Текст книги "Никита ищет море"

Дарья Варденбург
Никита ищет море

Воскресенье. Никита выручает пленника

Бабушка чиркнула спичкой о коробок. Спичка длинная, как карандаш, а на большом коробке нарисован охотник с двустволкой. На голове у охотника – зеленая шляпа с воткнутым в нее пестрым желто-бурым пером, на ногах – зеленые сапоги.

– Давай мы как будто охотники… – заговорил Никита и тут же осекся, смутившись.

Бабушка не ответила. Поднесла горящую спичку к куче прошлогодних колючек. Пых! Колючки мгновенно вспыхнули.

В кармане кофты у Никиты забарахтался мышонок. Если бы не этот мышонок, Никита нипочем не остался бы с бабушкой. Мама и папа привезли Никиту сюда, в деревню, отдыхать – так они сказали. А сами намеревались вернуться в город – работать. Никита не мог этого допустить и по дороге в деревню придумал план: как только мама и папа соберутся уезжать, он вцепится в них мертвой хваткой и не разожмет рук, пока они не заберут его с собой. Будет кричать и выть, пока они не сдадутся. Пусть они целый день работают – он согласен сидеть в квартире один на один с компьютером и ждать их. Он будет слушать аудиокниги, смотреть фильмы, срисовывать из интернета Тора, Локи и Железного человека и питаться хлопьями с молоком. Он не хочет проводить свои дни на природе и дышать деревенским воздухом. Таков был план. Но появление мышонка все изменило.

Этого мышонка Никита спас. Точнее, случайно вытряхнул его из кота. Когда папа и мама уже собрались уезжать и надели рюкзаки, а Никита собрался раскрыть рот и заорать, во дворе у бабушки появился кот. Кот походил на плешивый валик от старого дивана, у него недоставало одного уха и одного глаза, а выражение морды было до того мрачным и презрительным, что Никита опешил и без звука захлопнул свой рот. Папа с возгласом «Котик!» схватил одноухого бандита в охапку и сунул Никите в руки. Никита растерянно прижал к себе напрягшегося кота. Тот начал вырываться, Никита испугался и, вместо того чтобы выпустить зверюгу, еще крепче сжал руки. Кот извернулся, разинул пасть и испустил громкое скрипящее «ме-е-еу!». И прямо из его пасти Никите на сгиб локтя выпал крошечный бурый мышонок. Никита разжал руки, кот мягко упал на землю и тут же рванул в сторону. А Никита не дыша уставился на замершего на локте мышонка. Потом очень осторожно поднес к нему свободную руку и взял в ладонь. Мышонок, почти невесомый, сидел на ладони и дрожал. У него были длинные и тонкие задние лапы, как у тушканчика. Хвост-палочка – короткий и прямой. Глаза – две черные бусинки. Родители переглянулись, и папа, кашлянув, наклонился к Никите. «Ты теперь за него отвечаешь, – сказал папа. – Будешь кормить его овсянкой, гречкой, сухими макаронами». «И в блюдечко воды налей», – сказала мама. Папа стал советовать Никите, куда можно посадить мышонка на ночь, чтобы он не убежал. Мама добавила, что надо укрыть мышонка тряпочками, чтобы он ночью не замерз. И как-то само собой получилось, что Никита со спасенным мышонком остался у бабушки, а мама с папой уехали.

Объятые пламенем колючки затрещали и задымили. Бабушка, закрывая лицо от дыма, громко крякнула. Мышонок дернулся и спрятался в карман.

– Не бойся, – еле слышно прошептал Никита. – Это двоюродная бабушка.

Что за зверь такой – двоюродная бабушка? «Что за зверь такой» – это папина присказка, он всегда так говорит. Никита вспомнил об уехавшем папе и почувствовал, как будто кто-то толкнул его в сердце.

Дым накинулся на Никиту, окутал его со всех сторон, залез в глаза, нос и волосы. Никита зажмурился, и слезы потекли по щекам. «Это из-за дыма, это не я плачу», – решил Никита и вышел из серых облаков, растирая глаза руками.

