Текст книги "Малыш, который живет под крышей"

Объект пятый: Фонтанка

– Матильда, осторожно! Собака не стерильна!

– Кира, у нас сегодня ужин в «Борисовском».

– Флаг вам в руки. И приятного аппетита, – Кира отправила в рот остатки булочки. Собственных «булочек» считай, что нет, зато можно настоящие булочки трескать практически безнаказанно. Некоторые вещи в мире устроены очень честно и справедливо.

– Ты тоже идёшь.

Кира изумлённо уставилась на сестру. Скорбь в голосе понятна. Но сам факт…

– С какого перепугу? Чего я там забыла?

– Отмечаем сделку по пентхаусу в «Суоменлахти». Идём мы четверо – Влад, Макс, я и… ты.

На последнем слове Оксана явно поморщилась. Но Кира почему-то отметила другое. Макс. Не Мáлыш, не Максимилиан, не Максимилиан Валерианович. А просто – Макс. Вон оно как…

– Я не хочу идти.

– Я тоже не хочу, чтобы ты шла! – вдруг выпалила Оксана. – Это распоряжение Влада. И потом… Все-таки ты к этому имеешь некоторое отношение.

– Ну да. Некоторое. Самое опосредованное, – Кира вдруг разозлилась. – Это же не я готовила все документы по покупке пентхауса, и продажу квартиры Мáлыша на Васильевском вы тоже на меня повесили. Не я моталась по присутственным местам… А-а-а… – махнула рукой. – Во сколько мероприятие?

– В семь.

Отлично. На часах половина четвёртого. У Киры еще три встречи. Едва успеет к семи в ресторан. Заранее ее предупредить – не царское дело.

– Буду к семи в «Бориске», – кивнула коротко.

– Не опаздывай, – Оксана была бы не Оксана, если бы не сказала что-то колкое. Поправила упругий локон. – Я поехала в салон красоты. Надо подготовиться к встрече… с важным клиентом.

«Чтоб у тебя на носу прыщ вскочил от процедур в салоне!» – Мысль была детской, но утешительной. Хотя это маловероятно. Увы, не всё в мире устроено честно и справедливо.

– Ты точно не пойдёшь?

– Чего мне там делать? – Костя снова валялся на своём стратегическом месте: в объятьях кожаного дивана. – Две бабы, два мужика – я там как пятое колесо в телеге.

– Это всего лишь деловой ужин в честь заключения сделки, к которой ты весьма весомо приложил руку.

– И, тем не менее… – Костя зевнул. – И потом… Вчера Семён Семёныч из рейса вернулся. Как следствие – мне сегодня светит семейный ужин.

– Товарищу старпому привет, – Макс улыбнулся. – От тебя привет передать кому-нибудь? Например, Оксане Сергеевне? – предельно невинным тоном спросил он.

– Свят-свят-свят! Никаких приветов Камышиной! С такими надо аккуратно. А то сегодня ты ей привет, а она тебя завтра в загс. И ты будь аккуратнее.

– Не учи батю детей делать. У меня с некоторого времени на дам с матримониальными планами обострённое чутье.

– Вот и умница. Вот и хороший мальчик. Кире Артуровне пальчики от меня нежно поцелуй.

– Сам целуй! – Макс не хотел, но почему-то это прозвучало резко.

– Так и сделаю, – самодовольно ответил Драгин. – Но в другой, более интимной обстановке. Тет-а-тет. Приглашу Кирюшу в какое-нибудь задушевное место, а не в «Бориску», где каждая рожа – знакомая. А чтобы свечи, аромат, полумрак и мы вдвоём…

– Ты ее в ваш гараж собрался приглашать?

– Чего? – Константин изволил сесть.

– Свечи зажигания замочены в ароматном уксусе, полумрак, потому что свету – одна пыльная лампочка. И только вы вдвоём. А еще полуразобранный «волгарь» Семён Константиныча.

– Ностальгируешь по нашим пати в гараже? – расхохотался Костя. – Можем легко повторить. «Волгарь» всё в том же состоянии.

– Можно будет попробовать, – туманно ответил Макс. – А что до Киры Артуровны… – неожиданно вернулся он к оставленной теме. – Не советую.

– Это почему же? – Костя изобразил трагическое недоумение.

– Потому что не даст. Сразу. А тебе, скорее всего, вообще не даст.

