторону, – и начинайте воевать по-настоящему. Вот вернетесь домой, тогда и выясните отношения. Если вернетесь живыми. Поняли меня?

Старый с удовлетворением заметил, как щеки ребят заливает смущенный румянец. Значит, им стыдно. Это хорошо!

– Ну, поняли?! – повысил голос инструктор.

– Так точно, – буркнул Лисин, опустив глаза. Эхом ему ответил Дрёмов.

– Тогда – на позицию! Отрабатываем движение в двойке.

Подхватив автоматы, легкой трусцой парни поспешили на свое место. На ходу, не поворачивая головы, Джексон произнес:

– Слышишь, Лис, а ведь Старый прав. Давай свои непонятки оставим на потом.

– Давай, – пожал плечами Саня. В глубине души он испытал даже какое-то облегчение, словно суровый наставник выразил словами то, что давно уже накипело в душе и не давало спокойно жить. – Мы ведь сюда воевать пришли, а не выяснять отношения.

– Вот именно.

Спустя полчаса Старый поставил две галочки в блокноте возле фамилий Лисин и Дрёмов, означавшие полное и безошибочное выполнение учебного задания.

* * *

Рота, в которую их определили, базировалась в большом селе, пару месяцев назад освобожденном от нацистов. Впрочем, от села осталось немного: несколько чудом уцелевших хат да множество больших куч битого кирпича и обгорелых скелетов построек.

Лис, выглядывая из кузова грузовика, в котором их везли в пункт временного расположения, с трудом верил своим глазам.

Зима заканчивалась, и разрушенное врагами село смотрелось картинкой из апокалипсиса. А ведь совсем недавно здесь вдоль улиц стояли веселые, выкрашенные в разные цвета крепкие хаты, утопающие в зелени садов. Ухоженные огороды тянулись на задворках. А за ними зеленели поля, бесконечные поля. Сейчас же военная техника месила грязь на раздолбанных дорогах. Обглоданные осколками деревья тянули черные ветки к серому небу. Полуразвалившиеся дома таращились на проезжавших мимо слепыми глазницами выбитых окон.

Мурашки пробежали по спине Сани, когда машина остановилась возле иссеченного осколками высокого железного забора с некогда нарядными, украшенными завитушками воротами. Но ржавчина и рваные дырки от осколков превратили их в решето.

Новобранцы посыпались из кузова грузовика, прихватив с собой нехитрые военные пожитки.

– Вот это хоромы! – хохотнул высокий красивый парень на пару лет старше Лиса с мускулистой фигурой завсегдатая спортзала. Звали его Артём Летунский, позывной – Горец. Он поправил автомат на плече, подхватил свой рюкзак и пинком распахнул ворота. Ржавые створки жалобно заскрипели. – За мной, парни!

Следом за Горцем прошли через на удивление чистый двор, где каждая мелочь, казалось, была на своем месте: вот пустые ведра стоят стопкой в сторонке, вот несколько ящиков из-под боеприпасов сложены в аккуратный штабель, у крыльца в уголке притулился веник. Из-за угла хаты выглядывал полуразвалившийся сарай. Да и сама хата выглядела жалко: левый ее угол обрушился, над провалом нависли остатки крыши, дребезжа на ветру помятыми листами железа. Все окна в уцелевшей части дома были забиты фанерой, досками, затянуты полиэтиленовой пленкой.

– Мы здесь жить будем? – с веселым любопытством Горец постучал в дверь и распахнул ее, не дожидаясь разрешения.

Остальные потянулись за ним.

Встретили их хорошо, радушно. Батальон за последние пару месяцев сильно потрепало, поэтому пополнение ждали с нетерпением. Троих новобранцев усадили за стол и накормили почти по-домашнему.

Хозяйничал над кастрюлями добродушный дядька за сорок с позывным Дым Дымыч. Школьный учитель физкультуры, мобилизованный, в мирной жизни звался Дмитрием Дмитриевичем. Ученики, конечно, сократили имя-отчество педагога до Дим Димыча. А в батальоне, учитывая его склонность к кулинарии, уже переиначили в Дым Дымыча.