Бабушка сунула руки в карманы грязного, когда-то белого комбинезона. Она стояла, отставив в сторону правую ногу в дырявой кроссовке и уставившись на огонь. Ее седые волосы, собранные в хвост, торчали пальмой над головой, бурое от загара лицо было похоже на картошку, красные оттопыренные уши – на помидоры. Бабушка выпрямила плечи, отвела взгляд от костра и посмотрела на Никиту, прямо ему в глаза. Никита хотел сказать, что плачет от дыма, но слова застряли на полпути и подбородок задрожал. Никита развернулся и побежал к воротам. Рукой он придерживал карман с мышонком. Выскочив на дорогу, Никита остановился и поглядел в ту сторону, куда ушли недавно мама и папа. Пыльная дорога, покрытая песком и щебенкой, бежала к далекому шоссе. Там мама и папа сели на автобус и уехали в город. Догонять было уже некого. Никита всхлипнул, втянул слезы и сопли обратно, наклонился, схватил несколько камней и принялся со всей силы кидать их в ту сторону, куда ушли родители. Он хотел догнать их, полететь за ними птицей, но крыльев-то у него не было, и он посылал один белый камень за другим, как белых почтовых голубей.

Потом он стал кидать все реже. Последний камень он просто выронил и устало плюхнулся на дорогу, вытянув ноги и опершись руками о колючую щебенку. Спохватился, заглянул в карман – мышонок поднял нос и зашевелил усами, принюхиваясь.

– Ты в порядке? – тихо спросил Никита. – Извини, пожалуйста.

Слева стоял бабушкин забор. Справа тянулся луг. По лугу шел, помахивая хвостом, коротконогий пес. Сверху пес был черный, как будто обуглившийся на солнце, а снизу – светло-коричневый. Хвост пса был вздернут к небу и качался из стороны в сторону, загибаясь вопросительным знаком, как будто пес постоянно задавался вопросами. Что нового? Что происходит? Мальчик, ты что тут?

Никита огляделся по сторонам и подумал: действительно, что я тут? Солнце садилось, со стороны леса потянуло прохладой. В животе заурчало от голода. Никита поглядел на бабушкин забор, вздохнул и поднялся на ноги.

* * *

– Овощи? Овощи я не люблю.

Бабушка, ничего не ответив, воткнула в гору тушеных овощей вилку и пододвинула тарелку Никите. Положив и себе порцию, бабушка села за стол, разложила на коленях салфетку и принялась есть, сидя с прямой спиной.

Рядом с Никитой стояла табуретка, на табуретке лежала перевернутая крышка от трехлитровой банки. В крышке сидел мышонок и грыз сухую гречку. В синюю пластмассовую крышечку от бутылки Никита налил воды и поставил мышонку под нос. Тот понюхал воду, замер над ней на секунду и снова вернулся к гречке. Никита так и не понял, попил мышонок воды или нет.

Оторвав взгляд от мышонка, Никита наклонился над своей тарелкой, понюхал овощное рагу и взялся за вилку.

– А колбасы нет? – спросил он, прожевав кусок морковки.

Бабушка покачала головой.

– Почему? – спросил Никита, подцепляя на вилку кружок кабачка и поднося его к глазам.

– Не ем, – ответила бабушка.

– А я ем, – сказал Никита.

Бабушка, отведя взгляд, продолжила есть. Никита сунул в рот кабачок и заел его куском хлеба.

– Ба… бушка, – с трудом проглотив хлеб с кабачком, сказал Никита, – ты можешь колбасу завтра купить?

– Купи сам, в деревне магазин есть, – предложила бабушка.

Сам? Никита еще никогда не ходил в магазин сам. С одной стороны, это здорово: пойдет, как нормальный человек, за продуктами и купит все что захочет. С другой стороны… как-то боязно, с другой стороны-то. Как это вообще делается?

Задумавшись, Никита съел полтарелки овощей.

– Все, больше не могу, – опомнившись, сказал он и отодвинул тарелку.

Бабушка прикрыла его тарелку салфеткой.

– Завтра доешь.

Что, завтра опять это жевать? Никита нахмурил брови. Бабушка встала, налила чай и поставила перед ним темно-синюю кружку. На кружке был нарисован телескоп, вокруг телескопа шла какая-то надпись. О…се…о…ри…

– Что это? – спросил Никита, проводя пальцем по надписи.

– Обсерватория астрономического института, – ответила бабушка.

– Ты там была?