– Тю! Да быть такого не может, чтобы прямо вот «вообще». Но… – с неожиданным смирением добавил он, – попахать ради этого придётся преизрядно. Поэтому ограничимся поцелуем пальчиков. Нежным, ты понял, шановный?

– Как не понять? Понял. Нежно поцеловать пальчики Оксане Сергеевне. От твоего имени.

– Убью, стюдент!

Как и следовало ожидать, она опоздала. На десять минут. Нет, могла бы прибыть вовремя. Но эти десять минут Кира потратила на то, чтобы минимально привести себя в порядок. Поправить причёску, припудрить нос, стереть остатки помады с губ и теней с век. Бледная, конечно, и вид задёрганный, но хоть явных косяков нет – и то ладно. Кира вздохнула и открыла дверцу машины. Два часа на всё про всё – так она для себя решила. Включаем обратный отсчёт.

Кира мрачно отпила томатный сок, кисло улыбнулась распинающемуся о новом проекте Владу и посмотрела на часы. Двадцать минут. Как же долго тянется время.

А напротив, с другой стороны стола, на полную катушку разворачивалось шоу. Шла осада польской крепости. Даже прямо-таки взятие русскими войсками Перемышля. Ее величество ступило на тропу войны. У пана Мáлыша нет шансов. Ни одного.

Кира рассеянно слушала Влада, периодически кивая. Иногда сквозь самодовольный монолог Козикова доносились реплики Макса. Оксана блистала улыбками, причёской и декольте. И, не прекращая, засыпала Мáлыша вопросами. Макс был ответно улыбчив, любезен и словоохотлив.

Надо же, папа у нас – бывший атташе по культуре посольства Польши в России. И сейчас живёт в Варшаве. Как бы у Оксаночки не случился публичный оргазм – родственники за границей! Это же ее давняя мечта – уехать из страны. Польша – это, конечно, не слишком дальняя заграница, но все-таки Евросоюз, все дела. Кира прямо-таки увидела, как акции пана Мáлыша, и без того неплохие, резко пошли вверх. Держись, шановный. А я пойду перекурю – смотреть тошно на это всё.

В «Бориске» не было зон для курящих. Тут не курили. Хозяину ресторана, в лихие девяностые годы известному как Яшка Космонавт, а ныне Якову Самуиловичу Либерману, было совершенно плевать на удобство клиентов и нюансы ресторанного маркетинга. Хочешь курить – вали на улицу. Там был оборудован специальный портик для курильщиков. Туда Кира и отправилась.

Инженерный замок в начавших сгущаться сумерках выглядел особенно мрачно. Реставрационные леса скрывали красноватые стены, но от этого Михайловский не выглядел милее. Кира отвернулась.

– Скучаете?

Киру обдало запахом вина. Компанию Кире составил подвыпивший субъект. Курил и совершенно беззастенчиво лапал ее. Пока только взглядом. Откуда в этом городе столько извращенцев? Зачем вам измученная сумасшедшим днём женщина-риелтор почти без макияжа, у которой только одно желание: вывалить тарелку с салатом на колени любимой сестре?

– Такая красивая девушка не должна скучать! – продолжил сыпать «оригинальностями» любитель вина. – Давайте я помогу вам развлечься.

– Спасибо, – Кира выбросила окурок в урну. – Я лучше пойду еще в туалете поскучаю.

В дамской комнате на Киру из зеркала смотрело настоящее привидение банши. Бледная, волосы объявили бунт и торчат как палки. А глаза вообще с дурнинкой – допекла-таки любезная Оксаночка, допекла. В отличие от нее Оксана была сегодня при полном параде – волосы идеально лежат, романтическая блузка нужной степени прозрачности в нужной степени облегает аппетитные формы, прямая юбка подчёркивает узкую талию и крутые бедра. У Оксаны масса достоинств, и она знает, как их подать. Тем более, и время, и возможность у нее были – в отличие от Киры.

Кира поясницей привалилась к раковине. Возвращаться в зал не было никакого желания. Пиликнул телефон. Кира достала аппарат и округлила глаза. Месседж от Мáлыша. Ну-ка, ну-ка….

Ты на кого меня бросила? Это нечестно.

Кира даже не думала – пальцы сами собой тыкали в экран.

Это непорядочно – отвлекаться на телефон в обществе такой прелестной дамы.

Ответ пришёл быстро.

Прелестная дама сбежала из-за стола покурить и пропала.

Кира ойкнула. И совершенно непроизвольно улыбнулась. Это что, Малыш ей комплимент отвесил? Да еще так изящно… Пока она переваривала этот удивительный факт, пришло еще одно сообщение.