Обед подходил к концу, когда входная дверь хлопнула и в комнату вошел высокий, крепкий мужик лет тридцати с суровым, словно высеченным из камня лицом, оказавшийся командиром взвода с позывным Горыныч.

Ребята невольно вытянулись по стойке смирно. От командира веяло мощью и силой былинных витязей, хотя прозвище намекало на сказочного трехголового змея.

Познакомившись с новобранцами, выяснив кто, откуда и с каким багажом полезных знаний и умений пришел в подразделение, Горыныч подумал немного и заявил:

– Ладно, парни, даю вам пару дней освоиться, а потом на передовую. Рыть окопы.

– А чего это окопы рыть? – недовольно фыркнул Горец. – Мы же штурмовики!

Горыныч хмыкнул, сощурив голубые глаза.

– Ну, во-первых, штурмовать пока нечего. Мы уже который месяц в глухой обороне сидим. А во-вторых, для штурма нужны хорошие, надежные окопы. Вот ими вы и займетесь. Если театр начинается с вешалки, то война – с окопов. Чьи окопы лучше, тот обычно и побеждает.

Спать устроились прямо на полу, расстелив спальные мешки. Но в комнате с заколоченными окнами было на удивление тепло, чему несомненно способствовала печь-буржуйка, уютно потрескивавшая в углу.

– Окопы им копать надо, – ворчал Горец, ворочаясь с боку на бок. – Лучше бы нары нормальные соорудили, чтобы не на полу спать.

– Цыц, мелюзга! – цыкнул на него из другого угла Солёный. – Нары еще заслужить надо.

Горец притих, не стал вступать в спор. И Саня был с ним внутренне согласен. Уж очень смахивал на зэка этот Солёный. Легко было представить, что тощий, заросший неопрятной щетиной, со злыми глазами тип много лет топтал зону. Каким ветром занесло его на фронт?

Но поразмыслить на эту тему Лис не успел. Дневная усталость, новые впечатления быстро сморили его, и парень погрузился в глухой, тяжелый сон.

* * *

Утром после завтрака все разбрелись по своим делам. Горец отправился посмотреть село, Джексон чистил на ступенях крыльца автомат, а Лис подсел к возившемуся у плиты Дым Дымычу.

– Дымыч, так ты тут за повара? – поинтересовался он.

– Не, я обыкновенный гранатометчик. Просто люблю готовить. Когда возвращаюсь с ротации[1]1
  Ротация – регулярная взаимозамена личного состава воинских частей при выполнении поставленных задач через определенное время.


[Закрыть] с передка, меняю оружие на кастрюли и сковородки. Надоедают же ребятам эти сухпайки, консервы бесконечные. Хочется еды нормальной, домашней. Вот я и стараюсь приготовить что-нибудь вкусненькое.

– Здорово! – Лис окинул заинтересованным взглядом хозяйство Дымыча и предложил: – А давай я тебе помогу?.. Правда, я готовить не умею, только яичницу пожарить да пельмени сварить.

– Ну помоги, коль не шутишь, – улыбнулся повар и протянул парню кастрюлю, полную мытой картошки. – Почисти. Только шкурку снимай тоненько. А то некоторые помощники, – Дым Дымыч бросил неодобрительный взгляд на Солёного, заряжающего патронами автоматные магазины, – любят половину картошки в очистки пустить. А нас теперь много, надо экономить.

– Дымыч, а что за командир у нас и почему его Горынычем кличут?

Лис аккуратно счищал кожуру с больших розовых картофелин, а сам внимательно слушал.

– Почему Горыныч – не знаю. Когда я сюда попал, он уже командовал взводом. Вообще-то он местный, с Донбасса, в армию еще в четырнадцатом сразу после школы пошел, в ополчение. До сих пор воюет. Честно скажу, хороший у нас командир. С ним не пропадёшь. Но строгий! А без строгости тут никак нельзя. С солдатами как с детьми: если не дисциплина, то бардак.

Солёный встал со своего места, сложил в ящик заряженные магазины и вышел на улицу.

Дым Дымыч в большой миске стал смешивать остатки еды, добавил туда содержимое банки тушенки, достал еще пару мисок поменьше.

