Текст книги "Высокий берег"

Вступление.

Дождь лил весь день, не переставая. Он лил размеренными каплями, поблескивающими в свете фонарей, и оставлял на лужах затяжные пузыри. Дом в три этажа из темно-красного кирпича смотрел на широкую дорогу, ведущую в центр города, а двор его был спрятан в поросли тополей и сирени. Листья уже давно облетели и сейчас, размокшие от воды, они превращались в грязно-желтую жижу. Это был столетний дом, построенный еще до революции. Здесь такие дома называли «колчаковскими». Сюда селили военных белой армии, а в народе поговорили, что под одним из таких домов покоится пропавший клад Колчака.

Он явился раньше положенного срока и стоял под узким козырьком дома, сделанным, по большей части, ради приличия. Ботинки его растворились в глубокой луже, а спина вымокла насквозь. В положенное время дверь отворилась, и он вошел. Спустился по каменной неосвещенной лестнице и оказался возле входа в зал. Дверью служил плотный кусок красного бархата. Рукой он отодвинул занавес, и за ним влетели тысячи песчинок пыли, в свете ярких лучей они кружили, словно надоедливая мошкара.

Зал был вытянутый, прямоугольной формы, плотно заставленный столами для игры в покер. Он заметил свободное место в конце комнаты и присоединился к компании троих мужчин, лиц которых не запомнил. В таких заведениях не принято знакомиться, и он инстинктивно прятал глаза. Перебирал фишки, сбрасывал карты – игра не клеилась. От запаха подвальной сырости, смешенного с запахом перегара, дешевого одеколона и сигарет ему стало тошно. В надежде отвлечь себя, он начал оглядывать комнату. Ничего кроме печати порока, застывшего на лицах собравшихся, ему отыскать не удалось. «И я один из них», подумал он. Но продолжал сидеть.

Через три, а может четыре часа бездумного перекидывания фишек, ему стало казаться, что в противоположном конце зала сидят фигуры некогда знакомых ему людей. Сквозь густоту табачного дыма он разглядел вытянутое бледное лицо, обрамленное тяжелой копной светлых волос. По правую руку сидела она – болотная нимфа, зеленые глаза которой светились не хуже маяка. По левую руку – всегда улыбающееся лицо со вздернутым носом, а рядом – прямой, будто выточенный из камня облик белокурой девушки.

К выходу он направлялась ни с чем, потеряв время, не заработал ни копейки. Показавшийся ему знакомым стол был пустым. Фигуры людей растворились вместе с сигаретным дымом.

Дождь слегка моросил и по улице разливался сладчайший мокрый запах прибитой пыли и размокшей листвы. Он шел по ночному городу, фонари слепили глаза, а за ним неспешно неслись его призраки – видения, которые явились ему сегодня.

Домой он вернулся уже за полночь. Ветер, влетавший в открытое окно, подергивал занавески и наполнял комнату ночной прохладой. Ему не спалось. Закрывая глаза, он все сильнее погружался в прошлое: во времена удачи, алых рассветов и теплых ночей, наполненных любовью.

Прав ли был Сартр, говоря, что наше самосознание скрывается в глубине других людей? Он бы с ним согласился. Ведь мы состоим из бесконечной череды встреч с кем-то, воспоминаний о ком-то, кротких взглядов, брошенных на кого-то, невыполненных обещаний, данных кому-то, смеха, от чьих-то шуток, слёз, пролитых по кому-то, надежд, построенных с кем-то. Как бы мы ни старались казаться индивидуальными и особенными, в наших глазах всегда отражаются другие. Это незнакомцы, которых мы выбираем среди тысяч и миллионов других, чтобы вместе идти вперед, чтобы падать и спотыкаться. Кому-то улыбается удача, и они делят дорогу жизни с сильными, добрыми и честными людьми. Так повезло и ему. Уже начинало светать и от ощущения того, что в нем пребывает отражение каждого из них, ему стало легко и спокойно. Воспоминания вылетели в раскрытое окно и он, наконец, заснул.

Глава 1.