Бабушка помолчала, отхлебнула из своей кружки и стала смотреть куда-то в пространство за левым плечом Никиты. Никита обернулся, обвел глазами кухню, но в пространстве ничего интересного не было. По холодильнику шагала муха.

– Спасибо за ужин, – поднимаясь, сказала бабушка.

Никита повернулся обратно и в недоумении поглядел на нее.

– За что мне-то спасибо?

Но бабушка уже занялась мытьем посуды, и к Никите была обращена ее спина в рыжей майке и седой затылок с пальмой. Журчала вода, звенели тарелки, молчала бабушка. Хорошо, что у Никиты есть мышонок, а то не миновать ему тоскливого настроения. Никита слез со стула, сел на пол перед табуреткой и приблизил нос к жующему гречку мышонку.

– Твоя комната наверху, – через плечо сказала бабушка.

* * *

Пыхтя и напрягая все силы, Никита тащил вверх по лестнице велосипед. Лестница была слишком узкая и слишком крутая, а велосипед – слишком тяжелый. После долгой и отчаянной борьбы Никита одолел три ступеньки. Послышались шаги, и к лестнице подошла бабушка. Она молча наблюдала, как Никита тянет велосипед на четвертую ступеньку и как велосипед срывается вниз и вновь оказывается на третьей ступеньке.

– Помоги, – пропыхтел Никита.

Бабушка покачала головой.

– Пусть стоит на улице, как стоял, – сказала она. – Его никто не украдет. – Помолчав, она добавила: – Ворота на ночь запру.

Никита яростно замотал головой и попробовал рывком поднять велосипед на четвертую ступеньку, но велосипед выскользнул из взмокших ладоней и загрохотал вниз по лестнице. У ног бабушки велосипед завалился на бок и замер, подняв вверх рога руля.

– Я… я, – проговорил Никита и с ужасом понял, что сейчас снова заплачет.

Он собирался объяснить бабушке, что хотел поставить велосипед рядом со своей кроватью, потому что велосипед был его другом, родным существом – существом из дома. Велосипед приехал с ним сюда из города, и в автобусе Никита держался за его рога, представляя, что едет не на автобусе, а на велосипеде. И сегодня Никита хотел уснуть, положив ладонь на седло своего друга. Без велосипеда спать в чужом доме, на чужой кровати, когда мама далеко и не почитает книжку, – это уж слишком! Но Никита не смог ничего этого объяснить. Если он сейчас скажет хоть слово, рыдания вырвутся на волю.

Бабушка подняла велосипед, выкатила его на улицу и поставила возле крыльца. Сходила к воротам, заперла их. Вернулась в дом, поднялась на три ступеньки по лестнице и положила руку на затылок Никиты. Никита сидел, уткнувшись носом в колени. Бабушка постояла рядом с ним, держа руку на его спутанных вихрах.

– Мультфильм можно? – пробурчал Никита.

– У меня нет телевизора, – ответила бабушка.

– А в интернете? – спросил Никита, немного приподняв голову и оторвав раскисший нос от коленей.

– У меня нет интернета. И компьютера нет.

Никита застыл, глядя на мокрые пятна на своих коленках.

– Ты книжки привез какие-нибудь? – спросила бабушка. – А то у меня только взрослые.

* * *

Никита лежал под одеялом в одежде. Дома он всегда спал без одежды, даже без пижамы, потому что так свободнее. Но здесь, у бабушки, он не смог заставить себя раздеться. Так и залез в кровать – в штанах и майке. Только сандалии снял.

Рядом с кроватью стояла трехлитровая банка с мышонком. Никита положил в банку пару своих носков, чтобы мышонку было чем укрыться, насыпал немного овсянки и поставил синюю крышечку с водой. Конечно, он не стал закрывать банку крышкой, чтобы у мышонка был воздух.

Бабушка села на пол возле банки с мышонком, подогнув ноги по-турецки, и стала читать вслух книжку, которую Никита привез с собой из города. Книжка называлась «Когда папа приходит поздно…»[1]1
  Книга «Когда папа приходит поздно…» Нобуко Итикавы в переводе Елены Байбиковой.