– Надо войска хвостатые покормить, – заявил он с усмешкой.

– Что еще за войска? – поинтересовался Лис, споро орудуя ножом.

– Да тут в селе люди-то поуезжали, а живность домашняя осталась. Собаки, кошки. Немцы[2]2
  Немцы – распространенное среди участников спецоперации название военнослужащих ВСУ.


[Закрыть], оставляя село, сильно его утюжили из артиллерии. Сам видишь, что осталось. Смотреть больно. А животные, они к людям тянутся. Вот я их и подкармливаю. Каждый день, как по команде, стоит на пороге появиться, со всех сторон бегут Васьки да Шарики, задрав хвосты. Тощие, грязные, оборванные, но бегут. Жалко животинок.

– Расскажи про Солёного. Что он за человек? Из «сидельцев»?

– Угадал. Сидел он, но это давно уже было. Солёный с тех пор вернулся к нормальной жизни, семьей обзавелся, дом построил. В каком-то агрохолдинге трудится на Ставрополье. Очень недоволен был, что его мобилизовали. Не успел, говорит, ремонт в доме доделать, хотя совсем немного оставалось. Вот теперь с нами воюет.

Лис бросил в ведро с водой последнюю очищенную картошину и вытер мокрые руки тряпкой. Дым Дымыч, с ловкостью заправского официанта уместив в одной руке три миски, другой распахнул дверь, выходя во двор.

Застегивая камуфляжную куртку, Лис вышел на крыльцо. Ночью шел снег, а к утру подтаял. И весь двор покрывали мелкие лужицы. Грязь в такую погоду в полях стояла непролазная, отчего боевые действия по всему фронту затихли. Только артиллерийские дуэли периодически нарушали тишину грохотом разрывов.

У ствола старой яблони, нещадно посеченной осколками, стоял Дымыч, а вокруг него крутилась целая толпа мелкой живности. Коты, вытянув столбом хвосты, задрав круглые ушастые головы и растопырив усы, жалобно мяукали и пытались тереться о ноги своего кормильца. Бывшие дворовые стражи энергично махали бубликами хвостов и старательно заглядывали в глаза человеку, ожидая угощения.

А Дым Дымыч со светлой улыбкой на лице расставлял миски с едой вокруг себя. Пока кошки и собаки, урча от удовольствия, опустошали их, он ласково поглаживал то одну, то другую пушистую спинку широкой ладонью.

– Действительно, целая армия, – усмехнулся Лис, стоя возле Дрёмова.

Тот держал в руках вычищенный новенький автомат и рассматривал его с каким-то детским восторгом.

– Ты о чем? – переспросил Джексон.

– Я про питомцев Дымыча. Видал, сколько их?

Джексон положил оружие на колени и поднял взгляд на повара и толпу живности у его ног.

– Да уж… С такой армией нам никакие мыши и крысы не страшны. – И вдруг добавил: – Представляешь, что они пережили, когда хозяевам пришлось уехать, бросив их, а по поселку била артиллерия? Думаю, многие погибли.

Лис промолчал, заключив про себя: «Да, вот такое оно, военное время».

В ворота влетел Горец с радостной физиономией.

– Парни, я козу нашел! – бросился он к товарищам, разместившимся на крыльце и наблюдавшим за кормежкой приблудной фауны.

– Какую козу? – поднял на него глаза Джексон.

– Самую настоящую! Белая такая, с рожками. Блеет все время так противно. И глаза как пуговицы.

Горец скорчил физиономию, которая, видимо, должна была изображать козу с пуговичными глазами.

– В третьем от нас доме по правой стороне улицы живет какая-то бабка. Вот у нее эта коза. В ней же несколько килограмм отличного мяса! Нам всем на неделю хватит. А то что мы все консервами давимся? Вон Дымыч из нее что-нибудь вкусное сварганит.

Лис и Джексон переглянулись, обменявшись встревоженными взглядами. Мимо них прошел Дымыч с пустыми мисками, а его подопечные быстро разбегались со двора во все стороны.