В начале девятого, когда солнце совсем скрылось за горизонтом, улицы освещали только редкие фонари да свет, льющийся из окон последнего этажа высотки. Район под названием Взлетка начали застраивать в девяностые годы, а в начале двухтысячных он приобрел статус нового бизнес центра города. На земле, где некогда располагался аэропорт, где после второй мировой войны хоронили пленных японцев и куда сливали остатки авиационного топлива, вырос район небоскребов, с рыночной ценой квартир за квадратный метр, не уступающей московским. Но вряд ли кого-то это бы смутило, ведь где только не находили свой последний покой заблудшие души, да и весь Красноярск был одним большим радиоактивным могильником. А авиационное топливо? Тьфу. Так может деревья будут расти выше, да трава зеленее? Но здесь не было ни парковых зон, ни цветущих аллей. Лишь череда высоченных каменных домов, изрешеченных узкими извилистыми тротуарами.

На последнем двадцать пятом этаже высотки располагалось три квартиры. Одна из них так и не была продана, вторую приобрел молодой бизнесмен из Екатеринбурга, чтобы не жить в отелях на время деловых встреч, за последний год он появился здесь всего лишь раз, дела не клеились, ну, а третья двухуровневая квартира принадлежала Максиму Бортнику – сыну олигарха Игоря Константиновича Бортника, некогда владевшему никелевой корпорацией “Сибирский никель», а сейчас строившего политическую карьеру в Москве.

Макс был натурой горячей, взрывной, любящей вечеринки. Квартира его стала пристанищем заблудших душ. Сюда не требовали приглашения, двери никогда не закрывались. Здесь всегда была еда и выпивка, место, где можно было прилечь, кресла, с видом на Красноярск, где можно неторопливо беседовать. Часть первого этажа занимали три стола с зеленым сукном для игры в покер, слева в углу была сцена – подиум с пианино и барабанной установкой, в центре стоял огромным п-образный диван, а напротив телевизор с диагональю в 75 дюймов, возле входа располагалась барная стойка, а все стены были заставлены книжными полками. Завсегдатаи его квартиры были и музыканты, и интересующиеся студенты, и золотая молодежь Красноярска; кто-то приносил домашних животных: собак, кошек, даже кроликов. В морозы к нему кто-то привел замерзающего старика, и он прожил у него целую неделю.

Сегодня квартира с улицы светилась пуще новогодней елки, гирлянды, словно звездная пыль осыпалась с небес. Макс праздновал своего двадцатипятилетие, и это была вечеринка, которой бы позавидовал даже сам великий Гэтсби.

Женя стояла возле подъезда и поглядывала на часы. Она подняла ворот пальто, пряча горло от ветра и поежилась, но скорее не от холода, а от осознания того, как неподобающе одета. Обычные джинсы, белая футболка и отсутствие макияжа. А вокруг сплошные блестящие от чистоты машины, туда-сюда снуют девушки на высоченных каблуках и в коротких юбках.

Скрип тормозов и старая девятка перекрыла вход в подъезд. Из нее вышел долговязый паренек, открыл капот, достал тележку и начал грузить туда ящики, ставя один на другой. Потом на минуту застыл, взгляд его упал на вмятое крыло, покрывшееся ржавчиной, он глубоко вздохнул и продолжил грузить.

– Мы никуда не опаздываем, – раздался сзади Петин голос. Он появился с сияющей улыбкой, которая никогда не покидала его лицо и на словах «дай помогу» подхватил тележку паренька и понёс по пандусу. Паренек от неожиданности вздрогнул, но со смиренным выражением на лице принял помощь.

– Последний? – спросил Петя, уже в лифте.

Паренек кивнул. Потом посмотрел на них с опаской и потрогал нагрудный карман куртки.

– Вы играть? – спросил он.

– Нет, – ответил Петя, – сегодня игр нет.

– Как? – Осел паренек. Он ведь только решился сесть за стол. Заходя в лифт, он надеялся только на то, чтобы за столом оказалось свободное место, а теперь все полетело к чертям. В его нагрудном кармане было двадцать тысяч, его последние деньги, которые он раздобыл, продав дедовский гараж.

Петя бодро похлопал его по плечу и добавил:

– Приходи на следующей неделе.