Карлсон… Ты улетел. Но ты же обещал вернуться! Хватит отсиживаться в туалете.

Кира хихикнула. Настроение поползло вверх. От того, что Макс, сидя за столом в обществе Оксаны и Влада, строчит ей сообщения, которые она читает тут же, за несколькими стенами, в женском туалете ресторана. Абсурд. Но отчего-то весело.

У меня расстройство желудка!

И снова – мгновенный ответ.

Трусиха)))) И врушка. Возвращайся.

Пришлось вернуться.

А там настроение снова испортилось. И даже форель в соусе из белого вина не исправила положение. Оксана вела себя просто неприлично!

Ах, Макс, ты так интересно рассказываешь!

Ой, а скажи еще что-нибудь по-польски!

Боже, ты столько всего удивительного знаешь!

И глазками – хлоп-хлоп. И ручка с идеальным маникюром уже ненавязчиво легла на серую ткань рукава мужского пиджака – да так там и осталась.

Кира что-то невпопад ответила Владу. И снова прислушалась к тому, что рассказывает Макс. Оказывается, варшавский папа Мáлыш оставил дипломатическое поприще и сейчас владеет собственной турфирмой. Ой, зря ты ей это сказал, зря… Конец тебе, шановный. Полный конец.

Кира едва не подавилась соком, когда почувствовала, как на колено ей легла рука. И почему-то сначала уставилась на Макса. Нет, ну это нереально – он сидит напротив, у другого конца стола, и занят разговором с Оксаночкой. Разумеется, это Влад. Всё. Терпение ее на сегодня исчерпалось!

Она резко убрала ладонь Козикова. Резко встала.

– Извините меня, но я, пожалуй, поеду.

– Кирочка, куда же ты?! – Козиков снова пустил в ход руки – в этот раз взял ее ладонь.

Она едва сдержалась, чтоб не вырвать пальцы из его руки – отняла, как смогла, спокойно.

– Кира, а как же десерт? – безмятежно полюбопытствовал Макс. Будто и не было тех сообщений.

– От сладкого портятся зубы и фигура!

И пусть ее поступок выглядит невежливо. Плевать. Вот сейчас уже точно плевать.

А уезжать она отчего-то не стала торопиться. Перешла дорогу, облокотилась о парапет. Напротив, через воды Фонтанки с отражёнными пятнами фонарей, мрачно смотрел на нее Михайловский дворец. Кира прикурила. Очень хотелось постучать по дарбуке. Или Оксане по голове. И чтобы никогда не встречать Лекса. И чтобы Макс сейчас вышел из ресторана. Или хотя бы сообщение прислал.

Пикнул телефон. Кира едва не обронила его в воду, пока доставала из сумочки.

Сбегать неспортивно.

Ах, ты ж какой спортсмен!

Не отвлекайся. Она этого не любит.

Она гипнотизировала экран. Ответил Макс не сразу.

Кира, у тебя всё в порядке?

Она резко выбросила окурок в реку. Свинство, да. Но на душе ужасно погано.

Оксане нравится, когда хвалят ее волосы, а еще белые розы и шампанское брют. Удачной ночи.

Ответа не последовало. Через пару минут серый «субарь» с пробуксовкой рванул с парковки ресторана.

– Привет, Карлсончик.

Она так сильно надавила на карандаш, что сломался грифель.

– Какие люди, Максимилиан Валерианович. Вы бы хоть приветствие сменили для разнообразия.

– Мне нравится «Карлсончик», – безмятежно отозвался Мáлыш. – Слушай, мы сможем сегодня увидеться часиков в восемь?

– Собираешься меня на свидание пригласить? – Язык на полкорпуса опередил голову. Кира отшвырнула карандаш в сторону.

– Размечталась! – фыркнул Макс. – Я маньяк, ты разве забыла? Так что в восемь жду в «Суоменлахти».

– Зачем? Я тебе все документы по квартире отдала.

– Маньяки не раскрывают своих секретов. В восемь. В «Суоменлахти».

– Максим, я не…

– Просто скажи: «Хорошо, Макс, в восемь в «Суоменлахти»».

– Нет, если я что-то тебе не отдала, так ты скажи – я привезу. Хотя в упор не соображу, что.

– Сама приезжай. Этого достаточно. Всё, до встречи.

Ну, надо же, какой деловой.

– До встречи, маньяк. Учти, я возьму с собой бензопилу.