– Ну что застыли, братаны? Идем экспроприировать козу? – хлопнул по плечу Саню Горец. Глаза его уже горели в предвкушении легкой добычи.

– Ты ничего не перепутал, Горец? – испытующе посмотрел на него Джексон. – Что за экспроприация?

– Что, пацаны, – надменно хмыкнул боец, – слово для вас незнакомое? А книжки надо было в школе читать, и не только учебники.

– Да знаем мы, что такое экспроприация! Вот только мы сюда как освободители пришли, а не как захватчики. Чувствуешь разницу?

Санька не ожидал увидеть в глазах Джексона такой отблеск стали.

– А ну пошли, Лис, посмотрим, что за старушка там живет.

Он закинул автомат на плечо и решительно пошел к воротам. Лис и Горец – следом.

С лица Горца медленно сползала самодовольная улыбка.

* * *

Анна Петровна с трудом доволокла ведро с водой от колодца до крыльца дома и опустила его на нижнюю ступеньку. Счастье, что в их дворе есть колодец. А то ведь который месяц нет ни электричества, ни газа. А без воды совсем бы пропала!

Под ногами крутился тощий рыжий кот, старательно тыкаясь круглой головой ей в ноги, как будто бодался.

– Ну что ты, Рыжик, что ты?

Старушка неловко погладила зверька по спине и снова подхватила тяжелое ведро. Вода от резкого движения плеснула через край.

– Бабуль, может, помочь? – раздалось за спиной так неожиданно, что Анна Петровна вздрогнула и опустила ведро на землю.

Обернулась. Во дворе возле распахнутой калитки стояли три парня в военной форме с российскими шевронами.

– Да я вроде сама пока справляюсь, сынок, – пробормотала старушка и растерянно опустила натруженные руки.

Один из парней подошел к ней и легко, без малейшего усилия поднял ведро.

– Куда поставить-то?

– Так в прихожку ставь, на скамеечку.

Джексон поднырнул под низкую притолоку и вошел в дом. Справа заметил скамеечку и на ней пустое ведро. Поставил рядом полное, постаравшись не расплескать воду.

– Где у вас колодец? – спросил у хозяйки, беря в руки ведро.

– Пойдем, покажу.

Старушка была маленькой и щуплой, словно внезапно постаревшая девочка. Из-под шерстяного платка выбивались седые пряди. Джексон глянул на ее руки – узловатые, искореженные тяжелой работой, морщинистые. Как-то эти натруженные руки не вязались с остальным хрупким обликом.

Они прошли через двор, завернули за разбитую снарядом пристройку. Из земли торчало бетонное кольцо, аккуратно прикрытое круглой железной крышкой.

– Звать-то вас как, бабушка? – спросил Джексон, снимая крышку и набирая в ведро студеную колодезную воду.

– Анной Петровной кличут.

– Давайте мы вам побольше воды наносим, про запас чтобы.

– Ой, спасибо, сынок, ой, спасибо! – всплеснула руками старушка и заметалась по двору, собирая свободную тару под воду. – У меня ж ведь и козочка есть, и курочки. Им тоже пить надо. Раньше целый птичник был, а теперь всего три несушки остались. Да несутся плохо, война и на курей действует.

Вернулись к крыльцу. Лис уже собирал по всему двору поленья и носил к колоде, к которой был прислонен топор-колун.

– Ничего, если мы вам дрова поколем? – спросил Лис, хватая колун и поигрывая им в руках.

– Поколи, сынок, если не трудно, – обрадовалась Анна Петровна.

Двое парней занялись хозяйственными делами. Только третий недовольно хмурился и бесцельно слонялся по двору.

Когда дрова были наколоты и сложены в поленницу, вода натаскана, подгнившая ступенька крыльца починена, а из подвала поднят мешок с картошкой, Анна Петровна позвала неожиданных помощников в хату.

– Пойдемте, хлопчики, я вас молочком угощу. Белянка моя молоко вкусное дает, сладкое. Даже не знаю, что б я без нее делала! Кормилица моя.

Всем троим были выданы кружки с густым козьим молоком. Горец брезгливо принюхивался к необычному запаху напитка.