Двери лифта открылись с характерным звуком «дзынь». Площадка этажа больше походила на подъезд студенческой общаги, только чистый и без надписей на стенах. Дверь была настежь раскрыта, из нее лилась музыка, мигающий свет и люди. Они толпились возле входа, расползались по площадке, громко переговаривались, курили, били стаканы.

Увидев тележку с надписью Jack Daniels кто-то крикнул:

– Выпивка! – И все, подняв руки, кинулись к бедному пареньку.

– Идите к черту! – отбивался он от наглых рук.

Петя громко расхохотался, так комична была картина, словно Фауст отбивался парнишка от нахальных рук бесов, тянущих его в ад.

– Вот, держите, – он достал две бутылки из ящика и отдал толпе. – Остальное в дом.

– Петро дело говорит! – выкрикнул кто-то, и их пропустили.

Паренек тут же исчез, Петя в поисках выпивки пропал на полчаса.

Женя наблюдала за всем со стороны, как обычно. Бармен с сияющим лицом фокусника виртуозно подкидывал бутылки вверх, ловил их налету, поджигал выстроенные в ряд стопки, а девушки в коротких юбках, наклонившись вперед, выпивали их с закрытыми глазами.

Люди приходили и уходили, дверь не запиралась. Здесь были все: богатые отпрыски, хваставшие своими машинами; девушки, ищущие состоятельных покровителей; бесцельная молодежь, застрявшая на нескончаемых вечеринках; тщеславные студенты, желавшие завести нужные связи; тургеневские барышни, мечтавшие о принце; уставшие от скуки бытия богачи; простые работяги, наконец, получившие шанс повеселиться. Да и кого здесь только не было.

Вот высокий молодой человек в белом пиджаке поприветствовал едва знакомые лица, девушка с лучезарной улыбкой обняла его по-свойски, будто не видела несколько лет и грациозно упорхнула в толпу. А вот приземистый парень в очках запрыгнул на сцену к музыкантам, держа в руке стакан с расплескивающимся виски и как опытный танцор пошел «лунной походкой» под Billy Jean. По залу прокатился удивленный шёпоток: это ведь тот самый ведущий утренних новостей.

Здесь танцевали, пили, курили, как в последний раз. Шампанское стремительно бурлило в бокалах, текло по рукам от сотрясающихся тостов, губы расплывались в улыбках, а тела наполнялись теплом. Все вокруг было пропитано весельем и безмятежностью молодости.

– Держи, – сказал Петя, протянув бокал с шампанским.

– А у меня уже есть, – улыбнулась Женя.

– Извини, что так долго. Нигде не могу найти Макса.

Не прошло и минуты, как громко хохоча, подлетел сам хозяин торжества. Женя узнала его, она видела репортаж с ним на ТВК, он был счастливым обладателем БМВ M3 в черной матовой тонировке, с нижним обвесом и установленными решетками воздухозабора на капоте.

– Ну как тебе, дружище? – спросил Макс. У него была широкая улыбка, обнажая белая ровные зубы, она превращала глаза в узкие щелки.

– Собственно, всё, как и планировалась, я так понимаю. Хотя я думал, будет масштабнее. – Ответил Петя.

– Блин, а ведь я хотел пригласить акробатов, тех, которые делают пирамиду, знаешь, из четырех человек или восточную танцовщицу, – он покрутил бедрами, пародируя танец живота, – но Ленчик сказал, что все это фигня. – Он резко перевел взгляд на Женю, прищурил глаза. – Так это значит она? – спросил Макс, потирая руки. – Почему так долго ее прятал?

Петя молчал, будто вопрос был риторический. Но Макс продолжал смотреть, Женя смотрела ему в ответ. Лицом он совсем не походил на сибиряка. Здешние лица, округлые, щекастые с большими глазами и ртом. У него же был четко очерченный прямоугольник лица с высокими скулами, дворянин не иначе. Эдакий потомок английских лордов, волею судеб очутившийся в заснеженной Сибири. У него были зеленые глаза, широкие чуть вздернутые брови русого цвета. От него исходило тепло, но все, что Женя знала о нем, а именно: то, что он всего лишь богатенький сынок, не обремененный жизнью, прославившийся только тем, что владеет какой-то эксклюзивной машиной; сформировало у нее скорее отрицательный образ и она с большим равнодушием ответила:

– Просто я не очень общительна.