[Закрыть]. Про папу одного японского мальчика. Этот папа все время задерживался после работы, потому что рыл с кротами яму, ездил по небу на лодке, забрасывал вместе с енотами-полоскунами вымытые звезды на небосвод и искал волшебную шляпу для одного медведя. А когда возвращался домой, рассказывал сыну о своих приключениях. Дома перед сном мама читала эту книжку Никите, когда их собственный папа задерживался после работы. Теперь Никита лежал в одежде под одеялом, которое пахло незнакомым запахом, и слушал голос бабушки. Заснуть не получалось. Бабушка прочла историю про кротов, историю про лодку и перешла к истории про енотов, а сон к Никите все не шел. Что же это, до утра бабушку слушать? Никита закрыл глаза и притворился, что спит. Бабушка сделала паузу, стала читать тише, время от времени поглядывая на Никиту. Никита глаз не открывал. Тогда бабушка тихо закрыла книжку, положила ее на пол, встала, погасила лампу и вышла из комнаты. Топ, топ, топ, – зазвучали ее шаги по лестнице вниз. Никита открыл глаза. Темнота. Он свесился с кровати, протянул руку и нащупал стекло банки, в которой сидел мышонок.

– Я бы тебя взял в кровать, но боюсь нечаянно придавить ночью, – прошептал Никита. – Вон я какой большой.

Мышонок пошуршал чем-то. Наверное, устраивался в носках. Никита нашарил на полу книжку, прижал ее к себе и свернулся калачиком под одеялом. Книжка была теплая, как живая. Никита поцеловал книжку и закрыл глаза.

Понедельник. Никита укрощает драконов

Утром в доме было пусто. Никита, спросонья запинаясь на ступеньках, спустился вниз и вышел на крыльцо. Мышонка он снова посадил в карман. По саду, от яблони до сливы и от сливы до вишни, летали круглые пушистые птенцы. Они недавно научились летать, смешно и отчаянно махали крыльями, неуклюже приземлялись на ветви и громко пищали. Никита засмотрелся на птенцов и не заметил, как подошла бабушка.

– Доброе утро, – сказала она и протянула Никите деньги и листок бумаги, исписанный шариковой ручкой.

– Это что? – удивился Никита, забыв поздороваться.

– Список, – коротко ответила бабушка. – Ты же в магазин хотел.

Никита посмотрел на деньги и на листок, на котором невозможно было разобрать ни слова.

– Я больше не хочу колбасу.

– Тогда не покупай, – согласилась бабушка. – А все остальное, – она показала на листок, – купи.

Никита еще раз попробовал прочесть, что же там написано.

– Могильный гручок? – наконец спросил он.

Бабушка наклонилась над листком, прищурилась, разглядывая слова, а потом фыркнула от смеха.

– Точильный брусок, – сказала она. – Что, у меня такой плохой почерк?

– Да, – кивнул Никита. – Ты это есть будешь?

– Нет, я этим топор буду точить.

– Топор? Зачем тебе топор?

– Дрова колоть.

– Дрова? Зачем…

– Печку топить.

– Печку?

– Никита, – остановила его бабушка. – Иди в магазин.

И она зашагала к своим грядкам. Никита сунул деньги в один карман штанов, листок – в другой и, спохватившись, закричал:

– А что там еще написано?

Бабушка не обернулась.

– А когда мы будем завтракать?

Бабушка все продолжала идти.

– А денег хватит?

– Сам разберешься! Завтрак будет в девять часов.

– А сейчас сколько часов? – воскликнул Никита, но бабушка его уже не слышала. Она ушла в дальний конец огорода и принялась выдергивать из грядок какие-то травинки.

Никита сошел с крыльца, сделал несколько шагов к воротам и остановился.

– А магазин-то где? – крикнул он в сторону бабушки, уже не надеясь на ответ.

– Разберешься! – долетело с дальнего конца огорода.

Никита скорчил рожу, высунул язык и в таком виде вышел за ворота. За воротами стояла незнакомая девчонка. То есть она не стояла, а сидела верхом на маленьком трехколесном велосипеде. Велосипед был ей мал, и тощие коленки торчали вверх, как у кузнечика. Девчонка с интересом смотрела на Никиту.

Никита спрятал язык и медленно попятился. Войдя спиной в ворота, он развернулся и с задумчивым видом пошел к крыльцу. У крыльца стоял его велосипед.