– Пей, пей, сынок, козье молоко слаще, да и полезнее коровьего. В нем, говорят, витаминов много.

Молоко действительно оказалось очень вкусным. Парни выпили его с удовольствием.

– Как же вы тут живете, Анна Петровна? – поинтересовался Джексон, окидывая взглядом убогое жилище.

Уцелевшей после обстрелов оказалась только треть дома, практически одна жилая комната. Для сохранения тепла окна были забиты досками и заложены мешками с песком – от осколков, – но прикрыты цветастыми занавесками. Маленькая печурка согревала убогий военный уют. На деревянном столе в плошке белел огарок свечи.

– Да вот так и живем. А что делать? – ответила старушка.

– А почему не уехали? – вставил Лис. – Разве вас не эвакуировали?

– Эвакуировали. А как же! Да только куда ж мне ехать? Дочка-то у меня с внуками в России живет, в Мурманске. Ей и без меня хлопот хватает. А тут же мой дом, муж мой схоронен в конце огорода… – Анна Петровна замолчала на минуту, взгляд ее стал рассеянным и пустым. – Его осколком убило, когда Украина нас обстреливала из пушек. Много тогда домов побило, считай, почти все село. Вот моего Коленьку и зацепило, когда он в подвал бежал через двор… Я его сама и схоронила под яблонькой. Куда ж я теперь от его могилки-то уеду? Нет, хлопчики, никуда я не уеду, тут останусь свой век доживать. Да и живность у меня тут – козочка да курочки. Да вот еще кот Рыжик.

Вдруг Анна Петровна встрепенулась, будто что-то важное вспомнила, улыбнулась тепло и предложила:

– А вы заходите ко мне, когда молочка-то захочется. Я вам и налью по кружечке, да и с собой дам. Солдатам-то витамины ой как нужны.

Уходили парни с трехлитровой банкой козьего молока, принятой в дар, и пятью куриными яйцами в картонной коробке из-под конфет.

– О, какие мы богатые! – радовался Горец, прижимая к груди коробку с яйцами. – Попросим Дым Дымыча, чтобы сварил нам рисовую кашу на молоке, да со сливочным маслицем! М-м-м, вкуснота! А еще можно блинчиков напечь.

– А чего кашу рисовую-то? – поинтересовался Джексон, неся банку с молоком осторожно, как хрустальную вазу, чтобы только не уронить и не расплескать. – Можно и манную.

– Я манную не люблю! – заявил Горец.

– А я люблю, – возразил Лис. – У меня бабушка такую манную кашу варила, что язык проглотить можно было. Она поваром в детском саду работала… Как думаешь, Джексон, если попросить Дымыча, он выделит этой Анне Петровне несколько банок тушенки да крупы какой-нибудь? Неудобно как-то на халяву молоком затариваться.

– Конечно, выделит!

Вернулись в свою располагу[3]3
  Располага (разг.) – расположение роты, казарма.


[Закрыть]. Первым в дом вошел Горец, возвестив с порога:

– А мы тут харчей заработали! Давай, Дым Дымыч, принимай товар!

Ночью Сане приснилась его бабушка Анна Ивановна. Она смотрела на внука добрыми глазами и ласково гладила его по голове, как будто он все еще был маленьким.

* * *

На передовую выдвигались ранним утром, еще в темноте. Неожиданно выяснилось, что рыть окопы Джексону и Лису придется вдвоем, потому что Горец заболел. Прихватило живот, и он лежал в своем спальнике, свернувшись клубочком, с таким трагическим выражением лица, что уходящие на ротацию бойцы старались двигаться на цыпочках и говорить шепотом, чтобы не потревожить страдальца.

Только Солёный смерил Горца презрительным взглядом и, сплюнув себе под ноги, вышел на улицу.

На окраине села их ждал БТР, такой грязный, что издали смахивал на земляную кучу. Рюкзаки с личными вещами покидали внутрь, сами расселись на броне.

– Держитесь крепче, пацаны, – посоветовал Дым Дымыч. – Поедем быстро. Если свалиться с брони на скорости, то, сами понимаете, костей не соберем.