Макс расхохотался, закинув голову вверх. Смех его был звонкий раскатистый.

– Такая ты хорошенькая, как маленький птенчик. – Он без церемоний обнял ее и, чуть подняв вверх, начал кружить. – Со мной-то ты будешь общаться?

Она густо покраснела, но, не пряча глаза, продолжала смотреть на него с каким-то вызовом.

– Не обращай на него внимания, – сказал Петя. – Он со всеми себя так ведет.

– Ладно, ребятки, веселитесь, сейчас начнется шоу. И осторожнее, приближается акула. Смотри, птенчик, как бы тебя не съели.

– Почему ты так поздно? – Раздался сзади низкий женский голос. Из толпы появилась Марина – статная высокая блондинка с длинными по пояс кудрявыми волосами и пышной высокой грудью. Она запрыгнула на подоконники, кокетливо сложила ногу на ногу и предпочла не замечать Женю.

– А куда спешить? Макс даже не начал своего шоу.

– Действительно, как такое пропустить, – голос ее звучал беззвучно. – Репетировал больше месяца. – Тут Марина повернулась в сторону Жени и, задрав голову еще выше, подозрительно посмотрела на нее, на лице ее читался вопрос: «Что застыла здесь, как дерево?» Женя бегала глазами по залу, делая вид, что не замечает этого.

Тут Петя сообразил – пауза изрядно затянулась, и, наконец, представил девушек друг другу:

– Это Женя. А это Марина.

Каждая из них заочно знала друг друга, но только Марина решила озвучить это вслух:

– Так значит ты его студентка? – спросила она.

– Уже нет, Петя у нас больше не преподает.

– Петруша, будь добр, освежи, – Марина подняла бокал и постучала по нему указательным пальцем. Ее руки все были увешены кольцами из серебра уже состаренного с причудливыми узорами и завитками, а ногти носили на себе маникюр за несколько тысяч рублей.

Женя представила своего отца, который сейчас за тысячи километров где-то в заснеженной Дудинке, кладет оледеневшими от мороза руками шпалы одну за другой, и в белоснежной дымке не видно ни начала, ни конца. Какие разные у людей жизни, подумалось ей.

– Он не для тебя, – сказала Марина.

– Кто?

– Петя, глупая.

Возмутительно! Женю даже передернуло от такой наглости.

– А твое какое дело?

Марина рассмеялась, и тут Женя поняла, почему «акула», ее длинный рот обнажал и верхний, и нижний ряд зубов полностью, при этом лицо как-то заострялось.

Блондинка сложила ноги в позу лотоса и чуть наклонилась к Жене.

– А у тебя, оказывается, есть голос.

– Оказывается, есть, – передразнила ее Женя.

– Это просто совет. По-дружески.

Женя смерила ее взглядом, пробежалась глазами сверху вниз, и ничего не ответила.

– Не глупи, – сказала Марина, – Пошли лучше танцевать, – она спрыгнула с подоконника и схватила Женю за руку.

Но тут музыка стихла, все застыли в ожидании, переглядывались с немым вопросом в глазах. На сцену лихо запрыгнул Макс, и, выдернув микрофон из стойки, закричал, протягивая слова:

– Как настроениееее, ребяяяяткииии?

Все подняли руки и громко закричали в разнобой: кто – супер, кто – класс, и крик слился в одно непонятное мычание.

– Отличнооооо, тогда начинаем!

Защипали струны электрогитары резкими цепкими движениями, подключились барабаны, энергично выбивая ритм. Макс властно схватил микрофон обоими руками, склонился над ним так, что было не видно его лица, и низко с хрипотцой произнес: one, two, three, two, two, three. И мелодия заволокла, стала походить на что-то африканское, вгоняющее в транс. Они играли кавер love is blindness, U2.

У Макса был глубокий голос, переходивший на хрип, когда он брал низкие ноты. Кому он пел о любви – ослеплении? Толпа раскачивалась в ритм, словно на шаманской сходке. Женя не заметила, как стала частью этого оккультного действа.