Макс расхохотался. А потом повесил трубку.

Она успела заехать домой. Поужинать, перекинуться парой слов с мамой, переодеться в родное, любимое: джинсы, футболку, мягкие и удобные мокасины. Днем было тепло, но май коварен – вечерами может тянуть холодом от воды, поэтому на заднее сиденье бросила ветровку.

Макс уже ждал ее. Какая-то странная тенденция – в «Суоменлахти» всё время он ждёт ее, хотя Кира каждый раз старалась приехать вовремя или даже с запасом. На Мáлыше тоже джинсы, футболка, только вместо мокасин – так любимые им кеды. Словно и он, и она снова те, кто видит друг друга в первый раз на заправке федеральной трассы М-10, бывшей Е-95. Как бы ей хотелось вернуть тот март, того Макса и ту Киру. У той Киры всё в жизни было проще, чем у Киры нынешней. А что поменялось? Вот это.

– Вместо маньяка с бензопилой меня ждёт архитектор с ножницами. Сплошной обман потребителя.

– Ты просто не знаешь, как виртуозно я умею обращаться с ножницами, – Макс крутанул обсуждаемый предмет на пальце, как ковбой кольт. – Пошли? Симпатичные джинсы, кстати.

– Вашими молитвами, Максимилиан Валерианович. С комиссионных обновила себе гардероб.

– На богоугодное дело пошло, – кивнул Макс, открывая подъездную дверь. – Прошу.

А Кирина пятая точка в любых джинсах хороша. Но в этих как-то особенно.

– И как это понимать?

– А что, ты не знаешь, что с этим делать? – Макс вручил ей ножницы. – Режь.

Дверной проём пересекала красная атласная лента.

– За что мне такая честь? Тем более, квартира не сегодня стала твоей, да и вообще…

– Я ее купил благодаря тебе. Спасибо.

– Ваше «спасибо», пан Мáлыш, выражено в моих комиссионных, – Кира продолжала дурачиться изо всех сил, но Макс ее реально удивил.

– И мне нравится, как ты моим «спасибо» распоряжаешься. – Он смерил ее… нет, она точно не ошибается… вполне одобрительным, если не сказать, восхищенным, взглядом. – Режь давай!

– Нет, ну я так не могу! – Кира потёрла лоб. – Надо же речь произнести. О том, как долго мы к этому шли, сколько трудностей преодолели и всё такое.

– Валяй, – Мáлыш прислонился к двери и скрестил руки на груди. – До завтрашнего утра я совершенно свободен.

Мысль о том, что они хоть как-то, хоть в каком-то смысле могут вместе провести ночь, оказалась неожиданно тревожной.

– Ладно! – Острые ножницы в одно движение разрезали ленту, и она опала двумя кусками, касаясь самыми кончиками пыльного бетона. – Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон, – сунула Максу в руки ножницы и шагнула через порог. – Ну и ты, Малыш, тоже заходи.

Он хмыкнул и шагнул следом.

Квартира преобразилась. Повсюду виднелись признаки начавшихся отделочных работ – мешки с цементом, смесями для штукатурки, песком, листы гипсокартона, а так же стремянки, «козлы» и куча всего другого.

Макс щёлкнул выключателем и под потолком зажглась лампочка.

– Ты времени не теряешь, – увиденное Киру и в самом деле удивило.

– А чего его терять? Время – деньги. Тем более тут дел невпроворот. Я такого задумал… Вот, смотри. – Он неожиданно оказался рядом, сзади, его руки легли на плечи Кире, и он повернул ее чуть вбок. – Что ты видишь?

У него неожиданно твёрдые ладони и сильные пальцы. И горячие. Футболка словно куда-то делась, и кажется, что его ладони она чувствует кожей.

– Э-э-э…

– А я скажу тебе… – Тёплое дыхание обдаёт ухо, но мурашки от этого не только в районе уха – они везде. – Что вижу я. Смотри. Вон там… – снял одну руку с ее плеча, протянул перед собой. – Вон там будет барная стойка. За ней – кухонная зона. Элементы каменной кладки и хай-тек. Будет интересно, мне кажется. Вон там… – Он повернул ее, как куклу. – Вон там будут диван и плазма. И колонки. Я уж присмотрел колонки. Насчёт дивана – сомневаюсь, пока думаю. Кровать, – еще один поворот, – будет там. Сделаю вертикальное зонирование – встроенным шкафом и полочками. В японском стиле хочу кровать – низкую, с широкими бортами. Ванная… – Следующий поворот. – Знаешь, хочу стену сделать частично из стеклоблоков. Про цвет тоже пока не решил – монохром или разноцветным сделать. Что скажешь, Кира?