Когда Никита на своем двухколесном велосипеде выехал на улицу, девчонка все еще была там. Похоже, она не двигалась с места. На лице ее сохранялось все то же заинтересованное выражение. Поглядывая краем глаза на девчонку, Никита поехал на велосипеде по дороге. Девчонка, взгромоздив ноги на педали трехколесного драндулета, быстро-быстро начала их вращать и поехала вслед за Никитой. Никита сбавил ход, чтобы она не сильно отставала. Какое-то время они ехали молча. У развилки Никита остановился.

– Я магазин ищу, – сказал Никита.

Девчонка махнула рукой влево. Никита развернул руль влево, но не поехал.

– У меня мышонок, – сказал он.

И заглянул в свой карман. Девчонка слезла с велосипеда и подошла, вытягивая шею. Увидев в кармане Никиты мышонка, она издала восхищенный возглас и протянула палец, чтобы потрогать зверька, но Никита не разрешил:

– Погоди, он должен к тебе привыкнуть.

Девчонка убрала палец и спросила:

– А как его зовут?

– Не знаю, – ответил Никита. – Еще не придумал.

– Меня Оля, – сказала девчонка. – А тебя как?

– Никита, – ответил Никита.

– Назови его Лиза. Это же девочка?

– Почему девочка? – опешил Никита.

– Она ванилью пахнет, – сообщила Оля, наклоняясь к карману.

Никита попробовал понюхать свой карман.

– У меня там конфета лежала, – сказал он. – Вот и пахнет теперь ванилью. Это мальчик.

– Девочка, – уверенно заявила Оля.

Никита посмотрел на нее и понял, что Оля любит спорить.

– Ладно, я в магазин, – пробурчал он.

– Иди, – равнодушно сказала Оля и развернула свой велосипед в обратную сторону.

Никита нажал на педаль и поехал влево. Один раз он оглянулся на Олю – она не торопясь удалялась от него на трехколесном велосипеде, отталкиваясь ногами от земли.

* * *

Бам! Продавщица грохнула на прилавок точильный брусок. Бац! Она грохнула рядом с бруском консервную банку. Протягивая ей бабушкин список, Никита ожидал, что продавщица тоже не разберется в этих каракулях, но она молча прочла все от первой до последней строчки и принялась метать на прилавок продукты, время от времени сверяясь со списком. Продавщица была похожа на ржавую водокачку, мимо которой Никита проезжал по дороге к магазину, – такая же высоченная, широченная, краснолицая и с рыжими, будто ржавыми, волосами.

– Восемьсот тридцать два рубля, – низким голосом прогудела продавщица, выбив чек.

Никита протянул ей ворох мятых банкнот. Продавщица взяла их, кинула на прилавок, поковырялась в них пальцем и, выбрав несколько, пододвинула оставшиеся Никите.

– Ты Васильевны внук? – спросила продавщица.

Никита, запихивая деньги в карман штанов, неуверенно кивнул. Он забыл, как зовут бабушку.

– На вот, – и продавщица шлепнула на прилавок пачку мороженого.

Никита вопросительно поглядел на продавщицу, та кивнула. Никита стянул с прилавка пакет с покупками, обхватил его руками и с трудом повесил на руль велосипеда. (Велосипед он закатил с собой в магазин, не решившись оставить на улице). Придерживая руль, Никита одной рукой взял с прилавка мороженое.

– Спасибо.

– На здоровье! – гаркнула продавщица.

Мороженое в бумажной обертке было ледяным и твердым. Крепко сжимая его рукой и чувствуя, как пальцы обжигает холодом, Никита вывел велосипед через раскрытую дверь на улицу и огляделся. Ему хотелось съесть мороженое прямо здесь – он ведь еще не завтракал. Неподалеку под ясенем стояла скамейка. Никита подкатил к ней велосипед, прислонил к скамейке, сел. Развернул мороженое. Заглянул в карман – мышонок проснулся. Зверек щурился спросонья, шевелил усами. Никита пальцем провел по мороженому – на пальце остался белый след – и протянул палец мышонку. Мышонок понюхал палец и легонько лизнул – словно к коже прикоснулась бабочка.

– Приветик! – произнес чей-то тонкий голос.

Никита поднял глаза и увидел длинного сутулого мальчишку со странной прической: светлые волосы по бокам головы были сбриты, а на макушке торчали вихрами и падали на лоб. Никита подумал, что мальчишка, наверное, хотел быть похожим на индейца племени ирокез, но на гордый индейский гребень этот свисающий на лоб вихор мало походил. Мальчишка бросал быстрые взгляды то на Никиту, то на прислоненный к скамейке велосипед. Мышонка в кармане Никитиной кофты он не заметил.