Дальше был Temtation.

Rusted brandy in a diamond glass

Everything is made from dreams

Зал взорвался аплодисментами и начал скандировать вместе с Максом. Откуда все они могли знать текст богом забытой песни уже непопулярного джазмена Тома Уэйтса?

Его голос прорывался из глубин чего-то мужского, он был красив, артистичен, и не было в зале девушки, не очарованной им.

Концерт длился час с небольшим, потом Макс спрыгнул со сцены и растворился в толпе. Живая музыка сменилась диджейскими миксами.

Женя давно потеряла всех из виду, и сейчас, заметив свободное кресло у окна, села и вытянула усталые после танцев ноги. Смотрела, как вдали горели огни над Енисеем, и тускло светил месяц.

– Это ведь вы ехали со мной в лифте? Роман Пичугин, – паренек неожиданно появившийся из-за стены, протянул руку и провалился в кресло, что стояло рядом. Он был изрядно пьян. Слишком быстро почувствовал себя частью компании и ни в чем себе не отказывал.

– Случайности не случайны. – Сказал он. – Как тут не поверить в судьбу?

– Отчего же? Я верю. – Ответила Женя.

– Нет, ты только подумай, я ведь пришел играть, понимаешь? Хотел все поставить, вот прям все. Я ведь гараж дедовский продал. А тут праздник, и никаких игр. Думаешь, проиграл бы?

– Этого мы уже не узнаем. – Ответила Женя и глубоко зевнула.

– А я вот думаю, спустил бы все, к чертям. – Наклонившись, он почти шепотом произнёс, – так что, как говорится, судьба отвела. – Видимо боялся, что судьба может его услышать.

Он на секунду отключился, затем резко вскочил и огляделся вокруг.

– Дааа, – протянул он, – вечеринка, что надо. Когда мне было 25, я за гаражами бухал. А этот малец вот какой праздник забабахал. Это на играх так заработать можно?

– Понятия не имею.

– Да знаю я, знаю. Папаша его денег отвалил, это ж ясно. А вот кем бы он был, не будь у него ни гроша?

– А какое значение это имеет? Ты у него дома и пьешь его виски.

Он посмотрел на стакан замутненными глазами, и кивнул.

– Я тебе вот, что скажу, парень он может и отличный… – Пичугин остановился, захлопав глазами, как старая сова. Пошел к черту этот Пичугин, подумал Женя и ушла не сказав, ни слова. Он вопросительно свел брови, пожав плечами, провалился в кресло и громко захрапел.

Кто-то сзади налетел на нее и угодил локтем в поясницу, так что Женя отлетела на метр вперед прямо в объятия парня в белом пиджаке. Тот держал в руках по бокалу с шампанским. Шампанское липким пятном затянуло ее футболку, чудесным образом, не оставив на его пиджаке ни следа. Все вокруг начали хохотать.

– Снимай футболку, – крикнул кто-то позади.

– Пошли танцевать, – липкие руки тащили ее в центр зала.

Она ответила, что устала и, вообще, недостаточно пьяна для танцев, тогда ей начали пихать шоты один за другим. Она выпила первый только, чтобы не выделяться, остальные как-то сами собой оказывались у неё в руке. Заиграла песня Отель Калифорния, и парень, что толкнул ее, схватил за руку и притянул к себе. В темноте она не видела его лица, но запомнила запах шеи – запах мыла, такой редкий, когда все вокруг пахли гелем для душа. Какой же долгий проигрыш у этой песни. И его губы оказались на ее шее, потом спускались ниже и поднимались к ее губам. Она не сопротивлялась, это казалось слишком закономерным.

Она проснулась в кресле. Левая рука жутко затекла, она убрала голову девушки, лежавшей на ней, и на удивление быстро встала. Желудок был спокоен, и голова не кружилась. Вечеринка подошла к концу, музыка стихла, и только в углу парень тихонько перебирал струны гитары, зал почти опустел, а оставшиеся люди, кто спал на полу, кто переговаривался, допивая последние капли шампанского и виски.