– Э-э-э… – Она чувствует себя совершенно косноязычной. Никаких не то что остроумных ответов – вообще никаких. Выбивает всё – и увлечённость, и даже мечтательность в его голосе, и его руки на ее плечах. Она вздохнула. – Наверное, это будет круто. Красиво. Я уверена просто, что ты всё придумаешь и сделаешь стильно и красиво.

Сама поражается, как серьёзно и, что самое удивительное, искренне звучит ее голос. Макс заразил ее своим… чем-то. Тем, что видит в этих серых стенах и пыльном полу. Все-такие архитекторы – такие странные ребята.

– Спасибо, – кивнул он. Неловко и как-то торопливо убрал руки. – Я тебе покажу, что получится. Обязательно… приглашу и покажу.

– Хорошо, – она кашлянула. – Буду ждать. Приглашения. Кстати… – Так, соберись, Кира Артуровна, соберись! – Белые розы и брют сработали?

– Брют? – Он нахмурился. – А я подумал, что ты ошиблась адресатом. Слушай, Кира, ты только не обижайся, но… Я понимаю, вы сестры и всё такое, но мне эта информация про белые розы и брют совершенно без надобности. Твоя сестра совсем не в моем вкусе. Вообще.

– Ясно.

Что тут еще скажешь? Что она очень рада? Это правда, но говорить такое – бред. А собственное поведение в ресторане теперь кажется вдруг невероятно инфантильным, до неприличия. Выдумала себе и несколько дней огрызалась на всех подряд. Было бы из-за чего. А теперь вот почему-то хочется улыбаться.

– А мне показалось… – Макс всё так же хмур, и тон у него чуть ли не обвиняющий. – Что Козиков по тебе сохнет?

Кроме очередного «э-э-э» сказать нечего. Как-то так вышло неожиданно, что из обвинителя она превратилась в обвиняемую. Как отшутиться – идей нет, да и желания тоже. Надоело. Устала.

– Угу, – вздохнула она. – Сохнет. На мою голову. Ума не приложу, что делать. На крайний случай придётся менять работу. Это всё, – усмехнулась невесело, – моя нечеловеческая харизма. Или Влад – извращенец.

– То есть он сохнет в одностороннем порядке? – Мáлыш какого-то хрена чуть ли не допрашивает ее. Самым что ни на есть суровым тоном. – Просто он же и женат, и сам по себе… кобель редкостный. Я его мало знаю, но Костя рассказывал. Не вариант, Кир.

– Конечно, не вариант. Он совсем не в моем вкусе. Вообще.

Какое-то время они молчали, глядя друг на друга. А потом Макс вдруг взял ее руку и поцеловал. Пальцы. А у Киры поджались пальцы в мягких замшевых мокасинах.

– Совсем забыл. Константин Семёныч просил от его имени пальчики облобызать.

– Премного благодарна, – Кира неосознанно сунула руку в карман, чтобы потом, когда останется одна, прижаться губами к тому месту, которое он… Бред! Детский сад! – Я его непременно поблагодарю. – Она еще разок кашлянула. – Мы здесь всё?

– Угу. Пошли.

– Ты совсем легко одета. Дать тебе ветровку?

– Я же на машине! – И вообще, независимая и сильная женщина, а не дурочка, которая млеет, когда ей руки целуют.

– А от машины до дома?

– Да я машину под окнами бросаю! – Кира не выдержала и рассмеялась. Сегодняшний странный Мáлыш только что в который раз поставил ее в тупик, и она пыталась за смехом спрятать неловкость. – И ветровка у меня в машине валяется, если что. А ты сам куда сейчас? Где живёшь?

– Да там же, на Ваське. Снял себе временно – недалеко от своей бывшей… квартиры.

– Удобно? – Ей не хотелось прощаться. Нелепо, но хотелось продлить этот странный вечер. И странного, непривычного Макса Мáлыша.

– Нормально, – поморщился Макс. – Не привык я к чужому жилью, потому и тороплюсь с отделкой. Костя к себе звал жить. Но я от него в офисе-то иногда не знаю, куда деться. А уж жить с ним… – Он усмехнулся. – Лучше в съёмной квартире, чем с Драгиным.

Кира кивнула. Ну, всё. Темы для разговора исчерпаны.