Проскочили несколько километров как на крыльях. У Лиса свело вцепившиеся в скобу пальцы, а глаза слезились от встречного ледяного ветра. Тут-то он и понял, для чего нужна балаклава. Ночами еще подмораживало, и лужи схватывались хрусткой ледяной корочкой, а расползшаяся грязь каменела.

Их высадили в какой-то лесопосадке. Дальше шли пешком по едва заметным тропам, растянувшись длинной шеренгой с расстоянием не менее десяти метров между бойцами. Как объяснил Солёный, возглавлявший их группу, чтобы минимизировать потери от разрыва мины.

Вышли на позиции. В окопе перекинулись парой фраз с теми ребятами, что возвращались по ротации в располагу. Старались не шуметь, как будто в передовых окопах немцев, расположенных метрах в семистах, могли их услышать. Бойцы, уходящие в посадку, в предутреннем зыбком тумане казались призраками, сотканными из этого самого тумана.

В окопах под ногами чавкала жидкая грязь. Нырнули в неприметную дыру, оказавшуюся блиндажом. В тусклом свете свечи пространство выглядело довольно большим и обжитым, даже уютным. На столе стояли несколько алюминиевых кружек с чаем, специальные деревянные настилы заменяли кровати, чтобы не спать на земле. Но все равно было холодно.

– А чего без печки? – поинтересовался Джексон, окидывая взглядом блиндаж.

– Всё, парень, забудь о печке, о костре и вообще об огне на ближайшее время, пока в располагу не вернешься, – похлопал его по плечу Солёный. – У врага коптеры с тепловизорами. Для него такая печка – отличная мишень. Так что греться будешь работой. Вот сейчас чай попьем и – вперед, окопы рыть.

Чай грели на газовой горелке, и та была тщательно укрыта со всех сторон.

Лис напряженно прислушивался к далеким взрывам. Кто-то из «богов войны» вел артиллерийскую дуэль, но далеко, очень далеко от них.

После чая новобранцам вручили лопаты и отправили на рытье окопа.

– Хороший будет денек! – заявил Джексон, задрав голову и рассматривая совершенно чистое небо и плавающий над горизонтом в легкой дымке солнечный диск.

– Ошибаешься, – возразил Дым Дымыч, вызвавшийся проконтролировать начало окопных работ. – Это для вражеских коптеров хороший денек. А для нас – опасный. Так что держите ухо вострó, ребята, не расслабляйтесь.

И ушел, свернув за угол траншеи, оставив парней одних.

Подтаивающая почва влажно лоснилась на срезе, когда лопата оттяпывала очередной шмат земли, разрывая паутину из тонких, похожих на веревки корней. Берцы по голеностоп тонули в маслянистой жиже. Утешая себя тем, что приказы, какими бы они ни были, не принято обсуждать, Лис и Джексон копали. Единственным положительным моментом было то, что они согрелись, даже жарко стало.

Солнце золотой медалью сияло высоко в небе, приближаясь к самой высокой точке небесного купола, когда послышался громкий крик: «Птица!.. Все в укрытие!»

Голос был такой напряженный, что парни не узнали, кому он принадлежит.

– Что за птица? – поинтересовался Лис, поднимая глаза к облакам.

Черные штрихи в вышине изредка прочерчивали голубую ткань неба.

– Хрен ее знает, – пожал плечами Джексон и вонзил лопату в землю, решив передохнуть.

Из-за угла окопа выскочил Дым Дымыч и махнул им рукой:

– В укрытие, парни! Над нами коптер! – и снова скрылся из вида.

Ребята переглянулись, подивившись поспешности сослуживца. Но приказ есть приказ! Прислонили лопаты к стенке свежего окопа, не торопясь повернулись в сторону блиндажа.

Они успели сделать всего несколько шагов, когда справа за бруствером оглушительно грохнуло и тряхануло так, что Лис полетел прямо лицом в грязь. И тут же по шлему и бронику забарабанили комья вывернутой взрывом земли.

– Б…! – выдохнул Джексон, механически присевший на корточки и прижавший ладони к ушам.

– Вот так птичка! – попытался пошутить Лис, выплевывая грязь изо рта.