Она сделала несколько шагов, голова резко потяжелела, и желудок скрутило. Туалет был занят. Она барабанила по двери, что есть сил, но никто не отвечал. Никаких недовольных возгласов: «Занято». Вот бы на втором этаже было открыто. Она поднялась по широкой винтовой лестнице, свет не горел, и только в конце коридора сквозь приоткрытую дверь пробивалось легкое свечение. Наверняка, кто-то забыл задернуть шторы, и сейчас лучи лунного света мягко освещают комнату. Она шла наощупь к двери, в надежде найти выключатель. И по мере приближения, стали доноситься какие-то звуки: то ли всхлипы, то ли вздохи. Она приоткрыла дверь, и увидела, как на кровати лежит Макс. Поза его была странной: колени подогнуты к груди, руки убраны за голову, будто он накрывался от чьих-то ударов. Она подошла ближе – губы плотно сжаты, шея и лицо покрыты потом, а тело бьет судорога.

– Эй, – крикнула она, – с тобой все нормально?

Потом толкнула его раз, второй, третий. Но он продолжал лежать, сотрясаясь от судорог и сильнее вжимаясь в кровать. Может он что-то употреблял? Она перевернула мусорное ведро, но ничего кроме разорванных листов бумаги и фантика от конфеты не нашла.

Бригада скорой приехала быстро, не прошло и десяти минут. Тучная высокая женщина переваливалась с ноги на ногу, проходя мимо валяющейся пьяни, и глазом не повела, а щуплый паренек семенивший за ней, растерянно крутил головой.

Увидев лестницу, врач недовольно цокнула и начала медленно подниматься.

– Открой окно, милочка, – приказала она. Потом, оглядев комнату, заметила на столе шприц-ручку, взяла ее в руки и спросила:

– Диабетик?

– Я не знаю, – растерянно сказала Женя.

– Понятно. Ну-ка, – бросила она пареньку, пытаясь разогнуть руку Макса, – помоги мне. Держи его за запястье.

В первый раз глюкометр ничего не показал. Они не торопясь, проделала процедуру снова, и снова ничего.

– Сломали что ли? – Паренек потряс прибор.

– Сахар видать слишком низкий. Доставай глюкозу. А ты, – обратилась она к Жене. – Прижми ему руку вот здесь. – Женя уперлась двумя руками, но Макс все равно дергался, – Коленкой давай. – Сказала она по-житейски. – Никакой дисциплины сейчас у этих диабетиков.

Через пару минут Макс стал открывать глаза, медленно, словно только родившийся котенок.

– Как зовут? – спросила врач.

– Максим.

– Фамилия?

– Бортник.

– Сколько лет?

– Двадцать пять. – Сказал он уже более отчетливо, протер глаза и добавил, – сегодня исполнилось.

– Будь внимательным, и сходи к своему эндокринологу, – А ты, обратилась она к Жене, – сделай-ка ему чая сладкого.

Макс никакой чай пить не стал. Что-то бубнил, будто под кайфом, смотрел в потолок пустым взглядом. Потом выпив полбутылки колы, поднялся с кровати, снова сел, положил руки на колени и уставился на нее.

– Ты ведь мне жизнь спасла, – сказал он так серьезно, будто репетировал сцену из фильма Рокки.

– Это врач спасла.

– Как тебя зовут?

– Женя, – сказала она. Конечно же, он ее не запомнил. – Петя нас вчера познакомил.

Он нахмурил брови, изображая мыслительный процесс, потом вскинул руки и почти прокричал:

– Точно. Птенчик.

– А я читала «Сахарную болезнь» Пучкова, – сказала Женя, – он выиграл премию Дебют.

– И что это за книга?

– Про парня, у которого диабет.

– Хорошая книга?

Женя кивнула. И ведь, правда – совпадения не случайны.

– Петя говорил, ты устраиваешь игры в покер? – спросила она. Голос ее подрагивал.

– Да, каждый четверг и субботу. Хочешь сыграть?

Женя стояла к нему спиной, и, развернувшись с опущенными вниз глазами, равнодушно произнесла.

– Я бы попробовала.

– Отлично, – сказал Макс, – тогда приходи завтра. Я придержу для тебя место.

И когда она уже уходила, добавил совсем невзначай:

– Буду признателен, если эта история останется между нами.