– Тебе сколько лет? – спросил мальчишка.

– Семь, – ответил Никита, чувствуя, как мороженое в руке начинает таять.

– А мне десять, – сообщил мальчишка. – Дай велосипед покататься.

Никита ничего не ответил.

– Тебе что, жалко? – Мальчишка сунул руки в карманы. – Покатаюсь и отдам. Думаешь, я у тебя его уведу, что ли?

Никите стало неловко, потому что именно так он и подумал.

– Я тут рядом живу, – махнул мальчишка рукой куда-то назад. – Ну так что, можно покататься?

В самом деле, что такого – покатается и отдаст. Папа всегда говорил Никите: «Не жадничай». Но Никите сейчас совсем не хотелось отдавать своего друга – велосипед – неизвестному мальчишке. Мороженое начало таять и потекло по руке.

– Ладно, – тихо сказал Никита.

Мальчишка обрадованно подскочил, снял тяжелый пакет с руля и пристроил на скамейку.

– Спасибо, – торопливо сказал он Никите. – Я быстро!

И, вскочив на велосипед, он рванул с места и, описав дугу, скрылся за магазином. Никита с бьющимся сердцем смотрел ему вслед. Успокаивая себя, что мальчишка сдержит обещание и скоро вернется, Никита стал кусать тающее мороженое и слизывать белые потеки с пальцев.

Прошло сто лет. Мальчишка не вернулся. Никита, который уже пять раз сходил на дорогу и посмотрел за магазином – никого и ничего, – обессиленно сидел на скамейке рядом с пакетом покупок и пытался унять дрожащий подбородок.

– Ты что здесь? – загремела продавщица, выглянув из магазина и увидев Никиту.

Никита, не в силах ответить, неопределенно пошевелил руками. Продавщица нахмурилась, помолчала и скрылась в магазине. Через несколько минут Никита увидел бабушку. Она, в своей рыжей майке и грязном белом комбинезоне, с мобильным телефоном в руке, поднималась по дороге к магазину.

– Никита, что случилось?

И Никита, как будто ждал этого вопроса, сразу сжался, закрыл лицо руками и зарыдал. Бабушка села рядом, поместившись между Никитой и пакетом.

– Это Протоня, – громыхнула продавщица, выходя на улицу. – Вертелся тут. Уховертка.

Высказав это, она уперла руки в бока и окинула улицу грозным взглядом.

– Подожди меня тут, – сказала бабушка Никите, тронув его рукой за плечо.

Никита, который уже выплакал все свои слезы и теперь просто всхлипывал, кивнул. Бабушка поднялась и ушла, завернув за угол. Продавщица скрылась в магазине и через минуту вернулась с еще одним мороженым.

– На, – протянула она его Никите, но тот помотал головой, отказываясь, и одними губами сказал «спасибо».

Продавщица пожала плечами, развернула мороженое и откусила разом половину. Сосредоточенно жуя, она исчезла в магазине.

Никита сунул руку в карман, осторожно взял мышонка в горсть и поднял к глазам. Мышонок обнюхал ладонь Никиты, переступая лапками, потом уселся и принялся умываться, быстро проводя по мордочке и усам. Никита, наблюдая за мышонком, глубоко вздыхал, и горе его понемногу затуманивалось и отступало.

Бабушка вернулась, за ней следом плелся сутулый мальчишка с велосипедом Никиты. Увидев их, Никита ахнул и, бережно посадив мышонка в карман, поднялся со скамейки. Подбежав к мальчишке, Никита ухватился обеими руками за рога велосипеда и потянул на себя. Мальчишка молча разжал руки и смотрел, как Никита оттаскивает велосипед от него подальше.

– Я же сказал: покатаюсь и верну, – ноющим голосом протянул мальчишка.

Бабушка обернулась и посмотрела на него, подняв одну бровь.

– Меня батя позвал, – оправдывался мальчишка.

– Извинись, – коротко сказала бабушка.

– Извини, – буркнул мальчишка в сторону Никиты.