– Пока, Малыш.

– До встречи, Карлсон…чик.

Она проследила, как Макс дошёл до машины. Открыл дверцу, нагнулся, садясь в автомобиль. Задралась футболка, мелькнула полоска спины. Что за пидерская манера носить джинсы, которые сидят так низко, что трусы видно!

Объект шестой: Каменноостровский проспект

– Так! Продолжаем разговор!

– Утра доброго, Кира Артуровна.

Из трубки доносилось невнятное мычание, на речь homo sapiens похожее мало.

– Кира. Кирюша. Карлсон, мать твою! Просыпайся!

– Так вы к моей маме… – прозвучало сквозь зевоту. – Сейчас я Раису Андреевну позову…

– Кира, хорош придуриваться. Ты же проснулась. Речь связная прорезалась.

– Я сейчас тебе покажу связную речь! – Кира перевернулась на живот, вытащила из-под подушки руку и поднесла циферблат к глазам. – Мáлыш!

– Я за него. – У этого подлеца еще и довольный голос.

– Девять утра! Тебе больше нечем заняться в субботу в девять утра, кроме как мне звонить?

– Как это «нечем заняться»? Да у нас куча дел! А ты всё дрыхнешь!

– У нас?! – Она села на кровати, прижала одной рукой подушку к животу, другой продолжала прижимать к уху телефон. – Мáлыш, скажи честно, кто тебя покусал? Бешеная собака? Энцефалитный клещ? Голодный вампир? У тебя явно что-то с головой.

– Никто меня не кусал, – с демонстративным вздохом ответил Макс. – Ни собака, ни клещ, ни вампир. Даже сексуальные блондинки в пылу страсти не кусали. Так что я положительно вменяем.

– Изыди, – Кира снова завалилась на бок. – Дай поспать.

– Да перестань. Ты всё равно уже не заснёшь… Этого я не слышал, – в ответ на совсем нецензурное. – У тебя есть час на душ и завтрак. В десять я за тобой заеду.

– Заче-е-ем? – простонала Кира.

Макс улыбнулся. Ему нравится ее голос. А вот такой – хриплый спросонья и недовольный – нравится особенно. Интересно, Кира спит в пижаме? Или… так? И если ее сейчас попросить прислать «селфи в постели» – какими именно словами она его пошлёт?

– Затем что мы едем покупать мне диван.

– Мы? Тебе диван? Я тут при чем?! – От возмущения она снова села.

– Мне одному скучно.

– Малыш… Макс… Максимушка… – растерянно и даже будто бы жалобно сказала она. – А у тебя разве нет мамы? Тёти? Сердобольной соседки? Подружки, на худой конец? Чтобы с ней съездить за диваном?

– Никого нет! – довольно отрапортовал Макс, широко улыбаясь. Вот как на «Максимушке» наползла улыбка на лицо, так и не слезла. – Мама далеко. Тётя на даче. Соседка старенькая и ходит с палочкой. Подружек всех извёл. Есть Драгин, но он меня за неделю достал. Я брошенный всеми несчастный Малыш. Карлсон… ты же мой самый лучший друг?

– Гад. – Получилось беззлобно.

– Я потом угощу тебя кофе и пирожными.

– Кому нужны эти ваши пирожные? Я люблю мясо.

– Будут тебе пирожные с мясом.

– Таких не бывает, – сказала уже вполне миролюбиво.

– А вот увидишь. Ну? Успеешь к десяти собраться?

– Я сама приеду. К одиннадцати. Скажи, куда.

– Я тебе адрес скину. Только давай в половине одиннадцатого?

– Давай. Но я приеду к одиннадцати.

Макс рассмеялся.

– Капризная какая.

– Не любо – не кушай. Всё, до встречи. Я в душ.

На последних словах у него неожиданно включилась фантазия. Волосы от воды совсем черные. Ресницы собрались треугольниками. Губы в каплях воды. А потом эти капли стекают вниз по подбородку, шее, дальше… А дальше надо пойти и поотжиматься. Как-то после Яночки личная жизнь стала со временем совсем пробуксовывать. Каждый раз новое лицо, а точнее, новое тело – раздражало. Завязывать постоянные отношения – не хотелось. А еще ему было почему-то неловко приводить кого-то в съёмную квартиру, в которой он и сам-то чувствовал себя не очень комфортно. А уж сексом заниматься… Где те благословенные времена, когда ему было всё равно – где и с кем? А теперь всё не то, не так, не эдак. Старость. Вот что это такое.