– Не переживай, я совсем не болтлива. – И обернувшись, с улыбкой сказала. – Отличная была вечеринка.

Макс откинулся на подушку и весело подумал: толи еще будет.

Глава 2.

На улице было сухо и ветрено. Листья кружили под ногами, образовывая воронку, а затем разбегались и неслись дальше. Красноярск утопал в желтизне. Центр города с его двух и трехэтажными домами в стиле модерн, умело отреставрированными, создавал ощущение прогулки по европейским улочкам, и лишь когда улица внезапно обрывалась, и взору представал могучий ярко синий Енисей, только тогда можно было понять – такой бескрайний размах может быть только в Сибири. Енисей всегда неистово бежал, почему-то не создавая у жителей города желания также быть в движении. Здесь не было нормальных дорог, а знаменитая Транссибирская магистраль казалась слишком далекой.

Не так давно железнодорожный вокзал в очередной раз отреставрировали, потратив не один миллиард рублей, и соорудив зелено-белое подобие дворца с огромным львом в центре привокзальной площади. Петя проходил мимо, разглядывал уже потемневшую скульптуру, и на ум ему пришла лишь одна мысль: отчего на гербе сибирского города изображен лев, отчего эти львы повсюду и почему в центре города уже давно соорудили свой маленький красноярский Биг-Бен? Почему сибиряки не хотят быть сибиряками?

Пешком он дошел до дома кино, где они должны были встретиться с Женей. Здесь они собственно и познакомились. Не на лекции, как предполагалось. Женя посетила его семинар о «Методологии исторического познания» всего раз.

Весной кинотеатр начал проводить показы под названием «Легенды мирового кино». На скрипучих деревянных стульях обычно сидели не больше десяти человек. «Империю чувств» досмотрели всего два человека. Так в разговорах о кино и совместных кинопросмотрах началась их дружба.

– Не думал, что придешь. – Сказал Петя.

– Почему это?

– Подумал, будешь дома валяться, после вечеринки.

Они зашли в здание, и Женя остановила его на входе в зал.

– А ты идешь сегодня к Максу?

– Сегодня? – спросил он, снимая куртку, – может, вечером зайду. Но скорее всего, нет. Я должен встретиться с деканом. А что такое?

Женя пожала плечами и отвела в сторону глаза.

– Макс сказал мне приходить сегодня, но если честно, я как-то очень нервничаю. Я никого там не знаю.

– Поверь мне, это к лучшему.

– Ты думаешь?

– Но если хочешь, можем прийти вместе в четверг.

– Он сказал приходить сегодня.

– Просто это ближайшее время игры. Нет разницы, сегодня ты придешь или в четверг.

Женя подумала, что к четвергу Макс совсем про нее забудет.

Они посмотрели «Забриски пойнт», оба без энтузиазма, и потом разошлись по разным остановкам. Еще долго она сидела на скамейке, не решаясь сесть в нужный автобус. Потом посмотрела на часы, без четверти шесть. Всего лишь шесть часов. Во сколько начинается игра? Она не спросила у Пети. Наверное, идти еще рано. И она снова села. Прошло еще пять минут, небо начинало затягивать тучами. Пора, уже точно пора и снова встала. Она зашла в автобус, и когда двери закрылись, поняла, что этот маршрут идет домой, а не к Максу. Не знак ли это? «А, к черту!» – подумала она и вышла на следующей остановке, пересела в 77, который ехал до Взлетки, и уже в половине седьмого стояла у дверей.

Звонок, как будто не работал, она постучала несколько раз, но никто не открыл. То, что дверь здесь никогда не запирали, она еще не знала.

Все внутри было по-другому при свете дня. Атмосфера вокруг была скорее студенческая, нежели азартная. Было не так много людей, как на вечеринке, но ее никто не замечал. Она облокотилась о стену возле барной стойки и стала наблюдать за игроками. Возле столов толпились люди, и ей мало, что удавалось разглядеть. В кармане у нее было две тысячи четыреста рублей – вся стипендия. Она надеялась лишь на то, что попадет за стол, где блайнды будут не больше тридцати рублей.