Никита, глядя на него исподлобья, промычал «угу». Ему было противно и хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Мальчишке, наверное, хотелось того же: он повернулся и быстро пошел прочь. Бабушка бросила вслед ему сердитый взгляд, подошла к скамейке и взяла пакет с покупками.

– Пойдем, – все так же сердито сказала она, обращаясь к Никите.

Никита повел велосипед шагом, следуя за ней.

– Зачем ты ему вообще велосипед отдал? – раздраженно проговорила бабушка, шагая вниз по дороге. – Ты его первый раз в жизни видишь.

Никита покраснел. Бабушка перехватила тяжелый пакет из одной руки в другую и продолжила:

– Это же Протоня! Ему палец в рот не клади – откусит. Вот он, небось, обрадовался: нашел дурачка.

Никита понял, что «дурачок» – это про него. Его обожгло стыдом. Да, он виноват, что у него так легко можно отобрать велосипед. Он сглупил, поступил как размазня. Никита опустил голову и засопел. Бабушка шла молча. Потом вдруг остановилась, положила пакет на землю и повернулась к Никите. Тот тоже остановился и стоял, глядя на руль велосипеда.

– Ерунду я говорю, – сказала бабушка. – Никита.

Голос ее звучал теперь совсем иначе, и Никита поднял глаза. Бабушка стояла и с сочувствием глядела на него.

– Я не права. Ты тут совсем ни при чем, – мягко сказала она. – Ты поступил как нормальный человек. А Протоня поступил как нечестный человек. И ты вправе огорчаться и злиться. Я бы тоже разозлилась на твоем месте. Прости, я тебе наговорила глупостей.

Она протянула ему смуглую руку и повторила:

– Прости.

Никита пожал бабушкину руку. У него по-прежнему было отвратительное настроение, но в какой-то части сердца стало легче, как будто там разогнали тучи.

Бабушка подобрала пакет, они пошли дальше.

– Бабушка, – решился спросить Никита, когда они уже повернули на свою улицу. – А почему его Протоня зовут?

– Протоня? – переспросила бабушка. – Старая история. Приходят ко мне его родители и говорят: у нас мальчик родился, не можем договориться, как его назвать. Отец хочет Платоном, а мать – Антоном. И ни один не согласен уступить другому. Я им отвечаю: «Назовите Протоном». И они в самом деле назвали его Протоном!

Бабушка улыбнулась и посмотрела на Никиту. Тот не мог понять, почему она так весело улыбается.

– Протон! – повторила бабушка со смехом. – Ты что, не знаешь, что такое протон?

Никита помотал головой.

– Это элементарная частица. Из элементарных частиц состоит все на свете. Вот этот камень, – бабушка пнула ногой камешек, – вот этот пакет, и наша планета, и я, и ты, и твой мышонок. Мы все состоим из элементарных частиц: электронов, нейтронов и протонов.

Никита понял только, что все на свете состоит из одного и того же. Его так это удивило, что он застыл на месте, глядя на землю под ногами – на камешки, песок, травинки и на собственные запыленные ноги в сандалиях.

– Так что Протоню назвали в честь очень важной элементарной частицы, – подвела итог бабушка. – Что приготовим на завтрак?

* * *

– Давай мы как будто охотники и у нас привал, – сказал Никита, когда они с бабушкой сели на крыльце с тарелками «зажарки».

Блюдо под названием «зажарка» они изобрели, пока готовили завтрак и укрощали дракона.

Откуда в деревне дракон? Дело было так. Бабушка удивилась, когда Никита сообщил ей, что еще ни разу в жизни ничего не приготовил. В их семье всегда готовила мама, папа иногда ставил чайник, а Никита вообще не подходил к плите, но знал, что она может быть опасна.

– Если знать, как с ней обращаться, – сказала бабушка, – она будет вполне безопасна. Сегодня ты готовишь вместе со мной.

У бабушки плита маленькая, на две конфорки. На полу в углу стоит красный баллон с газом, от него идет черный резиновый шланг к плите – по этому шлангу подается газ.

– Давай как будто это огнедышащий дракон! – предложил Никита, осторожно пощупав резиновый шланг.

– Ага, и у него две головы? – Бабушка указала на две конфорки.

Никита закивал.

– Тогда займемся укрощением дракона, – сказала бабушка, беря в руку коробок с охотником и зажигая длинную спичку. – Вот я поворачиваю ручку, и начинает идти газ, – она повернула черную ручку под левой конфоркой. – Теперь мне надо его поджечь.