Макс усмехнулся и пошёл отжиматься. Раз есть время, пока ее бухарское ханство капризничать изволят.

Три посещённых мебельных центра. Десятки замученных до изжоги продавцов-консультантов. И сотни осмотренных и ощупанных диванов. На одном из которых Кира и валялась, вытянув ноги, пока неутомимый Мáлыш терзал очередную жертву – крепко сбитого, лучезарно улыбающегося паренька-продавца. Правда, теперь его улыбка несколько поблекла – Мáлыш донимал его вопросами уже минут десять.

– Ваша невеста, наверно, устала? – Консультант слегка вымученно улыбнулся, наблюдая за тем, как Макс листает каталог.

Макс посмотрел на Киру, демонстративно разглядывающую сплетение труб и коммуникаций высоко над головой. Потом перевёл взгляд на продавца.

– Ой, простите, – смутился вдруг тот. – Я не хотел… То есть не имел в виду…

– Устала, да, – усмехнулся Макс. – Невеста… – сказал он задумчиво. – Спасибо! – И вернул каталог. – Я подумаю еще.

– Да пожалуйста! – с облегчением выдохнул продавец. – Приходите еще.

– Непременно, – кивнул Макс и направился к валяющейся на диване «невесте».

Пара «конверсов» остановилась по обе стороны от пары красных сандалий. У Киры узкие ступни, пальцы на ногах аккуратные. С черным лаком. Протянул руку.

– Пошли. Буду тебя кормить.

– Хочу на ручки! – Кира Артуровна вошла в роль. – Я устала!

– На ручки не обещаю, – Макс с задумчивым видом наклонил голову. – А вот на плечо могу попробовать закинуть…

– Нет уж, увольте, – Кира протянула руку, и он крепко перехватил ее за запястье. Дёрнул на себя и немного не рассчитал – она впечаталась в него. На секунду буквально. Но и этого хватило. Им обоим.

– Это не пирожные! – бухарское ханство обжилось в роли капризной принцессы окончательно. – Это пирожки!

– С мясом?

– С мясом.

– Ну и всё. Какие претензии?

Кира не нашлась с ответом и впилась зубами в слоёный пирожок с курицей. В общем-то, Макс прав. Хорош уже – повыпендривалась и хватит.

Мáлыш напротив уминал как раз пирожное – что-то слоями: желе, бисквит, крем, взбитые сливки и листочек мяты сверху. Аккуратно отламывал десертной ложечкой, ну чисто выпускница Смольного института!

– Слушай, Малыш, – Кира вытерла пальцы и губы салфеткой. – А ты всё… вот так делаешь?

– Как «так»?

– Так… основательно. Это всего лишь диван. Диван! Мы потратили три часа. И в итоге ничего не купили.

– Ну-у-у… – Макс взъерошил волосы на затылке. – Зато я определился концептуально. Видимо, звать тебя выбирать светильники не стоит?

– Лучше пристрели сразу! – Кира улыбнулась. – Ой! Я представила, как ты… – И она рассмеялась.

– Что ты представила?

– Как ты будешь подходить к вопросу… э-э-э… – Кира подняла указательный палец. – К вопросу зачатия ребёнка. Это же не диван. Это целый ребёнок! Боже, Малыш! Мне жаль твою будущую жену. Ты ж ее за… Замучаешь, вот! Своим подходом к делу.

– Смейся-смейся. Но любой копеечный просчёт на этапе проектирования, – тут Макс зеркальным жестом поднял палец, – оборачивается миллионными издержками на этапе воплощения проекта в жизнь. Так что всё надо делать сразу правильно. Хотя проекты «Жена» и «Ребёнок» генпланом на ближайшую пятилетку не предусмотрены.

– Ты даже не зануда. Ты…

– …архитектор.

– Теперь это будет ругательным словом!

Макс хмыкнул и принялся снова за пирожное.

– Макс, а почему твои родители живут в Варшаве, а ты нет?

Он ответил ей изумлённым взглядом.

– Ты рассказывал в «Бориске»! – Кира ткнула его ногой под столом в мысок кеда. – После сегодняшнего… после всей этой мебельной порнографии с диваном ты просто обязан мне рассказать что-то интересное! Не о диванах. Расскажи о своих родителях. Почему ты не живёшь с ними? Или… тебе неприятна эта тема? – Кира вдруг почувствовала неловкость. А вдруг там какая-то семейная трагедия? – Извини, я не…

– Нет, всё нормально. Просто в двух словах не расскажешь.