– Ты пришла! – за спиной раздался возбужденный голос. Он крепко обнял ее, когда она повернулась. – Пойдем, – и потащил за руку, не дождавшись приветствия. – Ленчик, выдаст тебе фишки, и ты сможешь играть. Я, конечно, ждал тебя раньше, сейчас уже набежал народ, но это ничего, я посажу тебя на самое лучшее место.

Женя одернула руку и прошептала:

– Подожди. – Хотя вокруг стоял галдеж.

Он остановился, и обычная улыбка сошла с губ. Лицо его стало растерянным.

– Что случилось? – таким же шепотом спросил он.

– Какие здесь блайнды?

Глаза его округлились, будто он не понимал, о чем его спрашивают.

– У меня с собой немного денег.

– Это совсем неважно, птенчик. Ленчик выдаст тебе хороший стек, чтобы ты могла не жаться. – И он снова потащил за руку.

Ленчика не было на месте, он выругался, и сам выдал фишки.

– Этого должно хватить, чтобы не выделяться, но и не жаться.

Она взяла фишки, вид у неё был такой, будто ей подарили щенка, милого маленького щенка. Но щенка она совершенно не хотела, а хотела новенький двухколесный велосипед. Он увидел это и сказал:

– Не переживай, услуга за услугу.

– Сколько здесь?

– Пятнадцать тысяч, моя жизнь немного стоит. – И громко рассмеялся.

Она должна была что-то сказать, но не могла. Вместе они прошли к самому дальнему столу.

– Так, ребятки, – он взял стул и поставил его рядом с дилером. – У нас новый игрок. Вот этот птенчик, – все повернулись, чтобы посмотреть.

– Твоя новая подружка? – спросил один.

– Неет, – протянул другой. – Она не в его вкусе.

Весь стол громко захохотал, и с соседних столов донеслись вопросительные возгласы.

– Не обижайте ее, – сказал Макс, и вокруг стола сомкнулись люди, игра для нее началась.

Раздача за раздачей она скидывала карты, боясь сама не зная чего. Стек ее таял. Она до конца не понимала, как ей вообще хватило смелости прийти сюда. Она была скорее книжным червем, но не искательницей приключений, наблюдавшей жизнь, но не участвовавшей в ней. Она путешествовала в своем воображении, и была уверена, что это намного интересней самой жизни. Кто сидел тогда с ней за столом? Какие-то парни, грубые, озлобленные, мерзкие. Ей хотелось встать с этого чертова стула, убежать, и никогда больше не видеть никого из них. Но ей было страшно даже пошевелиться, поэтому она сидела и терпела.

– А птенчик то играть умеет? – спросил кто-то из толпы, склонившейся над столом. – Или она просто, как украшение сидит?

– Да, освободила бы уже место.

Все рассмеялись, Женя нервно хихикнула. Парень, сидевший напротив, сделал ререйз, перебивая ставку сидящего перед ним. Она коллировала из дальней позиции. Он удивленно поднял брови и округлил рот. Женя чуть нахмурилась и распахнула свои и без того большие глаза, надеясь, что ее лицо покажется ему испуганным. Бедная дурочка, гордость, которой задел какой-то проходимец, зевака. Остальные скинули карты. На флоп пришли туз, семерка и девятка. Ее противник сделал ставку размером с банк. Наверняка, у него туз, и какая же дурость колировать сейчас, ведь туза то у неё не было. Но она сдвинула половину своих фишек в общий банк. Он посмотрел на неё, недоверчиво щуря глаза, но ничего не сказал.

– Ты можешь перебивать его ставку, – выкрикнул опять кто-то из толпы. – Если у тебя хорошие карты. – И опять все вокруг разразились смехом, она уже не смеялась.

На терне выпал король. Он опять сделал ставку размером с банк. Женя коллировала, у неё больше не оставалось фишек. Открыли ривер – семерка. Он швырнул дилеру свои карты рубашкой вниз. Туз и король. У него было две пары. И теперь довольный собой, он откинулся на спинку стула, сложив руки за головой.

– Этого недостаточно, – произнесла Женя. И это были ее первые слова за столом.

Он дернулся и сел прямо. Она открыла двух королей.

– Фул хауз на королях и семерках.