Она поднесла горящую спичку к конфорке, и вспыхнул синий огонь.

– Нельзя допускать, чтобы газ шел, а огня не было, – продолжала бабушка. – Если газ не сгорает, он остается в воздухе и вреден для здоровья. Всегда проверяй, закрыты ли ручки, – она постучала пальцем по черной ручке под правой конфоркой. – И принюхивайся, как собака, – она шумно понюхала воздух. – У газа неприятный запах. Если пахнет – значит, газ каким-то образом попал в воздух.

Никита кивнул. Ему уже был знаком этот неприятный запах газа: когда зажигают конфорку, несколько секунд пахнет газом.

– Понятно? – Бабушка повернула ручку, синий огонь погас. – Теперь давай ты. – И она протянула Никите коробок с охотником. – Смелее.

Никита медленно, словно в каком-то оцепенении, взял коробок, вынул спичку и, примерившись, чиркнул по коробку. Из-под спичечной головки вылетела искра – и больше ничего.

– Еще раз, – сказала бабушка невозмутимо. – Резко – чирк!

Никита сделал «чирк», и спичка с легким треском зажглась. Ему захотелось тут же отбросить эту спичку, пока огонь не добрался до его пальцев, но бабушка подбодряла его и подсказывала, и, повинуясь ее подсказкам, он повернул ручку и поднес к конфорке горящую спичку. Вспыхнуло синее пламя, Никита поспешно убрал спичку и принялся дуть на нее. Бабушка помогла, и вместе они задули огонек.

– Удобно, когда спичка длинная, – сказала бабушка, вынимая из пальцев Никиты обуглившуюся палочку. – Жарим яичницу?

Никита, воодушевленный своим успехом с газовой плитой, повернулся и окинул взглядом стол. Там лежали его покупки: консервы с горошком и фасолью, пара помидоров, огурцы, брынза, укроп, халва, морковка, десяток яиц и луковица. Точильный брусок, пачку мыла и зубную пасту бабушка уже куда-то унесла.

– А давай брынзу в яичницу добавим? – предложил Никита.

– А давай помидоры и укроп? – предложила бабушка.

– А давай халву и фасоль?

– Нет, халва к яйцам не подходит, – замотала головой бабушка.

– Откуда ты знаешь? Ты пробовала?

– Нет, но это… – начала бабушка.

– Видишь, ты не пробовала, – перебил ее Никита.

Бабушка уставилась на него, подняв брови.

– Хорошо, – коротко сказала она после паузы и достала большую сковородку.

Налив на сковородку масла, она поставила ее на огонь.

– Но готовить будешь ты, – обернулась бабушка к Никите.

– Я?!

Итак, в дело пошли все продукты без исключения, но бабушка настояла на том, чтобы огурцов, халвы, моркови, горошка, фасоли и лука было поменьше, а помидоров, брынзы и укропа – побольше. Разноцветная масса шипела, скворчала и поджаривалась, и Никита с бабушкой недолго думая назвали свое изобретение «зажаркой». Мышонка на время готовки Никита посадил в банку, а банку поставил на стол, чтобы мышонку было видно. Но мышонок не стал смотреть, а забрался в носки и уснул. Когда «зажарка» была готова, Никита с бабушкой отправились завтракать на крыльцо. Банку с мышонком Никита прихватил тоже – вдруг мышонок проснется, тогда можно будет его угостить.

– Благодарю тебя, Никита, за этот прекрасный завтрак! – сказала бабушка, сидя с полной тарелкой на верхней ступеньке крыльца. – Приятного аппетита!

Никита поблагодарил бабушку, пожелал ей, в свою очередь, приятного аппетита и перепилил вилкой свою порцию яичницы пополам. Пошире открыв рот, Никита отправил в него гигантский кусок яичницы и принялся старательно жевать.

Мышонок проснулся, и Никита, отставив тарелку в сторону, полез в банку его доставать. Он посадил мышонка на доски крыльца, положил перед ним маленький кусочек яичницы с горошиной. Мышонок обнюхал угощение, уткнулся носом в горошину и принялся есть. Время от времени он проводил лапками по мордочке – умывался. Никита решил, что умывается он потому, что горошина и яичница вымазаны маслом.