– Отлично. Я как раз созрела еще до одной чашки кофе и пирожного. Хочу такое же, как у тебя.

Ниночка Смирнова познакомилась с красавцем Валерианом Мáлышем во время московской Олимпиады, где Ниночка была в числе волонтёров, а Валериан оказывал поддержку делегации польских спортсменов. Роман случился бурный и яркий. И короткий. Потом она уехала обратно в Ленинград. Потом он приезжал к ней. Потом… а потом они вынуждены были расписаться, потому что Нина забеременела. Их брак по документам продлился около года. По факту они никогда не жили вместе.

Они оказались слишком разными – вдумчивый и серьёзный, тихий, спокойный Валериан Мáлыш. И Нина Смирнова – горячая, прямолинейная, нетерпеливая. Их взаимное чувство загорелось ярко и быстро, но так же быстро и погасло. А сколько обидных слов они успели наговорить друг другу…

С отцом Макс познакомился, когда ему исполнилось десять. Именно тогда Валериан Мáлыш неожиданно появился в их квартире, после десяти лет присутствия в жизни сына только в виде алиментов – весьма щедрых, надо отдать должное.

Пан Мáлыш предложил Нине с сыном уехать с ним в Варшаву – в Польше умер его собственный отец, и Валериан решил оставить дипломатическую службу и вернуться на родину. Нет, он не предложил ей снова жить вместе. Он лишь пообещал помочь с обучением языку, получением гражданства, работой. И единственное, чего хотел – чтобы сын был рядом, в одной стране с ним.

Ниночка, точнее, к тому моменту уже Нина Фёдоровна Мáлыш, учительница русского языка и литературы обычной питерской школы, в одиночку воспитывавшая в течение десяти лет сына… Она отказалась. Гордая. И слишком обиженная.

Валериан Мáлыш уехал в Варшаву один. Но из жизни сына больше не исчезал. Он писал Максу письма, звонил, присылал подарки. В тринадцать Макс в первый раз оказался за границей – приехал в гости к отцу.

Макс тогда, да и после не задумывался – почему отца не было в его жизни так долго. Он был ребёнком, который сильно нуждался в папе. И Макс просто принял отца, запоздало появившегося в его жизни. Но ведь появился же? Это было самым главным.

Нина проявила мудрость и не препятствовала общению сына с отцом. И почти не ревновала, когда Максим приезжал из очередной поездки к отцу и рассказывал, что папа снова женился. Что скоро у него, Макса, будет брат или сестра. Простила. В конце концов простила. А потом и у нее самой случились перемены в жизни.

Переменам способствовал фирменный питерский гололёд, усталость и сумка с тетрадками с домашним заданием. Нина Фёдоровна поскользнулась, пыталась удержать равновесие, не выпуская из рук сумку. Почти упала, но была спасена от падения. Высокий рост, широкие плечи, обветренное лицо с резкими чертами и капитанские погоны. Спустя более чем пятнадцать лет Нина снова влюбилась. И снова с первого взгляда.

Михаил Андреевич Горенко, майор погранвойск, вдовец, один воспитывающий дочку Светлану и оказавшийся по случаю в Питере в командировке – вот кем оказался второй избранник Нины. Его ответные чувства и планы были по-военному просты. Жениться – и к нему, в Забайкалье. Всё упёрлось в одно. В шестнадцатилетнего Макса.

Поэтому случилась самая настоящая битва характеров и упрямств.

Максу понравился дядя Миша, будущий супруг матери. Он был нормальный мужик и даже не предпринимал попыток воспитывать уже взрослого, по его понятиям, парня. За что Макс был ему весьма благодарен. Но будущие супруги Горенко вознамерились забрать его с собой, против чего Макс возражал категорически. Потом подключился отец и заявил, что готов забрать сына к себе. Мальчику всё равно через год поступать, Варшавский университет – очень уважаемое учебное заведение, а польский, который Макс и так знал уже неплохо, за год можно еще лучше подтянуть. Взрослые спорили месяц. А потом Макс заявил, что лично он с места никуда не тронется. Ему шестнадцать, и он в состоянии сам принимать решения. Он остаётся в Питере, окончит школу и поступит здесь же в вуз. А если родители – оба! – не собираются поддержать его в этом решении, прежде всего финансово – он всё равно не уедет. Бросит школу, пойдёт работать дворником или грузчиком. Но из Питера не уедет.